КАШМИР НА ЧАШЕ ВЕСОВ. Обама поручит Клинтону помирить Пакистан с Индией

RPMonitor:  Индо-пакистанский конфликт в Кашмире может вскоре в очередной раз стать одной из самых обсуждаемых мировых проблем. И дело здесь не только в значительной активизации сепаратистов, что вынуждает индийские власти запрещать в регионе собрания более пяти человек. Барак Обама намерен сделать решение кашмирского вопроса одним из приоритетов своей внешней политики в отношении Индии. О серьезности намерений говорит тот факт, что специальным посланником в Кашмире новый президент США планирует сделать бывшего главу Белого Дома от Демократической партии Билла Клинтона.Напомним, что в 1947 году Британская Индия была разделена на собственно Индию и Пакистан. При этом раздел земель шел по конфессиональному принципу – территории с преимущественно мусульманским населением входили в состав Пакистана, индуистские – Индии. Исключением стал Кашмир, заселенный в большей степени мусульманами. Кашмирский раджа, индуист по вероисповеданию, собственным решением присоединил регион к Индии. Пакистану же удалось впоследствии отвоевать лишь небольшую часть Кашмира.

Сейчас сепаратисты хотят добиться от индийских властей выполнения резолюции ООН от 1948 года о проведении референдума в регионе, чтобы определить его принадлежность одной из стран. Однако до настоящего времени Кашмир остается разделенным на индийский штат Джамму и Кашмир и пакистанскую провинцию Азад Кашмир.

Не секрет, что в конфликт вовлечены спецслужбы обеих стран, а действия сепаратистов координируются Пакистаном. После получения независимости Дели и Исламабад трижды воевали между собой и не раз были на грани вооруженного противостояния. После того как Индия и Пакистан стали ядерными державами, аналитики всерьез заговорили об опасности применения атомной бомбы в очередном индо-пакистанском конфликте.

Впрочем, в последнее время отношения между Индией и Пакистаном стали постепенно нормализоваться. Показательно и то, что в конце октября страны открыли торгово-транспортное сообщение в Кашмире – впервые после разделения региона в 1947 году. Причины потепления отношений очевидны: экономическая, да и политическая ситуация в Пакистане настолько тяжела, что страна едва ли выдержит дополнительный виток конфронтации с таким тяжеловесом как Индия. В свою очередь, внимание пакистанских спецслужб все больше отвлекается на борьбу с отрядами «Талибана».

Для Дели примирение с Исламабадом означает прежде всего возможность решить энергетическую проблему и создать предпосылки для строительства газопровода, проходящего через территорию Пакистана. При этом сейчас обсуждаются перспективы двух маршрутов – лоббируемого США маршрута Туркмения–Афганистан–Пакистан–Индия и маршрута Иран–Пакистан–Индия. Очевидно, однако, что в условиях нестабильности в Афганистане первый вариант, так называемый Трансафганский газопровод, едва ли может быть воплощен в жизнь.

Второй маршрут, ведущий из Ирана в Индию через Пакистан, представляется, напротив, вполне реализуемым. В этом случае Пакистан приобретает возможность получать крупные денежные выплаты за транзит газа в Индию. Кроме того, транзитный статус Пакистана автоматически делает и Иран, и Индию более заинтересованными в стабильной внутриполитической ситуации в Пакистане.

Однако в последнее время появляется все больше оснований предполагать, что эта стабильность может быть нарушена. Еще более года назад, будучи одним из кандидатов в президенты США от Демократической партии, Барак Обама пообещал в случае избрания направить войска в Пакистан. Последние ракетные удары по территории Пакистана в рамках борьбы с «Талибаном» также говорят о том, что США списывают со счетов Исламабад, долгое время бывший важным союзником Вашингтона в регионе.

С другой стороны, американо-индийские отношения развиваются по восходящей – достаточно вспомнить недавнее соглашение между США и Индией о сотрудничестве в области гражданской ядерной энергетики, открывающее широкое поле для взаимодействия. Поэтому если раньше индийские власти без энтузиазма относились к участию западных посредников в кашмирском вопросе, то сейчас, когда экономическая мощь страны значительно увеличилась, а США стали рассматривать Индию как противовес экспансии Китая в регионе, некоторые индийские обозреватели считают, что подобное посредничество может привести и к усилению позиций Дели.

С другой стороны, можно предположить, что США, взяв на себя посреднические функции, будут пытаться блокировать возможность строительства газопровода из Ирана. Если же деятельность Клинтона выльется в поддержку одной из сторон конфликта, то это может привести к нарушению нынешнего status quo и прекращению хрупкого перемирия между Индией и Пакистаном.

Мир как шахматная доска. С каждым новым президентом США мир немного меняет свой характер

ВОЙНА и МИР: Политические циклы развития западного мира тесно связаны с периодами нахождения у власти американских президентов. С каждым новым президентом США мир немного меняет свой характер. Так, например, президентство Уильяма Клинтона (William Clinton) оптимистично связывалось с курсом на глобализацию, что породило на родине империализма огромный финансовый пузырь, который привел к целой серии трагических экономических кризисов, правда, на пространстве от Южной Азии и России до Аргентины. Президентство Джорджа Буша было тесно связано с ‘войной против террора’. Назначивший сам себя ‘президентом войны’, Буш приучил мир к возвращению пыток и секретных тюрем. После семи лет его президентства международный авторитет Соединенных Штатов серьезно пострадал и значительно ограничил свободу действий американской внешней политики.

Теперь Соединенные Штаты вновь готовятся к смене правительства. Напрашивается вопрос, какое крыло политической элиты страны теперь придет к власти, и с чем миру на этот раз придется считаться. Все указывает на то, что самые лучшие перспективы у Барака Обамы. И тем важнее задаться вопросом, как будут выглядеть разрекламированные им ‘изменения’.

Обаму поддерживают мультимиллиардер Джордж Сорос (George Soros) и бывший советник по вопросам безопасности при президенте Джеймсе Картере Збигнев Бжезинский. Бжезинский одновременно выступает и в роле советника Обамы по вопросам внешней политики. Будучи ‘серым кардиналом’ среди американских геополитических стратегов он воплощает в себе мнения и интересы всех крыльев американской элиты. А с учетом его положения среди интеллектуалов влияние Бжезинского можно оценить как очень высокое.

К тому же дочь Збигнева Бжезинского, телеведущая Мика Бжезинский также поддерживает Обаму, а ее брат Марк Бжезинский входит в число советников Обамы. Поэтому многое говорит в пользу того, что в период президентства Обамы геополитические представления ‘фракции Бжезинского’ займут лидирующие позиции.

Збигнев Бжезинский наряду с Генри Киссинджером считается ведущим стратегом американской внешней политики XX века. В своей вышедшей летом 2007 года книге ‘Второй шанс’ (Second Chance) он подвергает фундаментальной критике правительства Буша-старшего, Клинтона и Буша-младшего. По его мнению, после распада СССР они недостаточно использовали шансы для создания системы прочного американского господства. Поэтому он предлагает ограничить однополярную политику и сделать усиленную ставку на кооперацию и поиск договоренностей с Европой и Китаем. Следует также начать переговоры с Сирией, Ираном и Венесуэлой — об этом уже объявил Барак Обама. Но одновременно нужно изолировать и, пожалуй, даже дестабилизировать Россию.

Существенное разногласие между Бжезинским и неоконсерваторами состоит в их отношении к исламу и Израилю. Бжезинский выступает за конструктивное решение израильско-палестинского конфликта. Ему, как геополитику классической школы, в отличие от Буша-младшего чужды религиозные мотивы. К тому же он недавно выступил в роли критика политики, в основу которой положена борьба культур. Однако эти разногласия не могут скрыть того, что Бжезинский солидарен с консерваторами в отношении целей американского господства.

Если неоконсерваторы верят в то, что гегемонии США можно добиться благодаря прямому военному контролю над нефтяными запасами на Ближнем Востоке, то в период президентства Обамы, находящегося под влиянием Бжезинского, центр тяжести американской внешней политики мог бы перенестись на зарождающихся конкурентов — Россию и Китай. Первостепенная цель политики Обамы под влиянием Бжезинского состояла бы в том, чтобы воспрепятствовать дальнейшему углублению союзнических отношений между этими двумя государствами, как это происходит сейчас в рамках Шанхайской организации сотрудничества (ШОС). Цель выглядела бы следующим образом: с помощью специальных предложений вывести Китай из ШОС и изолировать Россию. […]

‘Второй шанс’

Изданная в 1997 году книга ‘Великая шахматная доска’ (The Grand Chessboard), главное произведения Бжезинского, подробно знакомит с долгосрочными интересами американской силовой политики. В книге содержится аналитически разработанный план геополитической установки Соединенных Штатов на 30-летний период.

В немецком переводе книга называется ‘Единственная мировая держава’ (Die einzige Weltmacht). Это название обозначает первый принцип, а именно объявленное желание быть ‘единственной’ и, как называет Бжезинский, даже ‘последней’ мировой державой. Но решающим является второй посыл, в соответствии с которым Евразия ‘представляет собой шахматную доску, на которой продолжается борьба за глобальное господство’ (стр. 57).

В основе этого второго принципа лежит оценка того, что держава, получившая господство в Евразии, тем самым получает господство над всем остальным миром. ‘Эта огромная, причудливых очертаний евразийская шахматная доска, простирающаяся от Лиссабона до Владивостока, является ареной глобальной игры’ (стр. 54), причем ‘доминирование на всем Евразийском континенте уже сегодня является предпосылкой для глобального господствующего положения’ (стр. 64). И происходит это лишь потому, что Евразия, бесспорно, является самым большим континентом, на котором проживает 75% населения мира, и на котором располагаются 3/4 всех мировых энергетических запасов. […]

Бжезинский приходит […] к заключению, что первоочередная цель американской внешней политики должна состоять в том, чтобы ‘ни одно государство или группа государств не обладали потенциалом, необходимым для того, чтобы изгнать Соединенные Штаты из Евразии или даже в значительной степени снизить их решающую роль в качестве мирового арбитра’ (стр. 283). Это означает — успешно отсрочить ‘опасность внезапного подъема новой силы’ (стр. 304). США преследуют цель ‘сохранить господствующее положение Америки, по крайней мере, на период жизни одного поколения, но предпочтительнее на еще больший срок’. Они должны ‘не допустить восхождение соперника к власти’ (стр. 306).

Эти высказывания спустя десять лет с момента появления книги и провала правительства Буша звучат очень даже сомнительно. Однако в своей самой последней книге Бжезинский видит ‘второй шанс’ для реализации усилий по достижению прочного господства Америки. Это особенно заметно проявляется в той роли, которую Бжезинский — как и Обама — тогда и сегодня обещает Европе. Ориентированная на трансатлантизм Европа выполняет для Соединенных Штатов функцию плацдарма на Евразийском континенте (стр. 91). Согласно этой логике расширение ЕС на Восток неизбежно влечет за собой и расширение НАТО. Что, со своей стороны, (такова идея) должно расширить американское влияние дальше на Среднюю Азию и гарантировать преимущество перед конкурентами: ‘Главную геостратегическую цель Америки в Европе можно легко резюмировать: благодаря заслуживающему доверия трансатлантическому партнерству плацдарм США на Евразийском континенте укрепится так, что увеличивающаяся в размерах Европа может стать пригодным трамплином, с которого на Евразию можно будет распространять международный порядок и сотрудничество’ (стр. 129).

Однако Бжезинский еще в 1997 году осознал, что при успешной реализации этого плана позиция США в качестве мировой сверхдержавы может быть закреплена лишь на непродолжительный период. В другой части своей книги он предупредительно пишет: ‘Америка в качестве ведущей мировой державы имеет лишь непродолжительный исторический шанс. Относительный мир, царящий сейчас на планете, может стать недолговечным’ (стр. 303). Поэтому в качестве долгосрочной цели обретения власти он определяет возможность ‘создания долгосрочного рамочного механизма глобального геополитического сотрудничества’ (стр. 305). Он говорит в этой связи также и о ‘трансевразийской системе безопасности’ (стр. 297), которая за пределами расширяющейся в направлении Средней Азии НАТО предусматривает кооперацию с Россией, Китаем и Японией. Европе при этом отводилась бы роль ‘опорного столба большой евразийской структуры безопасности и сотрудничества, находящейся под патронажем США’ (стр. 91).

Но что же конкретно имеется в виду под этой трансевразийской системой безопасности? Напрямую об этом можно было бы говорить с учетом позиций других стратегов и государственных мужей. В действительности интересный свет проливается на цели Бжезинского, если сравнить их с высказываниями Президента России Владимира Путина, сделанными во время Мюнхенской конференции по вопросам безопасности 10 февраля 2007 года. Путин выступает против геополитики, которой после окончания ‘холодной войны’ отдают предпочтение США. По его мнению, она направлена на создание ‘однополярного мира’. ‘Как бы не украшали этот термин (однополярный мир), в конечном итоге он означает на практике только одно — это один центр власти, один центр силы, один центр принятия решений. Это мир одного хозяина, одного суверена’.

И далее: ‘то, что сегодня происходит в мире, является следствием попыток привнести в международные отношения именно эту концепцию, концепцию однополярного мира… В настоящее время мы переживаем почти безграничное, чрезмерное использование силы — военной силы — в международных отношений, силы, которая ввергает мир в пропасть непрерывных конфликтов… Найти политическое решение также невозможно… Государство, и при этом я, естественно, говорю в первую очередь о Соединенных Штатах — перешло свои национальные границы во всех отношениях’.

По мнению России, долгосрочная стратегия американской внешней политики ясна именно с геополитической точки зрения: как было предложено Бжезинским, США продолжают распространять свое влияние на азиатском континенте, так как любое расширение Европейского Союза на Восток с учетом данных обстоятельств одновременно расширяет и американское влияние. При помощи комбинации из расширения ЕС на Восток и экспансии НАТО интегрированными в западную зону влияния должны стать многие из бывших республик Советского Союза, например, Грузия, Азербайджан, Украина и Узбекистан.

Решающим фактором для этой интеграции является то, что страна открывается для зарубежного капитала и приспосабливается к западным правовым нормам. Если это происходит, то тогда западные концерны могут гарантировать для себя доступ к запасам сырья и через СМИ получить влияние на общественность страны.

Центральное значение при этом отводится региону вокруг Каспийского моря. Поскольку этот регион располагает вторыми по величине запасами нефти и газа и к тому же имеет особое военно-стратегическое значение, господствующее положение Запада в этом регионе существенно усилило бы позиции США на евразийском континенте. Совместно с контролем союзников США государств ОПЕК: Кувейта, Саудовской Аравии, Объединенных Арабских Эмиратов, Катара — и с завоеванными государствами Ираком и Афганистаном — этот регион придал бы необходимый авторитет господству США над Средней Азией, чтобы в конечном итоге интегрировать в спроектированную США надгосударственную структуру безопасности всю Евразию, включая Китай и Россию.

Исходящее от Европы расширение НАТО на Восток и начатые правительством Буша на Юге Евразии (Ирак, Афганистан) военные интервенции вместе образуют своеобразный клин, с помощью которого США продвигаются в сердце евразийской ‘массы стран’. Если Соединенным Штатам действительно удастся добиться поставленной цели в Евразии, то установленный порядок, учитывая размер и значение Евразийского континента, был бы распространен на весь оставшийся мир. Латинская Америка, Африка, Австралия и все островные страны, в соответствии с планом Бжезинского, были бы вынуждены присоединиться к подобному порядку.

И тогда США стали бы не только ‘единственной’, но — как формулирует Бжезинский — также и ‘последней настоящей супердержавой’ (с. 307). […]

Политика ограничения

С того момента как Бжезинский сформулировал эту цель, США пережили существенную потерю геополической власти. В своей недавней книге ‘Второй шанс’ Бжезинский открыто признает, что план прямой военной оккупации некоторых стран Ближнего Востока, как ее представляли себе неоконсерваторы, провалился. Однако Бжезинский не считает это поражение таким уж масштабным, чтобы принципиально отказаться от сформулированных им планов господства США в Евразии. Провал прямого распространения влияния на Юге Евразии с помощью военной силы означает для него лишь то, что теперь больший приоритет получает проводимое Европой расширение НАТО на Восток. Но это означает и массированное вторжение в сферу влияния России. Таким образом, в перекрестье американской геополитики теперь после Ирана попадает и Россия.

Следовательно, однополярный мир, о котором год назад на Мюнхенской конференции по вопросам безопасности предупреждал Путин, больше не является химерой, а реальным геополитическим проектом США. Этот проект со всей очевидностью проявляется в том, что, проводя экспансию НАТО на Восток, Соединенные Штаты не планируют приобщать Россию и Китай к этому процессу и, соответственно, не воспринимают всерьез их интересы в сфере безопасности.

В последние годы, прежде всего, после 11 сентября 2001 года на наших глазах происходит существенный рост силовых действий в международных отношениях. Особенно это касается США, которые не придают большого значения международным договоренностям и формированию консенсуса. Из-за односторонних действий США значительно выхолащивалось международное право, а такая структура как ООН была ослаблена. Ее место заняли так называемые миротворческие миссии под руководством США, ЕС или НАТО, например, на территории бывшей Югославии. При этом, как само собой разумеющееся, была создана предпосылка для того, чтобы западный оборонительный союз или западные государства могли представлять все международное сообщество.

Из-за односторонних действий США увеличивается число конфликтов, при урегулировании которых используется сила. Достаточно только подумать об американской доктрине первого удара и ее применении во время войны в Ираке. Или об использовании урановых боеприпасов во время войн в Ираке и Афганистане, которые в этих зонах боевых действий — средства массовой информации во всем мире об этом умолчали — во много раз увеличили число детей, рождающихся с серьезными патологиями. К тому же стоит назвать и запущенный процесс расширение НАТО на Восток до Каспийского моря, что неизбежно должно обеспокоить Россию.

Аналогично обстоят дела с ‘противоракетным щитом’, который размещается не только на территории Чехии и Польши, но также и в других граничащих с Россией регионах, и, наконец, форсированная США гонка вооружений в космосе, о стратегической логике которой еще можно будет поговорить.

Все это отчетливо показывает, что мировой порядок, к которому стремятся США, не будет основан на консенсусе и демократических договоренностях. Вместо этого политика правительства Буша, да и не только его правительства, позволяет распознать геополитические стратегии, нацеленные на получение преимущества в силе перед Европой, Китаем и Россией. Благодаря резкому увеличению расходов на вооружения после 11 сентября, которые уже давно побили все рекорды ‘холодной войны’, США пытаются добиться безоговорочного преимущества над своими конкурентами. Эта политика — весьма опасна, так как она вызывает вынужденную ответную реакцию, и уже сейчас привела в движение новый виток гонки вооружений. И пока неизвестно, может ли эта политика стать еще более опасной, если будущий президент Обама договорится с Китаем и Европой и одновременно продолжит подвергать Россию усиленной военной угрозе.

Особенно отчетливо политика ограничения России прослеживается на примере стратегической функции запланированного ‘противоракетного щита’, размещение которого в Польше и Чехии отнюдь не задумано для того, чтобы, как утверждают, перехватывать иранские ракеты. Во-первых, у Ирана вообще нет ракет радиусом действия от 5000 до 8000 километров. Во-вторых, разработка подобной категории управляемого оружия является долгосрочным процессом, так как с момента первого испытательного полета, который вряд ли мог бы быть проведен незаметно, до окончательного создания ракеты пройдут годы. И, в-третьих, если противоракетный щит действительно служит для отражения иранских ракет, то для этого куда больше подошло бы компромиссное предложение, сделанное Россией — создать совместную противоракетную систему в Азербайджане. Поскольку размещенные там противоракеты могли бы поразить и разрушить иранские ракеты уже в самом начале полета. […]

Тот факт, что США отвергли это компромиссное предложение, позволяет сделать лишь один единственный вывод: в первую очередь ‘противоракетный щит’ направлен не против Ирана, а против России. Это также подчеркивается тем, что другие базы ‘противоракетного щита’ будут размещены в приграничных с Россией регионах, например на Аляске. […]

Новая ‘холодная война’

Во время ‘холодной войны’ обе стороны постоянно заботились о том, чтобы обеспечить себе возможность нанесения превентивного ядерного удара. Это означает — каждая сторона в состоянии ‘обезглавить’ другую сторону в ходе внезапного нападения, и тем самым лишить ее способности нанести ответный удар. Например: или во время внезапного нападения вывести из строя все ядерное оружие противника и полностью парализовать его командные структуры, или настолько ограничить возможность нанесения ответного удара, чтобы его можно было успешно отразить.

Здесь в игру вступает ‘противоракетный щит’. Его стратегическое значение состоит в том, чтобы отражать ту самую пару десятков ракет, которыми после внезапного нападения США еще бы располагала Москва для нанесения ответного удара. Следовательно, ‘противоракетный щит’ является решающим фактором в усилиях по созданию возможности для нанесения превентивного ядерного удара против России. Правда, в начале было запланировано разместить в Польше только десять противоракет, но как только система будет создана, их число легко можно увеличить.

Статья, опубликованная в ведущем внешнеполитическом журнале Foreign Affairs в номере за апрель-май 2006 года, показывает, что при нынешних американских усилиях по наращиванию вооружений действительно играет роль стратегическое превосходство. Эссе носит название ‘Рост ядерного господства США’ (The rise of U.S. nuclear primacy). Оба автора, Кейр Либер (Keir A. Lieber) и Дэрил Пресс (Darley G. Press), задаются вопросом, в состоянии ли Китай или Россия отреагировать ответным ударом в случае превентивного ядерного нападения США. Чтобы выяснить, насколько за годы после окончания ‘холодной войны’ сместилось ядерное равновесие, авторы проводят компьютерную симуляцию превентивного нападения США на Россию. При этом они используют методы министерства обороны. Результат получился следующий: у России отсутствует полноценная система раннего предупреждения, и нападение, произведенное даже с подводных лодок в Тихом океане, вероятнее всего будет замечено только тогда, когда первые ракеты долетят до Москвы. Даже если превентивный удар не был бы нацелен на то, чтобы в первую очередь вывести из строя радарные установки и центры командования, то, по утверждению Либера и Пресса, США в результате первого удара были бы в состоянии уничтожить 99% российских ядерных ракет. Оставшийся один процент российского ядерного арсенала, которым Москва могла бы еще воспользоваться, по мнению авторов, был бы нейтрализован ‘противоракетным щитом’.

Эта статья наглядно показывает, в чем состоит истинная функция ‘противоракетного щита’: он должен гарантировать США способность вести ядерную войну, не становясь при этом уязвимыми для ответных ударов. Если эта способность когда-нибудь будет реализована, то ее можно использовать как геополитическое средство давления для продвижения национальных интересов. Таким образом, абсолютное превосходство в ядерной сфере могло бы компенсировать потерю влияния в экономической или финансово-политической областях.

Ядерное оружие сверхмалой мощности и оружие для уничтожения бункеров

Другие аспекты усилий США по подготовке к войне демонстрируют, что речь при этом идет о чем-то большем, нежели просто о пессимистических опасениях. В настоящее время США разрабатывают ядерное оружие с ограниченной силой взрыва. Эти так называемые Mini Nukes, со своей стороны, будут усовершенствованы для превращения в специальное оружие для уничтожения бункеров, так называемые Bunker Busters. Особенность этого оружия в том, что оно попадает в цель на очень высокой скорости и может на несколько метров ‘закапываться’ в землю, и таким образом в идеальном случае взрыв произойдет под землей.

Официально разработка этого ядерного оружия нового поколения была обоснована целью — только подобным образом в результате взрывной ударной волны можно разрушить находящиеся глубоко под землей бункерные сооружения, существующие, например, в Иране. Однако это обоснование — обоюдоострое. Во-первых, тем самым косвенно признается, что стоит всерьез воспринимать планы использования в возможной будущей войне против Ирана ядерного оружия (эти планы уже были раскрыты некоторыми журналистами) . Во-вторых, подобными бункерами располагает не только Иран, в подземных бункерах размещаются также командные структуры ракетных войск стратегического назначения России. […]

Почему вопреки победе капитализма сейчас начинается новый виток ‘холодной войны’

В книге ставится вопрос, почему вопреки победе капитализма сейчас начинается новый виток ‘холодной войны’. Или же, если следовать американским рецептам, старая ‘холодная война’ никогда не прекращалась?

Ответ на этот вопрос также можно найти у Бжезинского. В главном труде его жизни ‘Великая шахматная доска’ (The Grand Chessboard) первое, что бросается в глаза — это глава о России с ее полемическим названием. Бжезинский называет Россию ‘черной дырой’. После самороспуска Советского Союза Бжезинский едва ли признает за Россией право на собственные геополитические зоны влияния. Бжезинский упрекает Россию за ее усилия по сохранению своего влияния в некоторых бывших республиках Советского Союза с помощью экономической кооперации и военного сотрудничества, называя эти усилия лишь ‘желаемыми геостратегическими представлениями’ (стр. 142). Взамен он рисует образ будущей России, которая полностью отказалась от своих устремлений к самостоятельным геополитическим действиям, и которая в вопросах политики безопасности находится в полном подчинении у НАТО, а в вопросах экономической политики — у Международного валютного фонда (IWF) и Всемирного банка. Тот факт, что российские политики рассматривают Белоруссию, Украину и другие бывшие республики Советского Союза как естественную зону своих интересов, Бжезинский оценивает как желание ‘империалистической реставрации’ (стр. 168) или как ‘империалистическую пропаганду’ (стр. 288). Попытки России вернуть себе в будущем значимую позицию в вопросах геополитики он называет ‘бессмысленными усилиями’ (стр. 288). В одном из разделов своей книги Бжезинский даже предлагает расколоть Россию на три или даже четыре части: ‘России в непрочно закрепленных конфедеративных структурах, состоящей из европейской части, Сибирской республики и Дальневосточной республики, было бы куда легче развивать экономические отношения с Европой и с вновь возникшими государствами Средней Азии и Востока’ (стр. 288). Нескрываемая надменность, с которой Бжезинский в 1997 году высказывался о России, показывает, что для бывшего противника в ‘холодной войне’ он отводит роль колонии, стало быть, роль страны ‘третьего мира’.

Но с другой стороны, эти высказывания отражают и реальное положение России после целой серии экономических рецессий. Они напоминают о том, что в 1998 году обесцененный рубль достиг кульминационного пункта своего падения. На России висели большие долговые обязательства, и она, точно также как любая из стран ‘третьего мира’, должна была передать Международному валютному фонду и Всемирному банку часть своего политического и экономического суверенитета. Бжезинский закончил свою главу о России словами: ‘В действительность для России больше не существует дилеммы принятия геополитического выбора, поскольку, в сущности, речь идет о выживании’ (стр. 180).

‘Политика ослабления’

Между тем, время показало, что Россия — вопреки прогнозам американских геополитиков — выжила и в состоянии сохранить свои географические размеры. Россия больше не та ‘черная дыра’, где западные державы могут хозяйничать по собственному усмотрению.

Подобное развитие Бжезинский едва ли принимает в расчет в своей новой вышедшей в 2007 году книге ‘Второй шанс’ (Second Chance). Как и прежде он выступает за членство в НАТО Украины. И, как и прежде, он оценивает усилия России сохранить свое влияние на Украине как империализм. При этом Украина более 200 лет связана с Россией. Примерно 20% украинцев — русские, к тому же большое число украинских граждан — наполовину русские. И, наконец, в большей части страны говорят по-русски.

Однако политика Соединенных Штатов с самого начала была направлена на ослабление бывшего соперника. Как написала в своей недавно вышедшей книге Наоми Кляйн (Naomi Klein), смысл экономической ‘шоковой терапии’, навязанной России Западом, прежде всего, состоял в том, чтобы превратить страну в дешевого и зависимого от иностранного капитала экспортера сырья.

Особо отчетливо эта ‘политика ослабления’, проводимая Вашингтоном, отразилась в идее Бжезинского разделить страну на три или четыре части. Причину для подобной политики, наверное, нужно искать в геостратегическом положении России.

В книге ‘Великая шахматная доска’ есть карта, на которой Бжезинский показывает ‘евразийскую шахматную доску’. На ней евразийский континент разделен на четыре региона или, если придерживаться шахматных терминов, на четыре фигуры. Первая фигура на евразийской шахматной доске охватывает примерно территорию нынешнего Европейского Союза; вторая — Китай, включай Ближний и Средней Восток, а также части Средней Азии. Но бесспорно самая большая фигура, которую Бжезинский называет средним регионом, представляет Россию.

Похожее деление еще в начале XX века провел теоретик в вопросах геополитики Гарольд Макиндер (Harold Mackinder). […] Спустя почти сто лет Бжезинский — точно также как это делал Макиндер применительно к Британской империи — считает борьбу за власть и господство в Евразии судьбоносным вопросом для любой господствующей империи. Поскольку США, как и Британская империя, географически расположены в стороне от Евразии, Соединенные Штаты, не будучи евразийской нацией, должны реализовывать и защищать на континенте, который не является их домом, свои великодержавные позиции. Следовательно, США можно легче, чем другие государства, вытеснить из Евразии. Все это в совокупности вынуждает политику США к еще большему, а в некоторой степени даже к превентивному распространению своего влияния на азиатском и европейском континентах.

Таким образом, Россия в глазах американских геополитиков превращается решающую фигуру на евразийской шахматной доске. Преодоление идеологической конкуренции не означает, что также было преодолено и географическое соперничество. С точки зрения американских геополитиков, географически Россия находится в таком привилегированном положении, что, возможно, именно поэтому в расчет принимается необходимость превентивного ослабления России.

Борьба за Европу

США — самая большая держава вне Евразии. Если она хочет доминировать на евразийском континенте, то автоматически ее интересы будут вступать в противоречие с интересами России. При этом Россия слишком далека до того, чтобы быть сильнейшей державой на евразийском континенте. Экономически Россия никогда не сможет конкурировать с Китаем и Европой. Правда, благодаря своему географическому положению в центре евразийской ‘массы государств’ и своему сырьевому богатству, страна в долгосрочной перспективе будет в состоянии создавать механизмы для кооперации в Евразии.

Таким образом, углубленные экономические отношения между Россией и ЕС могли бы дать возможность Евросоюзу дополнить трансатлантическую ориентацию ориентацией континентальной. Это, со своей стороны, означало бы получение существенной независимости Европы от США. В пользу растущей ориентации ЕС на Восток говорит также то, что российские и европейские интересы в долгосрочной перспективе дополняют друг друга. В России большой спрос на европейские технологии, а Европе в средне- и долгосрочной перспективе вряд ли удастся гарантировать свое энергообеспечение без использования российских запасов.

Союз между Россией и Китаем, который уже вырисовывается в рамках Шанхайской организации сотрудничества, в долгосрочной перспективе также мог бы превратиться во второй мировой экономический центр в Азии, что создавало бы сложности для сохранения влияние США на Ближнем Востоке и в Средней Азии. […]

Географически обоснованные противоречия в интересах между Россией и США объясняют американскую политику в отношении России, которая проводится с момента падения Берлинской стены (ноябрь 1989 года). Новая ‘холодная война’ является продолжением ‘старой’, так как ‘старая’ в действительности никогда не прекращалась. ‘Холодная война’ продолжалась, поскольку США с падением Берлинской стены достигли только одной из двух своих геополитических целей. Первой целью без сомнения была победа капитализма над социализмом. Но вторая цель — она становится понятной только при рассмотрении нынешней политики США — никем не оспариваемое господствующее положение США в Евразии, чтобы перевести мир на постнационально-государственный порядок под американской гегемонией.

Новые конкуренты США

Но мечта о достижении американского всемогущества, которую Бжезинский, как само собой разумеющееся, в 1997 году считал вполне законной, в последние годы утратила реалистичность. Благодаря стремительному взлету не только России, но также Китая и Индии эта мечта становится все более призрачной. […] Спустя десять лет после выхода в свет внешнеполитического анализа Бжезинского, США столкнулись с истощением своих империалистических сил. Как страна может доминировать на чужом континенте, противопоставляя себя самоуверенной России и сильному Китаю? Наполеоновские войны и Вторая мировая война к тому же являются примерами того, что и в прошлом все попытке продвинуться с окраин Евразии в ее — российский — центр, постоянно проваливались. Как будут вести себя США, если и их ждет подобная участь?

Это зависит от того, идет ли речь в сформулированной Бжезинским в 1997 году целевой установке о таких целях, от которых можно отказаться в силу прагматичных соображений, если эти цели окажутся нереалистичными. Или же речь идет о целях, которые настолько сильно срослись с идентичностью страны, ее институтами и ее руководящей политической элитой, что их нельзя ограничить, и от них нельзя отказаться.

Если исходить из самого благоприятного сценария, то это будет означать, что американские геополитики признают, что сформулированные Бжезинским в 1997 году цели оказались недостижимыми, а европейские политики осознают, что новая интерпретация этих планов в форме трансатлантического сотрудничества в конечном итоге не в интересах европейцев.

В ближайшие пять лет американский доллар мог бы лишиться своего господствующего положения в качестве мировой валюты. Тем самым, США также потеряли бы значительную часть имеющихся у них преимуществ (прибыль от выпуска денежных знаков, что означает получаемые от государства или от эмиссионного банка доходы — прим. ред.), которые, в свою очередь, образуют финансовый базис для их непомерных расходов на вооружения. Многие военные базы вне территории США не могли бы больше финансироваться. Впредь США должны были бы разделить свои позиции мировой державы с евразийскими конкурентами такими, как Китай, Россия и Европа. Вполне возможно, что вследствие своей политики в этом регионе в прошлые годы, США совершенно потеряют свое влияние в Средней Азии. Тем абсурднее кажется, что именно сейчас, когда так называемые государства группы BRIC (Бразилия, Россия, Индия и Китай) генерируют огромный экономический рост, НАТО впервые требует для себя всеобъемлющую монополию на использование силы.

Соединенные Штаты, по всей видимости, больше не будут оказывать влияние на мир XXI века в той мере, как это было во второй половине прошлого столетия. В зависимости от той меры, в которой различные континенты и культурные общности должны будут прийти к единству для создания надрегионального рамочного механизма геополитического порядка будущего, возникнет также пространство для альтернативных проектов.

На место глобализации, которой сегодня дирижируют США, мог бы прийти процесс открытого, построенного на совмещении различных интересов диалога между примерно равными по силе державами. Вследствие этого, Запад в большей степени, чем это наблюдается сегодня, столкнулся бы с противоречиями, связанными с его собственным восприятием мира. Признанное сегодня повсюду представление о ‘хорошем Западе’ может существенно пошатнуться, если однажды предметом исторической памяти, даже судебного анализа, стали бы следующие темы: эксплуатация стран ‘третьего мира’, практика долгового империализма и поддержка диктаторов.

Новое довоенное время

Но, возможно, именно это является прогнозом на будущее, направленным в конечном итоге против плана Бжезинского — американского господства в Евразии. И, возможно, это относится не только к Бжезинскому, но и к широкому слою американской элиты. Кое-что говорит в пользу того, что вера в легитимное господство США так тесно переплетена с чувством идентичности американской элиты, что даже явный провал американской политики в период президентства Буша не приведет к новой ориентации. Об этом свидетельствует план достижения господства над Евразией при помощи углубленного американо-европейского сотрудничества, представленный Бжезинским в его недавно вышедшей книге ‘Второй шанс’ (Second Chance).

Это, кажется, является последней соломинкой, за которую США (вне зависимости от того, кто станет президентом Барак Обама или Джон Маккейн) могли бы ухватиться, отказываясь понимать, что невозможно добиться господства Запада над всей Евразией ни в политическом, ни в экономическом, ни даже в военном отношении.

Какой оборот примет истории, если американские и европейские геополитики, не обращая внимания на новое перераспределение силы, действительно будут придерживаться плана господства над Евразией? Это могло бы привести к столкновению интересов различных великих держав, в форме ли ‘холодной’ или ‘горячей’ войны.

Поскольку новая ‘холодная война’ протекала бы не в равновесии страха, а в военной и технологической асимметрии, гораздо выше становилась бы опасность возникновения ‘горячей’ войны. Таким образом, ‘хозяин’ противоракетного щита мог бы питать иллюзии, пребывая в обманчивом ощущении безопасности, а война могла бы разразиться вследствие дипломатического кризиса. И, наоборот, ‘побежденная’ сторона, которая не располагает противоракетным щитом, могла бы начать превентивную войну, поскольку она была бы уверена в том, что противоположная сторона и без того уже давно планирует это. Превентивное начало войны становилось бы асимметричным уравновешиванием отсутствия противоракетного щита.

Однако столкновение различных евразийских акторов могло бы произойти и в форме ‘замещающей’ войны. Местом подобного столкновения с большой вероятностью являлись бы богатые нефтью регионы Ближнего Востока и Средней Азии. Если бы вдруг начался энергетический кризис, вызванный нехваткой нефти, эти регионы могли бы окончательно попасть в перекрестье интересов всех держав. […]

Если между Ираком, Ираном, Афганистаном, Пакистаном и бывшими республиками Советского Союза геополитическая конкуренция в регионе стала бы решаться по аналогии с тем, как это было в прошлом веке на европейских Балканах, то вряд ли можно будет оценить человеческие потери. На евразийских Балканах между собой конкурируют гораздо больше государств, чем это было когда-то на европейских Балканах. Важнейшие акторы — Россия, США, Турция и Иран. В последние годы к тому же все более ощутимым становится влияние Китая, Индии, Пакистана и ЕС. В общей сложности, евразийские Балканы простираются по территории, на которой проживают несколько сотен миллионов людей. Американский историк Найал Фергюсон (Niall Ferguson) даже представлял тезис о том, что подобная трансграничная гражданская война на евразийских Балканах вероятна и в конечном итоге представляла бы собой новую мировую войну. Фергюсон приходит к выводу, что в случае конфликта ожидаемое число жертв может превысить масштабы Второй мировой войны. Публикация статьи Фергюсона в журнале Foreign Affairs, издаваемом Советом по международным отношениям (Council on Foreign Relations), показывает, что самые известные ‘мозговые центры’ США рассматривают трансграничную гражданскую войну на евразийских Балканах как возможный сценарий развития событий.

Если в конечном итоге роль миротворческой силы взяла бы на себя могущественная коалиция из различных государства (по аналогии с той, которую образовала НАТО в 1999 году в Югославии), то эта коалиция не только смогла бы определять новые границы Ближнего Востока и Средней Азии, но она была бы в состоянии установить прямой военный контроль над значительной частью мировых запасов нефти и газа. Подобная ‘миротворческая коалиция’ была бы подлинным победителем в этой войне, поскольку контроль над этими энергетическими резервами представляет собой значительный геополитический рычаг власти. А тому, кто этим рычагом обладает, будет принадлежать решающая роль гегемона в XXI столетии.

Решающая роль Европы

Однако ни США и ни Россия не будут принимать решения в том, какой будет история XXI века. Интересы обоих государств можно определить как слишком ясные и прагматичные, чтобы они всерьез могли бы выбрать между принципиально разными возможностями.

Россия, по всей вероятности, никогда не откажется от того, чтобы рассматривать бывшие республики Советского Союза как свою ‘естественную’ зону влияния. А США, в свою очередь, кажется, мало заинтересованы в том, чтобы без борьбы отказаться от своего господства на евразийском континенте. Поэтому возможность принятия решения в этой ‘большой игре’ (great game) должно быть в руках геополитических акторов, которые могли бы выигрывать от различных возможностей развития ситуации, и которые действительно стоят перед выбором. Единственная геополитическая сила, соответствующая этому описания, Европа.

В любом случае, представленная Бжезинским геополитическая концепция американского господства в XXI веке оказывается зависимой от кооперации с Европой. Без поддержки расширения НАТО на Восток со стороны Евросоюза план по созданию трансевразийской системы безопасности с доминирующей ролью США выглядит нереалистичным.

Таким образом, Европа для Соединенных Штатов является партнером, от которого нельзя отказаться. Однако интересы Европы по важнейшим позициям существенно отличаются от интересов США. Учитывая свое геополитическое положение, Европа может пойти как на атлантическую, так и на евразийскую кооперацию. При этом европейским интересам отвечала бы политика, ориентированная как на Запад, так и на Восток. Однако ориентацию Евросоюза на Восток Соединенные Штаты пытаются предотвратить не в последнюю очередь с помощью новой ‘холодной войны’, используя в качестве инструментов восточноевропейские государства. Если Брюсселю не удастся отговорить правительства Польши и Чехии от размещения на их территории американского радара и противоракет, то возникает вопрос, какой вообще политический смысл в существовании Европейского Союза, и какая у него политическая цель.

Геополитический анализ Бжезинского, правда, не лишен своей логики и обладает высокой силой убеждения. Однако это не может скрыть и его неверные посылы. Рассматривать Евразию в качестве шахматной доски на первый взгляд идея оригинальная. Но, как и многие другие претендующие на историческое могущество идеи, при внимательном рассмотрении идеи Бжезинского оказываются бездуховными и политически разрушительными. Мир XXI века тесно переплетен своей многополярностью и поэтому становится маленьким и хрупким. Силовые игры в геополитике, которые переносят на континенты логику шахматной игры, не соответствуют новой ситуации. Поэтому необходимо ограничить геополитическую логику, и даже поставить ее под сомнение.

Не доводя силовую игру в геополитике до самого худшего сценария, сегодня важно противопоставить геополитической логике такой способ мышления, который рассматривает цивилизацию как единое целое. Гораздо важнее вопроса, будет ли XXI век американским, европейским или китайским веком, является вопрос, на каких посылах мы собираемся строить жизнь рода человеческого. Соединенные Штаты в период президентства Буша уже озвучили свои предложения с помощью Гуантанамо и ‘зеленой зоны’ в Багдаде. Правда, осталось совсем немного подождать, чтобы понять, в состоянии ли США, когда президентом станет преемник Буша (без разницы, кто бы это ни был), пойти на цивилизационные корректировки своего курса. Но если США и дальше будут стремиться к глобальному господству, Европа должна отреагировать. В качестве неотъемлемого партнера США только ‘старый свет’ может отказать в поддержке американским планам. И в интересах цивилизации Европе следовало бы это сделать.
 
Источник: Хауке Ритц (Hauke Ritz), «Junge Welt», Германия

Адрес публикации: http://www.warandpeace.ru/ru/hots/view/27982/
 

Приход Обамы: изменится ли геополитика США?

Фонд стратегической культуры.

Л.Ивашов: О потенциале возрождения российско-американских отношений в рамках проекта стратегической стабильности и о подходах США к системе международной безопасности можно сказать следующее. После крушения биполярного мира на рубеже 90-х годов прошлого века Соединенные Штаты получили уникальную возможность реализовать свою вековую мечту о мировом господстве. США стали единственной сверхдержавой, заявив уже в 1992 г., что не допустят появления на постсоветском пространстве (и не только там) государства, способного бросить вызов собственным интересам. Немедленно был запущен механизм разрушения российских вооруженных сил и их главного элемента – стратегических ядерных сил через программы «помощи» (проект Нанна-Лугара), через неравноправные сокращения (процесс СНВ), через политико-экономическое давление на ход реформирования армии.

В последующие годы, когда российский военный потенциал стал ускоренно падать, последовали выход США из Договора по ПРО, развертывание глобальной противоракетной системы, наращивание американской военно-стратегической мощи, уход в технологический отрыв во всех типах вооружений. И все это на фоне непрерывного завоевания геополитического пространства России путем расширения НАТО и отрыва от Москвы целого ряда ранее союзных народов и государств.

Альфой и омегой мировоззрения американской элиты было, есть и остается глобальное лидерство США и подчинение всех и вся своим интересам. По-другому Америка уже не выживет ни как сверхдержава, ни даже как один из мировых полюсов многополярного мира. Формула выживания (мирового господства) США как сверхдержавы, оформившаяся в доктрину, звучит так: «Обеспечить безопасный доступ к ключевым районам мира, стратегическим коммуникациям и глобальным ресурсам». А значит, обязательный контроль над Россией как носителем первого, второго и третьего признаков. А еще – как потенциалом способности возродить второй полюс мира, альтернативный англосаксонскому. Британо-американские аналитические центры прекрасно понимают, что в случае ослабления глобальных позиций США первой выйдет из-под контроля Европа, а далее — и все остальные мировые игроки. Затем, как писал в книге «Смерть Запада» американский исследователь Патрик Дж. Бьюккенен, последует распад Армерики на три независимых друг от друга государства: англосаксонское, латиноамериканское и афроамериканское.

Поэтому никакой Обама или Маккейн не пойдут на изменение геополитической стратегии США. Да им и не позволят это сделать теневые финансовые структуры. Именно союз афроамериканца Обамы и мирового финансового капитала прочитывается в роли победителя на выборах 4 ноября.

Сегодня этому союзу исключительно важно сохранить геополитический курс на мировое господство, замаскировав его под новый облик Америки, как и запустить откорректированную политтехнологию достижения этой цели.

В чем может заключаться «новый» подход новой администрации США к мировым делам и к России?

Отметим следующие моменты:

— сокращение американского военного присутствия (прежде всего в Ираке) и усиление финансово-экономического и дипломатического влияния на политику интересующих Вашингтон государств;

— активизация вмешательства во внутренние дела этих государств с целью подрыва их самостоятельности, разрушения государственных институтов и установления внешнего управления;

— наращивание деятельности спецслужб США, Великобритании и Израиля, частных военных корпораций и неправительственных организаций по дестабилизации неугодных государств и регионов;

— оформление на фоне мирового финансового кризиса тех теневых структур (мирового правительства), которые формируют новые надгосударственные институты и добиваются сокращения роли суверенных государств, ООН и других международных организаций;

— создание видимости прогресса в переговорном процессе в сфере стратегической стабильности, нераспространения ОМП, в достижении «прозрачности» американской ПРО и иные акции по отвлечению внимания мировой общественности;

— целенаправленные информационно-психологические удары по главным противникам и оппонентам.

Европе, России, Китаю, Индии и исламскому миру следует ожидать инспирирования извне внутренних, прежде всего, межнациональных проблем, а также провоцирования взаимного недоверия и враждебности. Всему мировому сообществу – разрастания дуги нестабильности и хаоса (демократы в США вкупе с Лондоном умеют это лучше неоконсерваторов) и повышенной востребованности американского военного присутствия с миротворческими задачами.

США в период президентства Б. Обамы будут говорить с Россией на равных (а не использовать в своих интересах, как при борьбе с международным терроризмом, преодолении финансового кризиса, «разборках» с Ираном) только в случае, если:

— Россия восстановит потенциал нанесения Америке неприемлемого ущерба (удара возмездия);

— развернет свою политику, экономику и обеспечение безопасности в юго-восточном направлении, активизируя там поиск партнеров и союзников;

— устранит уродливость в своем развитии (сырьевой характер экономики, деградирующая система безопасности, освобождение территории путем самой высокой в Евразии смертности).

Вот тогда будет действительно неважно, с кем Москве придется иметь дело в Белом доме.

Полный текст: http://www.imperiya.by/club3-3782.html
 
 

Чтобы понять логику власти, нужно знать интересы стоящих за ней корпораций. Корпорации не остановятся. Подготовка к войне идет полным ходом.

Интернет против телеэкрана:  Войн между государствами случайных не бывает, слишком дорогое удовольствие, бывают случайно подвернувшиеся поводы, которые при ближайшем рассмотрении оказываются хорошо спланированными провокациями. Как не бывает и войн, где ничего не делят.

…В 2003-м году на Западе за закрытыми дверями было принято «окончательное решение».
Нам о нем ничего не рассказали, но мы и сами могли бы догадаться, когда американцы вторглись в Ирак, что Ираком дело не закончится…


Развитые страны вдруг «как по команде» стали брать не просто в долг, а лезть в такие долги, которые не возможно отдать в принципе.
Швейцария за несколько лет набрала 177 тысячи долларов внешних долгов на каждого швейцарца, Англия немного отстала, она набрала внешних долгов 172 тысячи на каждого англичанина (здесь и далее мы используем данные «The World Factbook» за 2000-2008 годы). Если долг разделить только на работающих, то получим более 1/3 миллиона долларов внешнего долга на каждого работающего швейцарца и англичанина.Они спятили?

К 2007-му году список имеющих самый большой внешний долг стали возглавлять жители стран – Ирландии, Швейцарии, Англии, Нидерландов, Бельгии, Норвегии, Австралии, Дании, Гонконга, Франции, Швеции, Германии, Финляндии, Испании, США (американцы лишь на 15-м месте!), Италии, Португалии, Австралии, жители наиболее развитых стран.

В этом виноваты цены на нефть и газ?

Но в списке на 6-м месте норвежцы, которые совершенно недавно одолжили 100 тысяч долларов на каждого норвежца, а Норвегия экспортирует нефть и газ. Если поделить весь экспорт на количество норвежцев (так выглядит нагляднее, когда ближе к человеку), то они экспортируют по 116 литров нефти в день на каждого норвежца и по этому показателю уступают только Кувейту (он экспортирует по 125 литров нефти на кувейтца в день), норвежцы экспортируют по 16 тысяч кубометров газа в год на норвежца, уступая только Катару и Брунею. При сегодняшних ценах на энергоносители норвежцы могли бы и вовсе не работать, а круглый год разъезжать на оленях, как кувейтцы катаются на верблюдах. Но норвежцы вместо этого вдруг стали лихорадочно брать в долг. Если до 2003-го года в графе «внешняя задолженность» напротив Норвегии писалось – «Норвегия является исключительно внешним кредитором», то к 2007-му Норвегия успела набрать 469 миллиардов долларов долга, пол триллиона, неплохая прыть для 4,6 миллионов человек. США и Англия в последнее время берут внешних долгов вообще по 2 триллиона долларов в год.

Как такие долги можно отдать?

Вариант 1-й. Продать больше товара.
Вариант 2-й. Занять еще денег.
Вариант 3-й. Убить кредитора. 

Убить кредитора – очень популярный в мировой истории способ отдачи долга.

Это безумие можно объяснить только одним способом – никто долги не собирается отдавать, в 2003-м было принято принципиальное решение о Большой войне и о полном сбросе мировой валютной системы. Страны, элиты которых входят в клуб избранных и поэтому в курсе происходящего, стали подписывать любые векселя, брать в долг под любые проценты. Элита Гонконга, не приглашенная в клуб избранных, до 2007-го года пыталась разобраться — что происходит, а когда поняла – за год (!!!) взяла в долг пол триллиона долларов, по 70 тысяч на каждого гонконгца. Экономика абсурда? Нет, это просто подготовка к Большой войне, когда известно, что некий заранее утвержденный перечень кредиторов перестанет существовать физически (например, Саудовская Аравия, которой американцы сегодня подозрительно легко отдают во владение свое стратегическое имущество), а валюты большинства стран и векселя будут обесценены. За время президентства Буша американский военный бюджет возрос на 75 процентов (и это при американских то долгах! или потому и возрос, что есть долги?), он превысил 1/2 триллиона долларов, китайский военный бюджет достиг 1/3 триллиона долларов (по данным «The World Factbook 2008»). Если учесть скромные потребности китайских солдат, то желание закупать новое вооружение у китайского руководства явно не меньше чем у руководства американского.

Идет подготовка к Большой войне.

Сценарий войны нарисовать не трудно. Исламские террористы (саудовцы и иранцы) похитят в Пакистане (или в России?) ядерную бомбу и взорвут ее в центре Европы. После столь зверского преступления перед человечностью американцы решат применить в качестве возмездия новое поколение ядерных фугасов ограниченной мощности, с минимальным радиоактивным заражением местности (подобные ядерные фугасы недавно созданы американскими учеными). Ядерное оружие сделает войну не сложной, от террористов и их пособников, как от настоящих, так и от возможных, останется лишь пепел. Пушечное мясо, из стран Восточной Европы (именно для этого и принятых в ЕС и НАТО) расставят около нефтепроводов и разрешат стрелять по любой цели, рядом с нефтепроводами будут круглосуточно летать самолеты – роботы (подобные недавно создали американские конструкторы). А далее начнется основательная перекройка мира, кому не дадут нефти — те обречены. Их можно всех перебить, но лучше им помочь перебить друг друга. Не с этим ли связана в последние десятилетия откровенная поддержка американским госдепом распространения по планете ваххабизма? Лучшего варианта для гарантированного самоуничтожения не придумаешь. Радикалы организуют бойню, а затем прилетят на НАТОвских вертолетах миротворцы (в США самую мощную свою баллистическую ракету так и назвали – Peacekeeper, миротворец).

Если челночная дипломатия Генри Киссинджера в 70-х годах привела к серьезному уменьшению напряженности на Ближнем Востоке, то челночная дипломатия Кондолизы Райс (если верить в ее «борьбу за мир») странным образом приводит к обратному. Кондолиза Райс лично приехала и потребовала от президента Египта Хосни Мубарака демократизации парламентских выборов, результат – рекордное число исламских радикалов в парламенте. Участие Кондолизы Райс в судьбе палестинских выборов закончилось победой исламских радикалов в Палестине. Было объявлено о начале огромных поставок вооружения не только Израилю (в кредит), но и Египту (в кредит), и Саудовской Аравии.

К чему такая спешка, кто с кем собрался воевать?

Мушараф заявил, что если он уйдет, то в Пакистане начнется ад. А это очень большая проблема для всего мира — 165-миллионная страна с ядерным оружием в руках исламских радикалов. Не этого ли и добиваются «друзья» Мушаррафа, требуя от него демократизации, не те ли и «заказали» Беназир Бхутто, кто сегодня расследует ее убийство?

Гражданская война в Ираке, исламизация Турции, воссоздание Большого Курдистана, ядерная программа Ирана. . .

Ближний Восток и страны Персидского залива уверенно движутся к полному хаосу. То, что готовится тотальный хаос на всей исламской дуге, это очевидно.

Повышение цен на продовольствие (из-за недавно разрекламированной Западом программы перехода на биотопливо) сбросит в хаос остальные развивающиеся страны. Сегодня при помощи Косово доламывается механизм ООН и международного права, от них однозначно необходимо избавиться в случае начала Большой войны, чтобы не очутиться после нее на новом Нюрнбергском процессе с обвинением в «составлении и осуществлении заговора против мира и человечности».

Если рассматривать сегодняшние действия западных политиков как подготовку к Большой войне, то их действия выглядят вполне продуманными и целенаправленными. Если считать, что западные политики борются за мир, то их действия явно абсурдны. В мире много странного и глупого, но не настолько же, чтобы спятило одновременно такое количество выпускников Йеля, Оксфорда и Гарварда.

То, что готовится Большая война, не вызывает никаких сомнений. Но в чем ее причина?

Цена на нефть?

Цепочка событий указывает на другую причину. Вначале рухнула нью-йоркская биржа. Добравшись в середине января 2000-го года вверх до отметки 11722 индекс Dow Jones начал падать вниз, беспримерный рост 90-х закончился (очень напоминающий феноменальный рост биржевых индексов перед 1929-м годом).

В 2000-м году начался кризис западной экономической системы, по глубине сравнимый только с Великой депрессией.
Биржевые индексы бились в припадке весь 2000-й год и всю первую половину 2001-го. Общий кризис капитализма стал очевиден, нужно было срочно что-то предпринимать. 11 сентября 2001-го прилетели боинги и началась борьба с терроризмом во всем мире. Далее была афганская компания, после нее в начале 2003-го – захват Ирака, и сразу начали расти цены акций. С начала января 2000-го по начало января 2003-го, за три года, индекс Dow Jones упал на 25%, S&P 500 – на 40%, NASDAQ – упал в три раза, FTSE 100, DAX, CAC40, Nikkei 225 – упали в два раза и более.

Когда американцы и англичане стали хозяевами иракской нефти, начали расти цены на нефть. В росте цен многие обвиняют спекулянтов с нью-йоркской и лондонской бирж, торговцев нефтяными фьючерсами. Чуть позже Бушем была громогласно объявлена «национальная программа» по биотопливу, и сразу начали расти цены на продовольствие.

Выводы:

Когда кризис задолженности стал неизбежен, а масштабами он обещает превзойти Великую депрессию, начавшуюся в 1929-м году, тогда акулы капитала и принялись готовиться к Большой войне. Все остальное, от экспансии ваххабитов до роста цен на нефть, от разработки новейших ядерных фугасов до создания самолетов – роботов, от приема в НАТО новых членов до проведения срочных внешних займов западными странами, все это лишь подготовка к Большой войне. Нефть удобный спусковой крючок для войны, но причина войны внутри западной политико-экономической системы. Было два варианта – изменить систему, принять новые правила игры и урезать спекулятивные доходы финансового капитала, или начать войну. Политическая элита Запада выбрала войну…

Раскольников — «С одной стороны, глупая, бессмысленная, ничтожная, злая, больная старушонка, никому не нужная и, напротив, всем вредная, которая сама не знает, для чего живет. . . С другой стороны, молодые, свежие силы, пропадающие даром без поддержки, и это тысячами, и это всюду! Сто, тысячу добрых дел и начинаний, которые можно устроить и поправить на старухины деньги». (Достоевский, «Преступление и наказание»)
 
Полный текст:  часть 1. часть 2

Друзья и враги России-2020. Диапазон возможностей во внешней политике

Политический КЛАСС: События последних недель, продемонстрировавшие недвусмысленное стремление России вернуться в число ведущих мировых держав, требуют от отечественной дипломатии пересмотра приоритетов 90-х годов, формирования нового внешнеполитического курса, четкого обозначения друзей и врагов. Ориентиром для этого может стать Концепция долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации до 2020 года, которая, в частности, отмечает, что наша страна ‘восстановила статус мощной экономической державы’ и завоевала ‘право находиться в группе крупнейших стран — мировых лидеров как по динамике развития, так и по масштабам экономики’.

Россия вступает в настоящий XXI век

Новую эпоху в истории человечества в современной политологической литературе и экспертных материалах принято отсчитывать от падения Советского Союза в 1991 году и крушения вслед за этим биполярной системы, существовавшей в течение почти

50 лет. Тем не менее данный тезис можно оспорить, поскольку во многом геополитическая и внешнеполитическая конфигурация вплоть до последних двух-трех лет характеризовалась жесткой униполярностью и абсолютной доминацией США на мировой арене. Фактически вплоть до 2003-2005 годов ситуация являлась продолжением периода холодной войны с той лишь разницей, что ее победитель получал все. Недаром такая однозначность мировых раскладов сил позволила Фрэнсису Фукуяме заявить о ‘конце истории’ и абсолютном торжестве ‘либерального проекта’ в его американском исполнении. Пользуясь своим правом победителя, США навязывали человечеству не только собственную систему ценностей и политические приоритеты, но одновременно образ врага. Этот образ периодически трансформировался применительно к потребностям политического момента, но чаще всего под ним подразумевались как ‘недемократические’ режимы (вроде Северной Кореи), так и религиозно-экстремистские течения и движения (вроде ‘Аль-Каиды’). Одновременно по инерции образ вероятного противника формировался и в отношении России, хотя вплоть до последнего времени ее в качестве достойного конкурента Запад не рассматривал и снисходительно ‘позволял существовать’ на политической карте мира как энергетическому донору.

Однако мировая конъюнктура начала изменяться. События последних лет показали, что именно сейчас мир вступает в настоящий XXI век с новым раскладом сил и новой геополитической и внешнеполитической конъюнктурой. Таким образом, лишь сейчас завершился переходный период, во многом отталкивающийся от принципов ХХ столетия. Что же указывает на то, что происходящие трансформации являются качественными?

Выбор друзей и врагов  в новых геополитических реалиях

Прежде всего необходимо отметить возрождение большой мировой политики. Как утверждал еще Карл Шмитт, политика как таковая формируется только тогда, когда общества (в нашем случае страны) четко обозначают для себя друзей и врагов, а также осознают свои национальные интересы.

В последние годы (особенно после начала иракской кампании) происходит освобождение ведущих мировых акторов (а также претендентов на такой статус) от американской версии дихотомии ‘наши’ — ‘не наши’. В массовом порядке происходит переосмысление образа врага (правда, в меньшей степени ведется поиск друзей) и утверждается принцип национальных интересов в противовес общечеловеческим ценностям и американской модели демократии. Причем данный процесс затрагивает не только незападные общества, но даже и страны Евросоюза. Примечательно в этом плане, что известные постулаты мюнхенской речи Владимира Путина с жесткой критикой политики США в соответствии с данными соцопросов поддержали около 60% жителей Германии.

Во многом такое переосмысление образа врага и отказ от американского линейного пути развития были обусловлены внутренним кризисом демократической модели США (особенно в период правления Джорджа Буша-младшего), а также откровенным игнорированием Вашингтоном принципов международного права и политикой двойных стандартов на международной арене. Можно констатировать, что руководство Соединенных Штатов в 1990-х — начале 2000-х упустило возможность добиться мировой легитимности (что достигалось за счет хотя бы минимальной объективности и соблюдения приемлемых для других стран правил игры) и недальновидно встало на путь конфронтационного сценария и жесткого диктата. Отныне, например, установление демократии стало связываться не с внутренним ростом общественного самосознания, развитием социальных и политических институтов и гуманизацией жизни того или иного народа, а с ‘точечными ударами’ по системам жизнеобеспечения и банальной военной оккупацией тех стран, где имелась иная точка зрения относительно мировоззренческих и политических приоритетов. В некоторых случаях прямое вторжение подменялось сценарием ‘оранжевой революции’, что принципиально не влияло на ситуацию. Однако такой монологичный подход привел к дискредитации идеологической модели США и разочарованию в ее базовых ценностях элит и населения большинства стран мира. В итоге западная модель демократии оказалась не в состоянии не только обеспечить глобальную консолидацию, но и привела к росту конфликтности и нестабильности в мире.

Все это накладывается на резкую интенсификацию мировой конкурентной борьбы за ресурсы и рынки сбыта, что провоцирует

(наряду с первым фактором) рост международной конфронтационности и создает задел для активизации прежних и возникновения новых очагов вооруженных конфликтов. При этом речь идет не только об энергетических, но и о водных, демографических, продовольственных, территориальных, интеллектуальных и других ресурсах. Более того, в риторике руководителей и представителей элиты ведущих стран мира все более отчетливо проявляется силовой компонент, а также начинает муссироваться тема третьей мировой войны.

В этом плане нельзя не отметить ряд выступлений представителей западной элиты в рамках Атлантического совета в апреле 2008 года. В частности, известный медиамагнат Руперт Мердок, отметив ‘силовой крен’ в современной мировой политике, потребовал укрепить НАТО за счет новых стран (включая неевропейские, в качестве вариантов назывались Австралия, Израиль, Япония) и подверг резкой критике пассивность лидеров Старого Света: ‘Мы стоим перед болезненной реальностью: у Европы больше нет ни политической воли, ни социальной культуры для того, чтобы поддерживать боевые операции для защиты себя и своих союзников’. Тогда же его поддержал и главный союзник США на международной арене британский премьер Тони Блэр, который выступил за доктрину ‘жестких действий’, отметив, что ‘мы должны быть готовы к применению военной силы’. В рамках подобного международного тренда можно отметить и регулярно появляющиеся в медиапространстве слухи и дискуссии относительно начала новой глобальной войны. Причем, по мнению большинства экспертов и аналитиков, причина для ее развязывания окажется более чем прагматической — либо борьба за ресурсы, либо противостояние на рынках сбыта. Примечательно в этом плане, что в документах

НАТО прямо обозначено, что единовременное прекращение российских энергопоставок в Европу будет расценено ни много ни мало как объявление ‘горячей войны’.

Росту конфликтности способствует и постепенный дрейф в сторону многоуровневой мультиполярности, выравнивания возможностей ряда государств и межгосударственных объединений мира по отношению к действующему лидеру — США. Помимо Китая и ЕС на статус полюса международного влияния все чаще стали претендовать Индия, Иран, Арабский Восток, а также Россия. Эти страны начинают формулировать свое собственное видение врагов и друзей, стремясь потеснить США в политике и экономике.

Одновременно отсутствие общепризнанных мировоззренческих и идеологических скреп порождает тотальную прагматизацию внешней политики. Отныне уже сложно мобилизовать союзников по идеологическим, религиозным или этническим мотивам. Фактически завершилось время стратегических союзов, и мир перешел к калейдоскопической смене тактических альянсов. И здесь победителем окажется не только тот, кто обладает формальной силой, но тот, кто эту силу максимально эффективно использует, проявит больше хитрости и мастерства в позиционной войне.

По большому счету речь может идти о том, чтобы России в условиях нарастающего конфронтационного сценария мирового развития избежать серьезных потерь, не дать втянуть себя в макровойну, использовать по максимуму свои конкурентные преимущества.

Чем мы ответим врагу?

Несмотря на скептические оценки экспертов-пессимистов, у России также имеются свои немаловажные конкурентные преимущества.

Так, в условиях силового сценария принципиальным является обладание ядерным оружием, являющимся надежной гарантией суверенитета РФ и невмешательства извне в ее внутренние дела. Под прикрытием ядерного зонтика наша страна может гораздо более эффективно защищать свои национальные интересы в политике и бизнесе и даже вести успешные микровойны (как это было, например, в рамках югоосетинского конфликта), не опасаясь прямого военного вмешательства Запада.

Не менее важным может оказаться статус России как постоянного члена Совета Безопасности ООН с правом вето, что даже в нынешних условиях кризиса глобальных международных институтов дает возможность периодически блокировать наиболее нежелательные инициативы конкурентов. Одновременно такой высокий статус позволяет претендовать на то, чтобы при необходимости стать лидером альянса ‘униженных и оскорбленных’, альтернативного США. Кроме того, СБ ООН является важной переговорной и коммуникативной площадкой, позволяющей доносить до зарубежной общественности российские инициативы.

Особо важно отметить огромную территорию нашей страны и ее богатейший ресурсный потенциал (полезные ископаемые, запасы воды, аграрные площади и пр.). Стратегически важными, конечно, являются запасы углеводородов, поставки которых являются в том числе и элементом ‘энергетического шантажа’ для потребителей и позволяют в большей или меньшей степени обеспечивать их лояльность к Российской Федерации.

Наконец, важным конкурентным преимуществом РФ в глобальном противостоянии является имиджевый ресурс. До сих пор наша страна сохраняет ореол главного победителя фашизма во Второй мировой войне, что также является сдерживающим фактором для экспансии Запада — как пелось в одной советской песне, ‘мы прошли с тобой полсвета, если надо, повторим’.

Не менее значимым, особенно для стран третьего мира, является репутация России как государства, которое в течение 50 лет на равных боролось с США за влияние в мире. Такая историческая память тоже является важным ресурсом РФ, придающим ей дополнительный ореол силы. А с сильными и победителями даже по прошествии времени предпочитают не вступать в прямую конфронтацию.

Как успешно конкурировать с США и Китаем:  стратегия маневрирования

Тем не менее надо признать, что после развала СССР и целой череды внутриполитических и внутриэкономических кризисов 1990-х годов, существенно подорвавших наш потенциал, в настоящий момент, а также в ближайшие лет 10-15 мы не сможем в одиночку и на равных успешно бороться с главными мировыми центрами политического и экономического влияния — США и Китаем. И как здесь не вспомнить так называемый принцип Микояна, который Анастас Иванович с успехом реализовывал в исключительно сложной политической борьбе в рамках жесткой сталинской системы. Его образцово-показательное аппаратное лавирование даже нашло отражение в одном из популярных прежде анекдотов. Так, на вопрос коллеги, почему он в дождь идет без зонта, Микоян отвечает: ‘Ничего, я так, между струйками’. Не менее сложное маневрирование между Сциллой и Харибдой мировой политики предстоит и нашей стране в ближайшей и среднесрочной перспективе. И здесь важно, с одной стороны, не уступить собственных уже достигнутых позиций, а по возможности их укрепить, а с другой — не дать втянуть себя в глобальное противостояние. А такого рода попытки обязательно будут предприниматься. Причем даже победа в подобных столкновениях может оказаться пирровой, поскольку неизбежно повлечет за собой перенапряжение сил.

Однако стратегия маневрирования не исключает проведения активной внешней политики, жесткой защиты национальных интересов, борьбы за статус великой державы. Просто здесь стоит разделить понятия ‘великая держава’ и ‘великодержавная политика’. Если первое является целью Российского государства, то второе — лишь одним из возможных, причем весьма небесспорных средств ее реализации. Издержки псевдовеликодержавного курса отчетливо видны в деятельности российского руководства периода Бориса Ельцина. Тогда в условиях ограниченности политических, военных и экономических ресурсов активная внешняя политика преимущественно имитировалась. Причем конкретные эффективные действия зачастую подменялись громкими акциями вроде марш-броска российских десантников к аэропорту в Приштине или разворота самолета премьер-министра над Атлантикой в знак протеста против бомбежек Югославии. В нынешних условиях, когда Россия во многом сумела преодолеть политический и социально-экономический кризис и вступила в полосу накопления богатств, уже нет необходимости надувать щеки и стращать мир оскалом русского медведя, а можно действовать уверенно и последовательно, но при этом с позиции силы.

На самом деле вполне можно быть великой державой, не проводя жесткую, агрессивную политику комбинационного характера, к которой Россия пока еще не готова. Напротив, на ‘великой шахматной доске’ весьма выгодной может оказаться позиционная игра, связанная с умением добиваться успеха на противостоянии других мощных центров мирового влияния. Россия в настоящий момент не может выдержать политики перенапряжения, а атака с негодными средствами чревата поражением. Футбольный навал неадекватен для тонкой позиционной шахматной партии.

Кстати, уже сейчас наблюдается ситуация, когда великие державы современности могут не выдержать взятой на себя миссии доминирующих мировых игроков (это касается США, Евросоюза и Китая). Например, США уже испытывают существенные трудности от распыления военных и экономических ресурсов по всему миру. Каждый день боевых действий в Ираке и Афганистане наносит удар не только по американскому бюджету, но и влечет за собой брожение как внутри США, так и в целом в мире. Все это накладывается на существенные финансовые затраты по поддержанию униполярности. Помимо того что Вашингтон вынужден крупно вкладываться в различного рода ‘проекты демократии’, одновременно растут аппетиты и запросы его союзников (как тут не вспомнить недавний счет от Саакашвили на

1-2 миллиарда долларов на ‘восстановление Грузии’ после провальной войны в Южной Осетии или неприличный торг с Польшей относительно условий размещения на ее территории элементов американской ПРО). Одновременно США испытывают внутренние проблемы финансового характера, что уже в ближайшей перспективе может существенно снизить их возможности. Тем не менее нельзя не учитывать специфики политической культуры американских элит — не исключено, что при определенных условиях неблагоприятное экономическое положение они могут скорректировать силовыми действиями. Как говорится, плохое настроение носорога — проблема не его, а окружающих.

Если проанализировать состояние Объединенной Европы, то она тоже постепенно надрывается под грузом проблем, главной из которых является огульное расширение ЕС. В своем большинстве страны-неофиты являются постсоветскими государствами, которые до сих пор не могут забыть о дотационном существовании в рамках Организации Варшавского договора. Более того, с такого рода стандартами жизни они перешли под новые знамена, требуя от староевропейцев опеки и заботы. Подобное потребительское отношение все чаще провоцирует конфликты внутри ЕС, ведет к расколам и существенно подрывает мощь этого образования как одного из центров мирового влияния. Не менее серьезной проблемой Евросоюза является ограниченность энергетической базы и его зависимость от поставок извне (прежде всего из России).

Что же касается Китая, то на первый взгляд его положение кажется неколебимым в силу экономической и военно-политической мощи. Тем не менее нельзя исключать того, что КНР также может вступить в череду кризисов. Во многом это будет связано с идеологическим фактором — здесь рано или поздно сохраняющаяся коммунистическая система вступит в противоречие с рыночными реалиями, а также идеологическими приоритетами XXI века, что чревато ‘китайской перестройкой’, которая может существенно ослабить позиции Поднебесной. Кстати, в настоящий момент Китай не менее чем США перенапрягается и в плане проведения активной международной политики. Ни для кого не секрет, что победы левых сил в разных частях земного шара (Африка, Латинская Америка, Азия) обусловлены прежде всего интенсивной финансовой и военной поддержкой со стороны КНР.

Поэтому, играя осторожно и позиционно, Россия может добиться успеха за счет в том числе псевдоактивных действий своих глобальных конкурентов.

На глобальную доску геополитики вполне целесообразно привнести два главных принципа шахматной позиционной игры, которые предопределят логику внешней политики России по крайней мере на среднесрочную перспективу. Эти два принципа следующие: игра на накопление мелких преимуществ с регулярным закреплением результатов и лавирование против слабостей конкурентов.

Какие же цели должно преследовать подобное накопление и маневрирование?

Прежде всего важно восстановить экономический, а по возможности и политический контроль над постсоветским пространством, не допустить дальнейшего продвижения США, Евросоюза и НАТО в сферу жизненно важных интересов России. Как максимум данная стратегия должна предусматривать ограничение военного и политического суверенитета постсоветских стран, их существование под эгидой России. Как минимум за счет их территорий целесообразно создать буферные зоны вокруг России для сдерживания Североатлантического альянса. При этом в зоне особого внимания отечественной дипломатии должны оказаться Украина и Азербайджан.

Украина принципиальна для США и ЕС с точки зрения разрушения принципов славянского единства и сопротивления национальных элит российскому политическому и экономическому влиянию. При этом самый опасный для РФ сценарий связан даже не с импульсивными антироссийскими действиями фактически обанкротившегося Виктора Ющенко, а с самой убаюкивающей позицией украинской элиты, которая в своем большинстве, не возражая против экономического сотрудничества с нашей страной, тем не менее постепенно и неуклонно дрейфует в сторону Запада. Одновременно ей (включая и партию Януковича) удается относительно эффективно обрабатывать в европейском духе население страны: продвижение ‘оранжевых настроений’ и украинского национализма в последние годы отмечается даже в традиционно пророссийских городах и областях (Харьков, Одесса, Запорожье и др.). Объективно борьба за Украину потребует не только ужесточения и прагматизации курса в отношении руководства этой страны, но и тотальной замены там команды наших агентов влияния, а при необходимости — готовности к проведению курса на федерализацию этой постсоветской страны.

Что же касается Азербайджана, то это постсоветское государство принципиально важно для нас с точки зрения как энергетической, так и геополитической. Фактически с начала 1990-х годов (со времен первого постсоветского президента Абульфаза Эльчибея) и вплоть до наших дней эта бывшая советская республика пребывает в сфере влияния США, которые серьезно вложились в местный нефтяной бизнес. Одновременно руководство Азербайджана принимало и принимает активное участие в различного рода антироссийских политических и экономических инициативах (ГУАМ, трубопровод Баку-Тбилиси-Джейхан и др.). Тем не менее эта страна исключительно важна для энергетического партнерства с Россией, и, несмотря на все вышеуказанные проблемы, ее нельзя считать потерянной с точки зрения двустороннего сотрудничества. Во-первых, в отличие от Виктора Ющенко и Михаила Саакашвили Ильхам Алиев не является идеологическим противником РФ, особенно с учетом того, что в России проживает многочисленная и влиятельная азербайджанская диаспора. Во-вторых, элита Азербайджана также не является откровенно прозападной, разве что камнем преткновения во взаимодействии с российскими коллегами для нее выступает проблема Нагорного Карабаха. Все это создает предпосылки для активизации России на азербайджанском направлении, причем первые попытки установления диалога уже были отмечены в июне 2008 года. Тогда для закрепления отношений ‘Газпром’ предложил закупать азербайджанский газ по рыночным ценам на основе долгосрочных контрактов.

Кроме того, России целесообразно интенсифицировать контакты с партнерами в рамках альтернативных США международных формальных и неформальных объединений (БРИК, ШОС, Исламская конференция), а также либо самостоятельно создать, либо оказать косвенное содействие формированию новых подобных альянсов. Актуальность создания пророссийского внешнеполитического пула резко возросла в последние недели на фоне жесткого противостояния РФ и Запада по вопросу признания Абхазии и Южной Осетии. При этом нужна четкая линия на стимулирование союзников (в том числе экономическое), и здесь Россия в качестве претендента на статус великой державы должна быть готова к определенным жертвам. Как говорится, положение обязывает. Поэтому, например, газ, поставляемый в Армению, даже вопреки экономической целесообразности должен быть хотя бы немного, но дешевле, чем для Грузии. Здесь должен действовать принцип не откровенной покупки лояльности (вариант не очень надежный, поскольку всегда имеются возможности перебить российские ставки), а скорее, внимания и поддержки. Но это не означает, что мы должны формировать у наших партнеров ощущение социального иждивенчества. В ответ на уступки экономического и военно-технического характера Россия должна получить четкие и откровенные гарантии долговременных союзнических отношений. В противном случае существует опасность в очередной раз поддержать условно пророссийские режимы Кучмы, Шеварднадзе, Воронина, Рахмонова и тому подобных сомнительных ‘партнеров’, которые либо стремятся откровенно и безвозмездно эксплуатировать экономический потенциал Москвы, либо возвращаются под ее руку с рейтингом в 5-6%, стремясь найти защиту от очередных ‘оранжевых революционеров’.

Политика лавирования против слабостей США подразумевает также прямое или косвенное стимулирование очагов сопротивления американской экспансии. Так, имеет смысл поддерживать в тлеющем состоянии очаги напряженности в разных регионах мира (Южная Америка, Африка, Иран, Куба), способные отвлечь на себя внимание и силы главного вероятного противника. Если проводить смелые исторические параллели, то нам, как в 1941 году, нужно максимально тянуть время для качественной политической, экономической и военной подготовки к ожидаемой в ближайшие десятилетия активизации глобальной конкуренции.

Еще одной разновидностью маневрирования можно считать игры с нашим энергетическим ресурсом. Несмотря на протесты европейцев относительно ‘энергетического шантажа’, нужно вырабатывать у наших партнеров в ЕС рефлексы собаки Павлова — бесперебойность поставок наших нефти и газа в обмен как минимум на политический нейтралитет и экономическую взаимность с их стороны. При этом, несмотря на информационный шум, а также на камлания европейцев по поводу подписания Россией Энергетической хартии (что в нынешних условиях является совсем уже маловероятным сценарием) и ‘проблемы’ прав человека в РФ, они явно не готовы идти на жесткую конфронтацию и в любом случае будут вынуждены договариваться. Также целесообразно начать (или по крайней мере обозначить) диверсификацию поставок углеводородов с учетом восточного направления, чтобы в ЕС не было ощущения исключительности своих энергетических маршрутов. Угроза подпитки экономики Китая российскими энергоресурсами сразу заставит представителей европейских и американских элит активизировать левое полушарие своего головного мозга и, отказавшись от псевдодемократической риторики, вступить в прагматичный диалог с нашей страной.

Кстати, тактика внешнеполитического маневрирования не исключает и кропотливой работы с теми, кто в целом занимает по отношению к РФ позицию враждебного нейтралитета в политике, но заинтересован в экономическом взаимодействии. В этом плане российскому руководству и профессиональным дипломатам есть смысл выявить слабые звенья в ЕС и целенаправленно работать с этими странами для создания внутри объединенной Европы своих агентов влияния. Реалистичность подобного развития событий подтверждается ‘синдромом Шредера’: приобщившись к выгодным российским бизнес-проектам, самые влиятельные политики ЕС, совсем недавно критиковавшие ‘авторитарный режим Путина’, становятся его лучшими друзьями и горячими лоббистами интересов РФ.

При этом можно использовать разные аргументы для стимулирования лояльности членов Евросоюза. Так, для одних (Германия, Италия, Великобритания, Венгрия, Франция) принципиально важным является энергетическое сотрудничество с РФ, поскольку их экономики уже сейчас испытывают дефицит углеводородов, а со временем такая недостача будет лишь возрастать. Кроме того, некоторые из них готовы выступить в роли распределительного центра российского голубого топлива, что лишь добавляет им энтузиазма во взаимодействии с нами. Для других (Греция, Сербия, Черногория, Македония, Болгария) весомым может оказаться культурный и религиозный момент — православная общность стран. Эффективная эксплуатация этой темы способна создать внутри ЕС по меньшей мере группу поддержки РФ. Разновидностью такой культурной повестки дня может стать также проброс идей панславизма для славянских стран, которые не относятся к православному миру, — прежде всего для Чехии и Хорватии. Еще одна стратегическая линия на вербовку союзников в Европе связана с потребностью ряда стран (например, отвергнувшей Конституцию ЕС Ирландии или опального офшорного Люксембурга) в политической поддержке со стороны РФ. Как показывает недавний скандальный опыт Польши, несмотря на свой относительно невысокий статус, эти государства вполне могут попортить кровь официальному Брюсселю своей альтернативной позицией.

Немаловажными являются и массовые настроения населения тех или иных стран. Так, например, в Чехии при всех ее комплексах

1968 года вполне можно поднять волну снизу, основанную на пацифистских настроениях чехов и направленную против размещения на территории страны американских военных. Одновременно есть шансы даже на раскол НАТО — многие в ЕС поддерживают проект создания Еврокорпуса — альтернативного Североатлантическому альянсу воинского подразделения, в котором, кстати, могли бы принять участие и российские военные.

Наконец, для наращивания международного политического капитала России целесообразно взять на себя миссию лидера стран третьего мира, главного заступника ‘униженных и оскорбленных’. Это особенно важно в условиях политического и экономического подъема мировой периферии.

Эффективная внешняя политика при надежных тылах

Однако для претворения в жизнь эффективной внешней политики образца XXI века требуется создание не только благоприятных внешнеполитических, но и внутриполитических условий. Лишь при условии сохранения политической стабильности и высоких темпов экономического роста Россия может бороться за статус мировой державы.

К таковым условиям относятся:

— сохранение консолидации общества вокруг действующего руководства РФ, ограничение активности неконструктивных противников власти на партийно-политическом поле и в медиапространстве;

— достижение динамичного социально-экономического развития страны, проведение ее последовательной инновационной модернизации;

— создание армии XXI века, способной к выполнению масштабных задач как внутри России, так и за ее пределами;

— оптимизация работы бюрократии в направлении большей эффективности и оперативности реакций на вызовы современности;

— подготовка новых кадров отечественной элиты, ориентированных на принципы и технологии XXI века;

— создание эффективных информационных и PR-механизмов, способных донести точку зрения российского руководства не только до населения, но и до мировой общественности.

Такое органичное сочетание внутри- и внешнеполитических усилий обеспечит комплексную защиту национальных интересов и суверенитета России-2020 и позволит нашей стране выйти из горнила конфликтной международной политики окрепшей и ориентированной на результат. В начале ХХ века Петр Столыпин произнес знаменитую фразу: ‘Дайте мне 20 лет спокойствия, и вы не узнаете Россию’. Однако тогда, в условиях слабости власти, мощного внутреннего социального конфликта и обветшалости политических институтов, такие слова выглядели благим пожеланием и гласом вопиющего в пустыне. В то же время современная Россия обладает значительным запасом внутренней прочности для того, чтобы совершить рывок в будущее, максимально мобилизуя имеющиеся возможности. Главное — правильно определиться с врагами и друзьями.

Автор: Александр Шатилов

Российско-иранские отношения: пять итогов Кавказской войны («Al-Akhbar», Ливан)

Al-Akhbar

Иран мог бы ‘приютить’ у себя две российские военные базы — одну в Восточном Азербайджане, а вторую на острове Кешм в Персидском заливе

карта с сайта http://www.lib.utexas.edu/
Некоторые иранцы считают, что их стране на руку противостояние России и Запада, начавшееся после военных действий в Грузии и уже названное некоторыми началом новой ‘холодной войны’. В этом противостоянии Москва четко обозначила красную линию перед западными странами, стремящимися подобраться к кругу союзников России и собственно к ее границам посредством размещения систем ПРО.

По мнению иранских наблюдателей, один важнейший момент заключается в том, что Москва после нескольких сделанных ей уступок поставила, наконец, заслон перед лицом давления, оказываемого на Иран, который российские генералы считают главной и, возможно, последней опорой на переднем крае России в противостоянии с Западом.

Спустя два месяца после Кавказской войны иранцы, изучив последствия тех событий для своей страны, сформулировали для себя пять основных:
1. Грузинский кризис отвлек, пусть и ненадолго, внимание Запада от ядерной программы Ирана, а сейчас, наряду с мировым финансовым кризисом, ему приходится разгребать также последствия этой войны и улаживать опасные вызовы и реакции, порожденные ей на мировой политической арене.

2. Ответ России на поддержку, оказанную США Грузии, выразился в выводе российско-иранского ядерного сотрудничества на новый этап. На политическом уровне это заключается в том, что Москва твердо заявила о своем несогласии с принятием Совбезом ООН какой-либо новой резолюции о введении дополнительных экономических и торговых санкций против Тегерана. Здесь, впрочем, стоит отметить, что до этого Россия участвовала в принятии трех резолюций ‘против’ Ирана. Однако после войны с Грузией премьер-министр России Владимир Путин поспешил предупредить Запад, что Москва может прекратить сотрудничество с ним по иранской ядерной проблеме.

3. Перемещение американской флотилии к Черному морю также не ускользнуло от внимания России, пославшей в свою очередь корабли для проведения маневров в Карибский бассейн, а также в Средиземное море и воды Персидского залива. Развитие ‘полевых’ событий совпало с появлением информации, свидетельствующей о намерении России создать новые стратегические военные базы на Кавказе и Ближнем Востоке — главных источниках нефти и энергии в мире на данный момент. Наблюдатели в Тегеране полагают, что Иран мог бы ‘приютить’ у себя две таких базы — одну в Восточном Азербайджане, а вторую на острове Кешм в Персидском заливе.

4. Россия, с волнением наблюдающая за стремлением НАТО принять Грузию и Украину в свои ряды, считает для себя важным с пользой использовать иранский козырь, чтобы ‘достать’ Запад. Это возможно путем включения Ирана в какую-нибудь систему сотрудничества в сфере экономики и безопасности, что в свою очередь может вылиться в усиление альянса в рамках ШОС. (В Шанхайскую организацию сотрудничества входят Россия, Китай, Казахстан, Киргизия, Таджикистан и Узбекистан. Иран наряду с Индией, Монголией и Пакистаном обладает статусом наблюдателя при организации.) Некоторые в Иране возлагают надежды на такое сотрудничество, так как оно, по их мнению, может послужить для их страны политическим безопасным прикрытием, способным защитить ее от возможного военного удара со стороны США или Израиля.

5. Одной из составляющих такой системы сострудничества в сфере безопасности будет снабжение Ирана современным оружием российского производства. В этой связи министр обороны Ирана Мостафа Мохаммад Наджар уже заявил, что Москва и Тегеран несколько месяцев назад заключили важную сделку о поставке ракетных комплексов ‘С-300’. Москва, по его словам, обещала выполнить свои обязательства по этому договору, однако министр не указал, когда это произойдет. Если слова министра окажутся правдой, то это, по оценкам российских же военных экспертов, изменит баланс сил в регионе.

В этой связи стоит отметить появившуюся недавно информацию о том, что российские военные самолеты, разбомбившие (в ходе грузинской кампании) две военных базы в Грузии, сделали это исходя из того, что они могут быть использованы израильской авиацией для нанесения ударов по ядерным объектам Ирана, учитывая, что с этих баз всего три часа лета до иранской территории.

Согласно этой же информации, русские уничтожили на этих базах также специальные израильские системы слежения. При этом осведомленные источники указывают, что последний визит в Москву премьер-министра Израиля Эхуда Ольмерта ставил целью урегулирование именно этого вопроса, а не убеждение России прекратить поставки оружия Сирии и Ирану, как это было заявлено официально.

Новый уровень сотрудничества Ирана и России в сферах безопасности, политики, и экономики, по словам иранских аналитиков, ‘представляет собой ядерную бомбу, взорванную русскими перед лицом Запада’. Но как смогут иранцы воспользоваться этими возможностями и сорвать их плоды? Как будет вести себя Тегеран по отношению к Москве в будущем?

Обсуждение этих вопросов в настоящее время идет между теми, кто отвечает в Иране за принятие решений, и, естесственно, в манере, свойственной изготовителям знаменитых персидских ковров — терпеливо, спокойно и со знанием дела.

Мухаммед Шамс  Перевод: Алексей Фаезов

Согласится ли Китай править миром вместе с США

Россия в глобальной политике: Рассуждения американских экспертов о перспективах «партнерства равных» с КНР и способах интеграции Пекина в созданный Соединенными Штатами либеральный мировой порядок демонстрируют новый подход к изменению глобального баланса сил. Америка начинает осознавать, что период ее непревзойденного могущества завершится через полтора-два десятилетия. После этого главной экономической силой на планете станет Китай. По расчетам Альберта Кейделя (фонд Карнеги), к 2020 году объем китайского ВВП сравняется с американским при пересчете по паритету покупательной способности, а к 2030-му – в исчислении по обменному курсу валют. К 2050 году китайский ВВП вдвое превзойдет американский.

Этот прогноз нельзя назвать сенсационным, поскольку устойчивый и быстрый рост китайской экономики давал основания для таких расчетов уже в прошлом десятилетии. Однако неуклонное приближение мирового лидерства КНР все равно стало неожиданностью для Запада. Всего девять лет назад на страницах Foreign Affairs появилась статья Джералда Сигала «Имеет ли Китай значение» (Foreign Affairs. September/October 1999. Vol. 78. No. 5), где мощь Пекина была названа «иллюзорной» и создаваемой воображением самого Запада. «Китай в лучшем случае является второсортной средней державой, которая освоила искусство дипломатического театра», – успокаивал Сигал. Теперь китайские аналитики с долей злорадства вспоминают о той публикации как о примере непонимания происходящего в КНР.

Китайские эксперты признаюЂт, что страна получила огромные выгоды от участия в созданной Западом глобальной либеральной экономической системе. Благодаря ей китайские товары во все большем количестве поступают на мировой рынок. Одно из расхожих объяснений внутри Китая сводится к следующему: поначалу Запад хотел, чтобы КНР постигла судьба Советского Союза. Но трезвая оценка последствий краха огромной многонаселенной страны побудила пересмотреть подход и помочь Китаю продолжить нормальное развитие. Похоже, что Запад создавал для Пекина благоприятные условия врастания в мировой экономической порядок, исходя из того, что рост благосостояния и обязательство соблюдать общепринятые правила игры создадут в стране условия для ускорения политических реформ и демократизации.

Однако этот либеральный расчет не оправдался, темпы политических преобразований заметно отстают от продвижения рыночных реформ. А это означает, что Пекин обретет статус мирового экономического лидера, сохранив однопартийную систему и формальную приверженность «специфически китайскому социализму». Что бы ни думали по даному поводу западные политики, поделать с этим они ничего не могут: в условиях глобализации никто не «задвинет» Китай на последние места в мировом рейтинге, лишив его экономических выгод. Растет экономическая взаимозависимость, которая открывает путь для воздействий в обоих направлениях – теперь КНР и сама может влиять на Запад.

На уровне практической политики фактор усиления Китая учитывался администрацией Джорджа Буша-младшего. Сближение с Пекином стало ее успехом, особенно заметным на фоне серьезных экономических неудач внутри страны и военно-политических проблем за ее пределами. Однако интеллектуальным ответом неоконсерваторов на возвышение новых стран – КНР и России – стал призыв к еще более тесному сплочению рядов старых демократий Запада. С идейной точки зрения этот сценарий выглядит безупречно, но в экономическом отношении он означал бы создание «альянса отстающих», лишенного долгосрочной перспективы развития.

Политическое противостояние «демократического блока» и новых центров роста принесло бы убытки обеим сторонам. При этом надежда на повторение опыта ХХ века, когда Западу в ходе соперничества удалось измотать и обескровить экономику советского блока, является в наши дни опасной иллюзией. Если китайская экономика в ближайшие два десятилетия продолжит расти на 7–8 % в год, а западная (США и ЕС) – на 2–3 %, то попытки изоляции и экономического бойкота нового лидера с каждым годом будут обходиться «демократическому блоку» дороже, нанося оппоненту все менее значительный ущерб. И тогда где-нибудь в середине нынешнего столетия Соединенные Штаты смогут ощутить себя в положении бывшего СССР, чья огромная военная мощь оторвалась от скромного мирового экономического влияния.

«БОЛЬШИЕ ДВОЙКИ»

Предложение создать американо-китайскую дуополию для управления мировой экономикой выглядит как пример классического реализма во внешней политике. Оно опирается на концепцию баланса сил, исключая любые намеки на проблему ценностных ориентиров. Заполучив в лице Пекина прагматичного, гибкого и сильного партнера, США могли бы создать союз двух крупнейших экономик мира. Однако появление «большой двойки» способно оказать непредсказуемое влияние на нынешние альянсы. 

Скорее всего, к дуополии примкнет Япония, пытаясь извлечь максимум выгод из экономического сотрудничества с Китаем и военно-политического – с Вашингтоном. А вот Евросоюз может оказаться в положении «третьего лишнего», хотя на уровне внешнеполитических лозунгов США будут заверять европейцев в трансатлантической солидарности, а Китай – в приверженности взаимовыгодному сотрудничеству. Если гипотетический американо-китайский альянс выйдет за рамки экономики и приобретет политическое измерение, это может побудить Европу к расширению ресурсной и геополитической базы путем вступления в союз с Россией. Европейский союз с его амбициями вряд ли согласится на снижение своего статуса (от второго в нынешнем партнерстве с Соединенными Штатами к третьему по весу участнику в американо-китайском альянсе), тогда как в партнерстве с Москвой он будет ощущать себя равноправным лидером.

На фоне резкого обострения полемики между Западом и Россией после событий августа 2008-го подобное развитие кажется маловероятным, поскольку у Запада появился повод для сплочения в рамках старого альянса. Вместе с тем конфликт вокруг Грузии показал, что для поддержания своего мирового влияния США нуждаются в новых сильных союзниках. А это лишь повышает вероятность сближения Вашингтона и Пекина. 

С другой стороны, на фоне охлаждения отношений с Соединенными Штатами Россия, скорее всего, продолжит попытки сближения с Европой и формирования новых механизмов сотрудничества с соседями по континенту. В частности, можно вспомнить недавнее российское предложение о заключении нового соглашения по безопасности. В перспективе это открывает путь к формированию другого «альянса двух» – между ЕС и Россией, который станет ответом на союз Америки и Китая, будучи его младшим двойником, сходным образом построенным на принципах Realpolitik и жертвующим «западными ценностями» во имя общих интересов. Заметим, что оба возможных альянса будут похожи друг на друга своей внутренней асимметричностью: один партнер лидирует в военно-политической сфере (США, Россия), другой доминирует в экономической области (КНР, Евросоюз).

Перспектива превращения Китая в сильнейшего мирового игрока обрисовалась столь недвусмысленно, что теперь дружить с Пекином хотят все. Европейский союз также был бы не прочь создать выгодный стратегический блок с Китаем. Чарлз Грант и Катинка Барыш из Центра европейских реформ полагают, что у Европы есть шанс перетянуть Китай на свою сторону. Соединенные Штаты с их склонностью к односторонним действиям вряд ли склонят Пекин к сотрудничеству, тогда как ЕС с его многообразием и многосторонностью куда лучше подходит КНР в качестве партнера. К тому же для США Китай – не только источник проблем в области торговли и финансов, но и стратегический соперник в Восточной Азии, что порождает военно-политическое недоверие между обеими странами, плохо совместимое с планами совместного управления мировой экономикой. 

Однако Европа не едина и страны Восточной Европы по просьбе США могут легко похоронить планы сближения с «авторитарным» Пекином. Благодаря влиянию на «новоевропейцев» и вследствие углубления раскола в рядах Евросоюза Вашингтон имеет хорошие шансы показать себя в качестве единственного достойного западного партнера для создания альянса с КНР. К тому же в отличие от Соединенных Штатов, где группы интересов выясняют отношения на национальном уровне, ведущие индустриальные страны ЕС ведут межгосударственное соперничество на китайском рынке и стремятся к двусторонним договоренностям с Пекином для получения наибольших выгод. При всем желании Европейский союз пока не готов к проведению единой и конструктивной политики сотрудничества с Китаем (как, впрочем, и с Россией).

 Остается еще один весьма важный вопрос: нужен ли такой альянс Пекину и готов ли он отказаться от традиционного внешнеполитического курса, отвергающего возможность союзнических отношений с другими государствами? В 1950-х годах острая необходимость в получении иностранной помощи для ускоренной модернизации побудила Мао Цзэдуна «опереться на одну сторону» путем создания альянса с СССР, чтобы потом, накопив силы, двинуться дальше своим путем. Сейчас внешняя ситуация благоприятствует развитию КНР и явной потребности в союзниках у него нет. Ценой больших уступок Китай уже вступил в ВТО, реформа ООН пока стоит на повестке дня, под вопросом и шансы Пекина на реализацию планов кардинального преобразования существующих международных институтов или создания новых структур. 

К тому же поспешное заключение альянса с США на нынешнем этапе может породить внутри КНР споры о его «равноправности». Бывший китайский посол в Москве Ли Фэнлинь недавно охарактеризовал Договор о дружбе, союзе и взаимной помощи с СССР (1950) как «неравноправный», поскольку Китай оказался в те годы в положении «опекаемой» и «защищаемой» стороны, а соотношение сил обеих стран было несоизмеримым. Эти слова ранили чувства многих российских ветеранов, принимавших участие в оказании братской помощи и поддержки китайскому народу. Однако в китайской системе внешнеполитических координат равноправные договоренности возможны лишь между игроками с равными потенциалами. Если спроецировать эту логику на перспективы альянса КНР и США, то при сохранении американского лидерства союз также может оказаться «неравноправным» из-за разницы в весе двух стран, т.е. не в пользу Китая.

СТРАТЕГИЧЕСКОЕ ЗАТИШЬЕ

Китайские эксперты отмечают, что после инцидента со столкновением над морем в 2001-м военных самолетов Китая и Соединенных Штатов взаимоотношения обоих государств сохраняют устойчивость – это самый длительный период стабильности после окончания холодной войны. Внутри Китая это затишье связывают с событиями 11 сентября 2001 года, но дают ему два разных объяснения. Одни считают, что пауза носит временный характер, а стабильность отношений обусловлена внешними причинами. После того как Вашингтон ослабит борьбу с терроризмом и снизит активность на Ближнем Востоке, противостояние с Пекином может возобновиться. Другое объяснение сводится к тому, что внешние причины уже не играют определяющей роли, а стабильность в отношениях между Китаем и США обусловлена растущими внутренними потребностями обеих стран в сотрудничестве друг с другом. 

Китайские аналитики склонны отвергать тезис о том, что Пекин добился ускорения экономического роста благодаря антитеррористической кампании Буша. «Ослабление внимания» к КНР было лишь частичным, а американцы продолжали наращивать военное присутствие в Восточной Азии. Вместе с тем китайцы признаюЂт, что роль внешних стимулов в сотрудничестве между Китаем и Соединенными Штатами (наподобие «советской угрозы» в годы холодной войны или нынешней борьбы с террором) снижается. После решения ядерной проблемы Северной Кореи и Ирана значение внешних стимулов станет минимальным, после чего решающую роль для развития партнерства будут играть внутренние стимулы. 

Директор Института США при Китайском институте современных международных отношений профессор Юань Пэн полагает, что ныне перед китайской дипломатией стоит задача создания стратегического доверия между Пекином и Вашингтоном, расширения пространства для сотрудничества. Главный вопрос, которым задаются ныне китайские аналитики, – достаточно ли экономической взаимозависимости для формирования доверия в области политики и безопасности. Оценивая начатый в 2006-м по инициативе лидеров обеих стран Стратегический экономический диалог, которым так гордится его американский сопредседатель, министр финансов Генри Полсон, они отмечают, что США используют этот механизм для оказания давления на Китай, добиваясь уступок по валютному курсу юаня и открытию финансового рынка КНР. 

Призывы Полсона открыть финансовый рынок и изменить модель роста «в интересах здорового развития китайской экономики» были восприняты в КНР как «стратегическая ловушка», призванная дестабилизировать китайскую экономику для торможения скорости повышения мирового статуса страны. Эксперт отмечает, что углубление внутренних преобразований создает условия для сближения с Соединенными Штатами: например, открытие финансового рынка входит в число целей экономической реформы, оно «будет проведено и без давления на Китай со стороны США». Другое дело, что китайские реформаторы не будут уступать нетерпеливости американцев и рисковать проведением неподготовленных преобразований. 

Однако с каждым днем условия для торга будут становиться все более выгодными для усиливающегося Китая и все менее выгодными для Запада, отстающего в темпах развития. Профессор Института экономики Чжэцзянского университета Сун Юйхуа отмечает, что если смотреть на ситуацию в статике и на ближайшую перспективу, то степень зависимости Китая от США превосходит зависимость Соединенных Штатов от КНР. Поэтому в экономическом диалоге США постоянно повышают запросы, Китаю приходится постоянно соглашаться и уступать, темы для диалога определяют американцы, а его результаты в большей степени приносят выгоду Вашингтону. Однако в динамике, а также на средне- и долгосрочную перспективу, перемены будут благоприятны для Китая. По мере роста китайской экономики и возрастания значимости КНР в мировой экономике и политике степень зависимости Соединенных Штатов от Пекина будет увеличиваться, а баланс зависимости двух стран станет выравниваться.

Экономикой споры не ограничиваются. США раздражают Китай поддержкой Тайваня, критикой «непрозрачности» программы модернизации китайской армии и сотрудничества Пекина с «проблемными странами» наподобие Судана или Мьянмы. «Оранжевые революции» на постсоветском пространстве и сближение Соединенных Штатов с Индией, Монголией и Вьетнамом воспринимаются в Китае как вызов в сфере безопасности. К тому же стремление Пекина деидеологизировать внешнюю политику не находит отклика за океаном: администрация Белого дома продолжает рассуждать о необходимости демократизации Китая, американское руководство встречается с оппонентами Пекина (синьцзянскими и тибетскими «сепаратистами», представителями неофициальных христианских сект, гонконгскими демократами). 

Юань Пэн отмечает, что КНР и США выступают как два сильных государства, в отношениях между которыми одностороннее давление для воздействия на партнера уже не может дать результата. По мнению эксперта, ныне обе стороны должны ограничивать себя и подавлять конфронтационные элементы, ослаблять влияние на двусторонние отношения идеологии и внутренней политики. В перспективе между обеими странами должна возникнуть стратегическая стабильность нового типа, отличающаяся от опыта отношений Соединенных Штатов с СССР и их нынешними союзниками. 

Стабильность в американо-советских отношениях базируется на балансе военных сил и «равновесии ядерного устрашения»; стабильные отношения США с ЕС и Японией после холодной войны основываются на единстве общественного строя и идеологии – их можно назвать «союзом общих ценностей». Однако Китай не вписывается ни в одну из этих схем: он не стремится ни к наращиванию военной мощи по образцу Советского Союза, ни к отказу от социализма и власти компартии. Эксперт призывал КНР и Соединенные Штаты создавать «модель стратегической стабильности в условиях глобализации, различий в общественном строе и моделях цивилизационного развития, асимметричности военной мощи и углубления экономической взаимозависимости».

Предложения о партнерстве, звучащие с обеих сторон, содержат обширные списки упреков и пожеланий, которые на деле могут оказаться невыполнимыми. Отсутствие общих либеральных ценностей сделает гипотетический альянс некомфортным для Вашингтона, а отсутствие военного паритета и цепочка американских военных баз по периметру границ КНР вряд ли настроят Пекин на доверие к партнеру. Вместе с тем китайский политологический мейнстрим, отражающий позицию Пекина, готов поддержать главный тезис Джона Айкенберри – в будущем Китай не станет предпринимать действия по разрушению нынешней глобальной системы, которая в целом его устраивает и от которой он научился получать неплохие дивиденды. 

Преподаватель Центра изучения США Фуданьского университета Сун Гою предупреждает, что угроза партнерству может исходить из Соединенных Штатов. Пока Америка молчаливо наблюдает за усилением Китая, но за океаном постепенно теряют терпение и могут решить, что Пекин получает слишком много выгод и по-прежнему развивается не в том направлении, какое нужно Вашингтону. По мнению эксперта, китайским властям не стоит успокаивать себя оптимистическими надеждами на то, что США и далее будут поддерживать тенденцию к укреплению экономической взаимозависимости обеих стран. 

У взаимозависимости есть цена, и американцы неизбежно попытаются извлечь из нее выгоды, побуждая Китай к уступкам. Но это не основание для разрыва с Соединенными Штатами, если только дело не будет касаться Тайваня и территориальной целостности страны. Однако в долгосрочной перспективе Пекину нужно готовиться к возможным столкновениям интересов двух стран: «Если усиление Китая во всех сферах будет “мирно” угрожать главенствующей позиции США, то смогут ли США “мирно” посмотреть на это и выполнить справедливые требования Китая?»

ОТВЕТСТВЕННОСТЬ И ПАРТНЕРСТВО

Нынешние китайские споры о будущем партнерстве с Соединенными Штатами в той или иной степени отталкиваются от американского тезиса о желательности превращения Китая в «ответственного участника» (responsible stakeholder), выдвинутого в сентябре 2005 года тогдашним заместителем госсекретаря Робертом Зелликом. Китайские эксперты воспринимают эти слова неоднозначно, видя в них не только лестное для национального самолюбия признание международного веса КНР, но и опасное приглашение к отказу от национальных интересов в пользу поддержки западной политики в тех сферах, где это может нанести ущерб Китаю, – от ревальвации юаня до заимствования либеральных ценностей. 
Новая зарубежная «теория ответственности Китая» трактуется как последствие эволюции прежних попыток воздействия на Пекин с помощью обанкротившихся теорий «краха Китая» и «китайской угрозы». В 1990-х «теория краха» была построена на преувеличении трудностей во внутреннем развитии КНР, и она утратила влияние по мере успешного развития страны. Сменившая ее «теория угрозы» постепенно теряет позиции по мере повышения международного авторитета Пекина и укрепления его связей с внешним миром. Теперь же с помощью «теории ответственности» Запад якобы пытается навязать Китаю свои правила игры, пытаясь повлиять на его политику.

Эксперт Шанхайского института международных проблем Ню Хайбинь считает «теорию ответственности» вызовом для китайской дипломатии. В отличие от предыдущих «теорий» она более нейтральна и объективна, ставит на первое место диалог и консультации вместо механизмов сдерживания. Вместе с тем она окрашена в либеральные тона и лишена реалистичности. КНР не может отказаться от ответственности, но, по мнению эксперта, необходимо проводить четкое разделение между обязательствами перед США и перед мировым сообществом в целом. 

Соединенные Штаты хотят, чтобы Китай «взял на себя издержки по защите американской гегемонии». Евросоюз добивается прогресса в сферах энергетики, открытости рынка и прав человека. Развивающиеся страны ждут от КНР снижения взаимной торговой конкуренции, помощи и льготных кредитов. Это означает, что Китай будет нести международную ответственность, но не в том виде, как ее определит для него небольшое число развитых стран, а исходя из национальных интересов и внутриполитического приоритета ответственности властей за развитие страны. 

Слабость американской позиции в том, что Зеллик предложил Китаю «доплатить» задним числом за те преимущества, которые уже были получены от расширения торговли с Западом. Пекин подчеркивает, что при вступлении в международные организации он взял на себя обременительные обязательства и теперь их старательно выполняет, что делает дополнительные требования безосновательными как юридически, так и морально. Это обстоятельство учитывает в своей статье Фред Бергстен, указав, что Китаю недостаточно, чтобы к нему относились как к «заинтересованной стороне» без наделения его статусом полноправного и подлинного партнера по глобальному руководству. Вместе с тем тезис Зеллика оказал огромное воздействие на китайский политологический дискурс, стимулировав обсуждение перспектив партнерства и сближения между Пекином и Вашингтоном.

Эксперт Института международной стратегии и развития Школы государственного управления при Университете Цинхуа профессор Чу Шилун в недавней публикации указал, что Китай выступает как защитник нынешней международной системы, а это способствует сближению позиций с Западом. По мнению эксперта, свою роль в этом процессе играет и все большая уверенность КНР в своих силах. Воспоминания о силовом давлении со стороны Запада и Японии сформировали среди китайцев специфическую «психологию пострадавшего». Именно с этим была связана резкая реакция на действия Запада в Косово в 1999-м, вызвавшие опасения, что формула «права человека выше суверенитета» может быть применена и в других частях мира, включая Тибет и Синьцзян. Но когда в 2003 году началась война в Ираке и некоторые китайские эксперты выступили с осуждением американского гегемонизма, уже почти никто не связывал эти события с возможной угрозой национальной безопасности КНР.

При этом меняются ценностные воззрения. Если в прошлом Китай стремился любой ценой отмежеваться от США и выступал против любой войны, которую они ведут, то иракскую войну Пекин официально не поддержал и не осудил. Чу Шилун отмечает, что это решение правительства КНР было принято исходя из международной ситуации, отношений с Соединенными Штатами и Ираком. Однако ценностные воззрения также сыграли свою роль: «американо-британская война для навязывания ценностей иракскому народу была гегемонистским действием, но правительство Китая учло и то плохое, что за 20 лет Саддам принес интересам своего народа, безопасности соседних стран и стабильности региона», принимая во внимание факторы международной справедливости и морали. 

По мнению эксперта, традиция выступления против чего-либо (империализма, колониализма или ревизионизма) покидает китайскую внешнюю политику, а оставшийся тезис о противодействии гегемонизму уже утратил былой ключевой статус: «Постепенное изменение культуры “выступления против” отрадно; оно показывает, что Китай во все большей степени становится “нормальной страной”, активным и позитивным членом мирового сообщества». 

О степени продвижения Пекина к новым ценностям свидетельствует и статья с красноречивым заголовком «О возможности “совместного господства” Китая и США», появившаяся в начале года на страницах издающегося в Пекине журнала «Сяньдай гоцзи гуаньси» (Современные международные отношения. 2008 № 2. С. 28–32). Ее авторы принадлежат к новому поколению китайской интеллектуальной элиты: Хуан Хэ является постдокторантом Нанкинского университета и научным сотрудником Института изучения международных проблем совместного Китайско-американского культурного центра Нанкинского университета и Университета имени Джонса Хопкинса; его соавтор Чжу Ши – докторант Нанкинского университета. Хуан и Чжу полагают, что «совместное господство» (кит. гун чжу в английском оглавлении журнала переведено как joint dominance) Китая и Америки вполне возможно и весьма желательно.

Их рассуждения отталкиваются от западной «теории гегемонистской стабильности», согласно которой для поддержания устойчивости мировой системы требуется государство-гегемон, которое может и хочет предоставлять мировому сообществу общественные блага. После окончания холодной войны эту миссию выполняли США в рамках концепции «однополярной стабильности». Однако в период упадка гегемонии предоставление международных общественных благ требует участия других стран. Америке на этом поприще необходим «соратник», которым и может стать Китай.

Ссылаясь на идеи американских экономистов Чарльза Киндлбергера и Роберта Гилпина, Хуан и Чжу характеризуют «гегемона» как руководителя процессом предоставления международных общественных благ, обладающего мощной экономикой, позволяющей брать на себя огромные издержки. Однако нынешняя гегемония Соединенных Штатов эгоистична, она в значительной степени повредила принципам взаимного сотрудничества и совместного развития мирового сообщества, примером чему служат события в Ираке. Отражая эти тенденции, Гилпин выдвинул увлекшую китайских авторов гипотезу «разделения ответственности», согласно которой американской гегемонии требуется поддержка иностранных партнеров.

Необходимость в оказании Китаем помощи США «для уменьшения бремени по урегулированию мирового порядка становится все более и более очевидной». Хуан Хэ и Чжу Ши полагают, что «усиление ведущей роли КНР в мировых делах вовсе не обязательно несовместимо с американским руководством мировым порядком, как вода и огонь». Если новый порядок будет достаточно гибким и позволит «провести урегулирование на глобальном уровне в соответствии с переменами в распределении сил», то обе страны могут наладить плодотворное взаимодействие. 

«Будущая мировая стабильность требует “совместного господства” Китая и США. Благо сотрудничества двух сильных состоит в прочной стабильности. Ведь у сильных стран, способных поддерживать сотрудничество, мощь сохраняет устойчивое равновесие, и поэтому сравнительно мала вероятность того, чтобы у двух сотрудничающих в защите мирового порядка государств мощь одновременно находилась в цикле упадка. Следовательно, поскольку поддерживает порядок не одно, а много государств и не существует одного государства со всеподавляющими преимуществами, то все вопросы придется решать на основе консультаций. В соответствии с этим на поддержание международного общественного блага ведущие страны вместе выделяют деньги, выделяют людей».

Хуан и Чжу полагают, что для Пекина сотрудничество с Вашингтоном в руководстве мировым порядком является выражением «внутренней потребности экономического развития в мирных и стабильных международных условиях». Напомнив слова Дэн Сяопина о том, что отношения Китая с Соединенными Штатами «в конце концов улучшатся, надо только продолжать контакты и развивать связи», китайские авторы заключили, что в XXI веке число элементов, благоприятствующих сотрудничеству, неуклонно растет. В экономике и инвестициях уже сложилась ситуация «взаимного ущерба и процветания», да и в стратегической культуре обеих стран есть элементы, активно способствующие поддержанию сотрудничества.

Китайские эксперты признаюЂт, что США оказались в парадоксальной ситуации. После включения в международную систему Китай «выучил» предусмотренные ею идеалы и образ мысли, продвинулся к открытости и прозрачности, принял на себя еще больше международных обязанностей и ограничений – как и хотели Соединенные Штаты. С другой стороны, как часть мировой системы Пекин не только взял на себя обязанности, но и пользуется правами, благодаря чему в международный механизм все более проникает китайский компонент, «неизбежно давая США почувствовать все больше ограничений».

Хуан и Чжу отмечают, что при разработке модели сотрудничества Китая и Соединенных Штатов прежде всего придется подумать о создании механизма координации, чтобы решить проблему «безбилетника» при создании и распределении международного общественного блага. Стержневой проблемой проекта будет накопление финансовых средств. Авторы напомнили о «налоге Тобина» на операции с инвалютой, призванном уменьшить спекулятивную активность и нестабильность валют, снизить уязвимость экономической политики государства перед лицом ударов извне, увеличить выгоды мировых организаций и собрать капитал для предоставления международных общественных благ. Другая идея принадлежит Джорджу Соросу – создание спецфонда на основе пожертвований богатых государств для оказания международной помощи. По этой логике КНР и США должны создать общий фонд не менее чем на 30 млрд дол. с возможным участием в нем других сильных государств. Третье направление – привлечение официальных и частных средств, мобилизация разнообразных ресурсов.

Практическая сторона альянса двух стран в этой трактовке ограничивается появлением каналов поступления средств и источника для дополнительных инвестиций в создание глобальных общественных благ, а также организацией площадки для совместных международных действий. Однако обращает на себя внимание вывод: «В “совместном господстве” Китая и США обе стороны обязательно должны хотеть уважать принцип подчиненности, то есть в каждом намеченном действии позволять государству, обладающему бЧльшим объемом знаний и главенствующими экономическими механизмами, играть главную роль». Поскольку мировое экономическое лидерство Пекина кажется ныне делом предрешенным, эта формулировка выглядит как претензия на китайское руководство в «большой двойке».

Появление в 2008-м в Соединенных Штатах и КНР публикаций на тему «партнерства равных» и «совместного господства» указывает на возможность создания новых альянсов, способных изменить расстановку сил в глобальном масштабе. Трудно предугадать, в какой степени эти идеи могут увлечь новую американскую администрацию, которая появится после президентских выборов. Однако партнерство с Китаем стало одним из политических приоритетов при уходящей республиканской администрации. Это дает основание предполагать, что курс на сближение сохранится при любом хозяине Белого дома. 

В Китае ситуация еще более предсказуема. Смена власти намечена на 2012 год, имена одобренных партийной элитой преемников уже известны – это Си Цзиньпин и Ли Кэцян. Им предстоит править страной до 2022-го – в решающее десятилетие выхода страны на уровень экономического паритета с США. И если нынешние теоретические изыски перерастут в практические действия с обеих сторон, то именно этим китайским деятелям предстоит вести разговор с Америкой о создании «большой двойки».
 

А.В. Ломанов – д. и. н., главный научный сотрудник Института Дальнего Востока РАН, член научно-консультативного совета журнала «Россия в глобальной политике»

Адрес публикации: http://www.imperiya.by/politics3-3615.html

США — Иран — Россия: большая и опасная геополитика

Президент США Джордж Буш и Президент Израиля Шимон Перес. фото: ЕРА

Современная политика Ирана также вынуждает США уделять значительное внимание обеспечению безопасности Израиля, важнейшего союзника США и форпоста демократии на Ближнем Востоке. Иран заявил, что Израиль не имеет права на существование. Поэтому, возможно создание Ираном ядерного оружия угрожает существованию Израиля. Конечно, Израиль и США не могут допустить, чтобы такие угрозы стали реальностью. США также считают Иран одной из стран мира поддерживающий терроризм, который уже автоматически делает Иран врагом Америки.

Предполагается, что Иран тайно пытается модифицировать корпус ракет Shahab-3 (на фото), чтобы они могли нести ядерные заряды. фото: ЕРА
Иранские солдаты маршируют во время военного парада 21 сентября 2008 г., посвященного годовщине вторжения Ирака в 1980 г. фото: ЕРА

фото: ЕРА

Для США очень важно не допустить развития экспорта из Ирана энергоносителей в другие страны региона, и в частности, в Индию и Китай. Также США понимают, что Иран может стать еще одним звеном в цепочке Москва-Дели-Пекин и значительно ее усилит.
Но вместе с тем, Соединенные Штаты не могут допустить ядерно-технологического развития Ближнего Востока, особенно таких недружественных к США стран, как Иран.
Однако, как известно, Иран заранее сказал, что будет экспортировать и технологии, и ядерное топливо. Например, совсем недавно, глава иранского МИДа Манучехр Моттаки заявил: «После того, как в нашей стране будет успешно завершен этап производства ядерного топлива, Иран готов дать гарантии его обеспечения в другие страны, нуждающиеся в ядерном топливе”. Для США это означает увеличение вероятности попадания ядерного топлива в руки террористов и возможности создания “грязной” ядерной бомбы.

Космическая ракета Кавошгар (Explorer) 1, протестированная Ираном в феврале 2007 г. фото: ЕРА

Видимо поэтому со стороны США и раздавались угрозы о возможности применения для решения иранского вопроса различных инструментов противодействия. Очевидно, имелись в виду и экономические санкции, и авиаудары. Хотя на современном этапе США выступают за дипломатическое решение проблемы ядерной программы Ирана.

Роль России

Для России вопрос Ирана означает сотрудничество во многих сферах жизнедеятельности в контексте продвижения собственных интересов на Ближнем Востоке и противостояния влиянию США. Россия очень заинтересована в развитии энергетических проектов в Иране и регионе в целом, создании новых транспортных энергокоридоров при помощи и даже благодаря Ирану. Важным фактором для России является возможность в сотрудничестве с Ираном внедрять новые принципы в торговле энергоносителями, в частности, без оплаты энергоносителей американскими долларами, а за национальную валюту, в противовес западным энергетическим площадкам в Лондоне, Нью-Йорке и тому подобное и сообща определять цены на энергоносители и направления потоков их транспортировки.
Ситуация вокруг ядерной программы Ирана позволяет России сдерживать США в регионе до тех пор, пока Россия сама не сможет выстроить свою систему сдерживания и своего присутствия в регионе, возобновив силы после распада СССР. Именно этим можно объяснить то, что Россия все же строит АЭС в Бушере, хотя она понимает, что в дальнейшем это может привести к тому, что на своей границе она может получить ядерное исламское государство, которое автоматически превратит Иран в региональный центр. Россия будет вынуждена считаться с этим центром и конкурировать с ним в продвижении своих интересов в регионе. Однако для России сегодня это меньше “зло”, нежели бы Иран уже сегодня стал зоной влияния США. Поэтому Россия и поддерживает ядерные амбиции Ирана в противовес желаниям США. Цена этой игры между США, Россией и Ираном, (и ЕС также) чрезвычайно высокая – возможность в будущем иметь доступ к региону, богатому на энергоносители и территории для их транзита по выгодным для себя маршрутам.

Президент Ирана Махмуд Ахмадинеджад (слева) жмет руку Президенту Росии Дмитрию Медведеву (справа) на встрече глав государств-членов ШОС. фото: ЕРА

Сегодня Москва поддерживает право Ирана на ядерные мирные технологии, но выступает против ядерных военных разработок. Россия выступает за дипломатическое решение проблемы, не дает, вместе с Китаем, возможности принять радикальную резолюцию по Ирану в СБ ООН, тем самым осложняя возможности давления США на Иран.

Президент Ирана Махмуд Ахмадинеджад. фото: ЕРА

Таким образом, блокируя действия США в правовом поле (в СБ ООН), Россия подталкивает США к нарушению международного права. Для США остается только ошибочный, неправовой путь, которым они уже проходили в ситуации с Ираком. Однако, сегодня Иран все ровно чувствует серьезное влияние со стороны ведущих демократических стран мира и, в частности, США, которые стремятся добиться большей защиты прав человека в Иране и развитии демократических принципов. Иран воспринимает это как опасность, которая может привести к изменению уклада и власти в стране. Поэтому он рассматривает противостояние с Западом и, в частности, из США более приемлемым для себя вариантом в противовес постепенному проникновению западных ценностей и принципов внутрь страны, которая со временем может привести к изменению уклада, власти и образа жизни в стране.
Ряд экспертов и политиков уже долгое время говорят о возможности нанесения ударов по Ирану со стороны США и Израиля. Как мы понимаем, для этого существуют определенные причины. Очевидно, что на фоне имиджа Дж. Буша-младшего и его скорого ухода из властного олимпа США, начало еще одной военной операции могло бы быть приемлемым для США. Новый президент мог бы выступить в роли миротворца, но ядерная программа Ирана была бы уже разрушена, чего они и добивались.

Опасности силового варианта

Однако угроза возможной дестабилизации в регионе сдерживают США от военного решения вопроса. Ведь такие действия могут привести к уменьшению экспорта энергоносителей из Ирана, блокировки Ираном Ормузского пролива, через который проходит пятая часть всей нефти мира, к нападению в ответ на Израиль и американские объекты в регионе. Существует потенциальная угроза терактов в самих США, использование баллистических ракет и тому подобное. На фоне же современного мирового финансового кризиса принять решение о военном нападении еще тяжелее.
Сдерживает США и то, что после выборов президента США (ноябрь 2008 г.), и выборов президента Ирана 12 июля 2009 года ситуация может измениться, в частности, есть надежда, что вместо Махмуда Ахмадинежада придет более умеренный политик.
Эти факторы дают возможность говорить о последующем замораживании ситуации на полгода-год. Однако проблема никуда не исчезает. По оценкам экспертов, Иран может накопить достаточно материалов для создания собственной бомбы уже до конца 2009 года. Поэтому угроза начала боевых действий со стороны США или Израиля остается высокой.
В этой ситуации является показательным мнение главы МИД Франции Бернара Кушнэра, который в начале октября откровенно заявил, что Израиль готов к удару по Ирану и готов нанести его раньше, чем иранцы создадут собственное ядерное оружие (по его оценке, Иран создаст свою бомбу в течение 2-4 лет). Он сказал, что: “Израиль всегда говорил, что не будет ожидать, пока бомба будет готова. Думаю, иранцы это знают, все это знают”. “Я знаю, что некоторые люди в Израиле, в армии готовят военное решение или не решение, а военную операцию», — добавил он. И хотя он призывал к использованию переговоров и санкций, понятно, что если Иран сам не захочет остановить свою ядерную программу, то удар, по крайней мере, Израиля по Ирану неизбежен.

Глава МИД Франции Бернар Кушнер. фото: ЕРА

Вице-президент Исламской Республики, председатель Организации по атомной энергии Голям Реза Агазаде заявил, что: “Мораторий на обогащение урана является для Ирана “красной линией”, которую мы не можем переступить. Мы не откажемся от права на мирный атом”.
По последней информации, ход переговорного процесса вокруг Ирана может измениться. По сообщениям западной прессы, существует достоверность создания нового формата международных игроков по вопросу Ирана. Якобы вместо “шестерки” (Россия, США, Франция, КНР, Великобритания и Германия) создастся группа США, страны ЕС, определены страны региона, но без привлечения России и Китая для договоренности о введении против Ирана дополнительных, более жестких санкций для его отказа от обогащения урана. Санкции могут иметь финансовый, экономический характер, ограничение на снабжение оборудования для нефте- и газодобывающей отрасли Ирана и т.д. Представитель Госдепартамента США Шон Маккормак заявил, США ведут с некоторыми из партнеров по “шестерке” консультации по Ирану, но “не со всей группой”.
Однако результативность такого подхода является малоэффективной, ведь история показывает, что силой нельзя достичь продолжительного, желаемого результата. А отстранение от этого процесса России и Китая только навредит процессу поиска решения.

Виктор Шиманский, политолог, специально для «ПіК України»

Ситуация в Ираке: танцы вокруг нефти

Источник iraq.itar-tass.com:  Министр нефти Ирака Хусейн аш-Шахристани прибыл вчера в Великобританию для обсуждения с международными компаниями контрактов на разработку иракских нефтяных месторождений, сообщила британская вещательная корпорация Би-би- си. По ее данным, к проведению таких переговоров была отобрана 41 компания, включая «ВР», «Шелл» и «Эксон». Предметом обсуждений станут соглашения на добычу нефти на 8 крупнейших иракских месторождениях, содержащих, по оценкам экспертов, около 40 проц всех нефтяных ресурсов страны.

Проводимые аш-Шахристани переговоры, как было заявлено, являются частью предпринимаемых Багдадом усилий по увеличению ежедневной национальной добычи нефти с нынешних 2,5 млн баррелей до 4,5 млн баррелей в течение ближайших пяти лет. Сам факт начала переговоров, по мнению местных комментаторов, свидетельствует о существенной нормализации ситуации в Ираке. Подписание контрактов, в случае достижения договоренностей, ожидается в середине будущего года. Если это произойдет, западные нефтяные компании впервые займутся разработкой иракских нефтяных полей за последние 30 лет.

Как сообщила сегодня британская газета «Файнэншл таймс», прибывший в понедельник в Лондон министр нефти Ирака Хусейн аш- Шахристани приступил к заключительным консультациям с ведущими западными частными нефтяными компаниями по контрактам, срок действия которых достигает 20 лет. Т.е. Ирак начал финальный тур отбора иностранных партнеров для участия в совместных проектах по разработке крупнейших нефтяных месторождений страны и созданию нефтяной инфраструктуры.

Ранее иракское правительство составило на основе поданных заявок список из 41 международной компании, включая российские «Газпром» и «ЛУКОЙЛ», которые выйдут в финал конкурсов на участие в нефтяных и газовых проектах в Ираке. Как сообщили сегодня представители деловых кругов, недавно этот список был увеличен до 48 компаний.

На предстоящей внеочередной сессии ОПЕК рассмотрит вопрос о сокращении объемов добычи нефти, если на рынках возникнет ее избыток и предложение значительно превысит спрос. Об этом объявил сегодня в Лондоне министр нефти Ирака Хусейн аш-Шахристани. Ирак является членом ОПЕК, однако на него не распространяется система предельных квот на добычу нефти странами этой международной организации. Тем не менее, в Лондоне Хусейн аш-Шахристани дал понять, что Ирак готов, в случае необходимости, «проявить солидарность» со своими коллегами по ОПЕК.

Внеочередная сессия ОПЕК пройдет 18 ноября в Вене. Ряд стран, включая Венесуэлу, Иран и Ливию, открыто добиваются принятия экстренных мер с тем, чтобы вернуть цену нефти на уровень 100 долларов за баррель. Однако, как отмечают информированные деловые круги, часть влиятельных стран организации, в том числе Саудовская Аравия, считают, что рубеж для защиты цены барреля должен находиться на отметке в 80 долларов.

Курдские проблемы правительства Ирака

Глава автономного региона Иракский Курдистан Масуд Барзани прибыл в понедельник в Багдад для переговоров с центральным иракским руководством. Он сразу встретился с президентом Ирака Джалялем Талабани /курдом по национальности/, с которым очертил круг подлежащих обсуждению проблем.

В их числе — готовящееся к подписанию соглашение о долгосрочном сотрудничестве в сфере безопасности между Вашингтоном и Багдадом. Будет также рассмотрен вопрос размещения подразделений иракской армии и курдских военизированных формирований «пешмерга» в спорных районах, на административно-территориальную принадлежность которых претендуют как курдские, так и центральные власти. «Есть много вопросов, которые нам надо решить», — отметил Барзани по прибытии в иракскую столицу.

Сегодня же по указанию премьер-министра Ирака Нури аль-Малики в христианских районах Мосула на севере страны /провинция Найнава/ размещены до трех тысяч иракских военнослужащих и полицейских для защиты христиан от нападений боевиков. В последние дни город захлестнула волна насилия. Вооруженные экстремисты изгоняют христиан из домов, убивают владельцев магазинов и лавок. По официальным данным, погибло от семи до 14 человек. Более 1300 семей покинули Мосул из опасений за свои жизни. Люди укрылись у родственников в ближайших деревнях.

Аль-Малики пообещал защитить жителей города, в котором всегда мирно уживались арабы, курды и туркмены, исповедующие разные религии. Лидеры христианской общины считают, что против нее начата война, преследующая цель изгнания из города. Пока доподлинно не известно, кто стоит за антихристианской кампанией в Мосуле. Многие христиане считают, что погромы инициировали курды, которые якобы хотят получить больше власти по итогам предстоящих выборов в провинциях. Официальные иракские представители возлагают ответственность на боевиков «Аль-Каиды», перебравшихся на север страны после разгрома в Багдаде и западной провинции Анбар.

Проблемы ЮНЕСКО

ЮНЕСКО выступила сегодня с призывом к международному сообществу мобилизовать усилия с целью обеспечения права иракских детей на учебу. В обращении Организации ООН по вопросам образования, науки и культуры говорится, что после начала войны в этой стране почти четвертая часть детей лишилась возможности посещать школы.

«Начавшаяся в 2003 году война и, как следствие, участившиеся акции насилия пагубно сказались на системе образования Ирака, — говорится в распространенном сегодня пресс-службой ЮНЕСКО коммюнике. — Более 22 проц иракских детей, в первую очередь девочки, сегодня не могут посещать школы. Качество образования резко снижается, поскольку многие преподаватели из-за угроз со стороны экстремистов покидают страну». «С 2003 года в Ираке были убиты 230 преподавателей, сотни других пропали без вести, — отмечается в документе. — В этом контексте помощь системе образования становится ключевым фактором реконструкции и развития Ирака».

Эта проблема будет главной в повестке дня предстоящей в конце месяца в парижской штаб-квартире ЮНЕСКО международной конференции под девизом «Не дадим погибнуть будущему Ирака» с участием представителей более 150 стран. 

Адрес публикации: http://www.warandpeace.ru/ru/news/view/28420/

«Парламентская газета»: В конце концов США «устанут» от Афганистана

карта с сайта http://www.lib.utexas.edu/

«Нефть России»С момента прихода США в Афганистан — и это признается всеми официальными структурами вплоть до ООН — производство наркотиков увеличилось в десятки раз, — пишет «Прламентская газета».

Традиционные интересы России в Центрально-Азиатском регионе побуждают Москву менять стратегию. О возможных принципах новой политики РФ в Центральной Азии «Парламентской газете» рассказал один из ведущих российских специалистов по вопросам Центральной Азии, депутат Государственной Думы, полковник запаса Семен Багдасаров.

Представители США в последнее время зачастили с визитами в Центральную Азию. Такой интерес к региону понятен. Он объясняется тем, что Центральная Азия — регион, богатый различными полезными ископаемыми, в том числе нефтью и газом. Здесь находятся крупнейшие месторождения урана, золота, других полезных ископаемых. Это еще и огромный рынок. Кроме того, бывшие советские республики Средней Азии примыкают к стратегически важному региону — Афганистану, Пакистану, и закрепление здесь позволяет влиять практически на всю Азию.

О том, что США стремятся занять в регионе ключевую позицию, говорит и тот факт, что в Вашингтоне создан официальный пост спецпредставителя Госдепа — помощника госсекретаря по Центральной Азии.

Вопрос о введении аналогичной должности в российских органах власти поднимался еще в начале 90-х годов. Хотя американцев в Средней Азии тогда еще не было, мы понимали, что ситуация в регионе развивается не очень благоприятно, особенно на фоне гражданской войны в Таджикистане. Но тогда ограничились только созданием должности спецпредставителя по Таджикистану для решения вопроса межтаджикского урегулирования. Гражданскую войну в Таджикистане удалось остановить. Этот факт принято считать одним из важнейших достижений российской политики на постсоветском пространстве.

После этого азиатская политика России хотя и не закончилась, но она отошла на второй план. Россия на постсоветском пространстве основное внимание уделяет сегодня Закавказью и Украине. Конечно, в геостратегическом плане это также важно. Правда, при этом не надо забывать, что азербайджанская нефть по своим запасам уступает Центрально-азиатской. А на Украине при 50 миллионах населения значительный природный ресурс — только уголь Донбасса. Да, надо этим заниматься, но не в ущерб Центрально-азиатскому вектору. К 2050 году США планируют удовлетворять за счет месторождений углеводородов из Центральной Азии до 60 процентов своих потребностей.

Мало кто знает, что в начале 90-х группа представителей спецслужб США в районе Кандагара встречалась с руководителями талибов. И уж совсем ограниченному кругу лиц известно, что велись переговоры ряда американских и аргентинских нефтяных компаний с Кабулом о возможности транспортировки Центрально-азиатской нефти через территорию Афганистана. Но сегодняшняя ситуация в стране не благоприятствует этому.

Сейчас в Афганистане против коалиционных сил воюют несколько противников. Во-первых, вооруженные отряды талибов, подчиненные мулле Омару. Они действуют на юге, в районе Кандагара. К ним присоединился, но без подчинения мулле Омару, ряд пуштунских племен. По последним данным, на «тропу войны» вышла Исламская партия, возглавляемая небезызвестным Гульбеддином Хекматияром. Есть серьезные основания говорить о возможном расширении фронта противников «западной демократии». В том числе за счет сегодняшних американских союзников. Имею в виду Северный альянс.

Американцам и их союзникам в свержении Талибана активно помогал Северный альянс. Национальный состав этой группировки — таджики и узбеки, выступавшие в том числе с сепаратистских позиций, с идеей создания собственного государства на части территории современного Афганистана. По оценкам ряда специалистов, у Вашингтона есть определенная договоренность с этой силой по вопросу наркотрафика. Как ни фантастично звучит, но достаточно взглянуть на карту, чтобы понять объективность этих слов.

Как известно, афганский наркотрафик имеет несколько направлений: северный — в сторону Таджикистана и далее, южный — в сторону Пакистана, западный — в сторону Ирана. Самым мощным считается северный маршрут. Но территорию вдоль таджикско-афганской границы контролирует именно Северный альянс. А если вспомнить еще, что с момента прихода США в Афганистан — и это признается всеми официальными структурами вплоть до ООН — производство наркотиков увеличилось в десятки раз, то взаимосвязь очевидна.

По рассказам очевидцев, малейшие попытки американцев противодействовать наркотрафику пресекались огнем их «союзников» из Северного альянса. Но США под давлением мирового сообщества вынуждены будут все же вступить в борьбу с афганским наркотрафиком. И тогда они получат новый фронт: контролирующие наркопоток полевые командиры свои «заработки» просто так не отдадут. По моим оценкам, «усталость» США и их союзников от афганской кампании наступит через 3-5 лет.

Безусловно, Россия не должна быть сторонним наблюдателем происходящего в регионе. У нас здесь есть свои интересы. Прежде всего экономические. Газпром должен заниматься здесь добычей газа. Есть в регионе известный Чкаловский комплекс в бывшей Ленинабадской области, созданный еще во времена СССР, гидроэнергетика и другое. Для того чтобы закрепиться в регионе, мы должны работать по всем направлениям — экономическим, военным, политическим, культурным.

В частности, в военно-стратегическом плане Россия должна проводить политику на вытеснение баз НАТО из региона. Боевая авиация не способна бороться с ячейками «Хизб ут-Тахрир». Впрочем, как и с боевиками, засевшими в горах. Рычаги для того, чтобы добиться вывода баз НАТО из Центральной Азии, у нас есть.

Во-первых, соглашения об использовании воздушного пространства России, заключенные с рядом государств — членами альянса. Во-вторых, настало время поставить перед руководством Центрально-азиатских стран вопрос: кто для вас ближе — Россия или НАТО? Если НАТО, тогда Россия должна ставить вопрос об ужесточении миграционной политики с данной страной. Как это заявлено сейчас в отношении Украины.

Вопрос вывода баз НАТО из Центральной Азии особо актуален в связи с возможным вступлением в блок Грузии и Украины. Кстати, препятствовать этому можно целенаправленной азиатской политикой. Афганистан сегодня — самая болевая точка НАТО. Кто России мешает заявить, что дальнейшее расширение альянса приведет к свертыванию нашей помощи на афганском направлении. В частности, по воздушному и наземному транзиту.

И бояться этого не надо, поскольку в корне ошибочно мнение некоторых российских и международных экспертов о том, что американцы в Афганистане работают на интересы России. США ничего за Россию не делают. Именно Вашингтон породил сегодняшнюю ситуацию в Афганистане и лишь усугубляет ее. Следовать этим курсом — огромная ошибка.