Схема поставок российской нефти в Европу

«Нефть России»: Проблем с прокачкой российской нефти через Украину в европейские страны в связи с предлагаемыми Киевом дополнительными условиями не будет, заявил журналистам во вторник вице-премьер РФ Игорь Сечин, передает РИа «Новости».

Ниже приводится справочная информация о схеме поставок российской нефти в Европу.

«Дружба» — крупнейшая в мире система магистральных нефтепроводов. Построена в 1960-е годы предприятием Ленгазспецстрой для транспортировки нефти из Волгоуральской нефтегазоносной провинции в страны народной демократии Восточной Европы.
Маршрут нефтепровода проходит от Альметьевска через Самару, Брянск до Мозыря, затем разветвляется на 2 участка: северный (по территории Белоруссии, Польши, Германии, Латвии и Литвы) и южный (по территории Украины, Чехии, Словакии и Венгрии). В систему входит 8900 км трубопроводов, 45 насосных станций, 38 промежуточных насосных станций, резервуарные парки которых вмещают 1,5 миллиона кубических метров нефти. По нефтепроводу в страны «дальнего зарубежья» ежегодно экспортируется 66,5 миллиона тонн, в том числе по северной ветке — 49,8 миллиона тонн.

Балтийская трубопроводная система (БТС) — система магистральных нефтепроводов, связывающая месторождения нефти Тимано-Печерского, Западно-Сибирского и Урало-Поволжского районов с морским портом Приморск. Оттуда нефть поступает в Роттердам — главный центр нефтеторговли и переработки в Европе.
Первая очередь Балтийской трубопроводной системы, спроектированная и построенная отечественными специалистами, была успешно введена в эксплуатацию в декабре 2001 года. Это позволило создать новое независимое российское экспортное направление по транспортировке нефти через новый специализированный морской порт Приморск производительностью 12 миллионов тонн нефти в год. Впоследствии мощность БТС в короткие сроки последовательно наращивалась — до 18, а затем до 30, 42, 62 миллионов тонн. К концу 2006 года Приморск уже был способен переваливать в танкеры около 75 миллионов тонн нефти.
В настоящее время Приморск — крупнейший в России порт по отгрузке нефти на экспорт. В ближайшей перспективе его мощность может быть увеличена до 120 миллионов тонн.

Балтийская трубопроводная система — 2 (БТС-2) — проектируемая система магистральных нефтепроводов, которая позволит связать нефтепровод «Дружба» с российскими морскими портами на Балтийском море по маршруту Унеча — Великие Луки — Усть-Луга (с ответвлением на Киришский НПЗ компании «Сургутнефтегаз»).
В рамках проекта БТС-2 предусматривается строительство магистрального трубопровода общей протяженностью 998 км мощностью 50 млн тонн нефти в год.
Трасса нефтепроводной системы пройдет по территории Брянской, Смоленской, Тверской, Новгородской, Ленинградской областей. Мощность первой очереди трубопровода — 35 млн тонн нефти в год, с возможностью строительства в будущем ответвления на порт Усть-Луга мощностью 15 млн тонн нефти в год.
Окончание проекта запланировано на декабрь 2013 года.

Каспийский трубопроводный консорциум (КТК) — международная акционерная компания, построившая и эксплуатирующая нефтепровод КТК, который соединяет месторождения Западного Казахстана (Тенгиз, Карачаганак) с российским побережьем Черного моря (терминал Южная Озереевка около Новороссийска).
Из российского порта нефть транспортируется танкерами через турецкие проливы Босфор и Дарданеллы. Нефтепровод протяженностью около 1510 км и пропускной способностью 28,2 миллиона тонн в год введен в эксплуатацию в конце 2001 года. Проектная пропускная способность была достигнута к середине 2004 года. К 2005 году пропускная способность нефтепровода была увеличена до 32 миллионов тонн в год.
Изначально проект разрабатывался с таким расчетом, что его пропускная способность при соответствующей реконструкции может быть увеличена примерно до 67 миллионов тонн нефти в год. Для этого необходимо построить новые перекачивающие станции, нефтехранилища на терминале в районе Новороссийска и установить еще одно выносное причальное устройство.
В 2007 году в России и Казахстане приступили к разработке условий и положения пакетного соглашения по проекту расширения трубопровода «Тенгиз-Новороссийск». Причем, предполагалось, что часть нефти (около 17 миллионов тонн только из Казахстана) пойдет по планируемому нефтепроводу «Бургас — Александруполис» (Болгария — Греция) в обход турецких проливов. Однако сроки практической реализации данного проекта пока неясны. Более того, и сама перспектива увеличения пропускной способности нефтепровода «Тенгиз-Новороссийск» сегодня под вопросом. Основные причины — отсутствие гарантий «большой нефти» с шельфа Каспийского моря, снижение глобального спроса на нефть и др.

Трансбалканский трубопровод (нефтепровод Бургас — Александруполис) — планируемый к строительству нефтепровод в обход проливов Босфор и Дарданеллы. Маршрут нефтепровода пройдет от болгарского города Бургас на берегу Черного моря до греческого Александруполиса на берегу Эгейского моря. Трубопровод должен разгрузить находящиеся под контролем Турции проливы, соединяющие Черное и Средиземное моря. Планируется, что по данному трубопроводу будет поставляться российская нефть с морского терминала в Новороссийске, в Бургасе перегружаться с танкеров, далее по трубопроводу будет поступать в Александруполис, где вновь будет грузиться на танкеры. Протяженность нефтепровода — 285 км, пропускная способность — 35 миллионов тонн в год с возможностью расширения до 50 миллионов тонн. России будет принадлежать 51,7% акций консорциума по управлению трубопроводом, Болгарии и Греции — по 24,15 %.

Ресурсный пылесос

Эксперт: Развитие отношений с Россией попадает в вектор долгосрочной ресурсной политики КНР, которая пытается обеспечить себе прямой доступ к ресурсам по всему миру — с помощью своей разработки, участия в акционерном капитале компаний, в собственности которых находятся месторождения, или — в случае невозможности первых двух вариантов — заключения прямых долгосрочных контрактов. Таким образом Китай уже работает в Австралии, Казахстане и Африке.
 

Дракон переваривает Африку

Внешнеторговые интересы Китая ярче всего проявляются в Африке, где природные ресурсы все больше оказываются под контролем китайских компаний. Когда в середине 1990−х годов китайское правительство впервые заинтересовалось африканскими ресурсами, объем торговли Китая со всем Черным континентом был в районе 5–6 млрд долларов. В 2003 году эта цифра выросла до 18 млрд, а к 2008 году достигла 100 миллиардов. Сегодня практически во всех африканских странах отмечается заметное экономическое присутствие Китая. В «медном поясе» Замбии и Демократической Республики Конго (ДРК) расположены одни из самых быстрорастущих чайнатаунов в мире. Судан, который по политическим причинам на протяжении десятилетий находится вне зоны доступа западных нефтяных компаний, стал одним из ключевых поставщиков нефти на китайский рынок: каждый день в КНР отгружается 600 тыс. баррелей суданской нефти.

При этом китайское присутствие в Африке не ограничивается одной торговлей. В обмен на доступ к природным ресурсам африканских стран Пекин инвестирует в строительство дорог и морских терминалов, школ и больниц, жилья и производственных мощностей. Китаю важно формирование благоприятной для себя операциональной среды, и это сильно отличает его стратегию от стратегии большинства западных ресурсных компаний, работающих в Африке часто в огороженных колючей проволокой поселках под охраной многочисленных частных армий.

В Анголе и Мозамбике китайские компании строили дороги, разминировали поля, модернизировали порты и восстанавливали железные дороги. В столице Эфиопии Адис-Абебе и столице Кении Найроби благодаря китайским инвестициям реализуются многочисленные строительные проекты. В апреле 2009 года Китай и ДРК подписали соглашение о крупнейшей сделке, которую Пекину удалось заключить в Африке. В рамках программы технической помощи Китай создаст в Конго инфраструктурных объектов на 6 млрд долларов. Китайские специалисты построят 4 тыс. километров автомобильных и 3 тыс. километров железных дорог, 32 больницы, 145 поликлиник и два университета. Еще 3 млрд долларов будут потрачены на инвестиции в промышленность. Благодаря сделке Китай получит 10 млн тонн меди и 400 тыс. тонн кобальта ежегодно и надеется, что инвестиции полностью окупятся за десять лет.

Еще одна особенность китайской экспансии — отсутствие со стороны Пекина неудобных вопросов о правах человека, реформах и демократии, чего требуют от своих африканских доноров кредиторы в МВФ, Всемирном банке, странах Европы или в США. Самый яркий пример тому — Гвинея. В то время как на Западе с ужасом смотрели на подавление гвинейской хунтой демонстраций протеста, в Пекине было объявлено, что КНР планирует усилить свое экономическое присутствие в этой стране. Через зарегистрированный в Гонконге China International Fund китайские власти намерены вложить как минимум 4,4 млрд долларов (в будущем эта цифра может вырасти до 7 млрд) в строительство портов, железных дорог, электростанций, недорогого жилья и даже нового делового центра в столице страны Конакри. В обмен на эти инвестиции Гвинея создаст национальную горнодобывающую корпорацию, которая пригласит китайские компании в качестве «стратегических партнеров». Сделка с военной хунтой подразумевает, что китайские компании получат доступ к природным ресурсам Гвинеи, имеющей огромные запасы бокситов (сырья для производства алюминия), урана, железной руды, алмазов, а также перспективные нефтяные месторождения.

«Политика Китая не связывать торговлю, экономическую помощь и инвестиции с вопросами прав человека принесла китайским компаниям большие дивиденды. В течение последнего десятилетия Китай превратился в важного торгово-экономического партнера почти для всех стран Африки. Что обеспечило ему поставки необходимого сырья для продолжения экономического роста», — рассказала «Эксперту» Прат Такер, старший экономист исследовательского центра Economist Intelligence Unit.

Помимо Африки Пекин ищет сырье и в менее отдаленных местах. Инвестированы огромные средства в добычу природных ресурсов в Бирме — древесины, драгоценных камней (крупнейшие западные ювелирные компании — Bvlgari, Tiffany и Cartier отказываются покупать бирманские камни, выражая тем самым протест против использования при их добыче принудительного и детского труда). По данным бирманского министерства национального планирования и развития, приток в страну прямых иностранных инвестиций в 2008/09 финансовом году увеличился по сравнению с предыдущим годом почти в шесть раз, с 173 до 985 миллионов долларов, 87% этих капиталовложений приходится на Китай. По некоторым данным, около 90% экономики Мьянмы сейчас принадлежит этническим китайцам.

Проникают китайские компании и на Ближний Восток, прежде всего в Иран. Китайская компания China Nonferrous Metal Industry`s Foreign Engineering and Construction (NFC) заключила контракт с иранским Sabzevar Pars Sarbedaran Aluminium Industrial Complex на постройку в этой стране завода по производству 110 тыс. тонн первичного алюминия в год. Стоимость контракта составила 516 млн долларов.
Запах нефти

Хотя Китай проявляет интерес к разнообразным природным ресурсам стран развивающегося мира, главная цель — углеводороды, и прежде всего нефть. Экономика страны сегодня в основном полагается на уголь, однако Китай уже превратился во второго крупнейшего мирового потребителя нефти после США (интересно, что еще в 1980−х Китай был крупнейшим экспортером нефти в Азии, но в 1993−м стал чистым импортером). По оценкам МЭА, импорт нефти Китаем вырастет с 4,3 млн баррелей нефти в сутки в 2008 году до 13,1 млн 2030−м.

Сегодня около половины нефтяного китайского экспорта приходится на Ближний Восток. В мае 2008−го Иран обошел Саудовскую Аравию и стал крупнейшим ближневосточным поставщиком Китая, который не останавливается на достигнутом и вкладывает большие средства в иранские месторождения. В январе 2009 года Пекин и Тегеран подписали соглашение об освоении китайской компанией CNPC иранского нефтяного месторождения «Северный Азадеган». Его запасы оцениваются в 6 млрд баррелей, а ежедневный объем извлекаемой нефти может составить от 75 до 150 тысяч баррелей в день. Сумма сделки составила 1,76 млрд долларов.

Другим источником углеводородов для Китая выступает Средняя Азия, и прежде всего Казахстан. В начале года китайская CNPC купила 48% «Мангистаумунайгаза», пятого по объемам добычи в стране. А в октябре китайский фонд China Investment Corp. (CIC) приобрел за 939 млн долларов 11% компании «Разведка и добыча Казмунайгаз» (РД КМГ), производственной «дочки» национальной нефтяной компании Казахстана. В целом на сегодняшний день китайцы контролируют уже 23% нефтедобычи Казахстана.

Еще один потенциальный поставщик нефти — Венесуэла. Китай вкладывает 2 млрд долларов в разработку нефтяного «пояса Ориноко» и в месторождения Зумано. Если в 2004 году Венесуэла продавала Китаю 12 тыс. баррелей в день, то в 2006−м уже 200 тыс., а к 2011 году стороны планируют довести эту цифру до 500 тыс. баррелей. Эта нефть будет поставляться в Китай на новые нефтеперерабатывающие заводы, строящиеся специально под венесуэльскую тяжелую нефть, через принадлежащий китайскому бизнесмену Панамский канал (который уже начал реконструироваться для того, чтобы по нему проходили венесуэльские супертанкеры). Чтобы застолбить за собой Венесуэлу, Пекин, согласно подписанным в 2005 году соглашениям, инвестирует 9 млрд долларов в развитие венесуэльской инфраструктуры, а также в горнодобывающую, сельскохозяйственную и телекоммуникационные отрасли.

Но в качестве наиболее перспективного источника импорта углеводородов в Пекине рассматривают все же Африку. На Черный контингент приходится всего 9% доказанных мировых запасов нефти (что немного по сравнению с 62% на Ближнем Востоке), однако геологи полагают, что здесь могут быть существенные потенциальные запасы — это подтверждает открытие нового бассейна на шельфе Западной Африки, простирающегося от Ганы до Гвинеи. Сегодня Китай получает треть своего импорта из Африки, при этом крупнейшие поставщики — Ангола, Экваториальная Гвинея и Судан. Кроме того, нефть в КНР идет с месторождений Чада, Нигерии, Алжира и Габона.

Так как ведущие африканские нефтяные страны Нигерия и Ангола на протяжении десятилетий работают с западными нефтяными компаниями, Китай избрал особую стратегию действий в Африке. Во-первых, он активно сотрудничает с небольшими производителями (например, Конго или Габон), во-вторых, предлагает им интегрированные программы экономической помощи (аналогичные подписанным в этом году с ДРК или Гвинеей). При этом китайские нефтяники надеются оказаться во многих странах раньше, чем западные нефтяные компании. Так, они готовы работать в Ливии, Гвинее или Судане, куда доступ для международных нефтяников пока закрыт.

Вместо газовой войны — нефтяная: Россия останавливает транзит через Украину

ДНИ.ру: Россия предупреждает Европейский Союз о возможной приостановке транзита нефти через территорию Украины в Словакию, Венгрию и Чехию из-за нерешенных вопросов по транспортировке сырья между украинской и российской сторонами. Об этом говорится в обнародованном сегодня, 28 декабря, сообщении правительства Словакии. Отмечается, что изначально об этой информации был извещен ЕС в лице департамента Европейской комиссии по энергетике и транспорту.

Вместе с тем, как отмечает «Нафтогаз Украины«, с украинской стороны не существует никакой угрозы для транзита российской нефти европейским потребителям. В «Нафтогазе» заявляют, что ОАО «Укртранснафта«, 100% акций которой находятся в управлении НАК, и российская компания «Транснефть» проводят переговорный процесс по поводу подписания ежегодного дополнительного соглашения к действующему контракту от 2004 года, заключенного сроком на 15 лет. «На сегодня специалисты двух компаний согласовывают объемы транзита российской нефти и другие краткосрочные условия, договоренности по которым истекают 31 декабря 2009 года», — говорится в сообщении.

Как известно, основные объемы российской нефти поставляется в Европу по нефтепроводу «Дружба», который делится на две основные ветки: Северную (через Белоруссию, Польшу, Германию) и Южную (через Украину, Словакию, Чехию, Венгрию).

Постоянный адрес новости: www.regnum.ru/news/1239435.html

Вектор российской энергополитики меняется(«Русская служба «Голоса Америки»», США). Запущена нефтесистема «Восточная Сибирь – Тихий океан»

ИноСМИ: Главным экономическим событием в России стало открытие первой очереди нефтепровода «Восточная Сибирь – Тихий океан» (ВСТО). На загрузку первого танкера, который отправится в Гонконг, в порт Козьмино специально прилетел премьер-министр РФ Владимир Путин. По словам главы российского правительства, запуск новой нефтепроводной системы имеет стратегическое значение и позволит России выйти на перспективные рынки Азиатско-Тихоокеанского региона.

Уже сегодня первая очередь системы рассчитана на прокачку до 30 миллионов тонн нефти в год. Из них первая половина пойдет непосредственно в Китай по трубопроводу, а вторая – по железной дороге из Сковородина до порта Козьмино. К 2014 году на этом железнодорожном участке также будет проложен нефтепровод.

Символично, что сегодняшний пуск нефтемагистрали на Дальнем Востоке совпал с событием в сфере энергетики и в Восточной Европе. Словакия уведомила Брюссель, что Россия официально известила ее и двух ближайших соседей (Венгрию и Чехию) о возможных перебоях в поставках нефти из-за неразрешенных проблем между Москвой и Киевом, связанных с транзитом жидкого топлива. Вот почему Русская служба «Голоса Америки» попросила московских экспертов высказать свои взгляды на вопрос о диверсификации поставок российских энергоносителей и о возможном развороте российской энергополитики с Запада на Восток.

«Еще в 2005-м году должен был заработать нефтепровод: «Ангарск – Дацин» в Китай. Опоздание на четыре года и значительно более высокие затраты на строительство ВСТО – это и есть плата за диверсификацию», – считает директор Института проблем глобализации Михаил Делягин. «Зато, – продолжает он, – теперь нефть из Восточной Сибири может пойти не только в КНР, но и в другие страны региона».

По мнению доктора экономических наук Делягина, противником первого «исключительно китайского пути» тихоокеанского нефтепровода выступил Вашингтон, усмотревший угрозу в «монопольной привязке» российских энергоресурсов только к одному участнику мирового энергетического рынка, являющемуся к тому же главным экономическим конкурентом США. Вместе с тем, отмечает Михаил Делягин, нынешний вариант транссибирской нефтяной магистрали может принести России как новые дивиденды, так и новые риски, «ведь трубопровод «проходит тысячу километров по сейсмоопасной зоне». «Однако в целом ВСТО будет способствовать «если не модернизации, то хотя бы реиндустриализации российского Дальнего Востока» – полагает независимый эксперт Михаил Делягин.

«Политическое руководство в Москве уже давно заявляло, что Россия как евразийская держава должна активнее разворачиваться в сторону Азии. Однако зачастую это были только декларации, а сейчас мы видим дела, – подчеркивает Валерий Кистанов, руководитель Центра японских исследований Института Дальнего Востока РАН.

«Конечно, – констатирует он, – в ближайшей перспективе Европа, куда еще со времен СССР проложена разветвленная система трубопроводов из Западной Сибири, будет оставаться нашим основным энергопотребителем. Но центр мировой экономики все больше смещается на Восток».

По словам Валерия Кистанова, очень важно, что сейчас выйдя на энергетический тихоокеанский рынок, Россия сможет предлагать свои углеводороды не только Китаю, но также Японии, Южной Корее и даже странам АСЕАН. «Кроме того, высококачественная восточносибирская нефть может оказаться востребованной и для потребителей тихоокеанской части североамериканского континента», – полагает эксперт.

«Американские компании способны стать сегодня не только покупателями нефти, поставляемой по линии ВСТО, но и инвесторами этого проекта», – указывает ведущий сотрудник Института США и Канады РАН, автор монографии «Энергетическая стратегия России и США» Александр Шумилин. «Вторая очередь нефтепровода потребует еще 10 миллиардов долларов инвестиций», – констатирует аналитик. Уже сейчас китайские государственные инвесторы, по мнению Александра Шумилина, проявляют заметный интерес к дальнейшему финансированию новой нефтесистемы, однако Москва демонстрирует в этом вопросе определенную сдержанность и опасается, что ее энергетическая политика в азиатско-тихоокеанском регионе окажется в чрезмерной зависимости от Пекина.

В свою очередь американские и канадские инвесторы, которые, в отличие от китайских, представляют частный, а значит — более чувствительный к рискам и фактору прибыли, капитал, пока занимают выжидательную позицию. Поэтому перспектива американских инвестиций в дальнейшую реализацию проекта «Восточная Сибирь – Тихий океан» выглядит интересной, но пока неопределенной, считает Александр Шумилин.

Оригинал публикации: Русская служба «Голоса Америки»

Сложные эволюции в раскладе сил («Asia Times», Гонконг). Китай на Каспии постепенно превращается в игрока, с которым приходится считаться

ИноСМИ: В том, что касается разработки и использования энергоресурсов бассейна Каспийского моря, Китай постепенно превращается в игрока, с которым приходится считаться. Вкупе с давно сложившимся пересечением региональных интересов России, Европы и США это должно послужить напоминанием о динамично меняющейся ситуации в регионе, хотя о динамике этой легко забыть в период кажущейся стабильности, как было, например, в позднесоветскую эпоху.
В то же время появление новой силы в регионе становится доводом в поддержку неизменности основной схемы отношений, вокруг которой выстраиваются все остальные, то возникающие, то снова идущие на убыль; возможно также, что этот процесс развивается циклически, и присутствие китайского фактора может позволить нам вычислить эту цикличность.
Две схемы двусторонних отношений в сфере энергетики: между Казахстаном и Россией и между Туркменией и Россией — сложились настолько давно и имеют настолько большое значение, что есть все основания говорить о треугольнике Казахстан—Россия—Туркмения как о фундаменте развития среднеевроазиатской геоэкономики, точнее, её энергетического аспекта. Именно так дело и обстоит, вот только отношения между Казахстаном и Туркменией пока не прояснились, хотя им ещё предстоит выразиться в сотрудничестве вокруг газопровода в Китай.
Разработка месторождений углеводородного топлива в Средней Азии и Закавказье шла независимо друг от друга, хотя и со сходной хронологией. И всё же, несмотря на явную беспорядочность повседневной жизни региона в последние полтора десятилетия, определённые «тенденции», а то и «логика» в ней просматривается, складывается определённая картина из повторяющихся и накладывающихся друг на друга элементов.
Так, в последние шестнадцать лет в истории развитии энергетической отрасли прикаспийского и среднеазиатского регионов и в истории её связи с Закавказьем можно обнаружить три фазы. Первая, длившаяся с 1993 по 1998 годы, — фаза «кипения»; вторая, с 1999 по 2004, — «успокоения», а третья, с 2005 по 2010, — фаза «глубокого течения».
Существование треугольника Казахстан—Россия—Туркмения есть неоспоримый факт, и здесь есть смысл заметить, что, как установили в 1990-х годах специалисты по социологии сетей, динамика развития отношений в треугольниках, или триадах, качественно отличается от развития любой системы, состоящей из суммы двусторонних отношений (диад).
Сложилось так, что во всех трёх вышеперечисленных фазах «локомотивом» развития становилась ещё одна сила, «четвёртый пик». В период с 1993 по 1998 гг. это были США, с 1999 по 2004 — Европейский Союз или, по крайней мере, некоторые входящие в него государства и их энергетические флагманы (BP в случае с Великобританией, Eni — с Италией), а с 2005 по 2010 гг. — Китай. Каждый из этих дополнительных игроков взаимодействовал с «первоначальной тройкой» по-особенному, то есть в каждый период складывались особые триады развития.
В первую фазу четвёртым игроком, действовавшим в дополнение к обычному треугольнику Казахстан—Россия—Туркмения, были США, и это привело к возникновению треугольника Казахстан—Россия—США, что ярко проявилось в идее строительства газопровода специально для экспорта тенгизской сырой нефти.
Американские оффшорные терминалы в Мексиканском заливе стали первым предполагаемым пунктом назначения танкеров, гружённых казахской нефтью.В те же годы посольство США в Алма-Ате, бывшей тогда столицей Казахстана, сыграло важнейшую роль в процессе реструктуризации Россией и Казахстаном Каспийского трубопроводного консорциума (КТК), благодаря чему, собственно, и удалось построить трубопровод.
В то время заинтересованность в Туркмении со стороны Запада была исключительной прерогативой США, работавших над улучшением ситуации с оплатой ввозимого Украиной туркменского газа, а также впервые начавших тогда пытаться выступить посредником по проекту туркмено-азербайджанского транскаспийского трубопровода. В 1990-х гг. движущей силой в строительстве трубопровода были американские компании (GE Capital, Bechtel, PSG). Но отношения в треугольнике США—Казахстан—Туркмения не развивались.
В период с 1999 по 2004 гг. Евросоюз стал «четвёртым пиком» фундаментальной среднеазиатской энергетической триады, так как после провала американского проекта в начале уходящего десятилетия туркменским газом заинтересовались страны ЕС. Последняя инициатива ЕС, выдвинутая немецкой компанией RWE, была связана именно с установлением связи между Туркменией и Азербайджаном и наследовала тому, неудавшемуся проекту.
Триада ЕС—Россия—Казахстан проявила себя в том, что европейцы и русские заинтересовались месторождением Кашаган и некоторыми другими месторождениями в территориальных водах Казахстана в Северном Каспии. Отметим, впрочем, что интерес исходил не от собственно Евросоюза, а от отдельных стран альянса и от ведущих нефтяных компаний этих стран.
Триада ЕС—Туркмения—Казахстан проявилась в неудачном проекте транскаспийского газопровода и некоторых других проектах, до сих пор лежащих «в столе»; до известной степени продолжениями этого проекта можно назвать идею доставки сопутствующего газа из Казахстана в Азербайджан, а также проект казахско-каспийской транспортной системы, предназначенной для кашаганской, а то и для тенгизской нефти.
Наконец, наступила третья фаза, продлившаяся с 2005 по 2010 год; здесь «четвёртым пиком» выступил Китай.
Функционирование триады Китай—Туркмения—Россия осложняется противоречиями между Китаем и Россией из-за туркменского газа, а точнее, между нереализованным российским проектом прикаспийского трубопровода и строящимся газопроводом, который соединит Туркмению с Китаем.
Триада Китай—Казахстан—Россия тоже осложнена противоречиями, проистекающими, в частности, из соперничества между Китаем и Россией за право выкупить канадскую фирму Petrokazakhstan (ранее — Hurricane Hydrocarbons).
Petrokazakhstan контролировал участок трубопровода, необходимый Китаю для завершения тенгиз-синьцзянского нефтепровода, который является продолжением трубопровода, соединяющего восток Казахстана с Китаем. О его строительстве договорились в конце 1990-х, и после длительных переговоров, на которых обсуждались вопросы реализации проекта, он вошёл в строй.
Наконец, отношения в триаде Китай—Туркмения—Казахстан определяются газопроводом, спроектированным на основе двустороннего китайско-казахского проекта и ныне строящимся на территории Туркмении, идущем дальше через Узбекистан и Казахстан в направлении Западного Китая. Там он будет соединён с «восточно-западным» китайским трубопроводом, уходящим к побережью Тихого океана. Преследуя сою цель Пекин построил этот трубопровод в этом десятилетии даже в убыток себе.
Таким образом, появилась возможность выделить три периода «эпигенетического» развития (в том смысле, что каждый последующий период «вырастает» из предыдущего), начиная с основы — это трёхсторонние российско-туркмено-казахские отошения — и переходя к США, ЕС и Китаю как исполнителям роли «четвёртого пика», двигавших развитием всей сети в целом.
Термин «бурление», «успокоение» и «глубокое течение» относятся именно к этим фазам. Говоря конкретнее, «бурление» относится к процессу возникновения после самоликвидации советского государства новых возможностей установления схем международных отношений в самопроизвольном порядке, без характерных для биполярного мира «холодной войны» иерархических ограничений.
В сфере развития энергетики в евроазиатском регионе это означало, что период с 1993 по 1998 гг. был отмечен преимущественно идеями разведки месторождений и добычи ресурсов и строительства газопроводов. Период «успокоения», длившийся с 1999 по 2004 год, отмечен обретением некоторыми из этих проектов собственной жизни и движения их в сторону реального воплощения, при том, что многие другие проекты погибли или же (возможно) впали в коматозное состояние. Наконец, на период «глубокого течения» (2005-10 гг.) пришлось начало функционирования и процветания некоторых, обретших жизнь проектов. Другими словами, три перечисленные фазы можно считать периодами зарождения, самопроизвольного развития и зрелости.
Теперь, если попробовать заглянуть в будущее, то огромная масса исследований, в том числе и проводившихся независимо и с применением чётко различающихся методов прогноза, наводит на мысль о том, что международные отношения как сеть примерно в начале 2040-х начнут претерпевать очередную радикальную трансформацию. Другими словами, это случится примерно через тридцать два года, по прошествии срока, примерно вдвое превышающего продолжительность рассмотренного выше периода.
Встаёт вопрос: не является ли только что рассмотренный период сам по себе всего лишь периодом «бурления», то есть первой фазой некого процесса, который и перейдёт в трансформационную фазу в начале 2040-х?
Если это так, то сейчас мы находимся на стадии «успокоения» текущего цикла развития системы международных отношений, в том числе и международной геоэкономики и её энергетического сектора. Если нынешняя стадия продлится около шестнадцати лет, то за ней, вероятно, последует новая фаза «глубокого течения», которая продлится ещё столько же времени, а по её прошествии наступит пресловутое начало 2040-х с возможным трансформационным хаосом, соответствующим по качеству и размаху временам окончания «холодной войны». Конечно, сейчас описать подобные перемены невозможно, так как их природа будет зависеть от хода развития системы, в том числе от геоэкономико-энергетического фактора в промежуточный период.
С этой перспективы можно и, возможно, нужно рассматривать наступающую «фазу успокоения» в энергетической отрасли евроазиатской геоэкономики, так как она предлагает широкий и ценный контекст для рассмотрения вопросов и решений непосредственной актуальности в отношении жизненно важных ресурсов региона и их использования в отдалении от него (от газопроводов Nabucco и South Stream до White Stream, трансанатолийского нефтепровода Самсун—Джейхан и многих других). Оставайтесь на связи.

Оригинал публикации: A delicate dance of power

У Азербайджана есть три альтернативы турецкому транзиту энергосырья: польский эксперт

REGNUM: С весны 2009 года, в ответ на процесс нормализации армяно-турецких отношений, Азербайджан взялся за развитие альтернативных турецким путей экспорта углеводородов. Об этом в статье «Последствия сближения Турции и Армении после подписания протоколов 10 октября 2009 года в Цюрихе » пишет аналитик Бюро национальной безопасности Польши Конрад Заштовт.

Он напоминает, что президент Азербайджана Ильхам Алиев поставил под сомнение участие своей страны в стратегически важном для ЕС газопроводе NABUCCO, заявляя, что существуют иные альтернативы. «Это заявление следует рассматривать в качестве элемента переговоров, а не заявку на реальный выход Азербайджана из проекта NABUCCO. Не кажется, что Баку мог и хотел бы полностью отказаться от экспорта сырья в Турцию и через ее территорию до Европы. Ни одна из альтернатив не является экономически и геополитически более привлекательной, чем турецкие маршруты (нефтепровод Баку-Тбилиси-Джейхан, газопровод Баку-Тбилиси-Эрзрум, запланированный NABUCCO). Однако в связи с турецко-армянским сближением Баку будет развивать иные пути экспорта в российском, иранском и кавказско-черноморском направлениях», — пишет Конрад Заштовт.

По словам эксперта, контракт с Россией на 500 млн куб метром газа, это не то количество, которое составит серьезный процент в объеме экспорта Азербайджана. Также, эту страну с соседним Ираном соединяет трубопровод, по которому может экспортироваться до 7 млрд куб. метров газа. «Однако не кажется, что Баку пожелает слишком тесно сотрудничать с Ираном в энергетической сфере. Во-первых, данное сотрудничество не сулит продажи сырья по высоким ценам, как в случае с европейскими рынками. Во-вторых, это поставит под угрозу отношения Баку и Вашингтона, который стремится к международной изоляции Тегерана», — отмечает эксперт.

Третьей альтернативой Турции может быть экспорт углеводородов по кавказско-черноморской трассе — через Грузию и Черное море до украинской Одессы или румынской Констанцы, считает аналитик. По его мнению, проявлением заинтересованности Азербайджана развитием румынского маршрута для экспорта нефти и газа стал визит президента Алиева в Бухарест 28-29 сентября 2009 года. Тогда, предметами переговоров Алиева, кроме перспектив строительства NABUCCO, стали также планы строительства терминала НПЗ в Констанце и нефтепровода Констанца-Триест, куда должно поставляться азербайджанское сырье. Азербайджанская нефть, как отмечает аналитик, может поставляться и на Украину. В результате подписания контракта между ГНКАР и Укртранснафта в начале октября 2009 года, начались поставки азербайджанской нефти через терминал в Одессе до самого большого НПЗ на Украине в Кременчуге. «Открытым остается вопрос использования нефтепровода Одесса-Броды (и планируемого продления его до Плоцка и Гданьска) для транзита азербайджанского сырья. Казалось бы, что нынешняя заинтересованность Баку в поисках альтернативных турецким путей экспорта нефти могут ускорить реализацию изначальной концепции — транспортировки нефти из Одессы до Брод, а далее, после продления трубопровода, до Плоцка и Гданьска. Однако, будущее этой трассы в большей степени зависит от конструктивных действий украинской стороны и активности Польши. В случае дальнейшей стагнации проекта Одесса-Броды-Плоцк-Гданьск, Азербайджан может больше заинтересоваться сотрудничеством с Румынией и проектом Констанца-Триест, — полагает Конрад Заштовт в статье, опубликованной на сайте Института Центрально-Восточной Европы.

Постоянный адрес новости: www.regnum.ru/news/1239177.html

Тимошенко нашла на Украине запасы нефти и газа на 150 лет вперед и начинает разработку

REGNUM: Премьер-министр Украины Юлия Тимошенко надеется, что в следующем году за государством будет юридически закреплено право собственности на месторождения нефти и газа на шельфе Черного моря. Заявление главы украинского правительства публикует ее пресс-служба, передает корреспондент ИА REGNUM Новости в Киеве сегодня, 28 декабря.

«После завершения всех судебных дел мы начинаем масштабную разработку за счет государственных ресурсов. Этот газ и нефть будут принадлежать не определенным коррумпированным кругам, а принадлежать Украине», — отметила, в частности, Тимошенко. Премьер-министр подчеркнула, что на шельфе Черного моря находятся стратегические для Украины месторождения нефти, газа и газового конденсата. «На 150 лет есть запасы для обеспечения Украины нефтью и газом», — пояснила она.

Напомним, 19 октября 2007 г. Кабинет министров Украины и компания Vanco International ltd (США) подписали соглашение о распределении продукции с прикерченского участка континентального шельфа, площадью почти 13 тыс. кв. км, находящегося в на расстоянии 13 км от берега Крыма. Vanco International — дочерняя компания Vanco Energy Company (США), была названа Кабмином победителем конкурса на разработку прикерченского участка шельфа в апреле 2006 года, при премьер-министре Викторе Януковиче. В мае 2008 года уже премьер-министр Юлия Тимошенко издала распоряжение о выходе Украины из соглашения с компанией Vanco. 18 июня 2008 года президент Украины Виктор Ющенко своим указом остановил действие этого распоряжения, однако Конституционный суд Украины фактически стал на сторону премьера. В настоящее время Украина добывает самостоятельно около 20 млрд куб. м. газа и 4 млн т нефти, что составляет примерно 20% годового потребления.

Постоянный адрес новости: www.regnum.ru/news/1239159.html

Балто-Черноморский коридор развития как модификация «Восточного партнерства»

Геополитика.Ру: Главным инструментом формирования БЧКР является его опережающее энергетическое развитие (активное освоение ядерной, термоядерной и «зеленой» энергетики) и включение в трансконтинентальные транспортные магистрали («евразийского сухопутного моста» и «сухопутного моста Север-Юг»).Начало реализации очередной инициативы Европейского Союза «Восточное партнерство» ознаменовало новый этап в становлении внешней политики Большой Европы. До сих пор ЕС в большей степени рассматривался как экономический гигант, нежели как активный и эффективный геополитический стратег. «Восточное партнерство» координально меняет эту ситуацию. Новая инициатива призвана стать эффективным инструментом влияния ЕС в Восточной Европе и Закавказье. Европа предлагает Украине, Беларуси, Молдове, Грузии, Армении и Азербайджану ряд преференций в обмен на их геополитическую лояльность.

С геополитической точки зрения, «Восточное партнерство» – проект весьма неоднозначный. С одной стороны, он является дополнением к инициативе «Средиземноморский союз», и в этом смысле он может рассматриваться как продолжение курса по активизации внешней политики ЕС как единого целого, а с другой, конкурирует с ним: если от «Средиземноморского союза» принципиальную выгоду имеют Франция, Испания, Италия, то «Восточное партнерство» скорее выражает интересы Германии, Чехии, Польши и Скандинавских государств.
В первом случае внешняя политика ЕС представляет собой своеобразный способ геополитического конструирования пространства прилегающих к нему государств в виде «буферных» зон с целью обеспечения стабильности и безопасности на своей периферии.
 


Во втором – это локальный проект, направленный в первую очередь на экономическую интеграцию Центральной, Северной и Восточной Европы. Для государств-членов инициативы «Восточное партнерство» предпочтительней именно такое понимание интеграционных процессов: не как создание «буферных» зон, «подушек безопасности», санитарных кордонов, а как организация зон развития и соразвития в данном регионе. Это позволит трактовать процессы интеграции как процессы взаимного (а не одностороннего) сближения и образования взаимосвязей между государствами, участвующих в реализации инициативы «Восточное партнерство».

Интеграционные процессы, понимаемые как процессы развития и соразвития, предполагают несколько уровней:
а) политическая интеграция (формирование некоторого целостного комплекса политических систем на межгосударственном уровне по принципу многообразия политических институтов, а не их унификации);
б) экономическая интеграция (основанный на проведении согласованной межгосударственной экономической политики процесс развития устойчивых хозяйственных взаимосвязей соседних государств, ведущий к их постепенному экономическому слиянию);
в) социокультурная интеграция (процесс установления социальных и культурных связей между относительно самостоятельными социокультурными субъектами (индивидуумами, группами, социальными классами, этносами, нациями, цивилизациями) и дальнейшего их превращения в единую, целостную социокультурную систему, части которой взаимозависимы и согласованы, имеют общие цели и интересы, выработанные на консенсуально-договорной основе).
Далее, любой локальный (региональный) процесс геополитической интеграции может рассматриваться как часть более общего интегративного процесса. Инициатива «Восточное партнерство», как форма региональной интеграции, представляет собой часть глобальной евроатлантической интеграции.
Успешность евроатлантической интеграции зависит преимущественно от трех внешних факторов:
1) от степени готовности ЕС и НАТО принять новые страны в «свое лоно»;
2) от степени серьезности политических элит и общественноcти «заинтересованных» стран в осуществлении «европейского выбора», иначе говоря, от того, насколько эффективными являются процессы институционального сопровождения данного «выбора»;
3) от содержания и перспектив интеграционных потоков на постсоветском пространстве с естественным центром притяжения в Москве (структуры СНГ, Союзного государства, Единого экономического пространства, Договора о коллективной безопасности и др.), поскольку ориентации соответственно на Запад и на Восток во многом не только противоречат, но и по некоторым параметрам взаимно исключают друг друга, так что ослабление одного внешнеполитического вектора с неизбежностью приводит к усилению второго, противоположного.

Интеграция в Евроатлантическое пространство является целостным феноменом и имеет два основных аспекта: социоэкономический и военно-политический. Кроме того, говоря о евроатлантической интеграции, необходимо осознавать, что этот процесс осуществляется не только на институциональном уровне, но и на уровне народов, их культур и ценностей. И, как правило, успешность этого процесса связана с готовностью осуществить цивилизационный выбор в пользу господствующей сегодня в мире либеральной геокультуры.
Однако именно военно-политический аспект евроатлантической интеграции и ставит под сомнение саму возможность успешной реализации программы «Восточное партнерство».

Восточная Европы всегда находилась на границе двух цивилизаций: Востока и Запада, культур степи и культур леса (по П.Н. Савицкому), «России» и «Европы» (по Н.Я. Данилевскому). В исторических источниках Средневековья и эпохи Возрождения данный регион назывался «Европейской Сарматией», которая располагается между «Европой» и «Сарматией Азиатской» . На протяжении многих веков Европейская Сарматия являлась ареной бескомпромиссной борьбы между этими двумя цивилизационными силами. Само название данного региона указывает на его цивилизационно маргинальный характер, его нахождение на линии межцивилизационного разлома, в том смысле, как ее понимал С. Хантингтон, то есть линии, где сталкиваются цивилизации.

Очевидно, что цивилизационная маргинальность Восточной Европы требует совершенно иных геополитических механизмов интеграции, нежели реализующиеся на данный момент в Европейском союзе и СНГ.
Инициатива «Восточное партнерство» предлагает осуществлять данную интеграцию через совместное решение следующих задач:
1) модернизация договорных отношений путем заключения соглашений об ассоциации;
2) проведение переговоров с целью создания сети зон свободной торговли со странами-участницами, которая в будущем может быть преобразована в Экономическое сообщество стран-соседей ЕС, и оказание соответствующей финансовой и экономической помощи со стороны ЕС;
3) упрощение визового режима при условии обеспечения необходимой безопасности;
4) углубление сотрудничества с целью укрепления энергетической безопасности стран-партнеров и ЕС;
5) поддержка экономической и социальной политики, направленной на уменьшение неравенства как внутри каждой страны-партнера, так и между странами-партнерами.

Причем, по мнению разработчиков данной инициативы, для повышения потенциала каждой страны-партнера с точки зрения проведения необходимых реформ, требуется новая программа комплексного развития институционального потенциала (повышение административного потенциала по всем соответствующим направлениям сотрудничества для каждой страны-партнера) .
Уровень отношений ЕС с восточными партнерами будет зависеть от того, насколько ценности либеральной геокультуры представлены в социально-политической жизни государства. Поэтому унификация национального законодательства по европейскому образцу является необходимым шагом на пути к интеграции с ЕС.

Здесь, как нам кажется, изначально кроется неверная посылка. Конечно, общая ценностная доминанта всегда способствовала успешности реализации какого-либо проекта. Однако нужно учитывать, что в восточноевропейских и закавказских «транзитивных обществах» господствуют так называемые «материальные ценности»: финансовое и экономическое благополучие, безопасность, в то время как в развитых европейских странах все более распространяются и укореняются «постматериальные» ценности: гендерные, экологические, социально-политические (связанные с бòльшим политическим участием, демократизацией, проблемами войны и мира) и др.

Следует заметить, однако, что данный ценностный диссонанс не носит принципиального характера; он историчен и преодолевается посредством интенсивной модернизации общества.

Преодоление ценностного диссонанса является процессом долгосрочным и вялотекущим, на это могут уйти многие десятилетия (ведь фактически речь идет о формировании новой ментальности), а поэтому вся риторика относительно того, что в первую очередь необходимо проводить политическую либерализацию в государствах-участниках программы «Восточное партнерство» не может быть определена как проблемное поле первостепенной важности, которое необходимо решать сиюминутно. Конструирование новой жизненной среды – вот единственный способ модернизации общества и преодоления ценностного диссонанса, так как ценности – это в значительной степени результат реакции на окружающую действительность, организованную таким образом, при котором она играет принципиально позитивное значение в процессе социального воспроизводства.
И это именно тот аспект, который, по нашему мнению, совершенно не учитывается программой «Восточное партнерство», ведь в первую очередь необходимо формулировать и реализовывать новые проекты по промышленно-инфраструктурному развитию восточноевропейского региона с привлечением значительных объемов европейских и российских инвестиции и технологий.
Одним из подобных проектов может стать создание Балто-Черноморского коридора развития (БЧКР). С учетом геополитических особенностей данного региона речь идет о фактическом превращении его из довольно абстрактной линии межцивилизационного разлома в самостоятельный субъект мирового развития и мировой политики. В свою очередь, такая геополитическая трансформация должна послужить гарантией долгосрочной военной, политической и социально-экономической стабилизации региона. Создание Балто-Черноморского коридора развития должно послужить снижению уровня конфронтации между Россией и Западом и углублению их взаимодействия. Все это возможно только при условии военно-политического нейтралитета стран региона, который позволит отказаться от одновекторной геополитической ориентации. Вместе с тем, мировое сообщество должно осознавать и взять на себя определенные обязательства, в том числе готовность погашать издержки, связанные с отказом от военно-политических форм сотрудничества с Россией и Европой.

Главным инструментом формирования БЧКР является его опережающее энергетическое развитие (активное освоение ядерной, термоядерной и «зеленой» энергетики) и включение в трансконтинентальные транспортные магистрали («евразийского сухопутного моста» и «сухопутного моста Север-Юг»). Реализация указанных проектов предполагает последующее создание очагов дешевой электроэнергии и кластеров промышленного развития, основанных на привлечении немецких, французских, российских и иных технологий. На первом этапе дешевая электроэнергия должна стать главным конкурентным преимуществом с точки зрения реализации в них промышленных проектов.
Отдельным направлением промышленного развития региона должны стать проекты, связанные с фундаментальными исследованиями, направленными на решение задачи по строительству «евразийского сухопутного моста» (разработка Л. Ларуша), связывающего Европу с Южной Азией и Азиатско-Тихоокеанским регионом. Они обеспечат масштабный и продолжительный спрос на широкую номенклатуру товаров промышленного производства, что и составит основу уникальной специализации и конкурентоспособности БЧКР в мировом распределении труда.

Продвижение проекта трансевразийских транспортных и энергетических магистралей должно лечь в основу общей политической повестки дня стран Центральной и Восточной Европы, и в первую очередь, стран-участниц инициативы «Восточное партнерство». Именно такая перспективная и амбициозная повестка дня для государств-участников «Восточного партнерства» будет способствовать активизации их внешней политики, уходу из губительного поля геополитических альтернатив, скорейшему развитию и процветанию региона, а не превращению его чей-либо геополитический сателлит.

Для достижения вышеобозначенных целей требуется решить ряд задач, направленных на формирование единого Проектного центра, способного заниматься продвижением и реализацией программ по созданию БЧКР:
1) активизация взаимодействия и интеграция научно-промышленных комплексов государств-участников инициативы «Восточное партнерство» с последующим слиянием их в единую организационную структуру;
2) наращивание человеческого капитала, повышение профессиональной компетентности руководителей и специалистов на всех уровнях социальной иерархии;
3) формирование новой технологической культуры труда и стимулирование квалифицированного высокопроизводительного труда;
4) формулирование мобилизующей идеи, способной придать социокультурную легитимность реализуемым проектам (например, идеи об исторической миссии данного региона в масштабах мировой цивилизации);
5) радикальная и всеобъемлющая чистка правящей элиты, ее кардинальное обновление в соответствии с требованиями процесса модернизации и проектирования;
6) умелое и гибкое использование внешнеэкономических связей для трансфера знаний и технологий из-за рубежа, а также обеспечение защиты нарождающихся отраслей экономики посредством протекционистских мер;
7) создание баз данных технологий и их носителей и др.

Таким образом, реализация проекта создания БЧКР при активном участии ЕС и РФ, с учетом экономических, политических и культурно-психологических факторов (особенности менталитета, ценностный диссонанс, уровень политической культуры)  и при условии обеспечения военного нейтралитета стран региона и многовекторности их политики, может превратить линию цивилизационного разлома в важнейший геополитический регион, интегрирующий основные евразийские цивилизационные пространства и выступающий фактором геополитической стабильности в данном регионе.

Арсений Сивицкий (Минск, Белорусская группа развития)

США предупредили Китай о новой ближневосточной войне

«Нефть России»Согласно сообщениям СМИ, президент США Барак Обама предупредил председателя КНР Ху Цзиньтао, что на определенном этапе Соединенные Штаты не смогут остановить Израиль от нанесения превентивного удара по иранским ракетным и ядерным объектам.

Израильская газета Ha’aretz 17 декабря пишет, что такое предупреждение было сделано месяц назад во время визита лидера США в Китай. Обама призвал Китай поддержать санкции против Ирана, если эта страна и дальше будет игнорировать озабоченность Запада по его ядерной программе.

Однако Иран, по всей вероятности, не намерен отказываться от политики бахвальства и гиперболизации своих военных возможностей. Иранское правительство, военные и разведывательные структуры по-прежнему находятся в плену иллюзий, что смогут пережить военную конфронтацию. Правда состоит в том, что Иран совершенно не в состоянии обеспечить защиту своего воздушного пространства и стратегических объектов от израильского нападения, не говоря уже о военной акции со стороны США.

ПВО Ирана является совершенно устаревшей и не сможет отразить нападение Израиля и США. Военная авиация этих стран легко может прорвать противовоздушную оборону Ирана. Этой стране не хватает современных систем оружия, возможностей их скоординированного использования, нет эффективной боевой системы управления. В майском докладе Центра стратегических и международных исследований США (US Center for Strategic and International Studies – СSIS) под названием «Исследование по возможности израильского удара по иранским ядерным объектам» делается вывод, что у Ирана нет никаких шансов отразить нападение, и «без российских систем ПВО Иран это сидящая утка» (Without Russian air defense systems, Iran is a sitting duck).
Существуют пока неподтвержденные данные, что во время проведенных в конце ноября пятидневных учений, ПВО Ирана потерпела полный провал. Источники на Ближнем Востоке сообщали, что ВВС и подразделения ПВО оказались неспособны защитить воздушное пространство страны от ударных самолетов противника. Иранские ВМС будут вынуждены ограничиться небольшими акциями против военных флотов союзников в Персидском заливе, а иранская армия не имеет общих границ с Израилем, чтобы организовать наступление бронетанковых соединений против агрессора. Само собой разумеется, что любые попытки Ирана начать военный конфликт с США и нанести удары по базам союзников в Ираке, Персидском заливе, Пакистане или Афганистане, и даже по стратегическим месторождениям нефти в Кувейте, Саудовской Аравии и других странах Персидского залива, вызовет немедленный и самый мощный военный ответ со стороны Запада, что повлечет за собой катастрофические последствия для Тегерана.

Но было бы справедливо сказать, что Иран добился значительных успехов в разработке ракет с помощью северокорейских технологий, скрытой помощи от Пакистана, Китая, и, вероятно, от недобросовестных западных коммерческих компаний. В настоящее время Иран имеет ограниченные возможности для нанесения ракетных ударов по Израилю и целям на всей территории Ближнего Востока.

16 декабря СМИ сообщали о том, что Иран провел испытание модернизированной баллистической ракеты, способной поражать цели в Израиле и на юге Европы. Испытание БРСД Sajjil-2 было признано успешным, что повлекло за собой воинственные заявления Тегерана, что Иран способен вести эффективную борьбу против США и Израиля.

Старший оборонный эксперт CSIS Джеймс Льюис (James Lewis) заявил, что Иран, вероятно, имеет до 300 оперативно-тактических баллистических ракет Shahab, в то время как Sajjil-2 остается на стадии испытаний. Пуск 16 декабря был третьим испытательным полетом этой БРСД, имеющей дальность около 1200 миль (1900 км).

Что касается ядерной программы, то Иран, возможно, недавно испытал «ядерный триггер» (nuclear trigger) в лабораторных условиях. По неподтвержденным сообщениям, поступающим из Лондона, Иран имеет обогащенный уран, достаточный для изготовления одной «сырой» ядерной бомбы. Существует вероятность того, что в предстоящие пять лет Иран будет иметь ядерное оружие, хотя Тегеран это не устает опровергать.

Маловероятно, что Иран в ближайшее время может разработать или закупить современные самолеты-носители ядерного оружия, способных наносить удары на требуемых дальностях. Таким образом, в ближайшем будущем иранская угроза будет исходить от небольшого количества ракет с обычными (возможно — химическими или биологическими) боеголовками, и совершенно ясно, что ракетные удары по Израилю вызовут ответный удар с тотальным опустошением Исламской Республики Иран. Есть весьма высокая вероятность, что удар Израиля будет поддержан массированным пуском крылатых ракет с борта американских подводных лодок в Аравийском море.

Однако, даже успешное уничтожение иранских стратегических объектов вызовет серьезную опасность для Вашингтона. Дело в том, что значительная часть использованного Израилем боеприпасов будет иметь маркировку «Сделано в США». Совершенно естественно, что Иран обратит главную свою ярость не в сторону тех, кто бросает бомбы, а на тех, кто эти бомбы изготовил, обучил пилотов, производил самолеты, кто, в конце концов, финансировал и защищал нападающую сторону, то есть Израиль.

Совершенно естественно, что иранские военные на 100% будут уверены, что любая израильская атака на Иран включает в себя скрытую американскую помощь, особенно в предоставлении информации спутниковой разведки и организации работы систем РЭБ. Ответ Ирана на такое нападение может быть «слепым», то есть эта страна постарается ударить по всем доступным целям всеми доступными средствами, которые находятся в его распоряжении, и без разницы, какие это объекты — израильские или западные. Кроме того, Иран будет инициировать удары по Западу со стороны сети своих сторонников по всему миру, включая «Хезболлах» и ХАМАС, — передает gidepark.ru.

(«Stratfor», США) Иранский набег в контексте противостояния

ИноСМИ: 18 декабря небольшой отряд иранских военных вошел в Ирак, где взял под свой контроль нефтяную скважину и установил иранский флаг. Ирано-иракская граница в этой области плохо определена и является спорной территорией. Иранцы утверждают, что эта скважина расположена на иранской территории, которая не была возвращена после ирано-иракской войны. Подобные инциденты происходили и в прошлом. Учитывая, что в этот раз не было никаких жертв, было бы просто выбросить этот инцидент из головы, даже несмотря на тот факт, что в то же время представитель иранской власти заявил, что Ирак должен Ирану около триллиона долларов в репарациях за начало ирано-иракской войны.

Но то, что в другое время и в другом месте показалось бы достаточно тривиальным, не является таковым сейчас.

Послание с набегом

Многочисленные источники сообщили, что приказ о нападении был отдан Тегераном. Иранское правительство знает, что Вашингтон назначил конец 2009 года окончательным сроком для принятия мер против Ирана в связи с его ядерной программой – и, что по словам источника в Белом доме, Соединенные Штаты могут продлить этот срок до 15 января 2010 года.

Эта отсрочка очень важна. Соединенные Штаты обращаются с иранским кризисом как с чем-то, с чем можно иметь дело по американскому графику. То, как администрация Обамы разобралась с пересмотром афганской стратегии, намекает на то, что, по мнению администрации, Вашингтон достаточно контролирует события, чтобы принимать решения осторожно, осмотрительно и после хороших раздумий. Если это так, то это означает, что противники вроде Ирана находятся в глубокой обороне и либо не имеют контрударов против американских действий, либо не могут нанести Соединенным Штатам встречный удар, пока Вашингтон не сделает свой следующий шаг. 

Для Ирана само признание этой предпосылки ставит его в очевидно невыгодное положение. Во-первых, Тегерану пришлось бы демонстрировать, что скорость развития событий зависит не только от американцев и израильтян. Во-вторых, Тегерану пришлось бы напомнить Соединенным Штатам и Израилю, что у Ирана есть опции, которые он может использовать, независимо от того, выберут ли США санкции или войну. Что важнее всего, Иран должен показать, что какими бы не были эти возможности, они могут произойти до того, как Соединенные Штаты сделают шаг – что у Ирана есть свои собственные секиры, и что он не будет дожидаться, пока упадет секира США.

Набег был проведен так, чтобы донести эту мысль, не заставляя при этом Соединенные Штаты предпринять опрометчивые шаги. Местоположение было политически неопределенным. Использованные силы были небольшими. Жертв избежали. В то же время, этот шаг заставил многих людей обратить на себя внимание. Нефтяные цены пошли вверх. Багдад и Вашингтон пытались разобраться в том, что происходит, и на некоторое время Вашингтон был явно растерян, что помогло показать, что Соединенные Штаты не всегда реагируют быстро и эффективно на неожиданные действия, предпринятые другой стороной. 

Событие со временем угасло, и иранцы сделали все возможное, чтобы минимизировать его важность. Тем не менее, из произошедшего можно сделать два вывода. Во-первых, что Иран может не дождаться, пока Вашингтон рассмотрит все возможные сценарии. Во-вторых, что иранцы знают, как поднимать цены на нефть. Этим уроком они напомнили американцам, что у иранцев есть некоторый контроль над восстановлением американской экономики. 

Не было никаких сомнений в том, что у Ирана есть опции на тот случай, если Соединенные Штаты решат нанести удар. Существенно то, что теперь иранцы показали, что могут инициировать конфликт, если посчитают, что конфликт неизбежен. 

Опции США и Ирана

Проблема Ирана проясняется, если мы рассмотрим опции Тегерана. Эти опции может распределить в три группы:

1. Воспрепятствование потоку нефти через Ормузский пролив и Персидский залив, используя мины и противокорабельные ракеты. Одна лишь попытка Ирана сделать это приведет к значительному росту цен на нефть, а если усилия Тегерана окажутся успешным, цены останутся на высоком уровне надолго. Воздействие на мировую экономику будет значительным.

2. Провоцирование крупной дестабилизации в Ираке. У иранцев остаются союзники и агенты в Ираке, который последние несколько месяцев испытывает рост насилия и дестабилизацию. По мере того, как насилие растет, а американцы покидают страну, близкие отношения с Ираном могут показаться все более привлекательными иракским военным. Учитывая присутствие американских войск, нельзя исключать возможность прямых ударов по Ираку со стороны иранских сил. Даже если, в конце концов, эти нападения будут отражены, подобные иранские набеги могут еще больше дестабилизировать Ирак. Это заставит администрацию Обамы пересмотреть график вывода американских войск, что может повлиять на Афганистан.

3. Использование «Хизболлы» для инициации конфликта с Израилем, а также в качестве глобального инструмента терактов против американских и союзнических объектов. «Хизболла» гораздо более продвинута и эффективна, чем «Аль-Каида» была когда-либо, и может стать внушительной угрозой, если Иран решит – а «Хизболла» согласится – сыграть эту роль.

Глядя на три иранские опции, становится ясно, что Соединенные Штаты не смогут ограничить свои действия против Ирана одними лишь авиаударами. Соединенные Штаты отлично проводят кампании с воздуха, однако плохо справляются в противоповстанческих операциях. У них есть большие ресурсы в регионе, которые можно направить на воздушную кампанию, и Вашингтон может доставить еще больше самолетов на своих авианосцах. 

Но даже прежде чем ударить по ядерным объектам Ирана, американцам придется задуматься о потенциальной реакции Ирана. Вашингтону придется сделать три шага. Во-первых, нужно будет уничтожить в иранских водах иранские противокорабельные ракеты и надводные судна – и эти судна могут быть очень маленькими, но все равно способными доставить на море мины. Во-вторых, придется напасть на большие формирования иранских сил, развернутые у иракских границ, а также, как минимум, дезорганизовать иранские активы в Ираке. И, наконец, придется нейтрализовать, насколько возможно, скрытые операции против активов «Хизболлы» – особенно активов, расположенных за пределами Ливана. 

Это потребует массированных, скоординированных атак, в основном, использующих воздушные силы и подпольные силы, действующие очень согласованно, до любого нападения на ядерные объекты Ирана. Если этого не сделать, у Ирана будет возможность предпринять действия, описанные выше, в ответ на удары по его ядерным объектам. Учитывая природу иранских реакций, особенно минирование Персидского залива и Ормузского пролива, эти операции можно будет провести быстро и с потенциально катастрофическими результатами для мировой экономики.

С точки зрения Ирана, Тегеран сталкивается со сценарием «используй это или потеряй». Он не может ждать, пока Соединенные Штаты начнут боевые действия. Самый пессимистичный для Ирана сценарий – это ожидание, пока Вашингтон начнет конфликт.

В то же время, сама сложность нападения на Иран заставляет Соединенные Штаты серьезно подумать, прежде чем провести атаку. Возможностей для провала предостаточно, как бы хорошо не было спланировано нападение. Кроме того, Соединенные Штаты не могут позволить Израилю самостоятельно начать конфликт с Ираном, так как у Израиля нет ресурсов, чтобы справиться с последующим иранским противодействием на море и потрясениями в Ираке. 

Из этого следует, что Соединенные Штаты заинтересованы найти не-военное решение проблемы. Идеальным решением стали бы санкции на бензин. Соединенные Штаты хотят потратить столько времени, сколько нужно, чтобы уговорить Китай и Россию присоединиться к подобным санкциям. 

Упреждающий удар Ирана

Иранцы просигнализировали на прошлой неделе, что они могут отказаться от пассивности, если будут наложены эффективные санкции. Санкции на бензин действительно нанесут вред Ирану, во многом, также как и Японии до Перл-Харбора, и решение капитулировать перед санкциями может быть оценено как более рискованное, чем упреждающий удар. А если санкции не сработают, иранцам придется предположить, что следом будет нанесен военный удар. Так как иранцы не будут знать, когда это произойдет, а их ответные варианты действий могут исчезнуть в ходе первой фазы военной операции, им нужно будет действовать до начала подобной атаки.

Проблема состоит в том, что иранцы не будут знать, когда произойдет нападение. Соединенные Штаты и Израиль уже давно обсуждают, где лежит та критическая точка в развитии иранской ядерной программы, по преодолению которой должна последовать военная атака, призванная не дать Тегерану получить ядерное оружие. Логично, что у Ирана тоже есть некоторая критическая точка, не менее плохо спланированная. В момент, когда станет ясно, что санкции угрожают выживанию режима или военные действия являются неизбежными, Иран должен действовать первым, используя свои военные активы прежде, чем потеряет их.

Иран не может смириться с эффективными санкциями или той военной кампанией, которую Соединенным Штатам придется развернуть для уничтожения ядерных объектов Ирана. Соединенные Штаты не могут смириться с последствиями иранского противодействия своему нападению. Даже если бы санкции были возможны, они оставляют Ирану возможность сделать как раз то, что Вашингтон не может вытерпеть. Таким образом, независимо от того, будет ли выбран дипломатический или военный путь, у каждой стороны есть две опции. Первая – американцы могут смириться с Ираном в роли ядерной державы или Иран может смириться с необходимостью отказаться от своих ядерных амбиций. Вторая – принимая, что ни одна из сторон не согласилась на первую опцию – каждая сторона должна предпринять военные действия до того, как их предпримет противник. Американцы должны нейтрализовать инструменты ответного удара прежде, чем ими воспользуются иранцы. Иранцы должны воспользоваться своими средствами противодействия прежде, чем они будут уничтожены. 

И Соединенные Штаты, и Иран тянут время. Ни одна из сторон не хочет менять свою позицию по ядерному вопросу, хотя обе надеются, что другая сторона уступит. Более того, ни одна из сторон не испытывает полной уверенности в своих военных вариантах действий. Американцы не уверены, что могут уничтожить и ядерные объекты и средства иранского противодействия – и если ответные меры Ирана окажутся эффективными, их последствия могут оказаться катастрофическими. Иранцы не уверены, что их меры противодействия будут эффективными, и в случае провала Иран откроет себя для разрушительного нападения. Каждая сторона предполагает, что другая сторона понимает риски и примет условия противника для урегулирования ситуации. 

И вот они ждут, надеясь, что другая сторона пойдет на попятную. События прошлой недели были призваны показать американцам, что Иран не готов идти на попятную. Что еще важнее, они были призваны показать, что у иранцев тоже есть критическая точка, то она не менее размыта, чем американская критическая точка, и что американцы должны быть очень осторожны в своем давлении на Иран, так как в одно прекрасное утро они могут проснуться и обнаружить, что хлопот у них полон рот. 

Иранский шаг был умышленно спланирован, чтобы привести президента США Барака Обаму в замешательство. До сих пор он демонстрировал стиль принятия решений, предполагающий, что он не ощущает дефицита времени. Никому сейчас неясно, каким будет его стиль принятия решений в момент кризиса. Хотя с иранской точки зрения это далеко не главное соображение, помещение Обамы в позицию, где он психологически не готов к принятию решений в необходимые сроки, несомненно, является дополнительной выгодой. Иран, конечно, не знает, насколько эффективно он может отреагировать, но его подход к Афганистану дает иранцам дополнительный повод действовать чем скорее, тем лучше. 

Здесь есть некоторые параллели с теорией ядерной войны, в которой каждая из сторон стоит лицом к лицу со взаимно гарантированным уничтожением. Проблема здесь в том, что каждая сторона сталкивается не с уничтожением, но со страданиями. И в этом случае упреждающие удары не гарантируют никаких результатов. Большое количество неизвестных величин делает эту ситуацию столь опасной, и в любой момент одна из сторон может решить, что больше ждать нельзя.