Метка:Афганистан

Присутствие США в Афганистане было и будет определяться их геополитическими, геостратегическими и геоэкономическими интересами

Опубликовано от wpmrРубрики:Политика, Энергобезопасность

Как считает председатель наблюдательного совета Института демографии, миграции и регионального развития Юрий Крупнов геополитически США вынуждены контролировать Большой Ближний Восток, т. е. территорию от Северной Африки до Казахстана и Пакистана. С точки зрения геоэкономики к 2025 году более 60% импортированной нефти будет поступать из региона Персидского залива и Прикаспия. Т. е. для них это – «бензоколонка», которую они должны охранять. Плюс сам по себе Афганистан является единственно возможным плацдармом, который обеспечивает функции вентиля для трубопроводных систем из района Персидского залива и Каспия в Китай и Индию. Что касается военных (геостратегических) интересов, то с этого плацдарма можно угрожать сразу нескольким ключевым государствам. Здесь находится их общая точка «мягких подбрюший». Речь идет о Китае, России, Иране и Индии. В общем, это – истинный «Хартленд», если говорить в терминах геополитики. Уже надоело цитировать Бжезинского, но напомню: в своей книге «Великая шахматная доска» он написал, что Евразия – это главный приз для Америки.

Сегодня уже ни для кого не секрет, что значительная часть группировок, которые приписываются к «Талибану», на самом деле действуют в интересах американских, британских и пакистанских организаций. А после парламентских выборов в Афганистане, которые пройдут 23 сентября, ставится задача в максимально короткие сроки продавить соглашение о статусе и присутствии иностранных войск на территории Афганистана, т. е., по сути, о военных базах. Не ставится задача полностью сохранить нынешнюю почти 150-тысячную группировку на протяжении еще 20 лет. На базах можно держать и 40-45 тыс. человек, и этого будет вполне достаточно.

Источник: KMnews

Новые Шелковые пути Центральной Азии

Опубликовано от wpmrРубрики:Политика, Энергобезопасность

Участь крупнейших месторождений лития, недавно обнаруженных в Афганистане, как предначертано, не будет отличаться от судьбы месторождений других природных ресурсов в не имеющей выхода к морю Центральной Азии: будучи обнаруженные Западом, в конечном счете они окажутся под контролем Востока.

Сибирский лес, монгольская железная руда, казахская нефть, туркменский природный газ и афганская медь уже направляются прямиком в Китай через недавно построенную и ориентированную на восток сеть, которая подпитывает быстрое развитие самого большого в мире населения.

Хорошее начало Китая в строительстве дорог, железных дорог и трубопроводов по территории Центральной Азии создает возможности и для Запада, и для региона непосредственно. Вместо того, чтобы участвовать в конкуренции с высокими ставками за ценные ресурсы Центральной Азии — в виде нового раунда «Великой игры» XIX столетия — Запад должен поддержать начальные шаги Китая путем обучения местных органов власти тому, как расширить текстильный и сельскохозяйственный экспорт и избежать проклятия ресурсов, которое губит многие развивающиеся страны, ориентированные на производство одного товара.

Китай проложил путь к тому, чтобы, в конце концов, открыть не имеющую выхода к морю Центральную Азию, и Запад должен воспользоваться его успехами для создания нового, питаемого нефтью Великого шелкового пути по направлению «Восток-Запад».

Нефтепроводы из Каспийского моря через Казахстан, недавно открытый газопровод из Туркмении через Узбекистан и Казахстан и другие запланированные шоссе и железные дороги через Россию, так же, как вниз к глубоководному морскому порту Гвадар в Пакистане, представляют собой часть усилий Китая по тому, чтобы превратить Центральную Азию из региона буферных государств в коридор транзита между Востоком и Западом. Лидеры Пекина по праву обратили взор к Евразии как к богатому источнику природных ресурсов, чтобы подпитывать свою быстро развивающуюся экономику.

Вместо того, чтобы думать о шагах Китая в Центральную Азию — и в Африку — как о подозрительной форме неоколониализма, страны Запада должны сосредоточиться на том, как использовать построенные китайцами шоссе и железные дороги, чтобы превратить собственную испытывающую трудности региональную стратегию в успех. Это означает сотрудничество, а не конкуренцию, и это может произойти через значительные капиталовложения в инфраструктуру, строительство новых линий на карте, которые переступят пределы произвольных границ и принесут реальную экономическую пользу.

Самыми существенными из этих проектов являются пока еще не построенные газопроводы по маршрутам «Туркменистан-Афганистан-Пакистан-Индия» (ТАПИ) и «Иран-Пакистан-Индия» (ИПИ). Что касается первого проекта, неспособность Запада обеспечить безопасность в Афганистане задержала осуществление ценного предприятия, которое имеет желающих участвовать в нем инвесторов и поддержку со стороны Азиатского Банка Развития. Между тем какой еще больший приоритет может быть там, чем создание рабочих мест для афганцев в строительстве этого энергетического коридора, и тем самым снижение затрат на топливо для нуждающихся в энергии Афганистана и Пакистана? Военная стратегия в Афганистане должна включать обеспечение безопасности для таких проектов экономического развития, как этот трубопровод.

Что касается ИПИ, то Иран и Пакистан недавно подписали основное соглашение о том, чтобы начать его строительство, несмотря на возражения со стороны США.

Вашингтон должен осознавать, что изоляция Ирана — центрального моста между Ближним Востоком и Центральной Азией — бесполезна. Европейцы и китайцы понимают это, и такие их приоритеты, как европейский трубопровод «Набукко» и профинансированные китайцами дороги через северный Афганистан в Иран, имеют больше возможностей для стабилизации региона, наряду с потеплением отношений с Ираном.

Освоение ресурсов, в отношении которых местные органы власти не располагают средствами на добычу и не могут их освоить так, как это необходимо, является взаимовыгодным для всех сторон. В Афганистане сегодня мало что напоминает горнодобывающий сектор, но китайские, австралийские и российские компании могут показать в этом пример. Именно это произошло в Монголии в течение многих десятилетий, приведя к золотому дну, основанному на экспорте минералов и быстрому экономическому росту. Но Монголия также использовала западные знания, копируя модель Норвегии в создании национального фонда развития для распределения акций от прибыли от продажи минералов народу и наняв известного перуанского экономиста Эрнандо Де-Сото — эксперта по правам собственности и развитию на малом уровне. Место Монголии на новом Великом шелковом пути гарантировано.

Ни Китай, ни Россия уже не рассматривают Центральную Азию исключительно как свой задний двор. Наоборот, обе страны опасаются, что Запад не играет достаточной лидирующей роли в этих сферах, в которых у него есть внушительный послужной список. Вспомните, что именно благодаря дальновидной лидирующей роли «Шеврон» и предприимчивых американских послов трубопровод «Баку-Тбилиси-Джейхан» стал реальностью, несмотря на постсоветское крушение на Кавказе.

Западные войска на территории региона, и особенно НАТО в Афганистане, и различные соглашения о сотрудничестве, которые они заключили с местными странами, должны еще больше сосредоточиться на проектах по добыче и развитию инфраструктуры, которые Китай готов финансировать. Это уже происходит на медном руднике Айнак и должно распространиться на новые месторождения лития, в которых нуждается Китай для изготовления батарей для мобильных телефонов и электромобилей.

По мере того, как построенная китайцами инфраструктура покрывает территорию всей Центральной Азии, такие места для реэкспортной торговли в Персидском заливе, как Дубай, могут все больше служить в качестве перевалочных баз для продукции, текстиля и других товаров из Центральной Азии в Европу и Америку. Если Запад снизит все тарифы на эти виды экспорта, то он вызовет процесс диверсификации в экономике региона в противоположность тому, чтобы полагаться на добывающие отрасли промышленности и тем самым избежать проклятия ресурсов. Это также повысит занятость в неэнергетических отраслях. В результате всего этого появятся две вещи, в которых этот не имеющий выхода к морю регион нуждается больше всего: стабильность и связи с внешним миром.

Пора кончать со «стратегическими треугольниками» а ля «Великая игра» — «США-Китай-Индия», «США-Индия-Афганистан» или «США-Иран-Китай» — которые являются не чем иным, как пороком для региона, который в своем историческом начале был открыт во всех направлениях. В течение многих столетий Хайберский перевал был воротами для захватчиков и контрабандистов, а теперь служит в качестве маршрута снабжения для сил США в Афганистане. Но вместо военных, обслуживающих мафии, грузовики, которые мы должны видеть на этих дорогах, должны быть красочно разрисованными гражданскими караванами с музыкальными рожками.

Это, в конце концов, становится возможным благодаря китайским инвестициям и вновь открытому богатству Ближнего Востока. Великий шелковый путь всегда был двухсторонней улицей взаимовыгодного обмена. Линия Дюранда не принесла никаких выгод на протяжении половины столетия. Питаемый нефтью Великий шелковый путь вполне сможет осуществить это завтра. (Параг Ханна является старшим научным сотрудником в Фонде новой Америки и автором «Второй мир: империи и влияние в новом глобальном порядке»).

Источник: «International Herald Tribune, Zpress.kg

Перевод – «Zpress.kg-UVU»

Как далеко может распространиться влияние Китая на суше и на море?

Опубликовано от wpmrРубрики:Политика

Резюме: Китай очень выгодно расположен на карте мира. Благодаря этому он имеет возможность широко распространить свое влияние на суше и на море: от Центральной Азии до Южно-Китайского моря, от российского Дальнего Востока до Индийского океана.

…Выгодное географическое положение Поднебесной настолько очевидно, что о нем не всегда вспоминают, говоря о стремительном экономическом прогрессе этой страны и напористом национальном характере китайцев. И все же это не следует забывать, поскольку рано или поздно география обеспечит Китаю ключевую роль в геополитике, каким бы извилистым ни был его путь к статусу мировой державы. Китай сочетает в себе элементы предельно модернизированной экономики западного образца с унаследованной от древнего Востока «гидравлической цивилизацией» (термин историка Карла Виттфогеля, используемый применительно к обществам, практикующим централизованный контроль над орошением почвы).
Благодаря управлению из единого центра китайский режим способен, например, вербовать миллионные трудовые армии на строительство крупнейших объектов инфраструктуры. Это и сообщает Китаю неуклонное поступательное развитие – подобных темпов попросту нельзя ожидать от демократических государств, которые привыкли неторопливо согласовывать интересы своих граждан. Китайские лидеры формально считаются коммунистами. Но в том, что касается заимствования западных технологий и практики, они – преемники примерно 25 императорских династий, правивших в стране на протяжении четырех тысяч лет и встраивавших западный опыт в жесткую и развитую культурную систему, которая обладает, помимо всего прочего, уникальным опытом навязывания вассальных отношений другим государствам.

Сегодня КНР укрепляет сухопутные границы и направляет свою активность вовне. Внешнеполитические амбиции эта страна проводит в жизнь столь же агрессивно, как столетием раньше – США, но по совершенно иным причинам. Пекин не практикует миссионерский подход к внешней политике, не стремится утвердить в других странах собственную идеологию или систему правления. Нравственный прогресс в международной политике – цель, которую преследует Америка; китайцев эта перспектива не привлекает. Поведение Срединного царства по отношению к другим странам целиком продиктовано его потребностью в поставках энергоносителей, металлов и стратегического сырья, необходимых для поддержания постоянно растущего жизненного уровня гигантского населения, которое составляет примерно одну пятую населения земного шара.

Чтобы решить эту задачу, Китай построил выгодные для себя сырьевые отношения и с соседними, и с удаленными странами, – со всеми, кто обладает ресурсами, в которых он нуждается для подпитывания роста. Во внешней политике Китай не может не исходить из основополагающего национального интереса – экономического выживания, и поэтому мы вправе охарактеризовать эту страну как сверхреалистичную, сверхпрагматичную державу. Отсюда стремление упрочить присутствие в различных частях Африки, где находятся большие запасы нефти и полезных ископаемых, обезопасить транспортные пути в Индийском океане и Южно-Китайском море, связывающие побережье страны с арабо-персидским миром, который столь богат углеводородным сырьем. По существу лишенный выбора в своих действиях на международной арене, Пекин не особенно заботится о том, с какими режимами ему приходится иметь дело; в партнерах ему нужна стабильность, а не добропорядочность, как ее понимает Запад. А поскольку некоторые из этих режимов – скажем, Иран, Мьянма (известная также как Бирма) и Судан, – погружены во мрак отсталости и авторитаризма, неустанный поиск поставщиков сырья, который Китай ведет по всему свету, порождает конфликты между ним и Соединенными Штатами с их миссионерской ориентацией. Существуют трения и с такими странами, как Индия и Россия, в чьи сферы влияния Пекин пытается проникнуть.

Разумеется, он никак не угрожает существованию этих государств. Вероятность войны между Китаем и США незначительна; китайская армия представляет для Соединенных Штатов лишь косвенную опасность. Речь здесь идет главным образом о вызове географического свойства – несмотря на принципиальные разногласия по вопросам внешнего долга, структуры товарообмена или глобального потепления. Зона китайского влияния, формирующаяся в Евразии и Африке, постоянно растет, причем не в том поверхностном, чисто количественном смысле, какой придавали этому понятию в XIX веке, а в более глубоком, отвечающем эпохе глобализации. Преследуя простую цель – надежно удовлетворить свои экономические потребности, Китай сдвигает политическое равновесие в сторону Восточного полушария, и это не может не затрагивать самым серьезным образом интересы Соединенных Штатов. Пользуясь удобным положением на карте мира, Китай распространяет и расширяет свое влияние везде и всюду – от Центральной Азии до Южно-Китайского моря, от российского Дальнего Востока до Индийского океана. Эта страна превращается в мощную континентальную державу, а политику таких государств, согласно знаменитому изречению Наполеона, нельзя отделить от их географии.

Во внутренней политике уделяется значительное внимание провинциям Синьцзян и Тибет, стремясь прочно привязать к себе обе области – вместе с запасами нефти, природного газа, медной и железной руды, которые находятся в их недрах. Кроме того, Пекин  усердно заигрывал с независимыми тюркскими республиками в Центральной Азии – отчасти для того, чтобы лишить мятежных синьцзянских уйгуров всякого потенциального тыла.

Налаживая связи с правительствами центральноазиатских республик, китайское руководство преследовало и другую цель – расширить зону своего влияния. Китай глубоко проник в Евразию уже сейчас, но этого все еще недостаточно для удовлетворения его потребности в природных ресурсах. Влияние Пекина в Центральной Азии символизируют два крупных трубопровода, строительство которых близится к завершению: один пролегает через Казахстан и предназначен для снабжения Синьцзяна нефтью, добываемой в Каспийском море; по другому, проходящему через Казахстан и Узбекистан, в Синьцзян будет поступать природный газ из Туркмении. Мало того: острая нужда в природных ресурсах заставляет Пекин пускаться в довольно рискованные предприятия. В истерзанном войной Афганистане он ведет разработку месторождения меди, находящегося к югу от Кабула, и давно присматривается к запасам железа, золота, урана и драгоценных камней (одни из последних в мире нетронутых залежей). Пекин рассчитывает проложить в Афганистане и в Пакистане дороги и трубопроводы, которые свяжут многообещающий центральноазиатский регион, где он утверждает свое господство, с портовыми городами на берегу Индийского океана. Так что в стратегическом плане географическое положение Китая только улучшится, если Соединенным Штатам удастся стабилизировать ситуацию в Афганистане.

Однако зону китайского влияния в Азии тупым клином  рассекает Индия с ее более чем миллиардным населением. В известной степени географическое положение Китая и Индии действительно обрекает их на соперничество: страны-соседи с гигантским населением, богатейшими и древнейшими культурами давно притязают на одни и те же территории (например, индийский штат Аруначал-Прадеш). Проблема Тибета только осложняет ситуацию.

Даже на тех отрезках границы, где Китаю ничто не угрожает, сама форма страны выглядит пугающе незавершенной, как если бы в этих местах были изъяты части некогда существовавшего Великого Китая. Северная граница Китая охватывает Монголию, громадную территорию, которая выглядит словно клок, выдранный из его «спины». Плотность населения Монголии – среди самых низких в мире, и близость городской китайской цивилизации представляет для нее несомненную демографическую угрозу. Завоевав некогда Внешнюю Монголию, чтобы получить доступ к более пригодным сельскохозяйственным землям, ныне Китай готов покорить ее вновь, но уже на современный лад – поставив себе на службу запасы нефти, угля, урана, а также роскошные пустующие пастбища. Поскольку неконтролируемая индустриализация и урбанизация превратила Китай в крупнейшего мирового потребителя алюминиевой, медной, свинцовой, никелевой, цинковой, оловянной и железной руды (его доля в мировом потреблении металлов за последнее десятилетие подскочила с 10 до 25 %), китайские горнорудные компании откровенно делают ставку на разработку богатых недр соседней страны. Взаимоотношения с Монголией лишний раз показывают, как широко простираются империалистические замыслы Пекина, – особенно если вспомнить, что ранее Китай уже поставил под контроль Тибет, Макао и Гонконг.

К северу от Монголии и трех северо-восточных китайских провинций лежит российский Дальний Восток . Как и в случае с Монголией, никто не опасается, что китайская армия когда-нибудь завоюет или формально аннексирует российский Дальний Восток. Страх внушает другое: все более заметное ползучее демографическое и экономическое влияние Пекина в этом регионе (частью которого Китай кратковременно владел в эпоху правления династии Цин).

Влияние Китая распространяется также на юго-восток. Здесь, в сравнительно слабых государствах Юго-Восточной Азии, строительство будущего Великого Китая встречает наименьшее сопротивление. Существует не так уж много серьезных географических преград, отделяющих Китай от Вьетнама, Лаоса, Таиланда и Мьянмы.

Самая большая страна материковой части Юго-Восточной Азии – Мьянма. Если Пакистан, постоянно находящийся под угрозой распада, можно назвать азиатскими Балканами, то Мьянма скорее напоминает Бельгию начала XX века, так как над ней постоянно нависает угроза быть захваченной могущественными соседями. Подобно Монголии, российскому Дальнему Востоку и другим территориям, прилегающим к сухопутным границам Китая, Мьянма – слабое государство, весьма богатое природными ресурсами, в которых крайне нуждается Китай.

Центральная Азия, Монголия, российский Дальний Восток и Юго-Восточная Азия – естественные зоны китайского влияния. Однако политические границы этих зон в будущем едва ли изменятся. Принципиально иной выглядит ситуация на Корейском полуострове: в этом месте карта Китая предстает в особенно урезанном виде, и здесь политические границы еще вполне могут сместиться.

Корейский полуостров занимает положение, которое позволяет полностью контролировать морские торговые пути, ведущие в северо-восточный Китай. Разумеется, никто всерьез не думает, что Китай аннексирует какую-либо часть полуострова, но нет сомнений в том, что его по-прежнему раздражает, когда другие страны слишком явно осуществляют свой суверенитет в этом регионе, особенно на севере. И хотя Пекин поддерживает сталинистский режим Северной Кореи, он явно вынашивает в отношении Корейского полуострова определенные планы на будущее.

Пекин хотел бы создать на месте теперешней Северной Кореи государство пусть и авторитарного типа, но гораздо более модернизированное. Именно такое государство могло бы стать буфером между Китаем и динамичной южнокорейской демократией. Впрочем, возможное объединение Корейского полуострова также может оказаться выгодным для КНР. После воссоединения Корея скорее всего будет националистическим образованием, в известной степени враждебным и по отношению к Китаю, и к Японии – странам, в прошлом пытавшимся ее оккупировать. Но корейская неприязнь к Японии значительно сильнее, нежели к Китаю.

Благодаря сложившейся ситуации на суше Китай может в спокойной обстановке заняться укреплением своего флота.

Концентрируя военно-морские силы на тайваньском направлении, Пекин не забывает укреплять присутствие своего флота и в Южно-Китайском море, которое служит для него воротами в Индийский океан и обеспечивает доступ к мировым путям транспортировки энергоносителей. На этом направлении основные проблемы создают пираты, радикальные исламисты и крепнущий морской флот Индии, в том числе и вблизи труднодоступных морских зон, через которые вынуждены проходить китайские нефтяные танкеры и торговые суда. В геостратегическом плане Южно-Китайское море, как говорят многие, может стать «вторым Персидским заливом».

Впрочем, попытки Китая проецировать силу в «Средиземное море Азии» противоречивы по самой своей сути. С одной стороны, Китай вроде бы полон решимости максимально осложнить доступ американских судов в прибрежные моря. С другой, он по-прежнему не способен защитить свои морские коммуникации — флот США может попросту отрезать Китай от поставок энергоносителей, перекрыв для китайских судов выход в Тихий и в Индийский океаны.

Пока стоит отметить, что с исключительно военной точки зрения отношения между Соединенными Штатами и Китаем останутся стабильными.

Так или иначе, в ближайшие годы сам факт укрепления экономической и военной мощи Китая усугубит напряженность в американо-китайских отношениях. Можно сказать, что Соединенные Штаты, гегемон Западного полушария, приложат все возможные усилия, чтобы помешать Китаю сделаться гегемоном большей части полушария Восточного. И не исключено, что это станет самой потрясающей драмой нашей эпохи.

Статья опубликована в журнале Foreign Affairs, № 3 (май – июнь) за 2010 г. © Council on Foreign Relations, Inc.

Автор: Роберт Каплан – старший научный сотрудник Центра разработки новой стратегии национальной безопасности США, корреспондент журнала The Atlantic.

Публикуется с сокращениями. Полный текст: Россия в глобальной политике

Америке и России выгоден экономический расцвет кыргызского юга

Опубликовано от wpmrРубрики:Политика

…Ошская трагедия, как утверждают некоторые местные эксперты, является первым шагом к «перекройке» границ между КР и РУз…

…Я говорю о той глобальной геополитике, о тех процессах, которые описал, к примеру, Питер Хопкирк в своей книге «Большая игра против России: Азиатский синдром». Англосаксонцы (англичане и американцы) воюют за ЦА в течение уже 250 лет. В начале XIX века борьба за влияние в регионе между Российской и Британской империями закончилась победой русских: повторюсь, что Средняя Азия долгое время находилась под «крылом» царской России, затем вошла в состав СССР. Распад союза послужил толчком к началу новых многоходовок в Большой игре — теперь уже со стороны Евросоюза (который ничего не делает без консультаций с США) и РФ. Хотя нынче более активным игроком, чем РФ, на этом поле видится Китай.

… Россия, как ни странно, в данном случае нашла «консенсус» с Америкой — две державы «скооперировались», чтобы сдерживать растущую мощь того же Китая. Эксперты прогнозируют, что лет через пять КНР станет мировым лидером по объему промышленного производства, а это автоматически приведет к смещению геополитических акцентов — Поднебесная «догонит, перегонит» и заменит США на лидерском пьедестале. Американцы прекрасно это понимают и делают все от них зависящее, чтобы этого не произошло. Вот те же талибы — показательный пример. На самом деле «Талибан» — абсолютно управляемое движение. При желании американцы уничтожили бы его за две недели. Но им это не нужно, потому что талибы держат регион в напряжении, тем самым изолируя Китай от персидской нефти и газа. Россияне, в свою очередь, тоже понимают, что недееспособны, потому ничего существенного и не предпринимают.

…Все промахи, допущенные в Косово, будут учтены. Ситуация будет совершенно иная. Штатам выгоден абсолютный экономический расцвет кыргызского юга. Сколько Запад обещал сюда вложить? Миллиард долларов? Они будут вкладывать и 10, и 20 миллиардов. Через несколько лет мы не узнаем Ош — это будет что-то вроде Сингапура или Малайзии.

…это позволит США контролировать, наряду со Средней Азией, Иран, Пакистан, Афганистан, Индию, Монголию. Про последнюю, кстати, все забывают, а она имеет огромное стратегическое значение в геополитическом плане. Кроме того, с точки зрения экономики, Центральная Азия — регион с благоприятным климатом, обеспечивающий при грамотном подходе хорошие урожаи ценнейших культур. Плюс колоссальные месторождения нефти и газа, урана, редких и драгоценных металлов, включая золото. Регион стоит и не таких вложений.  Рустан Рахманалиев

Источник: www.mk.kg ,today.kz

Большая двойная игра («The New York Times», США)

Опубликовано Обновлено на от wpmrРубрики:Политика

На фонтан известий о шатком положении США в Афганистане, запущенный группой WikiLeaks, последовал ряд самых разнообразных реакций, но лично я извлёк из этого нечто вполне определённое. Собственно, это старая добрая мудрость, которой с вами, наверное, поделились родители ещё до поступления в колледж: «Если ты играешь в покер и не знаешь, кто лох, то, скорее всего, лох — ты».

А в «большой игре», ведущейся в Средней Азии, лохи — мы.

Из данных документов WikiLeaks и прочих источников я могу сделать только такой вывод: мы платим армии и разведке Пакистана за их двуличность. Если бы этого не было, они вели бы себя честно, были бы на все сто процентов против нас. То же, пожалуй, относится и к президенту Афганистана Хамиду Карзаю. Но в тех краях под маской скрывается каждый, а может быть — и под двумя.

Китай поддерживает Пакистан, стремится заполучить контракты на добычу полезных ископаемых в Афганистане и позволяет Америке обеспечивать безопасность китайских компаний в этой стране, в то же время радуясь, что американские военные получают по мозгам в Кабуле, потому что любой фактор, связывающий американскую армию, радует армию Китая. Америка тем временем отправляет своих солдат воевать в Афганистане, а сама отказывается от энергетической политики, которая позволила бы ей сократить потребление нефти, чем косвенно помогает тем самым талибским теологам и военным, против которых сражается.

Так почему же надо мириться со всем этим двуличием? Неужели президент Обама дурак?

Нет, всё сложнее. Двойная игра началась ещё 11 сентября 2001-го года. Этот теракт спланировали, профинансировали и осуществили радикально настроенные элементы в Пакистане и Саудовской Аравии. Мы же в ответ на это напали на Ирак и Афганистан. Почему? Если вкратце — потому что у Пакистана есть атомная бомба (а мы её боимся), а у Саудовской Аравии есть нефть (а она нам нужна).

Вот мы и решили воздействовать на них непрямым путём. Мы надеялись построить в Ираке приличное демократизационное правительство, под влиянием которого начались бы реформы в Саудовской Аравии и не только в ней. Изгнав из Афганистана «аль-Каиду», мы остались в этой стране, пытаясь обеспечить её стабилизацию, преимущественно из страха, что нестабильность в Афганистане выплеснется в Пакистан и радикальные исламисты захватят Исламабад, а вместе с ним — и атомную бомбу.

Эта стратегия не принесла никакой пользы, потому что и Пакистан, и Саудовская Аравия построены на «сделках с народом», которые и являются источниками их патологий и наших страхов.

Пакистан существует уже шестьдесят три года, но смысл его существования по-прежнему один — не быть Индией. Пакистанская армия с одержимостью говорит о якобы существующей угрозе со стороны Индии и только благодаря этому контролирует страну и её основные ресурсы. Отсутствие в Пакистане стабильной демократической системы и приличной системы образования лишь способствует росту численности талибов и прочих движений исламского сопротивления. Пакистан считает, что Афганистан нужно держать под контролем ради «стратегической глубины», потому что если его возьмёт под свой контроль Индия, то Пакистан окажется в окружении.

Увы — если бы пакистанцы строили своё самосознание вокруг талантов народа, а стратегическую глубину видели в качестве образования, сельского хозяйства и промышленности, а не в контроле над Афганистаном, то, возможно, там удалось бы построить стабильную демократическую систему, и атомные бомбы Пакистана волновали бы нас не больше, чем атомные бомбы Индии.

Что касается государства саудитов, то оно построено на сделке между умеренными представителями династии ас-Саудов и элитой фундаменталистского движения ваххабитов: ас-Сауды правят страной, а ваххабиты навязывают самую пуританскую версию ислама саудовскому обществу, а через посредство мечетей и училищ — и всему мусульманскому миру, в том числе и Пакистану, что финансируется средствами, получаемыми от продажи нефти на Запад.

Так что атомная бомба Пакистана создаёт для нас проблемы из-за правящего режима этой страны, а нефтяное богатство Саудовской Аравии создаёт для нас проблемы из-за её правящего режима. Мы решили вести с ними двойную игру потому, что альтернативные варианты показались нам ещё хуже.

Так что мы платим пакистанцам за то, чтобы они помогали нам в Афганистане, хотя и знаем, что часть этих денег идёт на то, чтобы убивать наших же солдат; мы боимся, что если мы просто уйдём, то атомная бомба попадёт в руки пакистанских исламистов. И мы  платим Саудовской Аравии за нефть, хотя и знаем, что часть этих денег идёт на финансирование тех самых людей, с которыми мы воюем, потому что критиковать саудитов за их действия на идеологическом фронте кажется нам опасным (наркоманы никогда не говорят дилерам правду).

А есть ли другой способ? Есть. Если просто уйти нельзя, то можно хотя бы понизить ставки. Нужно ограничить своё присутствие и свои задачи в Афганистане абсолютно необходимым минимумом, просто чтобы нестабильность не выплеснулась в Пакистан и чтобы в Афганистан не смогла вернуться «аль-Каида». Кроме того, мы должны снизить свою зависимость от нефти, чтобы происходящее в Саудовской Аравии было для нас менее важным, и можно было не давать столько денег ненавидящим нас людям, и чтобы экономические и политические реформы стали для них необходимостью, а не развлечением.

К сожалению, у нас нет денег, людей и времени на то, чтобы полностью трансформировать самые проблемные государства региона. Это произойдёт только в том случае, если они сами захотят трансформироваться. Однако, у нас есть технологии, есть необходимость и есть творческая инициатива на то, чтобы защититься от них и усилить давление на них, побуждающее их к реформам. Это можно сделать, придумав альтернативу нефти. Вот какой «рывок» нужно совершить. Я устал быть лохом в этой игре. Томас Фридман (Thomas L. Friedman)

Источник: («The New York Times«, США), ИноСМИ

Война на территории трубопроводов. Сепаратизм курдов и белуджей как проблема транзита энергоносителей

Опубликовано Обновлено на от wpmrРубрики:Ирак Iraq, Политика

Карта с сайта http://common.regnum.ru/

Американская карта перекроенного «Большого Ближнего Востока» после завершения «крестового похода против международного терроризма», публикация которой в свое время наделала столько шума, включала помимо прочего государства «Свободный Курдистан» и «Свободный Белуджистан», борьба за создание которых ведется курдами и белуджами несколько десятилетий.

Сейчас оба народа населяют земли, входящие в состав нескольких стран. Курдистан делят между собой Турция, Ирак, Сирия и Иран, Белуджистан — Иран, Пакистан и Афганистан. Причем стратегическое значение этих районов настолько велико, что любые попытки курдов и белуджей добиться хотя бы автономии воспринимаются правительствами в Анкаре, Тегеране, Багдаде, Дамаске и Исламабаде как опасный сепаратизм и встречают жесткий отпор центральных властей.

ЖИЗНЕННО ВАЖНЫЕ ТЕРРИТОРИИ

Недра Курдистана и Белуджистана богаты полезными ископаемыми, в том числе углеводородами — нефтью и природным газом. Кроме того, не надо забывать, что в турецком Курдистане образуется 89-98% вод Евфрата и 45-52% Тигра, а эти реки имеют колоссальное значение в хозяйственной жизни Ирака и Сирии. Однако гораздо большую роль для исторических судеб курдов и белуджей играет значение мест их проживания как транзитных зон.

Трубопроводы, проложенные через Курдистан, открывают Турции доступ к нефти и природному газу Ирака и Ирана, причем для иранского газа этот маршрут единственный, позволяющий вывести его на европейский рынок. В частности, в июне сего года Ирак и Турция договорились о продлении эксплуатации построенного в 1976-м нефтепровода Киркук — Джейхан, через который в течение прошлого года было прокачено 167,6 млн баррелей «черного золота». Чрезвычайно важен Курдистан и для реализации проекта магистрального газопровода «Набукко» стоимостью 7,9 млрд евро и протяженностью 3400 км. По нему более 31 млрд кубометров природного газа в год должны транспортироваться из Прикаспия и Средней Азии в Центральную Европу.

Владение Белуджистаном обеспечивает контроль над стратегическими портами и трубопроводами. Главным из этих портов является Гвадар, возведенный Китаем в 2007 году на пакистанском побережье Аравийского моря. Проект общей стоимостью 1,76 млрд долларов имеет ключевое значение для выхода Центральной Азии на мировой рынок и перевалки сырой нефти. Вдобавок Гвадар призван стать в будущем базой военно-морских сил Пакистана, использовать которую планирует и КНР. Кстати, авиабаза «Шамси» в пакистанском Белуджистане (в 300 км от столицы провинции города Кветта) с 2001 года используется американскими ВВС.

Главную роль в обеспечении Пакистана необходимыми энергоресурсами вопреки противодействию этому проекту США призван сыграть магистральный нефте- и газопровод Иран — Пакистан — Индия (IPI) общей протяженностью 2700 км (1100 км по территории Ирана, 1000 км — Пакистана и 600 км — Индии), первая очередь которого должна пройти по территории Белуджистана через Гвадар в Навабшах. Прокладку планировалось начать в 2010 году, но поскольку Дели не подтвердил свое участие в IPI, 17 марта сего года Исламабад и Тегеран заключили соглашение о строительстве газопровода протяженностью 900 км и стоимостью 7,6 млрд долларов (2,5 млрд намерен инвестировать Китай). Когда в 2015 году он вступит в строй, Пакистан рассчитывает получать из ИРИ около 12 млн кубометров газа в день. Поставки иранского «голубого топлива» настолько важны для Пакистана, что руководство страны готово проигнорировать санкции ООН, направленные против Тегерана.

Особое значение Белуджистану придает наличие на его территории ядерных объектов, в том числе полигона Чагаи-Хиллз, где Пакистан провел ядерные испытания в мае 1998 года, и возведенной Китаем в 70-е годы АЭС в Чашме с 300-мегаваттным реактором ЧАСНУПП-I. Последняя будет расширена за счет трех энергетических реакторов, один из которых строится в настоящее время. При этом богатый нефтью, свинцом и другими полезными ископаемыми Белуджистан, где добывается 70% пакистанского угля, 80% хрома и 85% природного газа, — самая бедная провинция страны.

Положение в Курдистане и Белуджистане имеет большое значение для транзита грузов через Иран, в состав которого входит часть их территории. По иранским данным, в 1388 году (по исламскому летоисчислению, 21 марта 2009-го — 20 марта 2010 года) 37% грузов, ввезенных в страну автотранспортом, было доставлено из Турции, а 19% — из Пакистана. В рамках развития связей между иранской провинцией Систан и Белуджистан и пакистанским Белуджистаном планируется открыть прямое воздушное сообщение между их столицами — Захеданом и Кветтой, а также реконструировать железную дорогу Кветта — Тафтан. Открытие грузового железнодорожного сообщения Исламабад — Стамбул через Захедан и Тегеран сократило время доставки грузов по этому маршруту с 40 до 13 суток.

В КАЖДОЙ СТРАНЕ СВОИ ОСОБЕННОСТИ

Курдистан и Белуджистан при всех присущих им особенностях имеют немало общего. Оба региона — беспокойное пограничье, которое делит с соседями Иран. Оба — перекресток интересов государств, в которые они входят, и «великих держав», в первую очередь США. Для последних иракский и в меньшей степени турецкий Курдистан, а также пакистанский Белуджистан — своего рода прифронтовые территории, примыкающие к арабской части Ирака и Афганистану. Иранские же Курдистан и Систан и Белуджистан рассматриваются американцами как зоны проведения разведывательных, а в случае необходимости и военно-диверсионных операций. Национальные элиты курдов и белуджей расколоты, в той или иной мере подавляются правительствами стран, в которых живут эти народы, борясь за свои экономические и политические права, сочетая военные, политические и террористические методы. Развитие курдских и белуджских регионов влияет на методы этой борьбы и ответную реакцию на нее центральных властей и соседних государств, расширяя платформу для осторожного диалога: терроризм несовместим с инвестициями, а жесткое противодействие национальным движениям — с парламентской демократией.

Ситуация в каждой стране имеет свои особенности. 2 миллиона сирийских курдов при Башаре Асаде столь же бесправны, как при его отце. Антиправительственные выступления в Иранском Курдистане и других провинциях ИРИ, где живут 5 (по неофициальным данным — 8) миллионов иранских курдов, разделенных на 30 племен, пресекаются армией, Корпусом стражей исламской революции (КСИР) и ополчением Басидж. Курдские районы — наименее развитая экономически и наиболее беспокойная часть Ирана, где орудуют левые экстремисты из Партии свободной жизни Курдистана и неосалафиты. Организуемые ими теракты влекут ответные репрессии властей, включая казни в тюрьмах.

Волнения курдов, военное положение в Иранском Курдистане, бои на улицах крупнейших курдских городов и в столице провинции Санандадже происходят параллельно с встречами президента ИРИ М. Ахмадинежада с курдским населением страны. Курдские парламентарии представлены в иранском меджлисе, но преподавание в школах на курдском языке согласно 15-й статье иранской конституции запрещено, а в Тегеране, где число курдов за 10 последних лет удвоилось, за это время не было разрешено открыть ни одной суннитской мечети.

В Ираке курды, составляющие 17% населения (5,1 млн человек), вплотную подошли к созданию собственного государства. На выборах 7 марта 2010 года они получили около 20% мест в парламенте. Курдский язык является вторым государственным языком страны. Иракский Курдистан — провинции Эрбиль, Сулеймания и Дохук — контролирует альянс, включающий Патриотический союз Курдистана Дж. Талабани (он же — президент Ирака) и Демократическую партию Курдистана М. Барзани (главы правительства региона). Этот союз настаивает на расширении региона за счет провинций Диала, Киркук и Ниневия, столицей которой является Мосул.

Из Киркука курды, составляющие 52% населения, вытесняют арабов (35%) и туркоманов (12%). Столкновения отрядов ПСК и ДПК отошли в прошлое, и в случае конфликта с Багдадом более 153 тысяч курдских бойцов («пешмерга») вполне способны дать отпор иракской армии. Борьба за киркукские месторождения углеводородов, где добывается 1 млн баррелей нефти в день, отражает интересы правительства Курдистана, которое сверх введенной 1 июня 2009 года региональной экспортной квоты в 60 тыс. баррелей нефти в день подписало не менее 25 контрактов с иностранными компаниями, противоречащих законодательству Ирака. Пока что Эрбиль, где в марте открылось консульство Турции, переигрывает Багдад: компании Heritage Oil (HGO) и Turkey»s Genel Energy International заявили о сосредоточении усилий по нефтедобыче в Курдистане.

Рабочая партия Курдистана, лидер которой А. Оджалан с 1999 года заключен в тюрьму на острове Имрали близ Стамбула, и родственная ей Партия свободной жизни Курдистана, продолжающие террористическую войну с Турцией и Ираном, теряют поддержку иракских соплеменников. Такие акции, как подрыв нефтепровода Киркук — Джейхан в районе Мосула, противоречат интересам последних не меньше, чем Анкары. Экономический альянс Турции, Сирии, Ирана и Ирака, в том числе региональных властей иракского Курдистана, оставляет РПК без союзников, хотя противостояние Ирана с Израилем и США позволяет ей искать поддержку в Вашингтоне и (с нулевыми шансами на успех) в Иерусалиме.

Визит в Анкару 2-4 июня 2009 года М. Барзани выявил масштабы экономической экспансии Турции на севере Ирака, основу которой составляют десятки проектов с участием 400 турецких компаний, на чью долю приходится около 70% иностранных инвестиций в регионе. В планы Анкары входят открытие в Эрбиле и Багдаде филиалов турецких банков «Зираат Банкасы» и «Иш Банкасы» и увеличение за четыре года торгового оборота с регионом до 20 млрд долларов. Операции боевиков РПК и ПСЖК против Турции и Ирана угрожают этим планам и вызывают ответные действия турецких и иранских военных на севере Ирака. Причем если Иран использовал артиллерию и ВВС, то Турция не раз вводила туда от 20 до 35 тысяч военнослужащих на 45-50 км, а в отдельных случаях — до 100 км.

В 1998 году РПК объявила мораторий на ведение боевых действий, пролонгированный на 6 лет после ареста А. Оджалана. Первая после падения режима С. Хусейна операция турецкой армии на севере Ирака, проведенная 22-29 февраля 2008 года, завершилась прекращением огня в апреле 2009-го, из которого РПК вышла два месяца спустя, по завершении турецкого визита М. Барзани. За этим последовали 102 поджога лесов в Анталии, Мугле, Фетие и Эфесе и теракт, проведенный в ходе стамбульского саммита Совещания по взаимодействию и мерам доверия в Азии. По данным турецкой разведки, РПК запланировала серию терактов на период с 1 июня по 12 сентября 2010 года, в том числе на июль-август — взрывы в госучреждениях, на военных объектах, газопроводах, железных дорогах и курортах.

Борьба с РПК уже обошлась Турции в сотни миллиардов долларов, но и в настоящее время Анкара расходует на нее 10 миллиардов ежегодно. На турецкой территории операции против РПК ведутся в 11 вилайетах провинций Ширнак, Хаккяри и Сиирт, где действует режим чрезвычайного положения.

Численность турецких курдов достигает 10-15 миллионов человек (14-21% населения Турецкой Республики). Курдистан занимает более 25% территории Турции, причем 6 миллионов курдов, проживающих в беднейших (бюджет 67 из 81 турецких провинций сведен с дефицитом) регионах востока и юго-востока страны, составляют там большинство. Лидер Партии справедливости и развития Р. Т. Эрдоган, добиваясь поддержки курдов, объявил о проведении для решения их проблем «демократической инициативы». В ее рамках в провинции Диярбакыр началась кампания по возвращению населенным пунктам старых курдских названий, открыл вещание курдоязычный гостелеканал TRT-6, а телерадиокомпании получили возможность круглосуточного вещания на курдском языке, в том числе учебных программ.

Однако в Турции действует 42-я статья конституции, запрещающая преподавание в учебных заведениях страны на любых языках, кроме турецкого, и придание курдскому языку статуса второго официального языка не имеет шансов на обсуждение. Курдские политики вынуждены действовать в жестко ограниченных рамках, а курдские СМИ регулярно закрываются.

Это же касается и курдских политических партий. С 1991 года они запрещались пять раз, последний — в прошлом году, 11 декабря, когда Конституционный суд Турции принял решение наложить запрет на существование Партии демократического сообщества, имевшей в парламенте фракцию из 19 депутатов. Преемницей ПДС в легальном политическом поле стала курдская Партия мира и демократии, однако следует отметить, что в 2008-2010 годах арестам подверглись около 2 тысяч политиков и правозащитников — верхушка и активисты ПДС и ПМД.

ШАНСОВ НА ПОБЕДУ НЕТ

Новейшая история белуджей, их взаимодействие и противостояние с Исламабадом и Тегераном во многом повторяют ситуацию, в которой оказался живущий на другом конце «иранского мира» курдский народ. Он расселен в Пакистане (более 3 млн в Белуджистане, 1,2 млн в Синде, более 300 тыс. в Панджабе), Иране (700 тыс.) и Афганистане (150 тыс.). Не менее миллиона белуджей живут в странах Персидского залива.

Белуджские восстания 1948, 1958-1959, 1962-1963 и 1973-1977 годов в Пакистане были подавлены армией. После победы исламской революции в Иране, которая привела к власти в этой стране шиитское духовенство, в 80-е годы среди белуджей популярность приобрел интегристский проект создания «Великого Белуджистана» из пакистанской провинции Белуджистан и иранской — Белуджистан и Систан.

В 1999 году, когда Исламскую Республику Пакистан возглавил генерал П. Мушарраф, белуджские лидеры были отстранены от власти. Как следствие в сентябре 2003 года четыре основные националистические партии Белуджистана объединились в Союз белуджей (Балуч иттехад) и потребовали остановить размещение в провинции военных гарнизонов и осуществления на ее территории масштабных инфраструктурных проектов. А в следующем году вожди племен мари, бугти и менгал, насчитывающих около 100 тысяч человек, при поддержке индийских спецслужб возродили Армию освобождения Белуджистана, которая вела вооруженную борьбу против центральных властей в 1973-1977 годах.

Кстати, США отказались признать АОБ террористической организацией, хотя ее отряды общей численностью
10 тысяч боевиков включали диверсантов, подготовка которых группами до 500 человек велась в 40-60 тренировочных лагерях в районах Кохлу, Дера Бугти и Кеч-Гвадар. Помимо диверсий на предприятиях по добыче природного газа и ЛЭП, нападений на военных, терактов против руководства провинции, минирования дорог, АОБ открыла охоту на специалистов из Китая, занятых на строительстве порта Гвадар и в таких крупных проектах, как разработка месторождений меди и золота в Сайндаке. 14 декабря 2005 года было совершено покушение на президента Мушаррафа.

В ходе последовавшей военной кампании АОБ была разгромлена, ее вождь Наваб Мухаммад Акбар-хан Бугти убит 26 августа 2006 года, 100 тысяч жителей Белуджистана стали беженцами. В отличие от руководителя курдских террористов «марксиста» А. Оджалана, лидер сепаратистов-белуджей, в конце жизни командовавший 250 тысячами хорошо вооруженных бойцов, был потомственным аристократом. Как вице-президент Федерации белуджских племен в 1947 году он поддержал идею создания Пакистана, участвовал в восстаниях, занимал посты в федеральном правительстве, был губернатором и главным министром Белуджистана. Через два дня после его смерти газовый проект в Суи был официально открыт. Белуджи ответили погромами, жертвами которых стали выходцы из Панджаба.

Замирение Белуджистана официальный Исламабад связывает с новым поколением уроженцев провинции — технократов и бюрократов, не связанных с племенной верхушкой, наиболее известным представителем которых является главный судья Верховного суда Исламской Республики Пакистан И. Чаудхри. Открыто обвиняя Индию в разжигании конфликтов в Белуджистане, руководство Пакистана полагает, что в дестабилизации обстановки там участвуют также Великобритания и США — в рамках конкуренции с Китаем и попыток осложнить положение в Иране.

По данным пакистанской газеты «Доон», в формированиях талибов, базирующихся в Кветте, в других радикальных суннитских группировках, противостоящих пакистанской армии, лишь 1% личного состава — уроженцы Белуджистана. Значительно активнее белуджские боевики проявляют себя на территории иранской провинции Систан и Белуджистан, вмешиваясь в конфликты здешнего населения с тегеранскими властями, связанные с диспропорцией в представительстве в органах местной власти, учетом доли аборигенов в доходах от добычи углеводородного природного газа и нефти, притеснениями со стороны шиитского духовенства.

В качестве регионального отделения «Аль-Каиды» выступает действующая в белуджских регионах ИРИ и Пакистана группировка «Джундалла» («Воины Аллаха»), декларирующая целью защиту суннитов-белуджей в Иране. В 2006 году ее члены захватили в заложники военнослужащих КСИР. Годом ранее обстреляли кортеж президента Ирана Махмуда Ахмадинежада. В феврале 2007 года в Захедане, административном центре провинции Систан и Белуджистан, провели теракт, повторенный 16 июля 2010-го с большим числом жертв среди местного КСИРа. В заявлении группировки телеканалу «Аль-Арабия» указывается, что это месть за казнь А. Риги, лидера «Джундаллы», повешенного в июне по решению суда. В последнее время организация проводит акции за пределами Ирана, в частности в ноябре 2009 года организовала похищение в пакистанском Пешаваре иранского торгпреда. Иранские СМИ полагают, что «Джундалла» опирается на поддержку спецслужб Саудовской Аравии и ЦРУ США.

Деятельность курдских и белуджских радикалов выходит далеко за пределы их регионов. Захват заложников и теракты, организованные РПК в 90-е годы в Германии, привели к ее запрету на территории ФРГ. 30 мая 2008 года организация была включена в список торговцев наркотиками в США — Foreign Narcotics Kingpin Designation Act.

«Джундалла», активно участвующая в транспортировке афганских наркотиков, внесена рядом стран, в том числе Россией, в список запрещенных. Связанные с ней группы оперируют в Иране, Пакистане, Афганистане, Палестине, Сирии, Ливане, Ираке, Египте, Алжире, Мавритании, Судане, Сомали и Малайзии. Действия этой организации, опирающейся на теракты и диверсии, отличаются экстремизмом и бескомпромиссностью.

Как ни парадоксально, радикализм курдских и белуджских сепаратистов — залог их поражения. В условиях «большой игры», где инвестиции исчисляются десятками миллиардов, только организации и лидеры, способные создать устойчивый режим и контролировать захваченную территорию, имеют шанс на долгую жизнь. Курдские феодалы из кланов Барзани и Талабани смогли примирить собственные интересы с интересами «великих держав» и соседей. Белуджский феодал Акбар-хан Бугти, исламистская «Джундалла» и марксистская РПК — нет.

Вывод: на территории, где проходят магистральные трубопроводы, шансы радикалов невелики. Слишком высоки ставки.

Евгений САТАНОВСКИЙ, президент Института Ближнего Востока

Источник — Военно-промышленный курьер

Кто боится гражданской ядерной программы Ирана?

Опубликовано от wpmrРубрики:Политика, Энергобезопасность

Для Тьерри Мейсана дискуссия о существовании возможной военной ядерной программы у Ирана является всего лишь дымовой завесой. Великие державы прекратили передачу технологий Ирану с момента падения шаха, а Исламская Революция судила принцип атомной бомбы. Мнимые подозрения Запада являются просто уловкой, используемой для изоляции государства, которое ставит под вопрос военное и энергетическое доминирование ядерных держав и их право вето в Совете
безопасности ООН.

Миф об иранской военной ядерной программе был сфабрикован англосаксами после их вторжения в Афганистан и Ирак. Их стратегический план предусматривал в дальнейшем захват Ирана в клещи с территории этих двух соседних стран.
Была попытка клана Буша-Чейни обойти противодействие американских старших офицеров, передав часть подряда для атаки на Иран Израилю. Для этого ЦАХАЛ (Армия обороны Израиля — прим. перев.) арендовал две военные авиабазы в Грузии, с которых бомбардировщики могли нанести удары по Ирану, избежав необходимости дозаправки в воздухе. Увы, этот
план был внезапно сорван войной в Южной Осетии и бомбардировками Россией израильских баз в Грузии.

В конечном счёте генерал Скоукрофт и его человек — Барак Обама — перехватили инициативу в этой полемике и использовали её, чтобы продвинуть свои планы. Речь больше не идёт о том, чтобы подготовить войну против Ирана, речь об оказании сильного давления на Тегеран, чтобы заставить его сотрудничать с англосаксами в Афганистане и в Ираке.

Энергетическая независимость развивающихся стран

В течение 60 лет заботой Ирана остаётся энергетическая независимость. При имперской монархии премьер-министр Мохаммед Моссадык национализировал Anglo-Iranian Oil Company и выслал из страны большинство британских советников и специалистов. По его мнению и мнению других подданных шаха, речь шла не столько о том, чтобы вернуть себе финансовую манну, сколько получить средства для экономического развития. Иранская нефть должна была обеспечить развитие иранской промышленности.

Лондон, считая себя ущемлённым, подал жалобу в Международный суд в Гааге — и проиграл. И тогда британцы обратились к Соединённым Штатам, чтобы организовать государственный переворот. В результате «операции Аякс» Моссадык был арестован, а его место занял бывший нацистский генерал Фазлолла Захеди.

Исламская Революция, которая свергла шаха, взяла на себя заботу об энергетической независимости. Предчувствуя истощение своих нефтяных запасов, Тегеран включил в свою большую программу научных и технических исследований работы в области гражданской ядерной энергетики. Тем более, что согласно иранским геологам в стране достаточно пригодных для разработки залежей урана — это более важное богатство, чем нефть.

После нефти — уран

Сравнение поведения великих держав по отношению к иранской нефти вчера и их поведения по отношению к иранскому урану сегодня является поразительным.

Сразу после Второй мировой войны англосаксы заставили Иран согласиться на кабальные контракты на добычу его нефти, без выплаты справедливой цены. Они также помешали Ирану обзавестись крупными заводами для нефтепереработки.

Таким образом, иранцам приходилось импортировать дорогой бензин, производившийся «British Petroleum», которая перерабатывала украденную у них нефть за границей.

Сегодня великие державы хотят запретить Ирану обогащать его собственный уран для производства из него топлива. Таким образом, чтобы у страны не было возможности использовать свои собственные полезные ископаемые и чтобы она была вынуждена продавать их по низкой цене. В 2006 году англосаксы провели через Совет безопасности ООН резолюцию, которая требовала, чтобы Тегеран прекратил свою деятельность, связанную с обогащением урана, включая исследования и разработку. Затем они предложили иранцам покупать у них необработанный уран и продавать им обогащённый.

Тьерри Мейсан
Французский политолог, президент и основатель Сети «Вольтер» и конференции «Ось мира». Он публикует каждую неделю обозрения внешней политики в арабской и российской прессе. Его последняя опубликованная книга: «Ужасный обман 2», издательство JP Bertand (2007).

Источник:“voltairenet.org”, Франция   «Qui a peur du nucléaire civil iranien? «

Новая газовая геополитика Туркменистана

Опубликовано от wpmrРубрики:Политика

В течение последнего года Туркмения последовательно реализует план по диверсификации маршрутов поставок своего главного экспортного товара – природного газа – за рубеж. Если раньше едва ли не единственным рынком его сбыта была Россия, то теперь наиболее перспективными руководство республики считает другие направления. На повестке дня – увеличение экспорта газа в Китай и Иран, присоединение к «Набукко», который тем самым может получить столь необходимую ему ресурсную базу, а также труднореализуемый пока план строительства газопровода через Афганистан и Пакистан в Индию. Среди зарубежных игроков наиболее активен в Туркмении Китай, который вскоре вполне может сменить Россию в качестве эксклюзивного покупателя туркменского газа.

В начале июня Туркмения самостоятельно приступила к строительству газопровода «Восток-Запад», который должен связать перспективные газовые месторождения на востоке страны с центральными и прикаспийскими районами. Первоначально его планировала строить Россия, но разногласия по деталям проекта и общее ухудшение российско-туркменских отношений после замораживания в апреле 2009 г. поставок газа привели к тому, что Туркмения решила строить газопровод самостоятельно. По словам президента Г. Бердымухамедова, республика намерена строить газопровод самостоятельно и на свои средства, источник которых в условиях значительного дефицита бюджета неясен. По мнению аналитиков, скорее всего, это будут зарубежные кредиты, которые Туркмении предоставят нефтегазовые компании США или финансовые учреждения КНР.

Интрига заключается в том, куда пойдет газ после завершения строительства трубы. На восточном побережья Каспия он сам по себе никому не нужен. В соответствии с первоначальными планами, газ должен был поставляться России по Прикаспийскому газопроводу мощностью 30 млрд. кубометров в год, договоренность о строительстве которого была достигнута между Россией, Казахстаном и Туркменией еще в 2007 г. Однако к строительству газопровода так и не приступили, а конъюнктура на газовых рынках Европы и СНГ в настоящее время складывается так, что России дополнительные объемы туркменского газа не нужны. После аварии на газопроводе «Средняя-Азия-Центр-4» в апреле 2009 г. поставки туркменского газа почти на год были заморожены, так как в связи с общим понижением спроса и цен в странах ЕС его закупка стала для России невыгодной. «Газпром» настойчиво предлагал Туркмении снизить цену или объемы закупаемого газа, однако руководство республики настаивало на соблюдении прежних условий контракта.

Газовый конфликт между Россией и Туркменией был частично урегулирован во время визита президента РФ Д. Медведева в Ашхабад, состоявшегося в декабре 2009 г. Стороны договорились о том, что Россия возобновит закупку туркменского газа в объеме до 30 млрд. кубометров в год по европейским ценам начиная с января 2010 г. Поставки действительно возобновились, но прежних объемов туркменского газа, достигавших в предыдущие годы 32-40 млрд. кубометров, «Газпром» закупать не планирует. В 2010 г. у Туркмении планируется купить всего около 10 млрд. кубометров, а это более чем в 4 раза меньше, чем в 2008 г. При этом планируемые объемы закупок газа у Казахстана остались на прежнем уровне или даже немного возросли. Тем самым Россия явно сместила акценты в своих газовых отношениях со странами Центральной Азии с Туркменистана на Казахстан и Узбекистан. Для Туркмении же такое неожиданное изменение внешнеэкономической конъюнктуры в 2009 г., по оценкам аналитиков, обернулось потерей 7-10 млрд. дол. доходов бюджета, что составляет около 1/4 ее годового ВВП.

В этой ситуации руководство республики стало еще более активно проводить политику по диверсификации маршрутов поставок энергоносителей, начатую еще при первом президенте независимой Туркмении С. Ниязове. В декабре 2009 г. была введена в строй первая очередь трансазиатского газопровода Туркмения – Узбекистан – Казахстан – Китай мощностью 13 млрд. кубометров в год, на открытии которой присутствовали главы всех четырех государств. К 2013 г. ее мощность планируется увеличить до 40 млрд. кубометров. С 13 до 20 млрд. кубометров в год планируется расширить пропускную способность нефтепровода в Иран. В течение 2010 г. Россия, Китай и Иран закупят почти равные объемы туркменского газа (примерно по 10 млрд. кубометров), что означает потерю РФ статуса основного покупателя внешнеэкономического партнера республики в газовой сфере. С увеличением же мощности трансазиатского газопровода главным покупателем туркменского газа с большой долей вероятности станет Китай.

В течение последних лет КНР последовательно осуществляла стратегию по привязке к себе основных производителей нефти и газа на территории Центральной Азии. Туркмении, которая обладает первыми в регионе и четвертыми в мире запасами природного газа, в этой стратегии отводится особая роль. Интересы двух стран совпали в том, что Туркмении нужны были огромные инвестиции для освоения новых газовых месторождений, Китай же располагал избыточной денежной массой, которой искал подходящее применение. Еще в 2007 году Туркмения предоставила китайской компании CNPC лицензию на разведку и добычу газа на договорной территории Багтыярлык, расположенной на правом берегу Амударьи. В июне прошлого года Китай выделил Туркмении кредит в размере 5 млрд. дол. на освоение крупнейшего в мире месторождения газа Южный Иолотань, оценка запасов которого недавно была повышена с 4-14 до 16 трлн. кубометров. В прошлом году китайская CNPC вместе с южнокорейскими LG и Hyundai, а также Petrofac Emirates из ОАЭ приступила к разработке этого месторождения. Общая стоимость контрактов на разработку этого месторождения составляет 9,7 млрд. дол.

Тем самым Китай стал единственной страной, которой Туркмения предоставила доступ к разработке своих газовых ресурсов на суше. Однако только этим китайско-туркменское газовое сотрудничество не ограничилось. В ходе закрытых переговоров, состоявшихся в начале июля между президентом Туркменистана Г. Бердымухамедовым и членом Постоянного комитета Политбюро ЦК Компартии Китая Хэ Гоцяном во время его недавнего визита в Ашхабад, стороны не только подтвердили планы по увеличению пропускной способности трансазиатского газопровода с 13 до 40 млрд. кубометров в год, но и обсуждали возможность по увеличению мощности трубопровода до 60 млрд. кубометров, из которых 50 млрд. составит квота собственно Туркмении. По оценкам аналитиков, это сделает КНР почти эксклюзивным покупателем туркменского газа, поскольку весь газовый экспорт республики до кризиса составлял около 50 млрд. куб. м.

Впрочем, ориентация на китайский рынок имеет свои минусы. Поскольку разработка месторождений и строительство газопроводов ведется за счет выделенных КНР кредитов, поставки газа в восточном направлении осуществляются по минимальным ценам. Если «Газпром» закупает туркменский газ по 190 дол. за 1 тыс. кубометров, а Иран – по 170 дол., то Китай – всего по 120 дол. Поэтому компенсировать падение доходов на российском направлении Туркмения может только за счет значительного увеличения объема поставок в КНР, а случится это еще не скоро. Во-вторых, односторонняя ориентация на внешнеэкономические связи с КНР, компании которого помимо нефтегазового сектора все более активно присутствуют в телекоммуникационной, химической, легкой и строительной отраслях туркменской экономики, по оценкам аналитиков, в скором будущем может иметь политические последствия, так как связанное китайскими кредитами руководство республики будет лишено поля для маневра.

Поэтому Туркмения всячески пытается нарастить экспорт и по другим направлениям. Весной этого года управляющий директор Национальной газовой компании Ирана Джавад Оджи заявил о планах увеличить импорт газа из Туркмении с нынешних 32 млн. до 40 млн. кубометров газа в сутки. В ходе недавнего визита Г. Бердымухамедова в Индию вновь обсуждалась старая идея строительства газопровода Туркмения – Афганистан – Пакистан – Индия (TAPI), которая в связи с крайней нестабильностью на территории Афганистана и Пакистана пока имеет мало шансов на реализацию. На повестке дня остается и присоединение Туркмении к «Набукко», для поставок по которому и может быть использован строящийся газопровод «Восток-Запад». Главным препятствием для присоединения Туркмении к «Набукко» сейчас является строительство транскаспийского газопровода, требующее согласия Ирана и Азербайджана. Однако в принципе эта проблема не является неразрешимой, а дипломатические усилия США и ЕС в Ашхабаде и Баку свидетельствуют, что ведется активный поиск путей ее решения. Шансы на присоединение Туркмении к «Набукко» увеличивает и то, что Россия пока не собирается строить Прикаспийский газопровод. По информации «Коммерсанта», ссылающегося на неназванный источник в «Газпроме», компания отказалась от этого проекта, поскольку окупаемость инвестиций при неясных перспективах сбыта остается под вопросом.

Новая газовая геополитика Туркменистана постепенно ведет к ее переориентации на другие центры силы, которые с течением времени будут становиться все более влиятельными, заменяя собой Россию. Как следствие, республика, официально провозгласившая в качестве своей внешнеполитической доктрины политику постоянного нейтралитета и не участвующая ни в одном постсоветском интеграционном объединении, кроме аморфного СНГ, будет все быстрее покидать общее некогда пространство бывшего СССР, становясь участником других политических и экономических систем. Александр ШУСТОВ

Источник: Фонд стратегической культуры

Большая игра Восточной Европы. Негласная борьба за влияние в целом ряде государств Восточной Европы, Кавказа и Центральной Азии, которая идет между Европейским Союзом и Россией меняет свой вид

Опубликовано от wpmrРубрики:Политика

Соединенные Штаты уходят с постсоветского пространства; Европейский Союз безуспешно борется за то, чтобы его на этом пространстве воспринимали всерьез. Что же, Россия может свободно усиливать свое влияние в странах, находящихся у ее границ? Не совсем так, ибо ситуация в этом регионе намного сложнее.

4-5 июля 2010 года на южном Кавказе побывала Хиллари Клинтон, которая постаралась заверить Грузию, Армению и Азербайджан, что Вашингтон, осуществляя «перезагрузку» своих отношений с Россией, не оставил их. Тем не менее,  в этих странах господствует ощущение того, что Соединенные Штаты сегодня гораздо меньше заинтересованы в них и в сотрудничестве с ними, чем при президентах Джордже Буше и Билле Клинтоне. Точно так же, многие центральноазиатские страны чувствуют, что администрация Барака Обамы уделяет им меньше внимания, замечая их лишь в том случае, когда они могут служить в качестве промежуточных аэродромов для самолетов, летящих в Афганистан. Кроме того, с повестки снят вопрос о членстве Украины и Грузии в НАТО.

Основное внимание Америки приковано к другим местам. А у Евросоюза в этом регионе положение вообще весьма непрочное. Политика добрососедства ЕС оказалась малоэффективной, а запущенная в мае 2009 года программа «восточного партнерства» действует пока недостаточно долго, чтобы продемонстрировать свои отличия. Украина, испытывающая резкую боль от того, что ЕС так и не предложил ей на перспективу членство в своих рядах, после избрания в начале 2010 года президентом Виктора Януковича разворачивается в сторону России. Молдавия наоборот, больше, чем когда бы то ни было, стремится к сближению с ЕС, хотя в Брюсселе и других столицах это мало кто замечает.

Центральноазиатская стратегия ЕС страдает непоследовательностью и не пользуется политической поддержкой. И там, и на Кавказе Евросоюз это довольно новый игрок. И его традиционный подход с экспортом норм и ценностей как основы двусторонних отношений воспринимается там не очень хорошо. Ситуация еще больше усугубляется тем, что внешнеполитический механизм ЕС в настоящее время находится в состоянии бюрократического паралича.

Неоднозначные результаты

В теории невнимание Америки и слабость Европы должны обеспечивать России свободу действий для консолидации своих позиций в местах, которые Дмитрий Медведев любит называть «сферой привилегированных интересов». Россия, конечно же, пытается это делать. Но результаты в лучшем случае неоднородны.

Россия самая густонаселенная и самая процветающая страна в этом регионе. Но это не значит, что у нее имеются средства для проецирования силы в «ближнем зарубежье». Ее рычаги воздействия выглядят внушительно, пока их не начинают использовать. И вот тогда-то оказывается, что часть из них работает плохо.

Россия применила военную силу против Грузии в августе 2008 года, и это дало обратный результат, поскольку даже самые стойкие союзники Москвы постарались ослабить свою зависимость от все более опасного и властного соседа. Белоруссия повернулась в сторону Европейского Союза; Армения начала переговоры с Турцией; и ни одна из бывших советских республик на сегодняшний день не последовала примеру Москвы и не признала независимость Абхазии и Южной Осетии.

Россия неоднократно прибегала к торговым эмбарго и прочим экономическим мерам давления на соседей, особенно на тех, что поменьше (например, Грузия и Латвия), когда ее собственные коммерческие интересы в этих странах были ограниченными. Но применение экономических санкций практически ни разу не дало России то, чего она добивалась. Компании и предприятия пострадавших стран активизировали свои усилия по поиску альтернативных рынков и источников инвестиций, что в итоге привело к снижению их зависимости от России. Московская стратегия усиления влияния через прямой контроль над местным бизнесом оказалась более успешной: так, в Армении в целых отраслях (таких как банковское дело и транспорт) доминируют компании, принадлежащие россиянам. Пока не ясно, как это можно будет преобразовать в политическое влияние.

В итоге самым перспективным инструментом российской политики в соседних странах остаются энергоресурсы. Чтобы добиться желаемого от соседних стран, Россия использует планы прокладки трубопроводов, проекты строительства АЭС, цены на газ и поставки нефти. Но и здесь результаты ее усилий неоднозначны. В Белоруссии и на Украине Россия движется вперед к своей цели и может получить контроль над транзитными трубопроводами. Последнее противостояние между Белоруссией и Россией по поводу газовых цен и оплаты за транзит показало лишь то, что у Минска нет выбора. Заявление Александра Лукашенко о том, что он будет покупать газ у Венесуэлы, больше похоже на символический жест. На Украине России удалось за счет снижения цен на газ продлить аренду базы в Севастополе для своего Черноморского флота. Она также довольно успешно подводит Киев к тому, чтобы тот хотя бы подумал о слиянии газовых монополий двух стран – «Газпрома» и «Нафтогаза». Это дало бы России, по сути дела, рычаги управления транзитными трубопроводами Украины.

Дефицит внимания

На Кавказе и в Центральной Азии ситуация совсем иная. Там добывающие энергоресурсы страны получают пространство для маневра, укрепляя связи с Китаем, Ираном и Турцией. Туркменистан в декабре 2009 года ввел в строй крупный газопровод, перекачивающий топливо в Китай, а в июне подписал очередной контракт на поставку газа в Иран. Он пригласил крупные транснациональные нефтяные компании принять участие в прокладке внутреннего трубопровода, по которому через какое-то время можно будет перекачивать туркменский газ с мощного Иолотанского месторождения на берег Каспия, а оттуда в Европу. Прежде Туркменистан обещал, что трубопровод будет строить Россия, и она же будет покупать большую часть газа. Азербайджан отверг российское предложение о закупке всего газа с его нового месторождения «Шах-Дениз 2», и вместо этого пообещал поставлять его в Турцию и европейским покупателям. Российские попытки закрыть каспийский газ на замок путем срыва такого трубопроводного проекта как Nabucco кажутся все более безуспешными.

Кажущийся уход Соединенных Штатов и неэффективность политики Евросоюза в этом регионе пока не идут на пользу Москве. России (как ЕС и прочим игрокам в этом регионе) надо понять, что бывший Советский Союз не является однородным и единым пространством. Там есть уверенные в себе и богатые государства-поставщики энергоресурсов, такие как Азербайджан и Казахстан; и есть бедные и расколотые страны, такие как Молдавия и Армения. Где-то Россия может использовать методы принуждения и уговоров, а где-то ей приходится упрашивать и угождать. Все страны этого региона только выиграют от снижения зависимости от России – как в торговле и энергетике, так и в политике. Возможно, Вашингтон уделяет меньше внимания странам данного региона; но Евросоюз должен удвоить свои усилия, учитывая при этом специфику ситуации в каждой отдельной стране.

Источник:  («Open Democracy«, Великобритания), ИноСМИ

Израиль против Ирана: Последствия войны («Open Democracy», Великобритания)

Опубликовано от wpmrРубрики:Политика, Энергобезопасность

Нападение Израиля на ракетно-ядерные объекты Ирана и на их обслуживающий персонал будет гораздо более масштабным, чем можно себе представить. И шансы на то, что это произойдет в ближайшие несколько месяцев, постоянно увеличиваются.

Многие прозападные страны Персидского залива на уровне элиты будут втайне приветствовать действия Израиля против Ирана. Но их значительные по численности шиитские меньшинства, а также большинство арабов во всем регионе будут придерживаться совершенно иной точки зрения. Многие сунниты заодно с шиитами выступят решительно против этого нападения, считая его очередной агрессией мощного западного государства против мусульманской страны и ее народа.

Иран может и не пойти сразу на открытые военные (или полувоенные) действия (об этом говорится в докладе Oxford Research Group). Да, он может попытаться запустить несколько ракет по территории Израиля, но это станет скорее символическим жестом, и последствия таких ударов будут носить в основном  психологический характер. Гораздо более вероятно то, что Тегеран сразу объявит о своем выходе из Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО), отменит режим проверок МАГАТЭ на своей территории (после обязательного в таких случаях уведомления за 90 дней), а также быстро попытается создать силы ядерного устрашения.

На начальном этапе вполне возможно, что Тегеран будет воздерживаться от резкой реакции, дабы усилить свое влияние, собрать урожай нравственного превосходства жертвы нападения, а также со всей энергией взяться за активное наращивание собственного ракетно-ядерного потенциала. А это значит, что он не будет нападать на американские объекты в Афганистане и Ираке, и даже предпримет меры для предотвращения столкновения «Хезболлы» и Израиля до тех пор, пока не придет его время.

Но Иран будет думать и о долгосрочной перспективе. Наверняка, режим уже просчитывал возможность  возникновения конфликта на каком-то этапе, соизмерял различные его аспекты и готовил планы ликвидации последствий – включая сооружение подземных военных укреплений, которые можно будет быстро ввести в действие.

Даже самое мощное израильское нападение не будет решающим. Через несколько месяцев Израилю придется возобновить свои бомбардировки, чтобы завершить незаконченную работу. И на этом этапе Иран будет готов к более решительным и масштабным ответным действиям. Они могут включать провоцирование мирового нефтяного кризиса. Способность Ирана сорвать поставки нефти из Персидского залива говорит о том, что сделать это ему будет несложно.

В докладе Oxford Research Group «Военные действия против Ирана: воздействие и последствия» делается вывод о том, что война, направленная на обуздание иранских ядерных амбиций, «приведет к затяжному конфликту и региональной нестабильности», и что она «вряд ли предотвратит превращение Ирана в ядерную державу, и может даже подтолкнуть его к этому». Таким образом, «следует исключить военные действия против Ирана как ответ на его возможные ядерные устремления».

Кризис, который спровоцирует израильское нападение на Иран, может стать не менее разрушительным, чем войны последнего десятилетия в Ираке и Афганистане. Тот факт, что Соединенные Штаты и сам Израиль прибегают к неопределенной угрозе применения военной силы для усиления дипломатического давления на Тегеран, на самом деле усложняет использование иных методов. Если мы хотим, чтобы этот регион и мир в целом избежал катастрофы, нам надо смело искать выход из этой сложной ситуации и без промедлений применять творческое мышление.

Исчтоник:  Israel vs Iran: fallout of a war, ИноСМИ