Доклад международной конференции «Геополитика многополярного мира». 4 окт. 2011 г. Социологический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова
Редким для ООН единогласным голосованием, Генеральная Ассамблея ООН приняла предложение ученого и тогдашнего президента Исламской Республики Иран Мохаммеда Хатами объявить 2001 год «Годом диалога между цивилизациями». Это нормативное видение стремилось создать новую этическую парадигму международных отношений и разработать по-настоящему мультикультурное международное общество, основанное на простой предпосылке «единства в многообразии», на политической поддержке и проявлении присущего миру культурного плюрализма, происходящем из стремления межкультурного уважения и понимания.
«Диалог цивилизаций» призывает к «пересмотру и обсуждению основ ориентированного на Запад и либерального мирового порядка», и тем самым «представляет собой мощный нормативный вызов современной политической ортодоксии, скрытой во всех крупных политических дискурсах будущего мирового порядка» (Petito 2009, 12). Печально, и в ретроспективе трагично то, что этим предложениям не было суждено претвориться в действие или получить развитие ни теоретически, ни политически, поскольку события опередили политический процесс.
Как иронично, что после событий 11 сентября 2001 г. «Международный год диалога между цивилизациями» стал более известен как год «Столкновения цивилизаций», как точка водораздела, которая положила начало «войне с террором» США и остальных стран Запада или «Долгой войне», тому, что было бы правильнее рассматривать как гегемонистскую борьбу по принуждению «черных дыр», «государств-изгоев» и организаций исламского мира к принятию либерального и космополитического западного политического и экономического мирового порядка. Международный терроризм, таким образом, является предсказуемой реакцией, симптоматичной росту значимости культурной идентичности, протестом и ответом на движимую капитализмом социально навязчивую и агрессивную неолиберальную глобализацию и модернизацию. Это было широко воспринято как отказ от исторически детерминированного и триумфального либерального демократического / капиталистического «Конца истории» Фрэнсиса Фукуямы, с его разрушительным навязыванием ложной универсальности и однородности, и как реабилитация работы на основе культуры Сэмюэля Хантингтона «Столкновение цивилизаций» в качестве теоретической парадигмы понимания международных отношений после окончания холодной войны.
Даже Хантингтон, однако, утверждал, что единственным способом избежать или уменьшить это «Столкновение цивилизаций» является строительство многополярного и многоцивилизационного порядка, вовлеченого в процесс поликультурного и межцивилизационного диалога. Цивилизации организованы вокруг того, что он определил как «основные государства», которые являются «источниками порядка» цивилизации, поскольку государства-члены рассматривают их как «культурных родственников». Он продолжает: «Мир, в котором ядро государств играет ведущую или доминирующую роль является миром сфер влияния». Эти основные государства действуют в качестве основных игроков и посредников между цивилизациями, создавая мировую политическую систему (Huntington 1996, 156). Структурные реалисты назвали бы эти основные государства «Великими державами» и определили бы мир сфер влияния как многополярный. «Диалог цивилизаций» отличается от парадигмы «Столкновения цивилизаций» в том, что первый стремится нормативно предотвратить или смягчить последнее.
Цивилизационный дискурс становится все более полезным аналитическим инструментом для исследователей международных отношений и деятелей внешней политики в связи с уменьшением превосходства политико-экономической идеологии для формирования личностей, государств и геополитических блоков или союзов после окончания биполярной холодной войны и с сопряженным возрождением значимости культуры как в формировании самосознания, так и в увеличении конфликтов и напряженности, возникающих на основе этнической, племенной и религиозной самобытности и различий. Признавая важность Хантингтона или его современника Александра Панарина, а также более ранних теоретиков, таких как Бродель, Шпенглер и Тойнби для закладывания своих основ, цивилизационный дискурс эволюционировал за пределы Гердеровского и полностью примордиалистского и эссенциалистского определения цивилизаций как унитарных и неизменных игроков, предопределенных строить свои отношения в первую очередь на основе конфликта.
Поэтому мы можем определить цивилизацию как «высшее культурное образование народов и широчайший уровень культурной идентичности», которые характеризуются «общим языком, историей, религией, обычаями, институтами, а также субъективной самоидентификацией людей» (Huntington, 1996, 43). Она представляет собой «самую широкую, самую емкую оболочку культурных признаков, связанных прямо или косвенно, явно или неявно с географическим расположением и временными сдвигами. Цивилизация равнозначна культуре, выраженной в пространстве и во времени. В основном в пространстве. Время становится решающим в попытках обозначить изменения в способах производства и закономерности влияния, которые характеризуют цивилизацию от досовременной до современной фазы истории (Lawrence, 2010, 157). Цивилизации являются как множественными, так и внутренне плюралистическими, они возникают и вымирают. Являясь социальными конструкциями частичной первичности, они могут стать политически овеществленными, особенно когда они взаимодействуют с другими цивилизациями (Katzenstein, 2010, 6-7). Они сталкиваются, соревнуются, сотрудничают, опыляют друг друга, развиваются и скрещиваются в своих отношениях с другими цивилизациями. Конфликт внутри цивилизаций происходит даже чаще, чем между основными цивилизационными государствами или линиями активного разлома цивилизаций. Цивилизации скорее свободны и внутренне дифференцированы, чем последовательны, однородны и едины, они являются интерсубъективными культурными комплексами, которые не имеют четко определенных пределов или границ и часто пересекаются друг с другом. Как культурные образования, они не являются политическими игроками по своей сути, но содержат в себе государства и другие социальные формирования и личности, которые действуют за них. В свою очередь, цивилизации рассматриваются как существующие не в рамках определяющейся анархией системы, а в более широкой географической и исторической глобальной экумене с несколькими возможными современностями, или в мировой форме правления, или, возможно, как предлагает Айзенштадт, в рамках более крупной единой цивилизации современности, технологического и светского общественного порядка, созданного международной государственной системой, международными организациями и глобальной торговлей (Eisenstadt, 2001).
Принято считать, как в науке международных отношений, так и во внешнеполитических кругах, что «момент однополярности» Краутхаммера закончился, и что глобальная гегемония американских и западных цивилизаций приходит в упадок.
Это можно увидеть в двух основных проявлениях. Во-первых, в обременении общественных ресурсов, а также морального и политического авторитета военными и меметическими конфликтами во всем исламском мире, которые, кажется, не имеют предела или конца. Во-вторых, в глобальной рецессии 2008 года, продолжающейся на Западе, которая обострила и ускорила тенденцию смещения мирового экономического центра тяжести с Запада на Восток. Она продемонстрировала банкротство Запада с точки зрения неспособности его неолиберальной политико-экономической идеологии построить справедливый и стабильный мировой порядок, с точки зрения созданной Западом глобальной системы виртуальных и паразитарных финансов и с точки зрения его государственных и общественных долгов и дефицитов. Новый многополярный мир находится на начальной стадии, когда основные великие державы и региональные полюсы имеют примерные потенциальные сферы влияния, которые согласуются с различными цивилизациями и основными государствами, теоретически определенными в цивилизационном дискурсе международных отношений, как то Россия, Китай, ЕС, Соединенные Штаты, Боливарианская Латинская Америка, Индия, исламский мир и, возможно, Африка к югу от Сахары.
Концептуализация «Диалога цивилизаций» вновь появляется в качестве альтернативного способа теоретизирования по поводу более справедливого и разнообразного многополюсного миропорядка, обеспечения глобального мира и безопасности, а также управления неизбежной напряженностью и конфликтами между Великими Державами, или основными цивилизационными государствами, более подходящего, чем реалистическое балансирование «Союза власти». Таким образом «Диалог цивилизаций» является нормативным и идеалистическим, но не утопическим, так как он не зависит от абсолютной веры в прогресс, ложную универсальность или веру в человеческое совершенствование, типичное для либерального космополитизма. Модель альтернативного мирового порядка, вдохновленная «Диалогом цивилизаций», определяется тремя измерениями (Petito, 2009, 52). Во-первых, многополярностью в качестве ориентации в пространстве, что является нео-регионалистическим возрождением идеи Карла Шмитта о ‘Grossraum’ (большом пространстве), или силы, балансирующей макро-регионами по цивилизационному признаку, а также «многосторонними переговорами между государствами как нормативным источником и демократической легитимацией процессов региональной интеграции» (Mouffe, 2007 и Zolo, 2007, 7). Этот баланс сил, подверженный искушению «конфликтовать», будет сочетаться с бОльшим акцентом со вторым нормативным измерением «Диалога цивилизаций» — новым текстурированным межкультурным международным правом (право народов) (Petito, 2009, 56), которое подкрепляет принципы Устава ООН о суверенитете государств и невмешательстве во внутренние дела, отвергая вмешательство с помощью ревизионистской западной концепции права на защиту (R2P), западных представлений о так называемых «универсальных» правах человека и характерного для международного права юридического позитивизма, в пользу межкультурного диалога о нравственности, признания культурных различий и социальной этики «реально существующих сообществ» (Dallmyr, 2004, 47). Третье измерение «Диалога цивилизаций» — это серьезная приверженность делу мира путем активного многокультурного и многоцивилизационного диалога и дискурса на разных уровнях и в разных сферах. Таким образом «Диалог цивилизаций» нацелен не на строительство стен или преград сдерживания и разделения между цивилизациями, а скорее на наведение мостов взаимопонимания. «Активная политика диалога цивилизаций представляет собой сочетание механизма связи между многополярностью и новым межкультурным международным правом как способа изначального снижения риска культурного обособления и в результате, диалогического включения большинства» (Petito, 2009, 6).
По сравнению с провалом непривлекательной однополярной и унифицирующей либеральной гегемонии Запада вместе с глобализацией, движимой неолиберальным экономическим редукционизмом и эксплуатацией с одной стороны, и возможными геополитическими столкновениями формирующегося многополярного мира, основанного на шатком балансировании «Союза власти», с другой стороны, подлинный «Диалог цивилизаций» обеспечит больше возможностей для борьбы с поистине глобальными проблемами истощения ресурсов, ухудшения состояния окружающей среды и изменения климата. Страны БРИКС (Бразилия, Россия, Индия, Китай и Южная Африка) и Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) уже обладают структурой, членством и артикулированными принципами, которые делают их хорошим институционализированным примером такого многокультурного и многоцивилизационного диалога и сотрудничества на практике. Евразийство является примером идеологии и международного общественного движения, которое охватывает эти принципы. Такие мультикультурно конституированные процессы и структуры региональной интеграции и цивилизационного сотрудничества в большей степени способствуют мирному мировому порядку, так как они выступают в качестве профилактического противоядия от возможной негативной политизации культурных различий в глобальном масштабе, обеспечивая законные каналы для выражения несогласия, не позволяя антагонизмам принимать крайние формы инакомыслия, которые сегодня определяются как культурно фундаменталистский терроризм. Таким образом, дискурс «Диалога цивилизаций» появился не из политического или теоретического вакуума, но в ответ на глобальные проблемы и кризисы, которые стоят перед нами сегодня, в частности, надвигающийся кризис порядка в сочетании с растущей во всем мире политической манифестацией культурного плюрализма и различий (Petito, 2009, 53, 60). «Диалог цивилизаций» — это возможный ответ на эти явления, это международная политическая теория для нормативного структурирования многокультурного и многополярного международного сообщества.
Марк Слебода
Библиография
Dallamyr, Fred (2004). Peace Talks – Who Will Listen? Notre Dame, IN, USA: Notre Dame University Press.
Eisenstadt, S.N. (2001). “The Civilizational Dimension of Modernity: Modernity as a Distinct Civilization,” International Sociology, 16(3): 320-340.
Fukuyama, Francis (1992). The End of History and the Last Man. New York: Free Press
Huntington, Samuel (1996). The Clash of Civilizations and the Remaking of World Order. London, UK: Simon and Schuster.
Katzenstein, Peter J. (2010). Civilizations in World Politics: Plural and Pluralist Perspectives. London, UK: Routledge.
Krauthammer, Charles (1991). “The Unipolar Moment,” Foreign Affairs, no 1:23-53.
Lawrence, Bruce B. (2010). “Islam in Africo-Eurasia: A bridge civilization,” in Katzenstein, Peter J. Civilizations in World Politics: Plural and Pluralist Perspectives. London, UK: Routledge, 157.
Mouffe, Chantal (2007). “Carl Schmitt’s Warnings on the Dangers of a Multipolar World,” in Odysseus and Petito (eds.) The International Political Thought of Carl Schmitt, 147-153.
Petito, Fabio (2009). Civilizational Dialogue and World Order: The Other Politics of Cultures, Religions and Civilizations in International Relations , New York: Palgrave, co-edited with Michalis S. Michael.
Zolo, Danilo (2007). “The Contemporary Use of the Notion of Empire,” in Odysseus and Petito (eds.) The International Political Thought of Carl Schmitt, 154-165.
Источник: Геополитика.ру
Комментарии