ОЧАГ МИРОВОГО ПОЖАРА. России и странам Средней Азии нужно быть готовыми к взрыву афгано-пакистанского котла

НОВЫЙ 1985-Й

RPMonitor. Максим Калашников: Новоизбранный президент США Барак Обама, давно обещая вывести войска из Ирака, намерен увеличить группировку американских сил в Афганистане (с 33 до 43 тысяч штыков). Ибо именно там, да еще и на севере Пакистана, зловещая «Аль-Каида» берет реванш. Именно там демократ Обама намерен вести войну до победного конца.

Весь ужас для Америки кроется в том, что «победного конца» для них в Афганистане не будет.

Американская оккупация Афганистана в октябре отметила свое пятилетие. Если отмерить тот же промежуток для СССР (ввод войск в эту азиатскую страну – декабрь 1979-го), то на календаре янки – некий аналог советских 1984–1985 гг. Именно в это время Москва наращивает усилия для того, чтобы завершить Афганскую кампанию победой. К 1983 году наши войска научились воевать почти без генералов, формируя этакие вневедомственные горизонтальные сети. Младшие офицеры разных родов оружия стали договариваться друг с другом, минуя официальное командование, – и формировать группы под конкретную задачу текущего момента. Грохочут масштабные операции: в Панджшерской долине (апрель 1984 г.), Хостинская (июль 1985-го). СССР вводит в ДРА усиленные отряды специального назначения и десантно-штурмовые бригады (начинается «война спецназа» и «рейдовая война»), наносятся массированные и беспощадные удары с воздуха по гнездам душманов. Развертываются охоты за караванами снабжения, везущими исламским боевикам оружие и припасы.

Благодаря новой тактике в Афганистане 1985 года установилось равновесие. Боевики несли тяжелейшие потери и не могли разгромить советские войска. Но точно так же и мы не могли победить: ведь на место разгромленных банд из Пакистана приходили все новые и новые отряды. Русские не решались раздавить и выжечь осиные гнезда, занимаясь погонями за отдельными «осами».

У СССР был тогда единственный шанс победить в кампании: перенести удары на территорию Пакистана, начать воздушный разгром лагерей афганских боевиков – а заодно и самого Пакистана. Благо, он тогда еще не успел обзавестись ядерным оружием. Делать нужно было примерно то же самое, что творили и американцы в 1986-м, нанося бомбово-ракетные удары по целям в Ливии. Однако Москва так и не решилась на такой шаг.

Успехов нашим войскам в Афганистане 1984–1985 годов удавалось добиваться, опираясь на полное господство в воздухе советских вертолетов, штурмовиков и истребителей-бомбардировщиков. Чтобы переломить положение в пользу боевиков, американцам надо было дать им в руки достаточно мощное противовоздушное оружие. Это случится только в 1986-м, когда США поставят им переносные зенитно-ракетные комплексы «Стингер»…

Сегодняшние намерения Обамы (ввести в Афганистан больше вертолетов с системами ночного видения, усилить войска еще двумя бригадами) поневоле воскрешают в памяти весь этот советский опыт.

С одним, правда, дополнением: США уже сейчас начинают наносить авиационные удары по территории северного Пакистана. Например, в Хайберском проходе, в районе которого живут непокорные и мятежные племена африди и шинвари.

Возникает отчетливая перспектива: активизация США на этом направлении может вызвать внутренний раскол Пакистана и гражданскую войну в этой стране. В итоге американцам придется пойти на уничтожение ядерно-оружейного комплекса Пакистана, на сложную и кровавую операцию по овладению запасами пакистанского ядерного оружия и его вывозу.

Тут недалеко и до чрезвычайных ситуаций с попытками применения ядерных боезарядов против американцев – либо в Пакистане, либо против баз США в Афганистане. Кстати, очень удобно: эффекта и жертв много – а территория западных стран не подвергнется радиационному заражению. Зато острейший международный кризис обеспечен.

Но и без этого афгано-пакистанское направление создаст американцам большие проблемы.

«ЧЕРНАЯ ДЫРА»

Если предложения Обамы воплотятся в жизнь, то контингент США в дикой горно-пустынной стране практически достигнет численности советской 40-й армии. Впрочем, если брать еще британский и другие натовские контингенты, то показатель СССР окажется превзойденным.

По словам Обамы, американцы в Афганистане нуждаются в большей численности войск, в большем парке вертолетов, в лучшем сборе разведывательных данных и в большей невоенной поддержке. Теперь, дескать, необходимо, преследуя широкие стратегические цели США, прекратить войну в Ираке и наносить удары по истинным гнездам терроризма в Афганистане и Пакистане, где «Талибан возрождается и Аль-Каида чувствует себя, как в тихой гавани» (He said that ending the war in Iraq is «essential to meeting our broader strategic goals, starting in Afghanistan and Pakistan where the Taliban is resurgent and al-Qaida has a safe haven»). Итак, настоящий центр террористической активности – это афгано-пакистанская территория, и вести войну против террора здесь придется весьма агрессивно.

При этом затраты на войну удручающе высоки. За месяц действий в Афганистане американцы тратят больше, чем СССР – за год своей Афганской кампании. Вывод войск и Ирака высвободит 10-12 млрд долларов в месяц, но эту экономию, судя по всему, во многом «подъест» Афганистан. Боевики «Талибана» ведут дешевую войну простым оружием. Они умеют обстреливать самые современные авиабазы с помощью примитивных реактивных снарядов китайского изготовления, установленных на деревянные треноги. Положение американцев и их кабульских марионеток здорово напоминает положение советских войск и промосковских властей: они контролируют в основном города, тогда как моджахеды (талибы) – сельскую местность. Причем в самих-то городах днем власть – у официальной администрации, а с наступлением темноты – у полевых командиров.

Означает это только одно: в обстановке острого экономического кризиса, когда американцам понадобятся средства для спасения своих ипотечных, банковских и промышленных структур, когда США испытывают большую нехватку денег на обновление национальной инфраструктуры (энергосетей, мостов, шлюзов, водопроводов, каналов и т.д.) – громадные средства будут сжигаться в абсолютно бесперспективной войне.

Таким образом, американцы попадают в ту же ловушку, в которую они когда-то загнали СССР. Последнему тоже в 1980-е приходилось тратить средства в Афганистане, вместо того чтобы направлять их на развитие своей экономики. Мало того, в 1980-е американская стратегия сокрушения Союза предусматривала все большее втягивание Москвы в войну и увеличение ее затрат на фоне падения советских доходов от экспорта нефти.

Теперь практически то же самое происходит с самой Америкой. Исключение одно: если СССР испытывал все это во многом благодаря внешнему врагу (США), то теперешние США сами влезают головой в петлю и норовят затянуть ее потуже.

А переносные зенитно-ракетные комплексы? Они снова могут появиться в руках исламских боевиков. Например, китайского производства.

СТРАТЕГИЧЕСКИЙ ТУПИК

США угодили в тупик. Никакой победы над терроризмом они военным путем не достигнут.

Контингент исламских боевиков в Афганистане и Пакистане обречен все время воспроизводиться, на место одного убитого моджахеда будут вставать два новых. На этой земле уже тридцать лет идет беспрерывная война, здесь выросли три поколения, не умеющие ничего, кроме как партизанить, выращивать и продавать наркотики, совершать диверсии. Их уже не вернуть к тихому возделыванию земли на маленьких полях, как это было до 1978 года.

Чтобы выиграть войну, Западу нужно предложить Афганистану модель счастливой и богатой мирной жизни на основе некоей экономической модели. Одновременно подобную модель экономического успеха необходимо дать и Пакистану, стремительно превращающемуся в классическое, расколотое «обреченное государство».

Ни в первом, ни во втором случаях Соединенные Штаты не в силах предложить тамошним жителям какой-либо альтернативы. С точки зрения мирового рынка и глобального разделения труда и Афганистан, и Пакистан – территории-аутсайдеры. Ничего, кроме наркотиков и боевиков-фанатиков, они предложить миру не в силах.

В прошлом в Афганистане гораздо большие шансы на успех имел Советский Союз, предлагавший афганцам строить социалистическую систему, налаживать промышленность и высокопродуктивное поливное земледелие. СССР брал на учебу в своих университеты, институты и училища десятки тысяч молодых афганцев ежегодно, но ничего подобного США предложить Афганистану не могут. В глобалистско-либеральной экономике, где США – штабной центр, афганские территории надежно попадают в разряд «лишних стран»: слишком бедных, неконкурентоспособных, слишком нерентабельных для ведения бизнеса «на аутсорсинге». А рыночное расслоение афганского общества (если так можно назвать эту мешанину кланов и племен) только усилит стремление молодежи брать оружие и идти воевать.

Взять Афганистан на полное иждивение, превратить в дотационную страну, используя русский опыт с республиками Средней Азии? На это у Запада, попавшего в тяжелый экономический кризис, нет ресурсов. Да и коррупция местной правящей верхушки такова, что от дотаций простым афганцам достанутся лишь жалкие крохи, что все равно не умиротворят регион. Никакой «план Маршалла» для здешних территорий невозможен по определению.

В принципе, то же самое относится и к Пакистану, с начала 1980-х превратившемуся в вулкан, извергающий «лаву» в виде тысяч боевиков-экстремистов. Пакистан переживает острейший кризис: население увеличивается, бедность нарастает, земли и воды не хватает, местная индустрия проигрывает конкуренцию китайской. Пакистан обречен на взрыв, на радикально-исламскую и антизападную революцию, и наличие у страны ядерного оружия лишь усугубляет ужас положения. В принципе, все это должно было случиться уже в конце 1970-х, когда Пакистан уже пережил крах социалистических реформ Бхутто-старшего и решил строить военно-исламскую диктатуру Зия-уль-Хака. Тогда Пакистан был спасен потоком западной помощи: страна нужна была как союзник для борьбы с СССР и как плацдарм для операций в Афганистане. Тогда же Пакистан обрел и канал для «утилизации» энергии своей пассионарной, обездоленной молодежи – он сплавлял ее на войну с русскими.

А теперь СССР нет. Нет больше и экономической подпитки Пакистана с Запада. Либерально-рыночные реформы в исполнении Бхутто-дочери кончились коррупционным крахом еще в 1990-е. Экстремистская молодежь снова идет воевать в Афганистан – но воевать уже с американцами и англичанами, а не с русскими. И параллельно она все больше хочет воевать уже в самом Пакистане – за установление здесь истинно исламского государства, за уничтожение старой правящей верхушки и за перераспределение богатств. Взрыв пакистанского котла – это лишь вопрос времени. Попытаться спасти положение с помощью войны с Индией пакистанские элиты тоже не смогут: у индийцев также есть ядерное оружие, их армия больше, да и Запад не поддержит Пакистан в конфликте.

И никакие усиления западного контингента в Афганистане, никакие дополнительные вертолетные части американцам в данном случае не помогут. Они обнаружат себя в котле исламского джихада, клокочущем ненавистью к США и ко всему Западу. В котле, что может составиться из Афганистана и обломков Пакистана. Тогда Западу придется в экстренном порядке, с большими жертвами, уничтожать ядерную промышленность Пакистана, вывозить из него ядерные боеприпасы и делящиеся материалы.

А потом – все равно уходить отсюда, оставляя позади торжествующие мусульманские массы. И повторится история лета 2006 года с шейхом Насруллой и Израилем, но только в гораздо больших масштабах.

Двумя позитивными итогами войны для США могут стать только ядерное разоружение Пакистана и уничтожение – за счет хаотизации стираны – китайской морской базы в Гвадаре, лишение Пекина выхода в Индийский океан.

БОРЬБА ЗА СРЕДНЮЮ АЗИЮ

С другой стороны, исламская экспансия перекинется из афгано-пакистанского котла на другие регионы. Куда направится клокочущая исламская «лава» после ухода войск США? Сначала талибы расправятся в Афганистане со своими местными противниками – бывшим Северным Альянсом. Подавят местных узбеков и таджиков. А потом начнут экспансию на север – в некогда советские республики Средней Азии, деградировавшие после 1991 года, проеденные коррупцией и нищетой, расколотые изнутри (массы особенно ненавидят местные элиты), испытывающие дикую нехватку плодородных земель и пресной воды.

Наверняка родится сильное исламское движение за создание федеративного Халифата: обширной империи, включающей в себя обломки Пакистана, Афганистан, Таджикистан и Туркестан. С тем, чтобы новая исламская держава опиралась на нефтегазовые ресурсы Узбекистана и Туркмении, на уран и золото Узбекистана, Таджикистана и Киргизии, на гидроресурсы Памира, на плодородные Чуйскую, Таласскую, Ферганскую и Ошскую долины. Дальнейшие цели Халифата также ясны. Поскольку воевать с Китаем за освобождение Синьцзяна опасно (китайцы – тот же СССР в период своей максимальной жесткости и силы), то нужно идти к рекам и степям Казахстана, к водно-земельным ресурсам южной Сибири. Нужно врываться в богатое, нефтегазоносное Поволжье, распространяться на Северный Кавказ.

К такому повороту дела Москве надо готовиться уже сейчас. Ашхабад, Ташкент, Бишкек, Душанбе – все они, оказавшись под ударом, примутся искать покровителя, выбирая между русскими и китайцами (Запад будет уже не в счет). Китай силен в военном плане, он может беспощадно истреблять боевиков. Но он сам способен оккупировать Среднюю Азию, ему самому нужны углеводороды, уран и золото. И Китай не может дать Средней Азии главного, чего ей не хватает – пресной воды.

И вот здесь станет возможным русско-среднеазиатский альянс. Мы уже неоднократно писали о его формуле, напомним ее и здесь.

От русских – оружие, помощь в подготовке местных армий, поддержка с воздуха, ядерный щит, космическая разведка. А также – 5% стока сибирских рек, чтобы напоить пустыни Туркестана и превратить их в новую житницу, где можно дать работу десяткам миллионов местных жителей, сегодня устремляющихся на заработки в РФ.

От Средней Азии – рабочая сила для постройки каналов, лояльность Москве в геополитических вопросах, привилегированный доступ капитала РФ к туркестанским месторождениям полезных ископаемых, к аграрным проектам и контроль над нефтегазопроводами, что пойдут в Индию и Китай.

Прорабатывать подобную конструкцию нужно уже сейчас, не дожидаясь, пока Среднюю Азию затопит бурлящая лава, клокочущая в афгано-пакистанском котле.

На все четыре стороны… Страны Центральной Азии в поисках альтернативы

Месяц назад английская фирма Gaffney, Cline & Associates обнародовала результаты аудита двух месторождений газа на территории Туркменистана. Согласно официальному пресс-релизу, запасы месторождения Южный Елотен-Осман составляют «низкая оценка – 4 трлн. куб.м; оптимальная – 6 трлн. куб.м; высокая – 14 трлн. куб.м газа», месторождения Яшлар «низкая оценка – 0,25 трлн. куб.м; оптимальная – 0,675 трлн. куб.м; высокая – 1,5 трлн. куб.м.». Несмотря на довольно широкие вариации конкретных цифр оценок, определяющих запасы, они означают только одно – газа много. Для примера можно привести прогнозные запасы крупнейшего Штокмановского газового месторождения в России, которые составляют около 3 трлн. кубометров и под которые создается транспортная инфраструктура газопровода «Северный поток». И, даже исходя из самых пессимистических взглядов ясно одно – Туркменистан, теперь уже формально, выбивается в одного из крупнейших газовых игроков в Евразии. И это заставляет всех остальных игроков серьезно переоценить своё отношение как к самому Туркменистану в частности, так и к геополитическим раскладам в регионе в целом.
Речь идет о так называемых транспортных коридорах, которые уже стали притчей во языцех, верней о безопасности трубопроводных систем, выводящих газ на основные потребительские рынки. Не секрет, что до последнего момента основная газотранспортная инфраструктура, как и направление экспорта газа, почти не изменилась со времен СССР и ориентирована на поставки газа в Россию. Россия же в лице Газпрома восполняла за счет туркменского газа дефицит баланса с одной стороны, с другой, решала задачу полной монополизации всех энергетических потоков, идущих в сторону Европы. Любые попытки нарушить эту монополию встречали ранее и встречают до сих пор самый отчаянный отпор со стороны России. Фактически не присутствуя до последнего момента в самом Туркменистане, Газпром всячески препятствует самостоятельному выходу Туркменистана на мировые рынки газа. Как только в середине 90-х годов начались обсуждения строительства Транскаспийского трубопровода для поставок газа в Турцию, Газпром построил трубопровод «Голубой поток», фактически загнав туркменский газ в мышеловку. Точно также окончилась неудачей затея транспортировки газа через иранскую территорию в Армению, Газпром приобрел контроль и в этом проекте.
Однако ситуация стала стремительно меняться с приходом в Туркменистан Китая. Многие эксперты скептически отнеслись к идее поставок туркменского газа в Китай, оперируя многочисленными трудностями прокладки трубопровода на столь большие расстояния и через территории нескольких государств. Однако подписанный еще Сапармуратом Ниязовым договор о поставках туркменского газа в Китай, неожиданно для многих вот-вот воплотится в жизнь. По последним данным, старт газовым поставкам будет дан в конце этого, начале следующего года и практически вся инфраструктура создана на территориях Туркменистана, Узбекистана, Казахстана и Китая. Более того, по последним договоренностям Туркменистан гарантирует увеличение поставок с запланированных 30 млрд. кубометров газа в год до 40 млрд. Как говорится, тихой сапой, неожиданно для многих наблюдателей, был реализован транспортный проект, равного которому нет со времен СССР. Таким образом, монополия России на трубу для транспортировки туркменского газа фактически ликвидирована.
Стоит отметить, что руководство Туркменистана давно стремилось диверсифицировать продажу газа. Самый известный проект, альтернативный российскому направлению, так называемый Трансафганский газопровод, подразумевал поставки газа из Туркменистана через Афганистан в Пакистан и Индию. В свое время обсуждался проект поставок газа даже в Японию, не говоря уже о поставках газа в Европу через Каспийское море или через территорию Ирана. Но в силу различных политических причин, ни один из этих проектов не был реализован.
Но сейчас психологический рубеж преодолен. Скептическое отношение ко всем альтернативным российскому маршруту путям транспортировки газа из Туркменистана похоронено. Без сомнения, сам этот факт придаст политической решимости руководству Туркменистана на более смелые шаги по реализации «многовекторности» своей газовой политики и над ним уже не будет довлеть постсоветский синдром российского доминирования.
В этой связи, все остальные проекты транспортировки газа, которые туркменские власти упоминали, но не озвучивали конкретно и буквально, получают хороший шанс. Речь идет в первую очередь о Транскаспийском трубопроводе с перспективой его сочленения с трубопроводом «Набукко», идущим через территорию Турции в Европу. Представители Европейского Союза в целом и представители отдельных стран – членов ЕС, постоянно, вахтовым методом, чуть ли не каждую неделю присутствуют в Туркменистане. Если ранее все эти потуги рассматривались наблюдателями исключительно как спекулятивные маневры с целью смягчения позиций России в политике транзита газа из стран Центральной Азии в Европу напрямую, то сейчас настойчивость эмиссаров ЕС превысила все разумные пределы. А перевод гипотетических планов строительства «Набукко» в практическую плоскость, вплоть до формирования консорциума по строительству с конкретной финансовой базой, заставляет относиться к этой активности более, чем серьезно. При этом активность переговорщиков от ЕС распространяется и на все руководства стран, по которым трубопровод должен пройти транзитом. Хотя почти все транзитные страны уже не один раз выразили свою поддержку этим планам, ключевой игрок всей схемы поставок – Азербайджан пока внятно не высказал своего мнения. И руководство этой страны можно понять. Юридический статус Каспийского моря, через который должен быть проложен трубопровод, до сих пор не определен. И этот фактор обязательно будет использован для политического давления главных «газовых» конкурентов Туркменистана – России и Ирана.
Но не все так безнадежно. Позиция Казахстана, как «совладельца» Каспийского моря постепенно проясняется. Диверсифицируя свои транспортные возможности, Казахстан недавно начал танкерные поставки своей нефти в Азербайджан для перекачки её по трубопроводу Баку-Тбилиси-Джейхан и уже открыто начал зондировать почву относительно возможной реакции на строительство транскаспийского нефтепровода. Причем, по озвученным планам, предполагается вовлечение в эту схему и Туркменистана, как транзитной территории, а маршрут собственно транскаспийской составляющей почти совпадает с предполагаемым маршрутом транскаспийского газопровода Туркменистан-Азербайджан и далее. Не стоит сбрасывать со счетов и возможное изменение политики США в отношении Ирана. Вновь избранный президент Барак Обама не раз заявлял о том, что с приходом к власти кардинально поменяет подходы к политике в отношении Ирана. Нельзя исключать того, что в качестве бонуса иранской стороне за начало нормализации отношений, США снимут ряд ограничений на развитие транспортных проектов через территорию Ирана и использование собственно его энергетического потенциала. И, учитывая высокую заинтересованность стран Европы в поставках газа, и возникающую при этом возможность ликвидировать транзитную монополию России, этот вариант развития событий становится все более вероятным.
Похоже, что Россия вот-вот «неожиданно обнаружит» серьезное поражение в своей энергетической политике в частности и во всей геополитической игре в регионе вообще. Учитывая бездарность всей постсоветской политики в Центральной Азии, это будет закономерным результатом.

Андрей Рязанов, Москва – Ашхабад

«Оазис»

Может ли Центральная Азия стать посредником между Европой и Исламским миром?

Муратбек Иманалиев, президент Института общественной политики, Кыргызстан

Следует признать, что на сегодняшний день возможности центральноазиатских государств ограничены настолько, насколько они дееспособны как независимые государства и насколько адекватно и полноценно понимание  элитами Центральной Азии  значимости региона как реально сконструированного международного политического пространства, в том числе, имеющего и глобальное измерение. Очевидно, что от этого во многом зависит проектирование и реализация политических, экономических и культурно-гуманитарных «акций влияния» на внешний мир с последующим  формированием и развитием позитивных представлений о Центральной Азии у внерегиональных лидеров и народов, о ее потенциале в том или ином качестве субъекта международной жизни.
Разумеется, что центральноазиатские страны, в свою очередь, испытывают влияние, прежде всего, ведущих держав и некоторых  межстрановых объединений на функционирование и развитие тех или иных политических систем в государствах региона, социально-экономических контентов, общественных отношений, внешнеполитических стратегий и многого другого.
Однако представляется, что влияние сильных мира сего на формирование институционального развития государств региона было и остается не более чем фрагментарным. Например, попытки Запада «демократизировать» Центральную Азию не имели всеобъемлющего и программного подхода, в частности, право и нравственность как ценностные емкости и «ограничители», без которых демократия не более чем анархия и охлократия, были представлены в процессах демократического «всеобуча» секторально либо вообще отсутствовали. При этом конечно, я разделяю мнение ряда отечественных и зарубежных экспертов в том, что упомянутые проблемы все-таки больше относятся к категории проектных решений  внутренними усилиями элит и народов региона, разумеется, при условии, что они не только проявляют интерес, но и в определенной степени готовы к их реализации.
Насколько велико, с другой стороны, влияние на центральноазиатские государства Ислама? Действительно ли в случае со странами региона следует серьезно говорить об исламизации, но при этом хотелось бы до конца понять,  какие местные и зарубежные институты и миссии вовлечены в этот процесс. Это возврат и реставрация или это нечто новое? Можно ли понимать этот процесс как движение навстречу друг другу исламского мира и центральноазиатских государств и народов или это все-таки одностороннее движение? И вообще следует разобраться, кого и что имеют в виду политики, ученые и общественные деятели, когда говорят об «исламизации» центральноазиатского региона? Представляется, что серьезная исследовательская работа по этой проблематике только начинается.
И, наконец, могут ли центральноазиатские государства использовать свою некую фрагментарную инкорпорированность в Европу и мозаику Ислама  для собственного становления в качестве реальных субъектов современной международной жизни, с одной стороны, и формирования диалоговых коммуникаций между теми же Европой и Исламом, с другой стороны? Насколько противоречивы либо вообще антагонистичны ценностные ориентиры Запада и исламского мира, и каков компонент влияния и доминирования эгоистичных интересов стран обоих миров,  на основе которых выстраиваются их позиции?
    
Как мне представляется, историко-культурные и иные необходимые обоснования, в принципе, наличествуют. Например, Центральная Азия всегда была местом схождения цивилизационно-культурных потоков и мировых религий, при этом, играя роль внутриконтинентального связующего коридора, правда без ярко выраженного в смыслах прогресса, как это понималось в Европе, но с функцией интеграционного начала с экстенсивной механикой развития. Последнее в большей степени относится к культуре кочевнической мобильности, в контексте политических, экономических и иных потребностей отражавших мировосприятие евразийских номадов, историческая миссия которых, на мой взгляд, заключалась в перемещении неких, порой виртуализированных ценностных емкостей из одного культурно-цивилизационного пространства в другое, но которыми они сами практически не пользовались. 
Геополитика, в данном случае как применение географии в качестве политико-пространственного инструментария, также способствовала в общих чертах формированию Центральной Азии как «посреднического» региона. Однако смыкание в Х1Х столетии именно в Центральной Азии российского и цинского военно-организационных и политико-социальных пространств, в практике межгосударственных отношений нашедшего закрепление в российско-китайском пограничном размежевании, разрушило эту «посредническую» ипостась геополитической характеристики региона. В последующем была демонтирована и интеграторско-посредническая идеологема, которая всегда присутствовала при создании  и жизни кочевых и оседлых государств и иных сообществ на этом географическом пространстве.
В настоящее время новые государства в Центральной Азии, стремящиеся к построению собственных моделей национальной государственности, одновременно пытаются  возродить и реконструировать смыслы (пока в контурах) посредническо-интеграционных традиций, существовавших ранее. Правда следует признать, что унаследованы лишь некие фантомные явления этих самых традиций: собственно сами смыслы стерты из памяти.
Но сегодня,  во всяком случае, некоторые интересные инициативы, которые с некоторой натяжкой можно категориально отнести к формулам подобных традиций и импульсирующие из Центральной Азии, находят понимание и поддержку других государств. Например, казахское СВМДА, узбекская безъядерная зона, кыргызский «Шелковый Путь» и т.д. Даже туркменский «нейтралитет» в определенном смысле можно рассматривать как стихийно возрожденный внутренний позыв к возрождению этих политических конструкций, хотя большинство политиков и экспертов склонно рассматривать нейтральный статус Ашхабада как некое подражание кому-то. Хочу при этом напомнить, обсуждения о нейтральности имели место быть  и в других центральноазиатских странах на заре их независимости.
Эти инициативы поддержаны многими европейскими и исламскими государствами. Однако требуется их развитие в сторону не организационных трендов и сиюминутного улучшения имиджа, а распространения их в качестве устойчиво и позитивно воспринимаемых другими странами идей.
В частности, с моей точки зрения, вполне можно было бы использовать создание безъядерной зоны в Центральной Азии для укрепления идей нераспространения и отказа от использования Атома  в военных целях. И в этом контексте следовало бы  более масштабно и полноценно использовать, например, решение евразийского и мусульманского Казахстана, который добровольно отказался от статуса ядерной державы. Полагаю возможным, что согласованные и активные действия стран центральноазиатского региона при поддержке ООН и других глобальных и региональных организаций, отдельных государств, таких, например, как Германия и Япония, были бы способны привлечь к такому процессу широкий круг исламских и европейских стран, включая при определенных условиях Иран. Почему бы не подумать о присоединении Афганистана к центральноазиатской «безъядерной» зоне?
В данном контексте было бы весьма актуально и полезно для стран региона вынести в повестку дня центральноазиатского сотрудничества проблему нераспространения в ее более насыщенном, динамичном и конструктивном виде, а не ограничиваться только подписанием договора о создании безъядерной зоны: необходима верстка региональной «безъядерной» политики и ее инструментов. Добавлю лишь то, что Центральная Азия, окруженная ядерными державами, а также странами, намеревающимися стать таковыми, должна быть более активной в укреплении и развитии этих идей.
Нефть и газ всегда имели отраженное либо косвенное политическое измерение, но сегодня они – часть большой международной политики. И ее важным сегментом стали некоторые центральноазиатские государства. «Трубопроводная» дипломатия становится определяющим направлением внешней политики этих стран: становится очевидным, что формирование «многовекторности» зачастую зависит от разветвленности нефтегазопроводов. Предвижу возражения, но, тем не менее, выскажусь в том смысле, что существующий подход к пониманию  и использованию энергетики в коридоре внешнеполитических усилий представляется весьма пассивной формой развития взаимоотношений с другими странами и регионами.  Естественная конкуренция государств и их эгоистические интересы не должны доминировать над общечеловеческими ценностями. «Энергетические» отношения должны носить не только деловой, торговый характер, но и гуманитарно-цивилизационный.
Другим солидным ресурсом формирования интеграционно-посреднических международных конструкций для центральноазиатских государств является вода, о которой много лет в алармистских тонах говорят и пишут многие ученые, государственные мужи и дипломаты. Однако много и бесплодно обсуждаемая тема воды, превратившаяся в нечто вроде политологической моды,   не привела к появлению серьезных региональных и глобальных проектов, способных решить эту проблему хотя бы в превентивном порядке. Совершенно очевидно, что вода, имея колоссальную экономическую и социальную значимость, вместе с тем располагает своим международно-политическим измерением. Вода не должна стать предметом и поводом конфликтов и войн, более того она должна стать, по моему разумению, инструментом интеграции и совместного развития. Убежден, что настала пора формирования «водной» политики и дипломатии стран Центральной Азии. Поддержка Евросоюзом «водных» инициатив государств региона для нас должна быть сигналом к выработке общих позиций, в том числе и по внерегиональным азимутам, предполагающих полноценное привлечение к сотрудничеству других стран, в том числе, и исламских. Понимание того, что вода может рассматриваться как общечеловеческое достояние и непревзойденная ценность и, что разумное и совместное использование воды в интересах всех живущих на Земле, — это еще одна возможность проявления центральноазиатскими странами своей способности быть «посредниками», а не только выражать политическую и иную солидарность.
Очевидно, что важнейшей и ведущей компонентой диалоговых коммуникаций должны быть проблемы безопасности. Трансграничная преступность, выражаемая в перманентной эскалации терроризма, наркотизма, торговли людьми, оружием и т.п. требует большей активности и результативности совместной деятельности глобальных и региональных международных организаций, неправительственных и общественных объединений, отдельных государств.    
Нельзя сказать, что какие-то усилия не предпринимаются. Но мне кажется, что все потуги приводят, как ни странно, к обратному результату, если таковой искомый итог не предусматривался: к отчуждению.  Наверное, нужна принципиально иная база и концепция диалога.
В этой связи полагал бы возможным изучить проблему создания конференциального канала контактов, в пределах которых роль некоего «связующего» звена на себя взяли бы страны являющиеся одновременно членами Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе и Организации Исламская Конференция. В число таких стран входят центральноазиатские государства, Турция, Азербайджан, Босния и Герцеговина, Албания и другие. В свое время в начале 2000 гг. эта идея была предложена Кыргызстаном, однако, к сожалению, не получила необходимого развития. Главная задача такой постоянной действующей конференции заключается не в «усаживании» за общий переговорный стол страны, входящие в ОБСЕ И ОИК, а в двусторонней ретрансляции ценностных емкостей и ориентаций и их последующей возможной совместимости. Речь в данном случае может о широком наборе направлении, включая вопросы безопасности, экономики, межконфессиональных и межкультурных отношений. Функционирование такой конференции, вероятно, предполагает ее определенную самостоятельность, но не обособленность. Важен компонент «второго и третьего эшелонов» предварительного внутреннего диалога, т.е. деятелей культуры, науки, религиозных, общественных и неправительственных организаций, разумеется, с участием представителей Европы и мусульманских стран, если на это будет их добрая воля. 
Представить себе, что центральноазиатские и другие страны-участницы такой конференции были бы в состоянии влиять на конкретный исламский или европейский регион  весьма сложно, но в будущем общеполитические и межконфессиональные диалоги, ориентированные на поиск пути решения общих проблем,  вполне вероятны.

Бишкекский пресс-клуб

Бжезинский: Иран может стать союзником Запада (нынешний иранский режим имеет переходный характер)

НЕФТЬ РОССИИ: Его называли лучшим врагом СССР. Уроженец Варшавы политолог Збигнев Бжезинский — один из самых влиятельных представителей политической элиты США. Славится своим опасным умом и умением безошибочно определять болевые точки противника. Будучи советником президента США Джеймса Картера в 1977-1981 годах, активно поддерживал афганских моджахедов, воевавших с советскими солдатами. Сейчас он — советник кандидата в президенты Обамы в вопросах внешней политики.

По мнению Бжезинского, ничто сегодня так не ослабляет Запад, как отсутствие единой энергетической политики. Это видно как в отношениях между отдельными европейскими странами (ярким примером чего являются споры о строительстве Северного газопровода), так и на линии Америка-Европа. На выход из нынешнего тупика могут указать выборы в Соединенных Штатах, но только в том случае, если смена власти будет связана с новой политической линией, целью которой будет реализация последовательной энергетической политики Запада.

Прежде всего, Запад должен более последовательно и на более высоком уровне сотрудничать со странами Центральной Азии. Лидеры эти стран охотно идут на такое сотрудничество, но они находятся в изоляции, и их международная позиция слаба. Существует, например, возможность повышения диверсификации поставок посредством получения непосредственного доступа к ресурсам в Туркменистане. Похоже, его новый президент этим заинтересован. Следовательно, задачей Запада было бы укрепление связей и получение более непосредственного доступа к ресурсам. Это также означает отстаивание идеи транзитной линии из Баку в прибалтийские страны — через Турцию и Черное море, а также изучение возможности строительства трубопровода из Центральной Азии через Афганистан на юг. Это вело бы к максимизации доступа мирового сообщества к центральноазиатским ресурсам энергоносителей. 

Также мы должны иметь в виду — в более далекой перспективе — энергетическое сотрудничество с Ираном, особенно, в области поставок газа. Это государство потенциально может способствовать повышению энергетической независимости Запада. Совершенно очевидно, что нынешний иранский режим имеет переходный характер. Огромное большинство молодых иранцев — а в настоящее время это важнейший сегмент иранского общества — выступает против фундаменталистского фанатизма и во все большей степени предпочитает, скажем так, западный образ жизни. Иран — страна, находящаяся на высоком уровне цивилизационного развития, и потенциально он мог бы играть роль стабилизатора ситуации на Ближнем Востоке, каковую он когда-то уже выполнял.

Когда-то у Тегерана были очень хорошие, стратегические отношения с Израилем, основанные на принципе ‘сосед моего соседа — мой друг’. Считаю, что с геополитической точки зрения эти отношения естественным образом должны иметь именно такой характер. Если мы не спровоцируем конфликт с Ираном, который, вероятно, оказался бы гораздо более продолжительным, чем война в Ираке, то шансы на изменение геополитической ориентации Ирана в более далекой перспективе очень велики. Однако по этому вопросу мы должны вести себя разумно и терпеливо. Последствия непродуманных шагов были бы крайне дестабилизирующими. Встревоженное и разгневанное общество в большей степени поддавалось бы демагогии, что осложнило бы принятие рационального решения, например, в случае выборов.

Однако, если бы в конечном итоге, мы способствовали смене ориентации в этой сфере, то иранские ресурсы частично решили бы энергетическую проблему, и диверсификация, к которой мы стремимся, могла бы также опираться на этот элемент. Иран занимает второе место в мире по запасам газа, обладает еще не полностью выработанным потенциалом нефтяной промышленности и отсталой инфраструктурой добычи и транспортировки. Если мы включим эту страну в мировую торговую систему, то цены на энергоносители упадут, а энергетическая безопасность Европы повысится. Разумеется, этот фактор не может предопределять нашу стратегию в отношении ядерной угрозы со стороны Ирана, но мы должны принимать его в расчет.

Также мы должны отстаивать идею транспортировки энергоносителей из региона Каспийского моря и Центральной Азии через Одессу до городка Броды, а оттуда — на север, на нефтеперерабатывающий завод в Польше или Западную Европу. Кроме того, Запад должен более активно требовать от Украины допуска западных инвестиций в ее энергетический сектор, отличающийся коррумпированностью и неэффективностью.

Запад должен продолжать оказывать поддержку Украине и Грузии, поскольку, если бы эти страны были тем или иным образом ограничены в своей свободе действий, то это влекло бы за собой серьезные угрозы для Запада, например, в уже упомянутом контексте контроля над трубопроводом Баку-Джейхан и прямого доступа к Азербайджану. Также необходима симметрия между инвестициями России в распределительный сектор и возможностями Запада по добыче в этой стране.

Наконец, не будем забывать о том, что — в более долгосрочной перспективе — если бы Америка стала участником гипотетического конфликта, который охватил бы Ирак, Иран, Афганистан и, вероятно, Пакистан — то она погрязла бы в нем на долгие годы, что не позволило бы ей играть конструктивную глобальную роль, а те страны, с которыми у нее уже сегодня непростые отношения, наверняка бы воспользовались этой ситуацией, укрепив свое влияние. Подобного рода конфликт был бы невыгоден для интересов США и всего Запада, а мир вступил бы в гораздо более хаотичную фазу.

Как мы видим, проблема крайне сложна, требует от Запада более продуманных действий и большей, а, прежде всего, более видимой вовлеченности Америки. Поэтому необходимы активные переговоры на высшем уровне, которые будут видны странам, желающим открыться миру, но испытывающим с этим трудности в связи с геополитическими реалиями. Как правило, лидеры этих стран также состоят в руководстве энергетических компаний и, торговля энергоносителями, по-видимому, приносит им материальную выгоду. В этих переговорах нужно принимать во внимание культурные и политические особенности этих стран. Однако я надеюсь на то, что после президентских выборов победят рациональность и здравый рассудок, и никто не захочет воспользоваться напряженным международным положением для достижения краткосрочной выгоды на американской внутриполитической арене.

Чтобы повысить энергетическую независимость от России, Запад в будущем должен будет принимать во внимание возможность сотрудничества с Ираном как поставщиком энергоносителей, — утверждает Бжезинский. ‘Совершенно очевидно, что нынешний иранский режим имеет переходный характер. Огромное большинство молодых иранцев выступает против фундаменталистского фанатизма и во все большей степени предпочитает западный образ жизни. Когда-то у Тегерана были очень хорошие, стратегические отношения с Израилем, основанные на принципе ‘сосед моего соседа — мой друг’.

Считаю, что с геополитической точки зрения эти отношения естественным образом должны иметь именно такой характер. Если мы не спровоцируем конфликт с Ираном, который, вероятно, оказался бы гораздо более продолжительным, чем война в Ираке, то шансы на изменение геополитической ориентации Ирана в более далекой перспективе очень велики’, пишет американский политолог. Об этом пишет Dziennik

Адрес публикации: http://www.iran.ru/rus/news_iran.php?act=news_by_id&_n=1&news_id=54480

КАШМИР НА ЧАШЕ ВЕСОВ. Обама поручит Клинтону помирить Пакистан с Индией

RPMonitor:  Индо-пакистанский конфликт в Кашмире может вскоре в очередной раз стать одной из самых обсуждаемых мировых проблем. И дело здесь не только в значительной активизации сепаратистов, что вынуждает индийские власти запрещать в регионе собрания более пяти человек. Барак Обама намерен сделать решение кашмирского вопроса одним из приоритетов своей внешней политики в отношении Индии. О серьезности намерений говорит тот факт, что специальным посланником в Кашмире новый президент США планирует сделать бывшего главу Белого Дома от Демократической партии Билла Клинтона.Напомним, что в 1947 году Британская Индия была разделена на собственно Индию и Пакистан. При этом раздел земель шел по конфессиональному принципу – территории с преимущественно мусульманским населением входили в состав Пакистана, индуистские – Индии. Исключением стал Кашмир, заселенный в большей степени мусульманами. Кашмирский раджа, индуист по вероисповеданию, собственным решением присоединил регион к Индии. Пакистану же удалось впоследствии отвоевать лишь небольшую часть Кашмира.

Сейчас сепаратисты хотят добиться от индийских властей выполнения резолюции ООН от 1948 года о проведении референдума в регионе, чтобы определить его принадлежность одной из стран. Однако до настоящего времени Кашмир остается разделенным на индийский штат Джамму и Кашмир и пакистанскую провинцию Азад Кашмир.

Не секрет, что в конфликт вовлечены спецслужбы обеих стран, а действия сепаратистов координируются Пакистаном. После получения независимости Дели и Исламабад трижды воевали между собой и не раз были на грани вооруженного противостояния. После того как Индия и Пакистан стали ядерными державами, аналитики всерьез заговорили об опасности применения атомной бомбы в очередном индо-пакистанском конфликте.

Впрочем, в последнее время отношения между Индией и Пакистаном стали постепенно нормализоваться. Показательно и то, что в конце октября страны открыли торгово-транспортное сообщение в Кашмире – впервые после разделения региона в 1947 году. Причины потепления отношений очевидны: экономическая, да и политическая ситуация в Пакистане настолько тяжела, что страна едва ли выдержит дополнительный виток конфронтации с таким тяжеловесом как Индия. В свою очередь, внимание пакистанских спецслужб все больше отвлекается на борьбу с отрядами «Талибана».

Для Дели примирение с Исламабадом означает прежде всего возможность решить энергетическую проблему и создать предпосылки для строительства газопровода, проходящего через территорию Пакистана. При этом сейчас обсуждаются перспективы двух маршрутов – лоббируемого США маршрута Туркмения–Афганистан–Пакистан–Индия и маршрута Иран–Пакистан–Индия. Очевидно, однако, что в условиях нестабильности в Афганистане первый вариант, так называемый Трансафганский газопровод, едва ли может быть воплощен в жизнь.

Второй маршрут, ведущий из Ирана в Индию через Пакистан, представляется, напротив, вполне реализуемым. В этом случае Пакистан приобретает возможность получать крупные денежные выплаты за транзит газа в Индию. Кроме того, транзитный статус Пакистана автоматически делает и Иран, и Индию более заинтересованными в стабильной внутриполитической ситуации в Пакистане.

Однако в последнее время появляется все больше оснований предполагать, что эта стабильность может быть нарушена. Еще более года назад, будучи одним из кандидатов в президенты США от Демократической партии, Барак Обама пообещал в случае избрания направить войска в Пакистан. Последние ракетные удары по территории Пакистана в рамках борьбы с «Талибаном» также говорят о том, что США списывают со счетов Исламабад, долгое время бывший важным союзником Вашингтона в регионе.

С другой стороны, американо-индийские отношения развиваются по восходящей – достаточно вспомнить недавнее соглашение между США и Индией о сотрудничестве в области гражданской ядерной энергетики, открывающее широкое поле для взаимодействия. Поэтому если раньше индийские власти без энтузиазма относились к участию западных посредников в кашмирском вопросе, то сейчас, когда экономическая мощь страны значительно увеличилась, а США стали рассматривать Индию как противовес экспансии Китая в регионе, некоторые индийские обозреватели считают, что подобное посредничество может привести и к усилению позиций Дели.

С другой стороны, можно предположить, что США, взяв на себя посреднические функции, будут пытаться блокировать возможность строительства газопровода из Ирана. Если же деятельность Клинтона выльется в поддержку одной из сторон конфликта, то это может привести к нарушению нынешнего status quo и прекращению хрупкого перемирия между Индией и Пакистаном.

Мир как шахматная доска. С каждым новым президентом США мир немного меняет свой характер

ВОЙНА и МИР: Политические циклы развития западного мира тесно связаны с периодами нахождения у власти американских президентов. С каждым новым президентом США мир немного меняет свой характер. Так, например, президентство Уильяма Клинтона (William Clinton) оптимистично связывалось с курсом на глобализацию, что породило на родине империализма огромный финансовый пузырь, который привел к целой серии трагических экономических кризисов, правда, на пространстве от Южной Азии и России до Аргентины. Президентство Джорджа Буша было тесно связано с ‘войной против террора’. Назначивший сам себя ‘президентом войны’, Буш приучил мир к возвращению пыток и секретных тюрем. После семи лет его президентства международный авторитет Соединенных Штатов серьезно пострадал и значительно ограничил свободу действий американской внешней политики.

Теперь Соединенные Штаты вновь готовятся к смене правительства. Напрашивается вопрос, какое крыло политической элиты страны теперь придет к власти, и с чем миру на этот раз придется считаться. Все указывает на то, что самые лучшие перспективы у Барака Обамы. И тем важнее задаться вопросом, как будут выглядеть разрекламированные им ‘изменения’.

Обаму поддерживают мультимиллиардер Джордж Сорос (George Soros) и бывший советник по вопросам безопасности при президенте Джеймсе Картере Збигнев Бжезинский. Бжезинский одновременно выступает и в роле советника Обамы по вопросам внешней политики. Будучи ‘серым кардиналом’ среди американских геополитических стратегов он воплощает в себе мнения и интересы всех крыльев американской элиты. А с учетом его положения среди интеллектуалов влияние Бжезинского можно оценить как очень высокое.

К тому же дочь Збигнева Бжезинского, телеведущая Мика Бжезинский также поддерживает Обаму, а ее брат Марк Бжезинский входит в число советников Обамы. Поэтому многое говорит в пользу того, что в период президентства Обамы геополитические представления ‘фракции Бжезинского’ займут лидирующие позиции.

Збигнев Бжезинский наряду с Генри Киссинджером считается ведущим стратегом американской внешней политики XX века. В своей вышедшей летом 2007 года книге ‘Второй шанс’ (Second Chance) он подвергает фундаментальной критике правительства Буша-старшего, Клинтона и Буша-младшего. По его мнению, после распада СССР они недостаточно использовали шансы для создания системы прочного американского господства. Поэтому он предлагает ограничить однополярную политику и сделать усиленную ставку на кооперацию и поиск договоренностей с Европой и Китаем. Следует также начать переговоры с Сирией, Ираном и Венесуэлой — об этом уже объявил Барак Обама. Но одновременно нужно изолировать и, пожалуй, даже дестабилизировать Россию.

Существенное разногласие между Бжезинским и неоконсерваторами состоит в их отношении к исламу и Израилю. Бжезинский выступает за конструктивное решение израильско-палестинского конфликта. Ему, как геополитику классической школы, в отличие от Буша-младшего чужды религиозные мотивы. К тому же он недавно выступил в роли критика политики, в основу которой положена борьба культур. Однако эти разногласия не могут скрыть того, что Бжезинский солидарен с консерваторами в отношении целей американского господства.

Если неоконсерваторы верят в то, что гегемонии США можно добиться благодаря прямому военному контролю над нефтяными запасами на Ближнем Востоке, то в период президентства Обамы, находящегося под влиянием Бжезинского, центр тяжести американской внешней политики мог бы перенестись на зарождающихся конкурентов — Россию и Китай. Первостепенная цель политики Обамы под влиянием Бжезинского состояла бы в том, чтобы воспрепятствовать дальнейшему углублению союзнических отношений между этими двумя государствами, как это происходит сейчас в рамках Шанхайской организации сотрудничества (ШОС). Цель выглядела бы следующим образом: с помощью специальных предложений вывести Китай из ШОС и изолировать Россию. […]

‘Второй шанс’

Изданная в 1997 году книга ‘Великая шахматная доска’ (The Grand Chessboard), главное произведения Бжезинского, подробно знакомит с долгосрочными интересами американской силовой политики. В книге содержится аналитически разработанный план геополитической установки Соединенных Штатов на 30-летний период.

В немецком переводе книга называется ‘Единственная мировая держава’ (Die einzige Weltmacht). Это название обозначает первый принцип, а именно объявленное желание быть ‘единственной’ и, как называет Бжезинский, даже ‘последней’ мировой державой. Но решающим является второй посыл, в соответствии с которым Евразия ‘представляет собой шахматную доску, на которой продолжается борьба за глобальное господство’ (стр. 57).

В основе этого второго принципа лежит оценка того, что держава, получившая господство в Евразии, тем самым получает господство над всем остальным миром. ‘Эта огромная, причудливых очертаний евразийская шахматная доска, простирающаяся от Лиссабона до Владивостока, является ареной глобальной игры’ (стр. 54), причем ‘доминирование на всем Евразийском континенте уже сегодня является предпосылкой для глобального господствующего положения’ (стр. 64). И происходит это лишь потому, что Евразия, бесспорно, является самым большим континентом, на котором проживает 75% населения мира, и на котором располагаются 3/4 всех мировых энергетических запасов. […]

Бжезинский приходит […] к заключению, что первоочередная цель американской внешней политики должна состоять в том, чтобы ‘ни одно государство или группа государств не обладали потенциалом, необходимым для того, чтобы изгнать Соединенные Штаты из Евразии или даже в значительной степени снизить их решающую роль в качестве мирового арбитра’ (стр. 283). Это означает — успешно отсрочить ‘опасность внезапного подъема новой силы’ (стр. 304). США преследуют цель ‘сохранить господствующее положение Америки, по крайней мере, на период жизни одного поколения, но предпочтительнее на еще больший срок’. Они должны ‘не допустить восхождение соперника к власти’ (стр. 306).

Эти высказывания спустя десять лет с момента появления книги и провала правительства Буша звучат очень даже сомнительно. Однако в своей самой последней книге Бжезинский видит ‘второй шанс’ для реализации усилий по достижению прочного господства Америки. Это особенно заметно проявляется в той роли, которую Бжезинский — как и Обама — тогда и сегодня обещает Европе. Ориентированная на трансатлантизм Европа выполняет для Соединенных Штатов функцию плацдарма на Евразийском континенте (стр. 91). Согласно этой логике расширение ЕС на Восток неизбежно влечет за собой и расширение НАТО. Что, со своей стороны, (такова идея) должно расширить американское влияние дальше на Среднюю Азию и гарантировать преимущество перед конкурентами: ‘Главную геостратегическую цель Америки в Европе можно легко резюмировать: благодаря заслуживающему доверия трансатлантическому партнерству плацдарм США на Евразийском континенте укрепится так, что увеличивающаяся в размерах Европа может стать пригодным трамплином, с которого на Евразию можно будет распространять международный порядок и сотрудничество’ (стр. 129).

Однако Бжезинский еще в 1997 году осознал, что при успешной реализации этого плана позиция США в качестве мировой сверхдержавы может быть закреплена лишь на непродолжительный период. В другой части своей книги он предупредительно пишет: ‘Америка в качестве ведущей мировой державы имеет лишь непродолжительный исторический шанс. Относительный мир, царящий сейчас на планете, может стать недолговечным’ (стр. 303). Поэтому в качестве долгосрочной цели обретения власти он определяет возможность ‘создания долгосрочного рамочного механизма глобального геополитического сотрудничества’ (стр. 305). Он говорит в этой связи также и о ‘трансевразийской системе безопасности’ (стр. 297), которая за пределами расширяющейся в направлении Средней Азии НАТО предусматривает кооперацию с Россией, Китаем и Японией. Европе при этом отводилась бы роль ‘опорного столба большой евразийской структуры безопасности и сотрудничества, находящейся под патронажем США’ (стр. 91).

Но что же конкретно имеется в виду под этой трансевразийской системой безопасности? Напрямую об этом можно было бы говорить с учетом позиций других стратегов и государственных мужей. В действительности интересный свет проливается на цели Бжезинского, если сравнить их с высказываниями Президента России Владимира Путина, сделанными во время Мюнхенской конференции по вопросам безопасности 10 февраля 2007 года. Путин выступает против геополитики, которой после окончания ‘холодной войны’ отдают предпочтение США. По его мнению, она направлена на создание ‘однополярного мира’. ‘Как бы не украшали этот термин (однополярный мир), в конечном итоге он означает на практике только одно — это один центр власти, один центр силы, один центр принятия решений. Это мир одного хозяина, одного суверена’.

И далее: ‘то, что сегодня происходит в мире, является следствием попыток привнести в международные отношения именно эту концепцию, концепцию однополярного мира… В настоящее время мы переживаем почти безграничное, чрезмерное использование силы — военной силы — в международных отношений, силы, которая ввергает мир в пропасть непрерывных конфликтов… Найти политическое решение также невозможно… Государство, и при этом я, естественно, говорю в первую очередь о Соединенных Штатах — перешло свои национальные границы во всех отношениях’.

По мнению России, долгосрочная стратегия американской внешней политики ясна именно с геополитической точки зрения: как было предложено Бжезинским, США продолжают распространять свое влияние на азиатском континенте, так как любое расширение Европейского Союза на Восток с учетом данных обстоятельств одновременно расширяет и американское влияние. При помощи комбинации из расширения ЕС на Восток и экспансии НАТО интегрированными в западную зону влияния должны стать многие из бывших республик Советского Союза, например, Грузия, Азербайджан, Украина и Узбекистан.

Решающим фактором для этой интеграции является то, что страна открывается для зарубежного капитала и приспосабливается к западным правовым нормам. Если это происходит, то тогда западные концерны могут гарантировать для себя доступ к запасам сырья и через СМИ получить влияние на общественность страны.

Центральное значение при этом отводится региону вокруг Каспийского моря. Поскольку этот регион располагает вторыми по величине запасами нефти и газа и к тому же имеет особое военно-стратегическое значение, господствующее положение Запада в этом регионе существенно усилило бы позиции США на евразийском континенте. Совместно с контролем союзников США государств ОПЕК: Кувейта, Саудовской Аравии, Объединенных Арабских Эмиратов, Катара — и с завоеванными государствами Ираком и Афганистаном — этот регион придал бы необходимый авторитет господству США над Средней Азией, чтобы в конечном итоге интегрировать в спроектированную США надгосударственную структуру безопасности всю Евразию, включая Китай и Россию.

Исходящее от Европы расширение НАТО на Восток и начатые правительством Буша на Юге Евразии (Ирак, Афганистан) военные интервенции вместе образуют своеобразный клин, с помощью которого США продвигаются в сердце евразийской ‘массы стран’. Если Соединенным Штатам действительно удастся добиться поставленной цели в Евразии, то установленный порядок, учитывая размер и значение Евразийского континента, был бы распространен на весь оставшийся мир. Латинская Америка, Африка, Австралия и все островные страны, в соответствии с планом Бжезинского, были бы вынуждены присоединиться к подобному порядку.

И тогда США стали бы не только ‘единственной’, но — как формулирует Бжезинский — также и ‘последней настоящей супердержавой’ (с. 307). […]

Политика ограничения

С того момента как Бжезинский сформулировал эту цель, США пережили существенную потерю геополической власти. В своей недавней книге ‘Второй шанс’ Бжезинский открыто признает, что план прямой военной оккупации некоторых стран Ближнего Востока, как ее представляли себе неоконсерваторы, провалился. Однако Бжезинский не считает это поражение таким уж масштабным, чтобы принципиально отказаться от сформулированных им планов господства США в Евразии. Провал прямого распространения влияния на Юге Евразии с помощью военной силы означает для него лишь то, что теперь больший приоритет получает проводимое Европой расширение НАТО на Восток. Но это означает и массированное вторжение в сферу влияния России. Таким образом, в перекрестье американской геополитики теперь после Ирана попадает и Россия.

Следовательно, однополярный мир, о котором год назад на Мюнхенской конференции по вопросам безопасности предупреждал Путин, больше не является химерой, а реальным геополитическим проектом США. Этот проект со всей очевидностью проявляется в том, что, проводя экспансию НАТО на Восток, Соединенные Штаты не планируют приобщать Россию и Китай к этому процессу и, соответственно, не воспринимают всерьез их интересы в сфере безопасности.

В последние годы, прежде всего, после 11 сентября 2001 года на наших глазах происходит существенный рост силовых действий в международных отношениях. Особенно это касается США, которые не придают большого значения международным договоренностям и формированию консенсуса. Из-за односторонних действий США значительно выхолащивалось международное право, а такая структура как ООН была ослаблена. Ее место заняли так называемые миротворческие миссии под руководством США, ЕС или НАТО, например, на территории бывшей Югославии. При этом, как само собой разумеющееся, была создана предпосылка для того, чтобы западный оборонительный союз или западные государства могли представлять все международное сообщество.

Из-за односторонних действий США увеличивается число конфликтов, при урегулировании которых используется сила. Достаточно только подумать об американской доктрине первого удара и ее применении во время войны в Ираке. Или об использовании урановых боеприпасов во время войн в Ираке и Афганистане, которые в этих зонах боевых действий — средства массовой информации во всем мире об этом умолчали — во много раз увеличили число детей, рождающихся с серьезными патологиями. К тому же стоит назвать и запущенный процесс расширение НАТО на Восток до Каспийского моря, что неизбежно должно обеспокоить Россию.

Аналогично обстоят дела с ‘противоракетным щитом’, который размещается не только на территории Чехии и Польши, но также и в других граничащих с Россией регионах, и, наконец, форсированная США гонка вооружений в космосе, о стратегической логике которой еще можно будет поговорить.

Все это отчетливо показывает, что мировой порядок, к которому стремятся США, не будет основан на консенсусе и демократических договоренностях. Вместо этого политика правительства Буша, да и не только его правительства, позволяет распознать геополитические стратегии, нацеленные на получение преимущества в силе перед Европой, Китаем и Россией. Благодаря резкому увеличению расходов на вооружения после 11 сентября, которые уже давно побили все рекорды ‘холодной войны’, США пытаются добиться безоговорочного преимущества над своими конкурентами. Эта политика — весьма опасна, так как она вызывает вынужденную ответную реакцию, и уже сейчас привела в движение новый виток гонки вооружений. И пока неизвестно, может ли эта политика стать еще более опасной, если будущий президент Обама договорится с Китаем и Европой и одновременно продолжит подвергать Россию усиленной военной угрозе.

Особенно отчетливо политика ограничения России прослеживается на примере стратегической функции запланированного ‘противоракетного щита’, размещение которого в Польше и Чехии отнюдь не задумано для того, чтобы, как утверждают, перехватывать иранские ракеты. Во-первых, у Ирана вообще нет ракет радиусом действия от 5000 до 8000 километров. Во-вторых, разработка подобной категории управляемого оружия является долгосрочным процессом, так как с момента первого испытательного полета, который вряд ли мог бы быть проведен незаметно, до окончательного создания ракеты пройдут годы. И, в-третьих, если противоракетный щит действительно служит для отражения иранских ракет, то для этого куда больше подошло бы компромиссное предложение, сделанное Россией — создать совместную противоракетную систему в Азербайджане. Поскольку размещенные там противоракеты могли бы поразить и разрушить иранские ракеты уже в самом начале полета. […]

Тот факт, что США отвергли это компромиссное предложение, позволяет сделать лишь один единственный вывод: в первую очередь ‘противоракетный щит’ направлен не против Ирана, а против России. Это также подчеркивается тем, что другие базы ‘противоракетного щита’ будут размещены в приграничных с Россией регионах, например на Аляске. […]

Новая ‘холодная война’

Во время ‘холодной войны’ обе стороны постоянно заботились о том, чтобы обеспечить себе возможность нанесения превентивного ядерного удара. Это означает — каждая сторона в состоянии ‘обезглавить’ другую сторону в ходе внезапного нападения, и тем самым лишить ее способности нанести ответный удар. Например: или во время внезапного нападения вывести из строя все ядерное оружие противника и полностью парализовать его командные структуры, или настолько ограничить возможность нанесения ответного удара, чтобы его можно было успешно отразить.

Здесь в игру вступает ‘противоракетный щит’. Его стратегическое значение состоит в том, чтобы отражать ту самую пару десятков ракет, которыми после внезапного нападения США еще бы располагала Москва для нанесения ответного удара. Следовательно, ‘противоракетный щит’ является решающим фактором в усилиях по созданию возможности для нанесения превентивного ядерного удара против России. Правда, в начале было запланировано разместить в Польше только десять противоракет, но как только система будет создана, их число легко можно увеличить.

Статья, опубликованная в ведущем внешнеполитическом журнале Foreign Affairs в номере за апрель-май 2006 года, показывает, что при нынешних американских усилиях по наращиванию вооружений действительно играет роль стратегическое превосходство. Эссе носит название ‘Рост ядерного господства США’ (The rise of U.S. nuclear primacy). Оба автора, Кейр Либер (Keir A. Lieber) и Дэрил Пресс (Darley G. Press), задаются вопросом, в состоянии ли Китай или Россия отреагировать ответным ударом в случае превентивного ядерного нападения США. Чтобы выяснить, насколько за годы после окончания ‘холодной войны’ сместилось ядерное равновесие, авторы проводят компьютерную симуляцию превентивного нападения США на Россию. При этом они используют методы министерства обороны. Результат получился следующий: у России отсутствует полноценная система раннего предупреждения, и нападение, произведенное даже с подводных лодок в Тихом океане, вероятнее всего будет замечено только тогда, когда первые ракеты долетят до Москвы. Даже если превентивный удар не был бы нацелен на то, чтобы в первую очередь вывести из строя радарные установки и центры командования, то, по утверждению Либера и Пресса, США в результате первого удара были бы в состоянии уничтожить 99% российских ядерных ракет. Оставшийся один процент российского ядерного арсенала, которым Москва могла бы еще воспользоваться, по мнению авторов, был бы нейтрализован ‘противоракетным щитом’.

Эта статья наглядно показывает, в чем состоит истинная функция ‘противоракетного щита’: он должен гарантировать США способность вести ядерную войну, не становясь при этом уязвимыми для ответных ударов. Если эта способность когда-нибудь будет реализована, то ее можно использовать как геополитическое средство давления для продвижения национальных интересов. Таким образом, абсолютное превосходство в ядерной сфере могло бы компенсировать потерю влияния в экономической или финансово-политической областях.

Ядерное оружие сверхмалой мощности и оружие для уничтожения бункеров

Другие аспекты усилий США по подготовке к войне демонстрируют, что речь при этом идет о чем-то большем, нежели просто о пессимистических опасениях. В настоящее время США разрабатывают ядерное оружие с ограниченной силой взрыва. Эти так называемые Mini Nukes, со своей стороны, будут усовершенствованы для превращения в специальное оружие для уничтожения бункеров, так называемые Bunker Busters. Особенность этого оружия в том, что оно попадает в цель на очень высокой скорости и может на несколько метров ‘закапываться’ в землю, и таким образом в идеальном случае взрыв произойдет под землей.

Официально разработка этого ядерного оружия нового поколения была обоснована целью — только подобным образом в результате взрывной ударной волны можно разрушить находящиеся глубоко под землей бункерные сооружения, существующие, например, в Иране. Однако это обоснование — обоюдоострое. Во-первых, тем самым косвенно признается, что стоит всерьез воспринимать планы использования в возможной будущей войне против Ирана ядерного оружия (эти планы уже были раскрыты некоторыми журналистами) . Во-вторых, подобными бункерами располагает не только Иран, в подземных бункерах размещаются также командные структуры ракетных войск стратегического назначения России. […]

Почему вопреки победе капитализма сейчас начинается новый виток ‘холодной войны’

В книге ставится вопрос, почему вопреки победе капитализма сейчас начинается новый виток ‘холодной войны’. Или же, если следовать американским рецептам, старая ‘холодная война’ никогда не прекращалась?

Ответ на этот вопрос также можно найти у Бжезинского. В главном труде его жизни ‘Великая шахматная доска’ (The Grand Chessboard) первое, что бросается в глаза — это глава о России с ее полемическим названием. Бжезинский называет Россию ‘черной дырой’. После самороспуска Советского Союза Бжезинский едва ли признает за Россией право на собственные геополитические зоны влияния. Бжезинский упрекает Россию за ее усилия по сохранению своего влияния в некоторых бывших республиках Советского Союза с помощью экономической кооперации и военного сотрудничества, называя эти усилия лишь ‘желаемыми геостратегическими представлениями’ (стр. 142). Взамен он рисует образ будущей России, которая полностью отказалась от своих устремлений к самостоятельным геополитическим действиям, и которая в вопросах политики безопасности находится в полном подчинении у НАТО, а в вопросах экономической политики — у Международного валютного фонда (IWF) и Всемирного банка. Тот факт, что российские политики рассматривают Белоруссию, Украину и другие бывшие республики Советского Союза как естественную зону своих интересов, Бжезинский оценивает как желание ‘империалистической реставрации’ (стр. 168) или как ‘империалистическую пропаганду’ (стр. 288). Попытки России вернуть себе в будущем значимую позицию в вопросах геополитики он называет ‘бессмысленными усилиями’ (стр. 288). В одном из разделов своей книги Бжезинский даже предлагает расколоть Россию на три или даже четыре части: ‘России в непрочно закрепленных конфедеративных структурах, состоящей из европейской части, Сибирской республики и Дальневосточной республики, было бы куда легче развивать экономические отношения с Европой и с вновь возникшими государствами Средней Азии и Востока’ (стр. 288). Нескрываемая надменность, с которой Бжезинский в 1997 году высказывался о России, показывает, что для бывшего противника в ‘холодной войне’ он отводит роль колонии, стало быть, роль страны ‘третьего мира’.

Но с другой стороны, эти высказывания отражают и реальное положение России после целой серии экономических рецессий. Они напоминают о том, что в 1998 году обесцененный рубль достиг кульминационного пункта своего падения. На России висели большие долговые обязательства, и она, точно также как любая из стран ‘третьего мира’, должна была передать Международному валютному фонду и Всемирному банку часть своего политического и экономического суверенитета. Бжезинский закончил свою главу о России словами: ‘В действительность для России больше не существует дилеммы принятия геополитического выбора, поскольку, в сущности, речь идет о выживании’ (стр. 180).

‘Политика ослабления’

Между тем, время показало, что Россия — вопреки прогнозам американских геополитиков — выжила и в состоянии сохранить свои географические размеры. Россия больше не та ‘черная дыра’, где западные державы могут хозяйничать по собственному усмотрению.

Подобное развитие Бжезинский едва ли принимает в расчет в своей новой вышедшей в 2007 году книге ‘Второй шанс’ (Second Chance). Как и прежде он выступает за членство в НАТО Украины. И, как и прежде, он оценивает усилия России сохранить свое влияние на Украине как империализм. При этом Украина более 200 лет связана с Россией. Примерно 20% украинцев — русские, к тому же большое число украинских граждан — наполовину русские. И, наконец, в большей части страны говорят по-русски.

Однако политика Соединенных Штатов с самого начала была направлена на ослабление бывшего соперника. Как написала в своей недавно вышедшей книге Наоми Кляйн (Naomi Klein), смысл экономической ‘шоковой терапии’, навязанной России Западом, прежде всего, состоял в том, чтобы превратить страну в дешевого и зависимого от иностранного капитала экспортера сырья.

Особо отчетливо эта ‘политика ослабления’, проводимая Вашингтоном, отразилась в идее Бжезинского разделить страну на три или четыре части. Причину для подобной политики, наверное, нужно искать в геостратегическом положении России.

В книге ‘Великая шахматная доска’ есть карта, на которой Бжезинский показывает ‘евразийскую шахматную доску’. На ней евразийский континент разделен на четыре региона или, если придерживаться шахматных терминов, на четыре фигуры. Первая фигура на евразийской шахматной доске охватывает примерно территорию нынешнего Европейского Союза; вторая — Китай, включай Ближний и Средней Восток, а также части Средней Азии. Но бесспорно самая большая фигура, которую Бжезинский называет средним регионом, представляет Россию.

Похожее деление еще в начале XX века провел теоретик в вопросах геополитики Гарольд Макиндер (Harold Mackinder). […] Спустя почти сто лет Бжезинский — точно также как это делал Макиндер применительно к Британской империи — считает борьбу за власть и господство в Евразии судьбоносным вопросом для любой господствующей империи. Поскольку США, как и Британская империя, географически расположены в стороне от Евразии, Соединенные Штаты, не будучи евразийской нацией, должны реализовывать и защищать на континенте, который не является их домом, свои великодержавные позиции. Следовательно, США можно легче, чем другие государства, вытеснить из Евразии. Все это в совокупности вынуждает политику США к еще большему, а в некоторой степени даже к превентивному распространению своего влияния на азиатском и европейском континентах.

Таким образом, Россия в глазах американских геополитиков превращается решающую фигуру на евразийской шахматной доске. Преодоление идеологической конкуренции не означает, что также было преодолено и географическое соперничество. С точки зрения американских геополитиков, географически Россия находится в таком привилегированном положении, что, возможно, именно поэтому в расчет принимается необходимость превентивного ослабления России.

Борьба за Европу

США — самая большая держава вне Евразии. Если она хочет доминировать на евразийском континенте, то автоматически ее интересы будут вступать в противоречие с интересами России. При этом Россия слишком далека до того, чтобы быть сильнейшей державой на евразийском континенте. Экономически Россия никогда не сможет конкурировать с Китаем и Европой. Правда, благодаря своему географическому положению в центре евразийской ‘массы государств’ и своему сырьевому богатству, страна в долгосрочной перспективе будет в состоянии создавать механизмы для кооперации в Евразии.

Таким образом, углубленные экономические отношения между Россией и ЕС могли бы дать возможность Евросоюзу дополнить трансатлантическую ориентацию ориентацией континентальной. Это, со своей стороны, означало бы получение существенной независимости Европы от США. В пользу растущей ориентации ЕС на Восток говорит также то, что российские и европейские интересы в долгосрочной перспективе дополняют друг друга. В России большой спрос на европейские технологии, а Европе в средне- и долгосрочной перспективе вряд ли удастся гарантировать свое энергообеспечение без использования российских запасов.

Союз между Россией и Китаем, который уже вырисовывается в рамках Шанхайской организации сотрудничества, в долгосрочной перспективе также мог бы превратиться во второй мировой экономический центр в Азии, что создавало бы сложности для сохранения влияние США на Ближнем Востоке и в Средней Азии. […]

Географически обоснованные противоречия в интересах между Россией и США объясняют американскую политику в отношении России, которая проводится с момента падения Берлинской стены (ноябрь 1989 года). Новая ‘холодная война’ является продолжением ‘старой’, так как ‘старая’ в действительности никогда не прекращалась. ‘Холодная война’ продолжалась, поскольку США с падением Берлинской стены достигли только одной из двух своих геополитических целей. Первой целью без сомнения была победа капитализма над социализмом. Но вторая цель — она становится понятной только при рассмотрении нынешней политики США — никем не оспариваемое господствующее положение США в Евразии, чтобы перевести мир на постнационально-государственный порядок под американской гегемонией.

Новые конкуренты США

Но мечта о достижении американского всемогущества, которую Бжезинский, как само собой разумеющееся, в 1997 году считал вполне законной, в последние годы утратила реалистичность. Благодаря стремительному взлету не только России, но также Китая и Индии эта мечта становится все более призрачной. […] Спустя десять лет после выхода в свет внешнеполитического анализа Бжезинского, США столкнулись с истощением своих империалистических сил. Как страна может доминировать на чужом континенте, противопоставляя себя самоуверенной России и сильному Китаю? Наполеоновские войны и Вторая мировая война к тому же являются примерами того, что и в прошлом все попытке продвинуться с окраин Евразии в ее — российский — центр, постоянно проваливались. Как будут вести себя США, если и их ждет подобная участь?

Это зависит от того, идет ли речь в сформулированной Бжезинским в 1997 году целевой установке о таких целях, от которых можно отказаться в силу прагматичных соображений, если эти цели окажутся нереалистичными. Или же речь идет о целях, которые настолько сильно срослись с идентичностью страны, ее институтами и ее руководящей политической элитой, что их нельзя ограничить, и от них нельзя отказаться.

Если исходить из самого благоприятного сценария, то это будет означать, что американские геополитики признают, что сформулированные Бжезинским в 1997 году цели оказались недостижимыми, а европейские политики осознают, что новая интерпретация этих планов в форме трансатлантического сотрудничества в конечном итоге не в интересах европейцев.

В ближайшие пять лет американский доллар мог бы лишиться своего господствующего положения в качестве мировой валюты. Тем самым, США также потеряли бы значительную часть имеющихся у них преимуществ (прибыль от выпуска денежных знаков, что означает получаемые от государства или от эмиссионного банка доходы — прим. ред.), которые, в свою очередь, образуют финансовый базис для их непомерных расходов на вооружения. Многие военные базы вне территории США не могли бы больше финансироваться. Впредь США должны были бы разделить свои позиции мировой державы с евразийскими конкурентами такими, как Китай, Россия и Европа. Вполне возможно, что вследствие своей политики в этом регионе в прошлые годы, США совершенно потеряют свое влияние в Средней Азии. Тем абсурднее кажется, что именно сейчас, когда так называемые государства группы BRIC (Бразилия, Россия, Индия и Китай) генерируют огромный экономический рост, НАТО впервые требует для себя всеобъемлющую монополию на использование силы.

Соединенные Штаты, по всей видимости, больше не будут оказывать влияние на мир XXI века в той мере, как это было во второй половине прошлого столетия. В зависимости от той меры, в которой различные континенты и культурные общности должны будут прийти к единству для создания надрегионального рамочного механизма геополитического порядка будущего, возникнет также пространство для альтернативных проектов.

На место глобализации, которой сегодня дирижируют США, мог бы прийти процесс открытого, построенного на совмещении различных интересов диалога между примерно равными по силе державами. Вследствие этого, Запад в большей степени, чем это наблюдается сегодня, столкнулся бы с противоречиями, связанными с его собственным восприятием мира. Признанное сегодня повсюду представление о ‘хорошем Западе’ может существенно пошатнуться, если однажды предметом исторической памяти, даже судебного анализа, стали бы следующие темы: эксплуатация стран ‘третьего мира’, практика долгового империализма и поддержка диктаторов.

Новое довоенное время

Но, возможно, именно это является прогнозом на будущее, направленным в конечном итоге против плана Бжезинского — американского господства в Евразии. И, возможно, это относится не только к Бжезинскому, но и к широкому слою американской элиты. Кое-что говорит в пользу того, что вера в легитимное господство США так тесно переплетена с чувством идентичности американской элиты, что даже явный провал американской политики в период президентства Буша не приведет к новой ориентации. Об этом свидетельствует план достижения господства над Евразией при помощи углубленного американо-европейского сотрудничества, представленный Бжезинским в его недавно вышедшей книге ‘Второй шанс’ (Second Chance).

Это, кажется, является последней соломинкой, за которую США (вне зависимости от того, кто станет президентом Барак Обама или Джон Маккейн) могли бы ухватиться, отказываясь понимать, что невозможно добиться господства Запада над всей Евразией ни в политическом, ни в экономическом, ни даже в военном отношении.

Какой оборот примет истории, если американские и европейские геополитики, не обращая внимания на новое перераспределение силы, действительно будут придерживаться плана господства над Евразией? Это могло бы привести к столкновению интересов различных великих держав, в форме ли ‘холодной’ или ‘горячей’ войны.

Поскольку новая ‘холодная война’ протекала бы не в равновесии страха, а в военной и технологической асимметрии, гораздо выше становилась бы опасность возникновения ‘горячей’ войны. Таким образом, ‘хозяин’ противоракетного щита мог бы питать иллюзии, пребывая в обманчивом ощущении безопасности, а война могла бы разразиться вследствие дипломатического кризиса. И, наоборот, ‘побежденная’ сторона, которая не располагает противоракетным щитом, могла бы начать превентивную войну, поскольку она была бы уверена в том, что противоположная сторона и без того уже давно планирует это. Превентивное начало войны становилось бы асимметричным уравновешиванием отсутствия противоракетного щита.

Однако столкновение различных евразийских акторов могло бы произойти и в форме ‘замещающей’ войны. Местом подобного столкновения с большой вероятностью являлись бы богатые нефтью регионы Ближнего Востока и Средней Азии. Если бы вдруг начался энергетический кризис, вызванный нехваткой нефти, эти регионы могли бы окончательно попасть в перекрестье интересов всех держав. […]

Если между Ираком, Ираном, Афганистаном, Пакистаном и бывшими республиками Советского Союза геополитическая конкуренция в регионе стала бы решаться по аналогии с тем, как это было в прошлом веке на европейских Балканах, то вряд ли можно будет оценить человеческие потери. На евразийских Балканах между собой конкурируют гораздо больше государств, чем это было когда-то на европейских Балканах. Важнейшие акторы — Россия, США, Турция и Иран. В последние годы к тому же все более ощутимым становится влияние Китая, Индии, Пакистана и ЕС. В общей сложности, евразийские Балканы простираются по территории, на которой проживают несколько сотен миллионов людей. Американский историк Найал Фергюсон (Niall Ferguson) даже представлял тезис о том, что подобная трансграничная гражданская война на евразийских Балканах вероятна и в конечном итоге представляла бы собой новую мировую войну. Фергюсон приходит к выводу, что в случае конфликта ожидаемое число жертв может превысить масштабы Второй мировой войны. Публикация статьи Фергюсона в журнале Foreign Affairs, издаваемом Советом по международным отношениям (Council on Foreign Relations), показывает, что самые известные ‘мозговые центры’ США рассматривают трансграничную гражданскую войну на евразийских Балканах как возможный сценарий развития событий.

Если в конечном итоге роль миротворческой силы взяла бы на себя могущественная коалиция из различных государства (по аналогии с той, которую образовала НАТО в 1999 году в Югославии), то эта коалиция не только смогла бы определять новые границы Ближнего Востока и Средней Азии, но она была бы в состоянии установить прямой военный контроль над значительной частью мировых запасов нефти и газа. Подобная ‘миротворческая коалиция’ была бы подлинным победителем в этой войне, поскольку контроль над этими энергетическими резервами представляет собой значительный геополитический рычаг власти. А тому, кто этим рычагом обладает, будет принадлежать решающая роль гегемона в XXI столетии.

Решающая роль Европы

Однако ни США и ни Россия не будут принимать решения в том, какой будет история XXI века. Интересы обоих государств можно определить как слишком ясные и прагматичные, чтобы они всерьез могли бы выбрать между принципиально разными возможностями.

Россия, по всей вероятности, никогда не откажется от того, чтобы рассматривать бывшие республики Советского Союза как свою ‘естественную’ зону влияния. А США, в свою очередь, кажется, мало заинтересованы в том, чтобы без борьбы отказаться от своего господства на евразийском континенте. Поэтому возможность принятия решения в этой ‘большой игре’ (great game) должно быть в руках геополитических акторов, которые могли бы выигрывать от различных возможностей развития ситуации, и которые действительно стоят перед выбором. Единственная геополитическая сила, соответствующая этому описания, Европа.

В любом случае, представленная Бжезинским геополитическая концепция американского господства в XXI веке оказывается зависимой от кооперации с Европой. Без поддержки расширения НАТО на Восток со стороны Евросоюза план по созданию трансевразийской системы безопасности с доминирующей ролью США выглядит нереалистичным.

Таким образом, Европа для Соединенных Штатов является партнером, от которого нельзя отказаться. Однако интересы Европы по важнейшим позициям существенно отличаются от интересов США. Учитывая свое геополитическое положение, Европа может пойти как на атлантическую, так и на евразийскую кооперацию. При этом европейским интересам отвечала бы политика, ориентированная как на Запад, так и на Восток. Однако ориентацию Евросоюза на Восток Соединенные Штаты пытаются предотвратить не в последнюю очередь с помощью новой ‘холодной войны’, используя в качестве инструментов восточноевропейские государства. Если Брюсселю не удастся отговорить правительства Польши и Чехии от размещения на их территории американского радара и противоракет, то возникает вопрос, какой вообще политический смысл в существовании Европейского Союза, и какая у него политическая цель.

Геополитический анализ Бжезинского, правда, не лишен своей логики и обладает высокой силой убеждения. Однако это не может скрыть и его неверные посылы. Рассматривать Евразию в качестве шахматной доски на первый взгляд идея оригинальная. Но, как и многие другие претендующие на историческое могущество идеи, при внимательном рассмотрении идеи Бжезинского оказываются бездуховными и политически разрушительными. Мир XXI века тесно переплетен своей многополярностью и поэтому становится маленьким и хрупким. Силовые игры в геополитике, которые переносят на континенты логику шахматной игры, не соответствуют новой ситуации. Поэтому необходимо ограничить геополитическую логику, и даже поставить ее под сомнение.

Не доводя силовую игру в геополитике до самого худшего сценария, сегодня важно противопоставить геополитической логике такой способ мышления, который рассматривает цивилизацию как единое целое. Гораздо важнее вопроса, будет ли XXI век американским, европейским или китайским веком, является вопрос, на каких посылах мы собираемся строить жизнь рода человеческого. Соединенные Штаты в период президентства Буша уже озвучили свои предложения с помощью Гуантанамо и ‘зеленой зоны’ в Багдаде. Правда, осталось совсем немного подождать, чтобы понять, в состоянии ли США, когда президентом станет преемник Буша (без разницы, кто бы это ни был), пойти на цивилизационные корректировки своего курса. Но если США и дальше будут стремиться к глобальному господству, Европа должна отреагировать. В качестве неотъемлемого партнера США только ‘старый свет’ может отказать в поддержке американским планам. И в интересах цивилизации Европе следовало бы это сделать.
 
Источник: Хауке Ритц (Hauke Ritz), «Junge Welt», Германия

Адрес публикации: http://www.warandpeace.ru/ru/hots/view/27982/
 

АФГАНИСТАН «ВЕРНУТ» ТАЛИБАМ? США заинтересованы в том, чтобы воссоздать очаг хаоса возле границ России, Китая и Индии

RPMonitor: На днях министр иностранных дел Афганистана Рангир Дадфад Спанта заявил, что власти страны готовятся к переговорам с представителями «Талибана». При этом, еще несколькими днями раньше тот же министр жестко критиковал саму идею подобных переговоров. Причины такого изменения отношения к проблеме достаточно очевидны – о возможности переговоров с талибами стали говорить в Вашингтоне.

Впрочем, первые намеки на то, что политика в отношении «Талибана» стран – участниц антитеррористической коалиции и часто называемого марионеточным правительства Хамида Карзая претерпит значительные изменения, появились еще с месяц назад. Тогда официальные лица, политики и военные Запада один за другим стали делать заявления о провале операции в Афганистане.

Необходимость переговоров с талибами объясняют неудачей проводящейся с 2001 года стратегии западных стран в Афганистане. Действительно, американцы и их союзники в полной мере контролируют разве что собственные базы, в то время как талибы в подконтрольных им районах фактически создают альтернативную власть.

Однако подобное ухудшение ситуации в Афганистане происходит довольно давно, и за 7 лет можно было сделать какие-то выводы о необходимости смены стратегии.

Почему же о переговорах с «Талибаном» стали говорить именно сейчас?

При ответе на этот вопрос нужно исходить из того факта, что США вовсе не заинтересованы в установлении мира в Афганистане. Напротив, американские элиты взяли на вооружение стратегию управляемого хаоса, создавая все новые «горячие точки» в различных уголках нашей планеты. Поэтому было бы странно, если американские стратеги внезапно возжелали мира в Афганистане, который, обретя политическую стабильность и гражданскую администрацию, попал бы в зону влияния нескольких крупнейших региональных держав.

Ответ на интересующий нас вопрос нужно искать, принимая во внимание два факта. Первое – это наступивший мировой финансовый кризис, который может вынудить США значительно сократить расходы на военные операции за рубежом. Второе – приближающиеся президентские (в 2009-м) и парламентские (в 2010-м) выборы в Афганистане. Очевидно, что переговоры с «Талибаном» приведут к легитимации движения, или как минимум отдельных его течений и представителей, что позволит им участвовать если не в президентских, то в парламентских выборах в Афганистане. Первый шаг к этому уже сделал президент Карзай, пригласивший лидера движения «Талибан» муллу Омара вернуться в Афганистан и войти в состав правительства (!).

Недовольство же режимом Карзая столь высоко, что у значительной части афганского населения давно образовалась ностальгия по временам правления талибов. В этих условиях будет совершенно логично, если «Талибан» получит на выборах достаточно голосов для прихода к власти демократическим путем.

Что произойдет потом, нетрудно предположить. США, будучи не в состоянии поддерживать собственную военную группировку в Афганистане, заявляют, что демократический парламент избран, более того, в его состав входит «Талибан». А раз все беды в стране были из-за диверсий «Талибана», то теперь, когда он оказался у власти, в Афганистане наступит спокойствие.

Но принесет ли это спокойствие стране, а главное – странам-соседям? Не начнется ли в Афганистане новая гражданская война между пуштунами (большинство из которых поддерживает талибов) и таджиками (традиционными противниками «Талибана»).

Почему такая версия имеет право на существование? В первую очередь потому, что за время своего пребывания Соединенные Штаты сделали все, чтобы расколоть афганское общество. Постоянные бомбардировки, в результате которых только за восемь месяцев этого года от авиаударов погибло около 400 мирных афганцев, настроили афганское население не только против самих оккупантов, но и против поддерживаемого ими режима Хамида Карзая.

На днях авиация США нанесла ошибочный бомбовый удар даже по подразделению афганской национальной армии, при этом восемь военнослужащих погибли. Более того, американское правительство демонстративно презрительно относится к афганцам, сначала перестав приносить извинения после гибели мирных жителей, а потом и вовсе начав отрицать подобные факты.

Как известно, сейчас в Афганистане проводятся две различные операции – американская «Enduring Freedom» (Безграничная свобода) и миротворческая миссия ISAF, объединяющая военнослужащих различных стран НАТО. При этом, именно на «Безграничную свободу», осуществляемую под американским командованием, приходится наибольшее число жертв. А вот, к примеру, немецкие военные в подобных случаях не только признают свою вину, но и выплачивают денежную компенсацию родственникам погибших.

Очевидно, американские стратеги не могут не отдавать себе отчет, к чему ведет подобное поведение. В условиях мирового финансового кризиса США будут особенно заинтересованы ослабить крупные державы – Индию, Китай, Россию, Иран. Одним из способов этого может стать и запуск нового витка нестабильности в Афганистане. Поэтому можно ожидать, что свое «ноу-хау» – приведение к власти экстремистов через процедуру демократических выборов, США наверняка опробуют в Афганистане.   Александр Собко

Газовый пасьянс или почему Европа впустила Лукашенко

Р.Кудрин, Империя.by: Решение ЕС о приостановлении сроком на полгода запрета на въезд Лукашенко в страны Евросоюза привело наблюдательную общественность в состояние замешательства. Мнения разделились. 

«Действия Евросоюза имеют точное определение и четкие аналогии в истории. Это называется умиротворение диктатора. Так Европа вела себя в 30-е годы по отношению к Гитлеру, а в последствии по отношению к другим диктаторам в Латинской Америке, Африке и Средней Азии», — заявил координатор гражданской кампании «Европейская Беларусь» Андрей Санников. «Это фокус!» — заявил Павел Северинец. “Я думаю, что отмены санкций против Александра Лукашенко не должно было быть”, — вторит ему председатель Партии БНФ Лявон Борщевский. По словам председателя Белорусской социал-демократической партии (Народная Грамада) Николая Статкевича, приостановление Советом Евросоюза визовых санкций относительно большинства чиновников во главе с Александром Лукашенко, «не совсем соответствует морали».

В то же время патриарх белорусского национального движения Зенон Позняк поддержал временное снятие санкций: «Это правильное решение. Последние годы, после 2004 года, сталкиваясь с европарламентариями, я всегда им говорил, чтобы они помогли Беларуси, чтобы эти санкции отменили. Нам это невыгодно. Это решение ничего, кроме вреда, не принесло. Чем больше будет контактов с Европой, тем меньше мы будем зависеть от Москвы». «Европа ведет большую игру в свете новой ситуации после российской агрессии против Грузии. Ей не хочется отдавать Беларусь в российские лапы, и поэтому ей видимо придется закрыть глаза на те, действительно далекие от международных стандартов выборы, которые прошли в Беларуси» — белорусский эксперт Андрей Федоров.

Старая египетская поговорка гласит: «Чтобы не разочаровываться — следует не зачаровываться». История теплых отношений Европы с диктаторами всех мастей имеет прочные традиции. Достаточно вспомнить канцлера ФРГ социал-демократа Вилли Брандта, целовавшегося с Леонидом Брежневым и установивший через своего советника Эгона Бара прочные контакты с начальником Второго главного управления КГБ Вячеславом Кеворковым. От социал-демократов не отставали консерваторы. Франц-Йозеф Штраусс, многолетний премьер Баварии, ярый антисоветчик и антикоммунист, предоставил многомиллионные кредиты коммунистической ГДР и имел весьма душевные отношения с Эрихом Хоннекером и Николае Чаушеску.

В этом нет ничего удивительного, используемый частью европейской политической элиты принцип «Realpolitik» опирается на солидный фундамент другого принципа — «Business as Usual». Уже упомянутый Ф.-Й.Штраусс лобызался с Хоннекером и Чаушеску не в силу добросердечности последних, а вследствие того, что лоббировал интересы экспортеров баварской свинины. При выборе между моральными принципами и свининой очень большая часть европейского истеблишмента определенно выберет свинину. Осталось только выяснить, какого рода «свинина» появилась в отношениях Лукашенко и Евросоюза.

Проблема-2010

Всем известно, что российский «Газпром» является крупнейшей газодобывающей и газоэкспортирующей компанией мира. По данным самого «Газпрома» концерн добывает 556 млрд. куб. м природного газа, экспортируя при этом в Западную Европу 151 млрд. и в страны СНГ и Балтии 77 млрд. соответственно. Однако при этом «Газпром» является и крупным импортером природного газа, в основном из стран Центральной Азии. В Туркменистане концерн закупает 40 млрд. куб. м, в Узбекистане 12 млрд., в Казахстане около 7 млрд. Монопольно владея магистральными трубопроводами, связывающими Центральную Азию и Европу, российский концерн имеет возможность импортировать азиатский газ по низким ценам, перепродавая его по схеме замещения в Европу в три-четыре раза дороже. Подобный гешефт приносил неплохие доходы газпромовскому менеджменту, но одновременно подталкивал руководство центральноазиатских стран к поиску способов выхода из российской транзитной кабалы. И подобный способ был найден. Имя ему — Китайская Народная Республика.

Следует отметить, что Средняя Азия попала в сферу китайских интересов еще в 2 в. до н.э., когда войска императора У-Ди появились в Ферганской долине, с чего, собственно, и началась двухтысячелетняя история Великого Шелкового пути. Прошедшие века мало что изменили в этом смысле, за исключением главного — Китай становится сверхдержавой, экономика которой требует все больше энергоресурсов. Граничащие с Китаем богатые нефтью и газом Туркменистан, Узбекистан и Казахстан предлагают уникальную возможность обеспечить растущие аппетиты китайской экономики в энергии и сырье. Именно поэтому в 2005 году родился проект газопровода «Центральная Азия — Китай», по которому уже в конце 2009 года в КНР начнется переброска 40 млрд. куб. м туркменского природного газа. И это только начало, т.к. следом последует строительство еще двух ниток, которые будут построены к 2014 г. и которые заберут весь добываемый и перспективный газ Центральной Азии. Помешать китайцам не может никто: Штаты увязли в Ираке и Афганистане, Россия увязла на Кавказе, а Европа, похоже, увязла сама в себе.

Стоя перед перспективой ухода уже в ближайшие 2-3 года импорта примерно 60 млрд. куб. м центральноазиатского газа, «Газпром» оказывается перед весьма сложным выбором. B балансе российского концерна в очень скорой перспективе окажется дыра размером в 40-60 млрд. куб. м природного газа, восполнить который можно тремя способами. Во-первых, ограничив потребление в самой России, что чревато непредсказуемыми социальными и экономическими последствиями, во-вторых, пойти на разрыв контрактов с западноевропейскими странами, что наносит удар как по деловой репутации, так и по доходам закредитованного по самую макушку «Газпрома», в-третьих, недостающий газ можно забрать у Украины и Беларуси. Однако для этого требуется обходной газопровод и возможно не один. Именно поэтому появился проект Nord Stream.

Развал проекта Nord Stream и белорусский «батька»

Проект строительства газовой магистрали через Балтийское море всегда оставлял странное впечатление. Совместное детище крупнейших мировых энергоконцернов имеет офис в швейцарском оффшоре Цуг. Из каких-либо зримых результатов деятельности проекта можно назвать только сайт в интернете, расхваливающий нордстримовскую трубу да менеджера-многостаночника Шредера, иногда появляющегося на страницах европейских масс-медиа.

Несмотря на солидную финансовую и лоббистскую подпитку проект ненавязчивого отбора у Украины 40 млрд. кубов газа увяз в бюрократических коридорах. Неожиданное сопротивление стран Балтии, Швеции, Польши и Дании привело к вполне ожидаемому результату — проект провалился. Собственно, это стало понятным еще в ноябре 2007 г., когда партнеры «Газпрома» по проекту — немецкие BASF AG и E.ON Ruhrgas сбросили часть своей доли голландской Gasunie. И вовремя — шеф проекта Герхард Шредер в декабре 2007 г. объявил о увеличении стоимости строительства с 5 до 8 млрд. евро и представляется, что это цена не окончательная. И самое главное — строительство не началось до сих пор. Это означает, что требуемый газ не может быть отобран у Украины к моменту появления дыры в газпромовском энергобалансе.

Проблема осознается российским руководством. Первые визиты президента Медведева были нанесены как раз в газодобывающие Казахстан (22 мая) и Азербайджан (3 июля). В конце концов, находившийся с краткосрочным визитом в Баку председатель правления Газпрома Алексей Миллер сделал Азербайджану неожиданное предложение. В скупом сообщении, распространенном пресс-службой Газпрома, говорилось: «В ходе переговоров Алексей Миллер сделал предложение о покупке азербайджанского газа по рыночным ценам на основе долгосрочного договора». Иными словами, проблема настолько остра, что «Газпром» готов работать без прибыли, лишь бы восполнить намечающийся дефицит. Пока Алиев и Назарбаев ответили уклончиво, что означает вхождение проблему в патовую стадию.

В данной ситуации у европейско-российского газового лобби остается лишь один вариант — расширение проекта «Ямал — Европа», что означает спуск балтийской трубы в архив и строительство новых транзитных магистралей через Беларусь. Только в этом случае к моменту появления газпромовской импортной «дыры» можно построить трубопровод, обходящий Украину и с помощью которого будут восполнены европейские потребности за счет южной соседки Беларуси.

С технической точки зрения реализация данного проекта не представляет особых сложностей. Строительство первой очереди магистрали «Ямал — Европа» подготовило необходимую площадку для создания следующих очередей; если мы посмотрим на спутниковые снимки трассы «Ямал — Европа», то заметим, что полоса отвода под нее составляет 120 метров при стандартных 40. Существующий задел позволяет реализовать строительство трубы через Беларусь в 3 раза быстрее и в четыре раза дешевле, чем злополучный проект газопровода через Балтику. Данное развитие событий означает политическое бессмертие клана Лукашенко, а также деиндустриализацию Украины, превращение ее в источник сырья, дешевой рабочей силы и списание украинское демократии в утиль в интересах западноевропейских потребителей. Business as Usual.

Не стоит паниковать

Внимательный наблюдатель может отметить весьма странную закономерность. Европейские столицы с регулярной настойчивостью обдают холодным душем украинскую демократию в вопросе вхождения Украины в НАТО и ЕС, одновременно раздавая теплые авансы в адрес белорусского президента. Этому существует два объяснения.

Во-первых, европейского обывателя пугает перспектива появления в его квартире 50-ти миллионов новых нищих родственников, возглавляемых крикливым «оранжевым» балаганом. В отличии от последних Александр Лукашенко в НАТО и ЕС не рвется и вообще повесил на западную границу большой амбарный замок. Во-вторых, и это самое главное, Украина располагает развитой тяжелой промышленностью, которая пожирает так необходимый Европе газ, одновременно создавая конкуренцию европейской металлургии и газохимии. В этом смысле вотчина Лукашенко выгодно отличается от своей южной соседки, т.к. навряд ли выпрыгнет из постоянной квоты в 22 млрд. куб. м природного газа.

Однако если Лукашенко решил, что сорвал крупный джек-пот в европейском геополитическом казино, то он глубоко ошибается. Брюссель таскает каштаны из огня не для Лукашенко и его окружения, а лишь во имя интересов российско-европейского газового бизнеса. Все «развороты» белорусского батьки на Запад или на Восток ограничиваются тесной клеткой взаимных договоренностей российских и европейских концернов, поэтому и в дальнейшем свобода действий Лукашенко не будет слишком отличаться от нынешней. Может, даже, наоборот – из-за больших объемов транзитного газа он будет находиться под еще более пристальным взором людей, владеющих этим бизнесом.

Европа не случайно дала Минску шестимесячный испытательный срок для того, чтобы втолковать могилевскому клану простые правила игры: газ не воровать, за газовый кран не хвататься, раз в месяц давать оппозиции постоять на Октябрьской площади с плакатами «Дзе Ганчар?». В этом случае Александр Григорьевич может спокойно готовить себе смену, а евробюрократия уж позаботится, чтобы вечные оппозиционные вожди всегда водили толпы возмущенных возлагать цветы к памятнику Победы и ни в коем случае на штурм Карла Маркса 38. Если же «батька» затянет торг, то в этом случае им займутся «злые копы». В конце концов, речь идет не о «белорусской демократии», «вырывании Беларуси из лап Москвы» и прочей чепухе, а о прибылях европейских и российских энергогигантов. 

Конечно, в данном плане существуют определенные неизвестные. Нет уверенности в том, что Лукашенко правильно оценит свою роль в существующем российско-европейском пасьянсе. Неизвестно, как на угрозу возможности своей деиндустриализации отреагирует Украина и стоящие за ней Польша и Штаты. И самое главное, сегодня невозможно спрогнозировать куда ведет текущий мировой финансовый кризис, какие испытания ждут мировую экономику. Одно можно с уверенность сказать — нас ждут весьма неоднозначные времена, в результат которых изменится геополитический и геоэкономический миропорядок . Но это будет уже совсем другая история.

КРОВЬ И СЛЕЗЫ ЖЕЛТОГО ДРАКОНА. Прогноз футурологов: Китай и Индия могут начать битву за «пакистанское наследство»

Валерий Александров, Максим Калашников

Cм. также: «РАЗРУШЕНИЕ ЯДЕРНОГО БАРЬЕРА» (http://www.rpmonitor.ru/ru/detail_m.php?ID=11089)

КТО НАМ БЛИЖЕ: ПЕКИН ИЛИ ДЕЛИ?

RPMonitor: После всего того, что произошло в Пакистане в последние месяцы, решающее столкновение Пекина, Дели и Исламабада кажется неизбежным. Возникает вопрос – что делать в этой ситуации России? Оставаться нейтральными или поддержать одну из сторон? Если поддержать, то кого? Очевидно, нужно сохранять хладнокровие и четко осознавать собственные интересы. Более того, развитие событий по американскому сценарию, как это ни парадоксально звучит, открывает для нас возможность широкого маневрирования в геополитике.

У многих доморощенных «стратегов» возникнет опасное желание поддержать Пакистан, чего Индия нам никогда не простит. Этого не следует делать ни в коем случае! Индия – страна, традиционно позитивно относящаяся к США, имеющая в Америке значительную диаспору и крепкие дружественные отношения. Но, в то же время, Индия имеет весьма хорошие отношения с Россией, и более того, выступает ее цивилизационным союзником. Следовательно, любое усиление Индии выгодно России – и наоборот. В самом деле, Индия не имеет с нами никаких противоречий. История двух наших стран, пожалуй, не омрачена ни единым серьезным инцидентом. Самое главное, что противоречия у русских с Индией не могут возникнуть даже потенциально – нас разделяют огромные горные пространства. В то же самое время, Индия, с ее миллиардным населением и растущей экономикой, находится в тылу у двух наших амбициозных соседей – Китая и мусульманского мира.

Надо отдавать себе отчет, что в 2010-е годы КНР стоит на пороге новой милитаризации. Из-за государственной политики «Одна семья – один ребенок» Пекин добился того, что китайские городские семьи в 1980–1990-е и поныне, используя ультразвуковую раннюю диагностику, производили на свет (и производят ныне) исключительно сыновей. Соотношение детей «девочки: мальчики» у них сегодня доходит до 100:122. То есть, в 2010-е годы в КНР будут десятки миллионов здоровых, агрессивных, прошедших современную техническую подготовку молодых мужчин, для которых нет женщин, невест.

Итак, это – очень агрессивная, неудовлетворенная масса. Перед руководством КНР встает дилемма: можно ничего не делать – и тогда эти десятки миллионов молодых парней превратятся в могильщиков нынешней власти. В новых «краснобровых», желтоповязочников или тайпинов, которые начнут обычную для китайской истории «крестьянскую войну». Гражданскую войну на уничтожение прежней правящей элиты и построение страны небесного счастья и гармонии.

Другой вариант действий китайской верхушки – дать в руки «безневестной» молодежи автоматы, обрядить в «разгрузки» и стальные каски – и отправить эти горячие головы на завоевание новых земель. На завоевание территорий, где есть не только женщины, но и все, чего не хватает перенаселенному Китаю: пресная вода, нефть и газ, леса и плодородные редконаселенные земли.

Понятное дело, что это не Тайвань-Формоза и не Индия. Не Бирма-Мьянма и не Камбоджа-Кампучия. На Тайване нет нужных полезных ископаемых. Высадка на него – чревата огромными потерями десантных и военных судов, ибо Тайбэю в отражении нападения КНР непременно помогут Соединенные Штаты. Индия сама перенаселена и лишена нефти. Да и, к тому ж, обладает способностью наносить разящие военные контрудары – как ядерные, так и обычные. Африка? Слишком далеко и не может занять более одного миллиона китайских пассионариев. Начинать войну за захват остров Тихого океана, как это сделала Япония в 1941-м? На это у Китая нет громадного военно-морского, авианосного и ракетоносного, флота. Да и рискованно слишком, чревато огромными затратами на подавление неизбежного партизанского сопротивления в густонаселенных Филиппинах, Индонезии, Малайзии. Австралия? Очень далеко, в ней мало полноводных рек и нет все тех же нефти с газом.

Остается один объект экспансии – русские Восточная Сибирь и Дальний Восток. Огромные, невероятно богатые природными ресурсами, практически очищенные от советского населения. С малыми военными силами, растянутыми тонкой прерывистой линией по рубежу. С пришедшими в упадок укрепрайонами, успешно разрушенными в 1990-е годы. С жалкими остатками некогда сильного Тихоокеанского флота СССР. С экономикой, уже прочно «завязанной» на китайский рынок. Восточная Сибирь и ДВ уже продают в Китай все, что только могут – и покупают в нем практически все. Вплоть до продовольствия. Китайцы уже успешно дают взятки российским чиновникам, получая от них большие участки для лесных разработок. Миллионы китайских работников уже поселились здесь, сделавшись незаменимыми (ибо своих трудовых ресурсов у РФ тут нет). Они уже успешно женятся на русских женщинах, которых привлекают трудолюбивые, непьющие мужья.

К тому же, с 1991 года КНР непрерывно вооружалась за счет РФ, вытянула из советских остатков все нужные для себя технологии и «мозги». (РФ помогла китайцам обзавестись истребителями поколения 4+ и зенитно-ракетными комплексами типа С-300, тогда как в 1991 году сам Китай едва вытягивал на второе поколение боевой техники!) Китайские Вооруженные силы теперь намного превосходят русские по боевым возможностям и качеству техники, не говоря уж о численности. Наконец, Китай уже пытается вести за собой РФ, лидируя в ШОС – Шанхайской организации сотрудничества. РФ передает Китаю острова на Амуре напротив Хабаровска – столицы Дальнего Востока. Отдается бывший советский укрепрайон, откуда Хабаровск оказывается на расстоянии огня прямой наводкой.

Сложите все эти факторы – и убедитесь, что в 2010-е Китай вполне может предпринять захват Восточной Сибири и ДВ. Он воспользуется объективным уменьшением ядерного потенциала РФ и попробует шантажировать Москву примерно так: «Если вы станете отражать нашу агрессию ядерными ударами, то мы нанесем аналогичные удары по европейской части РФ»…

Вот почему Москва имеет все резоны поддержать Индию в возможном конфликте и попробовать серьезно ослабить Китай. Пусть даже это и будет выглядеть как действие в русле американской политики. Очевидно, сначала нужно отразить самую ближнюю по времени и месту угрозу. А потом можно и с американским вызовом справиться.

ОБЗОР ПОЛЯ БОЯ

Американская элита пошла на чрезвычайно рискованную и сложную комбинацию, не имеющую аналогов в новейшей истории (см. статью «ПАКИСТАН КАК ОЧИСТИТЕЛЬНАЯ ЖЕРТВА»).

Это – шанс для России внести свои коррективы в будущее и выбрать наиболее выгодный для себя вариант.

Есть несколько важных моментов. США начали игры в поддавки с Москвой для построения «Империи сырьевиков». Но это оставляет русским большое пространство для маневра! В то же время, РФ стоит на пороге системного кризиса, и непродуманная политика может привести к краху. Поэтому «бить» по РФ в полную силу пока никто не будет. Индия, союзник России, находится в настоящее время на подъеме. Китай же (объективный противник РФ) испытывает сложности в Тибете. Пакистан всегда поддерживал враждебную России позицию, воевал руками спецслужб против России в Афганистане, поддерживал чеченских сепаратистов.

Ситуация в Пакистане скоро перейдет в режим самоподдерживающейся критичности, и уже никто не сможет остановить падение страны. Нынешний глобальный кризис ставит под вопрос способность элиты РФ удержать собственную страну – чего уж говорить о других странах? А вот Китай должен будет помешать краху своего союзника – Пакистана. Ведь Китай оказался не только первой в регионе, но и вообще единственной в мире страной, сделавшей на Пакистан основную геополитическую ставку. (США тоже делают ставку на Пакистан, но, в отличие от Китая, – на мертвый Пакистан.) У РФ же нет ни причин, ни возможностей остановить маховик войны. На прямой военный союз с Индией РФ не пойдет, а остальное не играет роли.

«Разнообразие» Индии выше пакистанского: как в военной сфере, так и в геополитической. Китай не может не осознавать этого и, если вспыхнет новый индо-пакистанский конфликт, вынужден будет вмешаться в ход войны. Особенно если его спровоцировать народно-освободительным восстанием в Тибете. Точнее, Пекин будет просчитывать риски – что хуже: потеря региона (Тибет) или потеря геополитических позиций. А так как конфликт будет носить характер ядерного, Китай решит, что лучше потерять геополитического союзника, нежели рисковать целостностью собственной страны.

ВОЗМОЖНЫЙ ХОД КОНФЛИКТА

Попробуем смоделировать возможный сценарий продолжения военных действий. Допустим, к власти в Пакистане приходят радикальные исламисты и в сезон дождей наносят ядерный удар по Мумбаи. В итоге – 2 млн погибших индийцев (если Пакистан использует весь свой арсенал) или меньше (если не весь). Возникает достаточный повод для нанесения Индией ответного удара, после которого Пакистан прекратит свое существование. Если в это время в пакистанском порту Гвадар будут стоять китайские боевые корабли и их нечаянно пустят ко дну, Китаю будет сложно остаться нейтральным. Но, допустим, Китай снова попытается решить дело миром. Вышлет ноту протеста и т.д.

В это время индийские войска будут оккупировать то, что останется от Пакистана. Если пакистанский Белуджистан вовремя объявит о независимости (по совету США), то избежит оккупации. По китайским кораблям в Гвадаре удара не будет, но… Либо китайским военным морякам придется убираться вон, либо Китай вынужден будет вмешаться в войну.

Что дальше? ШОС пребывает в шоке. Китай или совершает интервенцию (де-юре – агрессию) или с позором уходит. При попытке Китая ввести части быстрого реагирования через китайско-пакистанскую границу через пакистанскую часть Кашмира (спорная территория и чрезвычайно неудобный горный рельеф!) с ними может случиться то, чем рисковали российские войска на Рокском перевале (см. здесь). То есть, китайские войска могут быть разгромлены индийцами с воздуха во время трудного марша. Именно это может служить поводом к индо-китайской войне.

В то же время, Япония разворачивает силы самообороны (см. «ОСЬ ТОКИО–ДЕЛИ»). В пролив между Китаем и Тайванем входит флот США. Он не воюет, просто обеспечивает присутствие. Мол, если что, откроется Второй фронт.

Китай оказывается в ситуации, аналогичной той, в какой оказалась Австрийская империя во время австро-французской войны в Италии (1859 г). Вроде как войны на два фронта нет, но угроза есть. Что остается Пекину в данном случае? Ударить по США? Форменное самоубийство! Ударить по Японии? Опять же США вмешаются. Индия же демонстрирует решимость. И угрожает ядерным ударом.

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ФАКТОР

Как уже говорилось в прошлом материале, китайская элита психологически явно слабее индийской. К тому же, в Китае есть масса напряжений в социуме, которые при сильной угрозе разорвут страну. Между жителем Шанхая и сельским жителем центральных провинций – огромная разница. И причин жертвовать собой у шанхайца ради амбиций Поднебесной империи гораздо меньше, чем у селянина. Плюс потребительское общество все больше и больше набирает силу. В гуманитарной сфере США оказывают на Китай значительное влияние.

Наконец, в «ядерной» ситуации крайне важно преодолевать страх и уметь держать удар. Потому в данном виде конфликта психологический прессинг огромен. Более слабая психологически сторона отступает.

Примеры? 1962 год. Карибский кризис. Хрущев, успешно имитируя способность пойти на применение ядерного оружия, свел ситуацию в ничью. Хотя положение и шансы СССР были весьма скромные. Позднее Рейган продемонстрировал аналогичную способность, и советская элита дрогнула и сдалась. Хотя положение США в конце 1980-х было не менее сложным.

«Вялотекущая» ядерная война» оказывает колоссальный психологический прессинг на стороны. Обычно, слыша фразу «ядерная война», обыватель строит в воображении следующий ассоциативный ряд. СССР и США выпускают друг по другу ракеты, а после – конец всему живому. Подлетное время в возможной американо-советской ядерной войне составляло около получаса, следовательно, стороны не успевали в полной мере почувствовать подлинный ядерный прессинг.

А вот в ситуации, когда у сторон мало ядерного оружия (для одномоментного уничтожения всей страны сразу), наиболее оптимальным будет не массированное (как в случае конфликта США–СССР), а именно раздельное применение ядерного оружия, с целью усиления психологического давления на противника для принуждения последнего к капитуляции до того, как все ядерные боеприпасы будут израсходованы.

А теперь представим, что подобный конфликт разгорелся между Дели и Пекином. Богатые провинции КНР, которые совсем не горят желанием погибать ради имперских амбиций, подумывают об отделении. В этой ситуации вполне возможно, что в ядерно-психологическом противостоянии с индийцами Китай пойдет на попятную, отступит.

«А если все же не отступит?» – спросят нас. Тогда США, конечно, рисковать собой не будут, а Индия, вполне может реально ударить по китайским городам и получить в ответ.

АМЕРИКАНСКИЕ РЕЗОНЫ

В поражении Китая, безусловно, заинтересованы Соединенные Штаты. Ведь им нужно устранить такого сильного конкурента в борьбе за послекризисное устройство мира, как КНР, уверенно занимающий место СССР в геополитическом раскладе. Собственно говоря, ради нанесения китайцам страшного поражения американцы и идут, судя по всему, на жертву Пакистаном. Ради этого они сейчас форсированными темпами будут развивать сотрудничество с Индией в сферах военно-технического сотрудничества и ядерной энергетики. Ради этого они уже пообещали Дели передачу авианосца «Китти Хок». Индийцы, лишившись такого сильного покровителя как СССР, разворачиваются лицом к Америке.

План США может быть примерно таков: наносим китайцам поражение с помощью Индии – и вынуждаем КНР развернуть экспансию в сторону Сибири и Дальнего Востока. США прекрасно видят, как внутри Китая нарастают проблемы и противоречия, вынуждающие его идти на Север. Ведь ему просто деваться некуда – и образующийся «вакуум» на Севере тянет китайцев вполне объективно. Ну, а потом Вашингтону остается «придти на помощь» РФ – и превратить сибирско-дальневосточные ее земли в фактическую сырьевую колонию под контролем «международного консорциума» и под силовым зонтиком Америки. Возможно, в США рассчитывают на начало «горячего» конфликта КНР–РФ, в ходе которого высокоточное оружие американских ВМС и ВВС уничтожит пути снабжения китайских войск вторжения в РФ – и вынудит китайцев снова откатиться. (Такой сценарий обрисован в недавнем в триллере «соловья Пентагона» Тома Клэнси «Медведь и дракон»).

Потерпев поражение сначала в конфликте с Индией, а потом и при попытке совершить бросок в Сибирь, КНР впадет в жестокий внутренний кризис, где сольются потрясения экологические, экономические, энергетические, социальные, «ресурсно-дефицитные», межэтнические и т.д. А максимальный результат – развал Китая, как после Синьхайской революции 1911 года. И то и другое выгодно США.

РУССКОЕ ОПЕРЕЖАЮЩЕЕ ПЛАНИРОВАНИЕ

Надо четко уяснить себе, что впереди – «новые 1930-е» годы, когда политика напомнит танцы с волками. Там не будет верных союзников, так как каждый постарается выиграть за счет остальных.

У одной из американских интеллектуальных организаций (РЭНД-корпорации) есть очень правильный лозунг: «Помыслить о немыслимом». В этом состоит принцип опережающего планирования –то есть умения проанализировать причины, ход и последствия события (к примеру, войны) еще до ее начала. И выводы тоже делаются, исходя из данных анализа. Та сторона, которая умеет играть на опережение, обладает преимуществом во времени. Здесь – прямой выигрыш темпа. Более того, такая «опережающая» страна может влиять на ход будущего события в выгодную для себя сторону. В то время как ее противники будут постфактум изучать события и отставать в верном анализе, выводах, а главное – в действиях!

«А если события не будут развиваться по исходному сценарию?» – спросят нас. Для этого делаются «ветки» различных вариантов. Чем больше у вас веток, тем меньше будет неожиданностей. Плюс к этому может добавиться событийный сюжет, когда события будут стремиться развиваться именно по вашему сценарию. Или ваших оппонентов, коли вы не строите событийный сюжет, а они – строят.

Как ни странно, но война в Пакистане открывает перед Россией множество возможностей. США, ослабившие или – в благоприятном случае – развалившие Китай, займутся своими внутренними проблемами, без угрозы получить китайский кинжал в спину. Тем более, в рамках программы «Бумеранг» (см. «О ЧЕМ ВОЗВЕСТИЛИ АВГУСТОВСКИЕ ПУШКИ?») янки не станут оказывать серьезное сопротивление Москве в восстановлении территориальной целостности распавшейся в 1991-м страны (включая интеграцию Украины и Белоруссии). Все равно они считают возможный «неоСССР» нефтяной, слаборазвитой страной – колоссом на глиняных ногах. И одна из ветвей американской игры, заметим – война РФ–КНР, с «дружественной помощью» Москве со стороны США и НАТО – и с последующей «интернационализацией» Восточной Сибири и ДВ.

Россия в случае поражения КНР получит передышку для санации элиты. Конечно, элита может быть напугана локальной ядерной войной и начнет шевелиться. А может, и не начнет. Но «революция элит» в РФ в условиях разваленного или ослабшего Китая для русских менее опасна.

Остается решить одну проблему: переиграть американцев и не лишиться своих восточных территорий. Нейтрализовать Запад будет вполне возможно, но об этом – в другой статье.

Друзья и враги России-2020. Диапазон возможностей во внешней политике

Политический КЛАСС: События последних недель, продемонстрировавшие недвусмысленное стремление России вернуться в число ведущих мировых держав, требуют от отечественной дипломатии пересмотра приоритетов 90-х годов, формирования нового внешнеполитического курса, четкого обозначения друзей и врагов. Ориентиром для этого может стать Концепция долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации до 2020 года, которая, в частности, отмечает, что наша страна ‘восстановила статус мощной экономической державы’ и завоевала ‘право находиться в группе крупнейших стран — мировых лидеров как по динамике развития, так и по масштабам экономики’.

Россия вступает в настоящий XXI век

Новую эпоху в истории человечества в современной политологической литературе и экспертных материалах принято отсчитывать от падения Советского Союза в 1991 году и крушения вслед за этим биполярной системы, существовавшей в течение почти

50 лет. Тем не менее данный тезис можно оспорить, поскольку во многом геополитическая и внешнеполитическая конфигурация вплоть до последних двух-трех лет характеризовалась жесткой униполярностью и абсолютной доминацией США на мировой арене. Фактически вплоть до 2003-2005 годов ситуация являлась продолжением периода холодной войны с той лишь разницей, что ее победитель получал все. Недаром такая однозначность мировых раскладов сил позволила Фрэнсису Фукуяме заявить о ‘конце истории’ и абсолютном торжестве ‘либерального проекта’ в его американском исполнении. Пользуясь своим правом победителя, США навязывали человечеству не только собственную систему ценностей и политические приоритеты, но одновременно образ врага. Этот образ периодически трансформировался применительно к потребностям политического момента, но чаще всего под ним подразумевались как ‘недемократические’ режимы (вроде Северной Кореи), так и религиозно-экстремистские течения и движения (вроде ‘Аль-Каиды’). Одновременно по инерции образ вероятного противника формировался и в отношении России, хотя вплоть до последнего времени ее в качестве достойного конкурента Запад не рассматривал и снисходительно ‘позволял существовать’ на политической карте мира как энергетическому донору.

Однако мировая конъюнктура начала изменяться. События последних лет показали, что именно сейчас мир вступает в настоящий XXI век с новым раскладом сил и новой геополитической и внешнеполитической конъюнктурой. Таким образом, лишь сейчас завершился переходный период, во многом отталкивающийся от принципов ХХ столетия. Что же указывает на то, что происходящие трансформации являются качественными?

Выбор друзей и врагов  в новых геополитических реалиях

Прежде всего необходимо отметить возрождение большой мировой политики. Как утверждал еще Карл Шмитт, политика как таковая формируется только тогда, когда общества (в нашем случае страны) четко обозначают для себя друзей и врагов, а также осознают свои национальные интересы.

В последние годы (особенно после начала иракской кампании) происходит освобождение ведущих мировых акторов (а также претендентов на такой статус) от американской версии дихотомии ‘наши’ — ‘не наши’. В массовом порядке происходит переосмысление образа врага (правда, в меньшей степени ведется поиск друзей) и утверждается принцип национальных интересов в противовес общечеловеческим ценностям и американской модели демократии. Причем данный процесс затрагивает не только незападные общества, но даже и страны Евросоюза. Примечательно в этом плане, что известные постулаты мюнхенской речи Владимира Путина с жесткой критикой политики США в соответствии с данными соцопросов поддержали около 60% жителей Германии.

Во многом такое переосмысление образа врага и отказ от американского линейного пути развития были обусловлены внутренним кризисом демократической модели США (особенно в период правления Джорджа Буша-младшего), а также откровенным игнорированием Вашингтоном принципов международного права и политикой двойных стандартов на международной арене. Можно констатировать, что руководство Соединенных Штатов в 1990-х — начале 2000-х упустило возможность добиться мировой легитимности (что достигалось за счет хотя бы минимальной объективности и соблюдения приемлемых для других стран правил игры) и недальновидно встало на путь конфронтационного сценария и жесткого диктата. Отныне, например, установление демократии стало связываться не с внутренним ростом общественного самосознания, развитием социальных и политических институтов и гуманизацией жизни того или иного народа, а с ‘точечными ударами’ по системам жизнеобеспечения и банальной военной оккупацией тех стран, где имелась иная точка зрения относительно мировоззренческих и политических приоритетов. В некоторых случаях прямое вторжение подменялось сценарием ‘оранжевой революции’, что принципиально не влияло на ситуацию. Однако такой монологичный подход привел к дискредитации идеологической модели США и разочарованию в ее базовых ценностях элит и населения большинства стран мира. В итоге западная модель демократии оказалась не в состоянии не только обеспечить глобальную консолидацию, но и привела к росту конфликтности и нестабильности в мире.

Все это накладывается на резкую интенсификацию мировой конкурентной борьбы за ресурсы и рынки сбыта, что провоцирует

(наряду с первым фактором) рост международной конфронтационности и создает задел для активизации прежних и возникновения новых очагов вооруженных конфликтов. При этом речь идет не только об энергетических, но и о водных, демографических, продовольственных, территориальных, интеллектуальных и других ресурсах. Более того, в риторике руководителей и представителей элиты ведущих стран мира все более отчетливо проявляется силовой компонент, а также начинает муссироваться тема третьей мировой войны.

В этом плане нельзя не отметить ряд выступлений представителей западной элиты в рамках Атлантического совета в апреле 2008 года. В частности, известный медиамагнат Руперт Мердок, отметив ‘силовой крен’ в современной мировой политике, потребовал укрепить НАТО за счет новых стран (включая неевропейские, в качестве вариантов назывались Австралия, Израиль, Япония) и подверг резкой критике пассивность лидеров Старого Света: ‘Мы стоим перед болезненной реальностью: у Европы больше нет ни политической воли, ни социальной культуры для того, чтобы поддерживать боевые операции для защиты себя и своих союзников’. Тогда же его поддержал и главный союзник США на международной арене британский премьер Тони Блэр, который выступил за доктрину ‘жестких действий’, отметив, что ‘мы должны быть готовы к применению военной силы’. В рамках подобного международного тренда можно отметить и регулярно появляющиеся в медиапространстве слухи и дискуссии относительно начала новой глобальной войны. Причем, по мнению большинства экспертов и аналитиков, причина для ее развязывания окажется более чем прагматической — либо борьба за ресурсы, либо противостояние на рынках сбыта. Примечательно в этом плане, что в документах

НАТО прямо обозначено, что единовременное прекращение российских энергопоставок в Европу будет расценено ни много ни мало как объявление ‘горячей войны’.

Росту конфликтности способствует и постепенный дрейф в сторону многоуровневой мультиполярности, выравнивания возможностей ряда государств и межгосударственных объединений мира по отношению к действующему лидеру — США. Помимо Китая и ЕС на статус полюса международного влияния все чаще стали претендовать Индия, Иран, Арабский Восток, а также Россия. Эти страны начинают формулировать свое собственное видение врагов и друзей, стремясь потеснить США в политике и экономике.

Одновременно отсутствие общепризнанных мировоззренческих и идеологических скреп порождает тотальную прагматизацию внешней политики. Отныне уже сложно мобилизовать союзников по идеологическим, религиозным или этническим мотивам. Фактически завершилось время стратегических союзов, и мир перешел к калейдоскопической смене тактических альянсов. И здесь победителем окажется не только тот, кто обладает формальной силой, но тот, кто эту силу максимально эффективно использует, проявит больше хитрости и мастерства в позиционной войне.

По большому счету речь может идти о том, чтобы России в условиях нарастающего конфронтационного сценария мирового развития избежать серьезных потерь, не дать втянуть себя в макровойну, использовать по максимуму свои конкурентные преимущества.

Чем мы ответим врагу?

Несмотря на скептические оценки экспертов-пессимистов, у России также имеются свои немаловажные конкурентные преимущества.

Так, в условиях силового сценария принципиальным является обладание ядерным оружием, являющимся надежной гарантией суверенитета РФ и невмешательства извне в ее внутренние дела. Под прикрытием ядерного зонтика наша страна может гораздо более эффективно защищать свои национальные интересы в политике и бизнесе и даже вести успешные микровойны (как это было, например, в рамках югоосетинского конфликта), не опасаясь прямого военного вмешательства Запада.

Не менее важным может оказаться статус России как постоянного члена Совета Безопасности ООН с правом вето, что даже в нынешних условиях кризиса глобальных международных институтов дает возможность периодически блокировать наиболее нежелательные инициативы конкурентов. Одновременно такой высокий статус позволяет претендовать на то, чтобы при необходимости стать лидером альянса ‘униженных и оскорбленных’, альтернативного США. Кроме того, СБ ООН является важной переговорной и коммуникативной площадкой, позволяющей доносить до зарубежной общественности российские инициативы.

Особо важно отметить огромную территорию нашей страны и ее богатейший ресурсный потенциал (полезные ископаемые, запасы воды, аграрные площади и пр.). Стратегически важными, конечно, являются запасы углеводородов, поставки которых являются в том числе и элементом ‘энергетического шантажа’ для потребителей и позволяют в большей или меньшей степени обеспечивать их лояльность к Российской Федерации.

Наконец, важным конкурентным преимуществом РФ в глобальном противостоянии является имиджевый ресурс. До сих пор наша страна сохраняет ореол главного победителя фашизма во Второй мировой войне, что также является сдерживающим фактором для экспансии Запада — как пелось в одной советской песне, ‘мы прошли с тобой полсвета, если надо, повторим’.

Не менее значимым, особенно для стран третьего мира, является репутация России как государства, которое в течение 50 лет на равных боролось с США за влияние в мире. Такая историческая память тоже является важным ресурсом РФ, придающим ей дополнительный ореол силы. А с сильными и победителями даже по прошествии времени предпочитают не вступать в прямую конфронтацию.

Как успешно конкурировать с США и Китаем:  стратегия маневрирования

Тем не менее надо признать, что после развала СССР и целой череды внутриполитических и внутриэкономических кризисов 1990-х годов, существенно подорвавших наш потенциал, в настоящий момент, а также в ближайшие лет 10-15 мы не сможем в одиночку и на равных успешно бороться с главными мировыми центрами политического и экономического влияния — США и Китаем. И как здесь не вспомнить так называемый принцип Микояна, который Анастас Иванович с успехом реализовывал в исключительно сложной политической борьбе в рамках жесткой сталинской системы. Его образцово-показательное аппаратное лавирование даже нашло отражение в одном из популярных прежде анекдотов. Так, на вопрос коллеги, почему он в дождь идет без зонта, Микоян отвечает: ‘Ничего, я так, между струйками’. Не менее сложное маневрирование между Сциллой и Харибдой мировой политики предстоит и нашей стране в ближайшей и среднесрочной перспективе. И здесь важно, с одной стороны, не уступить собственных уже достигнутых позиций, а по возможности их укрепить, а с другой — не дать втянуть себя в глобальное противостояние. А такого рода попытки обязательно будут предприниматься. Причем даже победа в подобных столкновениях может оказаться пирровой, поскольку неизбежно повлечет за собой перенапряжение сил.

Однако стратегия маневрирования не исключает проведения активной внешней политики, жесткой защиты национальных интересов, борьбы за статус великой державы. Просто здесь стоит разделить понятия ‘великая держава’ и ‘великодержавная политика’. Если первое является целью Российского государства, то второе — лишь одним из возможных, причем весьма небесспорных средств ее реализации. Издержки псевдовеликодержавного курса отчетливо видны в деятельности российского руководства периода Бориса Ельцина. Тогда в условиях ограниченности политических, военных и экономических ресурсов активная внешняя политика преимущественно имитировалась. Причем конкретные эффективные действия зачастую подменялись громкими акциями вроде марш-броска российских десантников к аэропорту в Приштине или разворота самолета премьер-министра над Атлантикой в знак протеста против бомбежек Югославии. В нынешних условиях, когда Россия во многом сумела преодолеть политический и социально-экономический кризис и вступила в полосу накопления богатств, уже нет необходимости надувать щеки и стращать мир оскалом русского медведя, а можно действовать уверенно и последовательно, но при этом с позиции силы.

На самом деле вполне можно быть великой державой, не проводя жесткую, агрессивную политику комбинационного характера, к которой Россия пока еще не готова. Напротив, на ‘великой шахматной доске’ весьма выгодной может оказаться позиционная игра, связанная с умением добиваться успеха на противостоянии других мощных центров мирового влияния. Россия в настоящий момент не может выдержать политики перенапряжения, а атака с негодными средствами чревата поражением. Футбольный навал неадекватен для тонкой позиционной шахматной партии.

Кстати, уже сейчас наблюдается ситуация, когда великие державы современности могут не выдержать взятой на себя миссии доминирующих мировых игроков (это касается США, Евросоюза и Китая). Например, США уже испытывают существенные трудности от распыления военных и экономических ресурсов по всему миру. Каждый день боевых действий в Ираке и Афганистане наносит удар не только по американскому бюджету, но и влечет за собой брожение как внутри США, так и в целом в мире. Все это накладывается на существенные финансовые затраты по поддержанию униполярности. Помимо того что Вашингтон вынужден крупно вкладываться в различного рода ‘проекты демократии’, одновременно растут аппетиты и запросы его союзников (как тут не вспомнить недавний счет от Саакашвили на

1-2 миллиарда долларов на ‘восстановление Грузии’ после провальной войны в Южной Осетии или неприличный торг с Польшей относительно условий размещения на ее территории элементов американской ПРО). Одновременно США испытывают внутренние проблемы финансового характера, что уже в ближайшей перспективе может существенно снизить их возможности. Тем не менее нельзя не учитывать специфики политической культуры американских элит — не исключено, что при определенных условиях неблагоприятное экономическое положение они могут скорректировать силовыми действиями. Как говорится, плохое настроение носорога — проблема не его, а окружающих.

Если проанализировать состояние Объединенной Европы, то она тоже постепенно надрывается под грузом проблем, главной из которых является огульное расширение ЕС. В своем большинстве страны-неофиты являются постсоветскими государствами, которые до сих пор не могут забыть о дотационном существовании в рамках Организации Варшавского договора. Более того, с такого рода стандартами жизни они перешли под новые знамена, требуя от староевропейцев опеки и заботы. Подобное потребительское отношение все чаще провоцирует конфликты внутри ЕС, ведет к расколам и существенно подрывает мощь этого образования как одного из центров мирового влияния. Не менее серьезной проблемой Евросоюза является ограниченность энергетической базы и его зависимость от поставок извне (прежде всего из России).

Что же касается Китая, то на первый взгляд его положение кажется неколебимым в силу экономической и военно-политической мощи. Тем не менее нельзя исключать того, что КНР также может вступить в череду кризисов. Во многом это будет связано с идеологическим фактором — здесь рано или поздно сохраняющаяся коммунистическая система вступит в противоречие с рыночными реалиями, а также идеологическими приоритетами XXI века, что чревато ‘китайской перестройкой’, которая может существенно ослабить позиции Поднебесной. Кстати, в настоящий момент Китай не менее чем США перенапрягается и в плане проведения активной международной политики. Ни для кого не секрет, что победы левых сил в разных частях земного шара (Африка, Латинская Америка, Азия) обусловлены прежде всего интенсивной финансовой и военной поддержкой со стороны КНР.

Поэтому, играя осторожно и позиционно, Россия может добиться успеха за счет в том числе псевдоактивных действий своих глобальных конкурентов.

На глобальную доску геополитики вполне целесообразно привнести два главных принципа шахматной позиционной игры, которые предопределят логику внешней политики России по крайней мере на среднесрочную перспективу. Эти два принципа следующие: игра на накопление мелких преимуществ с регулярным закреплением результатов и лавирование против слабостей конкурентов.

Какие же цели должно преследовать подобное накопление и маневрирование?

Прежде всего важно восстановить экономический, а по возможности и политический контроль над постсоветским пространством, не допустить дальнейшего продвижения США, Евросоюза и НАТО в сферу жизненно важных интересов России. Как максимум данная стратегия должна предусматривать ограничение военного и политического суверенитета постсоветских стран, их существование под эгидой России. Как минимум за счет их территорий целесообразно создать буферные зоны вокруг России для сдерживания Североатлантического альянса. При этом в зоне особого внимания отечественной дипломатии должны оказаться Украина и Азербайджан.

Украина принципиальна для США и ЕС с точки зрения разрушения принципов славянского единства и сопротивления национальных элит российскому политическому и экономическому влиянию. При этом самый опасный для РФ сценарий связан даже не с импульсивными антироссийскими действиями фактически обанкротившегося Виктора Ющенко, а с самой убаюкивающей позицией украинской элиты, которая в своем большинстве, не возражая против экономического сотрудничества с нашей страной, тем не менее постепенно и неуклонно дрейфует в сторону Запада. Одновременно ей (включая и партию Януковича) удается относительно эффективно обрабатывать в европейском духе население страны: продвижение ‘оранжевых настроений’ и украинского национализма в последние годы отмечается даже в традиционно пророссийских городах и областях (Харьков, Одесса, Запорожье и др.). Объективно борьба за Украину потребует не только ужесточения и прагматизации курса в отношении руководства этой страны, но и тотальной замены там команды наших агентов влияния, а при необходимости — готовности к проведению курса на федерализацию этой постсоветской страны.

Что же касается Азербайджана, то это постсоветское государство принципиально важно для нас с точки зрения как энергетической, так и геополитической. Фактически с начала 1990-х годов (со времен первого постсоветского президента Абульфаза Эльчибея) и вплоть до наших дней эта бывшая советская республика пребывает в сфере влияния США, которые серьезно вложились в местный нефтяной бизнес. Одновременно руководство Азербайджана принимало и принимает активное участие в различного рода антироссийских политических и экономических инициативах (ГУАМ, трубопровод Баку-Тбилиси-Джейхан и др.). Тем не менее эта страна исключительно важна для энергетического партнерства с Россией, и, несмотря на все вышеуказанные проблемы, ее нельзя считать потерянной с точки зрения двустороннего сотрудничества. Во-первых, в отличие от Виктора Ющенко и Михаила Саакашвили Ильхам Алиев не является идеологическим противником РФ, особенно с учетом того, что в России проживает многочисленная и влиятельная азербайджанская диаспора. Во-вторых, элита Азербайджана также не является откровенно прозападной, разве что камнем преткновения во взаимодействии с российскими коллегами для нее выступает проблема Нагорного Карабаха. Все это создает предпосылки для активизации России на азербайджанском направлении, причем первые попытки установления диалога уже были отмечены в июне 2008 года. Тогда для закрепления отношений ‘Газпром’ предложил закупать азербайджанский газ по рыночным ценам на основе долгосрочных контрактов.

Кроме того, России целесообразно интенсифицировать контакты с партнерами в рамках альтернативных США международных формальных и неформальных объединений (БРИК, ШОС, Исламская конференция), а также либо самостоятельно создать, либо оказать косвенное содействие формированию новых подобных альянсов. Актуальность создания пророссийского внешнеполитического пула резко возросла в последние недели на фоне жесткого противостояния РФ и Запада по вопросу признания Абхазии и Южной Осетии. При этом нужна четкая линия на стимулирование союзников (в том числе экономическое), и здесь Россия в качестве претендента на статус великой державы должна быть готова к определенным жертвам. Как говорится, положение обязывает. Поэтому, например, газ, поставляемый в Армению, даже вопреки экономической целесообразности должен быть хотя бы немного, но дешевле, чем для Грузии. Здесь должен действовать принцип не откровенной покупки лояльности (вариант не очень надежный, поскольку всегда имеются возможности перебить российские ставки), а скорее, внимания и поддержки. Но это не означает, что мы должны формировать у наших партнеров ощущение социального иждивенчества. В ответ на уступки экономического и военно-технического характера Россия должна получить четкие и откровенные гарантии долговременных союзнических отношений. В противном случае существует опасность в очередной раз поддержать условно пророссийские режимы Кучмы, Шеварднадзе, Воронина, Рахмонова и тому подобных сомнительных ‘партнеров’, которые либо стремятся откровенно и безвозмездно эксплуатировать экономический потенциал Москвы, либо возвращаются под ее руку с рейтингом в 5-6%, стремясь найти защиту от очередных ‘оранжевых революционеров’.

Политика лавирования против слабостей США подразумевает также прямое или косвенное стимулирование очагов сопротивления американской экспансии. Так, имеет смысл поддерживать в тлеющем состоянии очаги напряженности в разных регионах мира (Южная Америка, Африка, Иран, Куба), способные отвлечь на себя внимание и силы главного вероятного противника. Если проводить смелые исторические параллели, то нам, как в 1941 году, нужно максимально тянуть время для качественной политической, экономической и военной подготовки к ожидаемой в ближайшие десятилетия активизации глобальной конкуренции.

Еще одной разновидностью маневрирования можно считать игры с нашим энергетическим ресурсом. Несмотря на протесты европейцев относительно ‘энергетического шантажа’, нужно вырабатывать у наших партнеров в ЕС рефлексы собаки Павлова — бесперебойность поставок наших нефти и газа в обмен как минимум на политический нейтралитет и экономическую взаимность с их стороны. При этом, несмотря на информационный шум, а также на камлания европейцев по поводу подписания Россией Энергетической хартии (что в нынешних условиях является совсем уже маловероятным сценарием) и ‘проблемы’ прав человека в РФ, они явно не готовы идти на жесткую конфронтацию и в любом случае будут вынуждены договариваться. Также целесообразно начать (или по крайней мере обозначить) диверсификацию поставок углеводородов с учетом восточного направления, чтобы в ЕС не было ощущения исключительности своих энергетических маршрутов. Угроза подпитки экономики Китая российскими энергоресурсами сразу заставит представителей европейских и американских элит активизировать левое полушарие своего головного мозга и, отказавшись от псевдодемократической риторики, вступить в прагматичный диалог с нашей страной.

Кстати, тактика внешнеполитического маневрирования не исключает и кропотливой работы с теми, кто в целом занимает по отношению к РФ позицию враждебного нейтралитета в политике, но заинтересован в экономическом взаимодействии. В этом плане российскому руководству и профессиональным дипломатам есть смысл выявить слабые звенья в ЕС и целенаправленно работать с этими странами для создания внутри объединенной Европы своих агентов влияния. Реалистичность подобного развития событий подтверждается ‘синдромом Шредера’: приобщившись к выгодным российским бизнес-проектам, самые влиятельные политики ЕС, совсем недавно критиковавшие ‘авторитарный режим Путина’, становятся его лучшими друзьями и горячими лоббистами интересов РФ.

При этом можно использовать разные аргументы для стимулирования лояльности членов Евросоюза. Так, для одних (Германия, Италия, Великобритания, Венгрия, Франция) принципиально важным является энергетическое сотрудничество с РФ, поскольку их экономики уже сейчас испытывают дефицит углеводородов, а со временем такая недостача будет лишь возрастать. Кроме того, некоторые из них готовы выступить в роли распределительного центра российского голубого топлива, что лишь добавляет им энтузиазма во взаимодействии с нами. Для других (Греция, Сербия, Черногория, Македония, Болгария) весомым может оказаться культурный и религиозный момент — православная общность стран. Эффективная эксплуатация этой темы способна создать внутри ЕС по меньшей мере группу поддержки РФ. Разновидностью такой культурной повестки дня может стать также проброс идей панславизма для славянских стран, которые не относятся к православному миру, — прежде всего для Чехии и Хорватии. Еще одна стратегическая линия на вербовку союзников в Европе связана с потребностью ряда стран (например, отвергнувшей Конституцию ЕС Ирландии или опального офшорного Люксембурга) в политической поддержке со стороны РФ. Как показывает недавний скандальный опыт Польши, несмотря на свой относительно невысокий статус, эти государства вполне могут попортить кровь официальному Брюсселю своей альтернативной позицией.

Немаловажными являются и массовые настроения населения тех или иных стран. Так, например, в Чехии при всех ее комплексах

1968 года вполне можно поднять волну снизу, основанную на пацифистских настроениях чехов и направленную против размещения на территории страны американских военных. Одновременно есть шансы даже на раскол НАТО — многие в ЕС поддерживают проект создания Еврокорпуса — альтернативного Североатлантическому альянсу воинского подразделения, в котором, кстати, могли бы принять участие и российские военные.

Наконец, для наращивания международного политического капитала России целесообразно взять на себя миссию лидера стран третьего мира, главного заступника ‘униженных и оскорбленных’. Это особенно важно в условиях политического и экономического подъема мировой периферии.

Эффективная внешняя политика при надежных тылах

Однако для претворения в жизнь эффективной внешней политики образца XXI века требуется создание не только благоприятных внешнеполитических, но и внутриполитических условий. Лишь при условии сохранения политической стабильности и высоких темпов экономического роста Россия может бороться за статус мировой державы.

К таковым условиям относятся:

— сохранение консолидации общества вокруг действующего руководства РФ, ограничение активности неконструктивных противников власти на партийно-политическом поле и в медиапространстве;

— достижение динамичного социально-экономического развития страны, проведение ее последовательной инновационной модернизации;

— создание армии XXI века, способной к выполнению масштабных задач как внутри России, так и за ее пределами;

— оптимизация работы бюрократии в направлении большей эффективности и оперативности реакций на вызовы современности;

— подготовка новых кадров отечественной элиты, ориентированных на принципы и технологии XXI века;

— создание эффективных информационных и PR-механизмов, способных донести точку зрения российского руководства не только до населения, но и до мировой общественности.

Такое органичное сочетание внутри- и внешнеполитических усилий обеспечит комплексную защиту национальных интересов и суверенитета России-2020 и позволит нашей стране выйти из горнила конфликтной международной политики окрепшей и ориентированной на результат. В начале ХХ века Петр Столыпин произнес знаменитую фразу: ‘Дайте мне 20 лет спокойствия, и вы не узнаете Россию’. Однако тогда, в условиях слабости власти, мощного внутреннего социального конфликта и обветшалости политических институтов, такие слова выглядели благим пожеланием и гласом вопиющего в пустыне. В то же время современная Россия обладает значительным запасом внутренней прочности для того, чтобы совершить рывок в будущее, максимально мобилизуя имеющиеся возможности. Главное — правильно определиться с врагами и друзьями.

Автор: Александр Шатилов