Сегодня многих в нашей стране, да и во всем мире, волнуют последствия глобального финансового кризиса для дальнейшего развития нефтегазового сектора мира и, в частности, его воздействие на динамику нефтяных цен. Но для более ясного понимания нынешней ситуации необходимо все же хотя бы вкратце коснуться тех поистине тектонических сдвигов, которые произошли на нефтяном рынке за последние 35 лет.
ПРЕДИСТОРИЯ ВОПРОСА
Длительное время вплоть до 1973 г. на мировом рынке углеводородов фактически доминировала исторически сложившаяся группа англосаксонских нефтяных корпораций, известная под названием «семь сестер». Международные поставки нефти осуществлялись ими на основе справочной цены, установленной Техасской железнодорожной комиссией на уровне 2 долл. США. Столь низкая стоимость основного энергоносителя во многом обусловила общие комфортные условия для быстрого хозяйственного развития Америки и ведущих европейских стран в первые послевоенные десятилетия.
В 1960 г. была создана Организация стран – экспортеров нефти (ОПЕК). Первое время она была неэффективной, слабо влиявшей на процесс ценообразования на международном нефтяном рынке. Однако бурные события 1973 г., когда в ответ на поддержку Западом израильской агрессии против Египта и Сирии арабские государства ввели нефтяное эмбарго, что вызвало ценовой шок на рынке, принципиально изменили ситуацию. Справочная цена стала достоянием истории, а ОПЕК обрела столь желанное влияние в отрасли. Мировые нефтяные цены сразу выросли в четыре раза и в последующем продолжали повышаться. По всем нефтедобывающим странам прокатилась волна частичных и полных национализаций иностранных нефтяных фирм. Возник феномен противостояния между базирующимися в западных столицах международными нефтяными корпорациями (international oil companies – IOCs) и вновь образованными национальными нефтяными компаниями (national oil companies – NOCs).
В результате такого хода событий стали отмирать былые концессионные соглашения, являвшиеся наследием колониального прошлого. На сегодня международные нефтяные корпорации имеют полный доступ лишь к 10–12% мировых нефтегазовых резервов. Поэтому IOCs были вынуждены вплотную взяться за месторождения в Северном море и той части Мексиканского залива, которая не подпадала под мораторий, введенный еще президентом Бушем ст. для всех разработок на шельфе североамериканского континента. Однако их дальнейшее освоение могло быть эффективным только при условии применения инновационных технологий для глубоководного и сверхглубоководного бурения. Для этого все IOCs (даже главная из них – Exxon) должны были воспользоваться услугами сервисных корпораций, что ускорило превращение последних в самый прибыльный сегмент мирового нефтегазового рынка.
Дело в том, что, реагируя на ослабление своих позиций, IOCs принялись избавляться от непрофильных структур, в том числе и от департаментов, занимающихся исследованиями и инновационными разработками (исключение составляла Exxon и в определенной степени Shell). Данное обстоятельство имело плачевные последствия для большинства IOCs, приведшие к еще большему ослаблению их позиций в отношениях с национальными компаниями. Возникли и утвердились в качестве автономного сегмента мирового нефтегазового сектора интегрированные международные сервисные компании (Schlumberger, Halliburton, Baker Hughes, Weatherford International Ltd. и др.), которые вскоре же обросли средними и мелкими сервисными компаниями и которые охотно стали сотрудничать с национальными компаниями в добывающих странах. Капитализация сервисных компаний не зависела от фактора доступа к резервам и определялась прежде всего их собственным инновационно-технологическим потенциалом. Только недавно IOCs осознали важность фактора научных исследований и разработок, и в последние два-три года наблюдается значительный рост их инвестиций в эту сферу.
В качестве еще одного момента оптимизации своей конкурентоспособности бывшие «сестры» активно вовлекались в процессы слияний и поглощений. При этом они начали поглощать друг друга, а заодно и некоторые другие независимые компании, оптимизируя эффективность производственных процессов и наращивая свою капитализацию (теперь из семи «сестер» осталось четыре – ExxonMobil, Chevron, поглотившая Gulf и Texaco, BP Amoco и Royal Dutch/Shell). Эти акции имели лишь кратковременный эффект.
Наиболее действенным механизмом возвращения Западом себе инициативной роли в процессе ценообразования на нефть стала биржа. С тех пор как в 1983 г. впервые в истории одна техасская корпорация предложила свою нефть для торгов на Ньюйоркской товарной бирже (New York Merchantile Exchange – NYMEX), инициатива в мировой нефтяной отрасли вновь перешла к западным государствам, причем не только к базирующимся в них IOCs, но и к многочисленным биржевым игрокам – брокерам, дилерам, хедж-фондам, пенсионным фондам, инвестиционным банкам, несметно обогащающимся на перепродаже деривативов (производных ценных бумаг, привязанным к биржевым контрактам на поставку нефти).
Таким образом в последнее время нефть номинально стала «обычным» товаром, торгуемым на бирже подобно картофелю, мясу или молоку. Однако на самом деле она никогда не была и не может быть обычным товаром. Это невозобновляемый стратегический ресурс, от которого зависит сегодня и, по крайней мере, в среднесрочной перспективе будет зависеть нормальная жизнедеятельность мирового сообщества (в том числе разработка и производство многих альтернативных источников энергии). Тем не менее, сегодня в рамках биржевых механизмов еще не добытая нефть стала виртуально переходить из рук в руки порой десятки раз.
В этом заключено одно из глубоких противоречий современного мирового рынка нефти и газа, негативно влияющее на реальные экономические процессы. С выходом нефти на биржу в ее цене появилась новая составляющая – спекулятивная, что стало причиной нешуточной головной боли у государственных деятелей и экономических экспертов во всем мире.
СТРУКТУРА НЕФТЯНЫХ ЦЕН
В вопросе о движении мировых цен на нефть в течение всего 2008 г. существовал огромный разброс мнений: одни говорили о снижении цен до 60–75 и даже до 50 долл./барр., другие предсказывали повышение до 200–250 и даже 500 долл./барр. Причем за редким исключением большинство экспертов смешивало в одну кучу самые различные факторы, влияющие на динамику цен. Были и такие, которые, ограничиваясь одним, в лучшем случае двумя факторами, впадали в однобокую их оценку, искажая тем самым более сложную реальную картину. Поэтому необходимо внести ясность в структуру формирования цен, отделить ее долгосрочные, фундаментальные компоненты от краткосрочных или вовсе случайных.
К фундаментальным факторам относятся прежде всего объективные условия добычи нефти (географические, климатические, удаленность месторождений и т.п.), сам характер месторождений (традиционные или нетрадиционные углеводороды). Фундаментальное значение имеет также неравномерность социально-экономического развития стран мира, предопределяющая периодические изменения в контингенте стран, предъявляющих активный спрос на углеводородные ресурсы. Так, в последнее время помимо государств Запада в списке крупнейших мировых нефтеимпортеров все увереннее заявляют о себе Китай, Индия, Бразилия, ряд стран АСЕАН, в которых наблюдается бурное индустриальное развитие.
Фундаментальная составляющая цены устанавливается на каком-то отрезке исторического времени, в течение которого сохраняется более или менее устойчивое соотношение спроса и предложения на фоне общей стабильности в мировой экономике. Данное соотношение спроса и предложения может меняться вследствие увеличения спроса или из-за сокращения предложения, либо же и того и другого вместе. Однако если при сохранении данного соотношения цена нефти вдруг начинает расти, то возникает вопрос о причинах этого явления.
За последние 11 лет, например, спрос на нефть в мире вырос с более чем 3.433 млрд т в 1997 г. до 3.953 млрд т в 2007 г. За это же время добыча увеличилась с 3.46 млрд т до 3.906 млрд т[1]. Таким образом, росло как потребление, так и добыча. И тем не менее, в 2004–2007 гг. цены на нефть начали неуклонно (хотя и с кратковременными колебаниями) расти. Западные эксперты, многие государственные и политические деятели указывают в основном на две причины роста цен в этот период: во-первых, истощение нефтяных ресурсов и, во-вторых, рост спроса в развивающихся странах, особенно таких, как Китай и Индия.
Следует подчеркнуть, что истощение мировых нефтяных резервов – не более чем миф. На самом деле можно говорить лишь о выработке месторождений легкодоступной традиционной нефти. Но даже и их истощение относительно: 2/3 всей нефти на разрабатываемых ныне месторождениях все еще остается в недрах, так как при нынешнем уровне техники и технологических процессов извлечь ее просто не представляется возможным.
Весь исторический опыт свидетельствует о том, что благодаря созданию и внедрению новых технологий среднемировой показатель извлекаемости сырья из нефтеносных пластов неуклонно повышается, причем нарастающим темпом. Если 60 лет тому назад речь шла лишь о 15%, то 30 лет спустя – о 20, а сегодня в среднем – уже о 35%[2]. Так что с дальнейшим совершенствованием технологий (а оно происходит на наших глазах) коэффициент извлекаемости нефти может удвоиться (что уже имеет место на отдельных месторождениях).
Эксперты-пессимисты (а их еще больше, чем сторонников теории истощения) утверждают, что все сколь-либо значительные углеводородные резервы на планете уже разведаны, поэтому больше их не будет. Таких экспертов не смущает тот факт, что совсем недавно было сделано несколько крупнейших открытий общемирового значения (например, в Казахстане – месторождение «Кашаган», в Бразилии – «Тупи» и два других месторождения на прибрежном шельфе, а также по другую сторону Атлантического океана – на шельфе Анголы). В России также начинается освоение новой крупной нефтегазовой провинции в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке, где перспективы пока даже трудно оценить, поскольку в советский период геологоразведкой было охвачено лишь 8% суши этого региона.
Не следует забывать, что обширные запасы нефти и природного газа остаются неразработанными в Соединенных Штатах Америки – главном импортере и потребителе нефти в мире. Интересные данные содержатся в докладе Бюро по управлению земельными ресурсами Министерства внутренних дел США (US Bureau of Land Management, US Department of the Interior). Так, до сих пор не подлежат лицензированию на разработку 60% американских недр, содержащих нефтегазовые месторождения, в том числе нефтяных месторождений – 62%, газовых – 41%. 30% земельного фонда выставляются на тендеры, но с определенными ограничениями (сезонными и прочими)[3]. И это только на суше. А на весь шельф Атлантического и Тихого океанов, а также значительной части Мексиканского залива наложен мораторий. Это является результатом давно проводимой США стратегии консервации собственных углеводородных ресурсов на случай крупномасштабных мировых катаклизмов или войн.
Ни один серьезный западный специалист-энергетик не сомневается, что не только в среднесрочном плане, но и в дальней перспективе (после 2030 г.) нефть, газ и «чистый» уголь будут по прежнему обеспечивать львиную долю потребляемой человечеством энергии.
В настоящее время альтернативные (новые и возобновляемые) источники составляют в энергетическом балансе разных стран от 1 до 5%. Совершенно очевидно, что хотя их роль будет постепенно увеличиваться, в обозримой перспективе они не смогут серьезно потеснить углеводороды.
Следует учитывать также уже достигнутый и будущий прогресс в области энергосбережения, в частности развитие и внедрение инновационных технологий на транспорте. В ближайшей перспективе львиная доля роста общемирового энергопотребления (70–80%) будет приходиться на быстро индустриализирующиеся развивающиеся страны. В то же время есть основания полагать, что уже начатые (пока скромные) усилия этих государств в плане энергосбережения будут интенсифицированы и станут давать соответствующий эффект, что ослабит наблюдаемое ныне мощное давление этих потребителей углеводородов на мировой рынок.
Как представляется, когда речь идет о росте спроса на нефть со стороны КНР и Индии, связанном с высокими темпами их индустриального развития, то значение этого фактора в нынешнем повышении цен зачастую неоправданно преувеличивается. Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к имеющейся отраслевой статистике. Так, в 2007 г. главными потребителями нефти и природного газа в мире оставались США (23,9 и 22,6% соответственно) и ЕС (17,8 и 16,4%), в то время как на Китайскую Народную Республику приходилось 9,3 и 2,4%, а на Индию – 3,3 и 1,4% соответственно. Даже с учетом латиноамериканского гиганта – Бразилии – на три страны БРИК, имеющие совокупное население 2,7 млрд. человек, приходится лишь 15% мирового потребления нефти и 5,5% природного газа[4].
Думается, что более важная причина повышения нефтяных цен в 2004–2007 гг. (сейчас мы говорим лишь об их фундаментальной составляющей) заключалась в другом. Несмотря на отмечавшееся выше значительное ослабление некогда доминирующих позиций западных нефтегазовых корпораций, они вкупе с крупными международными сервисными компаниями по-прежнему составляют весьма существенный сегмент мировой нефтегазовой отрасли. Именно в 2004–2007 гг., когда возник феномен устойчивого роста цен на нефть в условиях относительной стабильности спроса и предложения, западные фирмы демонстрировали повышенную инвестиционную активность, усиленно занимаясь разведкой и освоением ряда труднодоступных углеводородных месторождений, разработкой новейших технологий их извлечения из недр, транспортировки и переработки. Кроме того, велось дорогостоящее освоение нетрадиционных ресурсов углеводородных (нефтяных песков, сланцев, «чистого» угля). Отсюда острая заинтересованность IOCs, а вслед за ними и независимых нефтяных и газовых компаний в фундаментальном повышении мировых цен на нефть.
Думается поэтому, что в течение ближайших 8–10 лет, пока IOCs будут решать свои «перестроечные» проблемы, фундаментальная составляющая цены на нефть сохранится на довольно высоком уровне.
От внимательного наблюдателя вряд ли ускользнет то факт, что, несмотря на периодически звучащие в США алармистские высказывания о чрезмерном усилении зависимости страны от иностранной нефти, в целом и администрация, и конгресс довольно спокойно относятся к росту дороговизны импортируемой нефти (если не считать политизированной полемики вокруг нефтяной проблемы между республиканцами и демократами в разгар предвыборной борьбы 2008 г.)
Возможно, секрет этого спокойствия заключается в том, что, оставаясь главным потребителем нефти в мире, сегодня Соединенные Штаты на самом деле гораздо менее зависимы от мировой цены на нее, чем в 70-х годах прошлого века, поскольку американская экономика менее интенсивно потребляет нефть на создание единицы ВВП.
Действительно, с того времени экономика выросла на 150%, а потребление нефти – лишь на 25%[5].
До сих пор мы рассматривали фундаментальные факторы спроса и предложения на мировом нефтяном рынке в ситуации относительной общеэкономической стабильности. Естественно, такой анализ не может быть исчерпывающим, поскольку нефтегазовый сектор является органической частью мировой экономики, а потому соотношение спроса и предложения внутри него может быть нарушено под воздействием процессов более широкого плана.
Именно это происходит на наших глазах с конца лета 2008 г. Финансовый кризис, зародившийся в США и быстро перекинувшийся на Европу и другие части света, не мог не сказаться на ситуации на нефтяных рынках. В ходе нарастания проблем с ликвидностью в мире резко сократился спрос на энергетические товары, что неизбежно повлияло на уровень цен на них. В данном случае следует подчеркнуть следующее обстоятельство: в результате рыночной паники в своем падении нефть способна даже пересечь нижнюю планку своей цены, определяемую фундаментальными причинами. Однако такая тенденция не может быть долговременной, так как в противном случае мы столкнемся с развалом всего мирового нефтегазового хозяйства, что крайне пагубно скажется на всех странах без исключения.
Итак, движение нефтяных цен вниз за пределы фундаментальной составляющей в принципе не может быть долговременным. Тем не менее резкие конъюнктурные скачки цен крайне негативно влияют на развитие любой отрасли материального производства, особенно такой капиталоемкой, как нефтегазовая. В этом плане озабоченность стран ОПЕК текущей ситуацией небезосновательна.
Не случайно такие умеренные страны Ближнего Востока, как Саудовская Аравия и Кувейт, уже не первый год ратуют за налаживание прочного сотрудничества между главными мировыми производителями и потребителями нефти. В частности, только на протяжении 2008 г. высокопоставленные деятели этих стран обращались к руководству Соединенных Штатов с призывами расширить доступ к разработке месторождений на американской территории, заняться строительством новых нефтеперерабатывающих предприятий, ограничить разгул рыночных спекуляций на NYMEX вместо того, чтобы постоянно упрекать ОПЕК в росте мировых цен. Эти страны настоятельно предлагали США сесть за стол переговоров и разработать долгосрочные планы урегулирования проблемы. Однако до настоящего времени американцы не реагировали на такие предложения[6].
ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЙ ФАКТОР
В нефтегазовой отрасли помимо соотношения спроса и предложения чрезвычайно важную роль играет фундаментальный фактор нерыночного характера – геополитический. Уже после Первой мировой войны нефть стала неотъемлемым компонентом международной политики. Тем не менее, в мире так и не достигнут хотя бы принципиальный консенсус по поводу проблем регулирования международной торговли таким стратегическим товаром как углеводороды. Это не позволяет достичь какого-то всеобщего компромиссного решения, которое удовлетворяло бы и поставщиков, и потребителей энергоносителей, обеспечив устойчивое и сбалансированное развитие отрасли в глобальном масштабе.
В последнее десятилетие США активно проводили одностороннюю политику грубого давления и откровенного вмешательства (подчас вооруженного – Ирак) в дела других стран в стремлении добиться для себя одностороннего контроля над нефтяными и связанными с ними финансовыми потоками на мировом рынке. Американцы вовлекли в длительное противостояние с Россией и Европейский союз, навязав ему стратегию широкомасштабного строительства новых нефте- и газопроводов в обход территории нашего государства. Такая геополитика не могла не стать системным фактором, подталкивающим мировые нефтяные цены вверх.
Пока неясно, насколько новая демократическая администрация США будет готова отойти от провального курса своих республиканских предшественников, рассчитывавших в рамках имперской геополитики силовыми методами влиять на нефтяные и газовые цены. Однако изменение подхода жизненно важно. Дело, в частности, в том, что 62% доказанных мировых ресурсов нефти сосредоточено на Ближнем Востоке, где многие государства в политическом плане до сих пор зиждутся на феодальном и/или племенном строе. В условиях глобализации они все глубже втягиваются в мировую рыночную систему, что неизбежно подтачивает и дестабилизирует традиционную систему отношений, грозя непредсказуемым социальным взрывом. Вот на такую и без того сложную ситуацию накладывается геополитический фактор в виде военно-политического вмешательства извне.
СПЕКУЛЯЦИИ
Роль такого конъюнктурного фактора, как биржевые спекуляции с контрактами на поставки нефти, стала заметной на международном нефтяном рынке со второй половины 80-х годов прошлого века. Особая спекулятивная активность наблюдалась в 2007–2008 гг., то есть в период бурного роста нефтяных цен.
Биржевая торговля сырьевыми товарами имманентно присуща современной стадии развития капитализма, поэтому ни одна политическая сила в США не готова всерьез покуситься на нее. Тем не менее, налицо растущая озабоченность размахом и бесконтрольностью спекуляций с нефтяными контрактами на товарной бирже.
Так, демократическая фракция конгресса в последнее время настойчиво требовала от федерального регулирующего органа – Комиссии по торговле товарными фьючерсами (Commodity Futures Trading Commission – CFTC) – принятия действенных мер по ограничению чрезмерных спекуляций энергетическими товарами, осуществляемых хедж-фондами, инвестиционными банками, пенсионными фондами и другими биржевыми игроками.
В середине 2008 г. цена на нефть достигла апогея – 147 долл./барр., а затем покатилась вниз: в августе–сентябре – до 100 долл./барр., в октябре – 70, в ноябре – ниже 50, а концу года – 35 долл./барр. Столь резкий перелом тенденции может быть объяснен только действием спекулятивного фактора. Президент корпорации Chevron Д. О’Рейли, справедливо назвал цену в 147 долл./барр. аномальной[7]. А между тем все западные и российские газеты неизменно отталкивались в своих рассуждениях именно от этой спекулятивной цены.
Сегодня бизнес-сообществу хорошо известна действительная картина мировых резервов, однако искусственное нагнетание паники помогает отдельным участникам рынка использовать механизмы повышения и понижения цен для собственного обогащения. Пагубность таких действий особенно очевидна на фоне общего неблагополучия в мировых финансах.
ПРОЧИЕ ФАКТОРЫ
Помимо вышеперечисленных существует группа самых разнородных событий, которые вызывают лишь непродолжительные и неглубокие колебания нефтяных цен, но не влияют на фундаментальный баланс спроса и предложения в мире. Сюда прежде всего относятся чисто природные явления, такие, например, как периодически случающиеся в Мексиканском заливе сильнейшие ураганы, вынуждающие прекращать на какое-то время работу добывающих платформ.
Имеют значение также климатические изменения в отдельных регионах и странах (например, аномально теплые зимы). Это нарушает обычную траекторию сезонных колебаний спроса на топливо, приводя к непредвиденному затовариванию или локальному дефициту и, соответственно, – к кратковременным скачкам цен.
В отрасли постоянно происходят технологические катастрофы различного масштаба, вызванные либо износом оборудования или трубопроводов, либо природными катаклизмами (например, землетрясениями). Нефтяные цены также весьма подвержены влиянию социально-политических факторов локального или международного характера.
НЕФТЯНЫЕ ЦЕНЫ И ЭКОНОМИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ
До недавно разразившегося финансового кризиса часто можно было прочитать в СМИ и специализированных изданиях, что высокие цены на нефть и природный газ оказывают негативное воздействие на общее развитие экономик, особенно развивающихся стран. После начала финансового кризиса стали говорить, что дефицит ликвидности и сужение сферы кредитования замедлят экономический рост. Соответственно, уменьшится спрос на энергию, в результате чего начнут падать цены на нефть и газ, и это приведет к свертыванию крупных инвестиционных проектов.
При всей кажущейся на первый взгляд убедительности этих аргументов в реальной жизни все сложнее.
Так, еще до того, как разразился мировой финансовый кризис, в марте 2008 г. китайское руководство ставило вопрос о стимулировании внутреннего потребления и увеличении инвестиций в деревню, чтобы приостановить социальное расслоение и растущую имущественную пропасть между городом и более чем 700-миллионной деревней.
Эта линия была недвусмысленно подтверждена на пленуме ЦК КПК в октябре 2008 г. В его резолюции которого вообще отсутствовала какая-либо озабоченность мировым финансовым кризисом, а главное внимание концентрировалось на удвоении доходов крестьян к 2020 г. и значительном увеличении расходов крестьян на потребление[8]. Скорее всего, результатом мирового финансового кризиса для Китая будет возможность более жестко регулировать иностранные инвестиции в национальную экономику (сегодня они не превышают 10% всех капиталовложений в стране) и сократить долю США во внешней торговле (сегодня она составляет 20%) с частичной переориентацией ее на азиатские рынки (эта тенденция уже давно наметилась).
Что касается России, то ее положение в связи с развивающимся мировым финансовым кризисом и ее отношение к нему невольно оставляет ощущение двойственности. С одной стороны, высшее руководство страны – и президент, и премьер-министр – взяло курс на внутреннее социально-экономическое развитие, на реализацию национальных проектов, в том числе в рамках государственно-частного партнерства. С другой стороны, министр финансов, выступая на Экономическом форуме в Давосе, на встречах с представителями «семерки» в США и Европе, делал поразительные заявления о готовности России поучаствовать в спасении Запада своими финансовыми ресурсами, вел в Москве переговоры о предоставлении Исландии 4-миллиардного займа и т.п.
Двойственные чувства вызывает и проблема российской внешней задолженности. После дефолта 1998 г. правительство взяло курс на оздоровление ситуации с чудовищной государственной задолженностью и фактически достаточно быстро избавилось от зависимости от главных кредиторов – МВФ и МБРР. Вместе с тем за последние годы в связи с упоминавшейся выше политикой министерства финансов, а также общей слабостью российской банковской системы крупные корпорации России набрали за рубежом огромное количество займов. Теперь в результате мирового финансового кризиса у них возникли проблемы как с рефинансированием старых кредитов, так и с получением новых. Корпорации выстроились в очередь к правительству с просьбой о финансовом содействии. Удивительно, что и крупные нефтегазовые корпорации тоже присоединились к этой очереди.
В создавшейся ситуации среди экспертного сообщества возникли алармистские настроения. Многие стали крайне негативно оценивать дальнейшее развитие нефтегазовой индустрии и в России, и во всем мире. Говорят о кризисе производства и поставок как в связи с грядущим сокращением спроса на нефть и нефтепродукты, вызванным снижением экономического роста, так и в связи с сокращением ликвидности и сужением возможности получения новых займов.
Однако трудно представить себе, что ExxonMobil, Royal Dutch/Shell или BP не смогут профинансировать начатые в 2007–2008 гг. крупные нефтегазовые проекты в США, Канаде, Африке, Китае, Индии. Это с одной стороны. Ну а с другой, ведь мир изменился, и страны БРИК, например, вряд ли пойдут на отказ от продолжения работ по собственным нефтегазовым проектам.
Трудно, в частности, представить себе, что бразильская корпорация Petrobras, в сентябре 2008 г. запустившая в строй первую скважину на шельфе штата Эсмерито Санто, вдруг откажется от дальнейшей разработки крупнейшего месторождения «Тупи», которое должно обеспечить превращение Бразилии в нетто-экспортера нефти и нефтепродуктов[9]. Неужели Индия откажется от планов освоения газовых месторождений на шельфе своего восточного побережья, осуществляемого частной корпорацией Reliance Industries Ltd. (RIL)? Освоение этого проекта сделает к 2020 г. реальным сбалансирование импорта и внутристрановой добычи в общих поставках природного газа на местном рынке[10].
Равным образом и Россия не остановит, скажем, строительство магистрального нефтепровода ВСТО (Восточная Сибирь – Тихий океан) и связанное с этим грандиозное освоение новой нефтегазовой провинции в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. Если при этом случаются задержки и переносы сроков, то исключительно по причине либо непрофессионализма строителей, либо коррупции чиновников, либо одновременно по обеим причинам. Но это не имеет никакого отношения к сегодняшнему финансовому кризису.
Вообще, если пройтись по страницам энергетических журналов и экономической прессы за октябрь–ноябрь 2008 г., то останется устойчивое впечатление, что большинство нефтегазовых компаний были не очень-то озабочены финансовым кризисом и занимались своими обычными делами. Такие корпорации, как ConocoPhillips, Shell или ВР, пользуясь удешевлением активов в связи с финансовым кризисом, активно участвуют в процессах слияний, поглощений и скупки активов компаний, обремененных непомерной задолженностью[11]. Немецкая E.On и французская Total еще в ноябре 2008 г. заявили о том, что не намерены сокращать свои инвестиционные программы.
Напомню, что российский Газпром озвучил в начале декабря 2008 г. свою инвестпрограмму на 2009 г. в размере 920 млрд. руб., что на 12% больше, чем в предыдущем году[12]. Правда, британская корпорация BG решила тогда отложить начало освоения третьей очереди крупнейшего газового месторождения «Карачаганак» (Казахстан), но если копнуть глубже, то и это решение было вызвано не столько финансовым кризисом, сколько большей привлекательностью для BG участия в разработке крупнейших нефтяных месторождений на шельфе Бразилии[13].
* * *
В заключение хотелось бы еще раз повторить ту простую, но часто игнорируемую мысль, что нефть (а теперь и природный газ) – это не обычный, а стратегический товар, с самого своего появления тесно переплетенный с политикой как на национальном, так и на международном уровне. Мир неизбежно делится на тех, кто имеет резервы этого ценного сырья, и тех, кто его не имеет вообще или имеет недостаточно. До сих пор взаимоотношения между производителями и потребителями углеводородов на международном уровне сводились в основном к противостоянию ОПЕК и Международного энергетического агентства. И в этом корень нерешаемости проблемы налаживания нормального сотрудничества. Импортеры всегда трактовали проблему энергетической безопасности только под углом зрения безопасности поставок для себя.
С середины 80-х годов страны ОПЕК осознали наличие проблемы «безопасности спроса». На саммите «большой восьмерки» в Санкт-Петербурге Россия предложила рассматривать энергетическую безопасность комплексно, то есть с точки зрения интересов не только потребителей, но и производителей. Однако Запад оказался пока не способен принять идею равноправного и равновыгодного энергетического сотрудничества между экспортерами и импортерами углеводородов.
Если не удастся совместно выработать единый справедливый подход к этой проблеме, сформулировать и закрепить на международном уровне взаимоприемлемое соглашение и создать международный же механизм контроля за его выполнением, то мир ожидает эпоха продолжения и углубления энергетических конфликтов. Нынешний мировой финансовый кризис подтолкнул многих (в том числе и Европу) к пониманию необходимости перестройки существующей мировой финансовой архитектуры. Хотелось бы надеяться, что этот кризис подтолкнет мировое сообщество также и к новым подходам в решении проблемы энергетической безопасности во всей полноте ее аспектов.
Автор: Нодари Симония
[1] См.: BP Statistical Review of World Energy. L. June 2008. P.9, 12.
[2] См.: Newsweek. Special Edition. December 2006 – February 2007. P. 12.
[3] См.: Oil and Gas Journal.02.06. 2008. P. 29.
[4] См.: BP Statistical Review. L. 2008. P. 11.
[5] См.: Newsweek. Special Edition. December 2006 – February 2007. P. 30, 32.
[6] См.: Oil and Gas Journal. 23.06.2008. P. 24; 21.07.2008. P. 19; Время новостей. 09.07.2008.
[7] См.: Business Week. 24.11.2008. P. 023.
[8] См.: Коммерсантъ. 13.10.2008.
[9] См.: Oil and Gas Journal. 08.09.2008. P. 5, 9; Мировая энергетика. 2008. № 7. С. 77, 78.
[10] См.: Natural Gas in Asia. The Challenges of Growth in China, India, Japan and Korea. Jonathan Stern (ed.). Oxford, 2008. P. 394.
[11] См.: Petroleum Economist. November 2008. P. 6, 8; Oil and Gas Journal.10.11.2008. P. 35.
[12] См.: Ведомости. 04.12.2008.
[13] См.: Financial Times. 05.12.2008.
Источник: Аналитические записки
Комментарии