Берлин стремится к диалогу с Москвой в энергосфере

 EnergyLand: Правительство Германии рассчитывает на более тесный диалог с Россией по поводу новой европейской энергетической хартии.

Благодаря правовым мерам, которые могут быть закреплены после подписания документа, отношения в области энергетики между Россией и восточно­европейскими странами должны улучшиться, что поможет в будущем избежать газовых конфликтов, пишет немецкая экономическая газета Handelsblatt (перевод публикует РБК daily).
Немецкое правительство положительно отреагировало на предложение России по поводу новой энергетической хартии в Европе. Как сообщил государственный министр иностранных дел Германии Гернот Эрлер депутатам бундестага, немецкие политики пришли к решению о необходимости открытого диалога с Россией.
Перед встречей с премьер-министром Норвегии Йенсом Штольтенбергом во вторник канцлер ФРГ Ангела Меркель отметила, что предложение России содержит много хороших элементов, на которых можно основываться. На встрече с норвежским премьер-министром г-жа Меркель обсуждала пути поиска «зрелой концепции по энергетической стабильности с Россией». В отличие от членов ЕС из Восточной Европы Берлин считает, что правовые меры помогут укрепить отношения с Россией в области энергетики и в дальнейшем избежать перебоев с поставками газа на Запад.
В апреле президент России Дмитрий Медведев внес предложения по международному энергетическому соглашению, ко­торые были весьма скептически восприняты Евросоюзом. По мнению Москвы, новое соглашение должно распространяться на все секторы энергетики — газ, нефть, уголь, электроэнергию. Представители ЕС опасаются, что Россия таким образом надеется подорвать основы существующей Энергетической хартии, которую страна подписала, но не ратифицировала. Евросоюз настаивает на ратификации хартии в рамках нового соглашения о партнерстве. На следующей неделе эта тема может оказаться на повестке дня саммита Россия — ЕС.
Споры вокруг хартии не прекращаются уже в течение нескольких лет. Некоторые страны — экспортеры нефти, в том числе Норвегия, также не ратифицировали этот документ. Но в отличие от Норвегии Россия не прибегла к оговорке уклонения от участия — оpt out. Таким образом, по мнению немецкого правительства, хартия является для России связывающей. Москва, впрочем, и сама ссылалась на это во время газового спора с Украиной в начале нынешнего года.
Как подчеркнул г-н Эрлер на заседании МИД страны, концепция президента Дмитрия Медведева в целом совпадает с предложениями, сделанными ранее министром иностранных дел Германии Франком-Вальтером Штайнмайером. Так, Москва предлагает заключить соглашение, которое свяжет между собой производителей, стран-транзитеров и стран — потребителей энергии. «Конечно, стоит одобрить готовность России обсуждать длительную организацию энергетических отношений», — отметил внешнеполический спикер фракции ХДС/ХСС Экарт фон Кледен.
Как считают в Берлине, предложения МИД Германии содержат параллели инициативе г-на Медведева, касающейся новой «европейской архитектуры безопасности». После некоторых колебаний Германия заявила о готовности к переговорам и по этому вопросу. Но при этом Брюссель четко дал понять, что диалог с Москвой не должен противоречить политике существующих международных организаций, и в том числе НАТО.
Как считают европейские дип­ломаты, инициативы России по вопросам сотрудничества в сферах безопасности и энергетики связаны с желанием Москвы улучшить имидж страны, несколько пострадавший во время газового спора с Украиной и конфликта с Грузией. «Кроме того, ввиду экономического кризиса Москва постепенно понимает, что необходимо снова тесно общаться с Западом», — считают источники в немецких правительственных кругах.
Правительство Германии подчеркивает сейчас готовность к конструктивному диалогу по энергетическим вопросам еще и потому, что у России в ближайшее время могут возникнуть некоторые неприятные моменты в отношениях с Европой. Так, в июне в Гааге ожидается принятие решения по судебному процессу против России. Группа бывших собственников концерна ЮКОС требует многомиллиардной компенсации в связи с раздроблением концерна. Если арбитражный суд вынесет решение не в пользу российского государства, а Москва откажется платить, по правилам Энергетической хартии на российскую собственность за рубежом может быть наложен арест. Как считают источники в Бундестаге, «эта ситуация может оказаться непростой для Дмитрия Медведева, высказывавшегося против правового нигилизма в России». 

Геополитика Центральноазиатского региона и курс Пекина

Easttime.ru: Геополитика основана на географии и политике. Последняя, в свою очередь, основана на двух принципах: военном и экономическом. Эти два принципа взаимодействуют и взаимодополняют друг друга, но, в конечном счете, отличны. Для Китая посредством обеспечения безопасности его буферных областей вообще устраняются военные проблемы. Основной геополитической заботой Китая является именно экономическая составляющая. Именно геополитика ресурсных потоков или геоэкономика является первостепенной для китайского руководства.
Вхождение Китая в центральноазиатскую энергетическую геополитику обещает быть одним из самых долгосрочных геополитических изменений, начиная с вовлеченности Запада в Центральную Азию после распада Советского Союза. Многие эксперты сходятся во мнение, что Китай рассматривает центральноазиатские государства как важные элементы обеспечения его безопасности, в первую очередь энергетической, а также как потенциальные рынки сбыта своей продукции.
В связи с увеличивающейся потребностью в энергоресурсах и стратегическими планами по развитию западных провинций, Китай стремится расширить свое влияние в Центральной Азии. Одним из главных инструментов «проникновения» в регион является Шанхайская Организация Сотрудничества.
При этом, признавая тот факт, что у участников ШОС есть различные повестки дня по определенным проблемам, некоторые наблюдатели обеспокоены тем, что Китай и Россия намереваются использовать данную организацию как инструмент для скоординированной оппозиции Соединенным Штатам в Центральной Азии.
Тем не менее, если у регионального сотрудничества в сфере безопасности в рамках ШОС есть свои пределы из-за нехватки доверия среди его участников, то перспективы региональной экономической интеграции являются иногда завышенными и запутанными в связи с конкурирующими усилиями России и Китая по переориентированию экономик стран региона ЦА в своих направлении.
Россия стремится обеспечить себе доступ к центральноазиатскому газу и сдержать китайские экономические амбиции в регионе путем вовлечения региональных производителей в газовый картель, который будет зависеть от сети трубопроводов Газпрома.
В свою очередь, государства Центральной Азии показали желание использовать преимущества любых экспортных возможностей. Энергетические связи с Китаем в настоящее время характеризуются динамичным расширением.
В отношении энергетической геополитики нефтяные ресурсы Казахстана представляют первостепенный интерес для Китая. В то же время туркменский газ может также стать долгосрочным приоритетом для Китая. Несмотря на то, что Россия и Китай определяются как конкуренты в регионе на долгосрочную перспективу, опасения по поводу американского военного присутствия в Центральной Азии вызывают беспокойство, как в России, так и в Китае в краткосрочной перспективе.
На глобальном уровне энергетической геополитики в регионе борьба за контроль над производством энергии и трубопроводами считается игрой с нулевой суммой. С каждым предложением о новом трубопроводе возникают явные проигравшие и победители. Вопрос никогда не ставился в формате того, «какой из маршрутов самый эффективный».
Китай и Россия артикулируют три общих области беспокойства в Центральной Азии. Во-первых, оба государства рассматривают регион как испытательное место для реализации идеи создания многополюсного мирового порядка, основанного на «демократическом» видении международных дел, в котором множество государств обладают влиянием и уравновешивают американское влияние. В совместном заявлении от 23 мая 2008 года Россия и Китай утверждали, что «международная безопасность является всесторонней и неотделимой, и безопасность некоторых стран не может быть гарантирована за счет некоторых других, включая расширение военных и политических союзников». Российские и китайские лидеры регулярно призывают к большему сотрудничеству и координации в ШОС между двумя странами в контексте их более широкой цели продвижения многосторонней дипломатии.
Во-вторых, Россия и Китай разделяют беспокойство по обеспечению безопасности режима и определяют приоритетом стабильность перед демократическими изменениями. Существует некоторое подобие между российской концепцией «верховной демократии», которая подразумевает приспосабливание демократических принципов к российским ценностям, и «пекинским согласием», основанным на постепенных социально-экономических реформах с приоритетом китайских ценностей, таких как справедливость и социальная стабильность, в отличие от фокусирования на демократию и приватизацию, лежащих в основе «Вашингтонской стабильности». Стабильность режима для Китая и России является основополагающей составляющей обеспечения региональной стабильности в Центральной Азии. Следовательно, они поддерживают невмешательство во внутренние дела государств ШОС и провозглашают право суверенных государств выбирать их собственную модель развития, свободного от внешних давлений.
Тем не менее, Россия и Китай являются конкурентами в контексте экономического влияния в Центральной Азии и имеют различные приоритеты по многим ключевым вопросам. В частности, Россия с подозрением относится к интересу Китая развивать многостороннее экономическое сотрудничества в Центральной Азии, предпочитая сосредотачиваться на сотрудничестве в области безопасности в рамках ШОС. Экономическое же сотрудничество представляется выгодным России в двустороннем формате либо через ЕврАзЭС, которая является средством для восстановления российского экономического влияния на постсоветском пространстве.
В целом благосклонная к ШОС, тем не менее, российская концепция внешней политики, официально принятая в июле 2008 года, ясно артикулирует приоритет развития учреждений СНГ, таких как ОДКБ, определяемой как «ключевой инструмент для поддержания стабильности и гарантирования безопасности в СНГ…», и ЕврАзЭС, которую называют «основным элементом экономической интеграции». В отличие от этого, главная цель ШОС представляется в координировании многосторонних инициатив СНГ и азиатских организаций.
Российское правительство не в восторге от активного продвижения плана по созданию зоны свободной торговли в Центральной Азии, которая, как предполагается, может появиться в 2023 году во многом благодаря агрессивной экспортной политике Китая в регионе. Пекин предлагает оказать помощь ШОС в финансировании этого проекта (920 млн. долларов США), однако данные средства планируется использовать для поддержания покупки китайских же товаров.
В отличие от России Китай видит экономическое сотрудничество и взаимодействие в области безопасности в ШОС как взаимосвязанные процессы и ставит приоритетом экономическое измерение. Некоторые китайские аналитики чувствуют российское усилие возродить свое влияние в Центральной Азии, которое они рассматривают как препятствие углублению экономического сотрудничества.
Подтверждением сказанного можно расценивать российские инициативы, которые к настоящему времени были реакцией на действия Китая. Например, Владимир Путин, будучи президентом, предложил создать Энергетический клуб в рамках ШОС спустя несколько недель после того, как Китай начал получать первую нефть по трубопроводу Атасу-Алашанькоу из Казахстана в мае 2006 года.
Усиливающаяся китайско-российская конкуренция в сфере энергоресурсов в Центральной Азии, вероятно, омрачит планы относительно Энергетического клуба ШОС. Китай и Россия – конкуренты в определении маршрутов поставок, создании межнациональных энергетических комплексов и вложении средств в проекты трубопроводов и разработку месторождений. То, как эти три проблемы будут решены, не только окажет существенное влияние на экономическую целостность в пределах ШОС, но также и затронет экономическое развитие в пределах России и Китая и сформирует потоки энергоресурсов вне региона Центральной Азии.
Так, срыв переговоров с Россией по нефтепроводу из Восточной Сибири в Северо-Восточный Китай, вместе с артикулированием проблемы по стабильности нефтяных поставок и отгрузок с Ближнего Востока, а также в связи с интересом в преобразовании СУАРа в новый главный центр добычи и переработки нефти и газа, способствовали тому, что Китай стал искать новые совместные проекты с центральноазиатскими государствами.
Усилия Пекина по развитию энергетической отрасли Синьцзяна в период актуализации проблем энергетической безопасности, стимулировали китайские энергетические компании искать новые проекты для разведки месторождений и строительства трубопроводов в Центральной Азии. Главные энергетические проекты уже реализуются совместно с Туркменией и Казахстаном. Туркмения подписала с КНР соглашение о разделе продукции. Согласно их соглашению от 2006 года, 7 000-километровый газопровод будет построен для транспортировки 30 миллиардов кубических метров газа ежегодно, главным образом из Туркмении в Китай в течение 30 лет, начиная с 2009 года. Китайская Национальная Нефтяная Корпорация (CNPC) является оператором данного проекта, в то время как в собственности компаний из Туркмении, так же как и у транзитных стран, Казахстана и Узбекистана, будет 50-процентная доля трубопроводов, проходящих через их территорию. Строительство трубопровода уже началось во всех трех странах: в Казахстане 1300-километровый трубопровод, Узбекистане 530-километровый трубопровод, и Туркмения 188-километровый трубопровод.
В то время как Россия изо всех сил пытается сохранить свое исключительное положение в центральноазиатских энергетических сетях, а ЕС и Соединенные Штаты также конкурируют за доступ, Китай, вероятно, будет стоять перед новым давлением со стороны его партнеров в регионе, стремящихся к тому, чтобы КНР платила более высокие цены за газ и нефть. Некоторые китайские эксперты по энергетике уже подвергают сомнению рентабельность ориентирования на длинные трубопроводы для соединения восточных городов Китая с Центральноазиатскими энергетическими ресурсами, когда эти города могли более легко положиться на импорт жидкого природного газа (LNG) из Австралии и Индонезии. Такая рентабельность центральноазиатского газа ещё раз доказывает, что строительство инфраструктуры, нефте- и газопроводов имеет для Китая, в первую очередь, стратегическую важность, осуществление, так называемой, геостратегии, т.е. геополитики контроля над пространствами, путем привязки экономических систем стран региона к своей экономике.
Если Россия ранее стремилась использовать Газпром для активного участия в центральноазиатских экономических системах, то с августа 2008 года правительство России более четко определила сферу своих политических интересов в регионах, с которыми у нее имеются исторически особые отношения. В телевизионном интервью 31 августа 2008 года президент Медведев обрисовывал в общих чертах пять принципов, управляющих российской внешней политикой, включая (1) уважение к международному праву; (2) неприемлемость однополярного мира с доминированием Соединенных Штатов; (3) интерес к сотрудничеству с другими странами и отклонением политики, приводящей к конфронтации и изоляции; (4) определение защиты российских граждан и их интересов за границей; и (5) определение приоритетности развития дружественных связей «с регионами, в которых Россия имеет привилегированные интересы».
Одним из непосредственных последствий грузинского кризиса стало возобновление энергетической дипломатии в Центральной Азии, выход на первый план строительства новых трубопроводов в регионе. Не получив однозначной поддержки по Грузии от центральноазиатских государств, Россия сделала акцент на вовлечение стран региона в более обширную сеть соглашений по энергетике. Во время пребывания премьер-министром В.Путиным в начале сентября 2008 года Узбекистана президент Каримов, сотрудничающий с Китаем в другом трубопроводном проекте, а также стремящийся улучшить отношения с Западом, подписал соглашение о строительстве газопровода, по которому будет поставляться до 30 миллиардов кубических метров газа из Узбекистана и Туркмении в Россию. В октябре 2008 года Кыргызстан согласился продать Газпрому 75-процентную долю в КиргизГаз. Несмотря на незначительные запасы газа в данной стране (6 миллиардов кубических метров), Россия стремится расширить свое влияние в Кыргызстане, параллельно надеясь уменьшить ее зависимость от энергоресурсов Узбекистана.
Американские чиновники в свою очередь проявили схожую активность в регионе. После российского посещения Туркмении для обсуждения энергетического сотрудничества, Заместитель госсекретаря по Центральной Азии Джордж Крол отправился в Душанбе в начале сентября 2008 года для обсуждения Транскаспийского газопровода. Несмотря на новое понимание уязвимости и чувствительности проекта в связи с тем, что трубопровод должен будет проходить транзитом через Грузию как Соединенные Штаты, так и Туркмения остаются заинтересованными в данном проекте. В сентябре 2008 года вице-президент Д.Чейни посетил Грузию, Армению и Украину, в то время как госсекретарь К.Райс посетила Казахстан в октябре 2008 года.
Осенью прошлого года китайские лидеры также посетили Центральную Азию. В конце октября 2008 года премьер-министр Вянь Цзябао посетил Казахстан для обсуждения второй фазы строительства совместного нефтепровода, а также другие аспекты двустороннего сотрудничества.
В этом же месяце Китайская Национальная Нефтяная Корпорация (CNPC) подписала соглашение о разработке месторождение нефти в Узбекистане, запасы которого оцениваются в 30 миллионов тонн с ожидаемой ежегодной способностью CNPC добывать до 2 миллионов тонн. Тем временем, уже начато строительство газопровода через Узбекистан. После подписания рамочного соглашения с Туркменией в конце августа 2008 года CNPC объявила в сентябре, что увеличит газовый импорт из Туркмении до 40 миллиардов кубических метров в год с первоначального уровня в 30 миллиардов кубических метров.
***
Таким образом, несмотря на то, что Россия останется доминирующей силой в центральноазиатской энергетической геополитике на ближайшее будущее, она устойчиво теряет свою способность доминировать в ЦА вследствие вовлеченности во внутрирегиональные дела других игроков, таких как Китай и США. В свою очередь страны Запада также в определенной мере потеряли свои позиции в регионе. Планы относительно Транскаспийского трубопровода, единственного средства для доступа к туркменскому газу без трубопровода через Россию или Иран, остались неосуществленными. Между тем, Китай, по всей видимости, выиграл гонку за туркменский газ с трубопроводом, который должен быть закончен к концу этого года. В результате энергетические связи в восточном направлении усиливаются, а центральноазиатские государства становятся менее заинтересованными в дополнительных маршрутах на Запад. Энергетические связи Китая с Центральной Азией обещают стать существенной частью обеспечения энергетической безопасности Китая. В свою очередь, в контексте поиска Китаем энергоресурсов, объемы и разнообразие торговли наиболее вероятно продолжат увеличиваться, создавая существенную основу для китайского влияния в регионе Центральная Азия.

Максим Канн

Развитие нефтегазового комплекса СССР в 60-80-е гг.: большие победы и упущенные возможности.

Исторический факультет МГУ:  Экономическое развитие России на рубеже 20 и 21 веков как никогда остро поставило вопрос о существенной зависимости отечественных хозяйства и финансов от результатов деятельности нефтегазового комплекса (НГК). На сегодняшний день у большей части общества сложилось ясное понимание того, что наши надежды на рывок в экономическом развитии, на модернизацию отечественного хозяйства, наконец, на подъем жизненного уровня так или иначе связаны с успешными результатами деятельности НГКа как внутри страны, так и на мировых рынках. Интерес к НГКа сегодня огромный. Как же были заложены его основы? Когда НГК стал системообразующим фактором развития народного хозяйства? За счет чего произошло столь стремительное повышение его роли? Все эти вопросы заставляют нас искать ответы в нашей истории 60-80-х гг. прошлого столетия. Именно в это время в отечественном и мировом НГКа произошли те революционные изменения, которые вывели СССР, а затем и Россию в число крупнейших энергетических держав мира, предопределили дальнейшее развитие нефтегазовой отрасли на многие годы вперед.

Изучение триумфального развития НГКа в 60-80-е гг. заставляет задуматься и искать ответ на одну из труднейших исторических загадок. Как могло произойти так, что советская власть и административно-командная система рухнули на фоне получения системой мощнейшего ив большинстве случаев «целительного» допинга в виде огромных количеств углеводородного сырья? Как могло случиться так, что крупнейший экспортер нефти и газа с конца 70-х гг. находился в состоянии прогрессирующего кризиса, а к началу 90-х оказался опутан огромным внешним долгом? На эти вопросы мы попытаемся ответить в нашем докладе. Но прежде о том, за счет чего в 60-80-е гг. был обеспечен подъем НГКа.

К началу рассматриваемого периода НГК СССР занимал прекрасные позиции и характеризовался блестящей динамикой развития. Повышалась доля нефти и газа в топливном балансе (в 1950 г. на долю углеводородов приходилось 19,7%, в 1965-51,3%). Темы развития НГКа заметно опережали другие отрасли. Народное хозяйство характеризовалась высокой энергообеспеченностью. Появились экспортные возможности (в 1965 г. экспортировали 43,4 млн.тонн сырой нефти и 21 млн.тонн нефтепродуктов).

На фоне блестящей динамики развития к середине 60-х гг. специалисты-геологи и широкая общественность уже знали о величайших геологических открытиях в Западной Сибири и, прежде всего, в Тюменской области. Были найдены такие кладовые «черного золота», как Мегионское и Усть-Балыкское (1961), Федоровское (1963), Мамонтовское (1965) месторождения, великий Самотлор. Стало ясно, что уникальные запасы газа сконцентрированы в Ямало-Ненцком автономном округе. Открытые месторождения (по качеству и количеству запасов) заметно превосходили уже имевшиеся сырьевые базы (второе Баку, Украину, Азербайджан, Казахстан и Туркменистан), но находились в невиданно тяжелых климатических условиях при полном отсутствии инфраструктуры.

При подготовке восьмого пятилетнего плана (1966-1970) по вопросу о том, как будут осваиваться тюменские месторождения, разгорелись бурные дискуссии. Были предложены два сценария развития НГКа. Сторонники первого сценария предлагали развивать нефтегазовую промышленность, опираясь преимущественно на старые, расположенные уже в обустроенных районах сырьевые базы, а осваивать Тюмень планировали постепенно, без перенапряжения народного хозяйства. Их главные аргументы — устойчивая динамика развития отрасли и нехватка инвестиций. Сторонники второго сценария (секретари Тюменского обкома Б.Е.Щербина, А.К.Протозанов, министр нефтяной промышленности В.Д.Шашин, министр газовой промышленности А.К.Кортунов, геологи Ф.К.Салманов и Р.Эрвье) предлагали сосредоточить главные усилия на освоении Западной Сибири. Они предсказывали скорое падение добычи в старых районах (имитационные модели полностью подтверждают их прогнозы), а для инвестиций, которые должны были быстро окупиться, предлагали использовать источники самофинансирования (за счет косыгинской реформы) и доходы от экспорта углеводородного сырья. В ходе дискуссий победу одержал второй сценарий, и на XXIII Съезде (весна 1966 г.) было принято решение о решительном прорыве нефтяников и газовиков в Западную Сибирь.

Последующее 20-летие (1966-1985 гг.) — это период триумфального развития НГКа. С нуля в тяжелейших климатических и инфраструктурных условиях героическим трудом сотен тысяч нефтяников, газовиков строителей была создана мощнейшая сырьевая база, не имеющая аналогов в мире. За счет освоения Западно-Сибирской нефтегазоносной провинции (ЗСНГП) при практически не изменившейся структуре капитальных вложений, НГК развивался невиданными темпами. Главтюменьнефтегаз, дававший в 1965 г. порядка 0,9 млн.тонн, нарастил добычу к концу рассматриваемого периода до 352,7 млн.тонн. Добыча газа в этот период увеличилась со 127,7 до 643 млрд. м.куб. Нефтяная и газовая промышленности заняли лидирующие позиции в мировой добыче. Появились большие возможности для наращивания экспорта углеводородного сырья.

По данным официальной статистики, экспорт нефти и нефтепродуктов вырос с 75,7 млн.т. в 1965 г. до 193,5 млн.т. в 1985 г. При этом экспорт в долларовую зону, по нашим оценкам, составил соответственно 36,6 и 80,7 млн.т. Если учесть, что 70-е — п.п. 80-х гг. — это период резких скачков цен на «черное золото» (с тенденцией повышения), что было связано с событиями 1973, 1979-1980 на Ближнем Востоке и деятельностью ОПЕК, то, зная среднемировые цены, мы можем дать приблизительную оценку доходов СССР от экспорта углеводородного сырья в долларовую зону. По произведенным нами математическим расчетам, эта цифра, составлявшая в 1965 г. порядка 0,67 млрд. долл., увеличилась к 1985 г. в 19,2 раза и составила 12,84 млрд. долл. Казалось, фантастические доходы только от экспорта нефти (а ведь был и экспорт газа) в сочетании с собственными дешевыми энергоносителями должны были оказать революционизирующее влияние на экономику, повысить эффективность народного хозяйства и стать важнейшей предпосылкой для модернизации. В действительности, эффект оказался прямо противоположным.

Большая часть нефтедолларов пошла отнюдь не на приобретение высоких технологий и новейшего оборудования. Огромные потоки валюты были истрачены на импорт продовольствия и закупку товаров народного потребления. Рассчитанный нами импорт лишь по 4 позициям (зерно, мясо, одежда и обувь) забирал больше половины валютной выручки (в отдельные годы, в 1975 г., например, до 90%). Понятно, что на модернизацию экономики оставалось ничтожно мало. Исходя из официальной статистики, трудно сказать, сколько на эти нужды тратилось валюты. Заметим лишь, что на электронно-вычислительные машины (главную составляющую модернизации) в эти годы тратилось меньше процента от общего импорта в рублевом исчислении. Валютная выручка «затыкала» черные дыры советской экономики (кризис в сельском хозяйстве, нехватку товаров народного потребления и др.). Трудные и «сомнительные» с идеологической точки зрения косыгинской реформы, требующие дальнейшего развития, оказались не нужны. Решать проблемы стало возможно за счет невиданных доходов от экспорта углеводородов. Советская экономика садилась на нефтяную иглу.

Дешевые внутренние энергоносители также не дали ожидаемого эффекта. Существующая система ценообразования приводила к невиданной расточительности энергопотребления. Несмотря на широкие компании за экономное расходование топлива, у потребителей не было стимула бережно относиться к расходу энергоресурсов. Советская экономика поощряла энергорасточительство. Потребление на душу населения росло, а динамика основных макроэкономических показателей (как по официальным оценкам, так и по альтернативным) со второй половины 70-х гг. постоянно ухудшалась.

Какие же выводы можно сделать из рассмотрения развития НГКа СССР в 60-80-е гг.? С одной стороны, в рассматриваемый период беспримерным трудом нефтяников, газовиков и строителей был осуществлен выход нефтяной и газовой промышленности в Западную Сибирь, создана крупнейшая мировая сырьевая база, и сегодня являющаяся основой отечественного НГКа. С другой, советское политическое руководство не сумело должным образом разыграть козыри успешного развития НГКа и совершить качественный скачок. СССР пошел по пути проедания своих нефтедолларов и оказался не способным сделать необходимые шаги по пути модернизации экономики.


 М.В.СлавкинаМосковский государственный университет им. М.В.Ломоносова

Мировой медвед

«Газета.ru»:   В мировой политике, как и в экономике, идет противостояние «быков» и «медведей». И так же, как в экономике, преобладающим становится «медвежий» тренд.Мировой кризис наглядно высветил истину, открытую Карлом Марксом, – политику определяет экономика. Не случайно в Европе резко выросли продажи «Капитала». Следуя марксовой логике, вполне резонно допустить, что закономерности, действующие в экономике, работают и в политической сфере.

Одной из причин экономического кризиса является то, что мировая экономика превратилась в своего рода гигантскую биржу, правила игры на которой задают две группы инвесторов – «быки», играющие на повышение, и «медведи», играющие на понижение.

Экономические тренды отражаются на политике. В зависимости от того, чья тактика берет верх, в политике также лидируют либо «быки», взвинчивающие политические ставки, либо «медведи», играющие на их снижении.

В Соединенных Штатах правление Буша-младшего было эпохой ярко выраженного «бычьего» тренда. Поскольку политика США в той или иной мере влияет на политику многих стран, этот тренд распространился по всему миру.

В наибольшей степени он коснулся тех, кто жестко увязывает свою политику с политикой Соединенных Штатов – либо действуя с ними в унисон, либо, наоборот, играя на противопоставлении. К последним относятся Иран, Венесуэла, Куба, Ирак (до войны), Северная Корея и, конечно же, Россия.

В случае с Россией во многом определяющим оказался психологический фактор. С рациональной точки зрения России следовало бы выстраивать свою политику, в большей степени ориентируясь на ЕС, а с США взаимодействовать по ряду глобальных проблем, где интересы стран пересекаются. Однако привычка отстраиваться от США или пристраиваться к ним оказалась сильнее. Российским элитам так и не удалось преодолеть инерцию советского мышления. А пришедшийся на президентство Путина идейный ренессанс советского прошлого сделал эту фиксацию практически неотвратимой.

В начале своего президентства Путин выстроил доверительные отношения с Бушем (американский президент даже увидел в глазах российского что-то родственное), и одно время у американцев была надежда, что Россия будет следовать в фарватере американской политики. Некоторый период после терактов 11 сентября так оно и было. Однако непрерывно росшие цены на нефть (следствие «бычьей» политики Буша) и целый ряд внутренних причин создали соблазн вновь попытаться «догнать и перегнать Америку», вступить с ней в геополитическую конкуренцию. При этом Путин полностью скопировал «бычью» стратегию Буша, но применительно к постсоветскому пространству и ЕС. Он взял на вооружение идеологему неоконсерваторов: следует всеми доступными средствами отстаивать свои национальные интересы, проводить экспансионистскую, жесткую внешнюю политику без оглядки на мировое сообщество и интересы других стран.

Идеологически эта доктрина была довольно неуклюже оформлена в виде «суверенной демократии».

Парадокс Путина состоит в том, что, проводя подобного рода политику под лозунгом восстановления имперского величия, на практике он способствовал разрушению тех остатков имперского влияния, которыми еще располагала Россия на момент его вступления в должность.

После августовской войны, которая была самым запоминающимся аккордом во всей этой «бычьей» симфонии, СНГ практически прекратил свое существование. В то время как при Ельцине, несмотря на все проблемы, Россия худо-бедно сохраняла лидерство на постсоветском пространстве. Точно так же политика администрации Буша привела к тому, что во время президентских выборов 2008 года одной из основных тем кампании было возвращение Америке глобального лидерства, утраченного при Буше.

Одобренный недавно Европарламентом план либерализации энергетического рынка Европы означает полный провал затеи построения «энергетической империи». Между тем, «энергетическая экспансия» была стержнем всей путинской политики, начиная с 2003 года (точкой отсчета было «дело ЮКОСа»).

С уходом Буша «бычий» тренд в американской политике сошел на нет. Президент Обама явно придерживается «медвежьей» стратегии. Еще во время президентской кампании, когда масштабы разгоравшегося кризиса не были очевидны, Обама выступал с самыми мрачными прогнозами по поводу перспектив американской и мировой экономики. Дело тут не в его талантах предсказателя, просто Обама сделал ставку на тренд понижения и угадал.

Миролюбивые инициативы Обамы, вплоть до безъядерного мира, не следует истолковывать как признак его слабохарактерности. Это осознанная стратегия игры на «медвежьем» рынке.

«Быков», пытающихся взвинтить ставки в игре угрозами создания ядерного оружия (Иран), пусками ракет (Северная Корея), приглашением российских военных кораблей (Венесуэла), «медведь» Обама, пользуясь своим преимуществом на «медвежьем» политическом рынке, нейтрализует разного рода дипломатическими инициативами.

Россия в ряду вышеперечисленных стран занимает особое место.

В России правит тандем Путин – Медведев, в котором Путин является выразителем «бычьих» интересов, а Медведев (в полном соответствии со своей фамилией) – «медвежьих».

За Путиным стоят идеологи и практики создания «энергетической империи» и «вставания с колен», которые объективно заинтересованы и дальше взвинчивать ставки. Поэтому именно от Путина исходят разного рода брутальные инициативы – доктор для «Мечела», война с Грузией, «газовая война» с Украиной и всей Европой, конфликт с Туркменией и т. д. «Быкам» комфортно в экстремальной ситуации, когда ставки в игре высоки.

Медведев играет на понижение. Эту линию олицетворяют Игорь Шувалов, Алексей Кудрин, Герман Греф, Анатолий Чубайс и ряд других экономических либералов, которые едины в одном: более или менее безболезненно пережить кризис можно лишь, теснее интегрируясь с Западом, поскольку российская экономика зависит от западных инвестиций и технологий. Поэтому вышеперечисленные персоны выдают все более и более мрачные прогнозы о том, сколько продлится кризис, насколько вырастет безработица, как долго цены на нефть будут низкими и т. д.

В обозримой перспективе российские «медведи» возьмут верх по той простой причине, что у российских «быков» недостаточно ресурсов, чтобы противопоставить доминирующему в мире «медвежьему» тренду что-то серьезное.

Теоретически такое возможно лишь в том случае, если Россия станет закрытой страной по типу Северной Кореи. Но для этого придется проводить репрессии почище сталинских. В противном случае попытка выстраивать «крепость Россию» приведет к распаду страны – отделятся, прежде всего, национальные республики, под вопросом окажется Дальний Восток.

Противостояние «быков» и «медведей» можно наблюдать и в других странах. На Кубе, например, тоже своего рода тандем – Рауль Кастро осуществляет реальную власть, а Фидель – идеологический надзор за младшим братом. Рауль – «медведь», ищущий пути налаживания отношений с США, и у него уже наметились расхождения с классическим «быком» – команданте Фиделем.

В Грузии оппозиция проводит «бычью» стратегию, пытаясь совершить переворот и свергнуть президента. Саакашвили же, до сих пор игравший на «бычьем» рынке, неожиданно для многих продемонстрировал гибкость и политическое чутье, взяв на вооружение «медвежью» стратегию – он выступает за диалог со всеми политическими силами, за мирное разрешение территориальных конфликтов и прочее.

Вовремя понял суть происходящих перемен и Уго Чавес, отвесивший ряд комплиментов Бараку Обаме и узревший в США не «средоточие всех зол», как прежде, а «великую державу».

Армения и Турция разработали «дорожную карту». Восстановление дипотношений между этими странами и открытие границы уже выглядит как вполне реальное.

В то же время президент Ирана Ахмадинеджад, наоборот, взвинчивает ставки, продолжая «бычью» стратегию. Назвав Израиль «расистским государством», он ясно дал понять, какой политики собирается придерживаться. В Иране скоро выборы, и Ахмадинеджад рассчитывает, разжигая страсти и повышая накал борьбы, выбить почву из-под ног своего более умеренного конкурента.

Северокорейский вождь также склонен повышать ставки. Корейцы не только запустили ракету, но еще и сделали заявление о том, что ядерная война на корейском полуострове – дело ближайших лет.

Таким образом, при преобладающем «медвежьем» тренде «быки» сопротивляются, пытаясь переломить ситуацию в свою пользу. Однако на стороне «медведей» Карл Маркс и экономический кризис.

Понижательный тренд сохранится в мировой экономике в течение довольно длительного периода. И политическая «надстройка» неизбежно будет под него подстраиваться. Поэтому в конечном счете «медведи» окажутся в выигрыше, хотя «быки» еще будут пытаться поднять оппонентов на рога.

Нефтепровод ВСТО свернул в Китай

Нефтепровод ВСТО свернул в Китай EnergyLand: Первый стык нефтепровода «НПС «Сковородино – граница КНР» сварен вблизи нефтеперекачивающей станции (НПС) №21 в районе города Сковородино Амурской области. Об этом сообщает ООО «ЦУП ВСТО».

На торжественной церемонии сварки первого стыка будущего нефтепровода присутствовали первый вице-премьер Правительства России Игорь Сечин, президент ОАО «АК «Транснефть» Николай Токарев, вице-президент Китайской национальной нефтяной корпорации Ван Дунцзинь и другие.
Николай Токарев заявил, что работы на линейной части ВСТО I практически завершены. Как рассказал генеральный директор ЦУП ВСТО Алексей Сапсай, сейчас ведутся работы по строительству нефтепровода «НПС «Сковородино – граница КНР» и НПС-21.
Нефтепровод «НПС «Сковородино – граница КНР» является отводом строящейся трубопроводной системы «Восточная Сибирь – Тихий океан». Застройщиком-заказчиком строительства выступила Компания «Транснефть». Разработчиком проекта, утвержденного в производство работ 25 марта 2009 года, является ОАО «Гипротрубопровод» (Москва), подрядчиком на выполнение полного комплекса работ – ОАО «Промстрой» (Москва). Протяженность линейной части нефтепровода – 63,8 км, диаметр – 720 мм, производительность – 15 млн. тонн в год, что позволит в течение 20 лет поставить в КНР около 300 млн. тонн нефти. Одновременно с нефтепроводом началось строительство сопутствующих объектов, в том числе магистральной насосной станции, пункта сдачи-приемки нефти, пункта наблюдения, вдольтрассовой и подпитывающей линий электропередач. График работ предусматривает окончание строительства «Нефтепровода «НПС «Сковородино» — граница КНР» в конце третьего квартала 2010 года.
Строящаяся нефтеперекачивающая станция (НПС) №21 «Сковородино» является одним из объектов первой очереди трубопроводной системы ВСТО и находится на 2694 км трассы, сообщает «Энергия Приангарья» – Телеинформ. В настоящее время в резервуарном парке НПС №21 завершен монтаж металлоконструкций резервуаров (6 резервуаров с плавающей крышей объёмом 50 тыс. м3 каждый), проводятся гидроиспытания. Согласно проекту, запуск в эксплуатацию НПС№ 21 запланирован на IV квартал 2009 года.

Худой мир вместо газовой войны

Владимир Путин, Юлия ТимошенкоФото: Владимир Путин, Юлия Тимошенко
РОСБАЛТ: Итоги последнего визита Юлии Тимошенко в Москву украинская пресса комментировала на редкость сухо: не было ни «сливов» о возможных тайных договоренностях с Владимиром Путиным, ни каких-либо пикантных подробностей. Разве что украинский телеканал «1+1» акцентировал внимание зрителей на том, как на совместной пресс-конференции Путин оговорился и назвал Тимошенко «Юлией Владимировичем».

Даже cкретариат Виктора Ющенко на следующий день не разразился традиционными обвинениями в государственной измене и сговоре с Москвой. Единственным «разоблачителем» выступил националист-пенсионер Степан Хмара, опубликовавший статью с громким заголовком «На кого работает Юлия Тимошенко?». Хмара написал, что на месте Тимошенко в Москве разорвал бы невыгодный для Украины контракт. «Вызывает серьезную тревогу поведение Тимошенко, которая каждый раз торгует интересами державы, как перекупщица на базаре», — возмущался ветеран националистического движения.

Однако куда показательнее, как осветил поездку Тимошенко в Москву телеканал «Интер», принадлежащий бизнес-группе RosUkrEnergo — заклятым врагам украинского премьера, которых она с 1 января 2009 года вытеснила из схемы поставок газа на Украину. Так вот, телеканал «Интер» в вечернем выпуске новостей о переговорах Тимошенко с Путиным не показал ровным счетом ничего. Так, словно никакой поездки и не было.

Совладелец RosUkrEnergo Дмитрий Фирташ до сих пор мечтает вернуться в газовую схему. Он имеет своих лоббистов как в Партии Регионов, так и в лагере Виктора Ющенко. Не удивительно, что зачастую cекретариат украинского президента как будто синхронно с «бело-синими» обрушивается с критикой на Тимошенко.

Поговаривают, что активно раскручивающийся на уже упоминавшемся телеканале «Интер» кандидат в президенты Арсений Яценюк – еще один политический проект Фирташа, который, если не остановит Тимошенко на выборах, то хотя бы серьезно попортит ей нервы.

Накануне встречи Тимошенко с Путиным подконтрольные RosUkrEnergo СМИ и «говорящие головы»-политологи развернули очередную информационную кампанию, суть которой заключалась в следующем: России нельзя доверять Тимошенко, она обязательно «кинет», как «кинула» с известной Брюссельской декларацией о модернизации украинской ГТС.

Однако переговоры состоялись, и по их итогам тон Путина по отношению к украинскому премьеру был весьма миролюбив. Более того, российский премьер простил Киеву миллиардные долги за нарушение газового контракта – недобор голубого топлива.

«В Россию не просто организовать визит такого уровня. Сам факт того, что визит Юлии Тимошенко в Москву состоялся, свидетельствует о том, что наиболее острые противоречия удалось снять», — отмечает украинский политолог Александр Сушко.

«Думаю, что Путин оказался гораздо дальновиднее, чем его окружение, которое предпочитало любые проблемы с Украиной превращать в источник конфликтов между Украиной и Россией. Он прекрасно понимает, что на стороне Украины находится ЕС, за которым маячит мягкая тень США, и спорить с такими партнерами Украины Путину сейчас не с руки. Сейчас
российская экономика переживает не лучшие дни. Поэтому Путин начал искать здравые и теплые отношения с Украиной. Только этим можно объяснить позицию миролюбия Путина», – в свою очередь, говорит политолог Владимир Небоженко.

А вот у незамеченного в критике RosUkrEnergo политолога Андрея Ермолаева другое объяснение мирных переговоров в Москве. По его мнению, и Тимошенко, и Путин в среду сохранили хорошую мину при плохой игре, поскольку каждый из них понимал, что нынешний газовый контракт (в котором нет RosUkrEnergo, — прим. ред.) не работает – Киев не может расплатиться, а у «Газпрома» нет рычагов для выбивания долгов.

«Если бы «Газпром» атаковал Украину, то Россия существенно подорвала бы доверие в Европе. Поэтому нам пошли на встречу. По сути, обе стороны хотели прикрыть собственный провал», – утверждает эксперт.

Впрочем, могут быть и иные толкования нынешней благосклонности Путина к Тимошенко – не исключено, что руками Юлии Владимировны Кремль попросту хочет уничтожить спонсора Ющенко, который уже принялся финансировать преемника-Яценюка.

Тимошенко на днях пообещала окончательно уничтожить украинский бизнес Фирташа – реприватизировать 70% украинских облгазов, которые, по ее данным, находятся под контролем RosUkrEnergo. Поговаривают, что у олигарха новая угроза Тимошенко вызвала серьезную озабоченность.

Сергей Терентьев

Сечин: Договор об Энергетической хартии показал свою нежизнеспособность

«Нефть России»: Договор об Энергетической хартии не оправдал ожиданий России. Об этом на встрече с еврокомиссаром по энергетике Андрисом Пиебалгсом сообщил первый вице-премьер Игорь Сечин. «Механизм реагирования на чрезвычайные ситуации в транзите просто не создан», — подчеркнул он. В частности, не подписан транзитный договор и не решены другие задачи, которые ставились перед сторонами-участницами. «Договор об Энергетической хартии показал свою нежизнеспособность», — резюмировал И.Сечин.

Касаясь вопроса поставок российского газа в Европу, И.Сечин заявил, что «Украина для обеспечения бесперебойного транзита российского газа европейским потребителям должна в ближайшее время осуществить закупку и закачку в подземные газохранилища газа в объеме не менее 19,5 млрд кубических метров». Вице-премьер предупредил европейских коллег, что «если это не будет сделано, то трагедия, которую мы пережили в январе, получит катастрофическое развитие». «Это будет связано с тем, что в январе в украинской системе были необходимые резервы, закаченные в ПГХ, позволявшие частично заместить недопоставленные объемы, а сейчас этих объемов нет, в силу обстоятельств, которые произошли в январе», — пояснил он.

И.Сечин также заявил, что в России созданы достаточные резервы газа для обеспечения надежных поставок на внутренний рынок. «У нас газ есть, наши потребители не пострадают», — подчеркнул первый вице-премьер, как передает «Финмаркет».

Поближе к углеводородам /Почему не совпадают позиции Ирана и четырех стран СНГ по разделу Каспия и его ресурсов?/

РОССИЙСКАЯ ГАЗЕТА: Как показало заседание межгосударственной группы по Каспийском морю, подходы прикаспийских стран к вопросам раздела Каспия и его ресурсов по-прежнему различные. По мнению посла РФ по особым и спецпоручениям Александра Головина, «не согласованы вопросы разграничения дна: кое-где соглашение подписано, с некоторыми странами — нет. Вопрос делимитации акватории остается открытым».

РФ, Азербайджан, Казахстан и Туркмения согласны с принципом раздела дна и ресурсов, с возможностью равного долевого участия прикаспийских государств во взаимном освоении этих ресурсов. Остальная акватория для хозяйственных, в том числе транспортных и рыбопромысловых нужд, остается в общем пользовании тех же государств. Такая позиция опирается Конвенцию ООН по морскому праву 1982 года, ратифицированную всеми прикаспийскими странами.

У Ирана позиция иная: руководитель иранской делегации по «каспийским» переговорам Мехди Сафари подтвердил, что Тегеран «по-прежнему настаивает на разделении Каспийского водоема на пять равных частей, то есть по числу прикаспийских государств. Им должно достаться ровно по 20 процентов территории бассейна».

Дело в том, что в иранском секторе нет крупных нефтегазовых ресурсов, поэтому Тегеран, выдвигая принцип «равных долей», рассчитывает получить крупные нефтяные и газовые месторождения в южном районе центрального сектора Каспия (Сердар, Кяпяз). Хотя уже близки к завершению 5-летние переговоры Баку и Ашхабада по этим месторождениям, в контексте схожих позиций Азербайджана и Туркмении по разграничению каспийского дна и его «закромов». Плюс к тому, почти все прикаспийские страны уже согласовали взаимные «каспийские» границы — кроме Ирана.

Как считает эксперт по проблемам Каспийского бассейна Магомед Шатоев, «увеличение доли Ирана означает уменьшение суммарной доли всех четырех бывших советских республик, а на практике — потерю доли одного Азербайджана. А если бы в претендуемой Тегераном дополнительной части Каспия не было больших запасов углеводородов, станет ли Иран требовать раздела… на пять равных частей?»

В этой связи некоторые СМИ полагают, что «неуступчивость» Тегерана обусловлена его возможным участием в обходящих Россию «евросоюзовских» газопроводных проектах «Набукко» и «Белый поток», для которых требуются крупные объемы газа, а оспариваемые Ираном месторождения расположены вблизи маршрутов этих трубопроводов.

Европарламент будет регулировать энергорынки ЕС

EnergyLand: Европарламент одобрил пакет законов о регулировании энергетических рынков. Парламентарии позаботились об обеспечении стабильности энергоснабжения ЕС на случай новых газовых споров между Россией и Украиной.

Новые законы, в частности, укрепляют права потребителей и позволяют им легче менять поставщиков энергии. Повышается также значение национальных органов надзора за деятельностью энергетических компаний. Отныне на концерны, нарушающие законы ЕС по регулированию, могут налагаться штрафы в размере до одной десятой части их годового оборота, сообщает Deutsche Welle.
Одобренный Европарламентом пакет законов предусматривает также создание европейского энергетического агентства, главная задача которого будет заключаться в развитии кооперации между странами ЕС в интересах улучшения их энергоснабжения. При возникновении перебоев с поставками энергоносителей, подобных тем, которые некоторые страны Евросоюза пережили в начале 2009 года из-за очередного газового спора между Россией и Украиной, в действие должны вступать согласованные планы на случай чрезвычайных ситуаций.
Специальный пункт в новом законопроекте оговаривает меры, призванные не допустить скупку энергосетей Евросоюза концернами из стран, не являющихся членами ЕС. Национальные органы надзора получают право заблокировать сделку о купле-продаже таких сетей в том случае, если иностранная фирма-покупатель, типа российского госконцерна «Газпром», не соблюдает нормы законодательства ЕС в области энергетики или не в состоянии обеспечить безопасность энергоснабжения.

Конец эры «бумажной нефти». Как победить энтропию?

Россия в глобальной политике:  Мир вступил в важный период, когда определяются дальнейшие пути развития не только экономики, но и, возможно, всего глобального устройства. Кризисные явления носят широкий и многосторонний характер, ситуация неустойчива и с трудом поддается прогнозированию. Специалисты по теории динамических систем связывают такие явления с точками бифуркации, когда гладкая траектория развития заканчивается и происходит перестройка поведения системы, причем характер перестройки трудно предсказать.

Уже проявился ряд важных диспропорций, непросчитанных взаимосвязей и рисков, которые сознательно или неосознанно не подвергались вдумчивому анализу, а то и просто замалчивались. Кризис облегчает работу по осмыслению ситуации, поскольку слабеет доминантная парадигма, которую трудно поставить под сомнение в условиях уверенного роста экономики.

ТЕХНОЛОГИЯ НАДУВАНИЯ ПУЗЫРЕЙ

Структура мирохозяйственных связей, созданная в последние десятилетия, обладает серьезными встроенными неустойчивостями. Не оправдываются распространенные представления о том, что расширяющаяся, глобализирующаяся экономика устойчива по определению благодаря своему масштабу и диверсифицированности интересов участников. Резко возросшая несбалансированность мировой торговли и американские дефициты подспудно оказывают давление на общую ситуацию, но участники рынков не могут адекватно просчитать ее и отразить имеющимися в их распоряжении инструментами (отсюда и резкие колебания валютных курсов). В результате поведение участников рынка приобретает характер проявления ощущений (иногда весьма странных даже для профессиональных аналитиков), легко переходящего в проявления паники.

Эта неуверенность имеет объективные причины. Различные сектора современной финансово-экономической системы не изолированы друг от друга, и зачастую в них работают те же игроки, «перетекающие» вместе со своими капиталами. Многие макропоказатели становятся непрогнозируемыми, что резко повышает риски проектов со значительными сроками окупаемости. Это заставляет даже долговременных инвесторов переходить на краткосрочные позиции в стремлении компенсировать свои потери (фактические либо возможные).

Осознание масштаба рисков приходит только сейчас, поскольку до недавнего времени на рынке было много «дешевых» инструментов их хеджирования. Предлагали такие инструменты не только частные инвесторы, но, по сути, и государство (как в случае с механизмами рынка недвижимости). Кризис сам стал в значительной степени следствием преуменьшения оценки рисков и избыточной веры в могущество новых финансовых инструментов. 

Итак, перейдя на краткосрочный рынок и став там чисто финансовым, спекулятивным игроком, любой инвестор (включая даже пенсионные фонды) настраивается на получение краткосрочной прибыли. (Он ведь ушел туда, спасаясь от непросчитываемости долгосрочных рисков.) На таком рынке создано много финансовых инструментов, но не вполне понятно, как получить на нем высокую прибыль, – ведь количество игроков и объемы привлеченных ресурсов выросли за последний период многократно.

Простейший инструмент – акции, и приток средств на этот рынок стал ощущаться уже примерно десять лет назад, в результате чего сформировался устойчивый, растущий тренд фондового рынка. Но его интегральный рост не может бесконечно продолжаться темпами, существенно превышающими рост экономики, а это не устраивало профессиональных участников, которые привыкли к сверхдоходам.

Конечно, точки роста есть всегда, но их поиск и инвестирование сопряжены с трудной работой по выбору объектов капиталовложений и серьезными рисками. Желание облегчить жизнь привело сначала к потоку инвестиций в высокотехнологические компании и краху этого сектора. Затем масштабный рост китайской и индийской экономик, обусловленный несбалансированным экспортом их продукции, прежде всего в США, повысил эффективность многих компаний и привел к подъему их акций. Однако в 2006–2007 годах захлебнулся и этот процесс. И тут удобным полем для инвестиций оказался нефтяной рынок.

Объективная неопределенность, связанная с недостатком информации о подтвержденных запасах в основных нефтедобывающих странах, прежде всего в Саудовской Аравии, и в целом резкое снижение числа вновь открытых месторождений на фоне устойчивого роста спроса привели к распространению представлений о том, что нехватка нефти возможна уже в близкой перспективе. Это способствовало формированию долговременной тенденции роста нефтяных цен и привело к резкому притоку финансовых инвесторов на рынок нефтяных биржевых инструментов.

Так стал надуваться очередной «пузырь», на этот раз нефтяной. Менее чем за два года, которые предшествовали пику цен летом 2008-го, присутствие финансовых инвесторов на нефтяном рынке выросло в несколько раз, на них стало приходиться около 80 % сделок. Они не нуждались в нефти как товаре и сами его не имели, а совершали сделки с т. н. «бумажной нефтью», т. е. с биржевыми инструментами, привязанными к нефтяному рынку. При этом утверждалось, что резкое превышение количества нетоварных («бумажных») сделок над физическими является признаком развитого рынка, якобы обеспечивает ему так называемую ликвидность и должно способствовать формированию объективной цены этого товара.

Автор полагает, что жизнь не подтверждает этих тезисов. В реальности, в полном соответствии с интересами подавляющего большинства участников этого рынка, он волатилен, и игроки заинтересованы в обеспечении высокого уровня волатильности.  Правда, сама по себе она не обеспечивает гарантированного выигрыша – лучше, если рынок движется в определенном направлении, которое правильно угадывает участник. Но в современном информационном обществе существуют механизмы, позволяющие подталкивать массу игроков к действиям по поддержке определенного тренда. Это направленные слухи, игнорирование одной информации («рынок уже учел ее») и преувеличенное внимание к другой, распространение (часто под эгидой уважаемых институтов, по большей части финансового сектора) якобы прогнозов, а по сути, индикаторов преимущественно рыночного вектора.

Если он ясен для большинства участников, то рынок готов двигаться в этом направлении (а участники – получать доходы) невзирая на то, что в своем движении он может выйти за рамки долгосрочных оценок и фундаментальных показателей. Так надуваются «пузыри».

Оценка успеха финансовых агентов основана только на краткосрочных показателях, соответственно они оценивают объекты своих инвестиций по краткосрочным индикаторам. Поскольку проблема неопределенности не снималась, то, как позднее выяснилось, они брали на себя высокие риски, закамуфлированные под рыночные инструменты.

В условиях кризиса риски еще больше возросли. Раньше существовала очевидная глобальная тенденция («магистраль»): рынки расширяются, потребление растет. Это подпитывалось соответствующими инструментами роста – дешевым и масштабным кредитованием, а также механизмами страхования (тоже дешевыми).

Когда массив рисков превышает критическую величину, коммерческое прогнозирование становится невозможным. Это само по себе превращается в фактор резкого спада активности и затягивания кризиса. Представим себе, что острые и очевидные кризисные проявления преодолены. Но что делать с полной неясностью в отношении стоимости кредитных ресурсов, соотношением курсов валют и, наконец, востребованностью товаров на рынке? Как будет отмечено ниже, последнее стало затрагивать даже такие традиционные массовые товары, как нефть и газ.

Как победить энтропию? В первую очередь надо перейти к анализу конкретных рынков, механизмов и интересов их участников и, если он выявляет несоответствие с задачами, которые данный рынок призван решать, модернизировать рынки.

Главным является следующий критерий: имеются ли на конкретном рынке механизмы его стабилизации? Если решаемые задачи долгосрочны, то должны быть инструменты, преодолевающие краткосрочность, стадность, пугливость, склонность к краткосрочной выгоде и прочие «особенности» сложившихся рынков.

Обсудим это на конкретных примерах.

НЕФТЯНОЙ РЫНОК

История развития рынка нефти подробно изложена в различных материалах (Putting a Price on Energy // International Pricing Mechanisms for Oil and Gas, 2007 и другие публикации). Явления нестабильности и связанные с этим опасности также проявляются уже определенное время (см.: Александр Арбатов, Мария Белова, Владимир Фейгин. Российские углеводороды и мировые рынки // Россия в глобальной политике. 2005. № 5 (сентябрь – октябрь); Владимир Фейгин. Ценовые качели // Мировая энергетика. Октябрь 2008 г.).

По мере развития «либеральной» модели нефтяного рынка и резкого притока его финансовых участников определение цены на нем стало самостоятельным бизнесом соответствующих «профессионалов». Для участия в нем нужен только денежный ресурс. Товар отделен от этого процесса, его участники догадываются о соотношении спроса и предложения только по косвенным признакам: слухам, ожиданиям, заявлениям, иногда – отдельным показателям наподобие изменения запасов нефти и нефтепродуктов на рынке Соединенных Штатов.

Участники склонны преувеличивать воздействие тех или иных факторов – частично вследствие недостаточности информации, а частично потому, что материально заинтересованы в «раскачивании» рынка. По той же причине они заинтересованы не в неограниченной конкуренции, а, по возможности, в согласованном поведении. Если «раскачка» рынка осуществляется в одиночку либо малыми силами, она требует значительных финансовых затрат и рискованна.

Коммерческие игроки редко участвуют в этом процессе (по крайней мере, под своими именами они на такого рода рынке почти не присутствуют). Раньше, когда рынок был меньше, их участие было заметнее. Известно, например, что компания BP подверглась штрафу за попытки манипулирования рынком.

В условиях кризиса участие финансовых инвесторов на нефтяном рынке сокращается, но поведение имеющихся не меняется, а возможно, и мягко координируется. Вообще, поскольку такая координация выгодна финансовым игрокам, то могут меняться формы ее реализации, но не сама суть.

Нефть – особый товар. Многие другие виды сырья подвержены ценовым перепадам, но нефть и цены на нее привлекают значительно большее внимание, а дискуссия по преимуществу политизирована. Недавно, в период высоких цен, со стороны производителей нефти и других ключевых энергоресурсов звучали высказывания о том, что цены на их товары и впредь будут только расти, что существует перспектива скупить экономику развитых стран на поступления в виде нефте-, газо-, стале- и прочих долларов, а также даже о том, что мировые рынки должны работать по правилам, которые устанавливают производители.

Сейчас раздадутся другие голоса: мол, 30–40 дол./бар. – нормальная цена для периода кризиса, а страны-производители должны вести себя неэгоистично, умерив свои аппетиты и тем самым бросив собственное благосостояние на алтарь выхода мировой экономики из кризиса. Но ведь подобный уровень цен – смертельный удар по экономике многих нефтезависимых стран, таких, в частности, как Нигерия, Венесуэла… Разве справедливо выходить из кризиса за их счет? Один из промежуточных выводов состоит в том, что сторонам стоит отказаться от защиты крайних позиций и претензий как на то, что справедливость устанавливается на нынешнем рынке, так и от расширенного толкования смысла и последствий этого равновесия.

Попытки создать долгосрочные инструменты на нефтегазовых рынках уже предпринимались: например, в таком качестве рассматривались длинные фьючерсы. Но ни их надежность (по сути, они продлевали тенденции, которые складывались на краткосрочных инструментах), ни, что самое важное, объемы не позволили превратить их в инструменты инвестирования. Другой пример: на британском газовом рынке пытались использовать фьючерсы цены входа на рынок на терминалах для обоснования инвестиционных решений, но в конце концов компания Transco признала этот опыт неудачным.

Как же исправить «пробелы рынка», которые в данном случае связаны с его «близорукостью» и заинтересованностью в согласованном движении, в том числе за пределы разумных ценовых коридоров? Говоря на предложенном выше языке, спрашивается: где стабилизаторы этого рынка? Частичный ответ сегодня ясен: на рынке нефти (в возможном сотрудничестве с другими производителями) это Организация стран – экспортеров нефти (ОПЕК), которая предпринимает действия, пусть и грубые, по приведению спроса в соответствие с предложением.

Дальнейшие перспективы нормализации связаны с модификацией механизмов торговли нефтью. Надо вернуться к исходному принципу определения цены как равновесия не производных инструментов, а спроса и предложения. Это возможно за счет создания новых торговых площадок, на которых производители будут выносить подлежащие продаже объемы (например, в пределах 10–15 % своих продаж за согласованный предстоящий период времени), торговля станет осуществляться в режиме ценового аукциона на реальные объемы поставок.

Невозможность продажи заявляемых объемов или их части по ценам, удовлетворяющим поставщиков, будет означать избыточность либо предложения, либо ценовых заявок. Как на каждой площадке такого рода, участники (продавцы и покупатели товарных партий) имеют возможность скорректировать свои предложения и достичь взаимоприемлемых условий сделки или отказаться от нее. Технические вопросы, которых, конечно же, немало, вполне поддаются решению. Этот путь будет сопровождаться резким повышением прозрачности рынка и уровня информированности участников. Он, безусловно, окажет воздействие и на ценовое поведение нефтяных бирж, которые сами скорректируют свою роль в новых условиях.  

Легко предположить, что если производители (при участии потребителей и минимальном участии посредников) станут руководствоваться таким подходом, то возникнут вопросы другого рода. Хорошо, когда торгуемый товар широкодоступен, однороден и участников рынка много с каждой стороны. Для нефти однородность товара относительна (есть несколько базовых марок), а как быть с «раcпространенностью» товара?

Конечно, здесь играют роль природные факторы и принцип национального суверенитета над ресурсами. Когда нефтяные цены зашкаливали, а ОПЕК утверждала, что нефти на рынке много, развитые страны винили во всем происходившем «ресурсный национализм». Дескать, государственные компании стран-производителей неэффективны, не осуществляют (не могут, не хотят…) достаточного количества проектов и поэтому создают дефицит предложения нефти. Производители же объясняли, что стараются максимально развивать мощности, в том числе резервные, но не поспевают за растущим спросом. И совсем недавно ОПЕК снова заявила о том, что она также и в условиях кризиса и резкого падения цен осуществляет новые проекты и ставит перед собой задачу восстановления необходимого уровня резервных мощностей.

Возникают простые вопросы: а создают ли негосударственные компании – транснациональные корпорации (ТНК) достаточные резервные производственные мощности? какие факторы (кроме рыночных, наподобие влияния стран-потребителей) могут побудить их к расширению таких мощностей? почему сейчас, когда спрос начал сокращаться, полностью прекратились разговоры о зловредном поведении ОПЕК?

Есть и другой вопрос: обязаны ли производители и в этой системе «заливать» рынок своим ресурсом? Представляется, что ответ в целом отрицательный.

А как будет обеспечиваться ликвидность рынков? Естественным путем, то есть посредством предложения достаточного количества товара и числа участников торгов и, разумеется, с соблюдением принципов их открытости (для коммерческих участников, заинтересованных в сделках того типа, которые будут осуществляться на площадках).

Тогда есть шанс, что цены резко снизят волатильность, стабилизировавшись в рамках фундаментального коридора, верхняя граница которого связана с возможностью широкого перехода на другие энергоресурсы. Потребуется и понимание того, что необходима определенная умеренность поведения участников, в том числе их взаимная ответственность за долговременную стабильность рынков (включая создание резервов и умеренность в отношении государственной поддержки альтернативной энергетики – об этом новом направлении см. ниже).

Могут понадобиться параллельные шаги по взаимодействию в инвестиционных процессах, поскольку недостатки нефтяного рынка больше всего отражаются на инвестиционных решениях, а это является основой долгосрочной стабильности как нефтяной, так и газовой отраслей.

В достижении этих задач значительна роль государств, находящихся в разумном взаимодействии с частным бизнесом и использующих рыночные инструменты. Речь не идет о «социализации», как пугают некоторые аналитики. Но если чисто финансовый рынок так и не создал надежные инструменты для реализации таких долгосрочных проектов, как атомные либо гидростанции, то уйти от роли государства невозможно. Другое дело, что речь не должна идти об исключительно государственном инвестировании. Например, разумной мерой стал бы выпуск долгосрочных облигаций для частных инвесторов под реализацию таких проектов с соответствующими гарантиями, включая доходность, которая была бы выше доходности надежных депозитов. 

ГАЗОВЫЙ РЫНОК

Остановлюсь отдельно на особенностях газового рынка, прежде всего европейского, с точки зрения поднятых выше вопросов.

Газовая отрасль еще в большей мере, чем нефтяная, нуждается в долгосрочной стабильности. Газовые проекты, в том числе строительство соответствующей инфраструктуры, как правило, более капиталоемкие и дольше окупаемые. Как известно, с учетом этого на европейском рынке сложилась система долгосрочных контрактов (ДК) со значительной компонентой (до 70–80 %) обязательств «бери-или-плати».

Почему стороны этих контрактов – как поставщики, так и покупатели – держатся за них? Контракты предусматривают не избавление от рисков вообще, а их разделение. Каждый из партнеров идет на те риски, которые ему легче принять на себя, – из-за положения на рынке, опыта и т. п. Общий принцип заключается в том, что покупатель несет риск по объемам поставок, а продавец – по ценам.

И действительно, покупатель оптовых контрактов – не конечный потребитель газа, а, по сути, перепродавец (параллельно предлагающий различные услуги). Он несет риски обеспечения перепродаж объемов, заявленных в контракте, по заложенным в него ценовым принципам.

На этапе развития рынка и роста потребления, в условиях естественных (и очевидных для потребителя) преимуществ газа, а кроме того, существования барьеров для входа конкурентов на рынок данного субъекта (оптового покупателя) риски ограниченны. Они есть, например, опасность неразумного налогообложения, неадекватного ценообразования в контрактах либо развития альтернативных технологий и энергоресурсов, в результате чего конкурентоспособность поставок газа по тому или иному контракту (заключаемому, как правило, на срок иногда свыше 20 лет) может измениться.

В ходе либерализации рынков риски значительно выше – это, в частности, регуляторные риски, связанные с облегчением неограниченного роста конкуренции на традиционном рынке покупателя в ходе его открытия. Идеологи реформы европейского газового рынка страдают раздвоением сознания. Изначально они надеялись вовсе избавиться от долгосрочных контрактов (так они понимали либеральный конкурентный рынок – цель преобразований), затем были вынуждены смириться с их существованием и даже признать их важность.

На новом этапе преобразований (заявленном в начале 2007 года, но пока окончательно не согласованном) возникла необходимость решать, какими механизмами в условиях той или иной формы отделения функций транспортировки газа от его поставки будет обеспечиваться необходимое развитие инфраструктуры. Ответа на этот вопрос пока нет.

Предложения, которые разрабатывают в Европе, уже прозвали «газовым Госпланом», поскольку они переводят процесс решения вопроса об инвестициях (напомним, наиболее болезненный для компаний газового сектора ввиду его высокой капиталоемкости) на уровень бюрократической структуры, возлагая исполнение обязательств по инвестированию (и соответствующую ответственность) на коммерческие структуры (операторы системы газоснабжения). В то же время сами долгосрочные контракты способны стать вполне рыночной основой для принятия соответствующих решений (подробнее см.: Владимир Фейгин. К Госплану в мировых масштабах // Мировая энергетика. 2007. № 8).

Итак, мы снова сталкиваемся с дилеммой: идеальные представления о рынке (приводящие на практике к возникновению монстров типа «газового Госплана») или прагматичные решения в виде долгосрочных контрактов, удачно разделяющие риски участников и создающие вполне рыночную основу долгосрочного развития.

Есть ли недостатки у ДК? Бесспорно. Например, неучет сезонности работы газового рынка и ценообразования на нем. Особенно это проявляется в период резких скачков нефтяных цен – как во второй половине 2008-го, когда за счет принятого в газовых контрактах запаздывания учета в ценовой формуле изменения цен нефтепродуктов конкурентоспособность газа снизилась. Эти и другие недостатки существующих ДК вполне поддаются анализу и исправлению, сами контракты могут стать более гибкими по формату и разнообразными (см.: Владимир Фейгин. К Госплану в мировых масштабах // Мировая энергетика. 2007. № 8).

Означает ли наличие долгосрочных контрактов, что другие формы контрактных отношений на газовом рынке не нужны? Конечно нет. Но можно ли обойтись без ДК в европейских реалиях, когда расстояния поставок составляют тысячи километров, а риски реализации проектов высоки? Раньше теоретики убеждали, что можно, но в новых условиях на финансовых рынках отрицательный ответ очевиден. Так, может быть, стоит признать реальность, вместо того чтобы по-прежнему втихую ненавидеть ДК и всячески деструктурировать этот рынок путем введения ограничительных механизмов для участия на них поставщиков либо для продвижения идей т. н. «новой энергетической политики» (НЭП), о которой речь  пойдет ниже.

НОВЫЕ РИСКИ

Серьезным вызовом стабильности и предсказуемости энергетического сектора стали события, связанные с комплексом вопросов сохранения климата, энергосбережения, альтернативных источников энергии.

Сторонники радикальных мер сформулировали требования к развитым странам по снижению выбросов парниковых газов к середине столетия. Затем, приближая горизонт планирования к более практическим периодам, они определили круг до задач 2030 года, и, согласно новым сценариям – (в частности, Международного энергетического агентства, МЭА), – после определенного периода дальнейшего увеличения выбросов (прежде всего связанного с ростом экономики развивающихся стран) должно произойти их возвращение на нынешний уровень.

В соответствии с этими сценариями для достижения поставленной цели необходимы резкий скачок в области энергоэффективности, повышение роли атомной энергетики, намного более широкое использование возобновляемых источников и достаточно широкое применение новых, еще, по существу, не получивших опыт промышленного применения технологий типа CCS (улавливание и хранение газообразных промышленных выбросов, содержащих углерод). По сути, к 2030-му глобальное потребление базовых углеводородов – нефти, газа и угля – необходимо вернуть на сегодняшний уровень.

В период высоких цен на нефть развитые страны постоянно беспокоились по поводу недостаточности инвестиций в энергетический сектор. Хочется спросить экспертов МЭА: какую реакцию они ожидают от производителей энергоресурсов либо инвесторов в эту отрасль, если, по прогнозам, решение глобальных климатических проблем должно привести к тому, что результат инвестиций не будет востребован уже в близкой перспективе?

В середине ноября 2008 года Европейская комиссия выпустила обширный пакет документов по «новой энергетической политике». Он направлен на реализацию ранее заявленных целей «20-20-20», т. е. снижение в период до 2020-го выбросов парниковых газов на 20 %, повышение энергоэффективности на 20 % и доведение доли возобновляемых источников энергии по Европейскому союзу в целом до 20 %. Эти красивые по форме цели изначально не были подкреплены просчитанными мерами по их достижению, то есть оставались политическими заявлениями о намерениях. 

В  новый пакет документов по НЭП включены, наряду с различными предлагаемыми мерами, некоторые результаты предпринятого по заказу Еврокомиссии исследования сценариев развития энергопотребления Евросоюза. Вместе с базовым сценарием (который не приводит к цели «20-20-20») представлен альтернативный (или сценарий НЭП), в котором две из трех целей достигаются (а энергоэффективность увеличивается на 13–14 % вместо 20 %). При этом, в частности, абсолютное потребление энергии в ЕС к 2020 году снижается по сравнению с 2005-м, импорт газа также или незначительно вырастет, или снизится.

При первом же обсуждении данного сценария, прошедшем по инициативе Европейского союза в Москве в конце ноября, с европейской стороны прозвучали заверения в том, что «сценарий не является прогнозом». Это, видимо, должно звучать как призыв не относиться к отраженным в нем представлениям слишком серьезно. Действительно, даже поверхностный анализ представленного сценария показывает, что, например, запланированные в нем объемы импорта газа государствами Евросоюза на перспективу ниже суммарных объемов уже заключенных контрактов основных стран – поставщиков газа. Либо имеется в виду, что заключенные контракты при реализации определенных сценариев не будут выполняться, либо составители прогноза просто не озаботились такой «мелочью». Видимо, надо склоняться скорее ко второму варианту.

Как бы то ни было, впервые в пакете официальных документов ЕС закладываются такого рода мины под фундамент развития энергетического сотрудничества со странами-поставщиками, и прежде всего с Россией. Подобные сценарии, а тем более возможное проведение направленной политики по их реализации выводят риски в энергетике на качественно иной уровень.

Новый президент США Барак Обама также заявляет развитие альтернативной энергетики и новых энергетических технологий в качестве основных приоритетов политики своей администрации. Можно ожидать более активной роли Соединенных Штатов в разработке коллективных действий на период «пост-Киото». В Конгрессе уже обсуждаются законопроекты в отношении более жестких мер по парниковым выбросам. Но, анализируя реалистичные пути решения этих задач, сами американские профессионалы-энергетики приходят к выводу, что основная роль отводится именно природному газу, как экологичному и эффективному энергоносителю.

Представляется, что неизбежно предстоит анализ того, почему выводы разных экспертов (США и ЕС) столь сильно различаются.

Другой круг вопросов связан с возможными массированными госинвестициями развитых стран в альтернативную энергетику и вообще в энергетические и энергосберегающие технологии. Развитие этих технологий, совершенствование оборудования и методов интересны и важны для всех стран, поскольку в противном случае человечество неизбежно столкнется с нехваткой энергоресурсов и/или их неприемлемо высокой стоимостью. Вместе с тем, если связанные с этим попытки ускоренного ухода от углеводородной зависимости будут осуществляться путем массированного государственного субсидирования, то производители вправе ставить вопрос о том, не нарушает ли такой подход баланс интересов сторон и принципы энергобезопасности. Здесь напрашивается определенная аналогия с принципами «честной торговли», которые согласовываются странами в рамках Всемирной торговой организации.

НЕКОТОРЫЕ ВЫВОДЫ

Финансовые рынки в прежнем виде работать не будут; очевидно, что необходимо изменить модель регулирования (см., в частности: Владимир Фейгин. Финансово-экономический кризис: некоторые уроки и направления модернизации системы // Время новостей. 2008. 24 октября). Это должно отразиться и на модели работы товарных рынков.

Если представить себе, что очевидные причины, вызвавшие нынешний кризис, преодолены, все равно остается критическая масса рисков, препятствующих возврату на траекторию быстрого развития (они описаны выше). Нужны механизмы повышения степени предсказуемости и снижения рисков – безответственного расширения волатильности, перекоса в краткосрочный интерес. Это, конечно, включает в себя и  межгосударственные инструменты, и более высокий уровень информированности, и неконфронтационное взаимодействие участников. Механизмы стабилизации могут быть различными – желательно достигнуть взаимопонимания относительно их приемлемости.

Необходимо ограничить вмешательство государства (особенно в период после острой фазы кризиса), причем отнюдь не только на стороне производителей.

Отказ от согласованных действий чреват конфронтационно-катастрофическими сценариями наподобие массового отказа производителей от поставок достаточных объемов сырья на рынок при сверхнизких ценах либо предотвращения такого или сходного развития событий неконвенциальными (возможно, силовыми) методами, – если преодоление проблем и односторонних подходов не станет общей задачей.

И, наконец, вопрос о том, хватит ли всего этого при наличии глобальных дисбалансов, или параллельно пойдет процесс их смягчения, выходит за рамки данной публикации.

Владимир Фейгин – главный директор Института энергетики и финансов