Опасения в связи с использованием Москвой нефти и газа для достижения определенных целей возникают прежде всего у Восточной Европы
Когда на прошлом неделе НАТО собралось в Бухаресте на саммит, президент Эстонии Тоомас Илвес привел цифры, которые кое-что говорят о сегодняшней российской внешней политике: за прошлый год Россия не менее 41 раза использовала свои энергетические поставки для достижения политических целей в отношениях с другими государствами. Сейчас для альянса самое время всерьез заняться этой темой, подытожил Илвес. «Мы не можем сказать, что это не дело НАТО, поскольку речь не идет о стрельбе или танках».
Это заявление Илвес сделал не на самом саммите, а на конференции, которая проходила параллельно с встречей 26 глав государств и правительств. И это не было случайностью. Уже на протяжении нескольких лет восточноевропейские союзники при поддержке Америки указывают на то, что прерывание поставок нефти и газа может представлять собой угрозу безопасности первой степени, но эта позиция не разделяется всеми членами альянса. Многие страны Западной Европы, в том числе и Германия, считают, что НАТО может вмешиваться только в исключительных случаях, и то как действующее лицо третьего плана – после самого государства и международных организаций.
При этом энергетическая безопасности должна быть огромным полем деятельности в рамках военного альянса. Но именно это и представляет собой часть проблемы. Многие высокопоставленные политики осознают, что скоро эта тема может превратиться в дебаты о «крови за нефть». «Но что на самом деле обозначает энергетическая безопасность? – вопрошает один дипломат. – Значит ли это, что мы должны занять нефтяные месторождения в Нигерии? Или отправить в Москву танковую дивизию, чтобы открыть газовые вентили, если Москва их закрутила?» На семинаре, который с некоторых пор проводит НАТО, представители таких нефтяных компаний, как Shell и BP, осведомились, думает ли альянс в этой связи о статье 5 – то есть о том, что в случае прекращения поставок энергоресурсов НАТО должно прибегнуть к ответным действиям, экономическим или даже военным. Они не получили ответа на свой вопрос, поскольку подобные щекотливые вопросы в комитетах брюссельской штаб-квартиры альянса еще не обсуждались.
Еще большим сдерживающим фактором становится расхождение в интересах среди союзников, которые редко всплывают во время публичных дебатов. Например, Польша, которая практически полностью зависит от российских нефтегазовых поставок, уже давно требует создания так называемого «энергетического НАТО», чтобы в случае прекращения поставок получить возможность прибегнуть к резервам союзников.
В Западной Европе это воспринимается как несколько одностороннее распределение нагрузки, поскольку ни одно восточноевропейское государство не входит в состав Международного энергетического агентства (МЭА), которое обязывает своих членов поддерживать запасы нефти и нефтепродуктов на уровне, эквивалентном потребности на 90 дней. «Это дорого», – говорит один дипломат, в конце концов, содержание резервов приходится финансировать за счет более высоких налогов, цен на электричество и бензин. Германия держит запасы, эквивалентные 120-180 дням. Что касается газа, по нему нет подобных соглашений, но и здесь можно делать запасы и в случае необходимости на какое-то время перейти на уголь или нефть.
Но и среди западных союзников нет единого мнения. Поскольку для американцев речь в первую очередь идет о том, чтобы держать открытыми пути снабжения. «По сути, они хотят одного: чтобы не был заблокирован Ормузский пролив», – сообщают дипломаты, имея в виду пролив в Персидском заливе, по которому экспортируются большие объемы ближневосточной нефти.
А поскольку Иран постоянно грозит закрыть или даже заминировать такой важный в стратегическом плане морской путь, Вашингтон считает, что НАТО должно охранять танкеры. Многие западные европейцы спрашивают со своей стороны, почему вообще в альянсе ведутся подобные дискуссии, ведь вопросами энергетической безопасности занимается вообще-то ЕС. То, что Еврокомиссия выступает за более широкое применение альтернативной энергии и, кроме того, хочет развести производителей и сетевых потребителей, связано не только с климатическими изменениями или высокими ценами на электричество, но должно также снизить зависимость Европы от России.
В общем и целом, здесь также всплывают на поверхность различия в установке приоритетов, что все чаще случается внутри альянса, в который сегодня входит уже 28 государств: государства Восточной Европы, которые ищут в альянсе прежде всего защиты от России, рассматривают энергетическую безопасность (аналогично с защитой от кибератак) как вопрос выживания. Американцы, со своей стороны, мыслят глобальными категориями, которые лишь частично связаны с проблемами энергетического снабжения Европы. А в странах Западной Европы, в том числе и среди немцев, распространено мнение, что вопросы, связанные с энергетикой, следует решать посредством рынка и поэтому все это должно быть для военного альянса второстепенной темой.
В Бухаресте эта позиция нашла свое отражение в том, что только несколько общих фраз вошло в заключительно коммюнике саммита. Альянс уделит более пристальное внимание таким вопросам, как информационный обмен, международное сотрудничество, помощь при катастрофах, поддержание стабильности и защита находящейся в критическом состоянии инфраструктуры. Об этого говорилось на последней странице документа. Так что, по словам дипломатов, договорились лишь о «шелухе».
Больших прорывов ожидать не приходится. В качестве примера можно привести тот факт, что НАТО может готовиться оказывать помощь в случае терактов или катастроф, чтобы восполнить нехватку запасов конкретной страны. В распоряжении альянса находится гигантская система нефтепроводов, которая поможет осуществить это.
Таким образом, самым конкретным вкладом альянса в безопасность энергообеспечения в ближайшем будущем останутся меры, которые на самом деле преследуют совсем другие цели. В Средиземном море НАТО в течение нескольких лет проводит военную операцию, которая является такой же неприметной, как и ее название: миссия Active Endeavour («Активное усилие») была начата после терактов 11 сентября 2001 года. В этом регионе патрулируют военные корабли и сопровождают торговые суда через пролив Гибралтар, чтобы предотвратить теракты. Террористы до сих пор не попадались – но дополнительным эффектом операции стало то, что страховые премии, которые нефтяные танкеры платят за проход по Средиземному морю, снизились на 20%.
Николас Буссе
Комментарии