Метка:IPI

Война на территории трубопроводов. Сепаратизм курдов и белуджей как проблема транзита энергоносителей

Опубликовано Обновлено на от wpmrРубрики:Ирак Iraq, Политика

Карта с сайта http://common.regnum.ru/

Американская карта перекроенного «Большого Ближнего Востока» после завершения «крестового похода против международного терроризма», публикация которой в свое время наделала столько шума, включала помимо прочего государства «Свободный Курдистан» и «Свободный Белуджистан», борьба за создание которых ведется курдами и белуджами несколько десятилетий.

Сейчас оба народа населяют земли, входящие в состав нескольких стран. Курдистан делят между собой Турция, Ирак, Сирия и Иран, Белуджистан — Иран, Пакистан и Афганистан. Причем стратегическое значение этих районов настолько велико, что любые попытки курдов и белуджей добиться хотя бы автономии воспринимаются правительствами в Анкаре, Тегеране, Багдаде, Дамаске и Исламабаде как опасный сепаратизм и встречают жесткий отпор центральных властей.

ЖИЗНЕННО ВАЖНЫЕ ТЕРРИТОРИИ

Недра Курдистана и Белуджистана богаты полезными ископаемыми, в том числе углеводородами — нефтью и природным газом. Кроме того, не надо забывать, что в турецком Курдистане образуется 89-98% вод Евфрата и 45-52% Тигра, а эти реки имеют колоссальное значение в хозяйственной жизни Ирака и Сирии. Однако гораздо большую роль для исторических судеб курдов и белуджей играет значение мест их проживания как транзитных зон.

Трубопроводы, проложенные через Курдистан, открывают Турции доступ к нефти и природному газу Ирака и Ирана, причем для иранского газа этот маршрут единственный, позволяющий вывести его на европейский рынок. В частности, в июне сего года Ирак и Турция договорились о продлении эксплуатации построенного в 1976-м нефтепровода Киркук — Джейхан, через который в течение прошлого года было прокачено 167,6 млн баррелей «черного золота». Чрезвычайно важен Курдистан и для реализации проекта магистрального газопровода «Набукко» стоимостью 7,9 млрд евро и протяженностью 3400 км. По нему более 31 млрд кубометров природного газа в год должны транспортироваться из Прикаспия и Средней Азии в Центральную Европу.

Владение Белуджистаном обеспечивает контроль над стратегическими портами и трубопроводами. Главным из этих портов является Гвадар, возведенный Китаем в 2007 году на пакистанском побережье Аравийского моря. Проект общей стоимостью 1,76 млрд долларов имеет ключевое значение для выхода Центральной Азии на мировой рынок и перевалки сырой нефти. Вдобавок Гвадар призван стать в будущем базой военно-морских сил Пакистана, использовать которую планирует и КНР. Кстати, авиабаза «Шамси» в пакистанском Белуджистане (в 300 км от столицы провинции города Кветта) с 2001 года используется американскими ВВС.

Главную роль в обеспечении Пакистана необходимыми энергоресурсами вопреки противодействию этому проекту США призван сыграть магистральный нефте- и газопровод Иран — Пакистан — Индия (IPI) общей протяженностью 2700 км (1100 км по территории Ирана, 1000 км — Пакистана и 600 км — Индии), первая очередь которого должна пройти по территории Белуджистана через Гвадар в Навабшах. Прокладку планировалось начать в 2010 году, но поскольку Дели не подтвердил свое участие в IPI, 17 марта сего года Исламабад и Тегеран заключили соглашение о строительстве газопровода протяженностью 900 км и стоимостью 7,6 млрд долларов (2,5 млрд намерен инвестировать Китай). Когда в 2015 году он вступит в строй, Пакистан рассчитывает получать из ИРИ около 12 млн кубометров газа в день. Поставки иранского «голубого топлива» настолько важны для Пакистана, что руководство страны готово проигнорировать санкции ООН, направленные против Тегерана.

Особое значение Белуджистану придает наличие на его территории ядерных объектов, в том числе полигона Чагаи-Хиллз, где Пакистан провел ядерные испытания в мае 1998 года, и возведенной Китаем в 70-е годы АЭС в Чашме с 300-мегаваттным реактором ЧАСНУПП-I. Последняя будет расширена за счет трех энергетических реакторов, один из которых строится в настоящее время. При этом богатый нефтью, свинцом и другими полезными ископаемыми Белуджистан, где добывается 70% пакистанского угля, 80% хрома и 85% природного газа, — самая бедная провинция страны.

Положение в Курдистане и Белуджистане имеет большое значение для транзита грузов через Иран, в состав которого входит часть их территории. По иранским данным, в 1388 году (по исламскому летоисчислению, 21 марта 2009-го — 20 марта 2010 года) 37% грузов, ввезенных в страну автотранспортом, было доставлено из Турции, а 19% — из Пакистана. В рамках развития связей между иранской провинцией Систан и Белуджистан и пакистанским Белуджистаном планируется открыть прямое воздушное сообщение между их столицами — Захеданом и Кветтой, а также реконструировать железную дорогу Кветта — Тафтан. Открытие грузового железнодорожного сообщения Исламабад — Стамбул через Захедан и Тегеран сократило время доставки грузов по этому маршруту с 40 до 13 суток.

В КАЖДОЙ СТРАНЕ СВОИ ОСОБЕННОСТИ

Курдистан и Белуджистан при всех присущих им особенностях имеют немало общего. Оба региона — беспокойное пограничье, которое делит с соседями Иран. Оба — перекресток интересов государств, в которые они входят, и «великих держав», в первую очередь США. Для последних иракский и в меньшей степени турецкий Курдистан, а также пакистанский Белуджистан — своего рода прифронтовые территории, примыкающие к арабской части Ирака и Афганистану. Иранские же Курдистан и Систан и Белуджистан рассматриваются американцами как зоны проведения разведывательных, а в случае необходимости и военно-диверсионных операций. Национальные элиты курдов и белуджей расколоты, в той или иной мере подавляются правительствами стран, в которых живут эти народы, борясь за свои экономические и политические права, сочетая военные, политические и террористические методы. Развитие курдских и белуджских регионов влияет на методы этой борьбы и ответную реакцию на нее центральных властей и соседних государств, расширяя платформу для осторожного диалога: терроризм несовместим с инвестициями, а жесткое противодействие национальным движениям — с парламентской демократией.

Ситуация в каждой стране имеет свои особенности. 2 миллиона сирийских курдов при Башаре Асаде столь же бесправны, как при его отце. Антиправительственные выступления в Иранском Курдистане и других провинциях ИРИ, где живут 5 (по неофициальным данным — 8) миллионов иранских курдов, разделенных на 30 племен, пресекаются армией, Корпусом стражей исламской революции (КСИР) и ополчением Басидж. Курдские районы — наименее развитая экономически и наиболее беспокойная часть Ирана, где орудуют левые экстремисты из Партии свободной жизни Курдистана и неосалафиты. Организуемые ими теракты влекут ответные репрессии властей, включая казни в тюрьмах.

Волнения курдов, военное положение в Иранском Курдистане, бои на улицах крупнейших курдских городов и в столице провинции Санандадже происходят параллельно с встречами президента ИРИ М. Ахмадинежада с курдским населением страны. Курдские парламентарии представлены в иранском меджлисе, но преподавание в школах на курдском языке согласно 15-й статье иранской конституции запрещено, а в Тегеране, где число курдов за 10 последних лет удвоилось, за это время не было разрешено открыть ни одной суннитской мечети.

В Ираке курды, составляющие 17% населения (5,1 млн человек), вплотную подошли к созданию собственного государства. На выборах 7 марта 2010 года они получили около 20% мест в парламенте. Курдский язык является вторым государственным языком страны. Иракский Курдистан — провинции Эрбиль, Сулеймания и Дохук — контролирует альянс, включающий Патриотический союз Курдистана Дж. Талабани (он же — президент Ирака) и Демократическую партию Курдистана М. Барзани (главы правительства региона). Этот союз настаивает на расширении региона за счет провинций Диала, Киркук и Ниневия, столицей которой является Мосул.

Из Киркука курды, составляющие 52% населения, вытесняют арабов (35%) и туркоманов (12%). Столкновения отрядов ПСК и ДПК отошли в прошлое, и в случае конфликта с Багдадом более 153 тысяч курдских бойцов («пешмерга») вполне способны дать отпор иракской армии. Борьба за киркукские месторождения углеводородов, где добывается 1 млн баррелей нефти в день, отражает интересы правительства Курдистана, которое сверх введенной 1 июня 2009 года региональной экспортной квоты в 60 тыс. баррелей нефти в день подписало не менее 25 контрактов с иностранными компаниями, противоречащих законодательству Ирака. Пока что Эрбиль, где в марте открылось консульство Турции, переигрывает Багдад: компании Heritage Oil (HGO) и Turkey»s Genel Energy International заявили о сосредоточении усилий по нефтедобыче в Курдистане.

Рабочая партия Курдистана, лидер которой А. Оджалан с 1999 года заключен в тюрьму на острове Имрали близ Стамбула, и родственная ей Партия свободной жизни Курдистана, продолжающие террористическую войну с Турцией и Ираном, теряют поддержку иракских соплеменников. Такие акции, как подрыв нефтепровода Киркук — Джейхан в районе Мосула, противоречат интересам последних не меньше, чем Анкары. Экономический альянс Турции, Сирии, Ирана и Ирака, в том числе региональных властей иракского Курдистана, оставляет РПК без союзников, хотя противостояние Ирана с Израилем и США позволяет ей искать поддержку в Вашингтоне и (с нулевыми шансами на успех) в Иерусалиме.

Визит в Анкару 2-4 июня 2009 года М. Барзани выявил масштабы экономической экспансии Турции на севере Ирака, основу которой составляют десятки проектов с участием 400 турецких компаний, на чью долю приходится около 70% иностранных инвестиций в регионе. В планы Анкары входят открытие в Эрбиле и Багдаде филиалов турецких банков «Зираат Банкасы» и «Иш Банкасы» и увеличение за четыре года торгового оборота с регионом до 20 млрд долларов. Операции боевиков РПК и ПСЖК против Турции и Ирана угрожают этим планам и вызывают ответные действия турецких и иранских военных на севере Ирака. Причем если Иран использовал артиллерию и ВВС, то Турция не раз вводила туда от 20 до 35 тысяч военнослужащих на 45-50 км, а в отдельных случаях — до 100 км.

В 1998 году РПК объявила мораторий на ведение боевых действий, пролонгированный на 6 лет после ареста А. Оджалана. Первая после падения режима С. Хусейна операция турецкой армии на севере Ирака, проведенная 22-29 февраля 2008 года, завершилась прекращением огня в апреле 2009-го, из которого РПК вышла два месяца спустя, по завершении турецкого визита М. Барзани. За этим последовали 102 поджога лесов в Анталии, Мугле, Фетие и Эфесе и теракт, проведенный в ходе стамбульского саммита Совещания по взаимодействию и мерам доверия в Азии. По данным турецкой разведки, РПК запланировала серию терактов на период с 1 июня по 12 сентября 2010 года, в том числе на июль-август — взрывы в госучреждениях, на военных объектах, газопроводах, железных дорогах и курортах.

Борьба с РПК уже обошлась Турции в сотни миллиардов долларов, но и в настоящее время Анкара расходует на нее 10 миллиардов ежегодно. На турецкой территории операции против РПК ведутся в 11 вилайетах провинций Ширнак, Хаккяри и Сиирт, где действует режим чрезвычайного положения.

Численность турецких курдов достигает 10-15 миллионов человек (14-21% населения Турецкой Республики). Курдистан занимает более 25% территории Турции, причем 6 миллионов курдов, проживающих в беднейших (бюджет 67 из 81 турецких провинций сведен с дефицитом) регионах востока и юго-востока страны, составляют там большинство. Лидер Партии справедливости и развития Р. Т. Эрдоган, добиваясь поддержки курдов, объявил о проведении для решения их проблем «демократической инициативы». В ее рамках в провинции Диярбакыр началась кампания по возвращению населенным пунктам старых курдских названий, открыл вещание курдоязычный гостелеканал TRT-6, а телерадиокомпании получили возможность круглосуточного вещания на курдском языке, в том числе учебных программ.

Однако в Турции действует 42-я статья конституции, запрещающая преподавание в учебных заведениях страны на любых языках, кроме турецкого, и придание курдскому языку статуса второго официального языка не имеет шансов на обсуждение. Курдские политики вынуждены действовать в жестко ограниченных рамках, а курдские СМИ регулярно закрываются.

Это же касается и курдских политических партий. С 1991 года они запрещались пять раз, последний — в прошлом году, 11 декабря, когда Конституционный суд Турции принял решение наложить запрет на существование Партии демократического сообщества, имевшей в парламенте фракцию из 19 депутатов. Преемницей ПДС в легальном политическом поле стала курдская Партия мира и демократии, однако следует отметить, что в 2008-2010 годах арестам подверглись около 2 тысяч политиков и правозащитников — верхушка и активисты ПДС и ПМД.

ШАНСОВ НА ПОБЕДУ НЕТ

Новейшая история белуджей, их взаимодействие и противостояние с Исламабадом и Тегераном во многом повторяют ситуацию, в которой оказался живущий на другом конце «иранского мира» курдский народ. Он расселен в Пакистане (более 3 млн в Белуджистане, 1,2 млн в Синде, более 300 тыс. в Панджабе), Иране (700 тыс.) и Афганистане (150 тыс.). Не менее миллиона белуджей живут в странах Персидского залива.

Белуджские восстания 1948, 1958-1959, 1962-1963 и 1973-1977 годов в Пакистане были подавлены армией. После победы исламской революции в Иране, которая привела к власти в этой стране шиитское духовенство, в 80-е годы среди белуджей популярность приобрел интегристский проект создания «Великого Белуджистана» из пакистанской провинции Белуджистан и иранской — Белуджистан и Систан.

В 1999 году, когда Исламскую Республику Пакистан возглавил генерал П. Мушарраф, белуджские лидеры были отстранены от власти. Как следствие в сентябре 2003 года четыре основные националистические партии Белуджистана объединились в Союз белуджей (Балуч иттехад) и потребовали остановить размещение в провинции военных гарнизонов и осуществления на ее территории масштабных инфраструктурных проектов. А в следующем году вожди племен мари, бугти и менгал, насчитывающих около 100 тысяч человек, при поддержке индийских спецслужб возродили Армию освобождения Белуджистана, которая вела вооруженную борьбу против центральных властей в 1973-1977 годах.

Кстати, США отказались признать АОБ террористической организацией, хотя ее отряды общей численностью
10 тысяч боевиков включали диверсантов, подготовка которых группами до 500 человек велась в 40-60 тренировочных лагерях в районах Кохлу, Дера Бугти и Кеч-Гвадар. Помимо диверсий на предприятиях по добыче природного газа и ЛЭП, нападений на военных, терактов против руководства провинции, минирования дорог, АОБ открыла охоту на специалистов из Китая, занятых на строительстве порта Гвадар и в таких крупных проектах, как разработка месторождений меди и золота в Сайндаке. 14 декабря 2005 года было совершено покушение на президента Мушаррафа.

В ходе последовавшей военной кампании АОБ была разгромлена, ее вождь Наваб Мухаммад Акбар-хан Бугти убит 26 августа 2006 года, 100 тысяч жителей Белуджистана стали беженцами. В отличие от руководителя курдских террористов «марксиста» А. Оджалана, лидер сепаратистов-белуджей, в конце жизни командовавший 250 тысячами хорошо вооруженных бойцов, был потомственным аристократом. Как вице-президент Федерации белуджских племен в 1947 году он поддержал идею создания Пакистана, участвовал в восстаниях, занимал посты в федеральном правительстве, был губернатором и главным министром Белуджистана. Через два дня после его смерти газовый проект в Суи был официально открыт. Белуджи ответили погромами, жертвами которых стали выходцы из Панджаба.

Замирение Белуджистана официальный Исламабад связывает с новым поколением уроженцев провинции — технократов и бюрократов, не связанных с племенной верхушкой, наиболее известным представителем которых является главный судья Верховного суда Исламской Республики Пакистан И. Чаудхри. Открыто обвиняя Индию в разжигании конфликтов в Белуджистане, руководство Пакистана полагает, что в дестабилизации обстановки там участвуют также Великобритания и США — в рамках конкуренции с Китаем и попыток осложнить положение в Иране.

По данным пакистанской газеты «Доон», в формированиях талибов, базирующихся в Кветте, в других радикальных суннитских группировках, противостоящих пакистанской армии, лишь 1% личного состава — уроженцы Белуджистана. Значительно активнее белуджские боевики проявляют себя на территории иранской провинции Систан и Белуджистан, вмешиваясь в конфликты здешнего населения с тегеранскими властями, связанные с диспропорцией в представительстве в органах местной власти, учетом доли аборигенов в доходах от добычи углеводородного природного газа и нефти, притеснениями со стороны шиитского духовенства.

В качестве регионального отделения «Аль-Каиды» выступает действующая в белуджских регионах ИРИ и Пакистана группировка «Джундалла» («Воины Аллаха»), декларирующая целью защиту суннитов-белуджей в Иране. В 2006 году ее члены захватили в заложники военнослужащих КСИР. Годом ранее обстреляли кортеж президента Ирана Махмуда Ахмадинежада. В феврале 2007 года в Захедане, административном центре провинции Систан и Белуджистан, провели теракт, повторенный 16 июля 2010-го с большим числом жертв среди местного КСИРа. В заявлении группировки телеканалу «Аль-Арабия» указывается, что это месть за казнь А. Риги, лидера «Джундаллы», повешенного в июне по решению суда. В последнее время организация проводит акции за пределами Ирана, в частности в ноябре 2009 года организовала похищение в пакистанском Пешаваре иранского торгпреда. Иранские СМИ полагают, что «Джундалла» опирается на поддержку спецслужб Саудовской Аравии и ЦРУ США.

Деятельность курдских и белуджских радикалов выходит далеко за пределы их регионов. Захват заложников и теракты, организованные РПК в 90-е годы в Германии, привели к ее запрету на территории ФРГ. 30 мая 2008 года организация была включена в список торговцев наркотиками в США — Foreign Narcotics Kingpin Designation Act.

«Джундалла», активно участвующая в транспортировке афганских наркотиков, внесена рядом стран, в том числе Россией, в список запрещенных. Связанные с ней группы оперируют в Иране, Пакистане, Афганистане, Палестине, Сирии, Ливане, Ираке, Египте, Алжире, Мавритании, Судане, Сомали и Малайзии. Действия этой организации, опирающейся на теракты и диверсии, отличаются экстремизмом и бескомпромиссностью.

Как ни парадоксально, радикализм курдских и белуджских сепаратистов — залог их поражения. В условиях «большой игры», где инвестиции исчисляются десятками миллиардов, только организации и лидеры, способные создать устойчивый режим и контролировать захваченную территорию, имеют шанс на долгую жизнь. Курдские феодалы из кланов Барзани и Талабани смогли примирить собственные интересы с интересами «великих держав» и соседей. Белуджский феодал Акбар-хан Бугти, исламистская «Джундалла» и марксистская РПК — нет.

Вывод: на территории, где проходят магистральные трубопроводы, шансы радикалов невелики. Слишком высоки ставки.

Евгений САТАНОВСКИЙ, президент Института Ближнего Востока

Источник — Военно-промышленный курьер

Пакистан – США: газовое противостояние

Опубликовано от wpmrРубрики:Политика

«Газовый проект» — один из жизненно важных не только для экономики, но и в целом для социально-политического развития современного Пакистана. Намеченное на конец июня подписание контракта между Пакистаном и Ираном о строительстве газопровода должно не только открыть новую страницу в мировой углеводородной истории, но и наконец продемонстрировать, кто есть кто в регионе, несмотря на санкции против Ирана, а для самого Пакистана в конечном итоге определить судьбу нынешней правящей гражданской администрации.

Вашингтон в лице Ричарда Холбрука, официального представителя президента США в Афганистане и Пакистане, предупредил Исламабад «с осторожностью относиться к подписанию Генерального соглашения с Тегераном о транспортировке природного газа, так как планируемые Вашингтоном санкции могут коснуться ряда пакистанских кампаний» [1].

Обозреватели отмечают изменение тона Р. Холбрука во время его юбилейного, десятого визита в страну со времени вступления должность: «Пакистан — независимая страна, и решение о проекте касается только Пакистана, и США не имеют никаких претензий в отношении данного проекта»[2].

Что же касается «основной проблемы Пакистана — энергетической, то «мы с сочувствием относимся к этому», — добавил он.

В то же время американский посланник подчеркнул, что «в настоящее время в конгрессе США завершается разработка нового законопроекта, который коснется иранского энергетического сектора, Пакистану следует «подождать и посмотреть». Он предупредил также относительно усиления связей с соседним Ираном [3].

В обмен на отказ от подписания договора с Ираном американская сторона в очередной раз пообещала предоставить Пакистану военную и гражданскую помощь, т.е. дополнительно 11,1 млн долл. в виде гуманитарных поставок для пакистанцев, пострадавших в ходе военных конфликтов в зоне пуштунских племен на границе с Афганистаном. США уже предоставили 173,9 млн долл. по линии ООН. Что же касается давно лоббируемого пакистанцами льготного доступа местных товаров на американский рынок, то вероятнее всего в ближайшем будущем американцы полакомятся только «беспошлинным пакистанским манго»; о хлопке, основном экспортном товаре ИРП, речь даже не идет.

Гуманитарная «щедрость» Белого дома диктуется несколькими причинами: дальнейшей изоляцией Ирана, а также стремлением и дальше оказывать давление на принятие политических решений в Пакистане и т.д.

Сегодня экономика Пакистана в максимальной степени зависит от импорта энергоносителей, суммарные объемы которых превышают 3 млрд долл. Государство испытывает нехватку электороэнергии в 10 тыс. MW в год. Разрыв между производством и потреблением электроэнергии для развития экономики будет только увеличиваться, и в этом заложен еще один сдерживающий элемент темпов роста промышленного производства.

Нехватка электричества ощущается повсеместно. В течение нескольких лет проводится веерное отключение электричества на пять–шесть часов в день, а в летнее время, когда потребность возрастает, — на семь–восемь и более часов.

Пакистан и в прошлые годы разрабатывал программы комплексного обеспечения населения страны электроэнергией, но все они в силу ряда субъективных и объективных причин так и остались на бумаге.

Прежнее и нынешнее правительства страны призывают все заинтересованные государственные органы и частных инвесторов к поиску и использованию альтернативных источников энергии, таких как ветряные бескомпрессорные двигатели, приливные электростанции, биогаз, биомасса, а также солнечные панели и т.д. Энергетика является кровеносной системой экономики, без нее несерьезно рассматривать какие-либо промышленные или инфраструктурные проекты.

На протяжении последнего десятилетия Пакистан разрабатывает три варианта строительства газопровода для транспортировки природного газа: из Ирана (Иран – Пакистан – Индия/IPI); Туркменистана (Туркменистан – Афганистан – Пакистан) и Катара. Работа по всем трем направлениям ведется интенсивно, начиная с середины 90-х годов, и значительно активизировалась в последнее время. Однако на сегодняшний день фактически стартовал только проект IPI, но без участия Индии. Китай также демонстрировал интерес к проекту, намереваясь инвестировать 2,5 млрд долл. с целью удовлетворения внутренних потребностей в природном газе.

Важность иранского вектора внешней политики Исламабада заключается, во-первых, в наличии перспектив для реализации проекта транспортировки газа; во-вторых, в экономическом и социальном подъеме пограничной с Ираном пакистанской провинции Белуджистан.

В январе с.г. в Стамбуле была официально оформлена сделка между Пакистанской государственной газовой системой/Pakistan’s Inter State Gas Systems и Национальной иранской нефтяной компанией/National Iranian Oil Company о поставках природного газа. Третья сторона, Турция, была выбрана на тот момент неслучайно, так как в основу договора положено Французское право, что в свою очередь исключает предоставление каких-либо преимуществ (судебных) и Исламабаду, и Тегерану в случае возникновения претензий. Согласно контракту, срок действия которого завершается в 2013 г., Пакистан получает 750 млн куб. метров природного газа в день.

Расчетная стоимость первого этапа проекта газопровода до пакистанской провинции Белуджистан составляет 1,2 млрд долларов.

Федеральные власти Пакистана предоставили специальное разрешение правительству Белуджистана на использование газа, импортируемого из Ирана по системе местного трубопровода, но только для внутренних промышленных потребностей провинции; подобное разрешение не получила ни одна из трех других провинций страны. Важность подобного шага заключается, во-первых, в технической неподготовленности пакистанской стороны для отбора газа в больших объемах, и, во-вторых, в контракте на закупку газа — определенном выполнении обещаний правящей Пакистанской народной партии Белуджистану, известному своими сепаратистскими устремлениями.

Второй этап — непосредственно строительство газопровода. В марте с.г. Пакистан и Иран подписали контракт о строительстве газопровода, соединяющего соседние страны. Общая стоимость проекта 7,5 млрд долл. Проект осуществляется компаниями SSGC и SNGPL под контролем международного проекта управления ILF-Nespak JV. На разработку технико-экономического обоснования газопровода отводится один год, само строительство должно начаться в текущем году, а первый газ должен быть прокачен уже в 2013 г.

Газопровод с иранского месторождения Южный Парс в Пакистан рассматривается сегодня Исламабадом как ключевой инструмент для предотвращения острого энергетического кризиса в стране; газ планируется использовать для выработки электроэнергии. Газопровод жизненно необходим не только для подъема экономического развития, но и для утверждения правящей администрации во власти; это один из двух крупнейших проектов (второй — водный), на реализацию которого брошены все силы кабинета министров.

И здесь начинается самое интересное. В ответ на Резолюцию СБ ООН № 1929 от 09.06.2010, направленную на ужесточение санкций против иранской ядерной программы, представитель Министерства иностранных дел Исламской Республики Пакистан/ИРП Абдель Басит заявил, что «санкции ООН не повлияют на 7,6-миллиардный ирано-пакистанский проект газопровода». «Пакистан всегда выступал за мирное урегулирование вопросов, связанных с ядерной программой Ирана. Мы будем и впредь поощрять все заинтересованные стороны в отношении целенаправленной дипломатии и урегулирования разногласий в духе сотрудничества и компромисса». «Что касается нашего проекта IPI, то он является коммерческим соглашением, направлен на удовлетворение внутренних энергетических потребностей и выходит за пределы данной резолюции».

Но затем последовала вторая волна санкций. Евросоюз и США приняли «пакет дополнительных мер воздействия на Тегеран», направленных против «предоставления новых инвестиций, оказания технической помощи, поставок современных технологий для нефтяной и газовой промышленности Ирана». Еще в начале июня министр обороны США Р. Гейтс заявил о рассмотрении вопроса «о блокировании иностранных фирм, действия которых направлены на развитие нефтяного и газового экспорта Ирана», т.е. все сказанное напрямую относится к Исламабаду.

Таким образом, Р. Холбрук в ходе своего последнего визита в Пакистан предупредил Исламабад о готовящейся третьей волне санкций, направленных, видимо, уже против нефтегазовых кампаний и Пакистана в целом. Ответное заявление министра иностранных дел Пакистана Куреши о том, что «…мы не останавливаемся только на пятилетнем сотрудничестве (с США. – Н.З.), предусмотренном законом Керри-Лугара, и смотрим намного дальше в будущее» [4], бесспорно, внушает определенный оптимизм американцам, но… в Пакистане соглашаются, что США оказывают давление на Пакистан из-за его проектов с Ираном.

Проект газопровода — это своего рода визитная карточка нынешней гражданской администрации президента А. Зардари. Он имеет для нее не только экономический, но и огромный внутриполитический эффект.

Экономика Пакистана переживает в настоящее время не лучшие времена. Правящая Пакистанская народная партия/ПНП подвергается резкой критике как со стороны оппозиции, так и со стороны партий, поддержавших ее на всеобщих парламентских выборах в феврале 2008 г., так как вопросы обеспечения населения водой и энергоресурсами были одними из приоритетных в ходе избирательной кампании ПНП.

Помимо использования иранского газа для выработки электроэнергии, Пакистан рассматривает вопросы строительства атомных электростанций, в частности правительство Пенджаба (оппозиционное ПНП) и Китай планируют построить два ядерных реактора мощностью по 650 MW, несмотря на продолжающуюся в стране политическую нестабильность, а также провести ряд нелегальных сделок по продаже пакистанских ядерных технологий КНДР, Ирану и Ливии. И если этот проект в какой-либо степени будет осуществлен, то семья Наваз Шарифов, главных политических оппонентов правящего кабинета министров, может взять реванш на ближайших всеобщих парламентских выборах.

В стране в целом не разработан план «пакистанского» ГОЭЛРО, для которого необходимы значительные финансовые средства и мощная политическая воля руководства, а проект IPI только частично удовлетворит потребности внутреннего рынка страны. Только в дальнейшем, по мере развития магистрального газопровода и атомной энергетики, можно будет говорить об экономической самостоятельности Пакистана.

Но встает и другой вопрос: нужен ли «самостоятельный» Пакистан США? Ответ на него очевиден. Именно поэтому каждый раз, когда Исламабад (ключевой союзник Вашингтона в борьбе против международного терроризма в регионе) заявляет об энергетическом международном проекте, на него обрушивается поток американской критики и реденький дождь гуманитарной помощи.

Суммируя все вышеизложенное, многие обозреватели приходят к выводу, что Исламабад найдет свой путь решения целого узла проблем. Как заявил премьер-министр Юсуф Газа Гилани, «Пакистан будет следовать резолюции Совета Безопасности ООН и только».

1. Dawn 21.06.10.
2. Pakistan Times 21.06.10.
3. The Nation 21.06.10.
4. Pakistan Times 21.06.10.

Источник: Институт Ближнего Востока

Каспий в фокусе энергетических интересов Ирана

Опубликовано Обновлено на от wpmrРубрики:Политика

Сегодня Россия продолжает выступать за совместную работу по поиску политического решения иранской ядерной проблемы. Такой подход подразумевает наличие инструментов, позволяющих играть с интересами партнера по переговорам, предлагать опции, открывающие новые перспективы для его внутреннего развития и роста его значения в мире. Здесь важно понимать интересы Ирана в разных регионах, в частности на Каспии.

Иран не приступил на практике к освоению нефтегазовых богатств Каспия. Чем дальше, тем сложнее добиваться уступок от соседей, трое из которых уже разделили северную часть моря. Тегеран адекватно воспринимает эту ситуацию и проявляет заинтересованность в сотрудничестве. Главная цель — это обозначить и закрепить свое участие в сфере добычи.

Будучи одним из крупнейших экспортеров нефти (четвертое-пятое место в 2005-2007 годах), Иран имеет традиционные рынки, маршруты поставок и инфраструктуру для транспортировки этого сырья. В газовой сфере ситуация иная. Занимая второе место в мире по запасам газа (около 28 трлн кубометров — 16% от мировых запасов), Иран до 2007 года оставался нетто-импортером этого ископаемого. Таким образом, если в отношении нефти основной задачей является увеличение и закрепление ее транзита из прикаспийских стран через Иран, то для газа интерес сводится к поиску оптимальных технологий и путей вывода на международные рынки сырья собственного производства.

Существующий объем транзита (поставок по схеме своп) нефти устраивает всех участников рынка. Иран стремится увеличить объем этих операций, но пока нет ответной заинтересованности других игроков ни по повышению объемов по свопу, ни тем более по строительству нефтепровода. Планируемые объемы добычи на несколько лет расписаны по маршрутам. Ирану здесь отведено минимальное место. Но важно отметить, что через несколько лет, когда программы освоения Каспия будут корректироваться (предполагаемые запасы только неэксплуатируемой группы месторождений Алов-Араз-Шарг составляют 900 млн т нефти), путь через Иран может вызвать больше внимания, чем сейчас, а при других политических обстоятельствах он может быть и использован.

Успешная реализация проекта газопровода Иран-Пакистан-Индия уменьшает целесообразность строительства газопровода Туркменистан-Афганистан-Пакистан, а подключение Ирана к проекту газопровода «Набукко» становится весомым аргументом против идеи Транскаспийского газопровода. И наоборот, провал плана Транскаспийского газопровода увеличивает шансы присоединения Ирана к «Набукко». В этом случае Иран может стать и поставщиком для газопровода собственного сырья, и транзитной страной для поставок туркменского газа для «Набукко».

Будет ли воплощен такой идеальный для Тегерана сценарий? У экспертов возникают вопросы о способности Ирана участвовать в заполнении обеих труб одновременно, и здесь важно соблюдение планов добычи на южных месторождениях. Но перспективы участия Ирана в обоих масштабных проектах приводят к некоторому смещению акцентов в интересах Ирана в каспийском регионе. Первое — Иран должен сохранить здесь максимально благоприятные отношения с российским «Газпромом» и ближайшими каспийскими соседями. Второе — Иран отходит от идеи поставок газа в Европу через Южный Кавказ и усиления своей роли на кавказском газовом рынке. Третье — Иран старается переключить потоки туркменского газа на себя, но в противовес идее Транскаспийского газопровода готов поддержать усиление значения России и Казахстана в экспорте газа Туркменистана.

Подключение Ирана к «Южному потоку» будет означать объединение газотранспортных сетей Ирана, Азербайджана и России. Кроме диверсификации экспортных маршрутов Тегеран получит возможности для укрепления позиций на кавказском газовом рынке и инструмент для участия в экономической и политической жизни региона. Россия же выиграет от создания газотранспортной системы в направлении север-юг в противовес маршрутам восток-запад и повысит привлекательность своих проектов. Азербайджан, оказавшись на пересечении газотранспортных магистралей, обретет гарантированный выход для своего газа на европейский рынок.

Альберт ЗУЛЬХАРНЕЕВ, директор Образовательной программы ПИР-Центра, — для «Времени новостей»

Источник — Время новостей

Восточный призыв. Кризис внес коррективы в структуру мирового рынка энергетики

Опубликовано Обновлено на от wpmrРубрики:China, МЭА IEA, Политика, Энергобезопасность

Кризис внес коррективы в структуру мирового рынка энергетики. Рост объема экспорта углеводородов в Азию перекроил энергетическую карту мира. На ней появились новые лидеры спроса на энергоресурсы и их производства.

Локомотивы спроса

По данным Международного энергетического агентства (МЭА), спрос на нефть в странах, входящих в состав Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), в 2009 году снизился с 47,6 млн баррелей в день до 45,5 млн баррелей.В ОЭСР, созданную в 1961 году, входит 29 самых развитых стран мира: Австралия, Австрия, Бельгия, Великобритания, Венгрия, Германия, Греция, Дания, Ирландия, Исландия, Испания, Италия, Канада, Люксембург, Мексика, Нидерланды, Новая Зеландия, Норвегия, Польша, Португалия, США, Турция, Финляндия, Франция, Чешская Республика, Швейцария, Швеция, Южная Корея, Япония.

В странах же, не входящих в ОЭСР, спрос на нефть за прошлый год только вырос — с 38,6 млн баррелей в день до 39,4 млн баррелей. Локомотивы спроса — Индия и Китай. В Китае потребление нефти в 2009 году выросло с 7,9 млн баррелей в день до 8,5 млн баррелей, а в 2010 году достигнет 8,8 млн баррелей в день. Спрос на нефть в Индии, по данным МЭА, будет расти медленнее. В 2010 году ее потребление составит 3,4 млн баррелей в день, что на 0,1 млрд превышает показатель 2009 года.

МЭА прогнозирует, что и в текущем году рост спроса на нефть в основном придется на страны, не входящие в ОЭСР (до 40,9 млн баррелей в день), тогда как спрос в странах ОЭСР останется на уровне прошлого года.

По мнению главного экономиста и вице-президента ВР Кристофера Руэла, основным драйвером роста потребления нефти в Китае и Индии является транспортный сектор. Он приводит статистику: в Индии только 7 человек из 1 тыс. владеют автомобилем, в Китае — 20 из 1 тыс. Поэтому потенциал роста этого сектора огромен, делает вывод экономист.

По мнению директора российского Фонда энергетического развития Сергея Пикина, «в перспективе Китай станет самым емким рынком автомобилей в мире. Китай имеет все шансы к 2030 году стать третьим в мире по потреблению нефти». А вице-президент China National Petroleum Corp. (Petrochina) Чжоу Цзипин заявил в начале декабря прошлого года, что к 2020 году потребление газа в КНР вырастет до 300 млрд кубометров в год по сравнению с 80,7 млрд кубометров в 2008 году.

Если в 2006 году Индия и Китай потребляли 19% всей энергии, то к 2030 году эта цифра вырастет до 28%, говорится в отчете управления энергетической информации (EIA) при правительстве США.

Разумеется, увеличение потребления энергоносителей в странах, не входящих в группу ОЭСР, усиливает зависимость этих регионов от экспорта нефти и газа. По некоторым данным, если сейчас Китай зависит от импорта источников энергии на 50%, то к 2020 году зависимость увеличится до 60%.

Помимо традиционных поставщиков энергоресурсов Саудовской Аравии, Анголы и Ирана в Азиатско-Тихоокеанском регионе усиливают свои позиции такие экспортеры, как Россия, Туркмения, Казахстан. Россия всерьез рассчитывает переориентировать поставки своих углеводородов на Азию. Развитие азиатского направления поставок углеводородов даже отражено в «Энергетической стратегии-2030».

Альтруизм по-русски
В 2009 году подписано соглашение о поставках в КНР российской нефти. РФ законтрактовала поставки на 300 млн тонн восточносибирских энергоресурсов в течение 20 лет. Основная артерия, по которой пойдут поставки,- нефтепровод Восточная Сибирь-Тихий океан (ВСТО), первая очередь которого была запущена в конце 2009 года. Впрочем, пока поставки российской нефти на Восток фактически осуществляются за счет бюджета РФ.С 1 января введен «льготный» тариф на транспортировку по ВСТО-1. Он составит $42-45 за тонну. Таким образом, помимо 130 млрд рублей, которых недосчитается бюджет из-за режима «налоговых каникул», введенного для ряда месторождений Восточной Сибири, он недополучит еще и значительную сумму непосредственно от транспортировки нефти в Китай. В «Транснефти» отмечают, что экспорт углеводородов в КНР может окупиться при тарифе не менее $130 за тонну.

Азиатское направление имеет большое значение и для «Газпрома». Монополист пока безуспешно ведет с Китаем переговоры о поставках российского трубопроводного газа. По словам директора Института энергетических исследований РАН Алексея Макарова, начнутся ли поставки российского газа в КНР — большой вопрос.

Пока «Газпром» не может сторговаться с Китаем о цене, поставки своего газа в КНР начала Туркмения. Экспорт по газопроводу Туркмения-Китай (мощность 40 млрд кубометров газа в год) стартовал в конце декабря 2009 года. Ашхабад также не отказался от планов реализовать проект газопровода TAPI (Туркмения-Афганистан-Пакистан-Индия) мощностью 30 млрд кубометров. Подобный проект собирается осуществить и Иран. Мощность газопровода IPI (Иран-Пакистан-Индия) составит 33 млрд кубометров газа в год. Интерес к участию в строительстве IPI не раз проявлял и «Газпром».

Казахстан также усиливает свои позиции на китайском рынке. Астана планирует увеличить мощность своего трубопровода Казахстан-Китай до 30 млрд кубометров газа к 2012 году. В связи с увеличением объема экспорта энергоресурсов в Азию в структуре правительства Казахстана даже было создано министерство нефти и газа.

Возможно, Туркмения и Казахстан станут ключевыми поставщиками энергоносителей в Индию и Китай. Но пока у них для этого мало возможностей. В Туркмении добыча углеводородов (в основном газа) развивается, и не без помощи иностранных компаний. «К тому же Туркмения уже заключила соглашения на большую часть добываемого газа, по которым он расходится в Россию и Китай. Новых объемов для продажи, например, в Европу у страны нет. Что касается Казахстана, то он также может пойти по пути Туркмении, распродав газ своим соседям»,- добавляет аналитик Nettrader.ru Богдан Зварич.

Геополитический ресурс
В ближайшем будущем изменится не только география потребления энергоресурсов — роль основных потребителей переходит от развитых стран к развивающимся, но и структура спроса на них. По прогнозам EIA, потребители будут стараться выбирать в качестве источника энергии природный газ: он менее дорогой и более экологичный, чем нефть. Основной фактор роста спроса на газ — развитие электроэнергетики в странах, не входящих в ОЭСР. А в связи с ростом спроса на газ ключевая роль в мировой энергетике перейдет к основным газодобывающим странам России, Катару и Ирану. Тегеран и Москва уже сейчас предлагают крупнейшим экспортерам газа совместно регулировать цену на энергоносители.

Возможность влиять на экспортные потоки нефти и газа из таких стран, как Иран, Туркмения и Казахстан, стала целью в геополитической игре. Например, без туркменского газа европейский проект Nabucco будет нерентабельным. Поэтому для России так важно, чтобы Ашхабад все-таки возобновил поставки газа по трубопроводу Средняя Азия-Центр, а не в европейский, хотя и пока гипотетический трубопровод. Китай, один из основных потребителей иранского газа, всячески препятствует ужесточению санкций в отношении Тегерана по линии Совбеза ООН. За персидский газ борются и европейцы, но своими методами — выбрав курс на смену власти в Исламской Республике (представители ЕС активно поддерживали соперника нынешнего президента Ирана Махмуда Ахмади-Нежада на прошедших летом прошлого года президентских выборах). Милана Челпанова

Источник — Коммерсантъ

Большие игры вокруг газопровода Иран-Пакистан-Индия

Опубликовано от wpmrРубрики:Политика

Значимость этого газопровода для стран региона.

О возможности строительства газопровода из Ирана в Пакистан и Индию заговорили уже вскоре после окончания ирано-иракской войны, в 1989 году. В начале девяностых годов даже был разработан проект, но потом он был отложен и к этой идее вновь вернулись уже в 2000-х гг. Взаимный интерес всех этих стран вызван несколькими обстоятельствами.

Иран обладает огромными запасами природного газа, так сейчас подтвержденные запасы составляют более 30 триллионов кубометров – страна занимает по этому показателю второе место в мире, после Российской Федерации. В Иране все последние годы большими темпами росли добыча и внутреннее потребление этого полезного ископаемого, однако возможности для его экспорта у них серьезно ограничены. Большинство ближайших иранских соседей, таких как арабские страны Персидского залива, Азербайджан и Туркменистан, сами хорошо обеспечены углеводородными ресурсами. В Иране стараются развивать экспорт сжиженного газа, но для этого нужны большие иностранные инвестиции и технологии, которых нахватает, ведь под давлением Соединенных Штатов Америки многие крупные западные компании вынуждены отказываться или приостанавливать свое сотрудничество с иранской стороной. Исходя из этого, для Ирана очень важными являются два «неперекрытых» еще пути экспорта газа с помощью газопроводов: в Турцию, а через нее возможно в Европу; и в Пакистан, а через него в Индию или Китай. Иран уже поставляет газ в Турцию по имеющемуся трубопроводу, но для многократного увеличения поставок в Турцию и далее в Европу необходимо строить новый газопровод, а это осложняется тем, что основные месторождения природного газа находятся в южной части Ирана и трубопровод придется прокладывать через самые гористые районы обоих стран. Поэтому представляется, что пакистанский маршрут трубопровода для Тегерана может быть более перспективным, учитывая потенциальную возможность выхода на индийский и китайские рынки, которые смогут обеспечить надежный экспорт больших объемов иранского газа на десятилетия вперед. Газ для этого трубопровода предполагается взять из крупнейшего в мире газового шельфового месторождения «Южный Парс» (South Pars) в Персидском заливе, запасы природного газа которого оцениваются в 14,2 триллиона кубометров, а объем добычи на нем по некоторым оценкам, может быть доведен до 150 миллиардов кубометров газа в год.

Заинтересованность Пакистана и Индии тоже очевидна, обе страны являются крупными импортерами энергоресурсов, которые они получают в основном по морю. Строительство газопровода из Ирана позволит этим странам получить стабильный доступ к более дешевому топливу, что крайне важно для развивающихся экономик обоих стран. Так, например, согласно пакистанскому изданию «Business Recorder» , электроэнергия, вырабатываемая пакистанскими тепловыми электростанциями из иранского газа, будет примерно на 30% дешевле той, что получается из мазута. В последние годы проявлялся и большой интерес к этому проекту и со стороны Китайской Народной Республики, стремящейся диверсифицировать пути поставок нефти и газа в свою страну.

Несмотря на все эти преимущества, до заключения первого соглашения о строительстве и поставках газа прошли многие годы.

Трудности на пути реализации проекта.

Задержки в реализации проекта вызваны многими обстоятельствами, но экономические вопросы, такие как ценообразование и т.п. оказались во многом второстепенными, по сравнению с главными политическими проблемами.

Первой такой проблемой можно назвать взаимоотношения Индии и Пакистана. У обеих стран сложились неплохие двусторонние отношения с Ираном, но друг другу они совершенно не доверяют. Впрочем, это и понятно, учитывая, что за прошедшие с момента получения ими независимости и начала спора за Кашмир 62 года между этими странами было три крупных войны и Каргильский конфликт, не говоря уж о более мелких пограничных столкновениях и стычках, которые случаются до сих пор. К тому же Пакистанский Белуджистан, через который предполагается прокладывать газопровод, в недостаточной мере контролируется центральными властями. Из-за этого Индия испытывает серьезные сомнения по поводу надежности Пакистана как страны-транзитера и время от времени в Индии раздаются голоса, что возможно стоит строить прямой газопровод из Ирана в Индию по морскому дну. Но в любом случае тут уже начинает действовать вторая проблема.

Этой проблемой является активное давление США на Индию и Пакистан с целью отказа от развития энергетического сотрудничества с Ираном. Соединенные Штаты заинтересованы в усилении изоляции Ирана и не хотят, чтобы Тегеран получил еще один постоянный источник доходов и усилил свои связи с восточными соседями. После того, как несколько лет назад стало ясно, что все три стороны начали подходить к реальному соглашению, американцы задействовали все рычаги влияния, чтобы не допустить его. В 2007-2008 годах Индия заключала очень важное соглашение с Соединенными Штатами о сотрудничестве в сфере мирного атома и в Дели решили, что совокупные политические риски от газопровода слишком высоки. В результате чего Индия, имеющая больше ресурсов и построившая или строящая в нескольких портах крупные терминалы для приема сжиженного газа, решила выйти в 2008 году из переговоров, которые шли уже на стадии обсуждения конкретных условий поставок газа.

На руководство Пакистана американцами тоже оказывалось и оказывается большое давление. Однако Пакистан, испытывающий большие проблемы в топливно-энергетическом комплексе чем Индия, продолжил переговоры, на которых было решено ограничиться сначала только строительством газопровода, который свяжет иранское месторождение «Южный Парс» с южными пакистанскими провинциями Белуджистан и Синд.

И вот в 2009 году было подписано предварительное соглашение, а в марте 2010 после урегулирования всех вопросов подписано и окончательное соглашение о строительстве газопровода Иран-Пакистан. Строительство трубопровода начнется в этом году и должно быть закончено в 2014. По нему Иран будет поставлять в Пакистан 750 миллионов кубических футов газа каждый день в течение 25 лет, как пишет «Business Recorder» это позволит вырабатывать 4000 МВт электроэнергии, то есть ликвидировать дефицит электроэнергии, испытываемый сейчас в Пакистане. В пересчете на кубометры, Пакистан будет получать около 21.24 млн. кубометров в день или почти 7,75 млрд. кубометров газа в год и это только начало, так как необходимость в электроэнергии будет расти. Если сейчас страна испытывает дефицит электроэнергии, который составляет 4000 МВт, то к 2020 году он может составить до 10000 МВт. Это значит, что пакистанская сторона будет наращивать закупки иранского газа.

Перспективы дальнейшего развития газопровода.

Все же, основные перспективы в Иране явно связывают с дальнейшим продолжением газопровода в другие страны, да и Пакистан заинтересован в получении дополнительных доходов, за счет транзита газа. Хотя Индия и вышла из переговоров в 2008 году и пока у индийцев нет очень большой необходимости в поставках иранского газа по газопроводу, но ситуация может и измениться. Индийская экономика растет быстрыми темпами, а вслед за этим быстро растет и потребление электроэнергии. Так, например, согласно данным консалтинговой компании McKinsey, которые приводятся индийской газетой Financial Express, уже к 2015 году Индия может практически удвоить потребление природного газа с нынешних 166 млн. кубометров до 320 млн. кубометров в день. Серьезно может вырасти и дефицит электроэнергии. Если в ближайшем будущем ситуация будет складывать по такому или похожему сценарию, то экономические выгоды от газопровода могут перевесить политические проблемы. Тем более Индия, даже под давлением Вашингтона продолжает сотрудничать по многим вопросам с Ираном и сохраняет с ним хорошие двусторонние отношения, в том числе и в экономической сфере. Так, к примеру, консорциум индийских компаний сейчас ведет переговоры с иранской компанией об инвестициях в строящееся иранское предприятие по производству сжиженного природного газа и о будущих закупках до 4-6 млн. тонн этого продукта. Так что нельзя исключать возможности возобновления переговоров и строительства еще одной ветки трубопровода до Индии.

Другим возможным вариантом, о котором много говорят, является продолжения трубопровода в направлении Китая. Одна из крупнейших нефтегазовых компаний мира, государственная китайская корпорация CNPC участвует в развитии иранского месторождения «Южный Парс» и там серьезно рассматривали вариант строительства подобного газопровода. В этом случае у сторон значительно меньше политических проблем, так как Китайская Народная Республика имеет очень хорошие отношения не только с Ираном, но и с Пакистаном, да и Соединенным Штатам трудно на них давить. Правда, перед таким проектом встают очень серьезные экономические и технические сложности, так как если вести газопровод в КНР, то его придется прокладывать по одному из самых высокогорных районов мира, вдоль Каракорумского шоссе. Именно в связи с этим, в конце марта появилась информация, что после изучения проекта в Китае могут от него временно отказаться, в ближайшие несколько лет ограничившись прямыми закупками иранского сжиженного природного газа.

Отдельно стоит рассмотреть позицию России, которая тоже заинтересована в развитии именно восточного пакистанского маршрута и в прошлом году заместитель министра энергетики РФ Анатолий Яновский даже приветствовал предварительное соглашение о строительстве газопровода между Ираном и Пакистаном. Одной из причин такого интереса является то, что чем более привлекательным для Ирана будет это направление, тем менее вероятным будет его подключение к газопроводу Nabucco и выход на европейский рынок природного газа. Тем самым уменьшается вероятность конкуренции с российским «Газпромом». А другая немаловажная причина состоит в том, что «Газпром» тоже участвует в разработке месторождения «Южный парс», Тегеран приглашал его к строительству газопровода в Пакистан, а «Газпром» заявлял о готовности подключиться к проекту и о том, что мог бы выполнять функции оператора газопровода и подрядчика при строительстве. И вот в конце прошлого и начале этого года в ряде СМИ появлялись сообщения, что представители «Газпром» участвовали в переговорах с иранскими и пакистанскими партнерами, обсуждая конкретные детали проекта. Сотрудничество в этом вопросе действительно выгодно для российской стороны, так как у «Газпрома» есть гигантский опыт и технологии строительства и эксплуатации газопроводов, а участие в этом проекте позволит ему усилить свои позиции в регионе.

Таким образом, несмотря на все проблемы, идея этого газопровода начинает воплощаться в жизнь, пока в усеченном виде, но у нее есть большие перспективы и если они будут реализованы, то это может серьезно сказаться на всей ситуации в регионе и не только. Юрий Лямин

Источник: East+West Review

Долгоиграющий проект. Перспективы строительства газопровода Иран-Пакистан-Индия

Опубликовано Обновлено на от wpmrРубрики:Nord Stream, Политика

UA Energy: В январе 2010 г. российская «газовая дипломатия» проявила повышенную активность на южном направлении. В ходе визита в Москву турецкого премьер-министра Реджепа Эрдогана было достигнуто несколько важных договоренностей, предусматривавших, в частности, участие Турции в стратегическом для России проекте газопровода «Южный поток». Тогда же, в середине января, в Москве принимали заместителя министра нефти Ирана по международным и коммерческим вопросам Ногрекара Ширази. Иранский чиновник прибыл в российскую столицу с внушительным пакетом предложений. Тегеран предложил Москве заключить долгосрочное соглашение о сотрудничестве в нефтегазовой сфере. Кроме того, было заявлено о возможном участии «Газпрома» в строительстве газопровода «Мир», который должен соединить Иран с Пакистаном, а в перспективе дотянуться и до Индии. Безусловно, иранские предложения — это именно то, чего давно хочет «Газпром», однако вероятность реализации газопроводного проекта пока остается невысокой.

Дорога в Индию

Иран, как известно, обладает вторыми по величине в мире резервами природного газа. Подтвержденные запасы газа оцениваются в 28 трлн куб м, что уступает только российскому показателю. Однако, добывая около 160-170 млрд куб м в год, Иран пока не может превратить газ в весомый источник доходов. Основные месторождения находятся на юге страны и на шельфе Персидского залива, тогда как основной объем потребления приходится на более густонаселенные северные провинции. При этом Иран — страна горная, поэтому доставка добываемого в Персидском заливе газа, например, в Тегеран — задача не из простых. Не удивительно, что Иран вынужден импортировать значительные объемы газа из Туркменистана и рассматривает возможность его закупок в Азербайджане.

Международная изоляция, в которой находится Иран, безусловно, не способствует внешней торговле. Так, из-за санкций, введенных западными странами, Иран был вынужден отказаться от строительства завода по сжижению газа. Компании Total и Shell, проявившие интерес к этому проекту, вышли из него из-за политического давления со стороны правительств своих стран, а Китай и Россия, которые поддерживают Иран, соответствующими технологиями не владеют.

Поэтому строительство экспортного газопровода в восточном направлении на сегодняшний день представляется чуть ли ни единственным возможным направлением поставок иранского газа, а Пакистан и Индия выступают для него естественными (и безальтернативными) покупателями. Идея прокладки такого трубопровода протяженностью более 2.7 тыс км впервые была сформулирована в Индии еще в 1989 г., а соответствующий проект был подготовлен в 1994 г. Он предусматривал ежегодную поставку 55 млрд куб м газа, из которых 33 млрд приходилось бы на Индию, а 22 млрд — на Пакистан.

Ресурсной базой для газопровода должно было послужить крупнейшее в мире месторождение South Pars в Персидском заливе. Его запасы оцениваются в 8-14 трлн куб м, а объем добычи, по планам иранских специалистов, можно довести до 150 млрд куб м в год. Стоимость реализации данного проекта оценивалась в 2007 г., примерно, в $7.5 млрд.

Впрочем, существуют и достаточно веские причины того, почему перспективный проект, анонсированный более 15 лет тому назад, так и не вышел из предварительной стадии. Первая и наиболее очевидная — очень натянутые отношения между Индией и Пакистаном. Газопровод превращал Иран в важнейший источник природного газа для Индии, а Пакистан, способный в любой момент перекрыть поставки, получал в свои руки серьезную возможность давления на своего соседа и стратегического противника.

Кроме того, газопровод должен был пройти по труднодоступной горной местности, населенной воинственными племенами, лишь номинально подчиненными центральной власти (особенно, это было характерно для пакистанского участка). Так что контроль над сохранностью трубы представлял собой немалую проблему.

Наконец, в последние годы против этого проекта выступали США, отнюдь не заинтересованные в получении Ираном дополнительного источника доходов.

Тем не менее, газопровод IPI (Iran-Pakistan-India) в последние годы периодически обсуждался в правительственных кругах всех трех стран и становился предметом межгосударственных переговоров. Это объяснялось высокой привлекательностью проекта для всех его потенциальных участников. Иран в случае его реализации получал первый канал для крупномасштабных экспортных поставок природного газа, а Пакистан и Индия — важнейший источник этого ресурса.

Ни Пакистан, ни Индия не могут похвастаться большими объемами добычи природного газа, в то же время потребность в нем велика. Обе страны являются крупными импортерами нефти и нефтепродуктов и страдают от дефицита энергоносителей, сдерживающего развитие национальной экономики. Получение десятков миллиардов кубометров иранского газа в год позволило бы им решить ряд проблем с энергоснабжением и сократить объем импорта нефти.

Кроме того, нельзя было сбрасывать со счета и политическую составляющую проекта. Прокладка газопровода, соединяющего Пакистан и Индию, способствовала бы налаживанию взаимовыгодных связей между этими странами. Не зря сам газопровод получил название «Мир», а его строительство лоббировалось некоторыми влиятельными индийскими и пакистанскими политиками, выступавшими за прекращение многолетнего противостояния и нормализацию отношений.

Наконец, у проекта в последние годы появилась и четвертая заинтересованная сторона — Россия. Во-первых, «Газпром», с начала текущего десятилетия принимающий некоторое участие в разработке месторождения South Pars, неоднократно предлагал свою помощь в строительстве газопровода с целью усиления своих позиций в иранской газовой отрасли. Во-вторых, в России рассчитывали на то, что поставки иранского газа в Пакистан и Индию предотвратят использование этих ресурсов для европейского проекта Nabucco, конкурирующего с российским «Южным потоком». «Газпром» даже предлагал свою помощь в финансировании строительства IPI.

В эту игру играют двое

Ближе всего проект IPI был к осуществлению в 2007 г., когда после ряда дву- и трехсторонних переговоров стороны перешли к обсуждению практических вопросов. На этом этапе все в очередной раз застопорилось. Иран, по мнению индийцев, заломил слишком высокую цену за свой газ, а также нарушил предварительно достигнутые договоренности, предусматривавшие долгосрочную фиксацию цен и тарифов. Противоречия выплеснулись в СМИ, поднялся шум в политических кругах, в результате осенью 2007 г. переговоры были прерваны.

До середины нынешнего десятилетия газовый рынок Индии «варился в собственном соку». В стране добывались относительно небольшие объемы природного газа (около 30 млрд куб м в 2007 г.), в основном, при разработке нефтяных месторождений. Большая часть газа использовалась на электростанциях и в производстве минеральных удобрений. Остальной закачивался в нефтяные пласты для увеличения их продуктивности. Подтвержденные запасы газа оценивались в 2007 г., примерно, в 850 млрд куб м.

Безусловно, индийские власти заинтересованы в увеличении потребления природного газа. Разработаны планы строительства новых газовых энергоблоков, причем, в случае их 100-процентной реализации, индийский спрос на газ мог возрасти до 150 млрд куб м в год к 2020 г. При этом использовать газ в жилищном секторе для приготовления пищи не предполагалось.

Эти объективные потребности и объясняли повышенный интерес Индии к прокладке импортных газопроводов — будь то IPI или же конкурирующий проект, предусматривавший поставки туркменского газа через Афганистан и Пакистан (проект TAPI). Впрочем, идея трансафганского газопровода на сегодняшний день нереализуема вследствие очевидной невозможности прокладки трубы через охваченную войной страну и отсутствия в Туркменистане свободных резервов газа.

Постоянные проволочки с реализацией IPI подтолкнули Индию к использованию альтернативного канала импорта природного газа — строительству LNG-терминалов. В 2004-2005 гг. в штате Гуджарат на западе страны (как раз в том регионе, куда должен был протянуться газопровод из Ирана) было построено два терминала с общей пропускной способностью 7.5 млн т газа (около 10.4 млрд куб м) в год. В конце 2009 г. в строй вступил третий терминал (на 5 млн т), а в 2010-2011 гг. должен заработать и четвертый (тоже на 5 млн т).

В условиях избытка предложения LNG на мировом рынке и наличия ряда заводов по сжижению газа в относительной близости от Индии (Персидский залив, Австралия, Индонезия) импорт LNG выглядит для страны намного более привлекательным вариантом, чем строительство дорогостоящих газопроводов через политически нестабильные территории.

Кроме того, в последние годы в территориальных водах Индии было найдено несколько крупных газовых месторождений. По прогнозам International Energy Agency, их разработка позволит Индии к 2020 г. в более чем 2 раза увеличить национальную добычу. Таким образом, страна в обозримом будущем сможет вполне обойтись без иранского газа.

Совсем другая ситуация в Пакистане. В стране только строится первый терминал по приему LNG мощностью 3.5 млн т газа в год. Но даже ввод его в строй, планируемый на конец текущего или начало будущего года, не решит проблему с газоснабжением.

В 2008-2009 гг. на двусторонних переговорах пакистанские представители без индийских «коллег» были вынуждены принять основные иранские требования. В мае 2009 г. было подписано «усеченное» соглашение о строительстве газопровода «Мир» с иранского газового месторождения South Pars до города Навабшах на юге Пакистана. Протяженность трубопровода составляет около 2.1 тыс км, мощность первой очереди — 11 млрд куб м газа в год с возможностью удвоения. Стороны заявили о своей заинтересованности в присоединении Индии к проекту, но вероятность этого минимальна.

По оценкам специалистов, даже при относительно высоких ценах на иранский газ строительство «Мира» будет выгодно Пакистану, так как благодаря замещению газом импортных нефтепродуктов расходы на выработку электроэнергии на ТЭС можно будет снизить почти на 30%. Проблема лишь в финансировании. Стоимость газопровода оценивается в $7.5 млрд, и на данный момент таких средств ни у Пакистана, ни у Ирана нет, а на внешнее финансирование рассчитывать не приходится.

Из-за отсутствия средств проект «завис», после заключения соглашения не последовало пока никаких реальных действий. Подключение России к иранско-пакистанскому газопроводу — чуть ли ни единственный вариант начать строительство. Кроме того, приглашая «Газпром» к расширению сотрудничества, иранские власти, очевидно, рассчитывают и на политические дивиденды — хотя бы в виде заступничества перед западными странами и неприсоединения к режиму санкций.

Однако у Ирана с Россией достаточно непростые отношения. С одной стороны, Россия — один из крупнейших торговых партнеров Ирана, но, с другой, иранская сторона ранее неоднократно демонстрировала, что больше стремится использовать Россию в своей игре против западных стран, чем реально намерена с ней сотрудничать. Поэтому «Газпром», наверняка, проявит разумную осторожность по отношению к иранским предложениям. К тому же для российской газовой монополии сейчас гораздо более важны Nord Stream и «Южный поток», а ее финансовые ресурсы отнюдь не беспредельны. Скорее всего, «Газпром» будет просто тянуть время: в направлении иранского газа в Пакистан вместо Европы он, безусловно, заинтересован, но вкладывать серьезные силы и средства в этот проект не будет.

Похоже, пока в регионе не будет мира, строительство газопровода «Мир» будет постоянно откладываться на неопределенный срок.

Виктор ТАРНАВСКИЙ
Постоянный адрес статьи — http://www.centrasia.ru/newsA.php?st=1265711580

Афганистан — «черный ящик» мировой политики. Ч. 1-я

Опубликовано Обновлено на от wpmrРубрики:China, Политика

Завтра: В кибернетике используется такое фундаментальное понятие как «черный ящик». Обычно оно применяется для обозначения системы, механизмы которой сверхсложны либо неизвестны.

Таким глобальным «черным ящиком» для мировой политики в наступившем году становится Афганистан. Именно здесь запускаются механизмы противоборства и взаимопомощи самых разных международных и национальных, легальных и нелегальных, реальных и виртуальных субъектов. Результаты этих взаимодействий совершенно непредсказуемы. Но именно от них зависит развитие новых войн, соотношение сил в мире, тенденции развития и деградации. Атака талибов на Кабул утром 18 января с.г. говорит о том , что «черный ящик» перегрет запредельно. Уже никто не может строить реальные прогнозы развития ситуации. Попытки администрации США заверить мировую общественность в том, что ситуация контролируется, рассыпались как карточный домик

На сегодняшний день в Афганистане проходят две военные операции. Первая — это операция «Надежная свобода», которая почти полностью проводится США. В рамках этой операции в Афганистане находятся 36 тысяч американских военнослужащих. Вторую операцию проводят Международные силы содействия безопасности (ISAF). Этой операцией командует НАТО, но сами силы подчиняются главнокомандующему США в Афганистане генералу Стэнли Маккристалу. Сегодня в ISAF около 68 тысяч военнослужащих из 43-х стран. Если добавить к этому 30 тысяч военнослужащих, объявленных Обамой в начале декабря, 7 тысяч солдат, обещанных союзниками, в ISAF окажется почти 100 тысяч военнослужащих плюс более 30 тысяч американцев, проводящих операцию «Надежная свобода».

Когда говорят «война в Афганистане», то подразумевают сразу две войны — и в Афганистане, и в Пакистане. Одновременно никто не снимал с повестки дня Ирак, где в течение 2009 года ежеквартально продолжали погибать сотни людей в результате террористических нападений (при заявленных США «больших успехах» и выводе войск из городов). Только за декабрь прошлого года по информации иракских правительственных органов от различных видов вооруженного насилия погибло 306 мирных граждан (в ноябре — 88 человек).

Следующую «войну с терроризмом» США готовят уже в Йемене. Нельзя не согласиться с мнением бывшего индийского посла в СССР Бхадкумара, который в начале января этого года в газете «Asia Times» написал, что рассказы о необходимости уничтожения баз Аль-Каиды на территории Йемена не удовлетворяют даже самого доверчивого человека. По мнению дипломата, главной целью Обамы является постоянное американское военное присутствие в Йемене и установление контроля над портом Аден. Бхадкумар утверждает:, кто контролирует Аден, и «ворота в Азию». Контроль над портом сделает ясным для Китая, пишет индийский дипломат, что любые рассуждения о закате американского влияния в Азии являются преждевременными.

Усиление официальной группировки войск США и ISAF в Афганистане и неофициальной в виде французского иностранного легиона наемников и различного рода «охранных» структур (таких, например, как «Blackwater», недавно переименованная в «ХЕ») и групп «гражданских» советников логически приводит к вопросу о целях этого наращивания и афганской войны образца 2010 года как таковой.

ЗАКУЛИСА АФГАНСКОЙ ВОЙНЫ

Для объяснения необходимости афганской войны образца 2010 года есть официальная версия. Она изложена Обамой в выступлении 1 декабря прошлого года в Военной академии США в Вест-Пойнте. Согласно этой официальной версии «в Афганистане и Пакистане на карту поставлена наша (США — авт.) безопасность. Именно там находится центр кровавого экстремизма Аль-Каиды, именно оттуда нас атаковали 11 сентября 2001 года, и именно там замышляются новые нападения… Наша главная цель неизменна: вывести из строя, демонтировать и, в конечном счете, разгромить Аль-Каиду в Афганистане и Пакистане, лишив ее возможности в будущем угрожать Америке и нашим союзникам».

В другой своей речи — 10 декабря на церемонии вручения Нобелевской премии мира в Осло центральным аргументом Обамы было то, что национальные, религиозные и «племенные» культуры, не придерживающиеся ценностей американцев (и некоторых европейцев), не только хуже, чем западная культура, но и должны быть переделаны — любыми способами. Война в Афганистане названа «оборонительной».

Примерно той же концепции войны придерживается и Генеральный секретарь НАТО Расмуссен. В интервью «Der Spigel» (21.12.2009) он заявил: «Мы с нашими войсками должны не допустить превращения Афганистана в убежище и укрытие для террористов. В противном случае они смогут пользоваться им в качестве базы для наступления на Центральную Азию и дальше. Кроме того, они будут дестабилизировать обстановку в соседнем Пакистане, являющемся ядерной державой. Все это очень и очень опасно — как для нас, так и для остальных».

Казалось бы, такое пафосное обоснование войны обязывает весь «цивилизованный мир» в едином порыве броситься помогать США и НАТО осуществлять эти «великие и гуманные» цели. Но почему-то этого не происходит. Более того, аналитики из разных стран мира с совершенно разной политической ориентацией видят за официально объявленными целями афганской войны некие совершенно иные, закрытые цели и задачи.

В наиболее простом и прямолинейном виде закулисное объяснение причин афганской войны-2010 изложено в левом испанском издании «Publico.es» (от 03.01.2010). В статье «Тайный агент революции» говорится, что Обама был завербован Бжезинским, когда обучался в Колумбийском Университете. Там он вошел в контакт с Трехсторонней комиссией и Бильдербергским клубом.

По мнению издания, Бжезинский и его единомышленники уже давно рассматривают Россию и Китай в качестве своих главных врагов и вовсю стараются использовать против них экстремистские силы. Вплоть до терактов 11 сентября 2001 года разведслужбы США оказывали поддержку Аль-Каиде и талибам с тем, чтобы стимулировать выступления уйгуров-мусульман против китайского правительства. Они также использовали движение Талибан для нанесения ущерба союзникам России в Средней Азии. «Цель присутствия американцев в Афганистане, — говорится в статье, — заключается не в уничтожении Аль-Каиды или талибов, с которыми они при необходимости быстро договорятся, а в занятии стратегических позиций, позволяющих нанести удар по России и Китаю».

Но не только левые издания видят скрытый геостратегический характер афганской войны. Британская «The Guardian» (от 11.12.2009) в статье «Реальные ставки в афганской войне» открытым текстом пишет, что когда европейские правительства принимают решения о посылке своих войск в Афганистан, речь идет не только о предотвращении террористических нападений на европейские столицы, для чего надо не дать талибам вновь захватить эту страну. На кон в Афганистане поставлена судьба трансатлантического альянса, энергетическая безопасность и независимость Европы.

Афганистан, по мнению «The Guar-dian», представляет собой важнейший транзитный коридор для энергоресурсов в Центральной Азии, который может соединить богатые нефтегазовыми месторождениями государства , прежде всего Туркменистан, с Аравийским морем и/или с Индийским океаном. Стабилизация в Афганистане — не временная, чтобы оправдать вывод войск, а постоянная — крайне важна для прокладки трансафганского трубопровода из Туркменистана в Индию (этот проект известен по сокращению TAPI) и для обеспечения его гарантированной безопасности.

Сооружение этого трубопровода крайне важно для Европы, — констатирует газета, — чтобы она могла диверсифицировать поставки и снизить свою зависимость от импорта нефти и газа из Персидского залива и из России. Неудача в Афганистане, а следовательно, и в Пакистане будет означать отказ от проекта TAPI. А это, в свою очередь, позволит России восстановить утраченную гегемонию.

Схожей позиции придерживается бывший британский посол Крэйг Мюррей. Он связал войну с американскими и британскими интересами в больших месторождениях природного газа в Туркменистане и Узбекистане. В частности, война связана с защитой интересов компании Unocal в Трансафганском трубопроводе. Президент Афганистана Карзай связан с Unocal через Залмая Хализада, рожденного в Афганистане посланника США. Именно Хализад вместе с Бушем выбрал Карзая, чтобы тот возглавил страну. Американская «Huffington Post» (от 20.12.2009) пишет, что ни для кого не является секретом тот факт, что Вашингтон хочет оставаться в регионе для потенциального стратегического окружения России и Китая, а также для контроля, способного не дать китайцам получить необходимые энергоресурсы, если в будущем эти ресурсы действительно станут причиной для конфликта и соперничества. Американский аналитик Майкл Пэйн пишет на сайте «OpEdNew» (15 .01.2010) , что наращивание американской военной группировки в Афганистане является новой стартовой площадкой для потенциального контроля над пакистанским Белуджистаном. Причина , по которой США положили глаз на Белуджистан и город Кветту, состоит, по мнению Майкла Пэйна, в том, что этот район был определен как ключевой транзитный коридор как для природного газа, так и для нефти. Существуют планы строительства 2-х трубопроводов, которые пройдут через Белуджистан. Один — уже упомянутый TAPI (Туркменистан-Афганистан-Пакистан-Индия), другой — IPI (Иран-Пакистан-Индия). Против последнего США категорически выступают из-за участия Ирана.

Такие версии причин нынешней войны в Афганистане, безусловно, заслуживают внимания. Но ситуация в Центральной Азии развивается так быстротечно, что заставляет в любые версии вносить серьезные коррективы. Например, бывший консультант ООН и Всемирного банка Андреа Бонцани полагает, что после того, когда 14 декабря 2009 года главы Китая, Туркменистана, Узбекистана и Казахстана с благословения России открыли клапан нового газопровода из Туркменистана в Китай, Запад проиграл 20-летнюю «Великую игру» за природные ресурсы и влияние в Центральной Азии. Теперь Россия и Китай, по мнению Бонцани, будут поддерживать почти абсолютный баланс рычагов в Центральной Азии («World Politics Review», США, от 09.01.2010).

Что касается введения в строй 6 января этого года трубопровода, соединяющего прикаспийскую часть Ирана с огромным газовым месторождением в Туркменистане, то, по мнению многих экспертов, это наносит мощнейший удар по энергетической концепции США на Большом Ближнем Востоке. Одновременно это является насмешкой над политикой США в отношении Ирана.

Аналитики Китая так же внимательно отслеживают ход войны в Афганистане и Пакистане. По мнению «China Review News» (от 29.11.2009), наращивание афганской группировки США и НАТО и взятие под контроль Средней Азии американцами явилось ничем иным, как ударом острого ножа в мягкое и слабое «подбрюшье» России. Главная цель военного проникновения США в страны Средней Азии — взятие этих стран под военный контроль для организации «санитарного кордона» по периметру России, а также взятие под контроль богатых энергоресурсами стран Каспийского бассейна и транспортных коммуникаций, идущих по их территории, для ослабления экономического положения России.

Китайцы, как всегда, «скромны» в оценках, указывая на цели США по отношению к России. При этом не говорят ни о крупнейшем порте Гвадар в Пакистане, куда они вложили уже около 5 миллиардов долларов. Ни об Айнакском медном руднике, в который Китай вложил 3,4 миллиарда долларов. Ни о вложении 500 миллионов долларов в строительство электростанции и железной дороги между Пакистаном и Таджикистаном.

Естественно, когда наращивается военная группировка, проводятся интенсивные боевые действия, а в ответ следует волна возмездия в виде терактов, безопасность всех китайских проектов в Афганистане и Пакистане резко снижается.

Вообще в «черном ящике» Афганистана все воюют против всех и все друг другу оказывают помощь.

Американцам и НАТО нужна реальная победа над Талибаном и Аль-Каидой, нужна стабильность в Афганистане и Пакистане для решения своих нефтегазовых проектов и, одновременно, не нужна стабильность для реализации китайских проектов.

Китайцам нужна стабильность для обеспечения своих проектов, но не нужна стабильность для прокладки трубопровода в Индию (TAPI).

Пакистану нужна стабильность в Афганистане для обеспечения безопасности в стране, особенно ядерных объектов, но не нужна стабильность для прокладки того же трубопровода в Индию — своего извечного противника. Как отмечает известный эксперт по Афганистану Хассан Абасс («Project Sindicate», декабрь 2009), на всех стадиях продолжительного конфликта, который принесли США в этот регион, Пакистан пытался ограничить влияние Индии на Афганистан. Растущее влияние Индии в Афганистане и ее инвестиции беспокоят аппарат национальной безопасности Пакистана. Как для Пакистана, так и для Индии Афганистан рискует превратиться в новую оспариваемую территорию, как Кашмир, где конфликт наносит ущерб обеим странам на протяжении более 60 лет.

Кроме того, Пакистан, являясь сейчас формальным союзником правительства Карзая, может вступить с ним в вооруженный конфликт для решения пограничного спора между Афганистаном и Пакистаном по так называемой «линии Дюранда». Прав Андрей Серенко, когда пишет, что именно перспектива такого конфликта заставляет определенную часть пакистанских силовых элит поддерживать — в той или иной форме — проект Талибана («Афганистан.ру», 02.12.2009).

России нужна военная группировка США и ISAF в Афганистане для защиты своих южных границ и границ своих соседей и, одновременно, та же военная группировка представляет опасность для пользования энергоресурсами Средней Азии.

Можно иметь разные цели и задачи в Афганистане, но при принятии тех или иных решений всегда надо исходить из реальной военно-политической обстановки. В этом и есть задача российской политики и стратегии, если она все же где-то осмысливается и вырабатывается.

Владимир Овчинский

Окончание следует

Адрес публикации: http://www.centrasia.ru/newsA.php?st=1264667400

Эксперт: Знаменитый » Контракт века» бумерангом возвращается назад в Баку и срабатывает с точностью до наоборот

Опубликовано от wpmrРубрики:Политика

«Нефть России»: В Азербайджане торжественно отметили годовщину 15-летия подписания «Контракта века». В послании президенту Азербайджана Ильхаму Алиеву госсекретарь США Хиллари Клинтон, в частности, отметила, что «разработка месторождения «Азери-Чираг-Гюнешли» и создание Азербайджанской международной операционной компании стало большим успехом в международной энергетической дипломатии и является поворотной точкой в развитии международной нефтяной и газовой сферы». Но, как дальновидно предупреждает госсекретарь США, «усиление обеспечения международной энергетической безопасности все еще остается основным вопросом для евразийского региона». И еще: «Мы надеемся, что Азербайджан, Турция и другие заинтересованные страны, воспользовавшись этими возможностями, согласуют другие вопросы, необходимые для реализации проекта Южного коридора».

Проблемой так называемого » Южного коридора» озабочено и правительство Великобритании. На этой неделе министр энергетики лорд Хант находится с визитами в Турции и Азербайджане «в рамках согласованных усилий Британии по укреплению энергетической безопасности в Европе».

Но Турция всего лишь транзитная страна, а у Азербайджана не хватает должных запасов сырья для загрузки планируемого проекта NABUCCO, если именно под ним понимать «Южный коридор». Поэтому складывается устойчивое ощущение, что Вашингтон и Лондон, во многом способствовавшие планированию и осуществлению азербайджанского «Проекта века», пытаются начать все с чистого листа.

А начиналось все еще во времена президентства в Азербайджане Гейдара Алиева, когда в сентябре 1994 года с западными нефтяными компаниями был подписан «Контракт века». Опытный политик, остро чувствовавший слабость России и международную конъюктуру, решил воспользоваться историческим шансом, чтобы с помощью особой нефтяной стратегии решить две жизненно важные национальные задачи. Первая: обозначить и закрепить присутствие на Каспии влиятельных мировых компаний. Вторая: обеспечить приток в Азербайджан крупных зарубежных инвестиций, которые способствовали бы укреплению национальной независимости страны, развитию ее экономики. Эти две задача была в целом выполнены, хотя Баку пришлось проводить сложные политико-дипломатические маневры при определении главного маршрута транспортировки нефти.

Первоначально была введена в эксплуатацию труба между Баку и Новороссийском. Затем появился маршрут Баку-Супса с перспективой выхода через Одессу и Броды на Польшу и дальше. И только на третьей, завершающей фазе операции » Контракт века» было решено осуществлять главную транспортировку так называемой большой каспийской нефти по маршруту Баку-Тбилиси-Джейхан, то есть через Турцию в Европу в обход России. Во время Стамбульского саммита 18 ноября 1999 года между правительствами Азербайджана, Грузии и Турции было подписано соответствующее соглашение.

На том этапе ставка делалась уже не столько на обеспечение поступлений нефтедолларов для экономики страны, сколько на мобилизацию возможностей турецкой и западной дипломатии для решения еще одной задачи: вернуть под свою юрисдикцию Карабах. Но именно с этого момента стало очевидно, что Азербайджану придется бросить на исторический алтарь жертву — расстаться с Карабахом. Потому, что в регионе Закавказья и Ближнего Востока » Контракт века» привел в движение сложнейшие неподконтрольные Азербайджану геополитические процессы. То есть, как выразился в своем выступлении на юбилее «Контракта Века» Ильхам Алиев, «энергетическая политика Азербайджана перешла из региональной плоскости в глобальную».

Суть этой глобальности четко квалифицировал известный американский аналитик Збигнев Бжезинский, заявивший, что «каспийские углеводороды должны стать тем инструментом, с помощью которого можно будет геополитически и экономически вывести Среднюю Азию и Закавказье на мировые рынки, оторвать их от России и таким образом ликвидировать возможность так называемой постсоветской имперской реинтеграции».

В Баку торжествовали, еще не осознавая факта, что «Контракт века» превратил Азербайджан из субъекта в объект большой игры. Во-первых, становилось ясно, что урегулирование карабахской проблемы будет иметь затяжной характер. Во-вторых, учитывая, что Азербайджан смело вышел на западную площадку, Армения успешно стала разыгрывать азербайджанскую карту во взаимоотношениях с Западом без оглядки на Россию, в глазах которой Баку был скомпрометирован «Контрактом века».

Таким образом Баку оказался в формуле, о которой говорил Владимир Путин еще будучи президентом РФ: «С советских времен в Закавказье осталось немало проблем. Они непросты по своей сути, требуют не только значительного внимания со стороны международной общественности и международных структур, но и политической воли тех, кто непосредственно вовлечен в конфликтные ситуации. Прежде всего, это касается, конечно, Карабаха и взаимоотношений между Арменией и Азербайджаном. Россия много делает для того, чтобы стороны нашли приемлемую развязку. Мы работаем как в двустороннем плане, так и в рамках многосторонних усилий. Вы знаете, что существует Минская группа ОБСЕ, в работе которой принимает участие не только Россия, но и наши западноевропейские партнеры, а также Соединенные Штаты. Мы будем продолжать эти усилия дальше».

В конечном счете все свелось в статьи новых «Мадридских принципов»: освобождение азербайджанских районов и проведение в Карабахе референдума.

Первый парадокс для Азербайджана заключался именно в том, что с момента подписания «Контракта века», который разрезал его пуповину с Россией и означал для Баку начало нового отчета исторического времени, Армении удалось разорвать внешне казавшийся незыблемым союз Баку с Анкарой. Так сложился второй парадокс: рвущийся на Запад Азербайджан фактически вырулил на «Большой Ближний Восток» и стал в один ряд с такими государствами, как Ирак и Афганистан. В свою очередь Турция, географически «прописанная» на Ближнем Востоке, предприняла более широкий дрейф на Запад.

Плюс к этому возрастающие амбиции геоэкономического свойства дремавшей до определенного момента Туркмении. Получив четырехмиллиардный китайский кредит, она «свет в конце тоннеля» обозначила для себя уже не столько в западном варианте транспортировки своих энергоресурсов — по дну Каспия, через Азербайджан и Грузию в Турцию — сколько в расширении сотрудничества с Китаем, Ираном и Россией.

Так что теперь знаменитый » Контракт века» бумерангом возвращается назад в Баку и срабатывает с точностью наоборот, — пишет www.regnum.ru.

Москва – Вена: меняющееся нефтегазовое партнёрство

Опубликовано от wpmrРубрики:Политика

Фонд стратегической культуры: 13 июля 2009 года канцлер Австрии Вернер Файман подписал в Анкаре государственный контракт о Евразийском энергетическом проекте под эгидой председателя Еврокомиссии Жозе Мануэла Баррозу и премьер-министра Турции Реджепа Тайипа Эрдогана. «Набукко» (таково название запланированного проекта, который должен быть построен к 2014-2015 годам) следует вполне определённой геополитической логике: он должен ослабить позиции России как поставщика энергоресурсов в Западную Европу и обогнуть территорию Украины и Белоруссии.

Через 40 с лишним лет после подписания первого контракта между Веной и тогда ещё советской Москвой крупнейшее энергетическое предприятие Австрии OMV (Austrian Mineral Oil Administration) начинает действовать против интересов России, беря на себя ведущую роль в ряде ключевых аспектов проекта «Набукко».

Можно по-разному оценивать жизнеспособность проекта «Набукко» в целом, но совершенно очевидно, что участники проекта, который поможет качать газ из Каспийского региона через Турцию, Болгарию, Румынию и Венгрию в обход России и Украины, настроены очень решительно. Учитывая, что технически газопровод длиной 3.300 километров можно использовать в обоих направлениях, Турция рассматривается как страна, в которой будут регулироваться направления топливных потоков будущей европейской системы газоснабжения. Эта техническая инфраструктура поможет превратить черноморские порты Турции в исключительно важные центры, через которые пойдет не только азиатский газ (включая, кстати, и российский газ), но также и алжирский и ливийский газ. В этом смысле проект «Набукко» знаменует отход от исторически сложившегося российско-австрийского взаимодействия и приближение в будущем австрийско-турецкому взаимодействию. Вариант контрстратегии мы наблюдаем в Балтийском море, где полным ходом идёт строительство российско-германского газопровода.

К истории вопроса

Когда в августе 1945 года был подписан Потсдамский Договор, объявивший, что союзники могут использовать «германскую собственность» (Deutsches Eigentum), чтобы взыскать компенсацию со вновь образованного австрийского государства, Франция и Советский Союз не преминули воспользоваться этой возможностью. СССР взял под свой контроль энергетический сектор Австрии с его хорошо разработанными месторождениями нефти к северо-востоку от Вены и всю нефтяную промышленность в тот момент, когда страны-победители разделили Австрию на четыре зоны и каждая контролировала свою. До Второй мировой войны большая часть нефтяных месторождений в так называемой территории Мархфельд принадлежала Socony Vacuum Oil Group (позже — Mobil Oil), а также Royal Dutch (позже – Shell Oil). После того как в марте 1938 года Австрию оккупировала фашистская Германия, немецкие инвесторы, такие как «Preussag», открыли новые месторождения нефти, а когда в декабре 1941 года США объявили войну Германии, большинство иностранных владельцев продали или были вынуждены продать свою собственность германским предприятиям. В августе 1945 года нефтяная промышленность Австрии, в большой степени снабжавшая страну энергией (и до сих пор поставляющая 10% необходимой нефти), находилась в целом в руках германских компаний.

И в этот самый момент, в конце августа 1945 года, возник план осуществления объединённого австро-советского проекта эксплуатации месторождений нефти на востоке Австрии […] Однако Вашингтон начал шантажировать австрийских официальных лиц и пригрозил непризнанием первого правительства Австрии, а также отсрочкой вручения документа о передаче имущества в случае осуществления австро-советского энергетического проекта. В результате план «Санафта» провалился.

Своим приказом № 17 от 5 июля 1946 года советский генерал Курасов объявил бывшую германскую собственность советской. И только три недели спустя австрийское правительство приняло закон о национализации ряда основных отраслей экономики, особенно нефтяной промышленности. Закон был принят в соответствии с позицией Соединённых Штатов и мог рассматриваться как последняя попытка избежать перехода к СССР прав собственности на бывшие американские, британские и голландские предприятия. Но Москва не торопилась признать решения о национализации в Советском секторе, который находился под контролем Красной Армии, включая нефтеносные регионы на востоке Австрии. В 1946-1955 гг., пока войска четырёх держав-союзниц не покинули Австрию, разработка и очистка нефти в стране осуществлялась под советским контролем. Компания Soviet Oil Administration, (SMV), управлявшаяся советским Министерством энергетики и контролировавшаяся Госпланом СССР, разрабатывала и расширяла нефтеносные районы. В 1954 г. на SMV работало 12.000 человек, директорами были советские граждане, а многие рабочие состояли в Коммунистической партии Австрии.

Несколько недель, которые оставались до подписания Государственного договора 15 мая 1955 года, обеспечивавшего Австрии полный суверенитет, оказались решающими для австро-советских отношений в области энергетики. Вена и Москва достигли соглашения о передаче прав собственности на советскую компанию от СССР Австрии. В Московском меморандуме от 15 апреля 1955 года договорённость была зафиксирована следующим образом: Москва продает SMV за 150 миллионов долларов, а Австрия обязуется поставлять нефть Советскому Союзу в течение 10 лет. Политически Москва обязала Вену дать гарантию, что вновь обретённая австрийская собственность не попадёт в руки бывших иностранных владельцев (германских, американских и британских). Данное вето на восстановление прав бывших собственников было включено в статью 22/13 Государственного договора и нарушено австрийскими и американскими официальными лицами ещё до того, как Государственный договор был подписан.

10 мая 1955 года, то есть всего за пять дней до получения Австрией полного суверенитета, Австрия и США обсудили условия так называемого Венского меморандума. Вашингтон оказал чудовищное давление на австрийских официальных лиц с тем, чтобы те отказались от ограничивающей статьи касательно прав американских владельцев на энергетический сектор Австрии в до-нацистское время. В результате согласования Венского меморандума австрийские переговорщики подписали прямо противоположное тому, на что они согласились в Московском меморандуме. Австрия гарантировала Соединённым Штатам восстановление прав бывших американских и других иностранных предприятий на эксплуатацию месторождений. В тот момент Венский меморандум не был опубликован. Позднее Австрийский Канцлер Бруно Крайский, участвовавший в качестве заместителя Государственного Секретаря в переговорах в Москве и в Вене и подписавший противоречащие друг другу меморандумы, дал автору этих строк интервью (уже после отставки с поста Канцлера), в котором назвал Венский меморандум обманом Москвы.

После подписания государственного договора SMV был национализирован. В 1960 году Socony Vacuum Oil (Mobil) и Shell были восстановлены в правах на добычу нефти и газа на месторождениях восточной Австрии. Более того, они установили систему распределения топлива для заправочных станций. В рамках австрийской системы нефтеочистки Mobil и Shell владели по 13% акций централизованного австрийского нефтяного и газового консорциума, в сумме 26%, что делало их блокирующим меньшинством, то есть они могли заблокировать решения всей нефтегазовой отрасли страны.

Энергетический договор Вены и Москвы

В разгар холодной войны Австрия была первой и долгое время единственной страной, торговавшей нефтью и газом с Советским Союзом и другими странами СЭВ. Эти особые отношения коренились в периоде 1945-1955 годов, а также в Московском меморандуме, в соответствии с которым Австрия должна была поставлять нефть в Советский Союз. В конце 60-х годов направление торговли энергоресурсами изменилось. Газ стало возможным поставлять на большие расстояния. И теперь уже советский газ закачивался в газопровод «Дружба», чтобы обеспечить энергией Австрию и другие страны Запада.

Первое совместное предприятие было создано Австрией и ЧССР в 1966 году, когда две страны подписали договор, позволявший эксплуатировать общее месторождение газа между австрийским Zwerndorf и словацким Vysoka. Австрийский OMV начал покупать словацкий газ. Гораздо более масштабное соглашение было подписано двумя годами позже, в 1968 году. На этот раз Москва и Вена подписали контракт, по которому Австрия подключалась к «Дружбе» для получения советского газа. Советско-австрийский договор по газу 1968 года, подписанный поначалу на 23 года, продлевался затем несколько раз и остаётся в силе до сих пор. С 1 сентября 1968 года российский газ бесперебойно подавался в Австрию, пока 6 января 2009 года Киев не заблокировал подачу газа с целью оказать давление на Европейский Союз. В конце 60-х годов на австрийском рынке появилась советская нефть. В октябре 1973 года промышленно-развитые западные страны испытали нефтяной шок оттого, что ОПЕК подняла цены на 75%. Нефтеперерабатывающее предприятие OMV в австрийском городе Schwechat было вынуждено заниматься очисткой только советской нефти (30% от всего объёма). Государственное австрийское нефтеперерабатывающее предприятие OMV (Austrian Mineral Administration) было приватизировано в конце 80-х. Один крупный иностранный инвестор (Abu Dhabi Investment Group) приобрёл 13% акций. Сегодня (последние имеющиеся данные относятся к 2007 году) структура собственности большого австрийского поставщика энергии OMV выглядит следующим образом: 31.5% — государственный холдинг ÖIAG, 17.5% — IPIC/Abu Dhabi и 50.9% — мелкие акционеры (10% Великобритания, 9% США). Нефть поступает из Казахстана (23%), Ирака (17%), Алжира (13%), Ливии (10%), из собственно австрийских месторождений (10%) … России (3%).

Газ в Австрию в 2008 году поступал из следующих стран: Россия – 40,5%; собственные австрийские месторождения – 37,3%; Норвегия – 8,8%. В качестве одного из глобальных игроков на энергетическом рынке OMV активно разрабатывает газо- и нефтеносные месторождения во всём мире. Подписано также два соглашения о работе в России (в Республике Коми и в Саратовской области).

Шок января 2009 года

В ночь на 7 января 2009 года газопроводы вокруг газораспределительного центра в Баумгартене оказались пустыми в первый раз более чем за 40 лет. Баумгартен находится в 6 километрах к западу от словацкой границы и функционирует как распределитель газа партнёрам из Италии, бывшей Югославии и Германии. Обычно центр в Баумгартене распределяет 30% российского газового экспорта, что составляет примерно 45 миллиардов кубических метров газа в год. Структура российского газового экспорта на Запад следующая: газопровод с полуострова Ямал, идущий через Белоруссию; газопровод меньшей мощности «Голубой поток» через Чёрное море и, наконец, газопровод «Дружба».

С тех пор как протеже Б.Ельцина, бывший Премьер-Министр России В.Черномырдин обратил в собственный капитал средства советской газовой промышленности и создал в 1992 году ГАЗПРОМ, одно из самых мощных предприятий в мире, Европа увидела ряд политических изменений, за которыми последовали экономические. История ГАЗПРОМА изобилует примерами резкого повышения цен на энергоресурсы. Белоруссия и Украина — единственные транзитеры российского энерго-экспорта на Запад — испытывают на себе постоянное давление. Это давление представляет собой смесь экономических конфликтов из-за цен на топливо и стоимость транзита, а также спор за право владения трубопроводами и газокомпрессорными станциями, с одной стороны, и серию политических вмешательств — с другой. Киев и Минск платят той же монетой.

Контрактные отношения между Москвой и Веной также подверглись изменениям. Обе стороны используют разные формы нападок на некогда определённые и надежные долгосрочные договоры. Москве потребовалось более 10 лет, чтобы удержать в своих руках собственность после распада СССР, сопровождавшегося дикой приватизацией в процессе первоначального накопления. В момент, когда российское государство вновь обрело способность контролировать, по крайней мере основные отрасли экономики, такие как развитие и поставка энергоресурсов, международные отношения вернулись на договорную основу […]И хотя совершенно очевидно, что НАТО, ЕС и США используют национально-этническую дезинтеграцию в результате распада СССР в своих собственных интересах, Москва демонстрирует неспособность реинтегрировать этот регион. Мощь ГАЗПРОМА не влечёт предложений более широкой интеграции с соседями и бывшими партнёрами СССР. Вместо этого ГАЗПРОМ смешивает экономические и геополитические интересы кремлёвского правящего класса. Это задевает Западную Европу, которая использует любые расхождения между Москвой, с одной стороны, и Киевом, Минском, Кишинёвом — с другой, чтобы углубить раскол между бывшими партнёрами. Вместе с тем Австрия после вступления в 1995 году в Европейский Союз утратила инструменты ведения собственной национальной внешней политики. Более того, присоединившись к ЕС, Вена нарушила свой нейтралитет, что было неформальным условием подписания Государственного договора 1955 года не только в институциональном и политическом смысле, но также и в военном. Австрийское правительство подписало «Амстердамский договор» 1997 года, по которому Европейский Союз становится военным союзом. Вена сдала свои национальные интересы (а не только интересы получения энергоресурсов) в систему общеевропейского регулирования. Это означает, что де-факто, если не де-юре, Вена не является больше субъектом экономических и политических отношений на международной арене.

Приватизация ГАЗПРОМА и использование его мощи правящим классом, группирующимся вокруг Кремля, с одной стороны, исчезновение национальных «австрийских» интересов в результате серии приватизаций в конце 1980-х и членства Австрии в ЕС — с другой, в корне изменили отношения между Москвой и Веной. Брюссель использовал шантаж со стороны «оранжевого» Киева c угрозой прекращения подачи российских энергоресурсов в Западную Европу во время острого российско-украинского конфликта из-за цен на топливо и стоимости транзита, чтобы продвинуть идею диверсификации источников энергопоставок на Запад. Результат – крупная австрийская энергетическая компания OMV превратилась в движущую силу поиска новых путей поставок энергии в Западную Европу. При взгляде из Москвы Вена в этом плане отодвинулась дальше на запад и потеряла свою былую роль посредника между Москвой и столицами Западной Европы.

_______________

Hannes HOFBAUER (Австрия) — издатель и журналист.

Синьцзян — энергетические ворота Китая

Опубликовано от wpmrРубрики:Политика

Геополитика: Волнения в Синьцзян-Уйгурском районе разразились спустя 15 лет после начала масштабной трансформации этого региона в геоэкономический трамплин для китайского прыжка в бывшие советские республики.

Волнения на крайнем Западе Китая – в Синьцзян-Уйгурском автономном районе разразились спустя 15 лет после начала масштабной трансформации этого региона в геоэкономический трамплин для китайского прыжка в бывшие советские республики Центральной Азии и регион Каспийского моря, оставшиеся бесхозными после распада СССР.
Этот огромный регион, в три раза превышающий Калифорнию и бывший до того известен лишь как место ядерных испытаний Китая в Лобноре, стал играть большую перспективную роль как место транзита среднеазиатских углеводородов. Одновременно повысилась и его собственная роль как важного поставщика энергетических и минеральных ресурсов в промышленно развитые восточные провинции Китая.
Центральное правительство традиционно поощряло миграцию китайцев-хань в этот регион, формально называющийся Синьцзян-Уйгурским автономным районом, и вместе с тем создавало экономические условия для переселения уйгуров, лишенных возможностей для развития на своей родине, в восточные провинции Китая.
Новые магистрали, проложенные в этом районе, позволяют не только резко увеличить товаропоток идущий из Синьцзяна в Центральную Азию, но и контролировать его со стороны правительства. Западный Синьцзян граничит с Таджикистаном, Киргизией, Казахстаном и двумя частями Кашмира, расположенными по обе стороны индо-пакистанской линии демаркации (часть Кашмира находится под китайским контролем). Остальные части Синьцзяна граничат с Россией, Монголией и Тибетским автономным районом Китая.
По данным Китайской Национальной Нефтяной Корпорации, газовые запасы Синьцзяна насчитывают 17,4 трлн. кубометров. Однако чрезвычайно сложный рельеф и экстремальная глубина залегания затрудняет разработку многих из них. В начале девяностых годов многие западные кампании платили очень высокие пошлины за право производить здесь геологоразведку, однако результаты их разочаровали.
Несмотря на это Синьцзян содержит одну седьмую часть нефтяных запасов Китая, здесь производится одна четверть китайского бензина, угольные запасы провинции составляют две пятых от всех угольных запасов Китая.
В 2005г. открылся Западно-Восточный газопровод (ЗВГП), длиной в 4000км, ведущий из бассейна Тарима в Шанхай. Газопровод призван уменьшить зависимость Китая от угля. В настоящее время КНР ищет пути замещения генераторных станций, работающих от сжигания угля, газовыми источниками. Несмотря на это, новые станции по сжиганию угля увеличиваются в геометрической прогрессии, т.к. этот вид топлива наиболее дешев, к тому же уровень газоснабжения оставляет желать лучшего.
В прошлом году прогнозы ожидали уровень спроса Китая в «голубом топливе» в 99 млрд. кубометров, в то время как ежегодная добыча газа в этой стране составляет 80 млрд. Газ в общем энергетическом балансе страны покрывает лишь 2,5%, в то время как в общемировом балансе такой показатель никак не меньше 25%. В то время как Индия отвергла проект IPI (газопровод Иран-Индия-Пакистан), Китай ищет пути подключения к данному проекту и транспортировки газа через Пакистан.
Мощность ЗВГП в настоящее время составляет 12 млрд. кубометров, предполагается довести ее до 17 млрд. Строительство второй ветки газопровода началось в начале 2008г. Ее протяженность составит 9000 км, и она продвинется по направлению к Ганьсу, с дальнейшим ответвлением к Гуанчжоу.
Объем прокачиваемого через вторую ветку газа будет составлять 30 млрд. кубов, а его наполнение будет составлять проектируемый газопровод Туркменистан-Китай. Существуют также планы строительства третьей и четвертой веток.
Все эти проекты связаны с анонсированной правительством КНР десять лет назад программой «Марша на Запад». Согласно этому плану руководство страны стремится дать ускоренное экономическое развитие не только Синьцзяну, но и Тибету, на территории высокогорного плато которого обнаружены большие запасы природных ископаемых. Причем локомотивом развития этих слаборазвитых китайских регионов должны выступить высокоразвитые восточные приморские районы. Эта программа рассчитывает дать толчок развитию страны на протяжении следующих нескольких десятилетий.
Программа «Марш на Запад» была органично увязана с кампанией ужесточения борьбы с политическими противниками, начатой в десятилетнюю годовщину событий в Тяньаньмэне, так что как уйгурские бунты, та к и их подавление не является новинкой для Синьцзяна и имеют давнюю предысторию.
Власти в Пекине хотят умерить недовольство уйгуров миграционной политикой. Конечно, она не имеет ничего общего с насильственным выселением чеченцев Сталиным в сороковых годах, но и естественным процессом переселения ее не назовешь.
Недавние беспорядки в Синьцзяне, унесшие жизни 156 человек, могут лишь усилить подозрительность властей по отношению к местному населению.

Роберт Катлер — директор Института Евразийский и Российских исследований Карлтонского университетат (Канада)

Перевод с английского Александра Кузнецова