Метка:BP

Газовая хватка Кремля в Средней Азии ослабевает

Опубликовано от wpmrРубрики:Бизнес, Политика

EnergyLand: «Газпрому» среднеазиатский газ нужен для того, чтобы обеспечивать российские потребности и экспортные поставки в Европу на уровне 150 миллиардов кубометров газа в год, который перекачивается через Украину.

Среди российских проектов в Средней Азии значатся поисково-разведочные работы «Газпрома» на 20 опытных скважинах в узбекском районе Усть-Юрт, где запасы газа составляют около 1 триллиона кубометров. «Газпром» согласился вложить в освоение этого месторождения 400 миллионов долларов до конца 2011 года. Компания «Лукойл» также планировала добыть в текущем году 2,7 миллиарда кубометров газа на узбекском месторождении «Кандым-Хаузак-Шады» в рамках соглашения о разделе продукции (СРП), действие которого началось в 2007 году. Однако из-за кризиса этот объем может уменьшиться.
Последние нефтяные и газовые соглашения в Средней Азии говорят о том, что хватка Кремля ослабевает, пишет «Business New Europe» (Великобритания).
Несмотря на повышение стоимости транзита и падение потребительского спроса в Европе и в России, «Газпром» по-прежнему вынужден покупать законтрактованный в Средней Азии природный газ по более высоким ценам. По сути дела, он платит своеобразную пошлину за свою монополию на закупки центральноазиатского газа. В текущем году «Газпром» импортирует около 50 миллиардов кубометров газа из Туркменистана, 15 миллиардов кубометров из Узбекистана и чуть менее 10 миллиардов кубометров из Казахстана. Джонатан Стерн (Jonathan Stern), возглавляющий газовые исследования в Оксфордского энергетическом институте (Oxford Institute of Energy Studies), уверен, что «Газпрому» будет крайне трудно покрыть расходы по импорту 50 миллиардов кубометров газа из Туркменистана.
А государственная нефтегазовая монополия Узбекистана «Узбекнефтегаз» заявила в мае, что не откажется от своих текущих планов наращивания газового экспорта, несмотря на снижение цен и ослабление спроса. Первый заместитель председателя компании Шавкат Маджидов заявил в мае участникам нефтегазовой выставки в Ташкенте, что «Узбекнефтегаз» в первом квартале увеличил объем газового экспорта на 7 процентов по сравнению с соответствующим периодом прошлого года, и что он «будет поддерживать такую динамику» до конца года. По словам Маджидова, Узбекистан в этом году планирует увеличить общий объем своего экспорта до 16,2 миллиарда кубометров, причем 15,2 миллиарда из этого количества будет направлено в Россию по соглашению с «Газпромом». Остальной узбекский газ пойдет на экспорт в Казахстан, Таджикистан и Киргизию.
13 мая президент Казахстана Нурсултан Назарбаев подписал закон, утверждающий план прокладки этого дополнительного газопровода в Россию. По нему будет перекачиваться еще 20 миллиардов кубометров казахского и туркменского газа в год. Российские представители говорят, что этот трубопровод будет введен в эксплуатацию к марту 2010 года, то есть за год до запланированного начала строительства газопровода ЕС Nabucco. Он является конкурентом российского трубопровода, и газ по нему тоже должен идти в Европу, но в обход российской территории. Однако стоимость российского трубопровода и точный план его сооружения по-прежнему не ясны. В марте президент Туркменистана Гурбангулы Бердымухаммедов во время своего трехдневного визита в Москву подписал ряд соглашений в области экономики, но уехал домой, так и не выработав окончательно планы строительства этого газопровода, которые являлись главной темой переговоров.
В апреле разгорелся более открытый спор, когда в результате взрыва был поврежден трубопровод Средняя Азия-Центр, идущий с гигантского Давлетабадского месторождения Туркменистана, по которому газ через Узбекистан подается в Россию. Ашхабад обвинил во взрыве «Газпром», заявив, что его причиной стало одностороннее решение российской компании от 8 апреля уменьшить объем перекачки газа, в связи с чем у туркменской стороны осталось недостаточно времени для снижения избыточного давления в трубе, что и вызвало разрыв газопровода. Москва заявила, что во взрыве виновата туркменская сторона, у которой на газопроводе существуют многочисленные технические неполадки, а сам трубопровод находится в аварийном состоянии. Однако президент Бердымухаммедов пошел на беспрецедентный шаг, потребовав проведения международного расследования и даже выплаты компенсации со стороны «Газпрома».
Затем 16 апреля немецкая энергетическая компания RWE, являющаяся одним из шести акционеров консорциума Nabucco, объявила, что ее руководитель Юрген Гроссман (Juergen Grossmann) подписал в Ашхабаде меморандум о долгосрочном сотрудничестве в газовой сфере. «Среди прочего, стороны договорились проанализировать и обсудить вопрос о первых прямых поставках природного газа из Туркменистана в Германию и Европу. RWE будет также участвовать в разведке и освоении запасов природного газа на западном каспийском побережье Туркменистана», — говорится в заявлении компании. По словам представителей, присутствовавших на церемонии подписания этого документа, Туркменистан в качестве первого шага отдаст RWE в разработку 23-й блок туркменского месторождения на шельфе в Каспийском море, а следующие блоки могут последовать за ним. Ожидается, что геологоразведочные работы начнутся уже в этом году. RWE также обеспечит техническую подготовку туркменских специалистов, группа которых в составе 20 человек прибыла в апреле в Германию.
Аналитики говорят, что эта сделка может быть частью попыток Ашхабада укрепить свои позиции в торге с Россией. Однако до настоящего времени с западными компаниями, такими как Chevron и BP, велись лишь переговоры о разработке туркменской части каспийского бассейна. А соглашения о разделе продукции были заключены только с принадлежащей ОАЭ компанией Dragon Oil и малайзийской государственной энергетической корпорацией Petronas. Кроме того, подписаны сделки с Россией, Китаем и Ираном. «После прихода Бердымухаммедова к власти согласовано и оформлено очень мало реальных соглашений о разработке месторождений, а Туркменистан в прошлом году разочаровал очень многих потенциальных инвесторов, когда правительство этой страны дало понять, что планирует осваивать супергигантское месторождение Южный Иолотань, считающееся одним из пяти самых крупных в мире, без помощи иностранных компаний», — говорит Эндрю Нефф (Andrew Neff) из консалтинговой фирмы Global Insight.
Узбекистан также заглядывает за спину России в своих попытках разработки энергоресурсов. 11 мая в Ташкенте прошла встреча президента Южной Кореи Ли Мен Бака (Lee Myung-bak) и узбекского президента Ислама Каримова, по результатам которой эти страны должны будут подписать 16 соглашений, призванных укрепить двусторонние экономические связи.
Одно из них относится к разведке нефти. Государственная корейская компания Korea National Oil Corporation (KNOC) получит полные права на разведку блоков Наманган-Тергачи и Чуст-Пап. Это является расширением объемов предыдущего соглашения от 2006 года, согласно которому KNOC была предоставлена возможность стать главным подрядчиком по двум этим месторождениям. Кроме того, лидеры двух стран договорились об участии южнокорейских компаний в разработке газового месторождения Сургиль, расположенного возле Аральского моря. Запасы газа на данном месторождении составляют примерно 120 миллиардов кубометров. Добываемый на Сургильском месторождении газ планируется использовать на нефтехимическом заводе Uz-Kor Gas Chemical стоимостью 3 миллиарда долларов, который будет совместным предприятием Узбекистана и Южной Кореи с равными долями участия 50/50.

Газовое соглашение между Турцией и ЕС ослабляет «мертвую хватку» России

Опубликовано от wpmrРубрики:Политика

EnergyLand: Европейский Союз и Турция заключили прорывное соглашение по строительству газопровода, которое может, наконец, открыть «золотое энергетическое дно» Каспийского бассейна спустя длительный период безвыходного положения.

Соглашение, которое будет подписано в Анкаре 25 июня, является мощной поддержкой для невезучего проекта газопровода Nabucco, предназначенного для транспортировки природного газа через Среднюю Азию, Южный Кавказ и Ближний Восток в Европу. Nabucco является ключевым проектом, предназначенным для разрушения «мертвой хватки» Кремля над европейским импортом газа, пишет британская газета «The Guardian». «Это полный прорыв, — говорит высокопоставленный европейский чиновник, принимавший участие в трудных переговорах с Турцией. — Турки приняли наши условия. Безоговорочно.»
Проект Nabucco стоимостью 9 миллиардов евро является центром столкновения, в котором Россия противопоставлена ЕС, участвуют Турция, Австрия, Азербайджан и авторитарные режимы Средней Азии. Столкновение является попыткой обезопасить европейские газовые нужды, одновременно ограничив контроль Москвы и газового монополиста «Газпрома» над линиями поставки. С аргументацией в пользу Nabucco можно поспорить, но она была усилена газовой войной России и Украины в январе, которая подорвала поставки «Газпрома» в Восточную и Центральную Европу. Сходные конфликты уже возникали в 2006 и 2007 годах.Nabucco, протянувшийся на более чем 2000 миль от восточной границы Турции до главного европейского газового узла недалеко от Вены, может стать главным маршрутом для прокачки газа в Европу, неконтролируемом при этом «Газпромом», Но этот план споткнулся о тупик в переговорах ЕС и Турции по поводу соглашения о транзитном газопроводе. Более чем половина газопровода должна располагаться в Турции, что делает эту страну охранником энергетических поставок в Европу.
Анкара вела сложные переговоры, настаивая на сборе «налога» за прокачку газа и требуя поставок 15 процентов транзитного газа по сниженным ценам. По словам европейских чиновников и консорциума шести компаний, который должен построить газопровод и управлять им, эти условия сделали бы Nabucco финансово нежизнеспособным.
Патовая ситуация была разрешена на саммите в Праге, который прошел в прошлую пятницу между ЕС и странами, имеющими отношение к проекту. «Требование о 15 процентах исчезло, — рассказывает The Guardian европейский комиссар по энергетике Андрис Пибалгс (Andris Piebalgs). — Мы пришли к соглашению о транзите на основе себестоимости. Мы очень близки к заключению.» Высокопоставленный чешский чиновник, принявший участие в организации саммита, сравнивает переговоры с «торговлей на стамбульском базаре», в то время как европейский посол в регион выражает беспокойство, что «ничего не сделано, пока оно не сделано».
Но президент Европейской комиссии Жозе Мануэл Баррозу (Jose Manuel Barroso) сказал, что президент Турции Абдула Гюль (Abdullah Gul) уверил его, что соглашение будет подписано в течение нескольких недель. «Это то, что президент Гюль сказал мне,» — заявил Баррозу.
Турецкий лидер косвенно связал любое соглашение по Nabucco с продвижение вперед в переговорах Анкары и Брюсселя по поводу присоединения Турции к ЕС. Переговоры заблокированы греческими киприотами, в то время, как несколько больших европейских государств втихую счастливы, что заявка Турции в ЕС заморожена. Однако Баррозу и остальные европейские чиновники утверждают, что Анкара не поставила никаких условий для соглашения по Nabucco.
Европейский Союз импортирует примерно одну треть или 140 миллиардов кубических метров газа из России. «Южный коридор» — Nabucco и два других газопровода — должен прокачивать 60 миллиардов кубических метров в год или 10 процентов от необходимого к 2020 году объема в обход России.
Строительство газопровода Nabucco много раз откладывалось, в то время как запланированные расходы взлетели до небес, что дало критикам газопровода повод объявить проект бесплодной фантазией. Но пражский саммит и грядущий договор с Турцией, похоже, подарили проекту второе рождение.
Консорциум, планирующий построить и управлять трубопроводом, который протянется на 2050 миль от восточной границы Турции, через Балканы в Баумгартен, к востоку от Вены, возглавляется австрийской нефтегазовой компанией OMV и состоит из четырех национальных энергокорпораций — Botas из Турции, Bulgargaz из Болгарии, Transgaz из Румынии и венгерский MOL — и немецкой энергетической группы RWE, которая присоединилась к консорциуму в прошлом году, несмотря на то, что правительство страны предпочитает сотрудничать с «Газпромом» и сопротивляется строительству Nabucco. Все шесть компаний объединены в компанию Nabucco Gas Pipeline International.
Помимо Nabucco, европейцы также впервые заговорили о поддержке строительства газопровода, который пройдет по дну Каспийского моря и соединит Туркменистан и Среднюю Азию с Азербайджаном. По словам высокопоставленного европейского чиновника, на среднеазиатский газ много претендентов, и если Европа не получит его первой, он уйдет в Россию или Китай.
Если Nabucco все же случится, на первых порах ему будет нужен газ с азербайджанского месторождения Шах-Дениз-2, управляемого BP. Но чиновники в Брюсселе рассматривают Туркменистан с его огромными запасами газа как ключ к долговременной рентабельности газопровода.
Русские сильно давят на среднеазиатов и Азербайджан, чтобы остановить строительство Nabucco и оставить за собой контроль над всеми маршрутами поставок на запад. Туркмены посетили пражский саммит, но отказались связать себя обязательствами, очевидно, решив стравить Россию и Европу в своих интересах.

«ОПЫТНЫЙ КАДР» НА ЭНЕРГЕТИЧЕСКОМ ФРОНТЕ. В какие игры будет играть новый американский энергокуратор?

Опубликовано Обновлено на от wpmrРубрики:Политика

ОПЕКУН РЕФОРМАТОРОВ И ПЕРЕБЕЖЧИКОВ

RPMonitor.ru: В период «холодной войны» две соревнующихся мировых системы, что вполне естественно, периодически должны были докладывать заинтересованной аудитории о ходе противостояния, и о достигнутых их стороной результатов. В этом году исполнится двадцать лет со дня падения Берлинской стены, ознаменовавшего конец состязания. Однако сторона, объявившая себя победительницей, поныне не может успокоиться, и ее первые лица регулярно отчитываются об успехах по нейтрализации противника. Когда же ответственные чиновники исполняют свою миссию додавливания цивилизационного оппонента не слишком активно, общественность подвергает их суровому порицанию.

Так, в 1997–1999 годах Центр стратегических и международных исследований и Никсон-центр неоднократно критиковали Гарвардский университет и его шефство над «командой Чубайса», подозревая в нем коррупцию. В конечном итоге профессоров Шлейфера и Хея (первый – эмигрант из России, что особо предосудительно) уличили в растранжиривании выделенных средств на частный бизнес. Профессора сильно удивились, благо честно полагали, что осваивая государственные средства в свой карман, они демонстрируют правильный пример российским адептам. А секретарь по помощи новым независимым государствам Ричард Морнингстар пояснил, что если бы, дескать, Штаты не профинансировали Чубайса, то не получили бы замечательного эффекта от приватизации всего подряд. Ранее он и вовсе называл Чубайса misionary (миссионером).

Господину Морнингстару было чем похвастаться: в результате партнерства его коллег с главой Госкомимущества в примерно отреформированной России, в отличие от Западной Европы, исчезло как класс такое понятие, как общественная собственность. За одно это достижение господин Морнингстар должен был получить звание передовика соревнования или дополнительную к имеющейся медаль Победителя Холодной Войны.

Однако его усилия не были оценены по достоинству, несмотря на впечатляющие результаты. Ведь господин Морнингстар работал и в других странах СНГ с не меньшим эффектом. Так, в 1997 году он рапортовал Конгрессу о полной эвакуации ядерного оружия с территории Украины. Не меньшим достижением была конверсия комбината по производству бактериологического оружия на островах Аральского моря в Казахстане. Ведь именно господин Морнингстар поставил на службу Америке ценные сведения, полученные от беглого директора Степногорского химического комбината Канатжана Алибекова, а ныне господина Кена Алибека.

Впрочем, когда должность «секретаря по помощи» в Госдепе была ликвидирована, специально для Морнингстара была создана функция куратора энергоресурсов Каспийского бассейна – «каспийского царя», как тогда выражался министр энергетики Билл Ричардсон. Здесь Морнингстар также преуспел, добившись – как ни поразительно – реального воплощения нефтепровода Баку–Джейхан. Это была особо деликатная миссия, ведь надо было не обидеть украинцев, которых этот проект оставлял с носом, и грузин, рассчитывавших на центральную экспортную роль порта Супса. Помогла чистая случайность: как только до порта Супса дотянули нефтепровод, началась сугубо демократическая и антитоталитарная бомбежка Белграда, случайно обрушившая все мосты через Дунай, после чего танкерные рейсы из Супсы по этой реке утратили актуальность.

Господин Морнингстар, разумеется, сугубо гражданское лицо, и если имеет дело с поставщиками оружия, то лишь потому, что они же являются поставщиками бурильной техники. И поэтому именно при его участии на Кавказе появились специалисты Kellogg, Brown & Root – дочерней структуры корпорации Halliburton – еще в ту пору, когда Дик Чейни был еще не вице-президентом, а главой этой корпорации.

В самом деле, господин Морнингстар еще в бытность секретарем по помощи параллельно работал вице-президентом OPIC (Заморской частной инвестиционной корпорации), которая финансировала геополитически целесообразные проекты – то есть те, о которых можно было отчитаться по статье «Подавление российского влияния». Эта госкорпорация, к примеру, числилась спонсором проекта 900-километрового нефтепровода Бургас–Влера, который должен был экспортировать среднеазиатскую нефть в Адриатическое море. Для этой цели была учреждена компания AMBO – почему-то во главе с не имеющим никакого отношения к нефти нью-йоркским архитектором Вуко Ташковским, македонцем по происхождению. А Kellogg, Brown & Root были поручены инженерно-изыскательские работы.

Нельзя сказать, чтобы для транспортировки нефти не было более короткого маршрута. Но в три раза более короткий маршрут, Бургас–Александруполис, как назло, уже контролировали русские. А с их монополизмом было велено бороться, а по результатам отчитываться.

Поэтому проект Бургас–Скопье–Влера был обнародован уже в 1993 году, в пику конкуренту.

Разработчики подчеркивали, впрочем, что болгарско-македонско-албанский маршрут служит еще и частью стратегического коридора №8. В самом деле, сопровождение проекта поручили самым респектабельным фирмам: экономическими расчетами занимались специалисты из Credit Suisse First Boston, где вице-президентом работал не кто иной, как вдохновитель Дейтонских соглашений Ричард Холбрук, а юридическим обслуживанием – нью-йоркская компания White & Case, куда затем устроился Билл Клинтон после ухода с должности президента США.

Между тем, KBR занималась одновременно изысканиями гипотетического маршрута и проектированием вполне реальной американской авиабазы Camp Bondsteel в Косово – крупнейшей в Европе. Благо сугубо гражданское Агентство торговли и развития (TDA) занято «продвижением конкурентоспособных американских отраслей», включая как нефтегазовую промышленность, так и авиацию.

У болгарской стороны были некоторые сомнения в плане пригодности прокладки трубы через Македонию ввиду сейсмического неблагополучия этого региона. К тому же в 2001 году Москва вспомнила о маршруте Бургас–Александруполис, и в Софию прибыла делегация с участием российского президента и главы «Лукойла». Но чтобы София не сомневалась, TDA в 2001 году подкинула ей самый крупный транш безвозмездной помощи. И сомнения у правого правительства Ивана Костова исчезли.

С 1999 по 2001 год Морнингстар работал представителем США в Евросоюзе. Несмотря на близость к Клинтону, при республиканцах он остался в должности, однако после событий 11 сентября в один миг ее лишился. Как известно, загадочный теракт сопровождался рассылкой крупным чиновникам конвертов с сибиреязвенным порошком. Пошли сплетни, что по каким-то соображениям этот порошок рассылают недоброжелателям некие партнеры пресловутого Алибека, большого специалиста по этим порошкам. Бдительным неоконсерваторам не могли не вспомниться и сведения о том, что в бытность Морнингстара куратором российских реформ часть американских дотаций якобы была использована для своих целей российским Минобороны. Мало того, в период участия в кампании Джона Керри посол предположительно имел дела с неким иранским бизнесменом – одним из спонсоров демократического кандидата.

И господин Морнингстар объявил об уходе в частную жизнь, без лишнего шума отправившись преподавать в родной Гарвард. Нефтепровод Баку–Джейхан был сдан в эксплуатацию уже без его участия, но о своей роли в продвижении этого проекта он периодически напоминал на профильных экономических симпозиумах.

ТЕЗИСЫ ЗЕЙНО БАРАН

Нельзя сказать, чтобы дорогостоящий проект Баку–Джейхан достиг окупаемости и вообще считался эффективным. Когда в транзитной Грузии или в курдских провинциях Турции возникает очередной бардак, разумные нефтеторговцы предпочитают пускать нефть в Новороссийск. От этого, впрочем, турецкий бюджет ничего не теряет, ведь танкеры далее следуют через Босфор, а ни в какой не Александруполис. И в тот же Босфор вливается российская нефть обратным током через украинскую трубу Одесса–Броды, построенную ради обхода России, но потерявшую предназначение в связи с внедрением Баку–Джейхана. При этом экспорт осуществляет ТНК-BP, что придает реверсу респектабельности, к тому же и труба не ржавеет.

Что же касается газопровода Бургас–Влера, то он продвигался ни шатко ни валко, несмотря на заявленный интерес к нему со стороны Chevron—Texaco и Exxon—Mobil. Отношения между странами-участницами, и без того непростые, обострились при обсуждении очередного расширения ЕС. И Турция оставалась в несомненном выигрыше, благо к тому времени были выдвинуты две альтернативы транстурецких трубопроводов, минующих Босфор. Рост влияния «зеленых» и анархистов в Болгарии и Греции, вкупе с опасениями о влиянии нефтетранзита на туризм, также не благоприятствовал перспективам Бургаса.

Господин Морнингстар, как истинный демократ, не мог не испытывать угрызений совести перед странами, пролетевшими мимо транзитной кассы. В интервью аналитическому бюллетеню Института Средней Азии и Кавказа при университете Джона Хопкинса экс-посол риторически восклицал: «Ну как же мы можем говорить о реальном сотрудничестве в регионе, если вопрос о Нагорном Карабахе остается неразрешенным, и Армения не может извлечь выгоду из регионального развития?» Свою расположенность к Армении Морнингстар демонстрировал и в кругах еврейской общественности. Как член бостонской организации Антидиффамационной лиги, он не смог не выразить возмущение тем обстоятельством, что местного руководителя организации уволили за поддержку требования Армении признать события 1915 года геноцидом армянского народа.

Как только возвращение демократов к власти становится очевидной перспективой, за возвращение Морнингстара в обойму начинаются активные хлопоты. Турчанка Зейно Баран, директор Центра евразийской политики Хадсоновского института и супруга помощника заместителя госсекретаря США Мэтью Брайзы (в 1997–1998 гг. помощник Морнингстара), напомнила на заседании Комиссии по международным отношениям Сената о том, что решение Клинтона создать специальную должность представителя по каспийской энергетике было стратегически оправданным, но в дальнейшем эти функции были распылены между ведомствами. Она дважды называет при этом имя наставника своего супруга – которому и в самом деле не разорваться между умиротворением грузинской оппозиции и зондированием почвы в Туркмении.

В своем докладе мадам Брайза-Баран – еще за два месяца до нападения Грузии на Южную Осетию – нагнетает ужасы по поводу намерения России захватить Крым и выражает тревогу по поводу «раскола НАТО в отношении (приема в члены) Грузии и Украины». От военно-политических вопросов аналитик легко переходит к нефтегазовым. Нахваливая нефтепровод Баку–Джейхан и газопровод Баку–Эрзурум как «замечательные прецеденты», госпожа Баран тут же сетует на российский контроль над проектом Бургас–Александруполис, который после увеличения Москвой доли в Каспийском трубопроводном консорциуме становится вполне реализуемым. Впрочем, о проекте Бургас–Влера не говорится ни слова, хотя очередное соглашение между тремя странами-участницами было подписано всего годом ранее, притом целенаправленно упреждая российско-балгарско-греческие договоренности. Что объяснить нетрудно: Турция от этой американской альтернативы также ничего не выигрывает.

Столь же логично высказывание мадам Баран о возможном участии Ирана в альтернативных России проектах: об этом, по ее словам, «вовсе можно забыть, пока с ним не наладятся отношения». Зато «Белый поток» – проектируемая газовая труба по дну Черного моря через Украину в Румынию «и возможно, Польшу» (родину Мэтью Брайзы) – в ее представлении вполне уместен, но лишь как «младший брат» транстурецкого трубопровода Nabucco в рамках общего каспийско-черноморского коридора, вовлекающего газ из Средней Азии через транскаспийский газопровод.

Призывая всеми силами положить конец монополизму российского транзита и особенно «Газпрома», мадам Баран сетовала, что министр энергетики Турции Али Бабаджан не получил в Вашингтоне внятных гарантий поддержки Nabucco. Обращаясь к сенатору Ричарду Лугару, специалисту по разоружению России, аналитик призывала «добиться твердой межпартийной решимости» по части создания коридора Каспий–Европа.

Чаяния супруги господина Брайзы были услышаны спустя десять месяцев, когда Барак Обама, пообещав Турции членство в ЕС и забыв о своем обещании признать резню армян в 1915 году геноцидом, убедился в том, что эти подарки сами по себе еще не обеспечивают абсолютной преданности Турции политической линии Вашингтона. Даже несмотря на то, что российский проект «Южный поток», в отличие от Nabucco, не включает Турцию.

После здравых размышлений было решено, что старый конь борозды не испортит. Ричард Морнингстар был вновь «мобилизован и призван» 20 апреля, и вновь для него была создана персональная должность спецпредставителя США в Евразии по энергетическим вопросам. При этом к его ведению был отнесен патронаж не только альтернативных трубопроводов, но и альтернативных видов энергии, равно как и борьбы с «парниковым эффектом». Иными словами, наставлять и направлять активистов-экологистов поручается одновременно с лоббированием совсем не обязательно экологически безопасных, но зато «правильных» проектов.

РАЗМНОЖЕНИЕ САММИТОВ ПОЧКОВАНИЕМ

Нельзя сказать, чтобы то мероприятие, на которое тут же направил свои стопы реабилитированный энергокуратор, было судьбоносным по значению и представительным по составу. Конференция «Природный газ для Европы: безопасность и партнерство» в Софии была инициативой самого болгарского руководства. Было известно, что София намерена заключить сразу два договора по доставке газа: один – с Россией по «Южному потоку», другой – с Египтом по доставке сжиженного газа морским путем. Проект Nabucco остался на втором плане, благо месяцем ранее был исключен из списка приоритетных проектов Евросоюза.

Формат требовалось в спешном порядке изменить. Как бы чисто случайно 22 апреля Европарламент утвердил так называемый Третий энергопакет, включавший запрет для компаний одних стран приобретать распределительные сети в других странах. Между тем «Газпром» как раз рассчитывал на приобретение половины болгарских распределительных сетей в рамках соглашения по «Южному потоку».

Хотя повестка дня энергичными совместными усилиями Вашингтона и Еврокомиссии была вывернута наизнанку и превращена в рекламное мероприятие Каспийско-Черноморского коридора в точном соответствии с тезисами госпожи Баран, никакого «восточноевропейского Давоса» из конференции не получилось. От участия в нем воздержался не только Владимир Путин, но и руководители всех других стран СНГ – если не относить к этим странам наполовину вышедшую из содружества Грузию.

Практически все приглашенные первые лица предпочли днем ранее отправиться на параллельную и также заранее объявленную конференцию по энергоносителям в Ашхабаде. В свою очередь, в Варшаве одновременно заседало правление консорциума «Сарматия», проектирующего продолжение нефтепровода Одесса–Броды в Польшу и Словакию.

Каких-либо конкретных решений по Nabucco или, тем более, «Белому потоку» в Софии принято в итоге не было. Посланец Вашингтона, разумеется, хвалил проект и порицал «Южный поток», однако пояснил, что вначале в Nabucco должны вложиться европейские участники, и только потом – США.

Осторожный посол не торопился раздавать авансы. Тем более что президент Турции демонстративно назвал президента Азербайджана своим братом – явно в пику Вашингтону, вызвавшему возмущение в Баку своей инициативой открытия турецко-армянской границы.

После этой реплики господин Морнингстар начал туманно намекать на возможность пересмотра газового транзита с участием Ирана. Однако когда болгарские корреспонденты поинтересовались перспективами американского, но не выгодного Турции проекта Бургас–Влера, чиновник заявил, что ничего об этом не знает. Интерпретировать это «незнание» можно было единственным способом – желанием Вашингтона предложить Анкаре дополнительный «пряник», возможно, в виде поддержки нефтепровода Самсун–Джейхан.

Официальная брюссельская пресса с натугой признавала, что посиделки в Софии не стали триумфом Еврокомиссии. Единственный успех глава софийского филиала Совета по международным отношениям ЕС Весела Чернева усмотрела в том, что «правительство в Софии осознало: европеизация энергетической политики Болгарии – это единственный возможный путь». Что-то совсем смешалось в голове у еврочиновников, если под европеизацией понимается импорт газа из Египта или Ирана, только бы не из России.

Российские аналитики уже напоминали о том, что с учетом сложившейся ситуации проект Бургас–Александруполис необходимо форсировать. Однако сейчас любые резкие движения чреваты непредвиденными последствиями: в Болгарии предстоят очередные парламентские выборы, на которых оппоненты правящего социалистического правительства (премьер Сергей Станишев – выпускник МГУ, что особо предосудительно) неизбежно вынесут на улицы антироссийские лозунги. Причем поводом для «болгарской весны» с массовыми беспорядками может стать даже не «Южный поток», а обсуждаемый российско-болгарский контракт на строительство новой АЭС в Белене.

Очевидно, по этой причине российская сторона предпочла вести предметные экономические переговоры в Москве, при этом согласившись на строительство новой распределительной сети для «Южного потока» и не настаивая на подписании основных документов по проекту до 7-8 мая, когда в Праге состоится саммит Восточного партнерства ЕС, также сосредоточенный на нефтегазовой тематике. Впрочем, главной ареной дискуссий о принципах энергопоставок в Европу и гарантиях прав их участников станет город Хабаровск, где 21-22 мая состоится саммит Россия–ЕС. Кстати, еврочиновники улучшат свои познания в области географии.

А России, как считает обозреватель Asia Times М.К. Бхадхакумар, не следует недооценивать нового вашингтонского назначения, в особенности с учетом «великолепных связей» Морнингстара в Баку и Астане. Старый гарвардский кадр на пресс-конференции в Софии также сделал несколько реверансов в сторону Китая, что было закономерно: накануне, 14 октября, Россия и КНР подписали соглашение о сотрудничестве в экспорте нефти, а в день софийской конференции вице-премьер Игорь Сечин оговаривал с китайской стороной в Ашхабаде – где саммит под эгидой ООН был в самом деле представительным – последние детали проекта российско-китайского нефтепровода.

«Великолепные связи» господин Морнингстар сохранил, несомненно, и в тех кругах, которые «окучивал» в Москве в 1990-х годах. Если в ближайшие дни в СМИ наподобие «Новой газеты» и New Times прошумит серия скандальных комментариев, доказывающих невыгодность поставок российской нефти в Китай, это будет отнюдь не удивительно. Тем более что по достижениям в обработке СМИ «страны-мишени» в Вашингтоне также регулярно отчитываются. Тем более что направление вашингтонского главного удара – не Черное море, а Центральная Азия, а главное направление дипломатической игры в период кризиса с вероятным переделом мира – не малые страны, а региональные державы.

Конец эры «бумажной нефти». Как победить энтропию?

Опубликовано от wpmrРубрики:Бизнес

Россия в глобальной политике:  Мир вступил в важный период, когда определяются дальнейшие пути развития не только экономики, но и, возможно, всего глобального устройства. Кризисные явления носят широкий и многосторонний характер, ситуация неустойчива и с трудом поддается прогнозированию. Специалисты по теории динамических систем связывают такие явления с точками бифуркации, когда гладкая траектория развития заканчивается и происходит перестройка поведения системы, причем характер перестройки трудно предсказать.

Уже проявился ряд важных диспропорций, непросчитанных взаимосвязей и рисков, которые сознательно или неосознанно не подвергались вдумчивому анализу, а то и просто замалчивались. Кризис облегчает работу по осмыслению ситуации, поскольку слабеет доминантная парадигма, которую трудно поставить под сомнение в условиях уверенного роста экономики.

ТЕХНОЛОГИЯ НАДУВАНИЯ ПУЗЫРЕЙ

Структура мирохозяйственных связей, созданная в последние десятилетия, обладает серьезными встроенными неустойчивостями. Не оправдываются распространенные представления о том, что расширяющаяся, глобализирующаяся экономика устойчива по определению благодаря своему масштабу и диверсифицированности интересов участников. Резко возросшая несбалансированность мировой торговли и американские дефициты подспудно оказывают давление на общую ситуацию, но участники рынков не могут адекватно просчитать ее и отразить имеющимися в их распоряжении инструментами (отсюда и резкие колебания валютных курсов). В результате поведение участников рынка приобретает характер проявления ощущений (иногда весьма странных даже для профессиональных аналитиков), легко переходящего в проявления паники.

Эта неуверенность имеет объективные причины. Различные сектора современной финансово-экономической системы не изолированы друг от друга, и зачастую в них работают те же игроки, «перетекающие» вместе со своими капиталами. Многие макропоказатели становятся непрогнозируемыми, что резко повышает риски проектов со значительными сроками окупаемости. Это заставляет даже долговременных инвесторов переходить на краткосрочные позиции в стремлении компенсировать свои потери (фактические либо возможные).

Осознание масштаба рисков приходит только сейчас, поскольку до недавнего времени на рынке было много «дешевых» инструментов их хеджирования. Предлагали такие инструменты не только частные инвесторы, но, по сути, и государство (как в случае с механизмами рынка недвижимости). Кризис сам стал в значительной степени следствием преуменьшения оценки рисков и избыточной веры в могущество новых финансовых инструментов. 

Итак, перейдя на краткосрочный рынок и став там чисто финансовым, спекулятивным игроком, любой инвестор (включая даже пенсионные фонды) настраивается на получение краткосрочной прибыли. (Он ведь ушел туда, спасаясь от непросчитываемости долгосрочных рисков.) На таком рынке создано много финансовых инструментов, но не вполне понятно, как получить на нем высокую прибыль, – ведь количество игроков и объемы привлеченных ресурсов выросли за последний период многократно.

Простейший инструмент – акции, и приток средств на этот рынок стал ощущаться уже примерно десять лет назад, в результате чего сформировался устойчивый, растущий тренд фондового рынка. Но его интегральный рост не может бесконечно продолжаться темпами, существенно превышающими рост экономики, а это не устраивало профессиональных участников, которые привыкли к сверхдоходам.

Конечно, точки роста есть всегда, но их поиск и инвестирование сопряжены с трудной работой по выбору объектов капиталовложений и серьезными рисками. Желание облегчить жизнь привело сначала к потоку инвестиций в высокотехнологические компании и краху этого сектора. Затем масштабный рост китайской и индийской экономик, обусловленный несбалансированным экспортом их продукции, прежде всего в США, повысил эффективность многих компаний и привел к подъему их акций. Однако в 2006–2007 годах захлебнулся и этот процесс. И тут удобным полем для инвестиций оказался нефтяной рынок.

Объективная неопределенность, связанная с недостатком информации о подтвержденных запасах в основных нефтедобывающих странах, прежде всего в Саудовской Аравии, и в целом резкое снижение числа вновь открытых месторождений на фоне устойчивого роста спроса привели к распространению представлений о том, что нехватка нефти возможна уже в близкой перспективе. Это способствовало формированию долговременной тенденции роста нефтяных цен и привело к резкому притоку финансовых инвесторов на рынок нефтяных биржевых инструментов.

Так стал надуваться очередной «пузырь», на этот раз нефтяной. Менее чем за два года, которые предшествовали пику цен летом 2008-го, присутствие финансовых инвесторов на нефтяном рынке выросло в несколько раз, на них стало приходиться около 80 % сделок. Они не нуждались в нефти как товаре и сами его не имели, а совершали сделки с т. н. «бумажной нефтью», т. е. с биржевыми инструментами, привязанными к нефтяному рынку. При этом утверждалось, что резкое превышение количества нетоварных («бумажных») сделок над физическими является признаком развитого рынка, якобы обеспечивает ему так называемую ликвидность и должно способствовать формированию объективной цены этого товара.

Автор полагает, что жизнь не подтверждает этих тезисов. В реальности, в полном соответствии с интересами подавляющего большинства участников этого рынка, он волатилен, и игроки заинтересованы в обеспечении высокого уровня волатильности.  Правда, сама по себе она не обеспечивает гарантированного выигрыша – лучше, если рынок движется в определенном направлении, которое правильно угадывает участник. Но в современном информационном обществе существуют механизмы, позволяющие подталкивать массу игроков к действиям по поддержке определенного тренда. Это направленные слухи, игнорирование одной информации («рынок уже учел ее») и преувеличенное внимание к другой, распространение (часто под эгидой уважаемых институтов, по большей части финансового сектора) якобы прогнозов, а по сути, индикаторов преимущественно рыночного вектора.

Если он ясен для большинства участников, то рынок готов двигаться в этом направлении (а участники – получать доходы) невзирая на то, что в своем движении он может выйти за рамки долгосрочных оценок и фундаментальных показателей. Так надуваются «пузыри».

Оценка успеха финансовых агентов основана только на краткосрочных показателях, соответственно они оценивают объекты своих инвестиций по краткосрочным индикаторам. Поскольку проблема неопределенности не снималась, то, как позднее выяснилось, они брали на себя высокие риски, закамуфлированные под рыночные инструменты.

В условиях кризиса риски еще больше возросли. Раньше существовала очевидная глобальная тенденция («магистраль»): рынки расширяются, потребление растет. Это подпитывалось соответствующими инструментами роста – дешевым и масштабным кредитованием, а также механизмами страхования (тоже дешевыми).

Когда массив рисков превышает критическую величину, коммерческое прогнозирование становится невозможным. Это само по себе превращается в фактор резкого спада активности и затягивания кризиса. Представим себе, что острые и очевидные кризисные проявления преодолены. Но что делать с полной неясностью в отношении стоимости кредитных ресурсов, соотношением курсов валют и, наконец, востребованностью товаров на рынке? Как будет отмечено ниже, последнее стало затрагивать даже такие традиционные массовые товары, как нефть и газ.

Как победить энтропию? В первую очередь надо перейти к анализу конкретных рынков, механизмов и интересов их участников и, если он выявляет несоответствие с задачами, которые данный рынок призван решать, модернизировать рынки.

Главным является следующий критерий: имеются ли на конкретном рынке механизмы его стабилизации? Если решаемые задачи долгосрочны, то должны быть инструменты, преодолевающие краткосрочность, стадность, пугливость, склонность к краткосрочной выгоде и прочие «особенности» сложившихся рынков.

Обсудим это на конкретных примерах.

НЕФТЯНОЙ РЫНОК

История развития рынка нефти подробно изложена в различных материалах (Putting a Price on Energy // International Pricing Mechanisms for Oil and Gas, 2007 и другие публикации). Явления нестабильности и связанные с этим опасности также проявляются уже определенное время (см.: Александр Арбатов, Мария Белова, Владимир Фейгин. Российские углеводороды и мировые рынки // Россия в глобальной политике. 2005. № 5 (сентябрь – октябрь); Владимир Фейгин. Ценовые качели // Мировая энергетика. Октябрь 2008 г.).

По мере развития «либеральной» модели нефтяного рынка и резкого притока его финансовых участников определение цены на нем стало самостоятельным бизнесом соответствующих «профессионалов». Для участия в нем нужен только денежный ресурс. Товар отделен от этого процесса, его участники догадываются о соотношении спроса и предложения только по косвенным признакам: слухам, ожиданиям, заявлениям, иногда – отдельным показателям наподобие изменения запасов нефти и нефтепродуктов на рынке Соединенных Штатов.

Участники склонны преувеличивать воздействие тех или иных факторов – частично вследствие недостаточности информации, а частично потому, что материально заинтересованы в «раскачивании» рынка. По той же причине они заинтересованы не в неограниченной конкуренции, а, по возможности, в согласованном поведении. Если «раскачка» рынка осуществляется в одиночку либо малыми силами, она требует значительных финансовых затрат и рискованна.

Коммерческие игроки редко участвуют в этом процессе (по крайней мере, под своими именами они на такого рода рынке почти не присутствуют). Раньше, когда рынок был меньше, их участие было заметнее. Известно, например, что компания BP подверглась штрафу за попытки манипулирования рынком.

В условиях кризиса участие финансовых инвесторов на нефтяном рынке сокращается, но поведение имеющихся не меняется, а возможно, и мягко координируется. Вообще, поскольку такая координация выгодна финансовым игрокам, то могут меняться формы ее реализации, но не сама суть.

Нефть – особый товар. Многие другие виды сырья подвержены ценовым перепадам, но нефть и цены на нее привлекают значительно большее внимание, а дискуссия по преимуществу политизирована. Недавно, в период высоких цен, со стороны производителей нефти и других ключевых энергоресурсов звучали высказывания о том, что цены на их товары и впредь будут только расти, что существует перспектива скупить экономику развитых стран на поступления в виде нефте-, газо-, стале- и прочих долларов, а также даже о том, что мировые рынки должны работать по правилам, которые устанавливают производители.

Сейчас раздадутся другие голоса: мол, 30–40 дол./бар. – нормальная цена для периода кризиса, а страны-производители должны вести себя неэгоистично, умерив свои аппетиты и тем самым бросив собственное благосостояние на алтарь выхода мировой экономики из кризиса. Но ведь подобный уровень цен – смертельный удар по экономике многих нефтезависимых стран, таких, в частности, как Нигерия, Венесуэла… Разве справедливо выходить из кризиса за их счет? Один из промежуточных выводов состоит в том, что сторонам стоит отказаться от защиты крайних позиций и претензий как на то, что справедливость устанавливается на нынешнем рынке, так и от расширенного толкования смысла и последствий этого равновесия.

Попытки создать долгосрочные инструменты на нефтегазовых рынках уже предпринимались: например, в таком качестве рассматривались длинные фьючерсы. Но ни их надежность (по сути, они продлевали тенденции, которые складывались на краткосрочных инструментах), ни, что самое важное, объемы не позволили превратить их в инструменты инвестирования. Другой пример: на британском газовом рынке пытались использовать фьючерсы цены входа на рынок на терминалах для обоснования инвестиционных решений, но в конце концов компания Transco признала этот опыт неудачным.

Как же исправить «пробелы рынка», которые в данном случае связаны с его «близорукостью» и заинтересованностью в согласованном движении, в том числе за пределы разумных ценовых коридоров? Говоря на предложенном выше языке, спрашивается: где стабилизаторы этого рынка? Частичный ответ сегодня ясен: на рынке нефти (в возможном сотрудничестве с другими производителями) это Организация стран – экспортеров нефти (ОПЕК), которая предпринимает действия, пусть и грубые, по приведению спроса в соответствие с предложением.

Дальнейшие перспективы нормализации связаны с модификацией механизмов торговли нефтью. Надо вернуться к исходному принципу определения цены как равновесия не производных инструментов, а спроса и предложения. Это возможно за счет создания новых торговых площадок, на которых производители будут выносить подлежащие продаже объемы (например, в пределах 10–15 % своих продаж за согласованный предстоящий период времени), торговля станет осуществляться в режиме ценового аукциона на реальные объемы поставок.

Невозможность продажи заявляемых объемов или их части по ценам, удовлетворяющим поставщиков, будет означать избыточность либо предложения, либо ценовых заявок. Как на каждой площадке такого рода, участники (продавцы и покупатели товарных партий) имеют возможность скорректировать свои предложения и достичь взаимоприемлемых условий сделки или отказаться от нее. Технические вопросы, которых, конечно же, немало, вполне поддаются решению. Этот путь будет сопровождаться резким повышением прозрачности рынка и уровня информированности участников. Он, безусловно, окажет воздействие и на ценовое поведение нефтяных бирж, которые сами скорректируют свою роль в новых условиях.  

Легко предположить, что если производители (при участии потребителей и минимальном участии посредников) станут руководствоваться таким подходом, то возникнут вопросы другого рода. Хорошо, когда торгуемый товар широкодоступен, однороден и участников рынка много с каждой стороны. Для нефти однородность товара относительна (есть несколько базовых марок), а как быть с «раcпространенностью» товара?

Конечно, здесь играют роль природные факторы и принцип национального суверенитета над ресурсами. Когда нефтяные цены зашкаливали, а ОПЕК утверждала, что нефти на рынке много, развитые страны винили во всем происходившем «ресурсный национализм». Дескать, государственные компании стран-производителей неэффективны, не осуществляют (не могут, не хотят…) достаточного количества проектов и поэтому создают дефицит предложения нефти. Производители же объясняли, что стараются максимально развивать мощности, в том числе резервные, но не поспевают за растущим спросом. И совсем недавно ОПЕК снова заявила о том, что она также и в условиях кризиса и резкого падения цен осуществляет новые проекты и ставит перед собой задачу восстановления необходимого уровня резервных мощностей.

Возникают простые вопросы: а создают ли негосударственные компании – транснациональные корпорации (ТНК) достаточные резервные производственные мощности? какие факторы (кроме рыночных, наподобие влияния стран-потребителей) могут побудить их к расширению таких мощностей? почему сейчас, когда спрос начал сокращаться, полностью прекратились разговоры о зловредном поведении ОПЕК?

Есть и другой вопрос: обязаны ли производители и в этой системе «заливать» рынок своим ресурсом? Представляется, что ответ в целом отрицательный.

А как будет обеспечиваться ликвидность рынков? Естественным путем, то есть посредством предложения достаточного количества товара и числа участников торгов и, разумеется, с соблюдением принципов их открытости (для коммерческих участников, заинтересованных в сделках того типа, которые будут осуществляться на площадках).

Тогда есть шанс, что цены резко снизят волатильность, стабилизировавшись в рамках фундаментального коридора, верхняя граница которого связана с возможностью широкого перехода на другие энергоресурсы. Потребуется и понимание того, что необходима определенная умеренность поведения участников, в том числе их взаимная ответственность за долговременную стабильность рынков (включая создание резервов и умеренность в отношении государственной поддержки альтернативной энергетики – об этом новом направлении см. ниже).

Могут понадобиться параллельные шаги по взаимодействию в инвестиционных процессах, поскольку недостатки нефтяного рынка больше всего отражаются на инвестиционных решениях, а это является основой долгосрочной стабильности как нефтяной, так и газовой отраслей.

В достижении этих задач значительна роль государств, находящихся в разумном взаимодействии с частным бизнесом и использующих рыночные инструменты. Речь не идет о «социализации», как пугают некоторые аналитики. Но если чисто финансовый рынок так и не создал надежные инструменты для реализации таких долгосрочных проектов, как атомные либо гидростанции, то уйти от роли государства невозможно. Другое дело, что речь не должна идти об исключительно государственном инвестировании. Например, разумной мерой стал бы выпуск долгосрочных облигаций для частных инвесторов под реализацию таких проектов с соответствующими гарантиями, включая доходность, которая была бы выше доходности надежных депозитов. 

ГАЗОВЫЙ РЫНОК

Остановлюсь отдельно на особенностях газового рынка, прежде всего европейского, с точки зрения поднятых выше вопросов.

Газовая отрасль еще в большей мере, чем нефтяная, нуждается в долгосрочной стабильности. Газовые проекты, в том числе строительство соответствующей инфраструктуры, как правило, более капиталоемкие и дольше окупаемые. Как известно, с учетом этого на европейском рынке сложилась система долгосрочных контрактов (ДК) со значительной компонентой (до 70–80 %) обязательств «бери-или-плати».

Почему стороны этих контрактов – как поставщики, так и покупатели – держатся за них? Контракты предусматривают не избавление от рисков вообще, а их разделение. Каждый из партнеров идет на те риски, которые ему легче принять на себя, – из-за положения на рынке, опыта и т. п. Общий принцип заключается в том, что покупатель несет риск по объемам поставок, а продавец – по ценам.

И действительно, покупатель оптовых контрактов – не конечный потребитель газа, а, по сути, перепродавец (параллельно предлагающий различные услуги). Он несет риски обеспечения перепродаж объемов, заявленных в контракте, по заложенным в него ценовым принципам.

На этапе развития рынка и роста потребления, в условиях естественных (и очевидных для потребителя) преимуществ газа, а кроме того, существования барьеров для входа конкурентов на рынок данного субъекта (оптового покупателя) риски ограниченны. Они есть, например, опасность неразумного налогообложения, неадекватного ценообразования в контрактах либо развития альтернативных технологий и энергоресурсов, в результате чего конкурентоспособность поставок газа по тому или иному контракту (заключаемому, как правило, на срок иногда свыше 20 лет) может измениться.

В ходе либерализации рынков риски значительно выше – это, в частности, регуляторные риски, связанные с облегчением неограниченного роста конкуренции на традиционном рынке покупателя в ходе его открытия. Идеологи реформы европейского газового рынка страдают раздвоением сознания. Изначально они надеялись вовсе избавиться от долгосрочных контрактов (так они понимали либеральный конкурентный рынок – цель преобразований), затем были вынуждены смириться с их существованием и даже признать их важность.

На новом этапе преобразований (заявленном в начале 2007 года, но пока окончательно не согласованном) возникла необходимость решать, какими механизмами в условиях той или иной формы отделения функций транспортировки газа от его поставки будет обеспечиваться необходимое развитие инфраструктуры. Ответа на этот вопрос пока нет.

Предложения, которые разрабатывают в Европе, уже прозвали «газовым Госпланом», поскольку они переводят процесс решения вопроса об инвестициях (напомним, наиболее болезненный для компаний газового сектора ввиду его высокой капиталоемкости) на уровень бюрократической структуры, возлагая исполнение обязательств по инвестированию (и соответствующую ответственность) на коммерческие структуры (операторы системы газоснабжения). В то же время сами долгосрочные контракты способны стать вполне рыночной основой для принятия соответствующих решений (подробнее см.: Владимир Фейгин. К Госплану в мировых масштабах // Мировая энергетика. 2007. № 8).

Итак, мы снова сталкиваемся с дилеммой: идеальные представления о рынке (приводящие на практике к возникновению монстров типа «газового Госплана») или прагматичные решения в виде долгосрочных контрактов, удачно разделяющие риски участников и создающие вполне рыночную основу долгосрочного развития.

Есть ли недостатки у ДК? Бесспорно. Например, неучет сезонности работы газового рынка и ценообразования на нем. Особенно это проявляется в период резких скачков нефтяных цен – как во второй половине 2008-го, когда за счет принятого в газовых контрактах запаздывания учета в ценовой формуле изменения цен нефтепродуктов конкурентоспособность газа снизилась. Эти и другие недостатки существующих ДК вполне поддаются анализу и исправлению, сами контракты могут стать более гибкими по формату и разнообразными (см.: Владимир Фейгин. К Госплану в мировых масштабах // Мировая энергетика. 2007. № 8).

Означает ли наличие долгосрочных контрактов, что другие формы контрактных отношений на газовом рынке не нужны? Конечно нет. Но можно ли обойтись без ДК в европейских реалиях, когда расстояния поставок составляют тысячи километров, а риски реализации проектов высоки? Раньше теоретики убеждали, что можно, но в новых условиях на финансовых рынках отрицательный ответ очевиден. Так, может быть, стоит признать реальность, вместо того чтобы по-прежнему втихую ненавидеть ДК и всячески деструктурировать этот рынок путем введения ограничительных механизмов для участия на них поставщиков либо для продвижения идей т. н. «новой энергетической политики» (НЭП), о которой речь  пойдет ниже.

НОВЫЕ РИСКИ

Серьезным вызовом стабильности и предсказуемости энергетического сектора стали события, связанные с комплексом вопросов сохранения климата, энергосбережения, альтернативных источников энергии.

Сторонники радикальных мер сформулировали требования к развитым странам по снижению выбросов парниковых газов к середине столетия. Затем, приближая горизонт планирования к более практическим периодам, они определили круг до задач 2030 года, и, согласно новым сценариям – (в частности, Международного энергетического агентства, МЭА), – после определенного периода дальнейшего увеличения выбросов (прежде всего связанного с ростом экономики развивающихся стран) должно произойти их возвращение на нынешний уровень.

В соответствии с этими сценариями для достижения поставленной цели необходимы резкий скачок в области энергоэффективности, повышение роли атомной энергетики, намного более широкое использование возобновляемых источников и достаточно широкое применение новых, еще, по существу, не получивших опыт промышленного применения технологий типа CCS (улавливание и хранение газообразных промышленных выбросов, содержащих углерод). По сути, к 2030-му глобальное потребление базовых углеводородов – нефти, газа и угля – необходимо вернуть на сегодняшний уровень.

В период высоких цен на нефть развитые страны постоянно беспокоились по поводу недостаточности инвестиций в энергетический сектор. Хочется спросить экспертов МЭА: какую реакцию они ожидают от производителей энергоресурсов либо инвесторов в эту отрасль, если, по прогнозам, решение глобальных климатических проблем должно привести к тому, что результат инвестиций не будет востребован уже в близкой перспективе?

В середине ноября 2008 года Европейская комиссия выпустила обширный пакет документов по «новой энергетической политике». Он направлен на реализацию ранее заявленных целей «20-20-20», т. е. снижение в период до 2020-го выбросов парниковых газов на 20 %, повышение энергоэффективности на 20 % и доведение доли возобновляемых источников энергии по Европейскому союзу в целом до 20 %. Эти красивые по форме цели изначально не были подкреплены просчитанными мерами по их достижению, то есть оставались политическими заявлениями о намерениях. 

В  новый пакет документов по НЭП включены, наряду с различными предлагаемыми мерами, некоторые результаты предпринятого по заказу Еврокомиссии исследования сценариев развития энергопотребления Евросоюза. Вместе с базовым сценарием (который не приводит к цели «20-20-20») представлен альтернативный (или сценарий НЭП), в котором две из трех целей достигаются (а энергоэффективность увеличивается на 13–14 % вместо 20 %). При этом, в частности, абсолютное потребление энергии в ЕС к 2020 году снижается по сравнению с 2005-м, импорт газа также или незначительно вырастет, или снизится.

При первом же обсуждении данного сценария, прошедшем по инициативе Европейского союза в Москве в конце ноября, с европейской стороны прозвучали заверения в том, что «сценарий не является прогнозом». Это, видимо, должно звучать как призыв не относиться к отраженным в нем представлениям слишком серьезно. Действительно, даже поверхностный анализ представленного сценария показывает, что, например, запланированные в нем объемы импорта газа государствами Евросоюза на перспективу ниже суммарных объемов уже заключенных контрактов основных стран – поставщиков газа. Либо имеется в виду, что заключенные контракты при реализации определенных сценариев не будут выполняться, либо составители прогноза просто не озаботились такой «мелочью». Видимо, надо склоняться скорее ко второму варианту.

Как бы то ни было, впервые в пакете официальных документов ЕС закладываются такого рода мины под фундамент развития энергетического сотрудничества со странами-поставщиками, и прежде всего с Россией. Подобные сценарии, а тем более возможное проведение направленной политики по их реализации выводят риски в энергетике на качественно иной уровень.

Новый президент США Барак Обама также заявляет развитие альтернативной энергетики и новых энергетических технологий в качестве основных приоритетов политики своей администрации. Можно ожидать более активной роли Соединенных Штатов в разработке коллективных действий на период «пост-Киото». В Конгрессе уже обсуждаются законопроекты в отношении более жестких мер по парниковым выбросам. Но, анализируя реалистичные пути решения этих задач, сами американские профессионалы-энергетики приходят к выводу, что основная роль отводится именно природному газу, как экологичному и эффективному энергоносителю.

Представляется, что неизбежно предстоит анализ того, почему выводы разных экспертов (США и ЕС) столь сильно различаются.

Другой круг вопросов связан с возможными массированными госинвестициями развитых стран в альтернативную энергетику и вообще в энергетические и энергосберегающие технологии. Развитие этих технологий, совершенствование оборудования и методов интересны и важны для всех стран, поскольку в противном случае человечество неизбежно столкнется с нехваткой энергоресурсов и/или их неприемлемо высокой стоимостью. Вместе с тем, если связанные с этим попытки ускоренного ухода от углеводородной зависимости будут осуществляться путем массированного государственного субсидирования, то производители вправе ставить вопрос о том, не нарушает ли такой подход баланс интересов сторон и принципы энергобезопасности. Здесь напрашивается определенная аналогия с принципами «честной торговли», которые согласовываются странами в рамках Всемирной торговой организации.

НЕКОТОРЫЕ ВЫВОДЫ

Финансовые рынки в прежнем виде работать не будут; очевидно, что необходимо изменить модель регулирования (см., в частности: Владимир Фейгин. Финансово-экономический кризис: некоторые уроки и направления модернизации системы // Время новостей. 2008. 24 октября). Это должно отразиться и на модели работы товарных рынков.

Если представить себе, что очевидные причины, вызвавшие нынешний кризис, преодолены, все равно остается критическая масса рисков, препятствующих возврату на траекторию быстрого развития (они описаны выше). Нужны механизмы повышения степени предсказуемости и снижения рисков – безответственного расширения волатильности, перекоса в краткосрочный интерес. Это, конечно, включает в себя и  межгосударственные инструменты, и более высокий уровень информированности, и неконфронтационное взаимодействие участников. Механизмы стабилизации могут быть различными – желательно достигнуть взаимопонимания относительно их приемлемости.

Необходимо ограничить вмешательство государства (особенно в период после острой фазы кризиса), причем отнюдь не только на стороне производителей.

Отказ от согласованных действий чреват конфронтационно-катастрофическими сценариями наподобие массового отказа производителей от поставок достаточных объемов сырья на рынок при сверхнизких ценах либо предотвращения такого или сходного развития событий неконвенциальными (возможно, силовыми) методами, – если преодоление проблем и односторонних подходов не станет общей задачей.

И, наконец, вопрос о том, хватит ли всего этого при наличии глобальных дисбалансов, или параллельно пойдет процесс их смягчения, выходит за рамки данной публикации.

Владимир Фейгин – главный директор Института энергетики и финансов

Ресурсный голод все острее. Война за ресурсы не за горами

Опубликовано от wpmrРубрики:IEA, Политика

Политический класс: Человечество никогда не жило в мире. Постоянные войны и конфликты всегда сотрясали Землю. Стремление к глобальному доминированию было слишком большим соблазном, чтобы избежать войн. Боюсь, что и нынешнее столетие станет исключением. Причиной войн всегда было стремление контролировать большие территории, природные и людские ресурсы и обогатиться за счет этого. С того момента, как Фарадей и Максвелл подарили нам электричество, а Ленуар сконструировал первый двигатель внутреннего сгорания, войны весьма плотно привязаны к проблемам энергоресурсов. Хотите занять приоритетные позиции в мировой экономике – тогда вам нужно контролировать и запасы энергоносителей. Это понимали и политики, развязавшие Первую и Вторую мировые войны.

В случае с третьей мировой войной нет оснований думать иначе. Нефть – кровь войны. Так говорили в XX в. Под этой формулой понималась необходимость большого количества топлива для ведения захватнических кампаний. Но постепенно роль нефти менялась. Современные экономики нуждаются в колоссальных ресурсах для своего развития. Получая доступ к мировым ресурсным кладовым и лишая входа туда своих геополитических оппонентов, страны вполне могут реализовывать стратегию расширения собственного политического и экономического влияния. Нефть и газ нужны не только для того, чтобы заправлять боевые машины. Они нужны, чтобы заправлять современные экономики. Тот, кто контролирует нефтегазовые залежи, получает огромное преимущество. А кто лишен этого, попадает в очень непростую и рискованную ситуацию. Поэтому спрос на углеводороды будет только расти, и многие страны окажутся в весьма драматической ситуации.

Если во второй половине XX в. мир принято было делить на капиталистический и социалистический лагери, то теперь логичнее провести другую разделительную линию: между странами, имеющими избыток энергоресурсов, и государствами, которые сталкиваются с их недостатком. Иначе говоря, поделить на поставщиков углеводородов и их потребителей. Пересечений у этих двух лагерей не так уж и много. И все исключения только подтверждают правило.

Возьмем США. Страна занимает второе место в мире по добыче газа и третье – по добыче нефти. Для многих эти факты выглядят удивительно. Но в реальности добыча на основных месторождениях в США серьезно падает. США – страна, которая подарила миру нефтедобычу. Именно там впервые забил нефтяной фонтан. Именно там были сколочены первые нефтяные состояния. США долгое время были ведущим производителем и экспортером нефти. И это не являлось стыдным и позорным. Наоборот, мировая сверхдержава начиналась именно как производитель нефти и ее поставщик на мировые рынки. В 1914 г. на долю США приходилось 65% мировой добычи. Только с 1948 г. США стали импортировать больше нефти, чем экспортировать.

Однако лучшие времена прошли. Посмотрим на картину запасов и уровня добычи. Для этого можно воспользоваться наиболее известным и популярным среди нефтяников ресурсом – годовым отчетом компании BP. Кроме того, использование западной статистики позволит избежать обвинений в необъективности.

На долю Ближнего Востока BP отводит 61,5% мировых доказанных запасов нефти. Поэтому Персидский залив всегда был источником особого политического напряжения. Регион долгое время контролировали Соединенные Штаты, но теперь они вынуждены сталкиваться с более агрессивной политикой Китая, а также искать решение проблемы исламской радикализации региона.

Кроме того, уже появляются теории, что запасы Саудовской Аравии и других стран Персидского залива слишком преувеличены. Вышло уже несколько работ, посвященных развенчанию мифа о несметных залежах нефти на Аравийском полуострове, и в частности на территории Саудовской Аравии. Тем более что последняя старается сохранить данные о запасах в тайне.

У самих США своих запасов очень мало. Многие думают, что американцы могут в любой момент нарастить производство нефти, что они якобы сознательно заморозили добычу на своей территории. В реальности это далеко не так. Долгое время в российских СМИ ходила байка про консервацию запасов. Якобы Соединенные Штаты не эксплуатируют свои месторождения, предпочитая ввозить нефть из-за рубежа и оставляя свои скважины в стратегическом резерве. Такая политика и вправду проводилась, да вот только было это очень и очень давно. США давно уже включили свою нефтяную индустрию на полную мощь. США являются третьим в мире производителем нефти, после Саудовской Аравии и России. Вообще данные потребления энергоресурсов показывают, насколько огромна американская экономика: 22% от мирового потребления газа, 24,1% – от мирового потребления нефти, 29,5% – от мирового потребления атомной энергии, 27,1% – от мирового потребления угля и еще 9,6% – от мирового потребления гидроэнергии (только по последнему показателю США не являются лидером, немного уступая Китаю, Канаде и Бразилии).

Но структура месторождений не позволяет смотреть в будущее американской нефтяной индустрии с оптимизмом. Основные месторождения США, включая Мексиканский залив, вступили в стадию падающей добычи. В 2006 г. добыча в США сократилась на 0,5%, а в соседней Мексике – на 2,1%. Есть, правда, под боком Южная и Центральная Америка, где сосредоточенно 8,6% доказанных запасов нефти. Но политическая ситуация в этом регионе меняется далеко не в лучшую для США сторону.

Китай, как мы видим, также активно добывает нефть, но мы не наблюдаем его среди 12 стран – обладателей крупнейших мировых запасов. Нет запасов и у его соседей – в Юго-Восточной Азии сконцентрировано лишь 3,4% мировых запасов нефти. В Европе вроде бы дела обстоят неплохо – 12% мировых запасов. Да только больше половины этих объемов – в России. И еще более четверти – в Казахстане. А если рассматривать Европу не географически, а политически, то есть в границах Европейского союза – картина будет совсем грустной. Запасов практически нет (в топе-12 по запасам – ни одной страны ЕС).

Итак, ведущие мировые экономики находятся в неприятной ситуации. Потому что основные запасы нефти расположены в Персидском заливе, Африке (9,7% от мировых запасов), Южной Америке, России и Центральной Азии. А вот основные потребители – в Европе, США, Юго-Восточной Азии.

Еще любопытнее ситуация с газом. 60% доказанных запасов контролируют четыре страны – Россия, Иран, Катар и Саудовская Аравия! И это по данным западной корпорации – Россия считает свои запасы чуть выше. Но и цифра BP не может не впечатлять. Доля же России в мировых газовых кладовых более четверти! Газовый мир, похоже, еще более «несправедлив», чем нефтяной. Опять же мы видим разницу в уровне добычи и в запасах. Катар, который по добыче не входит даже в десятку мировых лидеров, по запасам занимает третье место в мире. Так что в газе как стратегическом топливе «банкуют» Россия и Ближний Восток.

И особых альтернатив этим странам мы не видим. Центральная Азия и Север Африки обладают определенными запасами, но в стратегической перспективе конкурировать не могут.

Быстрыми темпами наращивают производство страны – участницы рынка сжиженного газа, но запасы остаются и их ахиллесовой пятой (за исключением Катара). Например, Тринидад и Тобаго нарастил добычу в 2006 г. на 15,6%, но доля в мировых запасах – всего 0,3%. Так что пугать Россию сжиженным газом не слишком разумно.

Причем если рассматривать запасы газа, в плохой ситуации оказываются все три крупных геополитических игрока. Если в случае с нефтью под боком у США есть Канада, где сложные битумные месторождения только ждут своего часа, то применительно к газу у Соединенных Штатов такого бонуса нет. Нарастить добычу газа в Канаде будет весьма и весьма непросто. Нет доказанных запасов газа и в Южной и Центральной Америке (3,8% от мировых запасов газа на весь регион, из которых львиная доля – это «красная» Венесуэла).

Добыча газа в Европе активно ведется в Северном море, но потенциал роста добычи имеет только Норвегия. По запасам из «политической Европы» кроме Норвегии в топе-12 мы не видим никого. По добыче в лидерах Великобритания и Нидерланды – но с той же оговоркой, что мы делали и по нефти: добыча в 2006 г. в первой упала на 9,6%, а во второй стране – на 1,6%.

В Юго-Восточной Азии начинаются проблемы из-за исчерпания месторождений традиционных местных поставщиков: Индонезии и Малайзии. Рост добычи в 2006 г. составил соответственно 0,3% и 0,4%. Правда, наращивают добычу Австралия, Пакистан, а главное, Китай (аж на 17,2% в 2006 г.). Но опять же – нет ресурсов. В топе-12 по доказанным запасам – ни одной страны региона.

Всем не хватит
Прогнозы, как известно, вещь неблагодарная. Поскольку имеют одну неприятную особенность – сбываются очень редко. Поэтому говорить о прогнозировании потребления нефти и газа на 20–30 лет вперед можно с определенной долей условности. Однако давайте все же посмотрим, какое энергетическое будущее рисуют нам наиболее известные эксперты в этой области.

Спрос на электроэнергию растет очень быстрыми темпами. В 2006 г. он увеличился на 2,4%, а в 2005-м – на 3,2%. Мировое энергетическое агентство прогнозирует рост энергопотребления в мире к 2030 г. на 51,5%.

При этом наибольшими темпами спрос растет в странах Азиатско-Тихоокеанского региона: в 2006 г. – на 4,9%. Это прежде всего связано с экономическим ростом в Китае. Архаичное производство, где никогда не делалась ставка на энергоэффективные технологии, требует слишком большого количества энергоресурсов.

Да, по потреблению нефти Китаю пока сложно догнать США. Однако тенденция налицо. Потребление нефти в КНР за последние 40 лет увеличилось более чем в 25 раз и составляет 8,55% от мирового. А потребление газа увеличилось на 21,6%. С 1991 г. КНР увеличила свою долю в мировом энергобалансе почти вдвое – с 9 до 16%, вплотную приблизившись к Европе (18%) и крупнейшему потребителю – США (21%). Именно Китай и другие страны Юго-Восточной Азии и будут толкать вверх спрос на энергоресурсы.

По данным МВФ, темпы роста потребления нефти в мире в 2006 г. снизились на полмиллиона баррелей по сравнению с показателями 2005 г. Лидерами роста спроса оказались развивающиеся страны, однако в экономически развитых странах оно было намного меньше прогнозируемого. Одной из причин снижения интереса к углеводородам, в частности, в странах Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), авторы доклада называют высокие цены на топливо. Отмечаются также и климатические факторы: например, в США 2006 г. был одним из самых теплых за всю историю метеонаблюдений.

Но не стоит делать далеко идущих выводов о сокращении потребления нефти. Во-первых, потому что подсчеты МВФ были опубликованы в феврале и стали вовсе не единственными. BP презентовала свой ежегодник летом, и цифры по потреблению вдруг изменились – оказалось, что объем потребления нефти во всем мире увеличился в 2006 г. на 0,7%. Правда, такой прирост все равно примерно вдвое меньше, чем в среднем за последние 10 лет. Во-вторых, и это гораздо важнее, в дальнейшем западные эксперты прогнозируют продолжение роста потребления нефти.

По данным Международного энергетического агентства (IEA), мировой спрос на нефть в 2007 г. увеличится с 84,5 до 86 млн баррелей в день. То есть рост будет 1,5 млн баррелей, или порядка 1,77%. Это существенно больше темпов роста в 2006 г. В 2008 г. МЭА прогнозирует еще большее увеличение мирового спроса на нефть, на 2,2 млн – до 88,2 млн баррелей в день.

Примерно такие же суровые для потребителя цифры называет Управление энергетической информации (EIA) при правительстве США. Данные за первый квартал 2007 г. свидетельствуют о том, что, по сравнению с аналогичным периодом 2006 г., потребление нефти в США выросло более чем на 500 тыс. баррелей в день. В Китае же потребление росло примерно на 400 тыс. баррелей в день. Это позволяет прогнозировать рост потребления нефти в мире в 2007 г. на 1,4 млн баррелей в день, а в 2008-м – на 1,6 млн баррелей в день. ОПЕК чуть более умерен в прогнозах – организация считает, что спрос на нефть в 2008 г. вырастет на 1,34 млн баррелей в сутки.

Дальнейший рост потребления углеводородов будет еще более высоким. Ведущие западные экспертные структуры рисуют своеобразный «нефтяной крест»: потребление будет расти, а добыча в долгосрочной перспективе – падать. Правда, в ближайшие годы еще есть возможность увеличить извлечение нефти, однако этого не будет хватать для того, чтобы угнаться за стремительно растущим потреблением.

Посмотрим доклад Международного энергетического агентства «Рынок нефти в среднесрочной перспективе». Он был опубликован 9 июля 2007 г. МЭА заявило, что запасы нефти в зрелых месторождениях, таких как в Мексиканском заливе или в Северном море, истощаются быстрее, чем ожидалось, в то время как новые проекты, например, на Дальнем Востоке России, столкнулись с длительными задержками. Тем временем потребление нефти повышается в связи с бурным экономическим ростом в развивающихся странах. Аналитики МЭА прогнозируют мировое отставание спроса на нефть от предложения до 2012 г.

Прогноз МЭА основывается на предположении о том, что мировая экономика в 2007–2012 гг. будет расти приблизительно на 4,5% в год. По прогнозу МЭА, в ближайшие пять лет спрос на нефть будет расти ежегодно на 2,2% – хотя еще в 2006 г. рост ожидался всего на 2%. МЭА прогнозирует рост спроса на нефть до 95,8 млн баррелей в 2012 г.

МЭА фиксирует и еще одну проблему – нехватку нефтеперерабатывающих мощностей. МЭА прогнозирует, что темпы роста нефтеперерабатывающих мощностей в ближайшие пять лет окажутся ниже предыдущих прогнозов, поскольку увеличение расходов и нехватка инженеров приводят к задержкам в строительстве.

Доклад МЭА наглядно показывает страшилки западных обывателей относительно дефицита нефти. Эксперты МЭА выражают сомнение в том, что ОПЕК сможет справиться с возрастающими потребностями мировой экономики в нефти из-за ограниченных добывающих мощностей. К тому же МЭА предполагает, что из-за нерешенных проблем безопасности нефтедобычи и высоких рисков инвестирования в Ираке, Нигерии и Венесуэле дальнейшего роста добывающих мощностей в этих странах не будет. Особо резкое падение в объеме добывающих мощностей стран ОПЕК ожидается после 2009 г. Одновременно прогнозируется сокращение добычи нефти независимыми производителями и нехватка поставок природного газа.

Еще более драматичным выглядит доклад Национального нефтяного совета (NPC), подготовленный по просьбе Министерства энергетики США. Одно название чего стоит – «Суровая правда об энергии»! Совет представляет мнение работников нефтегазовой отрасли США. В подготовке доклада участвовали бывший гендиректор ExxonMobil Ли Рэймонд, гендиректор Chevron Дэвид О’Рейлли, гендиректор Schlumberger Эндрю Гоулд и другие представители отрасли.

Суровая правда заключается в том, что предложение нефти и газа вряд ли будет поспевать за ростом спроса, который через 25 лет на 50–60% превысит нынешний уровень. К 2030 г. спрос на нефть вырастет до 116 млн баррелей – с 86 млн в 2007 г. Рост практически на 35%. Хороший конец эпохи нефти! Больше всего спрос будет расти в развивающихся странах, и темпы роста могут опережать ввод в эксплуатацию новых источников поставки нефти и газа, стимулируя рост цен.

Крупнейшие нефтяные корпорации мира будут не в состоянии обеспечить мир энергией, и добыча нефти и газа в ближайшие 25 лет вряд ли будет поспевать за темпами роста спроса на них.

Управление энергетической информации при правительстве США также раз в год представляет свой взгляд на спрос и потребление энергоресурсов в мире. Базовый вариант последнего прогноза на 2030 г. исходит из того, что мировая экономика будет ежегодно расти на 4,1%. Тогда потребление всех энергоресурсов вырастет на 57%, до 205 трлн кВт-ч. Крупнейшей группой потребителей станут страны Азии и Тихого океана. Значительную поддержку росту спроса обеспечат Китай и Индия. Они будут потреблять 80 трлн кВт-ч в год в 2030 г. В них энергопотребление будет расти на 3,5% и 2,8% в год соответственно (в мире – на 1,8%). Китай к 2030 г. станет вторым потребителем энергии в мире (42 трлн кВт-ч) после США (47 трлн), европейские экономики сильно отстанут. При этом EIA говорит, что единственной альтернативой нефти могут стать газ и уголь, потребление которых будет расти опережающими темпами.

По газу ситуация для потребителей также не слишком оптимистична. В 2006 г. мировое потребление газа, по оценкам BP, выросло на 2,5%, или на 70,5 млрд куб. м. Потребление природного газа в мире в 2007 г. вырастет по сравнению с текущим уровнем на 3,4%, а в 2008 г. – еще на 0,9%. Эти цифры называет Управление энергетической информации правительства США.

Его же долгосрочные прогнозы еще более любопытны. В 2030 г. потребление газа вырастет с 2,8 трлн куб. м до 4,6 трлн, то есть более чем на 75%. В Европе потребление газа увеличится с 509 млрд куб. м до 736 млрд, его доля в европейском энергобалансе – с 23, 8% до 30, 9%. Но еще быстрее будет расти спрос на газ в Китае – с 39 млрд куб. м до 192 млрд. Из них только 113 млрд куб. м обеспечит собственная добыча.

Мир снова вооружается
Энергодефицитные страны сделают все, чтобы избежать угрозы оказаться без энергоресурсов. А поскольку на своей территории особых ресурсов у них нет, речь неизбежно возникнет о новой колонизации. По сути, мир находится на пороге нового политического передела, вызванного углеводородным голодом в крупных мировых экономиках. И этот передел может происходить с использованием военной силы.

Отсюда и резкий рост военных расходов. Казалось бы, зачем вооружаться, если холодная война закончилась? В реальности мы видим, что современные расходы на вооружения превзошли времена холодной войны. В 2006 г. общемировые затраты на оборону достигли рекордной суммы в истории, перевалив за отметку в 1,059 трлн долл. Предыдущий рекорд составлял 1,03 трлн долл. и был зафиксирован на закате холодной войны, в 1988 г. Основную долю расходов на вооружение несут Соединенные Штаты и ближневосточные страны.

По подсчетам Центра оборонной информации, в 2006 г. совокупные расходы США на военные нужды с учетом сопутствующих программ достигли 561,8 млрд долл. против 505,7 млрд в 2005-м. Новый бюджет Пентагона на 2008 финансовый год, который в США начинается с 1 октября, составит 459,6 млрд долл., что на 40 млрд больше, чем в 2007 г. Уже вижу хихикающих российских интеллектуалов, которые говорят: «Ну, понятно, опять истории про поджигателей войны и линчевателей негров». Конечно, можно улыбаться, но если страна тратит на оборону астрономическую сумму в полтриллиона долларов в год, то для чего ей это, как не для подготовки к войне?

Одним из последних решений Тони Блэра на посту премьера стала программа перевооружения ядерных сил страны, включающая создание новых атомных подводных лодок и стоящая порядка 80 млрд долл.

Вовсе не случайно именно сейчас Япония, находящаяся в очень тяжелом положении с поставками углеводородов и практически полностью зависящая от их импорта, решила менять Конституцию. И убрать из нее запреты на собственные вооруженные силы и участие в военных операциях за пределами страны. Япония также намерена направить дополнительные ресурсы на модернизацию истребителей F-15 и разработку собственного истребителя-невидимки.

Может, я и ошибаюсь, но все же связываю это исключительно с тотальной зависимостью Японии от импорта углеводородов. Япония не имеет запасов нефти и газа и вынуждена импортировать их в огромных количествах.

Вывод вполне очевиден: мир готовится к войне за обладание энергоресурсами. Промышленно развитые страны будут стремиться получить гарантии стабильных поставок энергоресурсов. И они неизбежно будут вступать в военные конфликты как друг с другом, так и со странами, которые намерены сохранить свой ресурсный суверенитет. Таким образом, мы уже сейчас наблюдаем процесс новой колонизации стран, богатых энергоносителями, причем сопровождаемый жесткими столкновениями между странами-колонизаторами, спешащими застолбить территорию своего доминирования и лишить своих геополитических соперников доступа к энергетическим кладовым.

Страны же с запасами углеводородов выступают в этом процессе как объекты атаки. От них требуют стать «открытыми», «цивилизованными», дать возможность добывать на своей территории нефть и газ всем людям «доброй воли». Оптимальный вариант – получение концессий для своих корпораций на добычу, после чего при помощи технологий ускоренной нефтеотдачи пласта можно резко увеличить добычу углеводородов, «отжимая» месторождения и не думая об их будущем.

Война за колонии
Мы видим, что все экономически развитые страны уже сейчас очень сильно зависят от ввоза углеводородов и идут по дороге дальнейшего резкого наращивания их импорта. Это создает серьезную угрозу, ответом на которую и могут стать углеводородные войны. Задача импортозависимых государств будет заключаться в получении более надежных гарантий поставок, нежели коммерческие контракты. А этого можно добиться только одним способом – оспорив национальный суверенитет стран, где сосредоточены основные запасы энергоносителей.

США оказываются в сложной ситуации по той причине, что они являются крупнейшими потребителями энергоресурсов в мире, и причем вынуждены импортировать большое количество углеводородов из-за рубежа, прежде всего из Персидского залива. Сейчас Соединенные Штаты в месяц импортируют нефти почти на 20 млрд долл.! Но у США есть козырь – Канада. Она при необходимости может закрыть серьезную часть потребностей США в электроэнергии.

В гораздо худшем положении окажется Европа. По данным европейских экспертов, к 2030 г. зависимость ЕС от импорта углеводородов вырастет с 50% до 65%. По нефти рост составит с 82% до 93%, по газу – с 57% до 84%. Российские эксперты рисуют примерно ту же картину, считая, что зависимость от импорта энергоносителей Евросоюза к 2030 г. может приблизиться к 70%. Импорт нефти может вырасти до 90%, импорт газа – до 70%, угля – до 70%.

Поскольку зависимость от импорта будет увеличиваться катастрофическими темпами, ЕС вынужден будет вести агрессивную внешнюю энергетическую политику. Зоной первого удара окажется Россия – ЕС неизбежно будет требовать преференций для своих компаний по допуску в добычной сегмент, обвиняя Россию в недемократичности и нецивилизованности и пытаясь создать единый европейский фронт по борьбе с Россией (что, по большому счету, уже происходит). Также объектами наступления станут север Африки (географически удобный для поставок в ЕС) и Ближний Восток, важный как из-за нефтяных поставок, так и из-за расширения импорта сжиженного газа в ЕС.

Китай и Индия также уверенно становятся в ряды колонизаторов, ибо сталкиваются с той же проблемой, что и Запад. Ведущие экономики оказываются в серьезной зависимости от импорта. Основной рост импорта нефти сейчас приходится на Китай. Китай импортировал на 11,5% больше нефти в первые пять месяцев 2007 г., чем за тот же период годом ранее – это информация главного таможенного управления Китая.

В настоящее время Китай является третьим в мире по объемам импорта сырой нефти, уступая лишь США и Японии. При этом разрыв между добычей и потреблением становится все более ощутимым.

В течение многих десятилетий Китай обходился собственными природными запасами нефти, но в 90-е гг. XX в. страна была вынуждена начать покрывать дефицит сырья за счет импорта. Стратегически у Китая есть и еще одна проблема. Приблизительно 85% добычи нефти сосредоточено в прибрежной области Китая. Самый крупный центр добычи нефти, расположенный на северо-востоке страны, – Дацинские нефтепромыслы. А побережье в случае начала военных действий является наименее защищенной частью. По этой причине Китай лихорадочно ведет поиск нефти в других районах страны, но пока похвастаться может лишь открытием Таримского бассейна.

С газом ситуация выглядит лучше. Китай сегодня производит газа больше, чем потребляет. Но несмотря на фантастический прирост в добыче газа, потребление растет еще быстрее. Рост спроса за счет внутренних месторождений покрыть скоро будет нельзя. Скорее всего, газовая промышленность Китая очень скоро повторит путь нефтяной и угольной – вначале обеспечивая внутренние потребности, но потом переставая справляться с колоссальным ростом потребления.

Рост зависимости от импорта будет увеличивать энергетические риски ведущих государств и станет главным стимулом к подготовке нового «крестового похода» за энергоносителями. Основными участниками такового станут ЕС и Китай, для которых проблема импорта будет особенно острой, а также США, Япония и Южная Корея.

Страны-потребители неизбежно будут формировать идеологическое обоснование идеи интернациональной добычи на территории стран-поставщиков. Будут возникать «научные» концепции о том, что ряд территорий, богатых ресурсами, являются достоянием всего человечества. И Россия сталкивается с серьезнейшей угрозой. Восточную Сибирь вполне могут попытаться объявить наднациональной зоной, где право добывать ресурсы должны получить и другие страны. Энергетический голод неизбежно спровоцирует наступление на национальный суверенитет стран, богатых энергетическими ресурсами. А таких регионов не так уж и много. И это прежде всего Россия, Ближний Восток и Африка.

Кроме того, активно формируются идеи полезности колониализма, особенно если он сопровождается несением «светлых» демократических ценностей «темным» отсталым народам. Уже проводятся научные исследования, доказывающие, что колонизаторы, оказывается, только способствовали экономическому росту колоний. Создается идейная база для неоколониализма, оправдание нового «демократического крестового похода за ресурсами».

Прогноз

В борьбе за ресурсы союзников нет и быть не может. Война за ресурсы в условиях ресурсного голода может идти только по принципу игры с нулевой суммой.

Россия вынуждена строить свою геополитическую стратегию исходя из необходимости обороны своих богатств.

Сильные игроки, которым не будет хватать ресурсов, начнут отбирать их у стран, обладающих лишними запасами, обосновывая это различными политическими и философскими теориями.

Территории, богатые ресурсами, могут стать ареной боевых действий между США, Китаем и Европой, которые не имеют другого пути, кроме как расталкивать друг друга в схватке за ресурсы.

Это вполне может спровоцировать новую мировую войну.

«Набукко»: несбыточная политическая фантазия

Опубликовано от wpmrРубрики:Политика

Фонд стратегической культуры: Несколько последних лет геополитические конкуренты России с увлечением работают над либретто римейка известной оперы «Набукко» в современной энергетической аранжировке. Колоссальные средства потрачены на рекламную кампанию, авторы обещают настоящую сенсацию, уверяя, что лоббируемый ими проект трубопровода совершит переворот в энергетическом снабжении Европы.

Однако проходит год за годом, а публика довольствуется лишь регулярно сменяющимися афишами, возвещающими будущую премьеру. С каждым разом, однако, дата обещанного события откладывается. Ни экскаваторщики не вырыли ни метра траншей, ни сварщики не сварили ни одного шва на трубах гипотетического трубопровода, даже проектировщики не исписали ни одного карандаша, работая над техническими заданиями и привязывая идею к конкретной местности, где должны проложить трубу. Зато лукавое племя европейских политиков вдоволь успело натешиться фуршетами на бесконечных форумах, где звучат речи, превозносящие «Набукко».

Пока вместо дел сторонники «Набукко» демонстрировали сотрясание воздуха, подкрался мировой финансово-экономический кризис. Казалось бы, он должен был остудить горячие головы. Ведь в условиях, когда многим европейским странам стало не хватать средств для латания всё новых дыр в стремительно падающей экономике, авантюрным начинаниям не должно быть места. Ан нет! В штаб-квартире Европейского Союза думают не так. Антироссийские фобии пустили здесь глубокие корни, и уже нельзя толком разобрать, где кончается принципиальность позиции и начинается обычная глупость.

Газопровод «Набукко» протяжённостью 3,3 тысячи километров планируется построить для транспортировки природного газа из Прикаспия в Центральную Европу через Азербайджан, Грузию, Турцию, Болгарию, Венгрию, Румынию и Австрию. Проект призван реализовать консорциум «Nabucco Pipeline», куда вошли австрийская OMV, немецкая RWE, турецкая Botas, болгарская Bulgargaz, румынская Transgas и венгерская MOL, имеющие в нем по 16,6%. Первоначальный срок окончания строительства сдвигался сначала на 2011-й, затем на 2013 год. Последний анонс «Nabucco Pipeline» говорит уже о 2014 годе. Однако пока строительство не начато, и даже контракты между поставщиками и потребителями газа не подписаны.

Европейская бюрократия, заседающая в Еврокомиссии, выступает в роли суфлера консорциума «Nabucco Pipeline», но делает это довольно неуклюже. Сначала планирует выделить 250 миллионов евро на разработку ТЭО проекта, затем урезает их до 50 миллионов. Из европейского плана оздоровления экономики, обсуждавшегося в Брюсселе, исчезает упоминание о «Набукко». Против такой неразумной траты денег в период кризиса выступает Германия – ведущая страна ЕС. Евробюрократы и акционеры «Nabucco Pipeline» впадают в панику: от безысходности обращаются к России с предложением войти в данный проект. Заместитель главы «Газпрома» Александр Медведев с плохо скрываемой иронией отвечает отказом, напоминая, что Россия предлагает для поставок на европейский рынок использовать «Северный поток» по дну Балтийского моря, возводимый совместно с немецкими фирмами, и «Южный поток» — трубопровод по дну Чёрного моря, над которым россияне работают совместно с итальянцами.

Однако немцев и итальянцев стремятся обойти новички ЕС. Польский министр по делам ЕС Миколай Довгелевич заявляет, что проект «Набукко» якобы снова включён в список приоритетных проектов Европейского Союза. В любом случае пока речь идёт только о небольших суммах на оплату труда европейских экспертов, которым будет поручено разработать детали проекта. То есть свои деньги европейцы переложат из одного кармана в другой, и лишь крохи перепадут потенциальным поставщикам природного газа из региона Прикаспия.

По всей видимости, объявленной премьеры нам так и не суждено увидеть. Ведь, как ни крути, вопрос о наполнении газом трубы «Набукко» не решён и по сию пору. В связи с этим близорукость некоторых европейских лидеров просто поражает.

Сколько можно распространять байки о том, что ключевым игроком в Прикаспии, способным вдохнуть жизнь в «Набукко», станет Азербайджан?! Пик экономических успехов Азербайджана уже пройден. Действительно, в новом веке эта республика в течение короткого времени демонстрировала внушительные успехи. Если в 2002 году ВВП Азербайджана прирос на 10,6%, а в 2004 году – на 10,2%, то на своём пике эти показатели рванули ввысь: прирост ВВП в 2005 году достиг 26,4%, в 2006 году – 34,5%, в 2007 году – 25%. Однако в 2008 году начался спад: прирост ВВП составил лишь 10,8%.

Упали и темпы прироста добычи углеводородов в Азербайджане. Нефти удалось добыть только 44,5 миллиона тонн, хотя годовым планом на 2008 год был предусмотрен совершенно иной рубеж – 52,6 миллиона тонн. Поэтому хотя прирост составил 4,5%, эксперты ведущих нефтяных ТНК, разрабатывающих недра Азербайджана, таких, например, как BP, уверены, что нефтедобыча начнёт падать уже с 2012 года, а возможно, и раньше. Так что весьма сомнительно утверждение заместителя вице-президента Государственной нефтяной компании Азербайджана (ГНКАР) В. Беглярбекова о том, что в текущем 2009 году в Азербайджане добудут 61 миллион тонн нефти.

Но это – нефть, не ей хотят заполнить трубу «Набукко». С природным газом Азербайджана дела обстоят ещё сложнее. Азербайджан никогда в своей истории не выступал значимым добытчиком, а тем более экспортёром газа. В советский и постсоветский период он в основном импортировал иранский, российский и туркменский газ.

Сторонники «Набукко» просто обманывают простодушную публику, манипулируя цифрами. В ход идет примитивный приём: сначала приводят цифру добычи газа в Азербайджане, затем её сравнивают с проектной мощностью трубопровода «Набукко», которая составляет 30-31 миллиард кубометров в год, и, наконец, делают вывод о том, что объёмов азербайджанского газа «почти» достаточно для загрузки трубы. Дело, мол, за малым: немного добрать туркменского или казахстанского газа.

На самом деле всё это — «новые сказки Шахерезады». Не всякий добытый из недр газ является товарным. Далеко не весь азербайджанский газ будет сожжён в топках ТЭС или горелках газовых плит на кухнях. Азербайджан, как и соседний Иран, вынужден использовать значительные объёмы уже добытого газа в ином качестве. На языке профессионалов это именуется «производственными нуждами». В переводе на обычный язык это означает, что газ вынуждены закачивать обратно в пласты для поддержания эффективной добычи нефти. Нефть – основной экспортный товар Азербайджана, для транспортировки которого уже существует не один, а несколько экспортных трубопроводов. К тому же при желании нефть можно транспортировать из Азербайджана и железнодорожным, и морским транспортом.

Из 8 миллиардов кубометров газа, добытого ГНКАР в 2008 году, большую часть – 7 миллиардов – пришлось закачать обратно в землю. Это означает, что товарного газа Азербайджан в 2008 году добыл только 16 миллиардов кубометров, что составляет примерно половину объёма проектной мощности трубы «Набукко».

Но и это не всё. Политические спекулянты из консорциума «Nabucco Pipeline» и их соратники делают вид, что запамятовали очевидное: Азербайджан сам нуждается в потреблении части добытого в республике газа. Ведь не на сушёном помёте отапливаются дома азербайджанцев, не на дровах они готовят пищу, не от ветровой энергии освещается Баку и другие города, не от энергии приливов седого Каспия работают промышленные предприятия.

Внутренние потребности Азербайджана в природном газе сегодня оцениваются в 12 миллиардов кубометров в год. Итак, из 16 добытых миллиардов кубометров надо вычесть минимум 12 миллиардов кубометров. На самом деле – ещё больше, поскольку компрессорные станции, обеспечивающие нужное давление в трубе и, соответственно, прокачку по ней газа тоже работают на газе, а это значит, что требуется учесть и эти расходы на эксплуатацию трубопровода. Остаётся меньше 4 миллиардов «свободных» кубометров голубого топлива. Этого количества и близко недостаточно для запуска «Набукко».

Версия же о том, что добыча азербайджанского газа в перспективе вырастет, — не аргумент, который может склонить Евросоюз вкладывать миллиарды евро в проект «Набукко». В 2009 году рост газодобычи в Азербайджане действительно ожидается, но он будет незначительным. Азербайджанцы обещают, что добыча товарного газа вырастет до 17,1 — 18,6 миллиардов кубометров. Однако этот прирост совершенно необязательно пойдёт на увеличение экспортных поставок. Азербайджан ведь также испытывает влияние мирового кризиса, также старается уйти от однобокой экономики, диверсифицировать её. Сейчас в республике создаются новые отрасли экономики. Например, в Гяндже в прошлом году началось строительство сразу двух металлургических предприятий – сталелитейного завода и завода по выплавке алюминия. На это будет потрачен 1 миллиард долларов, четверть из которых выделит национальный инвестор.

Предполагается, что сталелитейный гигант вступит в строй уже в 2011 году, то есть ранее существующего срока запуска «Набукко». Это весьма важное обстоятельство, ибо такие новые промышленные мощности нуждаются в больших объемах электроэнергии, особенно при выплавке алюминия. Между тем избытка электроэнергии в Азербайджане нет, наоборот наблюдается падение выработки электроэнергии. Азербайджан располагает лишь 6 гидроэлектростанциями и 10 тепловыми электростанциями, работающими на топочном мазуте и природном газе. В 2008 году Азербайджан из нефти переработал в топочный мазут на 63% меньше, чем годом ранее. Было получен лишь 1 миллион тонн топочного мазута. Поэтому Баку будет вынужден увеличивать поставку добываемого природного газа на ТЭС для выработки электроэнергии. И социальная программа Ильхама Алиева вряд ли будет заброшена, ведь именно благодаря ей президент Азербайджана получил на только что прошедшем референдуме внушительную поддержку предложенным изменениям конституции. В планах властей среди прочего значится также продолжение газификации Азербайджана. Пока газом обеспечены только 83% населения республики. Поэтому, по оценкам экспертов, на внутренние нужды Азербайджана потребуется дополнительно как минимум 5 миллиардов кубометров газа. Это тоже уменьшает шансы реализации «Набукко».

Наконец, не надо думать, что только «Набукко» будет интересен как экспортный маршрут для Баку. 15 марта 2009 года был подписан российско-иранский меморандум по газу. Иранцы готовы проработать схему, по которой Россия будет поставлять природный газ на север Ирана в обмен на аналогичные объёмы иранского газа на юге этой страны. России предложено также принять участие в строительстве мощностей по СПГ на месторождении «Южный Парс», что позволит открыть новые рынки сбыта российского газа в арабском мире и в Южной Азии. А один из наиболее вероятных вариантов поставок газа на север Ирана проходит как раз через Азербайджан.

С советских времен существует магистральный газопровод, ведущий от населённого пункта Ширвановка в России через Моздок в азербайджанский населённый пункт Кази-Магомед. Проектная мощность этой трубы — 13 миллиардов кубометров в год, но реально состояние трассы позволяет прокачивать сегодня только 7 миллиардов кубов. А из Кази-Магомеда проложена труба в Иран, которая ведёт через Астару в иранский населённый пункт Бинд-Бианд. Этот трубопровод использовался в советское время для импорта иранского газа. Его проектная мощность составляет 10 миллиардов кубометров в год, но реальная пропускная способность сегодня – только 5 миллиардов. По этой трассе Азербайджан уже прокачивал свой природный газ в Иран по ценам в 2-4 раза выше, чем тот, что экспортируется Баку в Грузию и Турцию. Так что участие России в новой схеме газовых поставок может быть выгодной Баку, поскольку принесёт ему как доход от транзитных услуг, так и прибыль от экспорта своего газа в иранском направлении.

Все эти обстоятельства ещё больше превращают европейский проект «Набукко» в несбыточную политическую фантазию.

Дно мирового кризиса и тактика победителей: экспансия Китая и Exxon Mobil

Опубликовано от wpmrРубрики:China, Бизнес, Политика

…

Тактика Exxon

Независимое аналитическое обозрение: Не является большим секретом, что наибольшую выгоду от текущего мирового кризиса к началу 2009 года извлекли крупнейшие нефтяные компании и страны нетто-экспортеры нефти.  Крупнейшая по капитализации мировая компания Exxon Mobil Corp показала за 2008 год самую большую корпоративную прибыль в истории США. Какие планы у Exxon?

Инвестиции нефтяной компании в 2008 году составили 54 цента на каждый заработанный доллар. В 2007 году этот показатель составил 42 цента. Капитальные инъекции в ,1 млрд., совершенные в прошлом году, не смогли остановить падение производства нефти и газа на 6,2%. В 2009 году Exxon планирует потратить миллиарды на проекты по разведке и добыче нефти и природного газа. Exxon Mobil Corp. планирует начать реализацию 9 новых проектов в 2009 году. Это позволит ей добывать дополнительно 485 тыс. баррелей в день. Этого будет достаточно для обеспечения 1/3 нефтеперерабатывающих заводов на Восточном побережье США (Bloomberg).

Другой знаковой информацией является следующее. Financial Times сообщила о том, что Ирак смягчил условия, которые он предлагает иностранным нефтяным компаниям, стремящимся осваивать резервы страны (26.02.2009). Нефтяные Компании, в число которых входят BP, Royal Dutch Shell, Chevron и Total, теперь получат 75%, а не 49% в проектах, если выиграют тендеры. Ирак также снизил количество нефти, которое компании должны добыть, прежде чем начнут получать деньги. За решением Багдада увеличить привлекательность иракских проектов последуют другие, считают отраслевые аналитики. Они указывают на контраст между положением национальных нефтяных компаний в богатых нефтью государствах и иностранных нефтяных компаний. По их мнению, положение иностранных компаний свидетельствует о том, что индустрия близка к поворотному моменту. Богатые нефтью страны уменьшают свои бюджеты и рассчитывают на нефтяные компании, как источники прибыли для финансирования социальных программ. В результате, компаниям, от российского «Газпрома» до венесуэльской Pdvsa, приходится урезать собственные бюджеты. Положение иностранных нефтяных компаний куда лучше. Такие корпорации, как Exxon Mobil накопили миллиарды долларов за годы нефтяного бума. Им пока не приходится урезать бюджеты, сокращать дивиденды и обращаться за займами.
Полный текст: http://www.imperiya.by/economics3-4891.html

Битва за «кроваво-черное золото» Ирака продолжается

Опубликовано от wpmrРубрики:China, Iraq, Бизнес, Политика

IslamRF.ru: 11 февраля посетивший Ирак президент Франции Н.Саркози объявил о планах строительства нового здания посольства в Багдаде, создании консульств в Басре и курдистанском Эрбиле. Следовательно, Париж пытается обосноваться в стране надолго. И не случайно. 

12 февраля нефтяное ведомство Ирака объявило тендеры для зарубежных фирм на бурение нефтяных скважин на месторождениях Маджнун и Нахр бин-Умар. Контракта по освоению этих месторождений Total лишился после ввода в страну войск международной коалиции в 2003 г. (вследствие ненахождения Франции в антииракской коалиции). Так что простым совпадением визит Н.Саркози и объявление тендеров назвать никак не получается. Другое дело, насколько безболезненно может пройти данный процесс? С одной стороны, китайская China National Petroleum Corp. допущена к освоению месторождения аль-Ахдаб (контракт также был заключен в саддамовский период). С другой — на данный момент о возвращении ЛУКОЙЛу права на разработку Западная Курна-2 речь не идет. Тонкость тут в том, что в прошлом году прошла информация о переговорах по этому месторождению с правительством Ирака все той же Total (вкупе с американской Chevron). При этом упор делается на разрыв контракта с ЛУКОЙЛом еще в бытность президентом Ирака С.Хусейна. Причиной чего ряд источников называют тогдашние предложения иракскому лидеру со стороны British Petroleum (BP). Но чтобы попытаться хотя бы в общих чертах определить, в каком ключе будут развиваться дальнейшие события, целесообразно совершить небольшой экскурс в историю Ирака.
 
Мосул. Как много в этом слове…
 
Находившийся с XVI в. в составе Османской империи нефтеносный Мосул считался султанской собственностью до Младотурецкой революции. В 1909 г. младотурки конфисковали город. В 1912 г., в целях разработки мосульских месторождений, возникла Турецкая нефтяная компания (Turkish Petroleum Company-TPC), по 25% акций которой принадлежали Royal Dutch Shell и «Дойче Банку». В 1913-1914 гг. к акциям TPC подтянулась и Англо-персидская нефтяная компания (ныне BP). Во время I Мировой войны Берлин оказался лишенным своей доли. Согласно соглашению Сайкса-Пико (май 1916), предусматривавшего раздел Османской империи, Мосул оказывался в зоне контроля Парижа. Правда, как пишет британский агент Томас Э.Лоуренс (Лоуренс Аравийский), договор «в возмещение предусматривал создание независимых арабских государств в Дамаске, Алеппо и Мосуле, т.к. в противном случае эти районы попали бы под неограниченный контроль Франции»(1). Так начались игры вокруг арабского национального движения.
Но в 1918 г. окрепшие британские войска оккупировали Мосул, а на заседании Верховного совета держав Антанты 1920 в г. Сан-Ремо (Италия) Великобритании удалось  заполучить курацию всего Ирака. Правда, Лондон любезно гарантировал Парижу 25% будущей добычи нефти с возможностью «присвоения» Сирии. Спустя год, для официального закрепления в регионе, Англия посодействовала восхождению на иракский престол эмира Фейсала I, и в 1922 г. был заключен британо-иракский договор, оформивший мандатную зависимость Ирака от Англии.
Игры вокруг Мосула изначально вызывали сопротивление турок. Но в 1923 г. Лондон инициировал ноту Фейсала I на имя Лозаннской конференции с заявлением, что Мосул является неотъемлемой частью Ирака. Англо-турецкие переговоры ни к чему не привели,   и в 1924 г. Лига Наций (ЛН) установила демаркационную линию, по которой город остался в пределах Ирака. Но при условии продления английского мандата над страной, предоставления курдонаселенным районам (в т.ч. Мосулу и Киркуку) права на создание состоящего из курдов административного аппарата и придания курдскому языку в вилайете статуса официального. В 1925 г. концессия на нефтедобычу оказалась, конечно же, у TPC, а через год Анкара согласилась с демаркационной линией, «заработав» лишь двадцатилетнее право на 10% с доходов иракского правительства от TPC.
После открытия в 1927 г. крупного месторождения в Киркуке, к региону устремились обделенные от иракского пирога США. И в 1928 г. родилось соглашение «Красной Линии». Royal Dutch Shell, Near East Development Corporation (при лидерстве Jersey Standard — в будущем Exxon и Socony — в будущем Mobil), Англо-Персидская и французская Compagnie Francaise des Petroles (нынешняя Total) договорились «не мешать»  друг другу в зоне разведместорождений Ближнего Востока. В 1929 г. TPC была переименована в Iraq Petroleum Company (IPC). Через год Багдад подписал договор с британцами, предоставивший Лондону полный контроль над Ираком. Провозглашенная в 1932 г. независимость страны иракские перспективы Британии не пошатнула. Т.к. после вступления Королевства в ЛН Багдад признал обязательства 1924 г. по курдскому населению, не могущими подвергнуться  отмене или изменению без согласия большинства стран-членов ЛН (впоследствии обязательства перешли от ЛН к ООН). Так, «курдский фактор» стал играть особую роль в аспекте иракских нефтяных месторождений. 
В 1933 г. Socal (нынешняя Chevron) приобрела право на разработку месторождений в Саудовской Аравии. Затем в регион подобралась и Texaco. В 1934 г. открылся нефтепровод Мосул-Триполи, еще через год: Киркук-Триполи-Хайфа. Ряд исследователей того периода отмечали, что с учетом расположения Ирака и Сирии у стыка границ Турции, Ирана и СССР, территории прокладки нефтепровода являлись не только подступом к Индии, но и превращались в плацдарм для возможных военных действий против этих стран. При этом планировалось продолжить линию от Хайфы до Тебриза, что «в сочетании с ж/д Тебриз-Джульфа устанавливало прямую связь и кратчайший сухопутный маршрут от средиземноморского побережья до берегов Каспийского и Черного морей к границам СССР»(2).
С периода II Мировой Войны борьба за обладанием ближневосточным богатством принимает новые очертания. Созданный Socal(ом) Californian-Arabian Standard Oil в 1944 г. преобразовывается в Arabian American Oil Company (Aramco), акционерами которой постепенно стали Socal, «Texaco», Socony и Jersey Standard. Усилившийся к концу войны Вашингтон вскоре предпринял успешную попытку выйти из «краснолинейных» договоренностей, и состав IР благополучно претерпел изменения (наряду с Socony и Jersey Standard, в него вошли БП и «Ройял датч-Шелл»).
 
СССР и США в борьбе за лидерство в иракском направлении
 
В послевоенные годы Ближний Восток стал одним из центров геополитической борьбы между СССР и США. В 1955 г. Запад инициировал образование антисоветского «Багдадского пакта» (Турция и Ирак), к которому присоединились Иран, Пакистан и, конечно же, Англия. В ответ возникает просоветская Организация Варшавского договора. И тут в аспекте Ирака обоими мировыми центрами начинает задействоваться «курдский фактор». Москва открыла двери Военной Академии им. Фрунзе для главы Демократической Партии Курдистана (ДПК) Мустафы Барзани. Как откровенничает начальник Бюро N 1 МГБ (КГБ) СССР в 1951-52 гг. Павел Судоплатов, «в Москве полагали, что Барзани сможет сыграть более важную роль в свержении проанглийского режима в Ираке… С помощью курдов мы могли надолго вывести из строя нефтепромыслы в Ираке (Мосул). Идея создания Курдской республики позволила нам проводить политику, направленную на ослабление британских и американских позиций на Ближнем Востоке… И Запад, и нас интересовало одно — доступ к месторождениям нефти». Не удивительно, что при поддержке СССР в 1958 г. в Ираке происходит переворот, на волне которого к власти приходит Абдель Касем, а М.Барзани возвращается в страну. Кремль начинает поставки вооружения новому режиму, вышедшему из Багдадского пакта.  Но при этом ДПК выдвигает лозунги об автономии для курдонаселенных районов.
Как представляется, теперь это было уже «игрой» американцев. Член политбюро ДПК Джаляль Талабани, по всей видимости, представлявший интересы Вашингтона уже с того периода, начинает призывать к восстанию за «права курдов». Москва не могла оставаться в стороне, активизируя М.Барзани. В 1961 г. начинается восстание, приведшее к вооруженному противостоянию между силами Д.Талабани и М.Барзани (фактически между США и СССР) за лидерство в «курдском движении». На подконтрольной М.Барзани территории («Свободный Курдистан») им создаются  правительственные структуры. На фоне чего в стране неоднократно предпринимались попытки переворота Партией арабского социалистического возрождения БААС, лидеры которой пользовались благосклонностью обоих геополитических центров. Поэтому ничего неожиданного нет в том, что в 1968 г. БААС окончательно утвердилась во власти.
В 1969 г. зам генсека БААС стал Саддам Хусейн, заняв аналогичную должность и в образованном партией Совете революционного командования. Именно он в 1970 г. подписал с М.Барзани документ, признававший «право курдов на самоопределение». Но, опираясь на заключенный через 2 года договор о дружбе и сотрудничестве с Ираком, С.Хусейн не включил в Закон 1974 г. об автономии для курдов половину территорий Иракского Курдистана. При этом национализировавший IPC Багдад, в 1975 г. овладевает курдонаселенными территориями. М.Барзани, тут же перешедший в поле зрения США и Ирана, оказывается в США. После его смерти бразды правления ДПК переходят к сыну Масуду, т.к. Д.Талабани создал Патриотический союз Курдистана. В 1979 г. С.Хуссейн стал президентом Ирака. В 1982 г. США, определив «главным мировым злом» Иран, вычеркнули Ирак из списка стран, поддерживающих терроризм, и Запад, параллельно СССР, начал поставку Багдаду оружия.
 
Ирак теряет независимость
 
Однако, С.Хуссейн частенько пытался выйти из-под внешней курации, и в 1991 г. при поддержке сил НАТО, действовавших по мандату ООН, рождается т.н. «Свободный Курдистан». На следующий год там были проведены выборы в «Национальную Ассамблею» (парламент), образовавшего «Региональное правительство Курдистана»(РПК) и принявшего декларацию об образовании федерального курдского государства «в рамках Ирака». Вместе с тем, давление на режим С.Хуссейна оказывалось и посредством инициированных США экономических санкций, которые лидер страны попытался обойти. Так, в 1995 г. Багдад обнародовал сведения по 33-м нефтяным месторождениям, выставленных в качестве объектов для привлечения иностранных компаний в страну (юг Багдада, в районе Басры). Вашингтон тут же принудил С.Хусейна принять программу ООН «Нефть в обмен на продовольствие» (1996 г.), предусматривающую реализацию «черного золота» при контроле ООН. Но все же к началу 2001 г. часть месторождений из «списка 33-х» обрела «хозяев»: Пекину перепал Ахдаб, ЛУКОЙЛу — Западная Курна-2, Тotal — Маджнун и Нахр Умр (вспомним нынешний тендер по ним и визит Н.Саркози).
Вашингтон же оказался перед фактом утери перспектив освоения иракского «нефтяного поля». Т.к., по всей видимости, Лондон также просчитывал варианты входа в страну: на страницы прессы просочилась информация о переговорах британской Shell с Багдадом по месторождению Ратави. Посему не случайно, что после сентябрьского теракта в Нью-Йорке (2001 г.), США включили Ирак в число стран — спонсоров мирового терроризма. И в 2003 г., под предлогом уничтожения оружия массового поражения (так и необнаруженного), в Ирак вторглись войска международной коалиции, основными участниками которой явились США и Великобритания (скорее всего, Вашингтон пообещал Лондону выгодные преференции после успеха интервенции). Поддержку внешним силам оказали и иракские курды. Угрожавшая до этого правом вето, в случае предложения ряда антииракских резолюций СБ ООН, Франция (как и Германия) все же открыла свое воздушное пространство для авиации союзников. Но этим помощь Берлина и Парижа коалиции ограничилась.
С падением режима С.Хуссейна была создана возглавляемая американцами т.н. Временная администрация (ВА). Параллельно роспуску иракских вооруженных сил, служб безопасности и полиции, ВА взяла под контроль всю нефтяную промышленность страны. Заключенные с правительством С.Хусейна контракты были признаны утратившими силу. Российский эксперт Александр Салицкий, обращая внимание на подписанную Дж.Бушем «директиву № 13303» («любые иски в отношении нефтяных ресурсов Ирака представляют чрезвычайную угрозу национальной безопасности и внешней политике США», и здесь «никакое судебное рассмотрение не имеет силы»), заключает, что документ «освободил американские компании в Ираке от требований, как международного права, так и гражданского и уголовного права США»(3). Утвердившиеся  в регионе США, без особой боязни, в сер. 2004 г. передали власть четко контролируемому переходному правительству Ирака. В 2005 г. президентом страны стал Д.Талабани, а президентом Иракского Курдистана — М.Барзани (комментарии излишни). Принятая в том же году новая конституция Ирака объявила страну федеративной парламентской республикой,  основанной на консенсусе трех этнорелигиозных общин: арабов-шиитов (юг), арабов-суннитов (центр) и курдов (север). Легализовав широкую автономию «Курдистанского региона» (без Мосула и Киркука, со столицей в Эрбиле).
На парламентских выборах того года почти половину депутатских мест получил шиитский Объединенный Иракский Альянс (вице-президент Айяд Аллауи и премьер Нури аль-Малики – также шииты). Естественно, укрепление шиитской ветви, по известным причинам, абсолютно не прельщало американскую сторону. Хотя, не исключено, что, задабривая этот электорат, Вашингтон пытался именно его использовать против Ирана. Так что никоим образом не выглядит случайным появление в середине лета 2006 г. т.н. карты ББВ-Большого Ближнего Востока (автор — экс-сотрудник Национальной военной академии США Ральф Петерс), согласно которой «шиитские провинции Ирака сформируют основу для государства арабов-шиитов, [охватывающей] кольцом большую часть Персидского залива». При этом предусматривалось «отделение» от Ближнего Востока восточно-средиземноморских берегов Ливана и Сирии(4) (не это ли явилось основной причиной продвижения армии Израиля вглубь ливанской территории, осуществлявшегося в унисон появлению «границ Петерса»?). Однако, как представляется, «шиитскую карту» разыграть не удалось, косвенным подтверждением чего является недостижение «политической однородности» иракского шиитского движения. Поэтому не удивительно «возникновение» с 2006 г. шиито-суннитского межрелигиозного конфликта, явившегося обоснованием продолжения пребывания в Ираке американской миссии.
В 2008 г. впервые после долгого времени Багдад стали посещать лидеры др. арабских стран. А в середине года министерство нефти сообщило о выдаче разрешения на заключение нефтяных контрактов с зарубежными компаниями, среди которых, естественно, Exxon Mobil (их слияние произошло в 1999 г.), Chevron (в 2001 г. поглотил Texaco), Shell, BP, Total.  И…наступил черед визита в Багдад Н.Саркози.
 
Что на сегодня и завтра?
 
Таким образом, как усматривается, целью военной интервенции в страну в 2003 г. являлось обеспечение доступа к «черному золоту» США и Англии. Однако, для беспроблемного пользования ими нефтяными богатствами Ирака, они не могут не поделиться какой-то частью с геоконкурентами. Потому и возвращен контракт на разработку Ахдама Китаю. По всей видимости, получила добро на «въезд» в страну и Total. Тут как тут оказался и Берлин: 17 февраля впервые за последние 22 года Ирак посетил мининдел Германии Ф-В. Штайнмайер (в Багдаде открылся информцентр германской экономики, в Эрбиле — генконсульство).
Что касается России, то в начале прошлого года Москва согласилась списать долг Ирака в размере 12 млрд. долл. После чего президент ЛУКОЙЛа Вагит Алекперов посетил Багдад вместе с замминистра иностранных дел России А.Салтановым. Значимость этого визита в том, что делегация передала иракскому премьеру послание главы российского правительства Владимира Путина. В нем констатировался контекст «Западной Курны-2» и выражалась надежда на «адекватную» поддержку Багдадом «активного настроя российского бизнеса по развитию сотрудничества». В этой связи обращается внимание на возможность весеннего визита в Россию аль-Малики, а также на информацию о возможных совместных проектах в Ираке ЛУКОЙЛа и Conoco.
Но США также прекрасно осознают, что без умиротворения Ирана (в той или степени) спокойствие иностранному бизнесу в Ираке не гарантировано. Так, иранская «Карам» выиграла контракт на строительство в Басре «микрорайона» «Новый город». Хотя утверждается, что Тегеран победил вследствие отсутствия предложений американских и британских фирм из-за «опасения неспокойной ситуации в сфере безопасности в шиитской Басре», в это просто не верится, т.к. данные «беспокойства» абсолютно не мешают западным компаниям бороться за нефтеконтракты в этой зоне.
Не обойдена вниманием и Анкара. В 2008 г. аль-Малики совершил визит в Турцию, обсудив как аспект противодействия террористам Курдской рабочей партии. В конце года турецкие Botas и ТРАО совместно с концерном Shell объявили о создании партнерства по добыче и реализации природного газа Ирака.
И все же, безусловно, наиболее весомые позиции в плане воздействия на развитие ситуации в Ираке на сегодня остаются у Вашингтона: Багдад и Агентство по оборонному сотрудничеству США заключили соглашение о поставках американской военной техники и снаряжения на 5 млрд. долл. (летом прошлого года Госдеп США одобрил продажу Ираку вооружения на 10,7 млрд. долл.). В то же время, вполне очевидно, что интересы между геополитическими центрами вокруг Ирака будут удовлетворяться в зависимости от «торгов» в других регионах мира. Скажем, та же Сhevron в 2009 г. планирует выделить 2 млрд. долл. на разведку нефтяных месторождений в Казахстане, при продолжении инвестиций в расширение Каспийской трубопроводной системы, в перспективе позволяющей  транспортировать энергоресурсы не только с Тенгиза, но и с морских месторождений Казахстана. В аналогичном ключе целесообразно рассматривать и ракурс маршрута каспийского «голубого топлива» в Европу.
Вместе с тем, как бы ни делились недра Ирака между мировыми гегемониями, прошловековой опыт однозначно свидетельствует: всегда найдется государство, захотевшее стать «равнее всех равных». Поэтому прогнозировать безоблачность во взаимоотношениях планетарных стран-лидеров не приходится. Следовательно, на земле Ирака также не следует ожидать скорого мира, тем более в условиях наличия многоцветной национально-конфессиональной палитры (что подтверждается продолжающимися терактами, причем явно провокационного характера, скажем подрыв на пути паломников-шиитов).
Конечно же, в этой «игре» задействованными могут оказаться и внутренние силы. Нельзя ведь сбрасывать со счета возможность перекидывания в одночасье симпатий властных структур (по известным причинам) в стан геоконкурентов нынешних кураторов. Так, на совместной пресс-конференции с Н.Саркози, иракский премьер «комментируя заявление вице-президента США Джозефа Байдена о том, что США должны оказать «большее давление» в ходе политического процесса в Ираке, сказал, что «времена давления /США/ на иракское правительство прошли»(5). Но в случае выхода багдадских властей из-под контроля, вполне возможно инициирование очередного этапа обострения взаимоотношений столицы с курдскими властями. На сегодня Вашингтон с пониманием относится к шагам иракских властей в «курдском» направлении. Так, прошлогодний конфликт между «региональным правительством Курдистана» и Багдадом, связанный с заключением первых контрактов на разработку и эксплуатацию нефтегазовых месторождений без консультаций с центром, завершился без эксцессов (хотя иракские власти и объявили подписанные контракты незаконными). Однако, как представляется, дальнейшее развитие «курдского вопроса» будет зависеть от податливости багдадской администрации к советам кураторов.
В этом контексте целесообразно иметь в виду, что конституция Ирака предусматривает самостоятельное определение статуса города путем референдума среди населения Киркука. А это, в свою очередь, является силой давления США на Анкару, периодически
пытающуюся вести самостоятельную внешнеполитическую деятельность(6). Тем более что согласно все той же карте ББВ, в «проектируемый» «Независимый Курдистан» включаются около 20 турецких провинций. На что МИД Турции также ответил, заявив, что расчленение Ирака автоматически аннулирует договор между Великобританией, Ираком и Турцией 1926 г.
А народ Ирака, к сожалению, пока так и остается «посередине» геополитических битв за нефть страны.

Теймур Атаев, политолог, Азербайджан

1.Томас Эдвард Лоуренс. Семь столпов мудрости
2. Англо-французское соперничество на Ближнем Востоке и строительство иракского нефтепровода (1928-1934)
3. Можно ли помочь Америке уйти из Ирака?
4. Ральф Петерс. Кровавые границы: как улучшить ситуацию на Ближнем Востоке
5. Премьер Ирака Нури аль-Малики заявил, что времена американского давления на Ирак прошли
6. Геополитика и Турция или По какой причине вокруг Анкары возникают «курдский» и «исламский» факторы

 

Страсти вокруг «Набукко» (Новый план Тегерана)

Опубликовано от wpmrРубрики:Политика

СЕВЕРНЫЙ КАВКАЗ: Заманчивым шансом воспользоваться недавним российско-украинским газовым конфликтом поспешили многие. В их числе оказался и Тегеран. Заместитель министра иностранных дел Ирана Мехди Сафари на днях в ходе своего визита в Европейский парламент заявил о готовности его страны участвовать в проекте «Набукко». По словам этого дипломата, Иран готов как продавать газ Европе, так и осуществлять транзитные услуги.

Ни для кого не секрет, что проект «Набукко» все последние годы поддерживался европейцами преимущественно по политическим, а отнюдь не по экономическим соображениям. Однако желание проложить новую трассу газопровода в обход территории России неизменно наталкивалось на суровую реальность: у потенциальных поставщиков в эту трубу не было необходимых объемов свободного газа. Сколько бы ни посещали делегации разных уровней из ЕС и США Баку, они не в состоянии были наделить азербайджанские недра голубым топливом в нужных количествах.

Для любых серьёзных инвесторов, умеющих считать деньги, Азербайджан, располагающий фактически лишь одним крупным газовым месторождением «Шах Дениз» на шельфе Каспия, не мог рассматриваться в качестве серьёзного партнера по проекту «Набукко». Ведь весь экспортный потенциал азербайджанского природного газа сегодня на порядок меньше того, который необходим для зарубежных инвестиций. Новый трубопровод «Набукко» мог стать рентабельным только при условии ежегодной прокачки по нему не менее 30 миллиардов кубометров газа. Правда, азербайджанские власти в ответ на эти сомнения не перестают заявлять, что к 2013 году им удастся ввести в строй вторую очередь проекта «Шах Дениза». Тогда, по их словам, это позволит довести добычу до 8 – 12 миллиардов кубометров. Однако эти обещания не слишком обнадеживают тех, кто реально рискует своими миллиардами.

Даже если предположить, что у Баку всё сложится так, как там рассчитывают, азербайджанский газ и тогда не сможет никого склонить к решению начать строительство нового трубопровода. Надежды на присоединение к проекту «Набукко» Туркменистана, Узбекистана и Казахстана также не представляются оправданными. Президент Узбекистана Ислам Каримов в ходе только что прошедших переговоров в Ташкенте с Дмитрием Медведевым однозначно заявил, что узбекский газ будет продаваться России. Эти обязательства властей Узбекистана уже закреплены соответствующими соглашениями. Более того, Ташкент даже готов продать Москве столько газа, сколько она не в состоянии принять в силу технических ограничений имеющихся пропускных мощностей.

Что касается Казахстана и Туркменистана, то и эти две страны также имеют действующие контракты с Москвой, причём рассчитанные на многолетнюю перспективу. Положительно решённый ещё в прошлом году вопрос о новой формуле цены, привязанной к европейской, давно лишил конкурентов Москвы шансов переманить на свою сторону Астану, Ашхабад и Ташкент.

Тем не менее, все названные обстоятельства в известном смысле только на руку еще одному крупному игроку – Ирану. Ряд серьёзных экспертов полагают, что без иранского газа «Набукко» так и останется лишь проектом. Иран же при известных обстоятельствах способен вдохнуть в него жизнь. Иран обладает вторыми крупнейшими в мире доказанными запасами природного газа (27,5 триллионов кубометров, или 18% всех мировых запасов и 33% от запасов «голубого топлива» стран-членов ОПЕК).

Однако всё не так просто, как кажется. Добыча газа в Иране пока сравнительно невелика – 460 миллионов кубометров в сутки. По этому показателю Иран отнюдь не лидирует среди основных мировых поставщиков газа. Есть и другое, более значимое обстоятельство. Иран никогда не выступал и не выступает крупным экспортёром природного газа. В сутки экспортируется лишь немногим более 15 миллионов кубометров иранского газа. Тому есть, по крайней мере, две причины.

Во-первых, львиную долю добытого газа Иран использует для внутренних нужд: 360 миллионов кубометров ежедневно расходуется населением этой страны. А планы у Тегерана в этом отношении немалые: к 2014 году газом должны быть обеспечены 93% городского населения в 630 городах и 18% сельского населения в 4,2 тысячах сельских населенных пунктах. Немало газа идет на нужды промышленных предприятий и электростанций Ирана. Наконец, значительную часть уже добытого газа иранцы вынуждены закачивать в пласты для поддержания высокой производительности при добыче нефти (по оценкам экспертов, это увеличивает добычу более чем на 30%) – основного экспортного товара этой страны. Инфраструктура для экспорта нефти у Ирана уже создана, и он ей активно пользуется, а для экспорта газа такой инфраструктуры пока нет.

Во-вторых, подавляющее большинство газовых иранских месторождений расположено на юге этой страны — на побережье Персидского залива и на его шельфе, то есть далековато от действующих и проектируемых трасс газопроводов, в том числе и от трассы «Набукко». Самый характерный пример — иранское месторождение «Южный Парс» с колоссальными запасами в 13,1 триллиона кубометров и 19 миллионов баррелей конденсата — расположено в море на границе Ирана с Катаром. На 90% нынешнюю добычу иранского газа обеспечивают, помимо «Южного Парса», такие месторождения, как «Нар», «Канган», «Шанун», «Варуй», «Хома», «Танбак». Нельзя не отметить и то, что до сих пор более 60% запасов иранского газа приходится на неразрабатываемые месторождения. Всё это пока приводит к тому, что Иран вынужден не то что экспортировать, а импортировать природный газ из Туркменистана и эпизодически из Азербайджана. Вообще, по данным BP, за всю свою историю Иран потребил газа больше, чем добыл на своих месторождениях.

Таким образом, для осуществления нового плана Тегерана — наполнения иранским газом трубопровода «Набукко» — должны удачно совпасть несколько факторов. Как минимум, должны найтись инвесторы, готовые профинансировать не только строительство трубопровода гораздо большей протяженности (примерно на 1,5 тысячи километров), чем вариант «Набукко», но и разработку самой сырьевой базы — иранских месторождений. В Иране уже давно активно действует целый ряд европейских энергетических компаний, в частности итальянские ENI и AGIP. В разработке иранских месторождений участвуют, помимо итальянцев, корейцы, французы, малазийцы, датчане, и Газпром. Но многих отпугивают санкции, введенные американцами, которые приложили максимум усилий к тому, чтобы воспрепятствовать зарубежным инвестициям в иранский ТЭК.

И, тем не менее, мы не должны сбрасывать со счетов тот факт, что изначально проект «Набукко» был ориентирован как раз на иранский, а не на азербайджанский или центрально-азиатский газ. Еще в январе 2004 года австрийский концерн OMV и Национальная иранская компания по экспорту газа подписали меморандум о взаимопонимании в отношении экспорта иранского газа в Европу по будущему трубопроводу «Набукко» через Турцию, Болгарию, Румынию, Венгрию в Австрию. Но затем под влиянием упомянутых выше политических факторов австрийцы сместили свои приоритеты на других поставщиков.

Поэтому всё еще может измениться. Немалое значение для России имеет то обстоятельство, что в последнее время Иран стала активно поддерживать Турция. Премьер-министр Турции Реджеп Тайип Эрдоган публично подчеркивает, что без Ирана достаточного количества газа для «Набукко» не будет. Турки работают здесь, так сказать, независимо от американцев. Иран их ближайший сосед. В Иране успешно работают свыше 5 тысяч турецких фирм с суммарным капиталом более 20 миллиардов долларов. Объём взаимной торговли двух стран составляет 7 миллиардов долларов, а к 2010 году планируется его рост до 10 миллиардов. Иранский газ уже давно приобретается Турцией (свыше 10 миллионов кубометров в сутки).

Анкаре поддержка иранского участия в «Набукко» сулит и политические, и экономические выгоды. Первые состоят в том, что Турция в случае успеха этого проекта существенно повысит свой геополитический вес в глазах европейцев, а это может помочь осуществлению давней турецкой мечты – вступлению в ЕС. Экономические же выгоды заключаются в том, что поступления от транзита иранского газа в турецкую казну помогут выровнять дисбаланс в турецко-иранской торговле и уменьшить имеющийся дефицит. Турки еще в июле 2007 года согласились инвестировать 3,5 миллиарда долларов в расширение и модернизацию газовых мощностей Ирана, и при этом запланировано строительство газопровода длиной 2 тысячи километров. Фактически речь идёт о создании нового турецко-иранского газового альянса.

Мировой финансовый кризис остудил полёт не одной фантазии и сдержал осуществление этих планов. Однако в среднесрочном плане ситуация вполне обратима. Всё может измениться, и тогда Иран получит возможность реализовать свои планы превращения в крупного экспортера природного газа. В Тегеране надеются уже к 2015 году поставлять за рубеж свыше 60 миллиардов кубометров газа в год. Конечно, не всем иранским обещаниям нужно верить. Например, есть прогнозы иранских экспертов, утверждающие, что уже скоро Иран будет добывать ежегодно по 210 миллиардов кубометров газа, из которых треть пойдёт якобы, на внутреннее потребление, треть – на экспорт по трубопроводам, а ещё треть – на экспорт, но уже в сжиженном виде.

В любом случае европейское направление пока в иранских планах не доминирует. 20 миллиардов кубометров Иран планирует поставлять в Индию, 7 миллиардов – в Пакистан, 2,3 миллиарда – в Армению. Даже с рядом арабских соседей Тегеран заключил контракты на поставки газа: с ОАЭ на экспорт 14 миллионов кубометров в сутки, с Кувейтом – на 8 миллионов кубометров в сутки. Однако в случае снятия европейцами возражений против участия Ирана в «Набукко» Тегеран вполне способен развернуть свою газовую политику лицом к Европе.

Строго говоря, иранцы держат про запас один козырь. Весьма неплохой альтернативой трубопроводным поставкам голубого топлива может стать развитие Ираном производства сжиженного природного газа (СПГ). Переговоры об этом ведутся с компаниями British Gas, NIOC, Royal Dutch/Shell. В совокупности речь идёт о создании мощностей, способных производить 20,2 миллиона тонн СПГ в год. Иранские эксперты иногда приводят ещё более внушительные цифры – 43,7 миллиона тонн в год. Наравне с Катаром Иран в этом случае сможет диверсифицировать свои экспортные поставки, не завися от санкций американцев и их давления на транзитные государства.

Какой рынок сбыта при этом для Тегерана будет более предпочтительным, сегодня сказать трудно. С одной стороны, транспортные расходы на такого рода поставки специальными судами с побережья Персидского залива могут быть минимизированы, если этот газ будет поставляться в тот же Пакистан, Индию или арабским государствам. Однако, с другой стороны, наиболее высокую цену за иранский СПГ в состоянии платить либо европейские потребители, либо потребители из Японии и Южной Кореи. К тому же важнейшее значение будет иметь то, кто построит для Ирана заводы по производству СПГ, кто предоставит соответствующие технологии. Тот, кто это сделает, и будет иметь приоритет в определении возможных рынков сбыта. Здесь – шанс для России, которым она может воспользоваться, чтобы направить потоки пока гипотетического иранского СПГ в нужном для неё направлении. Правда, с технологиями по сжижению газа у России не всё обстоит блестяще.

Ещё один шанс для Москвы представляет деятельность в рамках так называемого «газового ОПЕК», начальные соглашения по которому недавно были подписаны в Москве. Эта структура, как резонно отмечают представители газодобывающих государств, пока не будет аналогом настоящей ОПЕК. В частности, речь не идёт о координации усилий участников этого объединения по определению цены на экспортируемый ими газ. Как не идёт речь и о квотировании объемов добычи газа странами, вошедшими в эту структуру. Ведь мирового рынка природного газа как единого целого не существует. Но вот что действительно по силам государствам-членам «газовой ОПЕК» — это договориться о том, чтобы избежать ненужной конкуренции за конкретные рынки сбыта. Естественно, такие решения тоже окажутся непростыми и потребуют определённого компромисса. Москве здесь есть что предложить Тегерану. И не обязательно в виде поставок различных типов вооружений или оборудования для АЭС. Газпром может стать соинвестором тех же трубопроводов, ведущих от иранских месторождений в Пакистан и Индию. Такие варианты, кстати, прорабатывались давно.

В любом случае иранские козыри надо отслеживать. Ведь не случайно упоминавшийся иранский дипломат говорил европейцам не только о собственно иранском газе, но и пытался представлять Иран как выгодную транзитную страну. Транзит какого газа Иран при этом имел в виду? Очевидно, что газа из Центральной Азии, и главным образом из Туркменистана.

Десять лет назад эта идея уже активно обсуждалась. В декабре 1997 года компания «Shell» заключила соглашение с правительством Туркменистана о подготовке технико-экономического обоснования проекта доставки туркменского газа через Иран в Европу. От месторождения «Довлетабад», расположенного на юге Туркменистана, недалеко от иранского города Мешхед, газопровод должен был пройти через Горган, Решт к Тебризу и далее в Турцию. В оценках тех лет стоимость этого газопровода могла составить 7,6 миллиардов долларов.

В 1998 году по вопросам трубопровода «Туркменистан – Иран – Турция – Европа» был подписан меморандум о взаимопонимании между правительством Туркменистана и компанией «Shell», по которому последняя должна была осуществить строительство. Предполагаемые объёмы поставок туркменского газа по данному проекту трубопровода уже к 2005 году должны были составить 23 млрд. кубометров, а к 2010 году – 30 млрд. кубометров. Однако вскоре проект был заморожен, не в последнюю очередь в силу принятия в США известного Акта (поправки) д’Амато, запретившего компаниям с американским капиталом (Вашингтон фактически пытался распространить действие этой нормы на все компании, в том числе зарубежные) участвовать в проектах, как-либо связанных с ТЭК Исламской Республики Иран. С тех пор этот дорогостоящий проект не рассматривается Ашхабадом как перспективный. А сейчас Иран, как мы видим, готов его реанимировать.

Подводя итог, отметим, что сегодня не Азербайджан или Туркменистан могут стать конкурентами России по поставкам природного газа на европейский рынок из Азии. Это место может занять Иран. И тут стоит напомнить, что «Набукко» — это европеизированное композитором Верди имя вавилонского царя Навуходоносора. А вавилонское царство было, в конце концов, завоёвано предком современных иранцев – царём Киром Великим, основателем династии Ахеменидов. Так что иранцев Москве надо иметь в числе своих друзей, а не конкурентов и тем более противников.

Адрес публикации: http://www.iran.ru/rus/news_iran.php?act=news_by_id&_n=1&news_id=55603

Иран рвётся в «Набукко»

Опубликовано от wpmrРубрики:Политика

ФСК: Заманчивым шансом воспользоваться недавним российско-украинским газовым конфликтом поспешили многие. В их числе оказался и Тегеран. Заместитель министра иностранных дел Ирана Мехди Сафари на днях в ходе своего визита в Европейский парламент заявил о готовности его страны участвовать в проекте «Набукко». По словам этого дипломата, Иран готов как продавать газ Европе, так и осуществлять транзитные услуги. Ни для кого не секрет, что проект «Набукко» все последние годы поддерживался европейцами преимущественно по политическим, а отнюдь не по экономическим соображениям. Однако желание проложить новую трассу газопровода в обход территории России неизменно наталкивалось на суровую реальность: у потенциальных поставщиков в эту трубу не было необходимых объемов свободного газа. Сколько бы ни посещали делегации разных уровней из ЕС и США Баку, они не в состоянии были наделить азербайджанские недра голубым топливом в нужных количествах.

Для любых серьёзных инвесторов, умеющих считать деньги, Азербайджан, располагающий фактически лишь одним крупным газовым месторождением «Шах Дениз» на шельфе Каспия, не мог рассматриваться в качестве серьёзного партнера по проекту «Набукко». Ведь весь экспортный потенциал азербайджанского природного газа сегодня на порядок меньше того, который необходим для зарубежных инвестиций. Новый трубопровод «Набукко» мог стать рентабельным только при условии ежегодной прокачки по нему не менее 30 миллиардов кубометров газа. Правда азербайджанские власти в ответ на эти сомнения не перестают заявлять, что к 2013 году им удастся ввести в строй вторую очередь проекта «Шах Дениза». Тогда, по их словам, это позволит довести добычу до 8 – 12 миллиардов кубометров. Однако эти обещания не слишком обнадеживают тех, кто реально рискует своими миллиардами.

Даже, если предположить, что у Баку всё сложится так, как там рассчитывают, азербайджанский газ и тогда не сможет никого склонить к решению начать строительство нового трубопровода. Надежды на присоединение к проекту «Набукко» Туркменистана, Узбекистана и Казахстана также не представляются оправданными. Президент Узбекистана Ислам Каримов в ходе только что прошедших переговоров в Ташкенте с Дмитрием Медведевым однозначно заявил, что узбекский газ будет продаваться России. Эти обязательства властей Узбекистана уже закреплены соответствующими соглашениями. Более того, Ташкент даже готов продать Москве столько газа, сколько она не в состоянии принять в силу технических ограничений имеющихся пропускных мощностей.

Что касается Казахстана и Туркменистана, то и эти две страны также имеют действующие контракты с Москвой, причём рассчитанные на многолетнюю перспективу. Положительно решённый ещё в прошлом году вопрос о новой формуле цены, привязанной к европейской, давно лишил конкурентов Москвы шансов переманить на свою сторону Астану, Ашхабад и Ташкент.

Тем не менее, все названные обстоятельства в известном смысле только на руку еще одному крупному игроку – Ирану. Ряд серьёзных экспертов полагают, что без иранского газа «Набукко» так и останется лишь проектом. Иран же при известных обстоятельствах способен вдохнуть в него жизнь. Иран обладает вторыми крупнейшими в мире доказанными запасами природного газа (27,5 триллионов кубометров, или 18% всех мировых запасов и 33% от запасов «голубого топлива» стран-членов ОПЕК).

Однако всё не так просто, как кажется. Добыча газа в Иране пока сравнительно невелика – 460 миллионов кубометров в сутки. По этому показателю Иран отнюдь не лидирует среди основных мировых поставщиков газа. Есть и другое, более значимое обстоятельство. Иран никогда не выступал и не выступает крупным экспортёром природного газа. В сутки экспортируется лишь немногим более 15 миллионов кубометров иранского газа. Тому есть, по крайней мере, две причины.

Во-первых, львиную долю добытого газа Иран использует для внутренних нужд: 360 миллионов кубометров ежедневно расходуется населением этой страны. А планы у Тегерана в этом отношении немалые: к 2014 году газом должны быть обеспечены 93% городского населения в 630 городах и 18% сельского населения в 4,2 тысячах сельских населенных пунктах. Немало газа идет на нужды промышленных предприятий и электростанций Ирана. Наконец, значительную часть уже добытого газа иранцы вынуждены закачивать в пласты для поддержания высокой производительности при добыче нефти (по оценкам экспертов, это увеличивает добычу более чем на 30%) – основного экспортного товара этой страны. Инфраструктура для экспорта нефти у Ирана уже создана, и он ей активно пользуется, а для экспорта газа такой инфраструктуры пока нет.

Во-вторых, подавляющее большинство газовых иранских месторождений расположено на юге этой страны — на побережье Персидского залива и на его шельфе, то есть далековато от действующих и проектируемых трасс газопроводов, в том числе и от трассы «Набукко». Самый характерный пример — иранское месторождение «Южный Парс» с колоссальными запасами в 13,1 триллиона кубометров и 19 миллионов баррелей конденсата — расположено в море на границе Ирана с Катаром. На 90% нынешнюю добычу иранского газа обеспечивают, помимо «Южного Парса», такие месторождения, как «Нар», «Канган», «Шанун», «Варуй», «Хома», «Танбак». Нельзя не отметить и то, что до сих пор более 60% запасов иранского газа приходится на неразрабатываемые месторождения. Всё это пока приводит к тому, что Иран вынужден не то что экспортировать, а импортировать природный газ из Туркменистана и эпизодически из Азербайджана. Вообще, по данным BP, за всю свою историю Иран потребил газа больше, чем добыл на своих месторождениях.

Таким образом, для осуществления нового плана Тегерана — наполнения иранским газом трубопровода «Набукко» — должны удачно совпасть несколько факторов. Как минимум, должны найтись инвесторы, готовые профинансировать не только строительство трубопровода гораздо большей протяженности (примерно на 1,5 тысячи километров), чем вариант «Набукко», но и разработку самой сырьевой базы — иранских месторождений. В Иране уже давно активно действует целый ряд европейских энергетических компаний, в частности, итальянские ENI и AGIP. В разработке иранских месторождений участвуют помимо итальянцев корейцы, французы, малазийцы, датчане, и Газпром. Но многих отпугивают санкции, введенные американцами, которые приложили максимум усилий к тому, чтобы воспрепятствовать зарубежным инвестициям в иранский ТЭК.

И, тем не менее, мы не должны сбрасывать счетов тот факт, что изначально проект «Набукко» был ориентирован как раз на иранский, а не на азербайджанский или центрально-азиатский газ. Еще в январе 2004 года австрийский концерн OMV и Национальная иранская компания по экспорту газа подписали меморандум о взаимопонимании в отношении экспорта иранского газа в Европу по будущему трубопроводу «Набукко» через Турцию, Болгарию, Румынию, Венгрию в Австрию. Но затем под влиянием упомянутых выше политических факторов австрийцы сместили свои приоритеты на других поставщиков.

Поэтому всё еще может измениться. Немалое значение для России имеет то обстоятельство, что в последнее время Иран стала активно поддерживать Турция. Премьер-министр Турции Реджеп Тайип Эрдоган публично подчеркивает, что без Ирана достаточного количества газа для «Набукко» не будет. Турки работают здесь, так сказать, независимо от американцев. Иран их ближайший сосед. В Иране успешно работают свыше 5 тысяч турецких фирм с суммарным капиталом более 20 миллиардов долларов. Объём взаимной торговли двух стран составляет 7 миллиардов долларов, а к 2010 году планируется его рост до 10 миллиардов. Иранский газ уже давно приобретается Турцией (свыше 10 миллионов кубометров в сутки). Анкаре поддержка иранского участия в «Набукко» сулит и политические, и экономические выгоды. Первые состоят в том, что Турция в случае успеха этого проекта существенно повысит свой геополитический вес в глазах европейцев, а это может помочь осуществлению давней турецкой мечты – вступлению в ЕС. Экономические же выгоды заключаются в том, что поступления от транзита иранского газа в турецкую казну помогут выровнять дисбаланс в турецко-иранской торговле и уменьшить имеющийся дефицит. Турки еще в июле 2007 года согласились инвестировать 3,5 миллиарда долларов в расширение и модернизацию газовых мощностей Ирана, и при этом запланировано строительство газопровода длиной 2 тысячи километров. Фактически речь идёт о создании нового турецко-иранского газового альянса.

Мировой финансовый кризис остудил полёт не одной фантазии и сдержал осуществление этих планов. Однако в среднесрочном плане ситуация вполне обратима. Всё может измениться, и тогда Иран получит возможность реализовать свои планы превращения в крупного экспортера природного газа. В Тегеране надеются уже к 2015 году поставлять за рубеж свыше 60 миллиардов кубометров газа в год. Конечно, не всем иранским обещаниям нужно верить. Например, есть прогнозы иранских экспертов, утверждающие, что уже в скоро Иран будет добывать ежегодно по 210 миллиардов кубометров газа, из которых треть пойдёт, якобы, на внутреннее потребление, треть – на экспорт по трубопроводам, а ещё треть – на экспорт, но уже в сжиженном виде.

В любом случае европейское направление пока в иранских планах не доминирует. 20 миллиардов кубометров Иран планирует поставлять в Индию, 7 миллиардов – в Пакистан, 2,3 миллиарда – в Армению. Даже с рядом арабских соседей Тегеран заключил контракты на поставки газа: с ОАЭ на экспорт 14 миллионов кубометров в сутки, с Кувейтом – на 8 миллионов кубометров в сутки. Однако в случае снятия европейцами возражений против участия Ирана в «Набукко» Тегеран вполне способен развернуть свою газовую политику лицом к Европе.

Строго говоря, иранцы держат про запас один козырь. Весьма неплохой альтернативой трубопроводным поставкам голубого топлива может стать развитие Ираном производства сжиженного природного газа (СПГ). Переговоры об этом ведутся с компаниями British Gas, NIOC, Royal Dutch/Shell. В совокупности речь идёт о создании мощностей, способных производить 20,2 миллиона тонн СПГ в год. Иранские эксперты иногда приводят ещё более внушительные цифры – 43,7 миллионов тонн в год. Наравне с Катаром Иран в этом случае сможет диверсифицировать свои экспортные поставки, не завися от санкций американцев и их давления на транзитные государства.

Какой рынок сбыта при этом для Тегерана будет более предпочтительным, сегодня сказать трудно. С одной стороны, транспортные расходы на такого рода поставки специальными судами с побережья Персидского залива могут быть минимизированы, если этот газ будет поставляться в тот же Пакистан, Индию или арабским государствам. Однако с другой стороны, наиболее высокую цену за иранский СПГ в состоянии платить либо европейские потребители, либо потребители из Японии и Южной Кореи. К тому же важнейшее значение будет иметь то, кто построит для Ирана заводы по производству СПГ, кто предоставит соответствующие технологии. Тот, кто это сделает, и будет иметь приоритет в определении возможных рынков сбыта. Здесь – шанс для России, которым она может воспользоваться, чтобы направить потоки пока гипотетического иранского СПГ в нужном для неё направлении. Правда, с технологиями по сжижению газа у России не всё обстоит блестяще.

Ещё один шанс для Москвы представляет деятельность в рамках так называемого «газового ОПЕК», начальные соглашения по которому недавно были подписаны в Москве. Эта структура, как резонно отмечают представители газодобывающих государств, пока не будет аналогом настоящей ОПЕК. В частности, речь не идёт о координации усилий участников этого объединения по определению цены на экспортируемый ими газ. Как не идёт речь и о квотировании объемов добычи газа странами, вошедшими в эту структуру. Ведь мирового рынка природного газа как единого целого не существует. Но вот что действительно по силам государствам-членам «газовой ОПЕК», — это договориться о том, чтобы избежать ненужной конкуренции за конкретные рынки сбыта. Естественно, такие решения тоже окажутся непростыми и потребуют определённого компромисса. Москва здесь есть что предложить Тегерану. И не обязательно, в виде поставок различных типов вооружений или оборудования для АЭС. Газпром может стать соинвестором тех же трубопроводов, ведущих от иранских месторождений в Пакистан и Индию. Такие варианты, кстати, прорабатывались давно.

В любом случае иранские козыри надо отслеживать. Ведь не случайно упоминавшийся иранский дипломат говорил европейцам не только о собственно иранском газе, но и пытался представлять Иран как выгодную транзитную страну. Транзит какого газа Иран при этом имел в виду? Очевидно, что газа из Центральной Азии, и главным образом из Туркменистана.

Десять лет назад эта идея уже активно обсуждалась. В декабре 1997 года компания «Shell» заключила соглашение с правительством Туркменистана о подготовке технико-экономического обоснования проекта доставки туркменского газа через Иран в Европу. От месторождения «Довлетабад», расположенного на юге Туркменистана, недалеко от иранского города Мешхед, газопровод должен был пройти через Горган, Решт к Тебризу и далее в Турцию. В оценках тех лет стоимость этого газопровода могла составить 7,6 миллиардов долларов.

В 1998 году по вопросам трубопровода «Туркменистан – Иран – Турция – Европа» был подписан меморандум о взаимопонимании между правительством Туркменистана и компанией «Shell», по которому последняя должна была осуществить строительство. Предполагаемые объёмы поставок туркменского газа по данному проекту трубопровода уже к 2005 году должны были составить 23 млрд. кубометров, а к 2010 году – 30 млрд. кубометров. Однако вскоре проект был заморожен, не в последнюю очередь в силу принятия в США известного Акта (поправки) д’Амато, запретившего компаниям с американским капиталом (Вашингтон фактически пытался распространить действие этой нормы на все компании, в том числе зарубежные) участвовать в проектах, как-либо связанных с ТЭК Исламской Республики Иран. С тех пор этот дорогостоящий проект не рассматривается Ашхабадом как перспективный. А сейчас Иран, как мы видим, готов его реанимировать.

Подводя итог, отметим, что сегодня не Азербайджан или Туркменистан могут стать конкурентами России по поставкам природного газа на европейский рынок из Азии. Это место может занять Иран. И тут стоит напомнить, что «Набукко» — это европеизированное композитором Верди имя вавилонского царя Навуходоносора. А вавилонское царство было, в конце концов, завоёвано предком современных иранцев – царём Киром Великим, основателем династии Ахеменидов. Так что иранцев Москве надо иметь в числе своих друзей, а не конкурентов и тем более противников.