События на Большом Ближнем Востоке, где вслед за революцией в Египте нас, видимо, ждут и другие сюрпризы, заставляют посмотреть на то, кто же из внешних игроков оказывается в «плюсе» более, чем другие. А в числе основных бенефициаров оказывается даже не Иран, о чем много говорят, а, скорее, Анкара.
Причем в значительной степени усиление позиций Турции происходит стихийно, без особых движений с ее стороны. Провозглашенная несколько лет назад политика неоосманизма, архитектором которой является глава МИД страны Ахмет Давудоглу, становится работающей самой по себе внешнеполитической моделью, которая с завидной регулярностью приносит очки в копилку своей команды – после возвращения в качестве серьезного независимого игрока в зону палестино-израильского конфликта Анкара вернулась в Северную Африку. В то же время у этой успешной внешней политики есть и ряд серьезных ограничителей, которые все сложнее игнорировать.
Официального определения неоосманизма нет. Этот термин был употреблен изначально не правительственными лицами Турции, а экспертами и наблюдателями. Когда я спросил советника турецкого премьера и лидера правящей Партии справедливости и развития Тайипа Эрдогана на сей счет, он, прежде всего, сослался на имперское наследие. По его словам, с исчезновением Османской империи на всем ее пространстве наблюдается нестабильность, угрожающая международной безопасности. Особенно проблема усугубилась с развалом глобальной двухполюсной системы. В этой связи Анкара, по его словам, не может не нести ответственности за тех, кто ранее был под властью османского султана.
«Турция имеет определенный и очень серьезный опыт обеспечения стабильности во всем регионе», — рассказал Орхан Газигил. Как пример позитивности нового турецкого курса он, в числе прочих, привел и то, что в августе 2008 г. Анкара поддержала Москву в конфликте с Тбилиси, выдвинув идею «Платформы сотрудничества, развития и стабильности» на Кавказе.
С другой стороны, этот же курс приводит к усилению позиций Анкары в арабских странах, во всем исламском мире. Турция становится своего рода примером успешных реформ на Большом Ближнем Востоке. При всем этом страна остается членом НАТО, сохраняет дипотношения с Израилем и выступает американским союзником в Афганистане и Ираке.
Неоосманизм дал неожиданный эффект даже для его теоретиков, увеличив как вес страны на мировой арене, так и предельно ответственность и риски правящей в Турции партии. В свое время кемализм стал ориентиром для многих лидеров мусульманских стран. Сейчас эту же роль выполняет модель умеренного исламизма ПСР.
На сегодняшний день Турция – семнадцатая по величине в мире экономика. Весьма демократическая страна, по сравнению с соседями и постсоветским пространством. При Эрдогане средний годовой доход возрос с 3,5 тысяч долларов до 10 тысяч. Также Турция — страна, которая может встать и гордо сказать «нет» Тель-Авиву и Вашингтону. Все это вызывает симпатии у арабов, многие из которых в сегодняшнем революционном угаре приводят друг другу в пример опыт модернизации Турции, как мусульманской страны, и ее усиления на мировой арене.
Известный арабский колумнист Халид Амейри в сердцах воскликнул: «Приветствуем возвращение наших турецких братьев. Мы давно скучаем по османам»! А Рашид аль-Ганнуши, лидер тунисского движения «Аль-Нахда», которого многие в мире опасались как местного Хомейни, так комментирует последние события в его стране и в Египте: «Если какое-либо политическое движение, отвечающее истинным интересам мусульманского общества, сможет попасть в резонанс с нынешней потребностью в переменах, однопартийная эра кемализма в Тунисе закончится, и более или менее быстро ей на смену придет модель, которая сейчас существует в Турции».
ПСР – это один из немногих позитивных примеров «симпатичного исламизма». Данное умеренное и прагматичное направление следует все-таки отличать от радикальной дальней родни. Иначе в одну кучу надо сваливать британских лейбористов, немецких социал-демократов, КПРФ и, скажем, Пол Пота, ведь все они родственники по левой линии.
Казим Мезран, профессор международных отношений университета Джона Хопкинса в Болонье замечает: «Исламские партии в регионе говорят: «Мы хотим стать такими, как ПСР». «При всяком удобном случае «Братья-мусульмане» утверждают, что не хотят теократии по иранскому типу, а берут пример с ПСР», — добавляет директор Центра ислама, демократии и будущего мусульманского мира при Институте Хадсона Хиллель Фрадкин. А ведущая исламская оппозиционная партия Марокко, имеет не только одинаковое с турецкой название – Партия справедливости и развития – но и похожий символ: масляный светильник, тогда как у турков это лампа.
Особенно примечательно, что за последнее время даже палестинский ХАМАС, который ранее фактически входил в региональную проиранскую коалицию, стал переориентироваться на Анкару. Их лозунг «Эрдоган, а не «Талибан» также заслуживает в отдельного внимания.
Исследование Турецкого фонда экономических и социальных исследований (TESEV) было проведено в августе и сентябре 2010 года, еще до «жасминовой революции» в Тунисе и нынешних беспорядков в Египте. Опрос показал, что 66 % респондентов из арабских государств считают, что Турция может стать моделью для всего Ближнего Востока благодаря «удачному сочетанию ислама и демократии».
На весь арабский мир распространилась личная популярность Эрдогана. В прошлом году, согласно опросам «Zogby International» и университета Мэриленда, он оказался самым популярным политиком. В арабской прессе его, не стесняясь, называют «большим арабом, чем сами арабы» и постоянно повторяют знаменитое «One minute, please», брошенное израильскому премьеру на Давосе в знак протеста тогдашним бомбардировкам Газы.
Дело доходит до бытовых вещей. «В арабских странах едят турецкие продукты, смотрят турецкие сериалы, ездят в отпуск в Турцию, получают турецкие инвестиции», — отмечает глава Института Ближнего Востока при Колумбийском университете в Нью-Йорке Рашид Халиди.
Арабы в Стамбуле сегодня частые гости. Они в чем-то напоминают латиноамериканцев, приезжающих в Мадрид, в сердце «матери-Испании». Видя это, я не переставал удивляться, как арабы и турки вновь полюбили друг друга через 100 лет после разлада.
Комментируя туркофильство, Мурат Меркан, глава комитета по иностранным делам турецкого парламента, член ПСР, говорит: «То, что мы делаем, – хорошо для нашего народа. Если это вдохновляет другие страны – это их решение».
Вместе с тем, Турция консультирует некоторые арабские партии по вопросам парламентаризма и будет продолжать это делать, заявил представитель министерства иностранных дел Сельчук Унал. «Практику демократии» в Турции проходят даже представители иракского шиитского движения Моктады аль-Садра. Аластер Крук, бывший посредник ЕС в переговорах с происламскими силами, ныне директор экспертного центра изучения политических конфликтов в Бейруте, приветствует такую деятельность ПСР.
Курс турецких политических акций снова пошел вверх, когда Эрдоган сказал, что Хосни Мубарак должен прислушаться к своему народу и уйти, потому что «эпоха правительств, которые стоят на позиции давления и репрессий, прошла».
Этот же самый процесс (формирование общественно-политической системы, адаптировавшей ислам к современности, или наоборот, кому как больше нравится), который сегодня сотрясает арабские страны, в Турции идет мягко, эволюционно, по сравнению с соседями, бархатно. Это не может не привлекать внимание и симпатии как арабов, так и во всем мире.
Правда, как предупреждает д-р Керем Октем из Оксфордского университета, есть целый ряд ограничителей, которые влияют на внешнюю политику Анкары, и рано еще делать далеко идущие выводы.
«Осторожное налаживание контакта с Арменией привело к значительному ухудшению отношений с этнически братским Азербайджаном. Оттепель в отношениях с Сирией сопровождалось значительным ухудшением партнерства Турции с Тель-Авивом.
Внешняя политика Турции достаточно нестабильна из-за непостоянства ситуации на внутренней политической арене страны», — пишет он.
Наконец, трансформация Турции из марионеточной демократии в либеральную была проведена правительством не слишком успешно. В светском среднем классе возникли опасения о том, что правительство использует демократические реформы для превращения государства в шариатский режим чуть ли не иранского образца. Правительство же, считает эксперт, ничего не сделало, чтобы развеять эти опасения.
У премьер-министра Турции Эрдогана, жестко атакуемого армией, бюрократией и судебной системой, стали, как некоторые полагают, появляться диктаторские замашки. Чрезмерная активность полиции на антиправительственных и профсоюзных демонстрациях вызвала недовольство в обществе. В отличие от 2002 г. и 2007 г., когда с ПСР солидаризировался широкий слой либералов, интеллигенции и народных масс, теперь поддержка избирателей сокращается.
Не удается Турции продвинуться и в направлении столь желаемого вступления в ЕС и в плане решения кипрской проблемы, остается острой курдский вопрос. «Таким образом Анкара может потерять и свое влияние на восточных соседей», — заключает Октем.
В общем, возрождение Османской империи в новом формате – это, скорее, пока изыскания аналитиков, чем реальная практика. Хотя того, что страна может попытаться выступить лидером интеграционных процессов в мусульманском мире, вероятность активизации которых в результате последних событий возрастает, исключать не стоит. Не зря Турция уже много лет назад пролоббировала своего представителя на пост генсека Организации Исламская конференция.
Нельзя тут не сказать и о другом сегодняшнем бенефециаре на Ближнем Востоке – Иране, сблизившемся с Турцией в последние годы. Позиции Тегерана также усиливаются параллельно провалам американской политики в регионе. Особенно это станет заметно, если удастся революция в Бахрейне, где 70-80 % жителей – шииты. Последнее вызывает крайнюю нервозность в Саудовской Аравии, которая опасается дестабилизации своих самых нефтеносных районов, также населенных шиитами.
Однако в данном случае вряд ли стоит говорить об усилении Тегерана на общеисламском пространстве. Прежде всего, речь идет об укреплении «шиитской дуги» (Иран, частично Ирак, Сирия, «Хизбулла», частично ХАМАС) созданной в противовес линии США в регионе.
Тегеран несколько растерян в связи с неожиданным и столь успешным возвращением Турции на Ближний Восток, которая легко и непринужденно «высаживает» взращиваемые годами иранские центры силы. Посол ИРИ в Москве Сейед Махмуд Реза Саджади в интервью мне в дни событий вокруг «Флотилии свободы» признал, что Анкара одним направлением гуманитарного конвоя в блокированную Газу, на который было совершено нападение израильского спецназа, добилась того, чего Иран достиг за годы после провозглашения исламской республики. Что весьма симптоматично, эта фраза была им удалена из согласованного варианта интервью.
Все-таки шиитский характер иранского режима накладывает свои ограничения на масштаб внешнеполитического маневра. Это облегчает усилия суннитской Турции, что создает впечатление ее столь изящной и эффективной при минимальных затратах внешнеполитической активности.
Источник: Русский журнал
Комментарии