СМИ: У США в настоящее время одна задача – не допустить транспортировку иранского газа не только в Европу, но и в Россию с Китаем

«Нефть России»: Даже в самые драматические моменты в отношениях между США и Ираном, когда американские разведывательные службы не могли со всей уверенность утверждать или отрицать наличие в Иране необходимых составляющих для создания атомного оружия, оракул Америки Збигнев Бжезинский (выходец из польской семьи с армянскими корнями) продолжал настаивать на урегулировании американо-иранских отношений как фактора решения многих проблем США на Ближнем Востоке и во Внутренней Евразии, и, конечно же, решения проблем в сфере нефти и газа. Данную линию Бжезинский проводит на протяжении не менее 20 лет, что вызывало явное недовольство друзей Израиля в США, хотя политолог утверждал, что нормализация отношений с Ираном приведет и к обеспечению безопасности Израиля, — пишет армянское издание «Иравунк de facto».

Такой политический проектант, как Бжезинский, не мог не понимать, что рано или поздно произойдет «провал» в американо-турецких отношениях, но предпочитал не опережать события, хотя, если внимательнее вчитаться в его работы, то можно заметить отсутствие роли и места Турции в выстраивании новой стратегии США на «Евразийских Балканах». Политолога иногда упрекают в том, что он не сумел прогнозировать многие ключевые события, кроме развала СССР, о чем подозревала даже советская интеллигенция, но, видимо, политологи такого уровня вынуждены отказаться от тщеславия быть признанными авторами гениальных прогнозов, так как их высказывания могут заметно скорректировать международную политику. Не отметить и не заметить — это тоже профессиональная работа. «Я привык, что мои коллеги начинают беседу, чувствуя себя напряженно, но в конце разговора они неизменно ощущают большее понимание и раскованность. Размышляя о странах региона, я никогда не допускал какого-либо выпада по отношению к Армении, и, конечно, не потому, что мои далекие армянские предки добрались когда-то до Польши, а по причине того, что Армения могла бы быть незаменимым партнером и другом США».

Как известно, любая легенда требует подпитки и актуализации, хотя бы в частных беседах, но, нужно признать, что «иранская перспектива» во внешней политике США объясняется, во многом, ожидаемым еще с середины 90-ых годов ухудшением турецко-американских отношений и поиском серьезной альтернативы в регионе «Большого Ближнего Востока». Несомненно, иранская тема интересует не только мэтра американской политологии, но и некоторых других актуальных политических проектантов, в связи с задачами решения проблем, связанных с Россией, но именно это направление и обусловливает поиск возможностей найти замену Турции как стратегического союзника в регионе.
В аналитических материалах, публикуемых на сайтах ведущих исследовательских центров и институтов США, в последние месяцы прослеживаются весьма любопытные мысли, которые при первом приближении могут казаться результатом некоторой растерянности.

Речь идет о том, что, наряду с «положительным сальдо», с которым США вышли из военного конфликта на Южном Кавказе летом 2008 года, что позволило американцам упрочить свое военное присутствие в Черноморско-Кавказском регионе, имеется пример того, как США были отвлечены от главной геополитической задачи – противостояния Китаю. Эта мысль не очень убедительно, но все же прослеживается в работах ряда американских политологов, в том числе, тех, кто занимается проблемами Кавказа и Центральной Азии и Ближнего Востока. И это понятно, так как американские специалисты по Китаю вовлечены в решение более узких проблем и не обладают той феноменальной эрудицией и интуицией, которая присуща аналитикам, которые специализируются по данным регионам.

Таким образом, проводится мысль о том, что в американской политике наблюдается увлечение довольно «выигрышными» темами, которыми являются Центральная Азия и Ближний Восток, что отвлекает усилия и ресурсы США от Китая, тогда как это геополитическое направление, с точки зрения дальней перспективы, является всего лишь подчиненным в выполнении главной цели – сдерживания Китая. В связи с этим, можно придти к выводу, что политика США во Внутренней Евразии связана с более глобальными задачами. Но даже преимущественные позиции во Внутренней Евразии не могут обеспечить создания надежного фронта государств для выполнения этой задачи, и американцам необходим стратегический союз с Индией, как страной онтологически и экзистенциально противостоящей Китаю. При этом, Индия, по замыслу американских проектировщиков, должна стать «полюсом» притяжения обширных регионов Центральной Азии, предоставляющих великой державе Южной Азии свои ресурсы.

В 2006 году Дж. Буш подписал некий документ, содержащий задачи по организации перетока энергетических ресурсов Центральной Азии в Индию. Несмотря на то, что в данном документе отмечается вся Южная Азия, включая Пакистан, как потребитель данных центрально-азиатских ресурсов, но не вызывает сомнений, что истинная цель — это усиление Индии и предотвращение ориентации нефтяных, газовых и других сырьевых ресурсов Центральной Азии на Китай. Пока что данные задачи США успешно провалены, так как коммуникации между Центральной Азией и Индией практически отсутствуют, Афганистан, как транзитная страна – это все еще нонсенс, а Китай, напротив, активно осуществляет транспортировку нефти и газа, и это весьма устраивает Казахстан, Туркменистан и Узбекистан, которые нуждаются в надежных, альтернативных маршрутах экспорта своих энергоресурсов. Уже сейчас данный импорт энергоресурсов привел к заметным последствиям в экономической ситуации в западных провинциях Китая. Это не может не беспокоить США. Возможно, нынешний мировой экономический кризис позволит отложить превращение Китая в еще более могущественную державу лет на 5-7, но не более, и в будущем США должны выработать эффективную региональную политику, где проблемы с Россией будут рассматриваться как приложение к генеральной задаче.

Под «занавес программы» администрация Буша подписала с Индией договор по проблемам использования атомной энергии и другим проблемам в этом ряду, что, практически, обеспечивает надежную базу для создания американо-индийского альянса стратегического характера. Нужно сказать, что администрация Буша несколько раз пыталась найти подходы в установлении более доверительных отношений с Китаем, что неизменно оказывалось несостоятельным. «Классическим» примером неготовности США противостоять китайской экспансии и росту его могуществу стал провал «плана» Роберта Зелика, который был назначен первым заместителем госекретаря США после переизбрания Буша президентом на второй срок. Данное назначение было связано непосредственно с выполнением задач по Китаю, и Роберту Зелику удалось продержаться на этой должности не более шести месяцев. В основе идеи Р.Зелика лежали намерения не противостоять Китаю, а вовлечь его в решение общемировых проблем, при максимальной солидарности с США. Видимо, США наглухо отказались от этой затеи и пришли к выводу, что только сильное военно-политическое и экономическое противостояние позволит сдерживать Китай. То есть, сделана ставка на геоэкономику, и в этом проекте Иран может иметь заметное участие.

Иран обладает крупнейшими в мире резервами природного газа, и данные резервы все еще являются предметом актуальной геоэкономической игры, хотя проблема использования иранского газа давно обсуждается в мировой политике. Европейцы понимают, что без иранских ресурсов газа им не удастся по-настоящему диверсифицировать поставки этого топлива и снизить зависимость от России.

Азербайджанский газ может выполнять только очень локальную и ограниченную роль. Туркменский газ все еще остается сомнительным вариантом, так как за него идет упорная борьба с участием России и Китая. Несмотря на то, что европейцы без излишнего воодушевления соорудили газопровод через территорию Турции, недоверие к этой стране как партнеру растет, а объемы иранского газа позволили бы заметно погасить сомнения и риски. Для Турции сооружение газопровода по проекту NABUСCO и, в особенности, транзит иранского газа означали бы закрепление за ней статуса межконтинентального узла транспортировки энергоресурсов. Турция охотно приняла бы участие в разработке иранских газовых месторождений и уже заявила об этих намерениях. Но США категорически выступают против транспортировки иранского газа в Европу и причастности Ирана к проекту NABUСCO. Было бы нелогично организовать катастрофическое падение цен на нефть и одновременно обеспечить Ирану доходы от экспорта газа. Но в современных условиях, когда энергетика оказалась в фокусе мировой политики, иранские запасы газа не могут оставаться незатребованными и не применяться длительное время. Ситуация вынудит решить этот вопрос, и он будет решен, если не при участии США, то другими державами.

У США в настоящее время одна задача – не допустить транспортировку иранского газа не только в Европу, но и в Россию с Китаем. Поэтому перед новой администрацией США, так или иначе, встанет вопрос – что является менее неприемлемым — допустить транспортировку иранского газа в Европу или в Китай. В связи с этим и станут актуальными идеи Бжезинского относительно урегулирования отношений с Ираном. Иран, стремящийся максимально снизить зависимость от экспорта нефти, пытается заменить доходы от экспорта нефти доходами от экспорта газа. Поэтому газовая тема может стать хорошей базой для переговоров и урегулирования американо-иранских отношений.

Бжезинский и аналитики, сотрудничающие с ним, считают, что транспортировка иранского газа в Европу не нанесет ущерба энергетической безопасности европейских государств, и Иран не сумеет шантажировать Европу, если этот проект будут контролировать США. В данных раскладах и размышлениях имеется один весьма уязвимый момент – возможность консолидации Ирана и России, когда данный газовый шантаж может привести к очень неприятным последствиям. Эта версия подкрепляется попытками России, Ирана и Катара создать газовый ОПЕК и во многом контролировать газовый рынок и проекты по транспортировке газа. Рассматривая последние работы американских аналитиков на эту тему, можно заметить некий «китайский фундаментализм», когда все больше геоэкономические проекты мирового значения примеряются на интересы Китая и угрозы, которые исходят для этой державы.

Вместе с тем, имеется третий вариант направления иранского газа, — это Индия, которая давно испытывает огромный недостаток в углеводородном сырье. Практически, энергетический фактор стал важнейшим ограничением экономического развития как Индии, так и Китая. Здесь возникают следующие вопросы: насколько США заинтересованы в успешном решении энергетических вопросов европейских государств, особенно Германии и Франции; насколько для США приемлем транзит энергоресурсов через территорию Турции, которая все более становится ненадежной; что для американцев более важно – получение доходов Ираном или успешное развитие Индии и ограничение развития Китая; может ли привести организация транспортировки иранского в Индию к разобщению стран-участниц так называемого газового ОПЕК, если окажется, что не остается предмета обсуждения выхода на общие рынки.

Как видим, возникает игровая ситуация, в которой не может не иметь своих интересов Великобритания. Если спросить экспертов, например, аналитического совета компании BP, то, независимо от ответа, можно будет догадаться, что Великобритания вовсе не заинтересована в транспортировке иранского газа ни в Европу, ни в Китай. Но в особенности беспокоит британцев возможность транзита иранского газа в Европу через газотранспортную систему России. Это было бы существенным ударом не только по энергетической, но всей политике Великобритании в Евразии и на Ближнем Востоке. Что касается транспортировки иранского газа в Индию, то Великобритания имеет немало шансов взять под свой контроль этот проект.

Таким образом, «иранский проект» Бжезинского приобретает совершенно иной диапазон, и задача использовать Иран как инструмент противостояния России становится ограниченной задачей более обширного плана, направленного, в конечном счете, на сдерживание Китая. Конечно, при этом Армения лишается всяких надежд на транзит иранского газа в европейском или российском направлении. Но с другой стороны, запасы газа в Иране настолько огромные, что на этом поле можно реализовать любой сценарий и обеспечить функционирование не менее двух стратегических направлений транспортировки этих ресурсов.

Перевод опубликован «ИнноСМИ».

“Polityka”, Польша: Газ без нас

«Красная звезда»: Ветры войны над Персидским заливом

«Нефть России»: «В рамках самых серьезных финансовых перемен в современной истории Ближнего Востока, — написала недавно британская газета The Independent , — арабские государства Персидского залива планируют — вместе с Китаем, Россией, Японией и Францией — прекратить расчеты за нефть в долларах, перейдя вместо этого на корзину валют, которая будет включать в себя японские иены, китайские юани, евро, золото и новую объединенную валюту, запланированную для стран, входящих в Совет по сотрудничеству стран Персидского залива…»

Никто из официальных лиц указанных выше стран не подтвердил эту информацию. В частности, министр нефти Кувейта шейх Ахмед аль-Абдулла аль-Сабах заявил, что министры нефти стран Персидского залива не проводили между собой никаких переговоров на эту тему. А глава Центробанка Объединенных Арабских Эмиратов султан Насер аль-Сувейди сказал, что его государство не планирует отказываться от установки цен на нефть в долларах. «Никакой встречи не было», — сообщил он агентству «Ассошиэйтед пресс», добавив, что доллар «продолжит оставаться валютой для цен на нефть». Но, как говорится, камень был брошен, и круги пошли по воде, — пишет «Красная звезда».

Само название редакционной статьи в The Independent — «Конец доллара и начало нового миропорядка» — говорит само за себя. Нельзя не согласиться с высказанным в ней мнением, что «глобальный финансовый кризис прошлой осени вызвал настоящее экономическое землетрясение. Не прекратилось оно и по сию пору «. Стоимость американской валюты, действительно, упала, и в свете растущего в США бюджетного дефицита усиливаются опасения, что доллар может продолжить обесцениваться. В этих условиях, как отметила газета, «отдавать свои товары за валюту с неопределенным будущим не хочет никто».

Для экспертов очевидно, что эпоха доллара завершается. Со времен Второй мировой войны доллар, благодаря экономическому превосходству США, был краеугольным камнем мировой торговли. Но в нашем мире ничто не вечно — как пишет The Independent, финансовый кризис заставил СИТА «пошатнуться под бременем государственных и частных долгов и сильно ударил по их перспективам роста. С другой стороны, развивающиеся страны, такие как Китай, Бразилия и Индия, намного лучше переносят экономическую бурю… Переход мировой торговли на несколько валют экономически целесообразен». В рыночной экономике во главу угла поставлены критерии экономической целесообразности и размеров прибыли, поэтому сентиментальные настроения исключены — даже по отношению к доллару СИТА.

По мнению аналитиков, судьба доллара во многом зависит от позиции Саудовской Аравии, обладающей крупнейшими нефтяными запасами в мире. Пока правящей в Эр-Рияде династии выгодно, в том числе по геополитическим соображениям, чтобы США оставались сильными и продолжали активно участвовать в жизни Ближневосточного региона.

В этом регионе есть, однако, еще одно государство, решения которого могут обернуться похоронным звоном по доллару СИТА. Это Иран, обладающий значительными запасами нефти и газа (он второй в мире по объемам разведанных запасов природного газа и нефти — соответственно 15, 7 и 11, 2 процента мировых запасов, согласно данным «Бритиш петролеум»). При этом его экспорт углеводородного сырья не связан с североамериканским рынком. В сентябре Иран объявил, что его валютные резервы будут теперь держаться в евро, а не в долларах. Последствия этого решения могут быть самыми драматическими для всей системы международных отношений. «Банкиры конечно же помнят о том, что случилось с последней ближневосточной нефтедобывающей страной, решившей продавать свою нефть за евро вместо долларов, — указала британская The Independent. — Через несколько месяцев, после того как Саддам Хусейн объявил о своем решении, американцы и британцы вторглись в Ирак».

Первая информация о стремлении Ирана отказаться от доллара США при международных расчетах появилась еще два года назад. В декабре 2007 года иранское информагентство ИСНА распространило слова министра нефти Исламской Республики: «В рамках проводимого курса на продажу сырой нефти за любую другую валюту, кроме доллара, в настоящее время продажа Ираном нефти за американскую валюту полностью исключена». Тогда же (в середине ноября) президент Ирана Махмуд Ахмадинежад предложил странам — членам Организации стран-экспортеров нефти (ОПЕК) отказаться от американской валюты при расчетах за нефть из-за ее обесценивания

В апреле 2008 года Махмуд Ахмадинежад на встрече с генеральным секретарем ОПЕК Абдаллой Салемом аль-Бадри предложил государствам ОПЕК создать общий банк, отказаться от доллара в своих расчетах и перейти на новую единую валюту. В это же время последовало заявление представителя Иранской национальной нефтяной компании о том, что его страна полностью отказалась от доллара при экспорте своей нефти и перешла на евро и японскую иену: «Мы договорились со всеми потребителями иранской нефти о торговле в других валютах. Сделки в Европе будут заключаться в евро, в Азии — в евро и иенах, причем торговля в иенах будет вестись не только с Японией».

Многие западные аналитики сегодня прямо пишут о неизбежности военного удара по Ирану. Разногласия касаются только сроков нанесения первого ракетно-бомбового удара, масштабов военной операции и состава участников. Статья в американской газете «The Washington Times» в начале октября с. г. так и называлась: «Грядущая война с Ираном». Ее автор Джеффри Кунер, обозреватель газеты и президент расположенного в Вашингтоне научно-исследовательского центра «Институт Эдмунда Берке», пишет: «Война с Ираном стала неизбежной. Без ответа остался только один вопрос — начнется ли она раньше или позже. Последние ракетные испытания Тегерана говорят о том, что апокалиптические муллы пришли к такому же выводу… Тегеран постепенно расширяет региональную сферу своего влияния. Он поддерживает повстанческие группы в Ираке, которые убивают американских солдат. Он оказывает спонсорскую поддержку ХАМАС и «Хезболла» (ХАМАС — «Исламское движение сопротивления» — правящее с 2007 г. в секторе Газа палестинское движение; «Хезболла» — ливанская политическая партия, выступающая за создание в Ливане исламского государства. — Ред. / Он превратил Сирию в политического вассала. Он заключил союз с Уго Чавесом из Венесуэлы».

И далее Кунер заявляет: «С момента провозглашения исламской революции в 1979 году Иран вовлечен в идеологическую борьбу с Западом. Два его главных врага — это Соединенные Штаты («Большой Сатана») и Израиль («Маленький Сатана»). На протяжении многих лет Иран пытается создать мусульманскую империю и восстановить средневековую исламскую цивилизацию до ее былых размеров. Ядерное оружие необходимо не только для того, чтобы достичь уровня сверхдержавы. Это также средство для достижения окончательного триумфа мессианского шиизма».

Сказано враждебно по отношению к Ирану, но отражает реальные настроения во влиятельных кругах американского истеблишмента. Эти взгляды совпадают с позицией многих израильских политиков, а также правящих кланов аравийских арабов, которые со времен Средневековья враждовали с Персидской державой и не раз вторгались в ее владения (арабские набеги на Сасанидский Иран начались в 632 году).

Нынешним общественным мнением как-то забывается, что Иран, наряду с Китаем, Индией и Россией, — один из древнейших мировых центров силы и цивилизационных полюсов со своей самобытной культурой. И если первозданный Египет, еще одна древняя цивилизация, фактически исчез в ходе походов аравийских арабов, то персидская держава, несмотря на неоднократно понесенные поражения, не поддалась колонизации и сумела выжить, сохранив национальную самоидентификацию. В Тегеране не могут не видеть, что Китай, Индия и Россия сегодня в условиях возрождающегося многополюсного мира являются центрами силы и, благодаря обладанию ядерным оружием, неприкосновенны. Это, видимо, надо иметь в виду при анализе мотивов поведения Тегерана.

В условиях нависшего дамоклова меча США Тегеран уповает на «энергетическую дипломатию», так как страны Евросоюза, Китай, Индия по многим соображениям (геополитическим, экономическим, военно-стратегическим…) заинтересованы в сохранении мира в зоне Персидского залива. Очевидно, что важнейшие судоходные маршруты в регионе в случае авиационных и ракетных ударов по иранским ядерным объектам будут нарушены Тегераном в качестве ответной меры, что приведет к росту цен на нефть до уровня 200, а то и 300 долларов за баррель. Не трудно представить, что это будет означать для экономик стран Евросоюза, а также Китая и Индии. Китай, как известно, импортирует 60 процентов объемов потребляемой нефти, и большая часть поставок идет с Ближнего Востока (арабские страны этого региона обеспечивают до 50 процентов китайского нефтяного импорта). В 2008 году китайцы заключили соглашение с Ираном на 8 млрд. долларов, в рамках которого собираются создавать в этой стране нефтеперерабатывающие мощности и разрабатывать газовые месторождения.

Иранский газ ожидают также в Индии. Первый шаг к осуществлению этого проекта уже сделан. В мае с. г. президенты Ирана и Пакистана подписали в Тегеране соглашение о строительстве газопровода «Мир». Его общая протяженность составит около 2. 700 километров: 1. 000 — на территории Ирана, 1. 000 — на территории Пакистана и более 600 — на территории Индии в случае присоединения этой страны к соглашению. Ежедневно Иран, как планируется, будет поставлять по газопроводу 150 млн. кубометров газа, 90 из которых предназначаются для Индии и 60 — для Пакистана.

Ориентация иранского «голубого топлива» в восточном направлении, надо заметить, по экономическим причинам выгодна российским газодобывающим компаниям. Выход природного газа Ирана на рынки Южной Азии означает, что он в ближайшей и среднесрочной перспективе не будет конкурировать с российским топливом в Европе.

Партнером иранцев в Индии выступает государственная нефтегазовая компания Oil and Natural Gas Corp. (ONGC). Эта компания готова инвестировать 3 млрд. долларов в разработку иранского газового месторождения Фарзад. ONGC уже ведет разработку нефтяного месторождения Фарси, запасы нефти которого составляют 1 млрд. баррелей (около 137 млн. тонн). Компания владеет месторождением совместно с двумя другими индийскими компаниями.

В последние годы Индия все активнее проявляет себя как геополитический центр силы в Евразии. В Афганистане ею профинансирована постройка стратегически важной дороги от города Заранджа на юго-западе страны (на иранской границе) к Делараму (на кольцевой дороге, соединяющей Кабул, Кандагар, Герат и Мазари-Шариф). Она также участвует в строительстве глубоководного порта в Чабахаре — альтернативы Гейдаре — порту на берегу Оманского залива, построенному китайцами в пакистанском Белуджистане. Теперь у афганцев, не имеющих выхода к морю, появится возможность обойтись без пакистанской помощи при экспортно-импортных операциях. Для Индии же Чабахар представляет собой ворота в Афганистан, Среднюю Азию и Европу.

Гипотетически иранский газ может пойти трубопроводным путем и в Китай. Во всяком случае, этот вариант обсуждался в прошлом году, когда стало известно, что Индия готова финансировать строительство трубопровода только в том случае, если ее устроит цена на газ. Тогда президент Пакистана (правда, это был уже ушедший в отставку Первез Мушарраф) в ходе визита в Пекин озвучил эту идею, которую в Поднебесной с порога не отклонили. Речь идет о комплексе коммуникаций — о строительстве железной дороги, автотрассы и прокладке кабеля оптического волокна вдоль дороги на Каракорум.

Интерес к сотрудничеству с Ираном проявляют и российские компании, среди которых нефтегазовая «ЛУКОЙЛ» и «Газпром». Как заявляли, к примеру, представители «Газпрома», газовые месторождения «Южный Парс» и «Северный Парс», нефтяное месторождение «Северный Азадеган», а также строительство завода по сжижению газа и объектов нефтегазовой инфраструктуры являются направлениями его работы в Иране. Эта российская компания заинтересована и в участии в строительстве транснационального магистрального газопровода «Иран — Пакистан — Индия».

Интерес Ирана в сотрудничестве с иностранными компаниями объясним, во многом, стремлением ликвидировать свое технологическое отставание, в том числе в сфере топливно-энергетического комплекса. Тегеран, вследствие санкций США, испытывает недостаток в иностранных инвестициях и технологиях для модернизации энергетического оборудования, закупленного на Западе в 1970-е годы (до революции 1979 года, когда был свергнут проамерикански настроенный шах).

Для понимания сложности геополитической игры, ведущейся вокруг Ирана, и участия в нем Европы можно привести такой факт. Аятолла Хомейни в 1979 году прилетел в Иран на самолете французской компании Air France. Вместе с ним летел из Франции и Абольхасан Банисадр, избранный в 1980 г. президентом Ирана. После отстранения от власти Банисадр вновь бежал во Францию. С ними в Иран прибыл также Хасан Ибрагим Хабиби, будущий вице-президент.

«Ахиллесова пята» иранской экономики — нехватка бензина. В стране, добывающей более 200 млн. тонн нефти в год, недостает нефтеперерабатывающих заводов. 40 процентов бензина Ирану приходится импортировать, что обходится государству в 6 млрд. долларов в год. При этом цены на бензин в стране субсидируются государством, и его литр стоит на уровне 10 центов. В случае военного конфликта с СИТА военно-морская блокада лишит иранцев импортного бензина, а их имеющиеся заводы несложно вывести из строя ударами крылатых ракет.

Судя по всему, в Тегеране отдают себе отчет в том, какие трудности их ожидают, если страна столкнется с воздушной мощью США и их ближайших союзников (Великобритания и Израиль). Поэтому не отказываясь от продолжения своей ядерной программы, которая декларируется как сугубо мирная, Тегеран проявляет дипломатическую активность, демонстрируя готовность к диалогу с «мировым сообществом» и к конструктивному сотрудничеству с МАГАТЭ. Какие-то контакты осуществляются, видимо, и с мировыми финансовыми кругами. В последних числах сентября по новостным каналам прошла информация о возможности согласия Ирана на приватизацию своих газовых активов (месторождений углеводородного сырья, трубопроводов и газоперерабатывающих заводов) с привлечением к ней иностранных инвесторов…

Дальнейшее развитие событий вокруг Ирана предсказать сложно. Слишком много факторов играет роль в определении их основного вектора. В ситуации очевидных трудностей американской финансово-экономической системы в Вашингтоне может взять верх линия на выход из кризиса на рельсах молниеносной «бесконтактной войны». Во всяком случае на президента Обаму и без того испытывающего затруднения в Афганистане, ястребы оказывают жесткое информационное воздействие, подталкивая к военной авантюре в зоне Персидского залива.

В уже упомянутой статье Джеффри Кунера в The Washington Times читаем: «У Вашингтона есть теперь два выбора: либо санкционировать американскую или израильскую военную операцию для уничтожения иранских ядерных установок, либо позволить Тегерану завладеть ядерным оружием. Любой из двух вариантов означает начало войны… Теперь уже вопрос не в том, будет ли война, а в том — когда и на чьих условиях. Господин Обома, как лунатик, приближается к катастрофе. Америка и Ближний Восток заплатят свою цену».

Сумеет ли Барак Обама, ставший нобелевским лауреатом мира, устоять перед давлением «ястребов», покажут ближайшие месяцы.

Станислав Тарасов: Баку в «тисках объятий» Москвы, Анкары и Рима

REGNUM: Состоявшийся рабочий визит премьер-министра Италии Сильвио Берлускони в Россию является событием особого значения. Потому, что главе итальянского правительства удалось осуществить «домашнюю заготовку», которую его дипломаты готовили не один год. Итогом может стать значительный рост роли Италии как на Ближнем Востоке, так и в Закавказье.

Речь, конечно, в первую очередь идет о продвижении российско-итальянского проекта «Южный поток». Как известно, соответствующая компания была создана еще в 2007 году. К 2010 году она должна подготовить ТЭО проекта, проработать его экономическую и финансовую составляющие. Всю эту систему «Газпром» собирался сдать только в 2015 году. То есть чуть позже » Северного потока».

Напомним, что только на днях правительство Дании выдало разрешение на прокладку труб «Северного потока» в своих территориальных водах на Балтике. Остальные разрешительные документы должны поступить к апрелю 2010 года и за 18 месяцев необходимо будет проложить трубы по дну Балтийского моря.

Однако похоже, что ситуация начинает быстро меняться. Во время телемоста Санкт-Петербург — Анкара, в котором принял участие и Сильвио Берлускони, премьер России Владимир Путин сообщил своему турецкому коллеге Реджепу Тайипу Эрдогану: «Сильвио ставит перед нашими компаниями очень сложную задачу по «Южному потоку». Он говорит, что «Южный поток» должен быть построен быстрее, чем «Северный поток» по дну Балтийского моря. Это мы действительно можем сделать, потому что у нас есть уже опыт строительства «Голубого потока» на территории Турции. И там мы тоже работали все втроем. То есть у наших компаний уже реально производственный опыт есть. Это большая фора в этой работе». В ответ для согласования конкретных шагов турецкий премьер пообещал прибыть в Москву «в ближайшее время».

Надо полагать, что для того, чтобы «тянуть одеяло на себя» — выставить на первую позицию » Южный поток»- у итальянского премьер-министра имелись какие-то серьезные основания, которые пока публично не афишируются. Поэтому рассуждения аналитиков относительно якобы имеющегося у Рима и Москвы желания как можно быстрее зафиксировать победу над NABUCCO, выглядят неубедительно. Хотя бы потому, что, согласно существующим прогнозам, к 2020 году в ЕС спрос на газ вырастет до 692 млрд кубометров. Если брать эту цифру в качестве базовой, то даже общих дополинтельных мощностей «Южного потока», «Северного потока» и NABUCCO не хватит для удовлетворения вырастающего спроса. Интрига, скорее всего, в другом.

Прежде всего, становится фактом то, что Рим стал серьезно реагировать на геополитическую перегруппировку сил в зоне Ближнего Востока и Закавказья, которая активизировалась после подписания известных цюрихских турецко-армянских протоколов о нормализации отношений между двумя странами. Возвращение на Ближний Восток христианской Армении стимулирует к обозначению там же «традиционных» интересов и саму католическую Италию. Напомним, что в 1918-1920-х годах войска Италии уже побывали в Закавказье и в Турции, и было даже одно время, когда Рим подталкивал независимые государства Закавказья к созданию региональной федерации. Сегодня в Риме почувствовали, что пора прощаться с эпохой, когда интересы континентальной Европы в других частях света воплощались в основном только Францией и Германией. В свою очередь и Россия, чья международная значимость на Ближнем Востоке и в Закавказье значительно снизилась в результате развала Советского Союза, занята поиском возможностей для восстановления своей роли в качестве региональной державы. Заметно активизировалась и Анкара. После «кавказского кризиса», по договоренности с Москвой она выступила с инициативой «Кавказской платформы», которая призвана стабилизировать ситуацию в Закавказье за счет подключения к процессу всех существующих там государств. Одним из итогов такой политики и стали цюрихские договоренности между Турцией и Арменией. Однако отход от «стандарта» теперь грозит Турции осложнениями отношений с Азербайджаном. Неслучайно, как сообщали турецкие СМИ, во время недавнего телефонного разговора с президентом России Дмитрием Медведевым президент Турции Абдулла Гюль, говоря о начале обсуждения в турецком парламенте цюрихских протоколов, заявил: «Нам нужна ваша помощь».

И вот почему. Вскоре после Цюриха ответный ход сделал президент Азербайджана Ильхам Алиев. Он решил возложить на Турцию ответственность за то, что происходит задержка с пуском второй очереди месторождения Шах-Дениз: «Два года мы не можем начать это. Потому что добыча газа привязана к рынку. Нас не устраивает цена, по такой предлагаемой (Турцией) цене мы никому не продадим наш газ».

Турция, которая долгое время носилась с проектом NABUCCO, могла бы без шума изменить тарифную политику. К тому же министр энергетики этой страны Танер Йилдыз признавал обоснованность претензий Азербайджана и соглашался с тем, что за каспийский газ нужно платить больше. Но Турция стала действовать по иному сценарию: дала согласие на проведение геолого-разведочных работ по «Южному потоку» в своей исключительной экономической зоне в акватории Черного моря. Плюс к этому и подписание в ходе визита Дмитрия Медведева в Сербию соглашения о создании совместного предприятия по строительству «Южного потока» в Сербии и газового хранилища «Банатски двор». Затем официально о присоединении к проекту «Южного потока» заявила французская компания Electricite de France (EDF), Австрия и Румыния.

Затем влиятельная турецкая газета Zaman опубликовала сообщение, согласно которому в декабре 2009 — накануне саммита ЕС — может состояться совместное заседание кабинетов министров России и Турции. В этой связи премьер-министр Реджеп Тайип Эрдоган заявил, что договоренность о подобном механизме выстраивания совместной политики с Россией была достигнута во время визита российского премьер-министра Владимира Путина в Анкару в августе нынешнего года, когда было подписано также 20 соглашений о сотрудничестве в целом ряде областей, преимущественно в энергетической сфере. На практике это означает, что любой предсказуемый дрейф Азербайджана — в сторону Анкары или Москвы — все равно приводит его в российско-турецко-итальянские «объятия».

Региональное сближение между Римом, Москвой и Анкарой серьезно скажется на общей ситуации, прежде всего, в Закавказье. Правда, сюжетная сторона грядущих там событий пока не очевидна. Ясно только то, что Анкара с «широкой» опорой на Запад, и с более «узкого» плацдарма Москва-Рим стала разжимать тиски политики односторонней ориентации в Закавказье на Азербайджан.

Постоянный адрес новости: www.regnum.ru/news/1218146.html

Насколько реалистична американская перекройка границ в Азии?

 Геополитика: Американцы любят, время от времени, удивить обывателей и консервативных политиков в различных регионах мира, какими-либо радикальными предложениями по перекройке государственных границ, по созданию новых государств и прочими геополитическими кроссвордами Вместе с тем, данный геополитический радикализм характерен для США, которые сыграли известную роль в разрушении колониальных империй Британии и Франции, а также, советского государства. Для растущей экономики США нужны были более обширные рынки, а имперская организация пространства, которое сложилось в 19 и 20 веках, никак не устраивала американцев. Замыслы и планы по перекройке границ и по созданию новых государств не являются самоцелью в политике США. Когда имеющиеся границы соответствуют американским интересам, они охотно защищают статус-кво. Но они не спешат с приложением усилий, когда существующие границы тормозят развертывание их стратегии, когда, все еще, не созрели условия для радикального вмешательства и ревизии сложившихся реалий. 
Такие задачи, как изменение геополитической конфигурация весьма опасная и проблемная задача, даже для супер-державы. Вместе с тем, после событий последнего десятилетия на Балканах и в Ираке, невозможно отрицать, что в США не ведутся разработки по кардинальной ревизии государственных границ в ряде стран. Дело не в тех провокационных публикациях, которые возникают, в связи с различными событиями, и представляют собой, скорее разведывательные способы изучения обстановки и популярности тех или иных идей, а в формировании нового «поля» геополитического сознания. Данные тиражированные тезисы, преподнесенные ненарочито, как бы отстраненно от актуальных событий, создают впечатление глубокой проработанности данных проектов, готовности США осуществить эти планы, и тем самым, становятся рычагами сильного шантажа отдельных государств и целых регионов. 
Так или иначе, в результате небольших публикаций, приводятся в движение страны, народы, общества и политические группировки. Американские политологи и политические проектировщики, независимо от идеологических предпочтений, в значительной мере, воспринимают современный мир, как все еще продолжающуюся разваливаться колониальную систему, которая подлежит дальнейшей фрагментации. 
Данные взгляды всячески продвигают, так называемые, неоконсерваторы, что поддерживается теми или иными группами аналитиками и политологами либерального, и в особенности лево-либерального толка. В стенах таких непохожих друг на друга «Американского Института Предпринимательства» и «Карнеги», а также Фонда «Наследия» и Фонда «Новая Америка», можно услышать, по существу, одни и те же высказывания, — «Почему европейские колониальные империи развалились, и это считается положительным в политической истории, а средние и малые империи Азии продолжают существовать, тогда, как они представляют собой тирании, подавляющие свободу, унижающие достоинство различных дискриминированных народов».
Данным различным, по взглядам и предпочтениям, политологам и проектантам, весьма импонирует одно из выражений, принадлежащих правым националистическим деятелям Центральной и Восточной Европы – «Человек не может быть свободным, если его нация не свободна». То есть, для достижения целей и успешного осуществления задач, американцы готовы воспользоваться, практически, любыми идеологическими выкладками, конечно там, где это необходимо, тем более, что планы геополитической ревизии индифферентны к политической идеологии. 
Данные планы сопряжены с весьма существенными и значимыми процессами в Азии, где Британская империя провела совершенно не адекватные государственные границы, что привело к жесткой дискриминации многих народов, этнических и религиозных групп. В настоящее время, при последовательном выстраиванию различных моделей решения этнических и региональных проблем Европейским Союзом, в Азии десятки народов и этносов продолжают находиться в состоянии угнетения, религиозной, социальной, лингвистической дискриминации. В отдельных случаях, это многомиллионные народы, занимающие обширные территории, проживая довольно компактно и контролирующие стратегически важные территории, геополитические точки и сырьевые источники мирового значения. 
Конечно же, эти народы объективно становятся союзниками США и их партнеров, которые, также, заинтересованы в перекройке границ. Три крупнейших проекта США – Югославия, Ирак и Афганистан, связаны не только с решением сырьевых и коммуникационных задач, но и непосредственно связаны с концептуальными планами перекройки границ, и созданием новых государств. Более того, видимо, любой аналогичный проект, связанный с масштабным военным вмешательством, имеет отношение к данным задачам. Постепенно, не акцентируя внимание на данной геополитической идеологии, США подводят данные страны и регионы, а также, мировые элиты, к мысли, что решение данных проблем, утверждение стабильности и безопасности, успешное развитие и установлении более-менее демократических режимов, возможно, только при ревизии государственных границ и создании новых государств.
«Классическими» примерами таких решений являются Косово и Курдистан. Это и разные и, одновременно, схожие проблемы, и американцы, проведя эксперименты, накопили немалый опыт. США не в состоянии завести данный процесс не только в мировом, но даже и в региональном формате, тем более, что большинство данных проблем и кандидатов на создание новых государств, расположено в глубине континента, где действия американцев и британцев затруднительны, что, кстати, и обусловлено намерениями создать новых и надежных партнеров. 
Война в Ираке и последующие события показали, что создание курдского государства стало реальностью, что приведет к новым линиям поведения большинства государств Ближнего Востока. Курдский проект уже более 20 лет находится в фокусе американской политической аналитики, при подаче этого проекта со стороны Израиля. Уже давно Израиль из страны, которая обеспечивает определенные задачи США в регионе, стал страной, нуждающийся в обеспечении безопасности. США нужен новый «Израиль» в регионе, и Курдистан призван обеспечить решение этой задачи. 
Крупные государства, которые после длительного периода тесного партнерства с США, изменили свои приоритеты, став либо откровенными противниками, либо ненадежными партнерами для них, должны быть фрагментированы и принципиально ослаблены. Это, прежде всего, Ирак, Турция и Иран, хотя эти три страны очень различны и американские подходы к ним выглядят, иногда, парадоксально. Осуществить силовые действия против столь крупных государств проблематично, связано с высокими рисками и непредсказуемыми процессами. Кроме того, после истории с Ираком, США все труднее будет доказывать легитимность силовых действий.

Поэтому, ожидается осуществление стратегической задачи – фрагментации этих государств. Как ни странно, США, пока не решаются усилить политику геополитической ревизии в отношении своего злейшего врага Ирана, так, как американский истеблишмент, все еще надеется на возможность урегулирования отношений с этой страной. Кроме того, проведение политики перекройки границ, одновременно, в отношении Ирана и Турции, практически, невозможно. В Вашингтоне очень хорошо понимают, что какая бы страна из этих двух не стала объектом данной политики территориального раскола, другая – непременно поддержит этот процесс, учитывая историческое соперничество между ними. Но, так, как, по мнению американцев, Турция более созрела для раскола страны, целесообразно начать с нее. Турция перестала быть надежным партнером США, она становится весьма опасной и бесполезной для американской стратегии, и, соответственно, обречена на трудные времена. 
В отличие от Турции, Иран не имеет масштабных региональных экспансионистских амбиций, и его возможности, в сравнении с турецкими, в регионах, несравненно более скромные. Если отбросить такой миф, как ядерная угроза, то Иран не представляет собой существенную угрозу для интересов США в среднесрочной перспективе. Кроме того, Иран, является надежным поставщиком нефти и газа на мировой рынок, может в будущем стать партнером США и их партнера Великобритании в регионах Ближнего Востока и Центральной Азии. В этом и заключается некоторая парадоксальность в отношении США к Турции и Ирану на данном этапе. Являясь членом НАТО и давним подчиненным партнером США, Турция в последнее время, демонстрирует способность входить в некие обозначенные альянсы с Россией, а также, склона выполнять желания Европейского Союза, что не всегда устраивает США. Вместе с тем, несомненно, будет активизирована политика геополитического блокирования Ирана, что должно быть совмещено с ограничениями позиций России. 
Находясь в исследовательских институтах и центрах США, в соответствующих отделах, занимающихся региональной политикой, можно обнаружить немало довольно любопытных политических карт, которые выполнены своеобразным способом. Особенно оригинальны данные карты в Аналитической службе Конгресса США и в Центре стратегических и международных исследований, Вашингтонского института стратегических исследований, то есть исследовательских учреждения, интегрированных в американскую администрацию. На данных картах обозначены значительные изменения границ многих государств Передней Азии и других регионов. Видимо, имеется обширная программа ревизии госграниц. Можно привести немало примеров таких политико-географических импровизаций, которые, могут показаться странными, если придерживаться «классических канонов» американской внешней политики, и стереотипному восприятию интересов США.  
 

Турция представляется разделенной на три части – Курдистан (на большей части территории Восточной Анатолии), Эгейскую республику, включающую в себя пятую часть нынешней территории Турции, а также, Анатолийскую республику, которая будет устроена, как федерация различных этно-религиозных образований, где большое место занимают шиитские общины.  
 

Наиболее длительную историю имеют карты Грузии, где давно нет двух ее бывших провинций – Абхазии и Южной Осетии. Имеются некоторые тексты, которые уже много лет задействованы в американской администрации, относительно «компактного грузинского государства». Территория Грузии выглядит заметно урезанной, при этом, Батуми находится под неким международным контролем, а Абхазия входит в конфедерацию черкесских народов, то есть народов Западного Кавказа. 
На Востоке Кавказа существует Вайнахско-Аварская республика, и все эти государственные образования ассоциированы с Грузией. Границы Армении охватывают довольно значительную территорию, но совершенно неестественным образом, никак не соответствующим представлениям армян об их исторической родине. Иран представлен, как федерация различных образований, куда входит и нынешняя Азербайджанская республика, урезанная с трех сторон. 
Представления данных проектировщиков о будущих государственных границах в Центральной Азии объясняют интересы и намерения США в этом регионе. Видимо, США опасаются создания объединенного таджикского государства, находящегося под сильным влиянием Ирана. Вообще, американцы, заметно обеспокоены возможным усилением влияния таджиков в Афганистане, при помощи Ирана. Скорее всего, именно этим, вызваны их представления о создании объединенного узбекско-таджикского государства, где таджики не будут в состоянии проводить самостоятельную политику. В целом, в Центральной Азии делается ставка на Узбекистан, как государство, способное, при внешней поддержке, противостоять влиянию России, Китая и Ирана. По одной из версии, в унии с данным Узбекско-Таджикским государством находится Киргизстан, что, видимо, обеспечивало бы исключение сильного влияния России на эту страну. Как ни странно, предполагается отделение от Казахстана северных областей и передача их России, что, опять же, приводило бы к уменьшению влияния России на регион. Вместе с тем, предполагается, что со временем, влияние России в Центральной Азии будет спадать, и главной стратегической задачей станет сдерживание экспансии Китая. 
Представляется, что Афганистан не рассматривается, как страна Центральной Азии, а ему скорее отводится роль страны Южной Азии, геоэкономически и геополитически интегрированной в Индостанские реалии. Афганистан мыслиться, как сильно децентрализованная федерация, состоящая из большого пуштунского государства, включающего обширные территории нынешнего Пакистана, населенного пуштунами, а также, южного Афганистана, играющего роль маргинального массива между Южной Азией, Ираном, Китаем и Центральной Азии. Вообще, идея федерализации нынешних унитарных государств привлекает американских проектантов. 
 

Становится понятным, что США никак не устраивают нынешние границы Украины, которые охватывают многомиллионные области, населенные русскими и украинским суб-этносом. США совершенно не заинтересованы в нахождении в составе Украины ее Юго-Восточных областей. Американцы крайне заинтересованы в сохранении контроля Украины над Крымом и Черноморским побережьем, но не этих индустриальных областей. В Вашингтоне понимают, что надежным партнером и союзником США может быть только сильно «украинизированная» Украина, которая проводила бы политику, независимую от своей «Вандеи». Данное геополитическое проектирование дошло до того, что высокопоставленный чиновник украинского происхождения, из администрации Дж.Буша, Пола Добрянски, возмущалась «этими возмутительными фантазиями», называя эти проекты «авантюрами». 
 

Возможно, что все это проектирование, действительно, авантюры, которые не стоит воспринимать серьезным образом, и учитывать, как ориентиры американской политики. Возможно, авантюрами являются какие-то определенные выкладки и схемы. Но, невозможно, не видеть, что геополитическая ревизия стала частью актуальной политики США в отношении регионов. «Британские» границы, установленные несколько десятилетий назад по всей Передней и Южной Азии, уже не удовлетворяют в части реализации актуальных стратегий и подлежат изменению, тем более, что сама Великобритания пытается, в какой-то мере, участвовать в этой масштабной ревизии. Данная политика актуализирована и наиболее выпукло представлена на Ближнем Востоке и в Восточной Европе, так, как в этих регионах осуществляется наиболее активная политика, направленная на закрепление новых позиций, решении энергетических и коммуникационных проблем. Но, уже проявляются аналогичные намерения США в Латинской Америке, прежде всего, в Боливии. В этом регионе имеется подзабытый, но классический пример – создание республики Панамы на территории, отторгнутой от Колумбии, при непосредственном участии США. Принимая во внимание, что уже сейчас начинается новая геополитическая и геоэкономическая борьба между США и Китаем в Африке и в Юго-Восточной Азии, возможны геополитические ревизии и в этих регионах.  
Конечно, идеология перекройки границ, непосредственно связана со взглядами неоконсерваторов. Но нельзя не отметить и усиливающиеся скептические настроения в аналитическом сообществе США, по поводу способности США проводить эффективную политику в некоторых регионах. Переосмысление внешней политики США, которое произошло в процессе формирования новой администрации после президентских выборов уже 2004 года, заключается в отказе от неоконсервативной доктрины, как самоцели во внешней политике и подчинение задач, разработанных неоконсерваторов новой стратегической доктрине США, заключающейся в создании глобального контроля, что включает создание нового мирового порядка. 
Создание американских баз в государствах с крайними авторитарными режимами, использование любых, даже радикальных политических сил в организации государственных переворотов, говорит об усилении принципов «реальной политики». Президент «Совета по внешней политике» Ричард Хаасс считает, что США встали перед перспективой полного ухода из Ближнего Востока, где складываются могучие региональные макродержавы, в том числе Иран, которые заинтересованы в уходе Западного мира из региона, в утверждении новых правил использования энерго-ресурсов. Важным обстоятельством, по Р.Хаасу, является то, что нынешние правящие режимы в арабских государствах более не способны управлять прежними методами, все более уступают политическое «поле» исламским элитам. Причем, так называемые арабские социалистические идеологии, практически, сошли на нет и, также, уступили место исламистам. По мнению Р.Хааса, попытки перекроить карту региона, может быть и удастся осуществить, но это не приведет к сохранению военно-политического присутствия США, а только еще более усложнит ситуацию. 
По его мнению, уже сейчас выявляются перспективы сокращения присутствия США и ничего не может предотвратить эту тенденцию. (Новый Ближний Восток («Foreign Affairs», США) Ричард Н. Хаасс ( Richard N. Haass), 08 ноября 2006).

К этому добавим, что американские эксперты по вопросам Ближнего Востока, например, Джуди Киппер, Джон Чарбенкс, Этнони Кордесман, Денис Росс и Ричард Хаас (в приватных беседах) нисколько не отрицали то, что именно политика США, во многом способствовала, заметному ослаблению тех авторитарных режимов в арабских государствах, которые десятилетия успешно сотрудничали с США. Имеется в виду, в том числе, доктрина демократизации Ближнего Востока. Игорь Мурадян

Юрий Набиев: Ближний Восток накануне перемен

REGNUM: В настоящее время, Ближний Восток оказался перед важными событиями. Вывод американских войск создает силовой вакуум в Иракском Курдистане, с другой стороны лишая «мягкой прокладки» линию фактического противостояния между курдскими пешмарга и иракско-арабской армией. Начало осуществление проекта Набукко придает Ираку вообще, а Курдистану в особенности особое гео-политико-экономическое значение. Все это должно повернуть ход событий в ту или иную сторону, но в какую — пока неизвестно. Каждая страна готовится к грядущим пертурбациям по-своему. Иракское правительство, верное традициям всех иракских правительств и заветом покойного Саддама, пытается централизовать все, что только возможно — к счастью, возможностей пока что не слишком много. В Турции объявлена «курдская инициатива», наносящая смертельный удар по такой священной корове, как кемалистское наследие. Вообще происходящие в стране процессы возможно не менее значительны, чем кемалистские реформы, но с обратным знаком. Турция словно возвращается в предкемалевскую эпоху, когда у власти в Стамбуле стояли османские либералы, точнее либеральные консерваторы, проведшие, между прочим, судебный процесс над организаторами геноцида армян. Происходящий ныне постепенный, достаточно осторожный по темпам, но решительный по сути отказ от кемалистского наследства, парадоксальным образом ведет не к отказу от европеизации, а наоборот, к более полному и реальному приобщению к современной Европе, далеко уже ушедшей от Европы Муссолини и Пилсудского, которую усердно копировал Кемаль. Отказ во внутренней политики от кемалистской концепции сильного, относительно милитаризованного этнонационального государства сопряжен во внешней политике с переходом от «классического» понимания борьбы за национальные интересы, при котором государство рассматривается как «волк среди волков», к интегризму и мягкому неоимпериализму, известному под именем «неоосманизма» — доктрины, глашатаем которой является нынешний министр иностранных дел Ахмет Давидоглу. Действительно, Турция пытается интегрировать страны бывшей Османской империи в единое пространство, на основе идеи общих интересов, общих ценностей (прежде всего исламско-суннитских), общей истории и судьбы — пространство, на котором Турция по экономическим причинам играла бы доминирующую роль. При таком подходе отметается свойственная кемализму грубая, конфликтная силовая политика, которая становится просто невыгодной — и вот уже Анкара предпринимает смелые шаги по нормализации отношений с Арменией. Укрепляя свой статус ведущей региональной державы, Турция активно посредничает между арабами и Израилем, между Сирией и Ираком, отношения между которыми испортились после багдадских терактов, и даже между Ираном и западными странами (в Анкаре должна состояться встреча шестерки стран с Ираном по ядерной программе). Политика Турции в отношении Армении явно ведет к тому, что Турция в какой-то форме признает армянский геноцид (возможно, в обмен на отказ Армении от всякого рода претензий и встречное признание убийств мусульман армянскими отрядами) — после чего войдет в число посредников и по Карабаху.

Еще более разительны изменения во внутренней политике, сказывающиеся прежде всего в курдском вопросе. Эрдоган и его единомышленники свободны от кемалистских националистических предрассудков, которыми пропитаны все старые лаицистские партии, даже относительно левой ориентации (как Народно-Республиканская партия Дениза Байкала). Более того, курды являются их объективными союзниками в борьбе против традиционного «теневого правительства» Турции — кемалистской военной верхушки. Кроме того, патриархальные восточные районы Турции гораздо более религиозны, чем более развитой и вестернизированный Запад. Наконец, в самой АКП большое количество курдов, которые со своей стороны оказывают давление на руководство. На выборах курды голосовали за АКП, включая многих курдов, ранее поддерживавших Народно-Республиканскую партию Байкала; показательно, в числе прочего, что этническим курдом является и один из крупнейших спонсоров АКП — миллионер Абдулла Гюлен. В общем, именно курдам Эрдоган обязан своей блестящей победе, оставившей за порогом парламента почти все старые кемалистские партии.

По-видимому, АКП пришла к власти с приблизительным пониманием того, что желательно сделать в курдском вопросе; проблема была в объективных возможностях, а также в расстановке приоритетов (мы можем не сомневаться, что лично Эрдогану право женщин носить косынку ближе и важнее, чем все курдские права вместе взятые). Историки будущего предметно покажут подробности подспудной борьбы между военными и исламистами, составлявшей наполнение первых лет ее власти, где дело Эргенекона накладывалось на процесс о запрете АКП, и т.д.; в этой ситуации хрупкого равновесия, Эрдогану было не до курдских дел. Наконец, окончание процесса о запрете и избрание Гюля президентом укрепило позиции Эрдогана и до некоторой степени развязало ему руки. Правда, он и тогда не решался пойти на определенные шаги в курдском вопросе. К счастью для курдов, военные сами подтолкнули АКП, избрав Курдистан полем для «матча-реванша» и явно переоценив силу шовинистических чувств в турецком обществе, которое, полагали они, всегда можно довести до состояния истерики.

Более чем странное кровавое нападение на пост в Шамдинли (на иракской границе) вечером 25 июля 2008 года, от которого РПК немедленно отреклась; последовавшие вслед за этим требования предоставить армии чрезвычайные полномочия показали правительству, что оно оказалось перед угрозой фактически тихого военного переворота. Результаты были прямо противоположными тому, на какие рассчитывали военные — правительство повернулось лицом к курдам, сначала иракским. Сенсационной была встреча Гюля с премьер-министром Иракского Курдистана Нечирваном Барзани во время визита турецкой делегации в Багдад. Введение с 1 января 2009 года круглосуточного телевещания на курдском языке — и это в стране, где еще 20 лет назад разговор по-курдски был запрещен! — явилось поистине революционным актом, разом разрушившим множество застарелых табу. В марте последовали муниципальные выборы, на которых курдская Партия демократического общества (ДТП) получила 89 городов, решительно обойдя АКП в ее электоральном заповеднике — Курдистане (при том, заметим, что и мэры от АКП в Курдистане в основном курды). Это показало людям в Анкаре всю степень разочарования курдов нерешительной политикой АКП и необходимость реального разрешения курдского вопроса. В итоге, последовало провозглашение того, то именуется «курдской инициативой» или «курдским открытием». При том, что до конкретных шагов еще не дошло — их только предстоит сформулировать — самый факт публичного, с участием и под эгидой МВД, обсуждения курдского вопроса рушит все табу и показывает, что в психологическом отношении Турция прошла точку невозврата.

К моментам, поднимающим значение курдского фактора в Турции, следует приплюсовать также демографию (доля курдов в турецком обществе неуклонно увеличивается), рост самосознания курдов благодаря новым средствам связи (Интернет, спутниковое ТВ), и разумеется соседству и примеру Иракского Курдистана. Экономические связи с Курдистаном все более и более развиваются, а с ними развиваются и связи человеческие, множество жителей Турецкого Курдистана ежедневно пересекает пограничный пункт Ибрагим Халиль в качестве шоферов, рабочих и т.п. В этом смысле характерен инцидент, произошедший недавно в Диярбакыре. Двое курдов, работавших в Иракском Курдистане, а затем вернувшиеся в Турцию, были арестованы и осуждены на 10 месяцев тюрьмы за найденные в их багаже футболки с курдским национальным флагом. При этом, заметим, суд первой инстанции отказал в возбуждении дела по этому эпизоду, но прокуратура добилась своего. Со стороны властей, такие судорожные акции похожи то ли на попытки загнать пасту обратно в тюбик, то ли на беготню цыпленка с отрубленной головой: государственное телевидение уже вещает на курдском языке, в обсуждениях в здании полицейской академии МВД представители общественности говорят речи, за которые еще недавно можно было схлопотать годы тюрьмы — но мускулы кемалистского цыпленка продолжают рефлексивно сокращаться, выдавай на-гора подобного рода приговоры.

Тем временем восточный сосед Турции — Иран идет по противоположному пути, пути эскалации силы и агрессии. В пику Западу, он спешно разрабатывает ядерное оружие, надеясь, что после того, как вступит в клуб ядерных держав, его положение коренным образом изменится и его ведущая роль в регионе будет признана безоговорочно. Если Турция, фирменным дипломатическим стилем которой была до сих пор известная воинственность и агрессивность, на глазах превращается в кроткого и цивилизованного дипломата, то наоборот Иран, веками славившийся прежде всего, своей хитроумной (или коварной, по выражению злопыхателей) дипломатией и с ее помощью выкручивавшийся из, казалось бы, безвыходных исторических ситуаций — теперь бряцает оружием, поддерживает экстремистов и активно раздувает напряженность. Однако, эта внешняя агрессивность скрывает внутреннюю слабость. И хотя волнения в связи с выборами показались многим неожиданными, фактически они были вполне закономерны. Личина официального благочестия скрывает самое антиисламское общество в мире. Женщины под хиджабами ходят в вызывающих нарядах, мужчины пьют с сознанием, что этим они сопротивляются режиму, и все с наслаждением слушают и смотрят эмигрантские передачи с довольно грубыми нападками на религию. В этой ситуации все более авторитета приобретает чистый персидский национализм, выражающийся, в частности, в интересе к зороастризму. Идолы исламской революции стоят на первый взгляд незыблемо, им по-прежнему кадят и иногда приносят человеческие жертвы — но внутри они насквозь прогнили. Что касается конкретно до Курдистана, то в такой ситуации, Курдистанский регион представляет для иранских курдов собой двойной соблазн — как курдское государственное образование и как образец развеселой светской жизни. При этом следует иметь в виду, что курдов в Иране от 10 до 14 миллионов, и они вооружены и традиционно организованы лучше всех остальных меньшинств. Основная курдская партия — Демократическая партия иранского Курдистана, основанная еще в 1945 году. Ее контроль над населением вполне проявился в 20-ю годовщину убийства в Вене генсека партии д-ра Абдул-Рахмана Касемлу (в 1989 г.; примечательно, что в этом убийстве подозревается нынешний президент Ирана). Партия призвала жителей в знак протеста объявить всеобщую забастовку — и действительно, в эти дни по всему иранскому Курдистану не открылось ни одной лавки. В последнее время ДПК Ирана составляет все большую конкуренцию достаточно радикальная ПЖAK (Партия свободной жизни Курдистана), представляющая собой собственно ответвление РПК. В отличие от ДПК, ПЖАК предпринимает постоянные и, в общем, достаточно бесперспективные вооруженные вылазки; иранцы в ответ обстреливают из орудий пограничные территории Иракского Курдистана, где по их предположениям, базируются отряды ПЖАК. При этом иранцы достаточно охотно налаживают отношения с КРГ и одними из первых открыли в Курдистанском регионе два консульства — в Эрбиле и Сулеймание. Это сочетание кнута и пряника, силы, даже произвола, и сотрудничества вообще характерно для иранской политики в отношении курдов. С одной стороны, курд-суннит назначается первым вице-президентом — с другой, в Курдистане проводятся аресты и процессы, а неизвестные террористы один за другим убивают ряд высокопоставленных суннитских деятелей (официально обвиняется ПЖАК, но она своей причастности не признает, более того население подозревает в этих убийствах сам иранский режим). Такова в общих чертах ситуация в современном Иране вообще и Иранском Курдистане в частности — ситуация шаткая и чреватая неожиданностями и без внешнего вмешательства. Вмешательство же более чем возможно…

Возможность вмешательства обусловлена ядерной программой. Ситуация близится к кульминации, и здесь возможны два варианта: укрепление режима, либо израильские атаки, при молчаливой поддержке всего суннитского мира, с последующим распадом Ирана, возможно превращением его в федерацию или даже конфедерацию. Парадокс последнего варианта заключается в том, что от него в равной степени выиграют партнеры-противники:и курды и турки (благодаря отделению Южного Азербайджана).. Можно с несомненностью считать, что с распадом Ирана придет конец не только ему, но и Ираку; так как среди прочего исчезнет фактор, удерживавший курдов в составе Ирака, а арабов Хузистана — в составе Ирана. Оптимальным вариантом, на наш взгляд, была бы в таком случае некая паниранско-тюркская конфедерация с участием персов, белуджей, азербайджанцев и курдов — конфедерация, которая территориально восстановила бы древнюю Мидийскую империю. Альтернативой такой ситуации может быть длительная межэтническая усобица, в частности, между курдами и азербайджанцами за земли Западного Азербайджана. На наш взгляд, неизбежной может сделать усобицу лишь характерное для современных политиков и дипломатов маниакальное стремление игнорировать фактические положение дел во имя догм «нерушимости границ» и сохранения статус-кво (как это происходило в Ираке) вместо того, чтобы, играя на опережение, организовать и возглавить процесс «развода» или полуразвода». Такой процесс сам по себе не был бы опасен, так как сопровождался бы форсированием общерегиональныхт интеграционных процессов (вспомним известный тезис: «для того, чтобы объединиться, надо хорошенько размежеваться», полностью воплотившийся в судьбе Чехословакии). Действительно, тюрки и курды, при всей их разнице, достаточно близки культурно и при том перемешаны территориально, чтобы они не смогли ужиться в границах нового союзного государства (какие бы формы союза ни были бы избраны). Более того, при подобном раскладе роль курдов может лишь резко увеличиться, как связующего звена между двумя крупными суперэтносами — тюрками (турки+азербайджанцы) и иранцами (курды+персы+белуджи). Разумеется, в случае, если Иран обзаведется атомной бомбой, этот сценарий будет отложен на неопределенное время, зато вступит в действие другой — гораздо более активное вмешательство Тегерана в иракские дела, с попыткой де-факто присоединить шиитский юг Ирака с главными общешиитскими святынями — Кербелой и Наджафом, и как ответ — не менее активное контрвмешательство Турции на Севере. В результате, бывший Мосульский вилайет не только с курдами, но и арабами-суннитами и со всей своей нефтью окажется барьером на пути иранской экспансии и опять-таки фактически попадет под протекторат Турции, с другой же стороны будет еще более активно спонсироваться суннитскими режимами Залива, прежде всего Кувейтом,Саудовской Аравией и ОАЭ. Таким образом мы можем сказать, что будущее Ирака во многом зависит от Ирана, тогда как будущее Ирана — от США (косвенно) и Израиля (непосредственно). Следует впрочем отметить, что мы упустили третьего игрока в этом уравнении — Сирию. Скажем немного и о ней.

«Самое ужасное, когда ты все понимаешь и ничего не можешь поделать» — говорит у Геродота один перс прежде, чем вступить в обреченную битву с греками. Видимо, младший Асад (вот уж кого не заподозришь в догматизме!) и его окружение находятся именно в этом положении: они понимают, что баасистский режим исчерпал себя, но боятся хотя бы минимально ослабить гайки, зная по историческому опыту, к чему это приведет. Отсюда репрессии, отсюда же заигрывание с террористами и попытки себе на пользу дестабилизировать Ирак. В отличие от Ирака и Ирана, отчасти Турции, курдский вопрос в Сирии — пока что вопрос чистой демократии, т.е. более вопрос общих прав и свобод для курдов, чем автономии. Однако недавний опыт показал, что политическая демократия в недемократическом обществе может давать самые удивительные результаты, так что итогом борьбы за права человека может стать… образование исламистского в Сирии государства наподобие Ирана или сектора Газы. И здесь опять-таки необходим курдско-турецкий тандем, который в случае падения баасистского режима (а то, что он когда-то падет, сомнений нет: ведь не только ближневосточные диктатуры, но сама Римская империя в конце концов оказалась не вечной!) — смог бы взять ситуацию в Сирии под свой контроль и вернуть Сирии тот статус полуевропейской страны, которым она время от времени пользовалась. Таким образом, если Большой Ближний Восток (в пандан объединенной Европе) осуществим в обозримое время — курды силой вещей займут в этой комбинации центральную роль.

И здесь мы вновь подходим к проблеме Киркука. Как мы указывали в предыдущих статьях, у этой проблемы очень сильная внешнеполитическая составляющая и совершенно отсутствует гуманитарная (хотя пропаганда представляет ситуацию ровно наоборот) Вопрос о возможности угнетения курдами меньшинств муссируется и арабами, и туркменами, но реально не стоит, потому что курды готовы дать меньшинствам любые гарантии — лишь бы получить Киркук и прочие спорные территории. До сих пор осуществление статьи 140 срывалось во многом из-за позиции Турции, Турция же, напомним, занимала непримиримую позицию из-за страха перед своими курдами. Но если успех действий Эрдогана вылечит турецкое общество от такого рода комплексов — турки увидят, что воссоединение Киркука с Курдистаном выгодно им самим. Фактически вопрос стоит так: либо Киркук присоединяется к Курдистану и тем самым, опосредованно, к Турции (которая уже сейчас могла бы, если бы захотела, превратить Курдистан в де-факто турецкий протекторат). Либо Киркук с нефтью отходит к Багдаду, а значит к (дергающим за ниточки в Багдаде) иранским аятоллам — без пяти минут атомным диктаторам. Характерно,что в последнее время лидеры протурецкого Туркменского фронта значительно смягчили свою позицию в отношении курдов и стали делать заявления о вековом безпроблемном совместном проживании курдов и туркмен, и о общей трудной судьбе во время правления Саддама Хусейна. Выбор для Турции, может быть, не очень приятен, но иного история туркам не припасла* <*Здесь намеренно не говорится о запутанной проблеме РПК в Ираке, по отношению к которой Эрбиль придерживается двусмысленного правила: «изгнать нельзя оставить». Проблема эта, в ее нынешнем виде, это не проблема терроризма и не проблема борьбы с терроризмом, еще менее это проблема борьбы за национальное освобождение, каковой она, при всех искажениях, несомненно была еще 10 лет назад. Ныне это целиком проблема турецкого генштаба, и спасение от партизанских вылазок правительство Эрдогана должно искать именно там, а не в горах Кандиль. Тот день, когда Генштаб не сможет противиться реальной амнистии «апочистам» — будет последним днем армии РПК.

Альтернатива описанному мной в высшей степени печальна. Это — искусственное замораживание существующей ситуации, дополненное нескончаемой игрой в «перетягивание каната» между курдами и Багдадом, причем стороны могут доходить до грани фола, т.е. боевых столкновений (до сих пор стороны разводили американцы, но что будет, если американцы уйдут?). Таким образом, возникает парадоксальная на первый взгляд ситуация, когда коренные перемены на Ближнем Востоке дают шанс на установление стабильности, тогда как попытка сохранения статус-кво дает лишь относительно управляемый (до поры до времени?) хаос. Интересно отметить, что в стабильности в регионе жизненно заинтересованный страны Европы, так как для безпрепятственной транспортировки огромных запасов энергоресурсов из Ближнего Востока в Европу, здесь необходима мирная атмосфера. Несомненно, для того, чтобы преодолеть инерцию, нужен решительный, даже революционный политик — уровня Садата или де Голля. Политик, который умеет играть на опережение и хорошо понимает, что история не кончилась, история творится ныне и под луной нет ничего вечного, границ же в особенности.

Постоянный адрес новости: www.regnum.ru/news/1208689.html

Новая Большая Игра. В новой Большой Игре Пекин и Тегеран рождают будущее — многополярность

Инофорум: Россия и Китай — так же, как Иран — являются устойчивыми сторонниками ликвидации доллара как глобальной резервной валюты ради многовалютной корзины …Давайте начнём с энергетической картины.

Иран на втором месте в мире по количеству разведанных запасов нефти (11.2 %) и газа (15.7 %).

Иран и Россия вместе владеют 17.6 % разведанных мировых запасов нефти. Бензиновые монархии Персидского залива, де-факто управляемые Вашингтоном, владеют 45 %. Ось Москва-Каракас контролирует 25 %. Если мы добавляем 3 % Казахстана и 9,5 % Африки, эта новая ось — более чем эффективный противовес американской гегемонии на арабском Ближнем Востоке. То же самое относится и к газу. Добавляя «ось» к центрально-азиатским «-странам», мы достигаем 30 % мировой газодобычи. Для сравнения: весь Ближний Восток — включая Иран — в настоящее время обеспечивает только 12.1 % мировых потребностей.

Всё о Трубопроводостане

Став ядерным, Иран неукротимо ворвётся во вновь созданный многополярный мир. Иран и Россия де-факто показывают Китаю и Индии, что глупо полагаться на США, которые могут захапать большую часть нефти на арабском Ближнем Востоке. Все эти игроки прекрасно знают, что Ирак по-прежнему оккупирован, и что присвоение огромного нефтяного богатства Ирака остаётся навязчивой идеей Вашингтона.Как любят подчёркивать китайские интеллектуалы, четыре новых или возрождённых центра силы — Россия, Китай, Иран и Индия — являются стратегическими и цивилизационными полюсами, и трое из них неприкосновенны, так как они — ядерные державы. Ещё более самоуверенный и нахрапистый Иран, овладевший полным циклом ядерных технологий, может увеличить относительный вес в Европе и Азии Ирана и России за счёт потери его Вашингтоном, не только в энергетической сфере, но и среди сторонников многополярной денежно-кредитной системы.Дружеское соглашение уже есть.

С 2008 года иранские чиновники подчеркнули, что рано или поздно Иран и Россия начнут торговать в рублях. «Газпром» желает получать за нефть и газ рубли, а не доллары. И секретариат Организации стран — экспортёров нефти (ОПЕК) видел зловещее предзнаменование больше года, уже допуская мысль, что ОПЕК начнёт торговать в евро до 2020 года.Не только ось Москва — Тегеран — Каракас, но также Катар и Норвегия, например, а рано или поздно и Арабские Эмираты, готовы покончить с нефтедолларом. Само собой разумеется, что конец нефтедоллара, который случится не завтра, конечно, означает конец доллара как резервной мировой валюты, конец оплаты всем миром дефицита разбухшего бюджета Америки, и конец англо-американской финансовой удавки, которая держит мир за горло, начиная со второй половины XIX века.

Энергетическое уравнение между Ираном и Россией намного более сложно: оно делает их двумя пауками в банке. Тегеран, изолированный Западом, испытывает недостаток в иностранных инвестициях для модернизации его энергетического оборудования 1970-х годов. Именно поэтому Иран не может получить полную отдачу от эксплуатации своих каспийских энергоресурсов.Тут-то и проявляется весь смысл «Трубопроводостана» — когда США, ещё в 1990-х, решили дотянуться до Каспия, в полную силу поддерживая нефтепровод Баку-Тбилиси-Джейхан (БТД) и газопровод Баку — Тбилиси — Супса (БТС). Для «Газпрома» Иран — буквально золотой рудник. В сентябре 2008 года российский энергетический гигант объявил, что он исследует огромное месторождение нефти «Северный Азадеган», так же, как и три других. Российский «Лукойл» увеличил свою разведку, и «Татнефть» сообщила о своём намечающемся участии на севере. Администрация Джорджа У. Буша думала, что ослабляет Россию и изолирует Иран в Средней Азии. А зря — это только ускоряло их стратегическое энергетическое сотрудничество…

…Мультиполярный мир, к которому мы идём

Так в чём же тупик с ШОС? Так как Китай всегда придирчиво относится к своему международному реноме, он должен был взвесить все за и против, блокируя вступление Ирана, для которого ШОС и его лозунг о многосторонней кооперации ради стабильности в Центральной Азии и сопутствующие дивиденды в сфере экономики и безопасности бесценны. ШОС борется в целом с исламским терроризмом и «сепаратизмом», но теперь сконструировал и экономическую инфраструктуру, создав соответствующий фонд и многосторонний экономический совет. Главная идея всего этого – поколебать влияние Америки в Центральной Азии.

Иран обладает статусом наблюдателя с 2005 года. Следующий год может быть решающим. В преддверии отчаянной атаки Израиля, Иран может принять что-нибудь вроде пакта с администрацией Обамы. Но эти перспективы туманны, а вот нужда в Китае, чтобы продавать больше нефти и газа (по ценам ниже рыночных) – очевидна, так же как и получение китайских и русских инвестиций в разработку каспийских нефтяных месторождений.

И всё это притом, что Иран соседствует с Индией. И Иран, и Индия сфокусированы на Центральной Азии. Индия сейчас финансирует в Афганистане за 250 млн. долларов строительство дороги от Заранджа на иранской границе к Делараму, стоящему на кольцевой дороге, соединяющей Кабул, Кандагар, Герат и Мазари-Шариф. Нью-Дели воспринимает Тегеран как очень важный рынок.. Индия активно вовлечена в строительство глубоководного порта в Чалбахаре — это будет близнец порта в Гвадаре, построенного в южном Белуджистане Китаем. Он будет весьма полезен запертому на суше Афганистану, освобождая его от пакистанского вмешательства (имеются в виду поставки через пакистанские порты).

Также Иран нуждается в своих северных воротах – Кавказе и Турции, чтобы поставлять энергию в Европу. Здесь идёт борьба за доминирование. Иран должен выдержать жёсткую региональную конкуренцию на Кавказе; оформленный в рамках НАТО американо-турецкий альянс; вечная холодная война между США и Россией в регионе; последняя по счету, но не по значению собственная энергетическая политика России, попросту не предполагающая конкуренции с Ираном в поставках в Европу.

Но энергетические договорённости с Турцией теперь часть картины – после того как модернизированные исламисты из ПСР взяли власть в Анкаре в 2002 году. Теперь не так сложно представить, что в ближайшем будущем Иран будет поставлять такой нужный газ для чрезвычайно дорогого поддерживаемого США проекта трубопровода Набукко из Турции в Австрию.

Но остаётся фактом, что и Тегеран и Пекин американский трест в Центральной Азии с его «дугой нестабильности» предают анафеме. Оба они против американской гегемонии и американской однополярности в стиле Буша/Чейни. Как растущие державы они оба за многополярный мир. И так как они не либеральные демократии западного стиля, эмпатия друг к другу у них сильнее. Немногие не заметили однозначных параллелей между образом подавления «зелёной революции» и уйгурского мятежа в Синьцзяне. Для Китая стратегический союз с Ираном весь ради «Пайпланистана», кольца энергетической безопасности в Азии и нового Шёлкового пути. Это приведёт к большей открытости Ирана для европейских инвестиций. Вашингтону это может не нравиться, но в новой Большой Игре Пекин и Тегеран рождают будущее — многополярность. Пепе Эскобар

Полный текст: http://inoforum.ru/inostrannaya_pressa/novaya_bolshaya_igra_chast_2/

Эксперт: Знаменитый » Контракт века» бумерангом возвращается назад в Баку и срабатывает с точностью до наоборот

«Нефть России»: В Азербайджане торжественно отметили годовщину 15-летия подписания «Контракта века». В послании президенту Азербайджана Ильхаму Алиеву госсекретарь США Хиллари Клинтон, в частности, отметила, что «разработка месторождения «Азери-Чираг-Гюнешли» и создание Азербайджанской международной операционной компании стало большим успехом в международной энергетической дипломатии и является поворотной точкой в развитии международной нефтяной и газовой сферы». Но, как дальновидно предупреждает госсекретарь США, «усиление обеспечения международной энергетической безопасности все еще остается основным вопросом для евразийского региона». И еще: «Мы надеемся, что Азербайджан, Турция и другие заинтересованные страны, воспользовавшись этими возможностями, согласуют другие вопросы, необходимые для реализации проекта Южного коридора».

Проблемой так называемого » Южного коридора» озабочено и правительство Великобритании. На этой неделе министр энергетики лорд Хант находится с визитами в Турции и Азербайджане «в рамках согласованных усилий Британии по укреплению энергетической безопасности в Европе».

Но Турция всего лишь транзитная страна, а у Азербайджана не хватает должных запасов сырья для загрузки планируемого проекта NABUCCO, если именно под ним понимать «Южный коридор». Поэтому складывается устойчивое ощущение, что Вашингтон и Лондон, во многом способствовавшие планированию и осуществлению азербайджанского «Проекта века», пытаются начать все с чистого листа.

А начиналось все еще во времена президентства в Азербайджане Гейдара Алиева, когда в сентябре 1994 года с западными нефтяными компаниями был подписан «Контракт века». Опытный политик, остро чувствовавший слабость России и международную конъюктуру, решил воспользоваться историческим шансом, чтобы с помощью особой нефтяной стратегии решить две жизненно важные национальные задачи. Первая: обозначить и закрепить присутствие на Каспии влиятельных мировых компаний. Вторая: обеспечить приток в Азербайджан крупных зарубежных инвестиций, которые способствовали бы укреплению национальной независимости страны, развитию ее экономики. Эти две задача была в целом выполнены, хотя Баку пришлось проводить сложные политико-дипломатические маневры при определении главного маршрута транспортировки нефти.

Первоначально была введена в эксплуатацию труба между Баку и Новороссийском. Затем появился маршрут Баку-Супса с перспективой выхода через Одессу и Броды на Польшу и дальше. И только на третьей, завершающей фазе операции » Контракт века» было решено осуществлять главную транспортировку так называемой большой каспийской нефти по маршруту Баку-Тбилиси-Джейхан, то есть через Турцию в Европу в обход России. Во время Стамбульского саммита 18 ноября 1999 года между правительствами Азербайджана, Грузии и Турции было подписано соответствующее соглашение.

На том этапе ставка делалась уже не столько на обеспечение поступлений нефтедолларов для экономики страны, сколько на мобилизацию возможностей турецкой и западной дипломатии для решения еще одной задачи: вернуть под свою юрисдикцию Карабах. Но именно с этого момента стало очевидно, что Азербайджану придется бросить на исторический алтарь жертву — расстаться с Карабахом. Потому, что в регионе Закавказья и Ближнего Востока » Контракт века» привел в движение сложнейшие неподконтрольные Азербайджану геополитические процессы. То есть, как выразился в своем выступлении на юбилее «Контракта Века» Ильхам Алиев, «энергетическая политика Азербайджана перешла из региональной плоскости в глобальную».

Суть этой глобальности четко квалифицировал известный американский аналитик Збигнев Бжезинский, заявивший, что «каспийские углеводороды должны стать тем инструментом, с помощью которого можно будет геополитически и экономически вывести Среднюю Азию и Закавказье на мировые рынки, оторвать их от России и таким образом ликвидировать возможность так называемой постсоветской имперской реинтеграции».

В Баку торжествовали, еще не осознавая факта, что «Контракт века» превратил Азербайджан из субъекта в объект большой игры. Во-первых, становилось ясно, что урегулирование карабахской проблемы будет иметь затяжной характер. Во-вторых, учитывая, что Азербайджан смело вышел на западную площадку, Армения успешно стала разыгрывать азербайджанскую карту во взаимоотношениях с Западом без оглядки на Россию, в глазах которой Баку был скомпрометирован «Контрактом века».

Таким образом Баку оказался в формуле, о которой говорил Владимир Путин еще будучи президентом РФ: «С советских времен в Закавказье осталось немало проблем. Они непросты по своей сути, требуют не только значительного внимания со стороны международной общественности и международных структур, но и политической воли тех, кто непосредственно вовлечен в конфликтные ситуации. Прежде всего, это касается, конечно, Карабаха и взаимоотношений между Арменией и Азербайджаном. Россия много делает для того, чтобы стороны нашли приемлемую развязку. Мы работаем как в двустороннем плане, так и в рамках многосторонних усилий. Вы знаете, что существует Минская группа ОБСЕ, в работе которой принимает участие не только Россия, но и наши западноевропейские партнеры, а также Соединенные Штаты. Мы будем продолжать эти усилия дальше».

В конечном счете все свелось в статьи новых «Мадридских принципов»: освобождение азербайджанских районов и проведение в Карабахе референдума.

Первый парадокс для Азербайджана заключался именно в том, что с момента подписания «Контракта века», который разрезал его пуповину с Россией и означал для Баку начало нового отчета исторического времени, Армении удалось разорвать внешне казавшийся незыблемым союз Баку с Анкарой. Так сложился второй парадокс: рвущийся на Запад Азербайджан фактически вырулил на «Большой Ближний Восток» и стал в один ряд с такими государствами, как Ирак и Афганистан. В свою очередь Турция, географически «прописанная» на Ближнем Востоке, предприняла более широкий дрейф на Запад.

Плюс к этому возрастающие амбиции геоэкономического свойства дремавшей до определенного момента Туркмении. Получив четырехмиллиардный китайский кредит, она «свет в конце тоннеля» обозначила для себя уже не столько в западном варианте транспортировки своих энергоресурсов — по дну Каспия, через Азербайджан и Грузию в Турцию — сколько в расширении сотрудничества с Китаем, Ираном и Россией.

Так что теперь знаменитый » Контракт века» бумерангом возвращается назад в Баку и срабатывает с точностью наоборот, — пишет www.regnum.ru.

КЛЮЧЕВОЕ ЗВЕНО МИРОВОЙ ЭНЕРГЕТИКИ. Россия может внести существенный вклад в послевоенное восстановление Ирака

ЮРИЙ ШАФРАНИК , президент Российско-Иракского делового совета
 

Нефть России   17.08.2009  №  8: Ближний Восток сотни лет находился под пристальным вниманием политиков. Великие державы по разным причинам проявляли к нему особый интерес и определяли характер происходящих здесь процессов. В XXI веке у ближневосточных стран появляется возможность сформировать такую конфигурацию межгосударственных отношений в регионе, в которой их роль была бы доминирующей.
Как будет развиваться этот процесс, во многом зависит от ситуации в Ираке, от темпов восстановления и укрепления его экономического потенциала и формирования демократических основ политической и социальной жизни. При этом позитивные процессы внутри Ирака будут способствовать оздоровлению обстановки не только в регионе, но и в международных отношениях, включая глобальную энергетическую безопасность.
ИСТОРИЧЕСКИЙ ШАНС
Ближний Восток с его нефтяными и газовыми богатствами вполне оправданно можно назвать глобальным энергетическим центром, ключевым звеном «энергетического сплетения мира», обеспечивающим необходимой энергией потребности не менее половины населения земного шара. Ирак с его ресурсами при соответствующих условиях способен играть роль важнейшего элемента такого центра и при этом благотворно влиять на всю обстановку в регионе.
Судьба распорядилась так, что страна, претерпев громадные потери — разрушенный экономический потенциал, утраченные системы образования и здравоохранения, ничем не оправданная гибель неисчислимого количества людей, — мучительно сложно пытается выйти на путь свободного самостоятельного развития.
Осознание этих потерь заставляет руководство государства, духовенство, партийных лидеров, племенных вождей искать консенсус в обществе, определять приемлемые для различных групп населения и различных регионов «правила жизни и созидания» в новом Ираке.
Наблюдатели отмечают, что сегодня конфессиональные проблемы постепенно начинают приобретать второстепенное значение, а стремление к национальному согласию становится всё более очевидным. Важную роль в этом процессе играет конструктивная позиция влиятельных в мусульманском мире иракских политиков, таких как Мухаммед Бакр аль-Хаким и Ахмед Систани.
Внушительная победа на январских региональных выборах партии Давуа, возглавляемой премьер-министром Нури аль-Малики, свидетельствует о её серьезном политическом потенциале и доверии населения к мерам правительства по возрождению экономики, укреплению социальной стабильности и безопасности. В этом отношении обращает на себя внимание взвешенная политика президента Ирака Джалала Талабани, вставшего во главе страны в чрезвычайно трудный для неё период.
По-разному можно оценивать действия нынешнего коалиционного руководства Ирака. Действительно, наряду с удачными решениями оно не избежало и ошибок. И предполагаемые в декабре 2009 г. парламентские выборы будут проверкой формирующегося парламентаризма, могут как-то изменить мозаику внутриполитической жизни. Однако встречи и беседы с представителями основных политических сил правящей коалиции не оставляют сомнений в том, что власти страны полностью осознают сложившуюся ситуацию и делают максимально возможное для строительства государства и восстановления экономики. Есть уверенность в том, что правительство Нури аль-Малики и партии Давуа, на долю которого выпало решение всего комплекса тяжелейших проблем в самый сложный после 2003 г. период, имеет возможности продолжить заявленный политический курс на национальное согласие и созидание.
Всё вышесказанное убеждает в том, что Ирак в настоящее время имеет серьёзный исторический шанс на то, чтобы встать на путь, ведущий к процветанию, получению достойного места в сообществе цивилизованных демократических стран.
После подписания в декабре 2008 г. соответствующего договора между Ираком и США созданы первые предпосылки для того, чтобы страна приступила к формированию собственной государственной политики, в том числе внешней.
ВЕРНАЯ ПОЗИЦИЯ РОССИИ
Становление и стабильное развитие нового Ирака радикально меняют его отношения с соседними странами и приводят к существенному изменению расклада сил в регионе. Любое изменение в данном раскладе неизбежно усилит процессы конкуренции между государствами, между экономиками, политическими силами, религиозными конфессиями, бизнес-группами.
Безусловно, важнейшими для Ирака являются отношения, складывающиеся с Ираном, которые, в свою очередь, всецело зависят от того, как будут развиваться взаимосвязи между Вашингтоном и Тегераном. Поэтому можно предположить, что закрепление положительных тенденций в Ираке не будет простым.
При позитивном развитии ситуации можно констатировать, что энергетические транспортно-логистические связи в регионе приобретут отличный от нынешних вид. Эти отличия, прежде всего, проявятся по осям: Индия — Иран — Ирак — Турция — Европа и Прикаспийские государства — Ирак — Иран.
Например, восстановление предвоенной схемы поставок иракской нефти в Индию, как и реальные перспективы подключения этой страны к газовым ресурсам региона, явится весьма существенной подвижкой в энергобалансе всей Азии. Поэтому можно уверенно предсказать и появление новых подходов к оценке газового потенциала Ближнего Востока, самого Ирака, использования его не только в интересах региона, но и Европы и соседних азиатских стран. И по мере укрепления иракской государственности дискуссии на эти темы будут становиться всё более интенсивными.
Понимание этого возлагает огромную ответственность на власти Ирака, духовенство, глав регионов и племён. Но не меньшая ответственность ложится и на руководство всех без исключения соседних стран, что в первую очередь относится к Ирану, а также на наиболее влиятельные державы мира — США, Россию, государства Евросоюза, Китай, Индию.
Со своей стороны, Россия в период последних нелёгких испытаний, выпавших на долю народа Ирака, на мой взгляд, заняла верную позицию. Российское руководство считало мирный путь вывода Ирака из международной изоляции единственно возможным вариантом решения проблемы и принимало меры для его реализации. Мирный процесс, возможно, занял бы достаточно длительный промежуток времени, но он не был бы связан с большим числом человеческих жертв и страданий, к которым привёл силовой (военный) сценарий. В то же время власти РФ заняли выдержанную позицию невмешательства и не предпринимали попыток как-то повлиять на внутреннюю ситуацию в Ираке или же на внешние процессы становления новой иракской государственности. Невмешательство — это проявление максимального уважения к иракскому народу, а списание самого большого внешнего долга (перед нашей страной) без каких-либо условий — это шаг, направленный на закрепление процессов демократизации в Ираке.
Заявления иракского руководства убеждают в том, что Россия рассматривается в Багдаде как объект первоочередного внимания, как страна, способная оказать важнейшую политическую и экономическую поддержку. В РФ, в свою очередь, высоко ценят усилия и последовательные действия новых багдадских властей, стремящихся достойно преодолеть переходный период, стабилизировать общественную жизнь, выстроить нормально функционирующую экономику и создать тем самым условия для развития и процветания страны на благо всех иракцев. Недавний визит в Москву представительной делегации во главе с премьер-министром Нури аль-Малики продемонстрировал, что сотрудничество двух государств в нынешней непростой обстановке не только возможно, но и необходимо.
Между Москвой и Багдадом давно сложились добрые отношения. В 90-е годы прошлого века Россия сама переживала сложнейший период, формируя и обретая себя в новом качестве. Тем не менее в конце 90-х годов наша страна неизменно оказывала народу Ирака политическую и экономическую поддержку. И к настоящему моменту наработан весомый потенциал двусторонних отношений, позволяющий утверждать, что открываются новые горизонты для укрепления и дальнейшего развития всестороннего сотрудничества.
До сих пор остаётся нерешённым ряд политических вопросов, в которых Ираку крайне нужна поддержка ведущих государств. Главным из них является отмена санкций, введённых ООН ещё против режима Саддама Хусейна. В феврале Нури аль-Малики обсуждал эту проблему с генсеком ООН Пан Ги Муном, однако тут необходимо согласие всех стран-членов Совбеза ООН, в том числе и России.

ПОЛЕЗНЫЙ ОПЫТ РЕФОРМ
Руководство Ирака прилагает немалые усилия для того, чтобы перевести жизнь в стране в мирное, созидательное русло. А для этого необходимо развивать экономику, организовывать новые рабочие места. Оживление хозяйственной жизни — это задача, стоящая, прежде всего, перед людьми, которые первыми пришли в Ирак для развития бизнеса. Нам понятно, что главными проблемами, стоящими сегодня перед этой страной, являются укрепление государственных институтов власти, вывод иностранных войск с национальной территории, создание основы правовой безопасности.
И здесь, на мой взгляд, весьма полезным для Ирака мог бы стать опыт, полученный Россией в процессе экономических реформ. Мы поначалу делали основной упор на создание законов, на привлечение иностранных инвестиций, на приход в страну крупных западных компаний. Но довольно скоро стало ясно, что все необходимые законы за короткое время не создашь (законотворчество — длительный процесс). А иностранные корпорации, даже получив проекты в России, ждали пять, а то и десять лет более благоприятных условий для их реализации.
Безусловно, в Ираке солидные национальные проекты начнут осуществляться не раньше, чем через пять лет, даже без учёта влияния мирового экономического кризиса, когда привлечение финансов стало чрезвычайно сложным делом. Для этого необходимо иметь соответствующую законодательную базу. Зато, например, небольшие месторождения, которые мог бы разрабатывать малый и средний бизнес, необходимо было запускать в эксплуатацию, как говорится, уже «вчера». Правда, предварительно правительству Ирака нужны полномочия от политических партий и регионов. Это, быть может, и не принесёт сразу больших денег, но вдохнёт жизнь в экономику, пробудит инициативу, откроет перспективу, вызовет оптимистический настрой у огромной массы населения, особенно у молодёжи.
Развитие «проектного сотрудничества» имеет непосредственное отношение к широко обсуждаемой ныне проблеме иракского долга. Россия присоединилась к решению Парижского клуба по списанию долгов Ирака, но это делается не моментально. Считаю, что вопросы по долгам быстрее снимаются тогда, когда начинаются проекты.
Непростой вопрос двусторонних отношений — преемственность по контрактам, заключённым ещё в былые времена. Она должна сохраняться. Иначе как серьёзному бизнесу затевать на территории Ирака проекты, которые предполагают планирование со сроком окупаемости не менее трёх — пяти лет, а в «нефтянке», энергетике, тяжёлой промышленности — вообще восемь — десять лет. Если это не противоречит существующим законам, то по-иному и быть не должно. Независимо от смены обстановки в стране есть законы, российские компании их не нарушали. А раз так, то преемственность должна иметь место. Другое дело, в какой степени? Понятно, что росчерком пера ни президент, ни премьер, ни министры не дадут никаких преференций. Их нужно создавать, завоёвывать намерениями, делами, поступками. Один из результатов последнего визита делегации премьера Нури аль Малики — формирование совместной комиссии по инвентаризации ранее заключённых контрактов — свидетельствует о том, что иракские партнёры понимают нашу заинтересованность.
Здесь вряд ли может идти речь о скрупулёзном, до запятой, выполнении прежних договорённостей в условиях нового политического режима, нового законодательного поля. Тем более что это поле ещё только предстоит создать, а сейчас на его месте — почти настоящая целина, частично засеянная намерениями, планами, призывами и новыми, нарождающимися (в основном двусторонними) договорённостями. В то же время целенаправленность и гибкость со стороны российских компаний необходимы. Возможна и адаптация ранее подписанных контрактов к реалиям сегодняшнего иракского правового поля. По этому пути идёт сейчас «ЛУКОЙЛ».
Стоит отметить и роль компаний из РФ, по инициативе которых был сформирован Российско-Иракский деловой совет по вопросам экономического сотрудничества, получивший поддержку иракского руководства. Третий год в непростых условиях он занимается налаживанием контактов между экономическими субъектами двух стран. Мне довелось в январе 2009 г. в Багдаде обменяться с президентом, премьер-министром и министром иностранных дел Ирака мнениями о работе делового совета. На фоне положительных оценок были также высказаны просьбы о поддержании высокого формата двустороннего диалога и через этот механизм практики «сверки часов» между руководством, бизнес-элитой и политическими кругами двух стран.
В целом итоги наших контактов с высшим руководством Ирака вдохновляют, особенно в последние три года, когда президент Талабани и другие официальные лица настойчиво подтверждали реальную заинтересованность иракской стороны в возобновлении сотрудничества. При этом, как представляется, мы не только выполняли государственную миссию, передавая послание от российской власти и бизнес-элиты иракским друзьям и получая в ответ сигналы о полной готовности к движению навстречу, но и сумели запустить новые механизмы взаимодействия, которые в ближайшее время, надеемся, дадут ощутимые результаты.
Неслучайно именно на заседании делового совета 11 апреля нынешнего года российский бизнес получил прямое приглашение со стороны иракского руководства. «Мы гарантируем защиту ваших инвестиций и капвложений в нашу экономику», — сказал премьер-министр Аль-Малики. Он также назвал визит в РФ историческим и важным, открывающим новое направление для дальнейшего развития сотрудничества. «Ирак хотел бы возобновить и построить всю инфраструктуру, увеличить экспорт нефти и газа. Буквально всё у нас нуждается в обновлении и развитии», — сказал он. Премьер-министр заверил, что в Ираке будут созданы все необходимые условия для работы российских компаний и их участия в восстановлении экономики.
Торгово-экономические отношения между РФ и Ираком насчитывают уже более полувека. В довоенный период это ближневосточное государство являлось одним из основных партнёров Москвы в данном регионе. В 2001 г. Россия вышла на первое место по товарообороту с Ираком, он достигал 2 млрд долларов. Сегодня существуют реальные предпосылки для многократного превышения этого уровня. Ирак в состоянии освоить огромное количество инвестиций. Россия к этому готова.

ИРАК: КЛЮЧЕВОЕ ЗВЕНО ЭНЕРГЕТИЧЕСКОГО «СПЛЕТЕНИЯ» МИРА

Юрий ШАФРАНИК. Президент Фонда «Мировая политика и ресурсы», Председатель Правления Межгосударственной нефтяной компании «Союзнефтегаз»
Значимость событий, происходящих на Ближнем Востоке, и особенно в Ираке, давно вышла за региональные рамки. Ситуация в этой стране заметно сказывается на международной обстановке в целом, на позиции правительств многих стран, в том числе наиболее влиятельных. Ирак продолжает оставаться в центре международной политики, а «иракский вопрос» оказывает влияние на расклад политических сил во многих странах.
Если Ближний Восток с его нефтяными и газовыми богатствами вполне оправданно можно назвать «энергетическим солнечным сплетением» современного мира, то Ирак — его важнейшая составляющая, во многом определяющая нормальное функционирование нефтегазового комплекса этого региона.
После подписания в декабре 2008 года соответствующего договора между Ираком и США созданы начальные предпосылки для того, чтобы страна приступила к формированию собственной государственной политики, в том числе внешней. Россия рассматривается в Багдаде как объект первоочередного внимания, как страна, способная оказать новому иракскому руководству важнейшую политическую и экономическую поддержку. Недавний визит в Москву представительной делегации во главе с премьер-министром Ирака Нури Аль-Малики продемонстрировал, что сотрудничество двух стран в нынешней непростой обстановке не только возможно, но и необходимо.

* * *

Хочется надеяться, что Ирак выходит из сумрака. Движение к свету пока медленное и достается ценой потерь и крови. Однако сегодня Ирак имеет историческую возможность обрести стабильное и поступательное развитие. Этот шанс получен ценой огромных потерь, нищеты, исхода из страны интеллигенции, упадка системы образования и здравоохранения. Осознание этих потерь заставляет руководство государства, духовенство, партийных лидеров, племенных вождей искать консенсус в обществе, определять приемлемые для различных групп населения и различных регионов страны «правила жизни и созидания» в новом Ираке. Мне представляется, например, что конфессиональные проблемы постепенно начинают приобретать второстепенное значение, а стремление к национальному согласию становится все более очевидным.

Важную роль в этом процессе играет конструктивная позиция влиятельных в мусульманском мире иракских политиков, таких как Мухаммед Бакр аль-Хаким и Ахмед Систани. Внушительная победа на январских (2009) региональных выборах партии Ад-Даава, возглавляемой премьер-министром Нури Аль-Малики, свидетельствует о ее серьезном политическом потенциале и доверии населения к мерам правительства по возрождению экономики, укреплению социальной стабильности и безопасности в стране.

Конечно, намечаемые на декабрь 2009 г. парламентские выборы могут изменить мозаику внутриполитической жизни, однако правительство Нури Аль Малики и партии Ад-Даава, на долю которого выпало решение всего комплекса посткризисных проблем в самый сложный после 2003 года переходный период, имеет значительные шансы на успех.

По-разному можно оценивать действия нынешнего коалиционного руководства Ирака. Очевидно, что наряду с удачными решениями оно не избежало и ошибочных. Однако встречи с представителями основных политических сил правящей коалиции не оставляют сомнений в том, что руководство страны полностью осознает сложившуюся ситуацию и делает максимально возможное для строительства государства нового типа. Особо хотел бы отметить взвешенную политику, проводимую Джала-лом Талабани, который стал президентом Ирака в наиболее трудный за последние несколько столетий период в истории страны. Этого мудрого, искушенного в политике и международных делах человека в России хорошо знают и уважают, здесь у него много друзей. В целом в России высоко ценят усилия и последовательные действия нового руководства Ирака, стремящегося достойно преодолеть переходный период, стабилизировать общественную жизнь, выстроить нормально функционирующую экономику и тем самым создать условия для развития и процветания страны на благо всех иракцев.

Убежден, что у Ирака и его народа есть великий исторический шанс создать новую государственность светского демократического типа. И если в ближайшее пятилетие такая тенденция в Ираке будет закреплена, то это даст мощный импульс для запуска процесса социально-политических преобразований в соседних с ним странах. В таком случае страна на Тигре и Евфрате внесет весомый вклад в развитие современной цивилизации.
Понимание этого возлагает огромную ответственность на власти Ирака, духовенство, глав регионов и племен. Но не меньшая ответственность ложится и на руководство всех без исключения соседних стран, что в немалой степени относится к Ирану, его роли в помощи становлению государственности Ирака. И далеко не в последнюю очередь это относится к наиболее влиятельным в мире странам — США, России, государствам Евросоюза, Китаю, Индии.

До сих пор остаются нерешенными ряд политических вопросов, в которых Ираку нужна поддержка ведущих государств. Главным из них является отмена санкций, введенных ООН еще против режима Саддама Хусейна, часть которых не отменена до сих пор. В феврале Нури Аль-Малики обсуждал этот вопрос с генсеком ООН Пан Ги Муном, однако для решения необходимо согласие всех стран-членов Совбеза ООН, в том числе и России.

Надо сказать, что Россия, в период последних нелегких испытаний, выпавших на долю народа Ирака, на мой взгляд, заняла в этой сложной ситуации единственно верную позицию. До последней войны в Ираке российское руководство считало мирный путь вывода Ирака из международной изоляции единственно возможным вариантом решения проблемы и принимало меры для его реализации. Мирный вариант, возможно, занял бы достаточно длительный период времени, но он бы исключил большое число человеческих жертв и страданий, к которым привело военное вторжение в Ирак.

Российское руководство во время военных действий и впоследствии заняло выдержанную позицию невмешательства и не предпринимало попыток как-то повлиять на внутреннюю ситуацию в Ираке или же на внешние процессы становления новой иракской государственности. Суть этой позиции в том, чтобы не вносить дисбаланс в сложные процессы, которые шли, и будут идти в Ираке, и максимально содействовать становлению новой иракской государственности. Невмешательство — это знак уважения к иракскому народу, а списание   самого   большого иракского долга России без каких-либо условий стало шагом, направленным на закрепление процессов демократизации в Ираке, отражая уверенность российского руководства в том, что Ирак упрочит свою государственность и найдет достойный путь развития.

Между Россией и Ираком давно сложились добрые отношения. В 90-е годы Россия сама переживала сложнейший период, формируя и обретая себя в новом качестве. Тем не менее, в конце 90-х годов наша страна неизменно оказывала народу Ирака политическую и экономическую поддержку. И к настоящему моменту наработан весьма весомый потенциал российско-иракских отношений, позволяющий утверждать, что открываются новые горизонты для укрепления и дальнейшего развития всестороннего сотрудничества между нашими странами и формируется вектор взаимодействия, ориентированный на создание качественно нового стратегического партнерства.

Руководство Ирака прилагает немалые усилия для того, чтобы перевести жизнь в стране в мирное, созидательное русло. А для этого необходимо развивать экономику, создавать новые рабочие места. Оживление экономики — это задача, стоящая, прежде всего, перед людьми, которые первыми пришли в Ирак для развития бизнеса. Нам понятно, что главными проблемами, стоящими сегодня перед Ираком, являются укрепление государственных институтов власти, вывод иностранных войск с территории страны, создание основы правовой безопасности для народа и оживление экономики.

И здесь, на мой взгляд, весьма полезным для Ирака мог бы стать опыт, полученный Россией в процессе экономических реформ. Мы тоже поначалу делали основной упор на создание законов, на привлечение иностранных инвестиций, на приход в страну крупных западных компаний. Но довольно скоро стало ясно, что все необходимые законы за короткое время не создашь (законотворчество — длительный процесс). А западные компании, даже получив проекты в России, ждали пять, а то и десять лет более благоприятных условий для их реализации. Поэтому резонно полагать, что когда российским регионам были даны определенные полномочия, когда приветствовались любые «мелкие» проекты, когда при отсутствии законов дело двигалось в соответствии с решениями правительства и президента, — это все-таки привело к оживлению экономики страны и дало возможность экономикам регионов и проектам жить и осуществляться в тяжелейших условиях начала и середины 90-х годов прошлого века.

Безусловно, в Ираке солидные национальные проекты начнут реализовываться не раньше, чем через пять лет, даже без учета влияния мирового экономического кризиса, когда привлечение финансов стало чрезвычайно сложным делом. Для этого необходимо иметь соответствующую законодательную базу. Зато, например, небольшие месторождения, которые мог бы разрабатывать малый и средний бизнес, необходимо было запускать в работу, как говорится, уже «вчера». Правда, предварительно правительству Ирака нужны полномочия от политических партий и регионов, чтобы начинать и (с достаточной степенью защищенности) развивать в интересах регионов и страны освоение малых и средних по масштабам месторождений. Это, может быть, и не принесет сразу больших денег, но вдохнет жизнь в экономику, пробудит инициативу, откроет перспективу, вызовет оптимистический настрой у огромной массы населения, особенно у молодежи.

Развитие проектного сотрудничества имеет непосредственное отношение к широко обсуждаемой ныне проблеме иракского долга. По Ираку Россия присоединилась к решению Парижского клуба по списанию долгов. Но это делается не моментально. Думаю, что это процесс тонкий, острый, но мелкие, средние и даже крупные проекты не могут быть привязаны к долгу. Считаю, что вопросы по долгам быстрее решаются тогда, когда начинаются проекты. Тогда легче решить, как их списывать. Ведь если есть проекты, есть оживление, есть вложения — тогда и схемы найти во сто крат проще, чем годами сидеть за столом переговоров.

Непростой вопрос двусторонних отношений — преемственность по контрактам, заключенным еще в былые времена. Преемственность должна сохраняться. Иначе, как бизнесу, серьезному бизнесу затевать на территории Ирака проекты, которые предполагают планирование со сроком окупаемости не менее 3-5 лет, а в нефтянке, энергетике, тяжелой промышленности — вообще 8-10 лет. Если это не противоречит существующим законам,то по иному и быть не должно. Независимо от смены обстановки в стране есть законы, российские компании их не нарушали. А раз так, то преемственность должна сохраняться. Другое дело, в какой степени? Понятно, что росчерком пера ни президент, ни премьер, ни министр не дадут никаких преференций. Их нужно создавать, завоевывать намерениями, делами, поступками. Один из результатов последнего визита делегации премьера Нури Аль Малики — создание совместной комиссии по инвентаризации ранее заключенных контрактов — свидетельствует о том, что иракские партнеры понимают нашу заинтересованность.

Здесь вряд ли может идти речь о скрупулезном, до запятой, выполнении прежних договоренностей в условиях нового политического режима, нового законодательного поля. Тем более, что его, это поле, еще только предстоит создать, а сейчас на его месте — почти настоящая целина, местами засеянная намерениями, планами, призывами и новыми, нарождающимися, в основном, двусторонними договоренностями. В то же время, целенаправленность и гибкость со стороны российских компаний необходимы. Нельзя исключать и адаптации ранее подписанных контрактов к реалиям сегодняшнего иракского правового поля, как это делает сейчас компания ЛУКОЙЛ.

Нельзя не отметить роли российских компаний, по инициативе которых был сформирован Российско-иракский Деловой Совет по вопросам экономического сотрудничества, получивший поддержку иракского руководства. Третий год, в непростых условиях. Совет занимается налаживанием контактов между экономическими субъектами двух стран и вырабатывает предложения руководству стран по созданию условий для развития бизнеса. Мне довелось в январе 2009 г. в Багдаде обменяться с президентом, премьер -министром и министром иностранных дел Ирака оценками о работе Делового Совета. На фоне положительных оценок были также высказаны просьбы по поддержанию функционирования высокого формата двустороннего диалога и практики «сверки часов» через этот механизм между руководством, бизнес-элитой и политическими кругами двух стран.

В целом итоги наших контактов с высшим руководством Ирака вдохновляют, особенно в последние 3 года, когда президент Талабани и другие официальные лица настойчиво подтверждали реальную заинтересованность иракской стороны в возобновлении сотрудничества. При этом, как представляется, мы не только выполняли государственную миссию, передавая послание от российской власти и бизнес-элиты иракским друзьям, но и, получая в ответ сигналы о полной готовности к движению австречу, сумели запустить новые механизмы взаимодействия, которые в ближайшее время, надеемся, дадут ощутимые результаты.

Не случайно именно на заседании Российско-иракского Делового Совета 11 апреля 2009 г. российский бизнес получил прямое приглашение со стороны иракского руководства. Ирак готов гарантировать защиту инвестиций российских компаний в свою экономику, заявил иракский премьер Нури Аль-Малики. Аль-Малики назвал визит в РФ историческим и важным, открывающим направление для дальнейшего развития сотрудничества. «Ирак хотел бы возобновить и построить всю инфраструктуру, увеличить экспорт нефти и газа. Буквально все в Ираке нуждается в обновлении и развитии», — сказал премьер-министр. Он заверил, что в Ираке будут созданы все необходимые условия для работы российских компаний и их участия в восстановлении экономики. «У нас есть все, чтобы вы могли работать», -сказал Аль-Малики.

Торгово-экономические отношения между Россией и Ираком насчитывают уже более полувека. В довоенный период Ирак являлся одним из основных торгово-экономических партнеров России на Ближнем Востоке. В 2001 г. Россия вышла на первое место по товарообороту с Ираком, а совместный товарооборот достигал 2 млрд. долларов. Сегодня существуют реальные предпосылки для многократного превышения этого уровня. Ирак в состоянии освоить огромное количество инвестиций. Ему практически все надо восстанавливать и строить. И надо не упустить этот шанс.

Становление и стабильное развитие нового Ирака коренным образом меняет его отношения с соседними странами и приводит к радикальному изменению расклада сил в регионе. Любое изменение в данном раскладе неизбежно усилит процессы конкуренции между государствами, между экономиками, политическими силами, религиозными конфессиями, бизнес-группами. Безусловно, важнейшими для Ирака в регионе являются отношения, складывающиеся с Ираном, которые, в свою очередь, во многом зависят от того, как будут развиваться отношения между США и Ираном. Поэтому можно предположить, что закрепление позитивных тенденций в Ираке не будет простым. При позитивном развитии ситуации можно констатировать, что энергетические и транспортно — логистические связи в регионе приобретут существенно отличный от нынешних вид. Эти отличия, прежде всего, проявятся по осям: Индия — Иран — Ирак — Турция — Европа и Прикаспийские государства — Ирак — Иран. Например, восстановление предвоенной схемы поставок иракской нефти в Индию, как и реальные перспективы подключения этой страны к газовым ресурсам того же Ирака, явятся весьма существенной подвижкой в энергобалансе всей Азии.

Поэтому можно уверенно предсказать и появление новых подходов к оценке газового потенциала региона, самого Ирака, использования этого потенциала не только в интересах региональных государств, но и Европы, и соседних стран Азии. И по мере укрепления иракской государственности дискуссии на эти темы будут становиться все более интенсивными.