Рубрика:China

What does China think? Mark Leonard FOURTH ESTATE London 2008

ИА «Росбалт»:  Книга Марка Леонарада «Что думает Китай?» — явление  уникальное. Марк Леонард — директор первого общеевропейского исследовательского центра — Европейского совета по международным отношениям, имеющего филиалы в Берлине, Варшаве, Лондоне, Париже, Риме, Софии. Автор поставил перед собой задачу разобраться в хитросплетениях китайской интеллектуальной жизни и посвятил несколько лет изучению соответствующих центров в Поднебесной и беседам с ведущими учеными-идеологами, чьи идеи определяют направление движения в будущее этой без пяти минут сверхдержавы. Можно сказать, что книга Леонарда — своего рода энциклопедия китайской интеллектуальной жизни. «Росбалт» также рекомендует ознакомиться с первой и второй частями рецензии на книгу Леонарда, чтобы картина современного Китая сложилась наиболее полной.

В определенном смысле Китай уже достиг мирового господства: если бы сейчас все население Земли каким-то чудесным образом смешалось, то получившийся в результате представитель человечества больше всего имел бы именно китайских черт. Однако такое гипотетическое господство может удовлетворить только особо продвинутых эстетов. Широкие массы политиков, политтехнологов и просто интеллектуалов думают о более зримом господстве – чтобы переформатировать мир в соответствии с собственными представлениями о том, как и что должно быть устроено. Китайские интеллектуалы в этом плане ничуть не отличаются от российских или американских. Чем отличается китайская элита, так это стремлением до поры до времени глубоко прятать амбиции, которые с таким шумом и треском демонстрируют простодушные  Россия и США. При этом китайские политические стратеги убеждены, что величие Китая обусловлено самой его национальной природой.

«Рост Китая предопределен самой его природой. На протяжении последних 2000 лет Китай несколько раз обретал статус супердержавы. Даже относительно недавно – за 20 лет до опиумных войн в 1820 году Китай производил около 30% мирового валового продукта. История своей страны с одной стороны дает основания китайцам гордиться ею, с другой — вселяет печаль относительно сегодняшнего ее мирового статуса. Китайцы уверены, что упадок Китая был исторической ошибкой, которую они обязаны исправить», — пишет Ень Сюэтон (Yan Xuetong)  в книге «The Rise of China in Chinese Eyes».

Однако будучи страной с огромным населением и большими амбициями и собираясь побороться за мировое господство, Китай понимает, со сколь низкого уровня во всех отношениях он начал нынешний рост, сколь уязвимы его сегодняшние позиции и как осторожно надо проявлять свои амбиции в мировом общественном мнении, чтобы не напугать потенциальных соперников до срока.

Дэн Сяопин, планируя новую стратегию для страны, выдвинул лозунг, который можно перевести на русский как «Не высовываться!». Официально он переводится так: «Ждать своего времени и копить силы». Главная идея Дэн Сяопина заключалась в том, что Китай как слабая и бедная страна должен избегать участия в каких-либо международных конфликтах и сосредоточиться на экономическом развитии.

Исходя из этого, Дэн Сяопин прекратил поддержку революционных прокитайских сил в Юго-Восточной Азии, так раздражавшую официальные правительства стран региона; точно так же были постепенно сведены на нет приграничные конфликты с Индией и многолетнее противостояние по ряду проблем  с Вьетнамом. Одновременно в Китае с большой осторожностью относятся к разнообразным международным союзам, подозревая их в преследовании скрытых целей и опасаясь быть вовлеченными в чужую стратегическую политику.

В этом плане Китай принципиально отличается от других стран, которые, как правило, входя в период бурного экономического роста, начинали тут же демонстрировать свои возрастающие международные претензии и аппетиты. В Поднебесной же крайне боятся термина «китайская угроза», понимая, что под знаменами борьбы с нею в один момент могут собраться десятки крупнейших стран, против союза которых Китай будет бессилен.

В этом контексте появился лозунг «Мирный рост», который одно время всячески внедрялся китайскими интеллектуалами на международных конференциях. Творец этого слогана – видный китайский политик, одно время работавший министром пропаганды, Чжен Бицзян (Zheng Bijian) раскрывал его содержание следующим образом: «Рост и развитие Китая — абсолютно новый, до сих пор невиданный в мировой истории феномен. Китай ни в коем случае не пойдет дорогой Германии или Японии времен второй мировой войны, применяя насилие для получения ресурсов и стремясь к мировой гегемонии». Одновременно он  подчеркивал и отличие от политики СССР, который пытался построить свою собственную международную экономическую систему и был отрезан от всего развитого мира. Китай, напротив, стремится быть интегрированным в мировую экономическую систему, однако при этом он не пытается давить на партнеров так, как это делают США.

Китай, – декларировал Чжен Бицзян, —  создает новую мировую стратегию –«победитель-победитель», когда обе сотрудничающие  стороны оказываются в выигрыше от своего взаимодействия, а по всему миру распространяются сотрудничество и процветание. Именно такое направление развития страны было всячески поддержано группой китайских интеллектуалов, которые получили внутри страны  название «либеральных интернационалистов». Вскоре против этой идиллической картины развития выступила группа националистически настроенных ученых, прежде всего, из Пекинского университета, которых, по аналогии с американскими неоконами (новыми консерваторами), Марк Леонард предлагает называть неокоммы (новые коммунисты). Среди этих ученых особо заметен профессор Ень Сюэтон.

«Мирный рост – ложная идея. Таким образом мы даем знать Тайваню, что он может декларировать независимость и не будет подвергнут атаке». Другой аргумент – ни одна великая нация не достигла своего величия мирным путем. Развивая эту идею, Ень Сюэтон подчеркивает, что политика США, Японии и Тайваня в отношении Китая построена на том, что последний идет на соглашательство и уступки. Однако, подчеркивает он, чем больше вы идете на уступки, тем больше от вас требуют этих уступок, поэтому этот путь ведет в тупик.

Марк Леонард обращает внимание на удивительное совпадение аргументации и доводов американских неоконов и китайских неокоммов. Если один из видных американских неоконсерваторов Уильям Кристол убежден, что перед лицом китайской угрозы только очевидное господство США может обеспечить стабильность в мире, то Ень Сюэтон  полагает, что перед лицом американской агрессивной политики только военная модернизация и укрепление Китая могут обеспечить стабильность и заставить США проявлять сдержанность. Любопытно при этом, что оба политика являются горячими почитателями Черчилля и любят говорить о себе как о людях, чей одинокий голос теряется в равнодушной пустыне. По-видимому, невзирая на абсолютно разные биографии и национальную ментальность, они являются представителями одного из типичных психологических типов политиков.

Впрочем, лозунг мирного роста оказался похоронен не идеологическими противниками, а скорее бюрократическими — чиновниками, которым хотелось утвердить собственные слоганы. Так возник лозунг «Рост и развитие», за ним последовала «Мягкая сила». В любом случае, и либеральные интернационалисты, и неокоммунисты, хоть и с разных позиций, атакуют идею замкнутости и лозунг «не высовываться», которого по-прежнему придерживаются ортодоксальные последователи Дэн Сяопина.

Китайские политики отчетливо воспринимают США как страну, которая сумела добиться положения суперигрока, устанавливающего правила игры для всех остальных. США добились ситуации, когда они в состоянии продавить выгодные им решения в международных организациях и доказать, что именно их трактовки «правильно — неправильно», «справедливо — несправедливо» — и есть самые верные и выгодные мировому сообществу. Таким образом, США не только задействуют грубую силу, но и мобилизуют мягкую силу, корни которой в привлекательности культуры, морали и внутреннего устройства страны.

Мягкая сила – это во многом способность и право устанавливать правила игры, и она всегда была орудием владычества Запада. В Китае определенно убеждены, что в новом мире, который формируется под воздействием глобализации, соревнование разных стран будет проходить не в сферах борьбы за территорию, ресурсы или рынки, а в области установления правил игры, международных законов, интернациональных норм морали и приемлемости того или иного поведения. До сих пор опыт в такого рода борьбе был только у Запада. Все международные институты основаны странами, относящимися к этому цивилизационному лагерю, и возможность вступить в них требовала от других государств принятия западных моделей жизни и права.

Однако сейчас начался новый виток передела мира, и Китай надеется, что в будущем задавать правила игры сможет он. Пока же в Китае внимательно присматриваются к тем символам и идеям, которые работают на США лучше любых  высших чиновников Госдепартамента. Речь идет о таких символах Америки как Статуя свободы, Билль о правах, Голливуд, кока-кола и CNN… Одновременно Китай изучает, каким образом США поставили на службу себе международные институты, такие как НАТО, Всемирный банк, Международный валютный фонд, как Штаты стали центром престижного образования, и благодаря этому имеют возможность внушать свои ценности миллионам наиболее образованных и амбициозных людей со всего мира.

Китай делает выводы. Так, был основан «Институт Конфуция» — для продвижения китайской культуры и идей, и его подразделения уже успешно работают в десятках стран, так же как функционирует, например, немецкий «Гете-институт» и «Британский совет». Китай улучшает свое интернациональное вещание, прежде всего, телевидение, и вскоре намерен составить серьезную конкуренцию CNN. Пекин начал активно пропагандировать изучение китайских языков и планирует к 2010 году вчетверо увеличить количество иностранных студентов, изучающих их и довести их число до 100 миллионов. Китай начал активную и успешную  кампанию по привлечению в свои университеты иностранных студентов – особенно из Индонезии и Южной Кореи. Параллельно Пекин стремится создать притягательную для всех «китайскую мечту».

На межгосударственном уровне китайский идеал включает три равнозначные составляющие – экономическое развитие, политический суверенитет, приверженность международному праву. Эти идеи весьма привлекательны для десятков развивающихся стран, которые нуждаются в интеграции и экономической помощи, но не хотят быть объектами западной «гуманитарной интервенции», предполагающей активное вторжение в их внутренние дела. Китай откровенно оказывает помощь целому ряду стран, сталкивающихся с международным давлением со стороны Запада и его международных институтов. Это такие страны как Ангола, Судан, Иран, Бирма, Зимбабве, Северная Корея, Узбекистан, Казахстан. (Именно такой список приводит в своей книге Марк Леонард, хотя российскому читателю подобный ряд может показаться несколько странным).

Страны, тем или иным образом сталкивавшиеся в своей истории с западным колониализмом (а это 90% всех государств мира) склонны больше доверять Китаю, чем западной помощи. Вложения Китая в страны Азии и Африки в 2004 году составляли соответственно 1,5 и 2,7 миллиардов долларов, и с тех пор они с каждым годом возрастали. Там, где западные инвесторы и доноры требовали следования западным нормам и представлениям о правах человека и политическом устройстве, Китай не выставлял никаких политических условий и был озабочен исключительно тем, чтобы сотрудничество было выгодно для КНР.

Однако Китай при этом вовсе не стремился возглавить коалицию «мировых отщепенцев». Скорее китайская дипломатия побуждала одиозные в глазах Запада режимы в большей степени следовать международным нормам и представлениям и смягчала, а не воодушевляла, противостояние. Тем не менее, нет сомнений, что одна из главных задач Пекина — заставить международные институты работать под влиянием китайской, а не американской идеологии, и в конечном итоге изолировать США и лишить их возможности оперировать международными организациями как средствами проведения собственной политики. 

Впрочем, это не значит, что в Китае не думают о создании союзов. Один из вызывающих тревогу США альянсов – Шанхайская организация сотрудничества, основанная Китаем, Россией, Казахстаном и Таджикистаном, к которой впоследствии присоединился Узбекистан, а в качестве наблюдателей туда вошли Индия, Пакистан, Иран и Монголия. Идея этого союза заключается в том, что в новых условиях международные объединения могут быть направлены не против какой-то страны или группы государств, а против новых угроз – таких как терроризм, экологические бедствия, эпидемии болезней.

На Западе нет сомнений, что одна из главных целей ШОС — не допустить распространения так называемых цветных революций (как ни крути – инструмента влияния Запада) в постсоветских республиках. В США полагают, что ШОС может превратиться в структуру, противостоящую НАТО в Центральной Азии и очень привлекательную для стран, которые стремятся сохранить собственные правила игры и суверенитет. Отмечая, что Москва и Пекин пытаются использовать ШОС в несколько разных целях (Россия стремится делать акцент на сотрудничестве в сфере безопасности, а Китай — на расширении возможностей получения газа и нефти из Средней Азии), Марк Леонард подчеркивает, что, по его мнению, главные стратегические цели руководства двух стран совпадают – это сохранение своего суверенитета вне зоны западного «патронажа» и следование автократическим курсом.

Что касается ситуации в Восточной Азии, то Китай очень подозрительно относится к любым союзам возле своих границ, опасаясь, что США стремятся окружить его кольцом своих военных баз. Однако США предпочитают строить отношения со своими союзниками в этом регионе (Австралией, Японией, Южной Кореей, Филиппинами, Таиландом) на индивидуальной, а не групповой основе, и это дает Китаю шанс возглавить объединение региона. Это, впрочем,  в свою очередь встречает отпор со стороны США, действующих, прежде всего, через Японию, блокирующую любые попытки интеграции в регионе. Роль проамериканской Японии здесь приблизительно такова, как и положение Великобритании в Европе: вставлять палки в колеса интеграции, обеспечивая интересы Вашингтона. Однако если потенциал Китая будет продолжать расти, в определенный момент он, вероятно, сумеет переломить эту тенденцию и станет для Японии более привлекательным старшим партнером, чем США.

Разумеется, в Китае думают не только о «мягкой силе», но и о более радикальных методах управления международными процессами. В этом смысле знаковой является книга, опубликованная и  ставшая в Китае бестселлером еще в 2001 году – до терактов в Нью-Йорке и Вашингтоне — «Неограниченные методы ведения войны». В этом бестселлере подчеркивается, что культивация США армии и флота как универсального средства ведения войны является устаревшей и весьма разорительной технологией господства. Прежде всего, в книге акцентируется внимание на возможностях экономических войн, когда вполне легальными методами можно разрушить государства противников.

Вложение денег в экономику соперников – это потенциальное оружие в борьбе против них, ведь деньги можно изъять или перенаправить, вызвав дестабилизацию экономической системы. Одновременно в книге уделяется внимание и террористическим атакам, таким, как случившиеся в США вскоре после выхода книги. Наивно полагать, что ведение войны – это деятельность, которую могут осуществлять только военные, отмечают авторы. Они предлагают собственную классификацию всех современных средств ведения войны, которые они делят на три большие группы.

Military: атомное оружие, биохимические, экологические, космические, электронные средства, партизанские, террористические методы, военные договора и соглашения.

Trans-military: дипломатия, сетевые организации, разведка, психологические методы воздействия, тактические методы, использование контрабанды и наркотических средств, виртуальные средства воздействия (устрашения).

Non-military: финансовые методы, торговля, воздействие через ресурсы, методы дестабилизации экономики, регуляции, санкций, информационные и идеологические методы.

Отталкиваясь от этой классификации, китайские политологи отмечают, что если США выигрывают в плане военных средств, окружая Китай базами, то Поднебесная все более успешно осваивает две другие группы методов, завязанные на торговлю, инвестиции, экспорт. Китайские стратеги скромно молчат о таких средствах расширения влияния как производство «серых» товаров в огромных масштабах и демографическая экспансия в самых разных формах. 

Западные обозреватели, и Марк Леонард в том числе, склонны сравнивать сегодняшний Китай с ранним СССР. Западный мир столкнулся с очередным вызовом своей системе ценностей. Реальный социализм, прекрасный в теории, оказался неработающей моделью общественного устройства на практике. Природа человека слишком сильно отличается от того идеального образа «члена общества», который требовался для построения коммунистической модели.  Эту истину продемонстрировал СССР.

Однако никакого конца истории, о чем патетически возвестил Френсис Фукуяма, не случилось. Китайская модель немедленно пришла на смену советской в качестве соперника западной системе общественно устройства.  Китайская модель единого мира суверенных государств принципиально отличается от советской: государственный капитализм,  свободный рынок и закрытая  политическая система, отличная от западной. Главное, что роднит Китай с СССР, – роль государства, которое не столько является системой организации жизни нации, сколько обладает некоей мистической самоценностью как высшая сущность. 

Насколько конкурентоспособной окажется эта модель, пока судить невозможно. В конце концов, СССР долгое время воспринимался  как эффективная альтернативная модель. В любом случае, китайская модель мира отличается и от «Мира единых стандартов» США, и от либерального мультилатерализма, пропагандируемого Европой. Если говорить о будущем, то, по большому счету, многое, если не все, будет зависеть от того, сумеет ли Китай создать модель жизни привлекательнее западной – не для глав государств, а для граждан — как самой Поднебесной, так и других стран.  Татьяна Чеснокова