Метка:Кризис

Конец эры «бумажной нефти». Как победить энтропию?

Опубликовано от wpmrРубрики:Бизнес

Россия в глобальной политике:  Мир вступил в важный период, когда определяются дальнейшие пути развития не только экономики, но и, возможно, всего глобального устройства. Кризисные явления носят широкий и многосторонний характер, ситуация неустойчива и с трудом поддается прогнозированию. Специалисты по теории динамических систем связывают такие явления с точками бифуркации, когда гладкая траектория развития заканчивается и происходит перестройка поведения системы, причем характер перестройки трудно предсказать.

Уже проявился ряд важных диспропорций, непросчитанных взаимосвязей и рисков, которые сознательно или неосознанно не подвергались вдумчивому анализу, а то и просто замалчивались. Кризис облегчает работу по осмыслению ситуации, поскольку слабеет доминантная парадигма, которую трудно поставить под сомнение в условиях уверенного роста экономики.

ТЕХНОЛОГИЯ НАДУВАНИЯ ПУЗЫРЕЙ

Структура мирохозяйственных связей, созданная в последние десятилетия, обладает серьезными встроенными неустойчивостями. Не оправдываются распространенные представления о том, что расширяющаяся, глобализирующаяся экономика устойчива по определению благодаря своему масштабу и диверсифицированности интересов участников. Резко возросшая несбалансированность мировой торговли и американские дефициты подспудно оказывают давление на общую ситуацию, но участники рынков не могут адекватно просчитать ее и отразить имеющимися в их распоряжении инструментами (отсюда и резкие колебания валютных курсов). В результате поведение участников рынка приобретает характер проявления ощущений (иногда весьма странных даже для профессиональных аналитиков), легко переходящего в проявления паники.

Эта неуверенность имеет объективные причины. Различные сектора современной финансово-экономической системы не изолированы друг от друга, и зачастую в них работают те же игроки, «перетекающие» вместе со своими капиталами. Многие макропоказатели становятся непрогнозируемыми, что резко повышает риски проектов со значительными сроками окупаемости. Это заставляет даже долговременных инвесторов переходить на краткосрочные позиции в стремлении компенсировать свои потери (фактические либо возможные).

Осознание масштаба рисков приходит только сейчас, поскольку до недавнего времени на рынке было много «дешевых» инструментов их хеджирования. Предлагали такие инструменты не только частные инвесторы, но, по сути, и государство (как в случае с механизмами рынка недвижимости). Кризис сам стал в значительной степени следствием преуменьшения оценки рисков и избыточной веры в могущество новых финансовых инструментов. 

Итак, перейдя на краткосрочный рынок и став там чисто финансовым, спекулятивным игроком, любой инвестор (включая даже пенсионные фонды) настраивается на получение краткосрочной прибыли. (Он ведь ушел туда, спасаясь от непросчитываемости долгосрочных рисков.) На таком рынке создано много финансовых инструментов, но не вполне понятно, как получить на нем высокую прибыль, – ведь количество игроков и объемы привлеченных ресурсов выросли за последний период многократно.

Простейший инструмент – акции, и приток средств на этот рынок стал ощущаться уже примерно десять лет назад, в результате чего сформировался устойчивый, растущий тренд фондового рынка. Но его интегральный рост не может бесконечно продолжаться темпами, существенно превышающими рост экономики, а это не устраивало профессиональных участников, которые привыкли к сверхдоходам.

Конечно, точки роста есть всегда, но их поиск и инвестирование сопряжены с трудной работой по выбору объектов капиталовложений и серьезными рисками. Желание облегчить жизнь привело сначала к потоку инвестиций в высокотехнологические компании и краху этого сектора. Затем масштабный рост китайской и индийской экономик, обусловленный несбалансированным экспортом их продукции, прежде всего в США, повысил эффективность многих компаний и привел к подъему их акций. Однако в 2006–2007 годах захлебнулся и этот процесс. И тут удобным полем для инвестиций оказался нефтяной рынок.

Объективная неопределенность, связанная с недостатком информации о подтвержденных запасах в основных нефтедобывающих странах, прежде всего в Саудовской Аравии, и в целом резкое снижение числа вновь открытых месторождений на фоне устойчивого роста спроса привели к распространению представлений о том, что нехватка нефти возможна уже в близкой перспективе. Это способствовало формированию долговременной тенденции роста нефтяных цен и привело к резкому притоку финансовых инвесторов на рынок нефтяных биржевых инструментов.

Так стал надуваться очередной «пузырь», на этот раз нефтяной. Менее чем за два года, которые предшествовали пику цен летом 2008-го, присутствие финансовых инвесторов на нефтяном рынке выросло в несколько раз, на них стало приходиться около 80 % сделок. Они не нуждались в нефти как товаре и сами его не имели, а совершали сделки с т. н. «бумажной нефтью», т. е. с биржевыми инструментами, привязанными к нефтяному рынку. При этом утверждалось, что резкое превышение количества нетоварных («бумажных») сделок над физическими является признаком развитого рынка, якобы обеспечивает ему так называемую ликвидность и должно способствовать формированию объективной цены этого товара.

Автор полагает, что жизнь не подтверждает этих тезисов. В реальности, в полном соответствии с интересами подавляющего большинства участников этого рынка, он волатилен, и игроки заинтересованы в обеспечении высокого уровня волатильности.  Правда, сама по себе она не обеспечивает гарантированного выигрыша – лучше, если рынок движется в определенном направлении, которое правильно угадывает участник. Но в современном информационном обществе существуют механизмы, позволяющие подталкивать массу игроков к действиям по поддержке определенного тренда. Это направленные слухи, игнорирование одной информации («рынок уже учел ее») и преувеличенное внимание к другой, распространение (часто под эгидой уважаемых институтов, по большей части финансового сектора) якобы прогнозов, а по сути, индикаторов преимущественно рыночного вектора.

Если он ясен для большинства участников, то рынок готов двигаться в этом направлении (а участники – получать доходы) невзирая на то, что в своем движении он может выйти за рамки долгосрочных оценок и фундаментальных показателей. Так надуваются «пузыри».

Оценка успеха финансовых агентов основана только на краткосрочных показателях, соответственно они оценивают объекты своих инвестиций по краткосрочным индикаторам. Поскольку проблема неопределенности не снималась, то, как позднее выяснилось, они брали на себя высокие риски, закамуфлированные под рыночные инструменты.

В условиях кризиса риски еще больше возросли. Раньше существовала очевидная глобальная тенденция («магистраль»): рынки расширяются, потребление растет. Это подпитывалось соответствующими инструментами роста – дешевым и масштабным кредитованием, а также механизмами страхования (тоже дешевыми).

Когда массив рисков превышает критическую величину, коммерческое прогнозирование становится невозможным. Это само по себе превращается в фактор резкого спада активности и затягивания кризиса. Представим себе, что острые и очевидные кризисные проявления преодолены. Но что делать с полной неясностью в отношении стоимости кредитных ресурсов, соотношением курсов валют и, наконец, востребованностью товаров на рынке? Как будет отмечено ниже, последнее стало затрагивать даже такие традиционные массовые товары, как нефть и газ.

Как победить энтропию? В первую очередь надо перейти к анализу конкретных рынков, механизмов и интересов их участников и, если он выявляет несоответствие с задачами, которые данный рынок призван решать, модернизировать рынки.

Главным является следующий критерий: имеются ли на конкретном рынке механизмы его стабилизации? Если решаемые задачи долгосрочны, то должны быть инструменты, преодолевающие краткосрочность, стадность, пугливость, склонность к краткосрочной выгоде и прочие «особенности» сложившихся рынков.

Обсудим это на конкретных примерах.

НЕФТЯНОЙ РЫНОК

История развития рынка нефти подробно изложена в различных материалах (Putting a Price on Energy // International Pricing Mechanisms for Oil and Gas, 2007 и другие публикации). Явления нестабильности и связанные с этим опасности также проявляются уже определенное время (см.: Александр Арбатов, Мария Белова, Владимир Фейгин. Российские углеводороды и мировые рынки // Россия в глобальной политике. 2005. № 5 (сентябрь – октябрь); Владимир Фейгин. Ценовые качели // Мировая энергетика. Октябрь 2008 г.).

По мере развития «либеральной» модели нефтяного рынка и резкого притока его финансовых участников определение цены на нем стало самостоятельным бизнесом соответствующих «профессионалов». Для участия в нем нужен только денежный ресурс. Товар отделен от этого процесса, его участники догадываются о соотношении спроса и предложения только по косвенным признакам: слухам, ожиданиям, заявлениям, иногда – отдельным показателям наподобие изменения запасов нефти и нефтепродуктов на рынке Соединенных Штатов.

Участники склонны преувеличивать воздействие тех или иных факторов – частично вследствие недостаточности информации, а частично потому, что материально заинтересованы в «раскачивании» рынка. По той же причине они заинтересованы не в неограниченной конкуренции, а, по возможности, в согласованном поведении. Если «раскачка» рынка осуществляется в одиночку либо малыми силами, она требует значительных финансовых затрат и рискованна.

Коммерческие игроки редко участвуют в этом процессе (по крайней мере, под своими именами они на такого рода рынке почти не присутствуют). Раньше, когда рынок был меньше, их участие было заметнее. Известно, например, что компания BP подверглась штрафу за попытки манипулирования рынком.

В условиях кризиса участие финансовых инвесторов на нефтяном рынке сокращается, но поведение имеющихся не меняется, а возможно, и мягко координируется. Вообще, поскольку такая координация выгодна финансовым игрокам, то могут меняться формы ее реализации, но не сама суть.

Нефть – особый товар. Многие другие виды сырья подвержены ценовым перепадам, но нефть и цены на нее привлекают значительно большее внимание, а дискуссия по преимуществу политизирована. Недавно, в период высоких цен, со стороны производителей нефти и других ключевых энергоресурсов звучали высказывания о том, что цены на их товары и впредь будут только расти, что существует перспектива скупить экономику развитых стран на поступления в виде нефте-, газо-, стале- и прочих долларов, а также даже о том, что мировые рынки должны работать по правилам, которые устанавливают производители.

Сейчас раздадутся другие голоса: мол, 30–40 дол./бар. – нормальная цена для периода кризиса, а страны-производители должны вести себя неэгоистично, умерив свои аппетиты и тем самым бросив собственное благосостояние на алтарь выхода мировой экономики из кризиса. Но ведь подобный уровень цен – смертельный удар по экономике многих нефтезависимых стран, таких, в частности, как Нигерия, Венесуэла… Разве справедливо выходить из кризиса за их счет? Один из промежуточных выводов состоит в том, что сторонам стоит отказаться от защиты крайних позиций и претензий как на то, что справедливость устанавливается на нынешнем рынке, так и от расширенного толкования смысла и последствий этого равновесия.

Попытки создать долгосрочные инструменты на нефтегазовых рынках уже предпринимались: например, в таком качестве рассматривались длинные фьючерсы. Но ни их надежность (по сути, они продлевали тенденции, которые складывались на краткосрочных инструментах), ни, что самое важное, объемы не позволили превратить их в инструменты инвестирования. Другой пример: на британском газовом рынке пытались использовать фьючерсы цены входа на рынок на терминалах для обоснования инвестиционных решений, но в конце концов компания Transco признала этот опыт неудачным.

Как же исправить «пробелы рынка», которые в данном случае связаны с его «близорукостью» и заинтересованностью в согласованном движении, в том числе за пределы разумных ценовых коридоров? Говоря на предложенном выше языке, спрашивается: где стабилизаторы этого рынка? Частичный ответ сегодня ясен: на рынке нефти (в возможном сотрудничестве с другими производителями) это Организация стран – экспортеров нефти (ОПЕК), которая предпринимает действия, пусть и грубые, по приведению спроса в соответствие с предложением.

Дальнейшие перспективы нормализации связаны с модификацией механизмов торговли нефтью. Надо вернуться к исходному принципу определения цены как равновесия не производных инструментов, а спроса и предложения. Это возможно за счет создания новых торговых площадок, на которых производители будут выносить подлежащие продаже объемы (например, в пределах 10–15 % своих продаж за согласованный предстоящий период времени), торговля станет осуществляться в режиме ценового аукциона на реальные объемы поставок.

Невозможность продажи заявляемых объемов или их части по ценам, удовлетворяющим поставщиков, будет означать избыточность либо предложения, либо ценовых заявок. Как на каждой площадке такого рода, участники (продавцы и покупатели товарных партий) имеют возможность скорректировать свои предложения и достичь взаимоприемлемых условий сделки или отказаться от нее. Технические вопросы, которых, конечно же, немало, вполне поддаются решению. Этот путь будет сопровождаться резким повышением прозрачности рынка и уровня информированности участников. Он, безусловно, окажет воздействие и на ценовое поведение нефтяных бирж, которые сами скорректируют свою роль в новых условиях.  

Легко предположить, что если производители (при участии потребителей и минимальном участии посредников) станут руководствоваться таким подходом, то возникнут вопросы другого рода. Хорошо, когда торгуемый товар широкодоступен, однороден и участников рынка много с каждой стороны. Для нефти однородность товара относительна (есть несколько базовых марок), а как быть с «раcпространенностью» товара?

Конечно, здесь играют роль природные факторы и принцип национального суверенитета над ресурсами. Когда нефтяные цены зашкаливали, а ОПЕК утверждала, что нефти на рынке много, развитые страны винили во всем происходившем «ресурсный национализм». Дескать, государственные компании стран-производителей неэффективны, не осуществляют (не могут, не хотят…) достаточного количества проектов и поэтому создают дефицит предложения нефти. Производители же объясняли, что стараются максимально развивать мощности, в том числе резервные, но не поспевают за растущим спросом. И совсем недавно ОПЕК снова заявила о том, что она также и в условиях кризиса и резкого падения цен осуществляет новые проекты и ставит перед собой задачу восстановления необходимого уровня резервных мощностей.

Возникают простые вопросы: а создают ли негосударственные компании – транснациональные корпорации (ТНК) достаточные резервные производственные мощности? какие факторы (кроме рыночных, наподобие влияния стран-потребителей) могут побудить их к расширению таких мощностей? почему сейчас, когда спрос начал сокращаться, полностью прекратились разговоры о зловредном поведении ОПЕК?

Есть и другой вопрос: обязаны ли производители и в этой системе «заливать» рынок своим ресурсом? Представляется, что ответ в целом отрицательный.

А как будет обеспечиваться ликвидность рынков? Естественным путем, то есть посредством предложения достаточного количества товара и числа участников торгов и, разумеется, с соблюдением принципов их открытости (для коммерческих участников, заинтересованных в сделках того типа, которые будут осуществляться на площадках).

Тогда есть шанс, что цены резко снизят волатильность, стабилизировавшись в рамках фундаментального коридора, верхняя граница которого связана с возможностью широкого перехода на другие энергоресурсы. Потребуется и понимание того, что необходима определенная умеренность поведения участников, в том числе их взаимная ответственность за долговременную стабильность рынков (включая создание резервов и умеренность в отношении государственной поддержки альтернативной энергетики – об этом новом направлении см. ниже).

Могут понадобиться параллельные шаги по взаимодействию в инвестиционных процессах, поскольку недостатки нефтяного рынка больше всего отражаются на инвестиционных решениях, а это является основой долгосрочной стабильности как нефтяной, так и газовой отраслей.

В достижении этих задач значительна роль государств, находящихся в разумном взаимодействии с частным бизнесом и использующих рыночные инструменты. Речь не идет о «социализации», как пугают некоторые аналитики. Но если чисто финансовый рынок так и не создал надежные инструменты для реализации таких долгосрочных проектов, как атомные либо гидростанции, то уйти от роли государства невозможно. Другое дело, что речь не должна идти об исключительно государственном инвестировании. Например, разумной мерой стал бы выпуск долгосрочных облигаций для частных инвесторов под реализацию таких проектов с соответствующими гарантиями, включая доходность, которая была бы выше доходности надежных депозитов. 

ГАЗОВЫЙ РЫНОК

Остановлюсь отдельно на особенностях газового рынка, прежде всего европейского, с точки зрения поднятых выше вопросов.

Газовая отрасль еще в большей мере, чем нефтяная, нуждается в долгосрочной стабильности. Газовые проекты, в том числе строительство соответствующей инфраструктуры, как правило, более капиталоемкие и дольше окупаемые. Как известно, с учетом этого на европейском рынке сложилась система долгосрочных контрактов (ДК) со значительной компонентой (до 70–80 %) обязательств «бери-или-плати».

Почему стороны этих контрактов – как поставщики, так и покупатели – держатся за них? Контракты предусматривают не избавление от рисков вообще, а их разделение. Каждый из партнеров идет на те риски, которые ему легче принять на себя, – из-за положения на рынке, опыта и т. п. Общий принцип заключается в том, что покупатель несет риск по объемам поставок, а продавец – по ценам.

И действительно, покупатель оптовых контрактов – не конечный потребитель газа, а, по сути, перепродавец (параллельно предлагающий различные услуги). Он несет риски обеспечения перепродаж объемов, заявленных в контракте, по заложенным в него ценовым принципам.

На этапе развития рынка и роста потребления, в условиях естественных (и очевидных для потребителя) преимуществ газа, а кроме того, существования барьеров для входа конкурентов на рынок данного субъекта (оптового покупателя) риски ограниченны. Они есть, например, опасность неразумного налогообложения, неадекватного ценообразования в контрактах либо развития альтернативных технологий и энергоресурсов, в результате чего конкурентоспособность поставок газа по тому или иному контракту (заключаемому, как правило, на срок иногда свыше 20 лет) может измениться.

В ходе либерализации рынков риски значительно выше – это, в частности, регуляторные риски, связанные с облегчением неограниченного роста конкуренции на традиционном рынке покупателя в ходе его открытия. Идеологи реформы европейского газового рынка страдают раздвоением сознания. Изначально они надеялись вовсе избавиться от долгосрочных контрактов (так они понимали либеральный конкурентный рынок – цель преобразований), затем были вынуждены смириться с их существованием и даже признать их важность.

На новом этапе преобразований (заявленном в начале 2007 года, но пока окончательно не согласованном) возникла необходимость решать, какими механизмами в условиях той или иной формы отделения функций транспортировки газа от его поставки будет обеспечиваться необходимое развитие инфраструктуры. Ответа на этот вопрос пока нет.

Предложения, которые разрабатывают в Европе, уже прозвали «газовым Госпланом», поскольку они переводят процесс решения вопроса об инвестициях (напомним, наиболее болезненный для компаний газового сектора ввиду его высокой капиталоемкости) на уровень бюрократической структуры, возлагая исполнение обязательств по инвестированию (и соответствующую ответственность) на коммерческие структуры (операторы системы газоснабжения). В то же время сами долгосрочные контракты способны стать вполне рыночной основой для принятия соответствующих решений (подробнее см.: Владимир Фейгин. К Госплану в мировых масштабах // Мировая энергетика. 2007. № 8).

Итак, мы снова сталкиваемся с дилеммой: идеальные представления о рынке (приводящие на практике к возникновению монстров типа «газового Госплана») или прагматичные решения в виде долгосрочных контрактов, удачно разделяющие риски участников и создающие вполне рыночную основу долгосрочного развития.

Есть ли недостатки у ДК? Бесспорно. Например, неучет сезонности работы газового рынка и ценообразования на нем. Особенно это проявляется в период резких скачков нефтяных цен – как во второй половине 2008-го, когда за счет принятого в газовых контрактах запаздывания учета в ценовой формуле изменения цен нефтепродуктов конкурентоспособность газа снизилась. Эти и другие недостатки существующих ДК вполне поддаются анализу и исправлению, сами контракты могут стать более гибкими по формату и разнообразными (см.: Владимир Фейгин. К Госплану в мировых масштабах // Мировая энергетика. 2007. № 8).

Означает ли наличие долгосрочных контрактов, что другие формы контрактных отношений на газовом рынке не нужны? Конечно нет. Но можно ли обойтись без ДК в европейских реалиях, когда расстояния поставок составляют тысячи километров, а риски реализации проектов высоки? Раньше теоретики убеждали, что можно, но в новых условиях на финансовых рынках отрицательный ответ очевиден. Так, может быть, стоит признать реальность, вместо того чтобы по-прежнему втихую ненавидеть ДК и всячески деструктурировать этот рынок путем введения ограничительных механизмов для участия на них поставщиков либо для продвижения идей т. н. «новой энергетической политики» (НЭП), о которой речь  пойдет ниже.

НОВЫЕ РИСКИ

Серьезным вызовом стабильности и предсказуемости энергетического сектора стали события, связанные с комплексом вопросов сохранения климата, энергосбережения, альтернативных источников энергии.

Сторонники радикальных мер сформулировали требования к развитым странам по снижению выбросов парниковых газов к середине столетия. Затем, приближая горизонт планирования к более практическим периодам, они определили круг до задач 2030 года, и, согласно новым сценариям – (в частности, Международного энергетического агентства, МЭА), – после определенного периода дальнейшего увеличения выбросов (прежде всего связанного с ростом экономики развивающихся стран) должно произойти их возвращение на нынешний уровень.

В соответствии с этими сценариями для достижения поставленной цели необходимы резкий скачок в области энергоэффективности, повышение роли атомной энергетики, намного более широкое использование возобновляемых источников и достаточно широкое применение новых, еще, по существу, не получивших опыт промышленного применения технологий типа CCS (улавливание и хранение газообразных промышленных выбросов, содержащих углерод). По сути, к 2030-му глобальное потребление базовых углеводородов – нефти, газа и угля – необходимо вернуть на сегодняшний уровень.

В период высоких цен на нефть развитые страны постоянно беспокоились по поводу недостаточности инвестиций в энергетический сектор. Хочется спросить экспертов МЭА: какую реакцию они ожидают от производителей энергоресурсов либо инвесторов в эту отрасль, если, по прогнозам, решение глобальных климатических проблем должно привести к тому, что результат инвестиций не будет востребован уже в близкой перспективе?

В середине ноября 2008 года Европейская комиссия выпустила обширный пакет документов по «новой энергетической политике». Он направлен на реализацию ранее заявленных целей «20-20-20», т. е. снижение в период до 2020-го выбросов парниковых газов на 20 %, повышение энергоэффективности на 20 % и доведение доли возобновляемых источников энергии по Европейскому союзу в целом до 20 %. Эти красивые по форме цели изначально не были подкреплены просчитанными мерами по их достижению, то есть оставались политическими заявлениями о намерениях. 

В  новый пакет документов по НЭП включены, наряду с различными предлагаемыми мерами, некоторые результаты предпринятого по заказу Еврокомиссии исследования сценариев развития энергопотребления Евросоюза. Вместе с базовым сценарием (который не приводит к цели «20-20-20») представлен альтернативный (или сценарий НЭП), в котором две из трех целей достигаются (а энергоэффективность увеличивается на 13–14 % вместо 20 %). При этом, в частности, абсолютное потребление энергии в ЕС к 2020 году снижается по сравнению с 2005-м, импорт газа также или незначительно вырастет, или снизится.

При первом же обсуждении данного сценария, прошедшем по инициативе Европейского союза в Москве в конце ноября, с европейской стороны прозвучали заверения в том, что «сценарий не является прогнозом». Это, видимо, должно звучать как призыв не относиться к отраженным в нем представлениям слишком серьезно. Действительно, даже поверхностный анализ представленного сценария показывает, что, например, запланированные в нем объемы импорта газа государствами Евросоюза на перспективу ниже суммарных объемов уже заключенных контрактов основных стран – поставщиков газа. Либо имеется в виду, что заключенные контракты при реализации определенных сценариев не будут выполняться, либо составители прогноза просто не озаботились такой «мелочью». Видимо, надо склоняться скорее ко второму варианту.

Как бы то ни было, впервые в пакете официальных документов ЕС закладываются такого рода мины под фундамент развития энергетического сотрудничества со странами-поставщиками, и прежде всего с Россией. Подобные сценарии, а тем более возможное проведение направленной политики по их реализации выводят риски в энергетике на качественно иной уровень.

Новый президент США Барак Обама также заявляет развитие альтернативной энергетики и новых энергетических технологий в качестве основных приоритетов политики своей администрации. Можно ожидать более активной роли Соединенных Штатов в разработке коллективных действий на период «пост-Киото». В Конгрессе уже обсуждаются законопроекты в отношении более жестких мер по парниковым выбросам. Но, анализируя реалистичные пути решения этих задач, сами американские профессионалы-энергетики приходят к выводу, что основная роль отводится именно природному газу, как экологичному и эффективному энергоносителю.

Представляется, что неизбежно предстоит анализ того, почему выводы разных экспертов (США и ЕС) столь сильно различаются.

Другой круг вопросов связан с возможными массированными госинвестициями развитых стран в альтернативную энергетику и вообще в энергетические и энергосберегающие технологии. Развитие этих технологий, совершенствование оборудования и методов интересны и важны для всех стран, поскольку в противном случае человечество неизбежно столкнется с нехваткой энергоресурсов и/или их неприемлемо высокой стоимостью. Вместе с тем, если связанные с этим попытки ускоренного ухода от углеводородной зависимости будут осуществляться путем массированного государственного субсидирования, то производители вправе ставить вопрос о том, не нарушает ли такой подход баланс интересов сторон и принципы энергобезопасности. Здесь напрашивается определенная аналогия с принципами «честной торговли», которые согласовываются странами в рамках Всемирной торговой организации.

НЕКОТОРЫЕ ВЫВОДЫ

Финансовые рынки в прежнем виде работать не будут; очевидно, что необходимо изменить модель регулирования (см., в частности: Владимир Фейгин. Финансово-экономический кризис: некоторые уроки и направления модернизации системы // Время новостей. 2008. 24 октября). Это должно отразиться и на модели работы товарных рынков.

Если представить себе, что очевидные причины, вызвавшие нынешний кризис, преодолены, все равно остается критическая масса рисков, препятствующих возврату на траекторию быстрого развития (они описаны выше). Нужны механизмы повышения степени предсказуемости и снижения рисков – безответственного расширения волатильности, перекоса в краткосрочный интерес. Это, конечно, включает в себя и  межгосударственные инструменты, и более высокий уровень информированности, и неконфронтационное взаимодействие участников. Механизмы стабилизации могут быть различными – желательно достигнуть взаимопонимания относительно их приемлемости.

Необходимо ограничить вмешательство государства (особенно в период после острой фазы кризиса), причем отнюдь не только на стороне производителей.

Отказ от согласованных действий чреват конфронтационно-катастрофическими сценариями наподобие массового отказа производителей от поставок достаточных объемов сырья на рынок при сверхнизких ценах либо предотвращения такого или сходного развития событий неконвенциальными (возможно, силовыми) методами, – если преодоление проблем и односторонних подходов не станет общей задачей.

И, наконец, вопрос о том, хватит ли всего этого при наличии глобальных дисбалансов, или параллельно пойдет процесс их смягчения, выходит за рамки данной публикации.

Владимир Фейгин – главный директор Института энергетики и финансов

«Nabucco» все-таки будет, но попозже

Опубликовано от wpmrРубрики:Политика

«Нефть России»: Кризис отодвигает сроки прокладки транскаспийского газопровода, но не отменяет политического стремления Европы получать газ из Центральной Азии в обход России.

Чуть больше, чем через месяц, в столице Чехии, Праге, пройдет саммит стран-участниц многострадального газового проекта «Nabucco», осуществление которого напрямую затрагивает ряд стран как Центральной Азии (Казахстан, Туркменистан, Узбекистан), так и государств Каспийского региона (Азербайджан, Иран). Многосторонняя дипломатия, разного рода подковерные договоренности, многочисленные визиты в регион, а также бесконечные саммиты-заседания давно уже закрепили за «Nabucco» статус «всеевропейской газовой стройки века».

Однако, несмотря на всю подобную активность — как дипломатическую, так и чисто финансовую, дело это с места пока так и не сдвинулось. Во многом виноваты здесь и серьезные расхождения ведущих участников проекта «Nabucco». Но в финансовом плане на дальнейшую судьбу «Nabucco» может самым непосредственным образом повлиять продолжающийся глобальный экономический кризис.

Поэтому неслучайно, что сторонники проекта готовятся к встрече в Праге с особым рвением, а на прошедшем в Лондоне саммите «большой двадцатки» вопрос об альтернативных энергетических проектах, по существу, отдан был на откуп «внутриевропейским интересам». А следовательно, уже в самое ближайшее время в новом клинче за «Nabucco» (и против него) сойдутся страны, для которых природный газ из Центральной Азии — не просто обычный стратегический энергоресурс, но и выгодная «политическая карта», которую можно в своих интересах бесконечно долго разыгрывать.

Без денег нет счастья на свете, и уж тем более новых газопроводов

Главной проблемой, с которой на данном этапе сталкиваются страны, выступающие за осуществление проекта «Nabucco», — это значительные суммы, которые в него требуется инвестировать и которые никто особо не намерен выделять. Оценки требуемых для «Nabucco» средств разнятся от 8 до 10 млрд. долларов, причем частично этот газопровод будет использовать мощности уже существующей трубы по маршруту Баку-Тбилиси-Эрзрум (Турция).

Напомню, что переговоры по проекту «Nabucco» ведутся еще с 2001 года, через полтора года планируется начать сооружение этого газопровода, а завершить его страны ЕС хотели бы к 2014 году. Ежегодно по газовой трубе из Центральной Азии в Европу намечено перекачивать около 30 млрд. кубометров природного газа, что даст теоретически возможность ряду европейских государств снизить свою зависимость от газовых поставок из России.

Между тем на сегодня у Евросоюза, который выступает главной «толкающей силой» проекта «Nabucco», нет столько много «лишних денег», да и в самой экономике стран ЕС наблюдаются очевидные кризисные явления. К примеру, на сегодня по всей Европе в основных секторах экономики снижается потребление нефти и газа, что, соответственно, приводит к меньшим объемам их импорта.

Также следует учесть, что даже после реализации проекта «Nabucco» в полном объеме поставки газа из Центральной Азии заведомо покроют всего около 7 %, а остальной газ пойдет в Европу из других источников. Поэтому совершенно естественно, что сам по себе проект «Nabucco» для ряда европейских стран важен, но его осуществление вряд ли вызывает на «старом континенте» какую-то особую спешку.

К тому же до сих пор не получено никаких гарантий по поводу того, что международные финансовые организации, особенно МВФ и Европейский банк, станут оплачивать те самые миллиарды евро, которые нужны для прокладки газовой трубы под дном Каспийского моря. Если бы сейчас политическая ситуация вокруг газовых поставок вдруг вновь обострилась, то, скорее всего, ЕС эти денежные «рычаги» быстро бы задействовало. А вот в «мирное время» в Брюсселе решили, что особенно дергаться по осуществлению «Nabucco» пока смысла не имеет.

Единая разъединенная Европа

Много споров по поводу «Nabucco» идет и внутри самого ЕС. Дело в том, что на данный момент ни один эксперт с точностью не способен предсказать, как долго продлится нынешний экономический и финансовый спад и сколько к тому моменту, когда спад закончится, на самом деле потребуется денег для осуществления проекта «Nabucco».
Одновременно с этим, выступая против «Nabucco» и любых маршрутов, идущих мимо российской территории, Россия всеми средствами пытается внести своего рода раскол в единую европейскую газовую позицию и с помощью других газовых проектов отвадить ЕС от самой идеи прокладки и новых труб из Центральной Азии под Каспием.
В этом плане России удалось во многом перетянуть на свою сторону Германию, которая больше продвигает идею «Северного потока» — прямого газопровода из России под дном вовсе не Каспия, а Балтийского моря, против чего, правда, выступает несколько стран, в том числе прибрежные государства Балтики, такие как Латвия, Эстония, Польша и Литва.
Не особо рвется участвовать в проекте «Nabucco» и Италия, для которой получать газ из России поставками из «Южного потока» (а этот газопровод пойдет под дном уже Черного моря) куда выгоднее и надежнее, чем «Nabucco».

Очевидно, что нельзя забывать и о том, что проект «Nabucco» не более, чем на несколько процентов экономически оправдан: куда больше он несет под собой чисто «политический замес», на котором целый ряд европейских стран (особенно Восточной Европы) хотят одновременно и лишний раз «понравиться» Соединенным Штатам, и побольнее уколоть Россию.

Интересно, что особое рвение к осуществлению проекта «Nabucco» проявляет сейчас Чехия, которая за свои шесть месяцев председательства в ЕС старается придать процессу прокладки газопровода необратимый характер. Именно в Праге вскоре пройдет саммит стран-участниц «Nabucco», и именно чешская сторона полностью поддерживает этот проект, постоянно напоминая о возможных новых «российско-украинских газовых разборках», которые будущей зимой вновь могут поставить якобы Европу в трудное положение.

Есть и еще одна важная загвоздка, которая мешает Европе серьезно начинать работы по прокладке «Nabucco». Даже если и удастся найти средства на начальные работы, до сих пор у ЕС нет четких гарантий от Туркменистана по поставкам требуемого количества газа по данной трубе. Без туркменского, а затем — и казахстанского газа проект «Nabucco» вообще бессмыслен, но вот гарантий того, что природный газ из Центральной Азии будет подаваться именно по транскаспийской трубе, на сегодняшний день нет никаких.
По существу, только Азербайджан готов поставлять свой газ по этому трубопроводу. Но при этом Баку не намерен ничего вкладывать в это строительство, как и не намерен себя ограничивать только трубой «Nabucco», планируя поставлять газ также и по другим маршрутам.

Так, к примеру, сейчас Азербайджан готов продавать свой газ в Грецию транзитом через Турцию и никакими туркменскими и казахстанскими газовыми потоками будущего себя не связывать. Здесь, правда, уже возникли проблемы с разностью цен, по которым Азербайджан продает газ своим «братьям» в Турции. Они намного ниже тех, что предлагается поставлять «обычным коммерческим партнерам» в Грецию.
Европейские комиссары-посланники регулярно наведываются в Центральную Азию, ведут переговоры и галантно обхаживают президента Туркменистана Бердымухамедова, но до сих пор он выражает свою готовность посодействовать «Nabucco» только теоретически, не беря, по существу, на себя никаких обязательств и не стремясь нарушать свои уже взятые ранее обязательства для поставок газа через Россию в Европу и на юг в Иран.

Турецкий барьер становится все выше и выше

И, наконец, об еще одной крайне важной проблеме, которую придется решать ЕС, а также тем странам Центральной Азии и Закавказья, которые все-таки решатся иметь дело с проектом «Nabucco». Речь идет о позиции Турции, которая уже сегодня вызывает большие опасения и тревогу практически у всех участников предполагаемого газового проекта.

Начнем с того, что Турция полностью поддерживает проект «Nabucco» и готова сотрудничать по нему и со странами ЕС, и с государствами Центральной Азии. Турецкий министр энергетики Гюлер всячески пытается подтолкнуть Евросоюз к более активным действиям по проекту «Nabucco», а также убеждает государства Центральной Азии в том, чтобы они как можно быстрее приняли решение и дали гарантии по поставкам газа через эту трубу.

При этом Турция намерена играть роль чуть ли не главного транзитного узла на пути центральноазиатского газа в Европу, а заодно торговать этим газом с выгодным для себя «наваром». Также Турция намерена, по существу, диктовать свои политические условия надежного газового транзита для ЕС, исходя из той позиции, которую будет занимать единая Европа в отношении принятия в свои ряды Турции.

Турецкая сторона между тем считает, что вступление Турции в ЕС и надежный газовый транзит из региона Каспия в Европу — более, чем взаимосвязанные вопросы, а посему в Брюсселе не плохо было бы с этим считаться.

Брюссель действительно турецкую позицию стал учитывать, но вовсе не в том контексте, на который рассчитывала Анкара. Так, ЕС сейчас всерьез рассматривает доставку природного газа из района Каспия через Азербайджан, Грузию, дно Черного моря, территорию Украины и далее в Центральную Европу. Турция в этом плане будет полностью в стороне, и тем самым турецкое руководство теряет какие-либо рычаги влияния на политическую позицию Евросоюза.

Показательно, что такой поход Евросоюза уже поддержали Соединенные Штаты, которые не хотели бы дополнительных трений между ЕС и Турцией, тем более в осуществлении столь важного с политической точки зрения проекта, как «Nabucco». В Вашингтоне всерьез опасаются, что Европа может стать вновь своего рода заложником, только на этот раз уже не трений между Россией и Украиной, а «турецкого транзита».
Есть еще две важные проблемы, которые затрагивают и будущее самого проекта «Nabucco», и возможной роли в нем Турции. Прежде всего это возможное участие в проекте Ирана, против чего Соединенные Штаты выступают по-прежнему довольно жестко. Те «мирные увертюры», с которыми к иранскому руководству обратился недавно президент США Обама, пока никак не отражаются на внешнеполитическом курсе Вашингтона и уж особенно — на возможности Ирана поставлять свой природный газ в Европу.

Да и в самом Иране пока нет четкой и ясной позиции относительно того, участвовать ли в таком проекте, как «Nabucco», и насколько таким участием можно было бы получить Тегерану выгодные для себя как политические, так и экономические дивиденды.
Не хотели бы в Тегеране и усиления транзитной роли в регионе Турции, тем более если иранский газ именно через турецкую территорию стал бы попадать в Европу (хотя сама Турция очень даже заинтересована в участии в таком проекте Ирана). Да и европейцы, опасаясь жесткой позиции Вашингтона, не хотели бы форсировать участие Ирана в проекте «Nabucco», как бы что с финансовой, что с экономической точки зрения это для них не было бы выгодно.

Другой проблемой для «Nabucco» и Турции может стать желание Соединенных Штатов по мере вывода своих войск из Ирака постепенно подтягивать к региональным экономическим проектам эту страну. Разумеется, на территории Ирака требуется для этого прокладывать соответствующую инфраструктуру, трубопроводы, охранять их от диверсий и разрушения, но по крайней мере теоретически подобное сотрудничество вполне может быть осуществлено.

Турция же в свою очередь не прочь, чтобы газ из Ирака шел через ее территорию далее в Европу. Но и в этом случае Анкара попытается стать главным «газораспределителем» в регионе, что в очередной раз может вызвать неудовольствие и в Вашингтоне, и в Брюсселе.

В результате, сдвинуть с мертвой точки проект «Nabucco» и подтолкнуть его к реальному, а не к декларативному осуществлению может только сильнейшая политическая воля основных его «газовых игроков» — стран ЕС, Центральной Азии и Азербайджана, и Соединенных Штатов. Только если будет найден какой-то разумный компромисс между всеми этими тремя силами, у «Nabucco» есть шанс со страниц многочисленных и ни к чему на деле не обязывающих межправительственных договоренностей перейти в практическую плоскость и начать прокладку транскаспийской трубы, каких бы трудностей и денег это ни стоило.

Об этом пишет «Деловая неделя».

Кризисный ландшафт: Геополитика дешевой нефти

Опубликовано от wpmrРубрики:Бизнес, Персоналии, Политика

Джордж Сорос, Ведомости:  Судьба вдруг отвернулась от нефтедобывающих стран. Профициты, к которым они привыкли за минувшие годы, обернулись дефицитом, их суверенные фонды понесли значительные убытки, а валютные резервы сильно сократились. Не думаю, что это плохая новость для мира в целом, но для стран — экспортеров нефти час расплаты, похоже, близок.
Некоторые из богатых нефтью стран, особенно Иран, Венесуэла и Россия, были в минувшие годы противниками сложившегося мирового порядка. После снижения цен на нефть у них все меньше возможностей строить дипломатические интриги. А президенту Венесуэлы Уго Чавесу при цене $40 за баррель стало значительно труднее спонсировать «боливарианские революции».
Но не только государства, недовольные глобальным статус-кво, столкнулись с тем, что падение цен на нефть бросает вызов их амбициям. Падение цен ударило по странам Персидского залива, поскольку их частный сектор, в том числе ряд банков, был подвержен чрезмерному риску. Планы интенсивного развития и диверсификации экономики пришлось отложить. Амбициозные планы руководства Дубая, например, превратили его в самый впечатляющий в мире пузырь на рынке недвижимости. Теперь придется спасать рынок с помощью источников финансирования из соседнего Абу-Даби.
То, что у Ирана стало меньше возможностей поддерживать экстремистские и террористические движения в соседних странах, уже принесло положительный эффект как для Ближнего Востока, так и для всего мира. С этой точки зрения падение нефтяных цен может оказаться даже благом. Присмиревший Иран может оказаться более открытым для предложений, которые Барак Обама, возможно, планирует выдвинуть.
Ограничение финансового влияния Ирана уже положительно сказалось на политической стабильности и безопасности Ирака. Падающие нефтяные цены увеличивают шансы того, что в июне 2009 г. иранский президент Махмуд Ахмадинеджад не будет переизбран и его сменит более разумный лидер, благодаря которому переговоры с Западом будут проходить в менее напряженной атмосфере. Сирия также, вероятно, станет более расположенной к договоренностям.
Так что отчасти благодаря падающим ценам на нефть дела на Ближнем Востоке могут сдвинуться с мертвой точки. Возможно, появится даже надежда на урегулирование палестинской проблемы, которой администрация Буша пренебрегала, несмотря на рост напряжения в регионе после недавнего вторжения Израиля в сектор Газа.
А вот Россия из-за падения нефтяных доходов может, напротив, обернуться еще большей опасностью. При Владимире Путине национализм сменил коммунизм в роли господствующей идеологии. Властители Кремля играют в пугающую геополитическую игру, пытаясь хотя бы частично вернуть былое могущество советских времен.
Кремль использует свой контроль над природными ресурсами в нескольких целях: снова сделать Россию серьезной политической силой; обеспечить себе политический контроль внутри страны; самообогатиться; подкупить и подчинить власти бывших советских республик, чтобы получить контроль над их запасами нефти и газа. Эти цели дополняют друг друга, а все вместе они представляют новый порядок, родившийся из хаоса. Это фальшивая демократия, построенная на доступе к нефти.
Кульминация геополитической силовой игры наступила в августе 2008 г. во время вооруженного конфликта с Грузией. Утверждение российской геополитической значимости и нападки на Запад сделали Путина крайне популярным у российского общества. Но, хотя вторжение в Грузию оказалось успешным и в политическом, и в военном плане, оно вызвало неожиданные финансовые последствия.
Капитал побежал из России. Фондовый рынок начал стремительное падение, а рубль стал слабеть. Совпав по времени с мировым финансовым кризисом, последствия войны оказались катастрофическими. Череда margin calls обнажила роковой изъян путинского режима: у бизнеса не было доверия к режиму из-за его произвола. Предприниматели держали деньги за границей, а свой бизнес вели на заемные средства. Margin calls вылились в ряд дефолтов, изменивших экономический ландшафт.
Учитывая, что в ближайшее время низкие цены на нефть скорее всего сохранятся, режим не сможет соответствовать экономическим запросам общества. Главный вопрос для остальных стран — как поведет себя Россия.
Следует признать, что в Кремле работают сегодня не осторожные бюрократы советских времен, а авантюристы, которые в свое время сильно рисковали, чтобы добиться того, что имеют сейчас. Очень возможно, что они воспользуются огромной властью государства, которой они полностью располагают. Пока цены на энергоносители не начнут расти, а российская экономика — восстанавливаться, это может обернуться новыми военными авантюрами за рубежом и усилением репрессий внутри страны.

Автор — председатель совета директоров Soros Fund Management

Адрес публикации: http://www.warandpeace.ru/ru/commentaries/view/32686/

Ковыкта — потом и даром

Опубликовано от wpmrРубрики:Бизнес, Политика

РОСБАЛТ: Кризис поставил точку на затянувшихся переговорах между «Газпромом» и ТНК-ВР о продаже газовому монополисту Ковыктинского газоконденсатного месторождения. Видимо, отягощенный многомиллиардным долгом «Газпром» трезво оценил свои силы и решил не тратить деньги на покупку, когда лицензия все равно достанется монополии. Впрочем, разработка Ковыкты – дело не ближайшего будущего.

В 2006-2008 годах «Газпром», подпитываемый как мощнейшим административным ресурсом, так и высокими сырьевыми ценами и спросом на энергоносители, решил поставить под свой контроль несколько крупнейших частных проектов в области добычи нефти и газа. Концерн приобрел у Романа Абрамовича контроль в нефтяной компании «Сибнефть», консорциум в составе Royal Dutch Shell, Mitsui и Mitsubishi были вынуждены продать «Сахалин-2». Монополист стал акционером небольших газодобывающих компаний и отказался поделиться с иностранными партнерами частью контроля в Штокмановском проекте. Наконец, «Газпром» попытался добиться перехода в свое распоряжение акций «Русиа Петролеум», которая владеет лицензией на Ковыкту.

Контрольный пакет «Русиа Петролеум» принадлежит ТНК-ВР. Еще до создания российско-британского холдинга и ТНК, и ВР покупали доли в «Русиа Петролеум» с прицелом на стремительно растущий китайский рынок газа, а Ковыкта представлялась им на 90% экспортным проектом. Месторождение с запасами примерно 2,2 триллиона кубометров газа не имеет смысла подключать лишь к российской системе газоснабжения — на внутреннем рынке нет столь высокого спроса, способного окупить инвестиции. Однако уже после создания холдинга и начала работ на месторождении ТНК-ВР оказалась отрезана от экспортных каналов.

Несколько лет назад российские власти решили, что единственным экспортером газа в стране является «Газпром», а все остальные добывающие компании должны продавать ему сырье. Таким образом, для того, чтобы начать промышленное освоение Ковыкты, ТНК-ВР предстояло договориться с газовым монополистом о строительстве трубопровода в Китай – в противном случае, российско-британскому холдингу просто некуда было бы поставлять добываемый на месторождении газ. При этом газовый монополист, в свою очередь, неоднократно напоминал, что освоение Ковыкты не является его приоритетом. Такая пикировка заявлениями, по сути, и стала началом торгов вокруг месторождения.

На ТНК-ВР начали давить российские власти. Во-первых, они обнаружили разнообразные технические и экологические нарушения, допущенные при разработке месторождения. Во-вторых, и это главное, согласно лицензионным условиям, еще с 2006 года «Русиа Петролеум» должна была начать промышленную добычу в объеме 9 млрд кубометров газа в год. Однако, так как в регионе столько топлива просто не нужно, а трубы в Китай нет, добыча на Ковыкте составляла всего 33,8 млн кубометров в год. ТНК-ВР предложила властям изменить условия лицензии с учетом сложившихся обстоятельств, однако Роснедра отказались, заявив, что лицензия на Ковыкту, скорее всего, будет отозвана.

Это стало сигналом для ТНК-ВР о том, что необходимо договориться с «Газпромом» о продаже контрольной доли в «Русиа Петролеум». Рамочное соглашение о сделке было подписано еще летом 2007 года вместе с меморандумом о создании стратегического альянса между «Газпромом» и «ТНК-ВР» для реализации проектов в России и на мировом рынке. Однако за полтора года сторонам так и не удалось договориться. Помешал конфликт акционеров внутри самой ТНК-ВР, который длился с весны по осень 2008 года. Также не удалось сойтись в вопросе о цене. Российско-британский холдинг хотел получить за лицензию не менее $1 млрд, но «Газпром» был готов расстаться не более чем с $700-800 млн. Однако и эта сумма, похоже, оказалась слишком большой для газового монополиста, который уже недополучил более $2 млрд из-за газовой войны с Украиной. Кроме того, «Газпрому» предстоит пережить сильное сокращение экспортной выручки из-за падения цен на нефть. Также компании необходимы средства на обслуживание долга, который уже превышает 1 трлн руб. Судя по всему, монополии сейчас не время думать о крупных покупках.

«Газпром» еще в конце 2008 года предупреждал о необходимости пересмотра условий сделки. А на этой неделе глава ВР Тони Хейворд охарактеризовал переговоры, как «глубоко замороженные». «Мы посмотрим, когда мы сможем вернуться к переговорам, но я не питал бы слишком больших надежд», — сказал руководитель британской компании. «В условиях стагнации отрасли это ожидаемо. Потенциально это может привести к тому, что ТНК-ВР потеряет лицензию», — пишут аналитики ВТБ-Капитал. В «Атоне» говорят, что неясно, будут ли возобновлены переговоры между «Газпромом» и ТНК-ВР. «При этом государство не спешит отнимать лицензию у «Русиа Петролеум», хотя имеет на это все основания. «Газпром» тоже не спешит с покупкой. Денежные средства необходимы для других проектов, а Ковыкта может и подождать», — говорят аналитики.

Остановка переговоров только на руку «Газпрому», уверены эксперты. Ведь Минприроды, подтвердившее осенью свое намерение отозвать лицензию у «Русиа Петролеум», может это сделать в любую минуту. После этого месторождение без конкурса скорее всего получит «Газпром». Закон «О газоснабжении» позволяет газовому монополисту получать вне конкурсных процедур месторождения, включенные в перечень стратегических запасов природных ресурсов, в который входит и Ковыкта. Понятно, что пока ТНК-ВР обещала продать лицензию за приемлемую цену, власти не торопились с отзывом лицензии. Но выяснив, что переговоры заморожены, в отношении ТНК-ВР могут запустить карающий механизм, после чего месторождение достанется «Газпрому».

Не беда, что Ковыкта сейчас не вписывается в бюджет газовой компании. Аналитики ВТБ-Капитал отмечают, что так как Ковыкта включена в стратегический перечень, то ее освоение никак не обойдется без «Газпрома» — неважно, сейчас или потом. Но «потом», отмечают эксперты – это все же более реалистичный вариант: у «Газпрома» нет сейчас лишних денег, да и невыгодно начинать новый проект в эпоху краха цен на энергоносители.

Андрей Михайлов

Энергетика и мировой кризис. Кризис обязательно совершит революцию в технологиях промышленности, энергетике и труде

Опубликовано от wpmrРубрики:Бизнес, Политика

Василий Колташов: Нефть почти безраздельно господствует еще в энергетике планеты. Но время ее уходит безвозвратно. Глобальный кризис заканчивает одну экономическую эпоху и открывает другую. Какие перемены он готовит? От каких источников энергии мир откажется и к чему придет? Какие технологические новшества помогут побороть кризис? Что изменится в обществе и экономике?

Максимального уровня цена нефти достигла 11 июля. Баррель «черного золота» стал стоить $147,27. Экспортеры нефти торжествовали. Они не сомневались, что нефть будет дорожать и дальше. Это им обещали политики и эксперты. К концу года нефть должна была дойти до $200 за баррель. Министерство финансов РФ уверяло: углеводороды не подешевеют ранее 2011-2012 годов. В это верили почти все. Казалось, подобному сценарию не существовало альтернативы.

Нефть начала быстро дешеветь летом. К августу она упала ниже $115. В октябре колебалась уже в районе $60 за баррель. К декабрю стоимость «черного золота» оказалась ниже $50. С ноября 2007 года по ноябрь 2008 года экспорт нефти из России сократился на 17,6%. Место вчерашнего оптимизма заняла возрастающая тревога. Сырьевые корпорации ожидали новых потерь прибыли. Потребители нефти также небыли спокойны. Первоначальное предположение, что снижение стоимости «черного золота» облегчит ситуацию в мировом хозяйстве, не оправдалось. Нефть падала вместе с фондовыми рынками планеты и потребительским спросом. Она не облегчала положения индустрии и рядовых потребителей, а отражала дальнейшее его ухудшение.

Накануне глобального кризиса мир свято верил в нефть. В конце 2007 года казалось, что рост потребления углеводородов на планете будет подниматься дальше. Нефть вошла в хозяйственную жизнь так давно, что никто не помнил о том, какой несокрушимой выглядела в конце 19 столетия вера в силу угля и паровой машины. Все забыли о том, как страшный экономический кризис 1899-1904 годов похоронил паровое будущее. В 20 веке доля нефти в общем потреблении энергоресурсов возрастала. В 1900 году она составляла всего 3%. В 1939 году была уже на уровне 17,5%. В 1972 году равнялась 41,5%. В 2000 году добралось до 65%, поднимаясь дальше. Аналитики уверяли: к 2030 году доля нефти в глобальном потреблении энергоресурсов увеличится до 84%.

Стоимость нефти поднималась вместе с ростом потребления. В 2003 году из-за войны в Ираке она подскочила до $30 за баррель. В 2004 году прошла отметку $40. В начале 2008 года нефть стоила уже $100. Рост цен на «черное золото» беспокоил потребителей. В США и ЕС были разработаны и запущенны дорогостоящие проекты получения биологической замены бензину и дизельному топливу. В производство биотоплива вкладывались миллиарды. Однако выращивание на огромных плантациях растений для изготовления спиртов (биоэтанола и биобутанола) не только наносило вред экологии, но являлось убыточным экономически.

Биотопливные проекты держались на огромных субсидиях и дорогой нефти. Правительства полагали, что они помогают сдерживать рост цен на нефть. Но в общемировом потреблении жидких топлив биотопливо составляло всего 1,5%. Как только углеводороды начали дешеветь иллюзии, связанные с биотопливом стали рассыпаться. Европа первой отказалась от своих намерений наращивать долю потребляемого биотоплива, «вытесняя» нефть. Казалось, глобальный кризис расставил над «Ь> все точки рационального понимания. Однако человечество по-прежнему осталось в энергетическом тупике. Запасы нефти были ограничены. Рост потребления углеводородов вел к резкому увеличению цен, что мешало удешевлению товаров.

Со времени кризисной полосы 1969-1982 годов глобальная экономика сильно изменилась. Прежде сырьевая периферия мира (страны «Юга») стала индустриальной. Сотни миллионов крестьян превратились в промышленных рабочих. Выросла армия офисных служащих. Возрос объем мировой торговли. При этом главными рынками сбыта остались США и государства ЕС. На них суммарно приходилось к началу кризиса порядка 65% мирового потребления. Но вынос индустрии из этих стран сокращал доходы работников. В этом состояло главное противоречие кризиса открывшегося в 2008 году.

К концу второго десятилетия финансовой глобализации проявилось колоссальное перенакопление капитала. Корпорации не могли выгодно инвестировать его в реальный сектор из-за ограниченности мирового спроса. Средства пошли на покупку ценных бумаг и кредитное поддержание потребителей, прежде всего американцев и европейцев. Долговой пузырь первым лопнул в США, где разразился «народный дефолт». Спустя немного времени аналогичные процессы стали проявляться в других странах. Средние слои не справлялись с долгами. Бумаги обесценивались. Фондовые рынки потеряли устойчивость. Возросла инфляция, еще более подрывая спрос. Кризис нанес первые удары по мировой индустрии, подтолкнув повышение безработицы.

Чтобы угнаться за ускользающим потребителем производители должны найти радикальный способ удешевления товаров. Это непростая задача, на решение которой потребуется время. Ресурс сокращения издержек за счет низкой оплаты труда в странах периферии подошел к концу. Его еще пытаются использовать, девальвировав местные валюты, чтобы обвалить зарплаты трудящихся и снизить производственные издержки. Безрезультатность подобных мер проявится очень быстро. Они лишь обрушат потребление, еще боле осложнив реализацию товаров.

Единственным выходом в условиях сжатия глобального спроса являются более высокие индустриальные технологии, означающие увеличение энергопотребления в мире. Для выхода на кривую роста глобальной экономике нужно много дешевой энергии. Однако перемены не могут свестись лишь к технологиям. Как минимум должна смениться экономическая модель капитализма, измениться производственные отношения.

Нефть не может служить решением. Надежды корпораций-экспортеров на возобновление роста стоимости углеводородов по завершении хозяйственной дестабилизации лишены оснований. Случись подобное, и мировая экономика вновь ввалится в тяжелый кризис. Без качественных прорывов в энергетике кризис не удастся преодолеть: потребители останутся слишком слабыми, товары не найдут нужного числа покупателей. Развитие текущего кризиса усугубит ситуацию. Вслед за надвигающейся девальвацией доллара, сбыт на американском рынке станет более проблематичен.

Правительства большинства стран пока верно следуют неолиберальным курсом, повторяя заклинания о всемогуществе свободного рынка. Конец старой системы капитализма ими еще далеко не осознан. Когда все полумеры будут опробованы, положение в мировом хозяйстве не улучшится. Всеобщее возмущение сделается негасимым. Придет время реальной антикризисной политики. Строиться она будет не только на удешевлении товаров за счет неизбежной технологической революции. Потребуется новое (не монетаристское) регулирование экономикой. Основной его задачей будет стимулирование потребления. Ценность рынков сбыта по сравнению с зонами дешевого производства возрастет. Правительства вынуждены будут создавать, и оберегать национальные рынки, а не подрывать их рост в погоне за дешевым трудом при внешнем сбыте товаров. Капитал сделается заложником эксплуатируемого класса как основного потребителя.

В новой энергетической революции, способной дать толчок к преодолению кризиса, нет ничего невозможного. В период 1899-1904 годов человечество уже находило выход из парового «энергетического тупика». Тогда прорыв совершился за счет электроэнергетики, бензиновых и дизельных двигателей. Какую технологическую революции подготовляет настоящее?

Еще не ясно, что за источники энергии и двигатели придут на смену современным. Возможно, ядерная электроэнергетика не лишена перспектив. Низкий КПД (максимум 40%) солнечных батарей и невозможность получать с их помощью много энергии пока не оставляет им шанса. Может быть, решение будет найдено за счет получения атмосферного электричества. Ничего нельзя сказать точно. Ясно одно: кризис обязательно совершит революцию в технологиях промышленности, энергетике и труде. «Чудо» произойдет на наших глазах. Вместе с ним совершится и другое чудо — чудо социальных перемен.

Василий Колташов, руководитель Центра экономических исследований Института глобализации и социальных движений (ИГСО)

Адрес публикации: http://www.warandpeace.ru/ru/commentaries/view/30512/

Весной нефть будет стоить как положено

Опубликовано от wpmrРубрики:Бизнес, Персоналии, Политика

Ytro.ru: Дальнейшее развитие кризиса в России в значительной степени будет зависеть от ситуации на нефтяных рынках. Какой будет цена черного золота в будущем году? Как будут чувствовать себя российские нефтяные компании, а вместе с ними и вся экономика страны? Свое мнение на этот счет «Yтрy» изложил президент Союза нефтегазопромышленников России, председатель правления межгосударственной нефтяной компании «СоюзНефтеГаз» Юрий Шафраник.

«Yтро»: Каковы ваши прогнозы относительно динамики изменения мировых цен на нефть? Судя по котировкам фьючерсных контрактов, в следующем году возможно достижение уровней $25 — $30 за баррель по нефти Brent.

Юрий Шафраник: Нефтяные цены зависят от целого ряда факторов, и строить прогнозы на основании лишь одного из них – дело неблагодарное. Возьму на себя смелость предположить, что к марту – апрелю 2009 г. цена в $60 за баррель будет устойчивой. В последние пять лет основным фактором по влиянию на цены был финансово-спекулятивный капитал. И как только этот пузырь лопнул, цены спикировали. Еще на июльской встрече G8 в Японии звучали официальные предложения: срочно обратиться к странам-призводителям углеводородного сырья с просьбой об увеличении объема добычи нефти, чтобы влиять на цены, которые угнетают экономику. А уже 1 ноября «открылась» истина – на нефтяной и весь мировой рынок давил не объем нефти, а финансово-спекулятивный капитал. Это было известно и ранее по экспертным оценкам. Ваш покорный слуга в мае текущего года в одном из интервью отмечал, что на 35% — 40% цена на нефть завышена из-за присутствия в ней составляющей спекулятивного капитала. Сейчас выяснилось, что она составляла более 50%. Поэтому, возвращаясь к экспертной оценке на будущее, повторю: в марте — апреле нефть будет стоить $60 за баррель с тенденцией дальнейшего роста.

Какие в ближайшее время возможны колебания на рынке и до каких уровней, тут я не берусь судить. В методическом плане важнее брать устоявшиеся усредненные параметры – по прошедшему периоду, по обозначившейся тенденции. Цена в последние пять лет в основном зависела не от спроса и предложения, не от объемов добычи нефти странами ОПЕК, а от влияния на нее финансово-спекулятивного капитала. Вдобавок мы находимся в условиях продолжающегося мирового финансового кризиса. Говорить о котировках в этих условиях — дело неблагодарное.

«Y»: И все же, вероятность падение цены на нефть до уровня $25 — $30 за баррель реальна?

Ю.Ш.: Колебания возможны. До $30 за баррель нефти могут опуститься цены, но это маловероятно. Колебания – это не устоявшаяся цена. Они были, есть и будут. Кстати, ведь нынешнее падение цен предсказывалось: два или три года назад на пресс-конференции, отвечая на вопросы журналистов, я говорил, что в 2008 г. на рынке может быть существенный спад по ценам.

«Y»: Почему именно март-апрель определяется вами как отправная точка роста?

Ю.Ш.: Фактор влияния финансово-спекулятивного капитала почти исчез. Мировая финансовая система устоится за эти месяцы, придет к стабильности. Уверен, что ОПЕК предпримет шаги по ограничению добычи, и правильно сделает. Кроме того, накопилось недофинансирование нефтегазовой отрасли в мире, и это произошло при высоких ценах на нефть. И если сейчас не принять меры к тому, чтобы цены были не ниже хотя бы уровня рентабельности (а это $60 за баррель), то недофинансирование станет действительно катастрофическим. Тогда через два года цена на нефть может «улететь» и за $250 за баррель. Но в этом случае главным будет уже фактор спроса-предложения. Подчеркну, это предположения, размышления вслух, а не категорическое утверждение.

Безусловно, на данном отрезке времени (конец 2008 – первая половина 2009 года) будет очень важна позиция ОПЕК, но главное – позиция Саудовской Аравии. При этом возможны два крайних сценария развития ситуации. Первый: если Саудовская Аравия не будет действовать согласованно с другими странами, входящими в ОПЕК, не будет поддерживать потребности нефтегазовой индустрии мира, то мировая цена на нефть может опуститься и до $30 за баррель. Второй: если Саудовская Аравия будет действовать согласованно с другими добывающими странами и выполнять решения ОПЕК, то цена на нефть весной 2009 г. составит не менее $60 за баррель, а затем будет наблюдаться тенденция к ее росту. Как никогда мы сегодня зависим от мирового нефтяного ценового фактора и, в первую очередь, от поведения Саудовской Аравии.

«Y»: Саудовской Аравии нужна такая политика? По идее, эта страна не менее остальных должна быть заинтересована в высоких ценах…

Ю.Ш.: Саудовская Аравия – самый влиятельный игрок, имеющий достаточные резервы, но в то же время это государство – «вещь в себе», поскольку может оперативно как остановить добычу нефти, так и снова ее начать. Это невозможно в других частях света, в том числе и у нас. Другие производители нефти могут влиять на объемы ее добычи гибко, но опосредованно, в течение года, а Саудовская Аравия может это делать быстро и жестко, не обязательно следуя решениям ОПЕК, как это уже было однажды, в 1980-е годы. Она будет играть в свою игру. Поэтому даже при реализации общей политики «снизить добычу» можно не добиться реального ее снижения. Это объясняется тем, что когда уважаемые мною министры арабских стран, а я с каждым из них знаком не менее десяти лет, что-то делают, они никогда не делают это в ущерб интересам своих стран. Этим определяются их действия. У них огромный аналитический аппарат. Они точно знают, что от их решений зависит благосостояние их стран, и я эти решения высоко ценю. И если мы не понимаем до конца, почему они поступают так, а не иначе, извините, значит, мы многого не знаем. Ни вы, ни я не можем сказать, как государства ОПЕК получают компенсацию за финансовые потери от снижения объемов продаж нефти и что за счет этого у них улучшается в других отраслях экономики и в других вопросах.

«Y»: Падение мировых цен не может не сказаться на российских нефтяных компаниях. На каком уровне начнется существенное падение рентабельности добычи?

Ю.Ш.: Нефть и газ как товар настолько важны для мира, что их можно сравнивать с кровью в венах живого организма. Этот товар был, есть и будет нужен. Нефтяная и газовая промышленность будет существовать. Главный вопрос — в каком объеме. Отрасль недофинансирована. Пока запасов хватает, но не подготовлены к разработке новые месторождения. Для пуска конкретного месторождения понадобится средств в три раза больше, чем десять лет назад. За последние десять лет затраты выросли в несколько раз. Как только мы превысили устоявшуюся ценовую планку, допустим, $60 за баррель (уровень в $60 мы прошли три года назад), а через три года опускаемся ниже этого уровня, то это очень плохо не только для нефтяников, но и для всех.

Нефтяная отрасль капиталоемка и инертна, в предыдущие десятилетия в нее вложили такие огромные средства, что она выживет. Просто сократятся объемы добычи нефти, но скважины будут работать и свою, пусть небольшую, рентабельность сохранят. Другое дело, что отрасль «срежет» все инвестиции, остановит бурение, не будет обустраивать новые месторождения. Далее по цепочке не пойдет заказ на оборудование, не будут работать трубопрокатные заводы, прекратится геологоразведка и т.д. Вот тогда могут возникнуть серьезные проблемы с реализацией перехода экономики от этапа стабилизации к этапу развития.

«Y»: И все-таки, готова ли российская нефтянка к кардинальному снижению цен на сырье?

Ю.Ш.: К этому никто не готов, и всем от этого больно. Никому не хочется снижать добычу. Другие отрасли страны, считаю, тем более не готовы. Цена ниже $60 за баррель нефти болезненна для всей нашей экономики. Необходимо принимать все меры к тому, чтобы влиять на цены на нефть и максимально снизить ущерб от падения. Но сегодня влияние с нашей стороны, как и у ОПЕК, на мировые цены на нефть очень опосредованное и небольшое. Правильными действиями текущего момента, на мой взгляд, являются не наращивание добычи нефти и, может быть, даже снижение объемов ее экспорта, но ни в коем случае не снижение объемов инвестиционных программ и проектов нефтяных и газовых компаний. Когда снижаются цены на нефть, не надо быть благодетелем всего мира и стремиться наращивать ее добычу. А вот обустраивать, подготавливать новые месторождения к работе нужно уже сегодня. Иначе через три – пять лет мы не сможем получить необходимых объемов добычи. Тогда о каком нашем влиянии на мировые цены на нефть мы будем с вами говорить? Не допустить снижения объемов реализации инвестиционных программ бурения и обустройства месторождений в 2009 г. ниже уровня 2008 г. – главная задача четвертого квартала и всего 2009 года.

«Y»: На ваш взгляд, в нынешней ситуации какова судьба восточносибирских месторождений, Восточной экспортной трубы и российско-китайских отношений в части нефтяных поставок?

Ю.Ш.: Акцент в вашем вопросе несколько смещен. У нас нет серьезных альтернативных вариантов. Тюмень была и остается главной нефтегазовой житницей страны на ближайшие 25 лет. Здесь есть ресурсы, и надо ими заниматься. Но Восточная Сибирь тоже должна развиваться. Запустить это развитие неимоверно тяжело. Вот как раз здесь и возникает тема создания условий для прямых инвестиций. Не надо замахиваться на создание таких условий в масштабах всей России. Конкретное место приложения усилий – Восточная Сибирь, все должно развиваться вдоль строящегося на восток нефтепровода. Для этого есть определенные механизмы и меры. Главный тезис развития – создать чрезвычайную инвестиционную привлекательность на этом блоке.

«Y»: Но, согласитесь, «должна быть» и «будет» – это разные вещи.

Ю.Ш.: Еще раз подчеркну: все будет зависеть от конкретных шагов. Скажем, меры, которые приняты сейчас – о налоговых каникулах на разведку и ввод новых месторождений, – это только 10% от того, что следовало бы принять.

«Y»: Не приведет ли падение цен на энергоносители к снижению мирового экономического и политического влияния России?

Ю.Ш.: Такое развитие событий вполне допустимо. Но для этого нужно крепко «постараться». Хочу сделать небольшой экскурс в историю. В 50-е и 60-е годы, когда в России не хватало нефти даже на внутреннее потребление, в стране развивались атомная промышленность, гидроэнергетика, морской и океанский, в том числе и ледокольный флот, не говоря о космосе и военной промышленности, в которой до сих пор используются разработки 60-х годов. У нас есть великий исторический пример того, что влияние России должно измеряться не только наличием у нее нефти и стоимостью этой нефти, а реализованными возможностями. А упадет влияние или нет – вопрос не ко мне. Это зависит от мобилизованности и жесткости принимаемых мер.

«Y»: Но вы же сами сказали, если нефть будет дешевой, для всей экономики случится коллапс, а сейчас говорите, что нефть не так и важна – как эти две сентенции соединить?

Ю.Ш.: А не надо соединять. Весь вопрос в мерах. Если не примешь меры, будет коллапс. Примешь меры, коллапса не произойдет. Кризисы в мире были, есть и будут. Одних кризис повергает в уныние, других мобилизует.

«Y»: Возможно, тогда следует принимать меры для развития не только нефтянки, а и других отраслей?

Ю.Ш.: Никто из нефтегазового мира не зарится на те ресурсы, которые получает государство от нефти и газа. Вот если сейчас все финансы пустить на спасение так называемого фондового рынка, значит, мы опять сделаем не то. А если все эти деньги правильно использовать на развитие отраслей и прямые инвестиционные проекты, которые оживляют другие отрасли экономики, то это будет нормально. Это будут рабочие места, это будет успех, это будут ядерные реакторы третьего или четвертого поколения.

Нужно делать так, чтобы прямые инвестиционные проекты были у нас более выгодны, чем в других странах. Где угодно, не обязательно в нефтегазовой промышленности. Безусловно, в кризисное время надо завершать институциональные и структурные реформы. Надо точно знать, что три параметра оценивают нефтяную и газовую компанию в мире: объем запасов и их эффективность, объем добычи и прибыль. Надо сохранить эффективность работы базовых структур нефтегазовой отрасли. А у нас нефтяные компании содержат массу непрофильных активов – от аэропортов и предприятий системного сервисного обслуживания до мелких обременяющих производств. Безусловно, нужно «сбросить» это все немедленно. Может быть даже за копейки, поскольку сейчас цены низкие, но сбросить. Пусть это непрофильные активы живут своей жизнью, развиваются, пусть туда приходит частный бизнес.

«Y»: А почему резкое снижение цен на сырую нефть так слабо отражается на цене на нефтепродукты? Стоит ли ждать более значительного понижения цен на топливо?

Ю.Ш.: Резкого понижения цен не произойдет. Этот финансовый кризис для нас с вами своеобразная точка отсчета. Я считаю, что мы этой осенью доели урожай Советского Союза. Мы работали на крупных месторождениях, введенных в эксплуатацию еще в советское время, все там было обустроено. И вот мы жили – запускали их, останавливали, дорабатывали что-то. Прежде всего, за последние десять лет затраты у нас выросли более чем в три раза. А на пуск новых месторождений нужны огромные деньги. Далее, мы вошли в эпоху дорогих ресурсов – и газа, и нефти. А значит, для того, чтобы развиваться, нужны огромные финансовые средства, в том числе и прибыль нефтяных компаний. Так, на запуск Ямальских газовых месторождений сегодня потребуется не менее $70 млрд, а пять лет назад надо было всего $25 — $30 миллиардов. Задача – стабилизировать цены и хоть немного их снизить.

«Y»: Стоит ли ожидать от государства налоговых послаблений для нефтегазовой отрасли?

Ю.Ш.: Это очень сложная тема. В целом налоговая реформа еще не завершена. Но то, что налоговое законодательство должно быть гибким и стимулирующим, а не «обдирающим», это, мне кажется, всем понятно. Стоит ли ждать налоговых послаблений? Я бы сказал, ждать ничего не стоит, а вот пытаться влиять и действовать с позиций гибкой налоговой схемы – да. Что такое гибкая налоговая схема? В стране около 50% фонда нефтяных скважин стоит. Это скважины на месторождениях с тяжелой нефтью в Татарии, на маленьких нерентабельных месторождениях в Дагестане, в Калмыкии, на шельфе. У нас много месторождений, на которых невыгодно добывать нефть при мировой цене на нее ниже $60 за баррель. Надо вводить налоговые льготы на отдельные месторождения, на запуск простаивающего, нерентабельного при низких мировых ценах на нефть фонда нефтяных скважин. Короче, нужно действовать.

«Y»: Вы сказали, что трата государственных денег на спасение фондового рынка – неправильное решение. Почему?

Ю.Ш.: В январе этого года мировой фондовый рынок оценивался в сумму свыше $60 триллионов. Наш рынок в это время оценивался чуть выше $2,3 триллиона. Мировой рынок упал в 1,8 раза, а мы упали более чем в три раза к концу октября. Это плохой показатель, но не драматичный. Потому что фондовый рынок затрагивает интересы не более 1% населения нашей страны, тогда как в Америке фондовый рынок интересует до 80% населения. Наш фондовый рынок находится на другой стадии развития, он неадекватный. В связи с этим нужна одна из мер, жесткая, но достойная России и в ее национальных интересах. Не надо бегать сейчас и спасать на вторичном рынке какие-то активы. Просто от лица государства, если мы считаем, что нефтегазовые активы в цене не упадут, взять и выкупить их тут же. Кто-то обвинит нас в национализации. Ну и пусть, но ведь мы будем действовать рыночно. Я думаю, что подобный поступок отвечает национальным интересам.

«Y»: То есть вместо выделения денег на погашение зарубежных долгов российских компаний…

Ю.Ш.: Надо просто купить целевым образом активы по устоявшейся сегодня рыночной цене. Только точечные, реальные активы, жестко и быстро. Тогда рынок моментом сам образумится. Разве можно с неадекватным фондовым рынком заниматься по западным принципам? Мы не западные, мы еще проходим свой курс обучения, а действовать обязаны самостоятельно.

Екатерина ТРОФИМОВА

Постоянный адрес статьи: http://www.utro.ru/articles/2008/12/08/785735.shtml

НОВАЯ ПЕРЕСДАЧА КАРТ МИРОВОЙ ИСТОРИИ. Кризис может привести к трансформации капитализма в олигархический «глобосоциализм»

Опубликовано от wpmrРубрики:Персоналии, Политика

Максим Калашников

БЛИЖАЙШИЙ АНАЛОГ – МЕГАКРИЗИС 1490–1560-х ГОДОВ

RPMonitor: «Хронораздел 1975–2025 гг.: новая пересдача карт мировой истории» – так озаглавлен новый доклад отечественного кризисолога и историка, директора Центра русских исследований Московского гуманитарного университета, профессора Андрея Фурсова.

Реальные аналоги нынешнего глобокризиса, считает А. Фурсов, нужно искать не в Великой депрессии 1930-х и не кризисе 1973–1983 годов, а в «периодах хронораздела». Ближайший к нам период подобного типа приходится на 1873–1933 годы. Именно в этот период сформировались «повестка дня ХХ века», все его основные силы и противоречия. Например, окончательно сформировался финансовый капитал и то, что не совсем удачно называют «мировой закулисой», оформились главные революционные движения, спецслужбы и организованная преступность, проявились основные противоречия на глобальной арене (англо-германские, германо-русские, англо-американские и т.д.) Однако нынешний «хронораздел» будет покруче предыдущего. Он типологически ближе к потрясениям 1490–1560-х годов, к эпохе смутного времени – перехода от феодализма к капитализму.

– Чем характеризуются такие «хронораздельные» периоды? – говорит Андрей Ильич. – Первое – это периоды экономического спада и роста цен.

Второе – это кризис старых структур власти.

Третье – это время роста пессимизма в обществе. Если брать начало XVI века, то это – религиозная Реформация. Если же смотреть на конец XIX столетия, то видно, насколько мрачны четыре главных фантастических романа Герберта Уэллса в сравнении с четырьмя основными романами писателя более раннего периода – Жюля Верна.

Четвертая черта хронораздела – нарастающее давление низов общества на его верхи.

Пятое – нарастание борьбы верхов за сохранение своих привилегий, как правило – с помощью диктатур.

Шестой момент состоит в обретении этими верхами социального и экономического пространства на уровень выше, чем у низов. Если брать XVI век, то это – создание Североатлантической мир-экономики, а если период 1873–1933 годов – это формирование собственно мировой экономики уже без всякого дефиса.

Поднимаясь на уровень выше, чем низы, правящая верхушка каждый раз получала дополнительное пространство для социально-экономической игры.

Седьмая черта – рост теневых и наднациональных структур управления.

Восьмая – демонтаж прежних социально-политических и экономических институтов.

Девятая – упадок старых социальных групп и подъем новых.

Десятая – кризис науки и образования…

ХРОНОРАЗДЕЛ НАШИХ ДНЕЙ

Фурсов оговаривается: 2025 год – дата условная. Зная момент начала нынешнего межвременья (1975-й, последний год нетронутого «капитализма с человеческим лицом»), мы еще не ведаем точно, когда закончится «пересдача карт». Но очень важно посмотреть на то, как проявляются пресловутые десять признаков смуты-хронораздела в наши дни.

Итак, экономический спад – налицо. При этом капиталистическую экономику лихорадит – с некоторыми ремиссиями – с 1973 года. Крушение СССР отчасти смягчило ситуацию, но ненадолго. Тот кризис, что разворачивается теперь, говорит сам за себя.

Кризис структур власти также очевиден. О кризисе нации-государства сейчас не пишет разве что ленивый. Наднациональные институты власти тоже переживают нелегкие времена. Так же, как, впрочем, и то, что называют «мировой закулисой» – Трехсторонняя комиссия, Бильдербергский клуб и др. Они были хороши в период борьбы за «удушение в объятьях» Советского Союза, а сейчас явно не справляются с возросшей сложностью мира. Налицо кризис светских прогрессистских идеологий, марксизма и либерализма. На более простом уровне научную фантастику с 1980-х заменила фэнтези. Глобальное давление низов – очевидный факт, в частности в виде исламского фундаментализма и народных движений в Латинской Америке. Но мы видим и контрнаступление верхов – «восстание элит». Признаки борьбы старых элит за сохранение старых привилегий, по словам Фурсова, видны в революционных изменениях военного дела, в резком усилении полицейских сил, в приватизации насилия (создание частных армий, спецслужб и даже тюрем), в наращивании военного потенциала США как гаранта позиций мирового капиталистического класса.

Обретение глобальными верхами нового пространства для маневра и торжества над низами – это современная глобализация (сам термин вошел в оборот в 1983 году).

– Глобализация – такой процесс производства и обмена, в котором благодаря господству в самом производстве невещественных, информационных факторов над вещественными капитал превращается в электронный сигнал и устраняет все преграды на своем пути: территориальные, пространственные, институциональные. Глобализация есть победа времени над пространством, – считает профессор Фурсов.

Он отмечает еще один признак хронораздела: рост влияния новых закулисных и теневых структур. Процесс этот развивается по мере отступления нации-государства. При этом старые социально-политические институты демонтируются – и нация-государство, и партии, и само гражданское общество. Очевиден упадок и размывание среднего класса во всем мире. Однако при этом на Западе поднимается и усиливается новый класс – корпоратократия. Параллельно формируются и новые низы – бедные иммигранты из стран Африки и Азии, которые должны заместить белые рабочие низы общества (этот процесс идет и в РФ). Наконец, в нынешнем мире наблюдается упадок образования и науки. Особенно – науки об обществе. Для нее характерно мелкотемье, вместо главных проблем изучаются гендерные отношения и сексуальные меньшинства. Здесь положение сродни ситуации с поздней средневековой схоластикой: целостность раздробилась на части, у которых нет универсального, связующего лексикона.

ГЛАВНАЯ ПРИЧИНА КРИЗИСА – КОРПОРАТОКРАТИЯ

Главной причиной нынешнего хронораздела Андрей Фурсов считает сознательный демонтаж капитализма верхушкой капиталистического класса ради сохранения своих привилегий – с помощью глобальной неолиберальной революции.

После Второй мировой войны на свет вышла молодая и очень хищная фракция мирового капиталистического класса – корпоратократия. Ее первое явление миру – свержение правительства Мосаддыка в Иране в 1953 году, проведенное в угоду не государственным, а корпорационным интересам. Именно корпоратократия разгромила Советский Союз в три пятилетки, создав у нас свою «пятую колонну» и сумев внедрить в сознание многих советских обществоведов характерный для западных политологии и социологии язык.

– Нейтрального знания не бывает! Если ты перенимаешь язык противника, то смотришь на мир его глазами, – убежден Андрей Ильич.

По его словам, корпоратократия стала терминатором не только для СССР (системного антикапитализма), но и… для самого капитализма. По-видимому, именно последнее и есть главная историческая миссия корпоратократов.

Верхушка капиталистического общества в роли могильщика капитализма? Но парадокса здесь нет. Как и всякая система, капитализм возникает, развивается, а теперь вот состарился и должен умереть. Жизненные резервы капитализма действительно исчерпаны. Ведь ему, во-первых, нужна некапиталистическая зона, каковую капитализм, как только снижается мировая норма прибыли, превращает в свою периферию – в колонии и полуколонии. Каждый раз, когда в ядре капитализма снижалась норма прибыли, он «открывал» новые пространства, превращая их в источники дешевой рабочей силы и в рынок сбыта для товаров. При этом в ядре капсистемы (в нынешних «развитых странах») поддерживались социальный мир и стабильность. За счет эксплуатации периферии в странах Запада создавались государства с социально ориентированной экономикой (государства всеобщего собеса – welfare state).

– В-третьих же, в капиталистических развитых странах существовала сложная институциональная система… ограничения капитала. Наивно считать, будто капитализм – это полное торжество капитала. Капитал существовал до капитализма и будет существовать и после него. Капитал при капитализме пришлось ограничивать, ибо, предоставленный самому себе, он сожрет самого себя и все вокруг, – говорит А. Фурсов. – Лучшая метафора капитализма – это кадры из документального фильма о пойманной рыбаками акуле. Она со вспоротым брюхом болтается в сети, среди рыб поменьше – и при этом продолжает пожирать их, несмотря на то, что проглоченные рыбы тут же вываливаются у нее из разрезанного брюха.

В нынешнее время все три условия жизнеспособности капитализма исчезли. Больше нет неосвоенных пространств и некапиталистических зон. Благодаря глобализации с капитала сняты практически все ограничения. Капитал стал быстро разрушать welfarestate. Теперь капитализм от экстенсивного развития должен перейти к интенсивному. Как? Прежде всего, считает Фурсов, он переходит к эксплуатации и уничтожению тех слоев в самих западных странах, что были основой социального мира в «докорпорационном капитализме». То есть, начинается уничтожение западного среднего класса, который в 1945–1975 годах купался во всяческих социальных гарантиях, щедро оплачивался государством и работодателями, получал высокие зарплаты.

– На первых порах подавление «родных», белых низов и среднего класса вполне удастся. Думаю, что главная миссия Обамы – это привести потребление рядовых граждан США в соответствие с долей страны в мировой экономике. Америка производит 20% глобального ВВП, зато в доле мирового потребления занимает все 40%. Ясно, что сокращение потребления пойдет неравномерно: сильнее всего должно сократиться потребление нижних двадцати процентов, значительно сильнее, чем у средних и высших слоев. А среди низшего класса в США больше всего именно цветных. Лучшая кандидатура для выполнения этой задачи – темнокожий президент. И тут все – как в голливудских фильмах о белом и черном полицейских. Заехали в Гарлем – и белый отправляет черного коллегу договариваться с местными темнокожими. Мол, тебя здесь лучше воспримут. А я уж поработаю, когда придется улаживать дело с белыми… – объясняет историк.

К ОЛИГАРХИЧЕСКОМУ СОЦИАЛИЗМУ?

– Нельзя ставить знак равенства между капитализмом и рынком. Как говорил Бродель, капитализм – враг рынка. За что борется капиталист? За обеспечение монополии на рынке, что означает отмену последнего, – доказывает Андрей Фурсов.

Что ограничивало капитализм? Нация-государство, гражданское общество, политика, рациональное знание. Все это стало объектом деформации в ходе неолиберальной революции, начатой в 1980-х. Гражданское общество скукоживается. Политика превращается в комбинацию шоу-бизнеса и административной системы. Рациональное знание вместе с образованием приходят в упадок, и пресловутая «Болонская система», по словам Фурсова, – «одно из орудий этого процесса». Нация-государство заменяется корпорацией-государством. То есть государством, которое стремится сбросить с себя социальные обязательства и ориентировано только на экономическую эффективность, которое ведет себя как частная корпорация. В этом смысле корпорация-государство – прямая противоположность корпоративному государству Муссолини, каковое было одной из форм welfare state.

– Если задача корпоративного государства – помогать своему народу и заботиться о нем, то задача корпорации-государства – отсечь от общественного пирога всех, кого нельзя эксплуатировать в качестве первичных производителей и вторичных потребителей объектов. Корпорация-государство похожа на осу-наездника, которая пользуется организмом другого насекомого, чтобы отложить в него свои яйца. Современный мир выстраивается как иерархия хищных корпораций-государств…

По мнению историка-кризисолога, впереди нас ждет не «левый поворот», а строительство некоего «олигархического социализма». То есть, прежняя капиталистическая элита – под знаменем исправления «ошибок неолиберализма» – демонтирует рынок, создав монополии (или олигополии) во всех отраслях экономики. В результате прежние верхи остаются у власти, но в совершенно новых условиях. При этом такой строй будет создан в глобальном масштабе!

– Я не удивляюсь тому, что недавно вышла в свет новая биография Карла Маркса, написанная Жаком Аттали – одним из идеологов неолиберализма. Его привлекает в Марксе идея мирового правительства. То же самое в Марксе нравилось Даллесу-старшему и Тойнби. По мнению Аттали, переход к глобальному правительству пойдет через стадию введения мировой валюты. А та, в свою очередь, возникнет как результат глобального кризиса. То есть не рабочий класс, а именно буржуазия создаст мировое правительство.

Таким образом, мы имеем дело с сознательным демонтажем капитализма самими капиталистами. Но это – не первый прецедент в истории… – говорит А. Фурсов.

По его мнению, схожую операцию провела элита феодального мира в XVI веке. Она демонтировала феодальный строй, чтобы сохранить власть и богатство в новой реальности.

Грядущий за демонтажем капитализма строй – как конструируют его нынешние иерархи Запада – будет напоминать скорее новое рабовладение, нежели привычный нам социализм. Да и правящий класс в нем благодаря прогрессу биотехнологий и нанотеха планирует сделать из себя расу долгоживущих «существ высшего порядка» – суперздоровых, с повышенными физическими и умственными способностями (см. «РУКОТВОРНЫЙ КРИЗИС»).

Выводы Фурсова во многом совпадают с выводами экономиста Марка Голанского, каковой еще в 1992 году («Новые тенденции в мировой экономике») предсказал полный крах рыночных реформ на всех обломках СССР, а на Западе – тот же демонтаж капитализма и установление некоего нового социализма. С принудительным сокращением потребления, с обобществленной собственностью, с централизованным распределением ресурсов. С новым тоталитаризмом, со скромным уровнем жизни и ограничениями в потреблении. Он вообще недоумевал: зачем мы сломали Советский Союз, если весь мир будет вынужден идти, в общем-то, к советскому опыту? Голанский считал, что обрыв наступит в 2010 году и будет вызван угрозой ресурсных ограничений и экологическими бедствиями.

Однако есть все основания полагать, что инициаторы сего проекта «олигархического глобосоциализма» (или «нового рабовладения») потерпят неудачу. Повторить успех XVI века нынешней капиталистической элите не удастся.

ГРЯДУЩИЙ КАТАКЛИЗМ

Несмотря ни на что профессор Фурсов сохраняет оптимизм: ничего у капиталистической аристократии не выйдет. Слишком отличаются условия XXI века от XVI-го столетия.

Прежде всего, феодализм был строем изначально интенсивным, он не нуждался в периферии как факторе развития. А вот капитализму периферия нужна. Но неосвоенной периферии больше на планете нет! Нет новой Америки, которую «открыли» в 1492 году, нет «бесхозной» Азии. Сегодняшний капитализм похож не на феодализм, а на позднеантичный строй, который был сметен варварской периферией.

– Нынешнее противостояние «богатый Север – бедный Юг» есть не что иное, как воспоминание о будущем. Причем в силу чисто демографических проблем. Западное (а вернее – постзападное) общество переживает демографический упадок. Г. Гейнсон полагает, что этот упадок наступает тогда, когда в обществе на 100 мужчин в возрасте от 41 до 44 лет приходится менее 80 мальчиков от 1 года до 4 лет. В нынешней Германии это соотношение 50 на 100. То есть катастрофа! А ведь у немцев не худшая демографическая ситуация в Европе. Сравним: в секторе Газа Палестине это соотношение – 464 на 100, в Афганистане 403 на 100, в Сомали – 364 на 100.

То есть возникает ситуация: неоимперия, клонящаяся к упадку, и неоварвары на ее рубежах. А потому кризис, связанный с демонтажем капитализма, будет развиваться скорее по сценарию шестнадцатого века… – говорит Андрей Ильич.

Тем более, что на эти кризисы наложится еще один, напоминающий верхнепалеолитический: кризис исчерпанной биосферы Земли, нехватка ресурсов, пресной воды, плодородных земель. Советский биолог Тимофеев-Ресовский еще в 1960-е годы говорил, что оптимальная численность человечества – максимум 500 млн – 1 млрд душ. А сегодня наша популяция тянется уже к семи миллиардам. И потому, по мнению Фурсова, нынешний кризис, развиваясь, станет Суперкризисом, который вберет в себя черты и биосферного кризиса верхнего палеолита (когда погибло до 80% населения Земли), и поздней античности, и XVI века, не говоря уж о «водоразделе» 1873–1933 годов и Великой депрессии.

Кто может совладать с кризисом? Где тот исторический субъект, что победит нынешнюю капиталистическую элиту?

По мнению Фурсова, низы на эту роль не годятся. А вот погибающий средний класс вполне может подняться на борьбу. Ведь этому классу не выжить ни при строе нового глобального монополизма, ни в случае нашествия новых варваров. Сможет ли средний класс выполнить эту миссию? Вопрос сложный!

Очевидно, что успешная революция возможна в случае, если наступит раскол в капиталистической верхушке. Если часть «бояр» (в своих интересах) заключит союз с радикальным антисистемным движением и уничтожит другую часть. В любом случае борьба за выживание в новые «темные века» потребует создать новое знание о мире (новую дисциплинарную «сетку»), которое должно дать ответы на вопросы «Что такое современный мир?», «Что такое Россия?», «Как Россия функционирует в современном мире?».

– Нам необходимо ясное, беспощадное знание о самих себе. Чтобы иметь мужество быть, надо обладать мужеством знать! – считает профессор. – Только так мы можем ухватить козыри при новой пересдаче карт истории. Оружием противостояния глобализаторам и глобалитарному режиму могут быть именно национальные традиции. Нас хотят увести в мир корпораций-государств, развивающихся в глобально-монополистическую систему. Что всему этому можно противопоставить? Говорю чисто гипотетически: нацию как корпорацию, национально-корпорационное устройство на социалистический лад. Видимо, именно в этом направлении следует искать сейчас альтернативу тоталитарному «социализму» глобальных монополий.

Российский аналитик: Кризис разразится в 2012 году, сейчас идет его репетиция

Опубликовано от wpmrРубрики:Бизнес, Политика

«Нефть России» «Мы находимся пока лишь накануне глобального экономического кризиса, — сообщил на проходящей в Москве конференции «Нефть.Газ.Россия» глава Института энергетических стратегий Виталий Бушуев. — Поэтому необходимо использовать этот период для перехода на инновационный характер ТЭК”.  Читать далее…

«Ведомости»: Новая модель. В России попытки правительства компенсировать падение цен на нефть путем увеличения расходов в целом окажутся успешными

Опубликовано от wpmrРубрики:Бизнес, Политика

«Нефть России»: Глобальная экономика входит в рецессию с ожидаемым ростом мирового ВВП в 2009 г. на уровне 1,3% — минимальным с 1982 г., говорится в докладе Merrill Lynch. Кризис будет настолько глубоким, что приведет к смене существующей модели развития мировой экономики, при которой рост потребления в США финансировался за счет накоплений развивающихся стран — экспортеров нефти и промышленной продукции.

В американской экономике до конца 2009 г. будет продолжаться спад, затем последует длительный период медленного роста. Спад потребления в США, по мнению авторов доклада, не носит циклический характер. Впервые мы видим, как потребители начинают сокращать задолженность по кредитам, отмечают они. Хотя в условиях кредитного кризиса рост экспорта замедлится, быстрое падение импорта приведет к тому, что к концу 2010 г. американский дефицит счета текущих операций составит менее 2% ВВП (в 2007 г. — 5,3%).

От развивающихся стран, прежде всего Китая, «можно ожидать долгосрочной политики по снижению зависимости от англосаксонского потребления, а также смещения баланса политического влияния в пользу развивающихся стран». Изменение модели начнется с масштабного роста бюджетных расходов — прежде всего на инфраструктуру, что приведет к росту потребления и в конечном счете к сокращению частных накоплений и положительного сальдо счета текущих операций.

Merrill прогнозирует цену нефти в 2009 г. на уровне $50 за баррель Brent. В то же время не исключается кратковременное падение цен до $25 за баррель в случае, если произойдет серьезное замедление китайской экономики. В долгосрочной перспективе инфляция, выросшая стоимость кредитов и замедление инвестиций приведут к новому циклу удорожания нефти — до $150 в 2010-2011 гг.

В России попытки правительства компенсировать падение цен на нефть путем увеличения расходов в целом окажутся успешными, говорится в прогнозе. Несмотря на то что в 2009 г. госрасходы будут главным источником роста ВВП, а роль государства в экономике усилится, авторы доклада «не видят стремления правительства ренационализировать экономику».

Прогнозы Merrill Lynch в отношении России несколько более оптимистичны, чем у большинства других экономистов, говорит руководитель аналитического отдела Банка Москвы Кирилл Тремасов: многие ожидают падения ВВП в 2009 г. Сам Тремасов пока не пересматривал свой прогноз на 2009 г. — 3%-ный рост ВВП при цене нефти $60 за баррель. Минэкономразвития сейчас пересматривает свой прогноз российских показателей на 2009 г., ОЭСР ожидает роста на 2,3%, МВФ — на 3,5%.

Василий Кашин
 

Збигнев Бжезинский о внешнеполитических задачах новой администрации США

Опубликовано Обновлено на от wpmrРубрики:Персоналии, Политика

ИТАР-ТАСС: Картинка 10 из 595Глобальный мир вступил в эпоху, которая характеризуется с одной стороны кризисом лидерства США в мире, с другой – кризисом уверенности Соединенных Штатов в самих себе. Перед новым руководством США стоит в этих условиях сложная задача возвращения стране международной легитимности в качестве безусловного лидера, определяющего пути развития мира. Об этом заявил бывший помощник по национальной безопасности президента США /демократа Джимми Картера/ и советник по внешнеполитическим вопросам новоизбранного президента Барака Обамы Збигнев Бжезинский.

Он выступил на минувшей неделе в Королевском институте международных отношений, известном под названием Чатем – Хаус, со специальной лекцией «Внешнеполитические вызовы новому президенту США». Выступление было закрытым, но на него не распространялось знаменитое правило Чатем-Хаус, согласно которому запрещено делать ссылки и упоминать содержание дебатов, имена их участников и характер дискуссий. На выступлении Бжезинского присутствовал лондонский корр. ИТАР-ТАСС.

В послевоенное время лидерство США имело стабилизирующее воздействие на международные отношения и способствовало быстрому развитию мира, считает Бжезинский.

Сейчас это лидерство однако подорвано, а сами Соединенные Штаты во многом дискредитированы политикой администрации Джорджа Буша младшего.

Одновременно с этим в мире произошли качественные изменения, когда появились новые и небывалые вызовы и глобальные проблемы. Одна из самых важных из них – превращение проблемы благополучия мирового населения в важнейший международный вопрос, отметил Бжезинский. Этот блок включает не только материальное положение громадных масс на всех континентах мира, но и такие сложные проблемы как климат, социальное обеспечение, включая доступ к образованию и здравоохранению.

В то же время громадные массы населения практически во всех странах мира «политически проснулись», отметил Бжезинский. Никогда в истории человечества столь большое количество людей – а практически сейчас это все население планеты, не было столь политически активным. В результате возник «интерактивный мир» – новое цивилизационное явление, которое во многом определит дальнейшее развитие истории.

Третий важнейший фактор, характеризующий нынешнюю ситуацию, – требование людей об уважении их достоинства. Это, считает Бжезинский, новый феномен в международных отношениях, который «имеет важнейшие политические, социальные и экономические последствия».

На фоне этих кардинальных цивилизационных изменений происходит смещение геополитического центра на земном шаре: 500 годам господства держав, расположенных на обоих берегах Атлантического океана, приходит конец, отмечает аналитик. Им на смену идет новая сила – Азия, и в первую очередь Китай и Япония. К этим странам следует также прибавить Индию и Россию.

Тем не менее приходится констатировать, что ни одна из быстро усиливающихся новых держав не может, да и не хочет, как это имеет место в случае с Китаем, взять на себя мировое лидерство, а также и ответственность, как сделал это после завершения Второй мировой войны Вашингтон, подчеркнул Бжезинский. В результате, в обозримом будущем ни одно государство или союз государств не способны заменить США и взять на себя ту роль, которую они играли в последние десятилетия. В итоге, приходит к выводу Бжезинский, Соединенные Штаты сохранят в ближайшие годы центральное положение в международных отношениях, хотя «уважение» внешнего мира к стране уже подорвано.

Перед новым руководством США, подчеркнул аналитик, стоит в этих условиях задача вернуть стране «глобальную легитимность». Сделать это можно лишь путем проведения новой внешней политики и нового курса по управлению миром, заявил Бжезинский.

«Для меня задача новой администрации сводится к четырем словам: Объединяй, Расширяй, Вовлекай и Умиротворяй /Unify, Enlarge, Engage, Pacify/», – заявил Бжезинский.

1. Идея объединения является сердцевиной нового курса и предполагает создание нового и тесного союза между США и ЕС, отметил аналитик. При этом важнейшей структурой трансатлантических связей должна остаться НАТО.

По мнению Бжезинского, во время 8-летнего президентства Дж. Буша между США и Евросоюзом так и не возникло подлинного партнерства. Это имело ряд своих причин. Главная среди них – отсутствие единства внутри Евросоюза, единого ЕС. «У нас нет единого партнера в лице ЕС, так как внутри союза существуют три мощные и во многом стратегически и политически самодостаточные силы – Великобритания, Германия и Франция», – подчеркнул Бжезинский. Диалог Вашингтона с Евросоюзом будет, по словам советника по внешнеполитическим вопросам избранного президента США, эффективным только в том случае, если Лондон, Франкфурт и Париж сумеют достичь стратегического консенсуса, заметил он.

Новое сотрудничество между США и ЕС должно иметь две обязательные составляющие:

– открытое и подробное обсуждение проблем с принятием окончательного решения,

– совместное выполнение принятых решений при заранее оговоренной модальности действий каждой из сторон.

Тем самым, по словам Бжезинского, будет решена одна из сложнейших исторических проблем в отношениях между США и Европой, когда Вашингтон принимает решения, а Европа их выполняет. В новом трансатлантическом сотрудничестве европейцы должны будут взять на себя «бремя ответственности» за выполнение принятых решений, заметил он.

2. Расширение. Перед новым руководством США стоит ключевая задача расширить мировую коалицию принципиальных стран-партнеров, отметил Бжезинский. Это предполагает создание новой взаимозависимости и реформы системы международных организаций.

Ясно, что такая структура как «большая восьмерка» и «большая финансовая семерка» уже отжили свое и больше не отражают реальностей современного мира, отметил Бжезинский. «Мы видим, что активизировалась «большая двадцатка», но для окончательного утверждения в качестве ядра мировой геополитики этот формат пока не имеет еще достаточно сил. Все говорит о том, что новый клуб стран с наиболее значительным экономическим и геополитическим весом будет насчитывать либо 14, либо 16 членов, считает аналитик. Реформа «большой восьмерки» позволит решать проблемы современности, убежден он, на более широкой консенсусной основе.

Ясно, что обсуждаемая уже определенное время реформа ООН не приведет к каким-либо ощутимым результатам, так как страны, получившие в 1945 году особое положение в этой международной организации особое место, не пойдут на ослабление своих позиций. В результате создание новой системы международных организаций, призванных оперативно решать современные проблемы, будет лежать вне ООН, отметил Бжезинский.

При этом он считает в высшей мере необходимым создание неформального диалога ключевых держав, при обязательном привлечении в него Китая. «По моему мнению, Китай в целом играет конструктивную роль в международных отношениях, отличаясь осторожной и предельно терпеливой политикой во всех сферах деятельности», – подчеркнул Бжезинский.

3. Вовлечение. Перед новым президентом США стоит задача выстраивания новых отношений с Россией, отметил Збигнев Бжезинский. Для США за пределами Евросоюза существуют два главных международных партнера – Китай и Россия, которые должны стать объектами новой политики, отметил он.

Возрождение России в качестве державы является, по его мнению, позитивным фактором международных отношений. При этом ясно, что Россия не хочет быть вне основного мирового процесса, подчеркнул он. При этом перед Западом стоит задача выработки двойного подхода к России. Для США Россия является стратегическим партнером, так как она обладает мощным ядерным потенциалом. Ясно, что в ближайшие годы, когда истекут сроки действия российско-американских соглашений о контроле над ядерным оружием, вопросы заключения новых договоров в этой сфере станут исключительно актуальными.

В этом формате отношений, в центре которых находятся проблемы контроля над ядерным оружием, место Евросоюза пока не просматривается.

Однако для Евросоюза Россия представляет собой в первую очередь соседа – региональную державу. Я вижу здесь логичное «разделение труда»: США работают с Москвой по своей стратегической программе, Евросоюз – по своей, отметил Бжезинский. При этом западные партнеры координируют свои действия таким образом, чтобы облегчить друг другу решения собственных задач.

Россия должна быть принята в Европу в качестве активного игрока, однако без своего исторического имперского багажа, подчеркнул он. Бжезинский считает, что в отличие от других государств, включая Великобританию, Россия до сих пор не смогла освободиться от имперского наследия. Процесс проходит трудно и РФ по-прежнему испытывает повышенную нервозность и неуверенность, утверждает аналитик. Россия должна понять, что она уже не является империей, ей необходимо примириться с собственной историей, заявил Бжезинский. При этом он заметил, что Запад понимает: на это уйдет определенное время.

В этой связи Западу следует разрешить проблему Украины и Грузии. По мнению Бжезинского, быстрого принятия Украины в НАТО не будет. «Внутри современного украинского общества существует глубокий раскол по поводу НАТО, а в политическом истеблишменте страны царит неразбериха, которая не позволяет выработать единого стратегического курса», – заметил он.

Тем не менее, на предстоящей в декабре встрече стран-членов НАТО США должны предложить альтернативный вариант. Он может иметь две формы: включение Украины в программу НАТО по сотрудничеству или же предоставление Соединенными штатами особых гарантий Киеву в рамках специального соглашения.

Что касается Грузии, то Запад просто не имеет права потерять ее, так как в противном случае мы потеряем выход к Каспийскому морю, Азербайджану, Казахстану и Средней Азии в целом. «Этот вариант необходимо исключить», – подчеркнул Бжезинский. «Грузия является стратегическим коридором, и он должен оставаться открытым».

Бывший советник по национальной безопасности также отметил, что нынешний экономический кризис создает новые условия для сотрудничества между Западом и Россией. «Позиции России по причине падения цен на нефть ослабнут, в этом для нас есть шанс», – указал Бжезинский. Он не исключил варианта использования прямого давления на российскую элиту путем угрозы замораживания счетов состоятельных россиян, в том числе и офшорных финансовых зонах. «Кризис преподаст России урок реальности», – считает Бжезинский.

Коснулся американский аналитик и проблемы планируемого размещения в Европе системы ПРО . «Это было достаточно незрелая идея, основанная на еще непроверенной технологии и пока не существующей угрозы. Мы заставили поляков и чехов, которые первоначально выступали против развертывания ПРО, принять этот план. Я думаю, что новый состав Конгресса США примет решение сократить финансирование данного проекта, его просто постепенно пустят на тормоза», – заявил Бжезинский.

4. Умиротворение. На сегодняшний день для мира и США существует значительная опасность в том, что Соединенные Штаты потерпят поражение в гигантском регионе к востоку от Суэцкого канала до западных границ Индии, считает Бжезинский. Критическая ситуация складывается в Израиле, на оккупированных территориях, в Ираке, Иране, Афганистане, Пакистане.

Если в прошлом было легче контролировать миллион человек, чем их уничтожить, то сейчас легче уничтожить, нежели контролировать. Однако США не могут пойти на массовые убийства. В результате мы сталкиваемся с ситуацией, когда контроль ускользает от нас. Следствием этого стала угроза поражения и быстрого ухода США из указанного региона, что способно привести к кризису всего комплекса международных отношений.

В нынешней ситуации США необходима помощь Евросоюза, других влиятельных государств с тем, чтобы решить все необходимые геополитические вопросы региона. В качестве первоочередной проблемы, которая требует незамедлительного решения, Бжезинский назвал достижение мира на Ближнем Востоке. Главные положения его плана сводятся к следующему:

– США должны проявить политическую волю и заставить обе стороны израильско-палестинского конфликта пойти на взаимные уступки, что приведет к появлению палестинского государства.

– Новое палестинское государство будет демилитаризованным и на его западных границах в районе реки Иордан расположатся силы НАТО или подразделения США.

– Соглашение о создании палестинского государства будет основываться на границах, существовавших до 1967 года. Однако должен состояться обмен территориями, когда бывшие палестинские земли, где сейчас находятся кварталы израильских мегаполисов, отойдут к Израилю. При этом палестинцы получат территориальную компенсацию в первую очередь в пустыне Негев.

– Палестинцы будут лишены права на возвращение в свои дома, которые будут располагаться на израильской территории. При этом палестинские беженцы и их потомки смогут получить компенсацию, в том числе и финансовую.

– Иерусалим должен быть разделен и стать столицей двух государств. При этом палестинская часть должна быть зримой – над мечетями Храмовой горы должен развиваться палестинский флаг.

Сейчас существует уникальный шанс заключения подобного мирного соглашения, заявил Бжезинский. Оно должно однако основываться на желании США оказать сильнейшее давление на обе стороны при поддержке Евросоюза и других ключевых стран.

Что касается Ирака, то, по мнению Бжезинского, процесс вывода из него американских сил уже стал реальностью. Происходить он должен в условиях широкого диалога всех стран региона. «От дестабилизации Ирака никто в регионе не выиграет, так как возникшие проблемы выльются за границы этой страны», – заявил аналитик.

Коснувшись отношений с Ираном, Бжезинский отметил, что Соединенным Штатам следует отказаться от угрозы использовать силу против этой страны, тем более, что реализовать ее практически невозможно – никто в Вашингтоне не возьмет на себя ответственность за военное решение иранского вопроса, так как последствия этого шага непредсказуемы. Если Тегеран заявляет, что не намерен создавать ядерного оружия, то нам следует «поймать его на слове» и получить все необходимые гарантии и возможности для проверки действий Ирана. Одновременно США должны быть готовы предоставить необходимые ядерные гарантии соседям Ирана, заявил Бжезинский.

Относительно Афганистана и Пакистана он отметил, что не следует делать только ставку на силу. «Вооруженные действия нужны, но они не являются главными и не принесут желаемого результата», – подчеркнул аналитик. Нужны усилия по демилитаризации политики США в регионе, следует искать политические инструменты. «Мы должны быть готовы пойти на соглашения с различными структурами талибов при условии, что они порвут с «Аль-Каидой», заявил Бжезинский.

В заключительной части своего выступления Бжезинский поднял сложный вопрос о зависимости внешней политики США от состояния американского электората. «У нас никогда не будет убедительного внешнеполитического курса, пока мы не проведем необходимое обучение населения относительно мира, лежащего за пределами США», – заявил Бжезинский. Внешняя политика любой современной администрации Белого дома отражает желания и взгляд на события общественного мнения США и активной части электората. «Следует признать, что с американским народом необходимо работать, рассказывая о внешнем мире. Именно эта задача должна стать основной для новой администрации в области внешней политики», – заключил Збигнев Бжезинский.
 
 Адрес публикации:  http://www.warandpeace.ru/ru/commentaries/view/29898/