Трансформация мира и Глобальное управление

Начавшийся передел африканского континента и цепная революция в арабско-исламском мире по своей значимости сопоставимы разве что с распадом СССР и «соцсистемы» – недаром американский президент сравнил эти события «с падением берлинской стены». Естественно, что революционный процесс породил множество вопросов, на которые пытается ответить аналитическое сообщество.

Внутренние обстоятельства. События эти освещаются с разных точек зрения. Обозреватели в качестве причин указывают на мировой экономический кризис и рост цен на продукты питания: в чикагской бирже продовольственные фьючерсы еще осенью 2010г. взлетели на 74%, что привело к инфляции цен на продукты питания. Это сказалось в Тунисе (ВВП на душу населения – $ 3.0 тыс.) и особенно в более бедном Египте ($ 1.2 тыс.), где инфляция на продовольствие составила 30%, между тем как население (50% которого живет за чертой бедностью, а среднемесячная зарплата равна 50 евро) 30% своих доходов тратит только на питание. По поводу относительно богатой Ливии (ВВП на душу населения – $ 6.0 тыс.) отмечают раздоры и противоречия между племенами (их около 30-ти). Численность некоторых из них достигает миллиона, к тому же враждебные Каддафи племена обитают на востоке, в богатых энергоносителями районах страны, и в этом контексте обозреватели проводят аналогии с Ираком. Собственно, эти обстоятельства и способствовали разжиганию гражданской войны. В Бахрейне – в самой благополучной среди них в финансовом отношении стране – обострились отношения между конфессиональными группами шиитов и суннитов, что также чревато долгосрочным гражданским противостоянием. Mногих aналитиков, в основном в контексте безопасности Израиля, беспокоит активность вышедших из полуподполья исламистов в лице, например, «Братьев мусульман».
Общим для обществ стран региона является усталость от многолетнего правления одних и тех же национальных лидеров (явление, известное «советским людям» как «синдром Брежнева»), перманентных репрессий, роста коррупции и прочих социальных невзгод. Налицо и демографические проблемы: в целом регионе бурно растут города и городское население, а в арабском мире стало, как пишут, «слишком много грамотной, но безработной молодежи». Поэтому неудивительно, что по индексу «революционного потенциала» (revolting-index) из 16-ти стран лидируют пять арабских стран и четыре страны «черной Африки» (любопытно, что соседний с Арменией Азербайджан занимает в этом списке 10-е место).
Внешние факторы. На эти объективные внутренние обстоятельства накладываются внешние факторы – «демократизирующие» призывы из США и ЕС, запуск известных технологий по совершению цветных революций, на этот раз – с акцентом на «пятничные молитвы». Важную роль при этом играют организации типа «Движение 6 апреля» с лозунгом «кефайя» – «хватит» (вспомним «кмару» в Грузии), на своем боевом посту находится американский Национальный фонд в поддержку демократии и т.д. Естественно, что к событиям не остались равнодушными и претенденты на лидерство в исламском мире – Иран и Турция.
СМИ повсеместно отмечают, что в революционном движении появился такой эффективный инструмент сетецентричеких информационных войн, как социальные сети (Facebook, Twitterи т.д.), многочисленные блоги. К примеру, еще в июне 2010г. менеджер ближневосточного отделения Google Ваель Гоним открыл антимубараковскую страничку в Facebook-е, куда заходили до полумиллиона посетителей в день. Свою специфическую роль – особенно в Тунисе – сыграли и «утечки» WikiLeaks. Важным фактором была, конечно же, и «Аль-Джазира», репортажи которой резонировали с «арабской улицей». Однако заметим, что «Аль-Джазира» передавала всего лишь информацию, между тем как интернет-средства выполняли также организующую и направляющую роль.
Характерно, но зарождение мощной волны социальных цунами осталось вне поля зрения мирового аналитического сообщества – практически никто не говорил о возможности подобного. Впрочем, в последнее время такое часто бывает. В этой связи специалисты отмечают еще одну интересную деталь, связанную с WikiLeaks. Декабрь 2010г. прошел под знаком этого проекта – сложно было найти хотя бы одно СМИ, которое осталось бы в стороне от обсуждения слухов. Занимались этим и спецслужбы, выискивая в гигабайтах информации словесные комбинации, которыми американские дипломаты отзывались о лидерах той или иной страны. Но ведь ресурсы даже таких служб не безграничны – вот на выявление реально значимых событий в арабском мире сил уже и не хватило. Аналитики были заняты исключительно копанием в грязном белье американской дипломатии, забыв обо всем остальном на свете.
Но внешнее давление не ограничивается информационными войнами. У берегов Ливии появился американский флот, а британские спецназовцы – в восставших районах этой страны. Саудовская Аравия в знак поддержки суннитского режима в Бахрейне, где в волнениях усматривают «руку Тегерана», демонстрирует возможности своих бронетанковых войск. Сам Иран за многие десятилетия решился направить группировку ВМС в Средиземное море. На этом этапе, возможно, все операции выполняются в духе принципа «угроза сильнее исполнения», но мало кто рискнет гарантировать, что эти действия не перерастут в военные операции.
Неизбежная трансформация. Указанные внутренние и внешние факторы, имеющие как общности, так и различия, привели в итоге к падению режимов в Тунисе и Египте. Те же страны, которые устояли, скорее всего, будут в той или иной мере трансформированы (добровольно-принудительно, экономическими санкциями или же посредством военного вмешательства извне, как показывают развития вокруг Ливии) в обозримом будущем. Уже на этом этапе руководство Алжира отменило введенное с 1992г. чрезвычайное положение, президенты Судана и Йемена заявили, что не будут баллотироваться на следующих выборах, в Иордании отправили в отставку премьера, сирийский президент пообещал реформы (не уточнив, однако, их содержание), в Ливии отменили ряд налогов, марокканский король Мохаммед VI намерен провести кардинальную «конституционную реформу», некоторые же правители «откупились от народа» щедрыми финансовыми вливаниями (Кувейт и Саудовская Аравия).
Указанные выше обстоятельства, конечно же, носят объективный характер и в целом дают более или менее общее представление относительно происходящего. Но вместе с тем современные революционные процессы представляют собой явления более сложные и многоуровневые, чем это порой воспринимается. Поэтому выдвигаемые как по горячим следам фактологические, так и конспирологические (но от этого не менее реальные) версии этих событий раскрывают, как принято говорить у юристов, «правду, но не всю правду», а это – следуя той же «юридической» терминологии – может оказаться и ложью.
Например, не вызывает сомнения, что во всех событиях есть более чем значительная доля «материального» аспекта – идет борьба за ресурсы между ведущими странами. Эта борьба в чем-то является клоном известных нам «холодных войн», но, в отличие от них, протекает по формуле «все против всех». Некоторые эксперты считают, что такое противостояние, в какой-то, уже не очень отдаленный момент – так называемый «день “д” и час “ч”» – может трансформироваться в классические «горячие» войны за тривиальное выживание.
Вместе с тем мы полагаем, что «момент истины» будет выявлен (если будет выявлен вообще) лишь тогда, когда будут «расшифрованы» геополитический и геоэкономический контексты процесса, с учетом тех социальных, демографических концепций, которые сегодня доминируют на глобальном уровне управления.
Ниже мы представим наше видение происходящего в терминах конструирования очередного «нового миропорядка» в рамках сценариев, связанных с мировой управляемостью (или же неуправляемостью).
«Мы наш, мы новый мир построим». Общепринято думать, что «ялтинско-потсдамский» мир завершил свои дни распадом СССР в 1991г. Между тем и после распада соцсистемы борьба с «пережитками» старого мира не утихала. Таким «пережитком», например, была Югославия: в результате бомбежек этой страны в 1999-ом на карте появились несколько небольших, не совсем самодостаточных, зато вполне гармонирующих с новыми реалиями государств.
В Африке и на Ближнем Востоке также оставалось еще множество стран, которые были в той или иной степени порождением прежнего миропорядка. В этом регионе во второй половине двадцатого века произошли перевороты, в результате которых старорежимных правителей сменили молодые реформаторы – будущие президенты, вожди революции и даже короли. Новым лидерам досталась неплохая материальная база (нефть, газ, контроль над важными транспортными коммуникациями) и, вне зависимости от внешнеполитической конъюнктуры, они на восточный лад создали устойчивые режимы.
Однако эти режимы – из-за обладания большими ресурсами, а также в силу своей специфичности – не всегда в полной мере подчинялись правилам «большой игры», которую вели (в свое время) «советы» по идеологически-геополитическим, и англосаксы (постоянно) и китайцы (относительно недавно) в основном по геоэкономическим мотивациям. Сегодня совмещение этих двух факторов – владение ресурсами и неуправляемость – сделали эти режимы практически обреченными.
К выполнению работы приступили еще в 1991г., однако заключительная фаза военной операции в Ираке – «Сабля пустыни», по разным причинам осталась незавершенной, и дело довели до логического конца лишь в 2003г. Таким образом, регион (ранее названный Большим, а сегодня, как пишет Уильям Энгдаль, известный «…под менее угрожающим именем – Новым Ближним Востоком…»), особенно с учетом афганского фактора, был основательно расшатан. Очередной этап ликвидации «старых порядков» дозрел уже в наши дни. В смутное время формирования мультиполярного (или же, по диагнозу некоторых экспертов, бесполярного) мира дополнительную актуализацию проблеме придали активные действия на африканском континенте «алеющего на востоке» Китая, а также растущие амбиции БРИК (ставшего к тому же БРИКС после причисления к его рядам Южно-Африканской Республики).
Однако хорошо известно, что реализация политических мегапроектов не всегда дает те результаты, на которые первоначально рассчитывали их составители. В частности, это касается проблемы «управляемости» постреволюционного арабского мира, тенденции развития которого еще далеко не однозначны. В этом контексте полезно ознакомиться с доминирующими в экспертном сообществе концептами относительно проблемы глобального управления.
Сценарии глобального управления. В конце 2010г. был опубликован подготовленный еще в начале того же года доклад «Глобальное управление в 2025 году: критическая ситуация». В этом проекте, помимо основных организаторов – Национального совета по разведке США (NIC) и Института изучения безопасности ЕС (EUISS), принимали участие и авторитетные эксперты из России, Китая, Индии и других стран. В качестве исходного тезиса было принято, что система глобального управления (имеется в виду совокупность государственных, международных и не государственных институтов, транснациональных компании и даже сетевых структур) в том виде, в котором она была создана после Второй мировой войны, в свое время была эффективной, но уже не справляется со сложными проблемами 21-го века. Эксперты полагают, что такое положение обусловлено тем, что «быстрые темпы глобализации» намного увеличили риски, связанные с этническими конфликтами и терроризмом, инфекционными болезнями, а также новыми видами угроз: изменение климата, нехватка энергии, продовольствия и водных ресурсов, миграционные потоки и даже новые технологии (особенно в области биотехнологий, т.к. развитие этой сферы содержит множество рисков, в частности, этического характера). Авторы документа предложили четыре сценария, по которым могут развиваться события в следующие 15 лет:
1. «Удержаться на плаву»
2. «Фрагментация»
3. «Возвращение “Европейского Koнцерта”»
4. «Реальность игры: конфликт превзошел сотрудничество»
Сценарий «Удержаться на плаву» можно назвать умеренно-оптимистическим. Эксперты полагают, что, несмотря на возрастающие риски и сравнительно медленное усовершенствование международной системы управления, эта система в ближайшие годы еще в состоянии справляться с ситуацией. Более того, по их мнению, такой сценарий является наиболее вероятным. Вместе с тем участники проекта склоняются к тому, что в более отдаленной перспективе институты управления в нынешнем виде нежизнеспособны и уже не будут в состоянии «удержаться на плаву».
Второй сценарий («Фрагментация») является в меру пессимистическим. Согласно этому варианту, в мире происходит фрагментация регионов: Азия строит свой порядок, Европа как бы замыкается в себе и стремится разрешить проблемы, связанные с падением жизненного уровня населения. Соединенные Штаты, с учетом роста рабочей силы, могут оказаться в относительно лучшей позиции, если, конечно, преодолеют известные проблемы бюджетного дефицита и долгов. В этих условиях, благодаря новым коммуникационным технологиям, процесс глобализации (этому понятию эксперты придают исключительно позитивный смысл) продолжается, но гораздо более умеренными темпами.
Третий сценарий («Возвращение “Европейского Kонцерта”») наиболее радужный. По этому сценарию, несмотря на экологические риски и конфликтные ситуации, международное сотрудничество в плане решения глобальных проблем в целом развивается очень неплохо. Этому способствует то, что США с другими странами, а также Китай и Индия прилагают совместные усилия. В свою очередь, ЕС начинает выполнять более глобальную роль, нежели ранее. Сами эксперты проекта полагают, что данный сценарий является менее вероятным, чем первые два, и поэтому его следует скорее воспринимать как некую цель, к которой следует стремиться. Заметим также, что в аналитическом сообществе превалирует мнение, что повышение глобального статуса Европы возможно лишь при формировании близкого по цивилизационному духу и экономическим интересам политического пространства в Евразии. Поэтому нельзя исключить, что появление подобного сценария является своеобразным реверансом со стороны участников проекта по отношению к принимающей стороне – своим европейским коллегам.
Наиболее пессимистичным является четвертый сценарий («Реальность игры: конфликт превзошел сотрудничество»). Отношения между Китаем и США обостряются, растет экономическая конкуренция между членами БРИКС. Рушатся надежды на лучшую жизнь у среднего класса в Европе, что приводит к обострению в социальной сфере. На Ближнем Востоке идет гонка ядерных вооружений. Царит атмосфера подозрения и напряжения, что делает невозможными, особенно в Азии, дальнейшие реформы глобальных институтов управления.
Однако вернемся на Ближний Восток и попытаемся сопоставить сценарии глобального управления с возможными в этом регионе вариантами развитиями.
После «Удержанияна плаву» – «Фрагментация», а потом «Конфликт превзойдет сотрудничество»? Даже из беглого анализа того, что происходит в арабском мире, следует, что заинтересованность внешних сил, в частности, заключается в том, чтобы сделать регион более управляемым: ведь повышение управляемости означает не только расширение сферы влияния, но и подразумевает льготный доступ к ресурсной базе. В первом приближении можно считать, что по своей изначальной логике события в регионе подчиняются сценарию «Удержаться на плаву». Ведь с большой долей вероятности можно предположить, что в результате падения и трансформации авторитарных режимов произойдет (она уже в значительной мере происходит) определенная деиндивидуализация арабских стран. Нынешние тенденции говорят о том, что в эти страны практически неизбежно будет введена общая для всех конституционно-демократическая атрибутика. В итоге, арабский мир, при всех своих внутренних противоречиях и проблемах, станет более гомогенным, нежели до революционного движения, вне зависимости от того, чем оно закончилось. Но наряду с этим в регион вернется очень важный цивилизационный и религиозный элемент – ислам, т.е. произойдет определенная десекуляризация региона. Наверное, следует также согласиться с мнением тех аналитиков, которые считают, что как минимум на первых порах исламистские течения типа «Братьев-мусульман» (кстати, не занесенных в американский реестр террористических организаций) займут достаточно умеренную позицию.
Есть все основания предположить, что процесс возвращения политического ислама в регион во многом будет похож на то, что произошло в Турции, где на смену фундаменталистам во главе с Эрбоканом пришли умеренные исламисты партии «Справедливость и развитие» Реджепа Эрдогана. Известно также, что технология «умеренного исламизма» во многом базируется на проекте RAND «Формирование умеренных исламских сетей» (Building Moderate Muslim Networks). Вспомним также, что в докладе NIC «Глобальные тенденции-2025: меняющийся мир» прогнозируется, что роль «Аль-Каиды» с течением времени будет значительно снижена. Такая модель политического ислама, в отличие от фундаментализма, более предсказуема и управляема, поэтому и является более приемлемой для внешнего мира. Кстати, арабский мир такого образца, возможно, станет ближе той же самой Турции (а в определенном смысле – и Ирану, который потеряет свою эксклюзивность в качестве единственного «истинно исламского государства»), чем сейчас.
Вместе с тем, похоже, что соответствие сценарию «Удержаться на плаву» в регионе может продолжаться не очень долго. Например, если продолжить аналогии с той же Турцией, «умеренный ислам» в своей эволюции может дрейфовать в сторону радикализма, что создаст проблемы не только с соседями (Израиль), но и с Европой в целом.
Между тем, взявший курс на борьбу с «мультикультуральностью» ЕС сегодня отгораживается даже от «умеренно исламизированной» Турции (что часто находит свое выражение в дипломатических скандалах). Это означает, что есть все основания предположить, что схожие отношения установятся между ЕС и арабскими странами, если там будет преобладать идеология политического ислама. Известно, что эта проблема уже актуализирована в связи с многочисленными беженцами из африканского континента, и не похоже, что процесс этот в скором времени пойдет на убыль: ведь общества дорого расплачиваются за революцию и долго не приходят в себя после дезорганизации управления и развала экономики.
Таким образом, внутреннее сближение и исламизация арабских стран будет сопровождаться цивилизационным и идеологическим размежеванием с Европой, что в свою очередь усилит тенденции формирования мироустройства, описанного в сценарии «Фрагментация». Между тем «Новый Ближний Восток» от Марокко до Пакистана – далеко еще не вся относительно «изолированная» от остального мира Азия, о которой шла речь в докладе NIC и ISS: этот регион является также «фрагментом» в данной части света.
Некоторые аналитики предполагают, что «Новый Ближний Восток» в скором времени станет своего рода «буферной зоной» между Китаем и Западным миром. Между тем именно буферные зоны чаще всего становятся ареной острого противостояния. Так что вполне возможно, что «Фрагментации» очень скоро может трансформироваться в другое состояние, подчиняющейся логике наиболее пессимистичного сценария – «Реальность игры: конфликт превзошел сотрудничество».
Заключение
В рамках изучения влияния «мусульманского фактора» на национальную безопасность США корпорацией RAND еще в 2003г. в одном из исследований отмечалось, что резкое осложнение ситуации в мусульманском мире, способствовавшее росту антиамериканских настроений и приведшее к возрастанию угрозы национальным интересам США во всем мире, связано прежде всего с американской внешней политикой, проводимой после 11 сентября 2001г. Вместе с тем, как показали исследования, целый ряд движущих сил этого процесса формировался не мгновенно, а в течение прошедших десятилетий и не связан с глобальной антитеррористической операцией. Тогда же указывалось, что продолжение развития выявленных тенденций в ближайшие годы создаст серьезные проблемы процессам управления безопасностью в мусульманском мире, что повлечет за собой существенное увеличение политических и военных ресурсов, привлекаемых США к поддержанию стабильности в мусульманских регионах планеты. В этой связи акцентировалось внимание на крайне важном значении создания единой стратегии трансформации мусульманского мира, которая способствовала бы уменьшению влияния религиозного и политического экстремизма и снижению антиамериканских настроений в мире.
Одним из весомых результатов исследования явилось развитие типологии идеологических тенденций в различных областях мусульманского мира. Была разработана и методология классификации различных течений мусульманской идеологии и ислама в целом. Созданная методология учитывает более точную классификацию мусульманских групп и позволяет идентифицировать регионы, на которые Соединенные Штаты и их союзники могут положиться в продвижении своей политики в мусульманском мире. В итоге была сформирована так называемая «религиозно-политическая карта мусульманского мира», позволяющая идентифицировать линии ключевых расколов и противоречия в мусульманском мире, прежде всего между шиитами и суннитами, а также между арабским и неарабским населением исламского мира. Вот результаты этого и аналогичных исследований и нашли свою практическую реализацию в революционных событиях зимы 2011г.

Источник: Гагик Арутюнян, Сергей Гриняев Центр стратегических оценок и прогнозов

Комментарии

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *