Метка:ОПЕК

Новый энергетический порядок. Как справляться с отсутствием безопасности в XXI веке

Опубликовано от wpmrРубрики:Бизнес, Персоналии, Политика

Россия в глобальной политике: В последнее десятилетие произошло небывалое крушение надежд, возлагаемых на мировую энергетическую систему. После долгого периода изобилия (начиная с 2001 г.) цены на нефть и бóльшую часть энергоносителей резко выросли и стали более неустойчивыми. Легко добываемые местные запасы топлива иссякли, вынуждая крупнейших потребителей зависеть от более длинных и, кажется, слишком непрочных цепочек поставки. В последние полтора года цены скачут: рекордные высоты сменяются падением на две трети, затем снова резким взлетом на удивительно высокий уровень, если учитывать все еще слабую мировую экономику.

Неприятности касаются далеко не только нефтяной отрасли. Правительства стран в некоторых регионах, как, к примеру, Европа, тревожатся по поводу ненадежности поставок природного газа. Индия и ряд других государств в ближайшие десятилетия предположительно будут сильно зависеть от импорта угля. Правительства почти всех крупных стран-потребителей сейчас, как никогда раньше со времен нефтяных кризисов 1970-х гг., испытывают сомнения относительно своей энергетической безопасности. Тем временем крупнейшие поставщики энергии не уверены, достаточно ли устойчив спрос, чтобы оправдать крупные инвестиции в развитие новых мощностей. Производители и потребители не могут положиться друг на друга, договорившись о том, как лучше финансировать более безопасную энергетическую систему и управлять ею.

На горизонте маячит кризис, и его будет трудно разрешить, поскольку он совпадет с двумя радикальными изменениями, которые помешают правительствам управлять мировой энергетической системой. Первая – это смена источников потребления. Эра растущего спроса на нефть и другое ископаемое топливо в индустриально развитых странах миновала; в будущем спрос будет в основном расти на новых рынках, в первую очередь в Китае и в Индии. Международное энергетическое агентство (МЭА) прогнозирует, что к 2030 г. Китай будет зависеть от импорта потребляемой нефти по меньшей мере на две трети, а Индия – и того больше. Эти страны, особенно Китай, предпочитают обеспечивать безопасность своих поставок энергии, полагаясь не столько на коммерческие интересы – стандартный подход всех крупнейших индустриальных пользователей энергии в последние двадцать лет, – сколько на заключение прямых двусторонних сделок о поставках со странами-производителями. Например, энергичный прорыв Китая в Африку, Центральную Азию и другие богатые энергоносителями регионы, который сопровождается льготными межправительственными сделками, является отказом от господствующего рыночного подхода к энергетической безопасности. И поскольку нефть, газ и уголь – это глобальные товары, то подобного рода эксклюзивные, непрозрачные отношения затрудняют стабильное функционирование рынков, ставя тем самым под угрозу энергетическую безопасность всех стран. Они также усложняют задачу поддержания прав человека в странах-поставщиках, которым было бы необходимо дать почувствовать свою ответственность за обеспечение верховенства закона и содействие демократии.

Другое крупное изменение в мировой энергетической системе – растущая озабоченность относительно влияния, которое оказывают на окружающую среду выбросы двуокиси углерода как побочного продукта сжигания ископаемого топлива при обычных технологиях и главной техногенной причины глобального потепления. Беспокойство в связи с изменением климата – одна из причин, из-за которой основные пакеты мер по стимулированию экономики, принятые с начала мирового финансового кризиса в 2008 г., включают в себя объемную часть, касающуюся «зеленой энергетики». По некоторым данным, на ее долю приходится до 15 % всех мировых финансовых затрат на стимулирование экономики. Есть мнение, что меры стимулирования с зеленым оттенком вызовут революцию во имя более экологически чистой и безопасной энергетики. Возможно. Однако нет сомнений, что энергетические системы стоят на пороге крупнейших перемен. Борьба с глобальным потеплением, вероятно, потребует сокращения выбросов двуокиси углерода и других парниковых газов более чем вдвое в ближайшие десятилетия, так как достичь данной цели половинчатыми мерами нельзя.

Перед лицом этих новых реалий международные и национальные институты, созданные в последние три десятилетия для содействия энергетической безопасности, с трудом сохраняют актуальность. Самый важный из них, МЭА, мало продвинулся в том, чтобы привлечь новых гигантских потребителей энергии к процессу принятия решений. Это значит, что агентство едва справляется даже с одной из своих важнейших функций – координировать реакцию государств на энергетические шоки, поскольку крупная и растущая фракция потребителей нефти остается за его периметром и остерегается рыночных подходов к энергетической безопасности.

Другие институты пребывают не в лучшем положении. Европейские страны, зависящие от поставок газа из России, подписали договор и создали организацию, задача которой – укрепить безопасность этих поставок (имеется в виду Договор к Энергетической Хартии. – Ред.). Практический эффект обоих шагов оказался ничтожным. «Большая двадцатка» действовала правильно, заявив на саммите в Питсбурге о сокращении энергетических субсидий. Последние поощряют излишнее потребление, что вредит и энергетической безопасности, и окружающей среде. Но «Большая двадцатка» не имеет плана по реальному осуществлению данной политики, а на повестке дня у нее слишком много вопросов – один важнее другого. Крупные производители из Организации стран – экспортеров нефти (ОПЕК) мобилизовались с целью содействия тому, что они называют «безопасностью спроса», но картель не имеет рычагов, чтобы повлиять на спрос на свою продукцию.

Точно так же практически неэффективны институты, на которые возложена ответственность за борьбу с новыми экологическими вызовами: Киотский протокол почти не способствовал сокращению выбросов, а споры, которые возникли на международной Конференции по проблеме изменения климата в Копенгагене (декабрь 2009 г.) вокруг содержания будущего договора, затрудняют инвесторам задачу оправдания крупных капиталовложений, необходимых для более чистых энергетических систем. Несмотря на множество международных институтов, занимающихся проблемами энергетики, в их управлении возникли опасные пробелы.

Традиционное решение – создание очередного большого института, что-то вроде всемирной энергетической организации, взамен более эксклюзивной МЭА – не принесет результатов. Вместо этого нужен механизм координации жестких инициатив, направленных на реальное обеспечение энергетической безопасности и защиты окружающей среды. Чтобы быть эффективными, такие меры должны отвечать интересам наиболее важных стран-импортеров и стран-экспортеров, а также совпадать с нуждами частных и государственных компаний, на долю которых приходятся основные инвестиции в энергетическую сферу.

Модель подобных действий зафиксирована в международном экономическом праве. Обремененная слишком большим числом институтов и слишком слабым управлением, мировая экономическая система выработала в последние десятилетия серию ситуативных договоренностей, из которых выросла эффективная система менеджмента. И пусть она пока несовершенна, под ее управлением находятся большая часть международной торговли и растущая доля финансов и банковской деятельности. Совет по финансовой стабильности (СФС), занимающийся публикацией оценок адекватности капитализации банков, – наиболее яркий пример успеха данной модели. Его так называемые базельские принципы, разработанные после азиатского финансового кризиса в конце 1990-х гг., оказались весьма эффективными: многие страны и банки приняли их, исходя из своих собственных интересов, а именно – иметь хорошо управляемые финансовые сектора, которые соответствуют широко признанным критериям.

Было бы целесообразно создать аналогичный Совет по энергетической стабильности (СЭС). Он поможет правительствам и международным институтам лучше справляться с сегодняшними энергетическими проблемами. Кроме того, в его компетенцию вошли бы главные новые потребители энергии, такие, в частности, как Китай. Совместно с ними этот совет сосредоточился бы на разработке стандартов для инвестиций, которые бы отвечали интересам потребителей и соответствовали рыночным правилам, уже достаточно давно зарекомендовавшим себя и регулирующим бЧльшую часть торговли энергоносителями. Такой совет мог бы также помочь координировать усилия стран с наиболее затратной «зеленой энергетикой». Существует риск, что в отсутствие практических шагов по совершенствованию управления эти зеленые программы стимулирующих мер спровоцируют торговые войны и приведут к неоправданной трате огромных денежных средств. Следуя модели экономического права, успех подобных инициатив, несомненно, поможет имеющимся энергетическим институтам лучше работать, а также содействовать выработке более общих норм управления энергетической безопасностью.

ЭКОНОМИЧЕСКИЕ МОДЕЛИ

Последние тридцать лет складывались для процесса создания международных институтов неблагоприятно. На этом фоне светлым пятном выглядит лишь международное экономическое право, ныне представляющее собой свод полезных общих принципов, сложившихся на основе практического, низового опыта. Его наиболее успешные аспекты базировались на национальных интересах: если правительства считают более практичным вариантом соблюдать свои обязательства, а не наоборот, то в обеспечение таких действий получают развитие более широкие системы правовых принципов и институтов.

Самым известным из таких институтов является Всемирная торговая организация (ВТО). Она предусматривает не только правила, стимулирующие международную торговлю, но также и механизмы их разъяснения и мотивацию к созданию новых. Члены ВТО – как сильные, так и слабые – обычно стараются соблюдать даже неудобные установления, поскольку их, как правило, больше интересует стабильное функционирование всемирной торговой системы, нежели защита своих узких интересов. Деятельность ВТО по разработке полезных правил торговли оказалась столь эффективной, что остающиеся барьеры (например, сельскохозяйственные субсидии на дохийской повестке дня) практически невозможно устранить лишь по той причине, что возникают политические препятствия в некоторых наиболее могущественных странах – членах этой организации.

Правительствами созданы также международные институты по управлению финансами и инвестициями. Азиатский финансовый кризис 1997–1998 гг. способствовал появлению Форума по финансовой стабильности в рамках Банка международных расчетов (БМР) с целью восстановления порядка в международной банковской деятельности. Несмотря на изобилие глобальных форумов с претензией на полезность, таких, к примеру, как «Большая восьмерка», нет организаций, которые объединяли бы всех основных игроков. Важно отметить, что за их рамками оставались страны Азии – а ведь именно они, несмотря на стабильные макроэкономические показатели, испытывали наибольшие проблемы в периоды кризисов из-за оттока спекулятивного, краткосрочного портфельного капитала. Последний оказался для них помехой при попытке установить надежные курсы обмена или управлять платежными балансами и даже поставил под угрозу банкротства важнейшие банки и предприятия в этих странах. Инфекция быстро распространилась на Россию, Турцию и Латинскую Америку, что вызвало необходимость принятия срочных мер по оказанию финансовой помощи различным государствам и даже крупнейшему хедж-фонду США Long-Term Capital Management (LTCM). Создание Форума по финансовой стабильности стало мерой срочного реагирования на кризис 1997–1998 гг. Для участия в нем недвусмысленно привлечены страны, не входящие в «Большую восьмерку», и он стал действовать в координации с БМР, объединяющим представителей центробанков при регулировании все более тесно связанных между собой мировых рынков. Успешная деятельность Форума по финансовой стабильности способствовала его расширению и преобразованию в Совет по финансовой стабильности (ныне в него входят все члены «Большой двадцатки»).

Самым большим достижением СФС стала разработка базельских принципов банковского надзора. Эти принципы были повсеместно приняты в странах с переходной экономикой. Их применение, в частности, в Китае помогло успокоить как иностранных инвесторов, встревоженных неэффективным управлением в местных банках, так и правительство КНР, которое опасалось за свой суверенитет. Преимущества соблюдения прозрачных глобальных принципов более чем очевидны: Китай провел серию успешных первичных размещений акций, что привлекло обширные инвестиции иностранных банков в китайскую банковскую систему. Сегодня этим принципам следует бЧльшая часть мировой банковской системы. Участники понимают, что, поскольку ни одна страна не в состоянии регулировать деятельность банков в одиночку, имеет смысл доверить СФС оказание помощи правительствам, чтобы они разработали и внедрили разумные, работающие руководства, которые одинаково подходили бы и богатым, и бедным государствам. Конечно, глобальный финансовый кризис выявил застарелые проблемы в области управления. Однако кризис был бы более глубоким, если бы не были установлены капитальные принципы банковской деятельности и уже не существовали механизмы координации финансовой политики.

Одним из уроков, извлеченных из этого опыта, является то, что к усилиям по координации мировой энергетической политики должны подключаться все наиболее мощные игроки. Однако сегодня все сколько-нибудь видные институты по управлению энергетикой игнорируют этот опыт. Усилиям по расширению Международного энергетического агентства препятствует требование, чтобы члены этого агентства являлись также членами Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР). В результате среди 28 стран МЭА многие участники отличаются весьма умеренным спросом на энергию либо сокращают потребление, тогда как агентство не включает в себя формирующиеся гиганты по потреблению энергии, такие, например, как Китай и Индия. Принятые паллиативные меры – предоставление различным странам статуса наблюдателей, проведение исследований совместно с высококвалифицированным секретариатом МЭА – не решили фундаментальную проблему: когда агентство пытается ответить на энергетический кризис, наиболее полезные игроки с большими запасами нефти не имеют права голоса. Единственным комплексным решением стал бы пересмотр правил приема в члены МЭА. Но эта идея не получила распространение отчасти из-за того, что в результате организация разбухла бы как на дрожжах. Соответственно влияние ее нынешних членов снизилось бы, как это произошло с «Большой восьмеркой» после громкого дебюта «Большой двадцатки».

Еще один урок, который можно извлечь из успеха глобального экономического управления, состоит в том, что кооперация должна быть привлекательной не только для самых важных игроков, но и для более широкого круга. На глобальных торговых переговорах наиболее ощутимые сдвиги произошли по таким направлениям, как, к примеру, снижение тарифов, что является хорошим стимулом для торговли, лежит в основе взаимных интересов и легко реализуемо. Успех глобального экономического управления позволял правительствам распространять существующие правила торговли на многие другие страны и приниматься за более трудные задачи, такие, в частности, как построение системы разрешения споров в рамках ВТО. Аналогичным образом нормы «Большой двадцатки» по борьбе с «налоговыми оазисами» стали распространяться более широко в таких странах, как Лихтенштейн и Швейцария. После того как разразился финансовый кризис, многим правительствам стали очевидны преимущества закрытия «налоговых оазисов» не в последнюю очередь и потому, что именно они поддерживали теневую банковскую экономику, с трудом поддающуюся управлению. Это объясняет, почему в последние два года во всем мире значительно повысилась эффективность налогового контроля.

Уроки, извлеченные в области энергетики, способствовали осознанию того, что ни одна система не будет эффективной, пока ее построение не начнется в тех странах, которые играют наиболее важную роль, – крупнейших потребителях и крупнейших производителях, и не будет служить их интересам. Эти страны должны также получить практическую выгоду от сотрудничества, а правила следует разрабатывать таким образом, чтобы по мере повышения их легитимности расширять сферу их применения.

БЕСПОМОЩНАЯ ТОЛПА

На сегодняшних энергетических рынках нет недостатка в институтах; не хватает другого – практической стратегии для введения эффективных норм управления мировой энергетической экономикой. Важнейшую роль могла бы играть МЭА, но ему не удается обрести собственный голос. ОПЕК, играющая особую роль для производителей нефти, не способна взять на себя более широкие функции. На учрежденном ad hoc Международном энергетическом форуме ведется многообещающий диалог между ОПЕК и МЭА, направленный отчасти на повышение прозрачности нефтяных рынков за счет предоставления данных о нефтяной добыче и торговле. Однако на сегодняшний день здесь предпринято крайне мало конкретных шагов. Международное агентство по атомной энергии (МАГАТЭ) занимается сложной проблемой ядерного нераспространения. Но успехи на этом фронте не приводят к более широкому сотрудничеству по специфическим проблемам энергетики.

Кроме перечисленных специализированных институтов, мы видим одни руины. Европейский Договор к Энергетической хартии не имеет практического влияния на энергетические рынки, хотя содержит смелую концепцию объединения энергетических систем Восточной и Западной Европы. Проблема заключается, помимо прочего, в том, что данное соглашение нарушает первое правило эффективного построения институтов: оно отчуждает наиболее важного игрока. Россия, основной поставщик энергии в Европу, не видит выгод в подчинении надзору незваного западного института, и потому позаботилась о том, чтобы сделать это соглашение нерелевантным.

Хорошо, если институты, занимающиеся климатическими изменениями, включая Рамочную конвенцию ООН об изменении климата, просто выживут после саммита в Копенгагене в декабре прошлого года. Проблемы климата и энергетики почти ежегодно возглавляли повестку дня «Большой восьмерки» в течение последнего десятилетия, но сделано было мало, если не считать громких и зачастую бессодержательных заявлений. Так, объявлялось о необходимости ограничить глобальное потепление повышением температуры не более чем на два градуса в предстоящее столетие, несмотря на нынешние тенденции, которые почти гарантируют, что на нашей планете этот показатель будет намного превышен. Хотя усилия по расширению «Большой восьмерки» и включению в ее состав основных развивающихся стран (Бразилия, Индия, Китай, Мексика, Южная Африка), включая создание «Большой восьмерки плюс пятерки», основаны на благих намерениях, они реализовывались исключительно на условиях «восьмерки», которой не удалось по-настоящему вовлечь в работу эти важнейшие страны. «Двадцатка», которая после азиатского финансового кризиса сыграла основную роль в выработке новых финансовых правил, представлялась многообещающим форумом и для рассмотрения вопросов, связанных с энергией и климатом. Но глобальный экономический обвал в 2008 г., оттеснил эти темы с верхних строчек повестки дня. Специальный форум крупнейших эмитентов парниковых газов, собравшийся в Лондоне в октябре прошлого года, дал надежду на гибкую структуру для проведения переговоров о лимитах выбросов. Но затем в этой сфере все забуксовало. Последняя встреча форума в Копенгагене завершилась без принятия новых соглашений и каких-либо сдвигов.

ИНВЕСТОР БОИТСЯ ПУСТОТЫ

Решение этих проблем следует начинать не с увеличения числа институтов, а с концентрации усилий на заполнении наиболее очевидных пустот в управлении мировой энергетической системой. Прежде всего – на поиске способов стимулирования инвестиций в остро необходимые поставки основных энергоносителей – нефти и газа, а также способов поддержания экологичных технологий, которые в ближайшие десятилетия смогут преобразовать энергетическую систему.

Безопасность поставок нефти и газа оказалась под вопросом не только в связи с быстрым истощением запасов, но и потому, что инвесторы проявляют осторожность при финансировании разведки новых ресурсов. И геология тут ни при чем: технологические инновации с лихвой компенсируют истощение запасов обычного ископаемого топлива. Проблему создают огромные политические и экономические риски, свойственные новым проектам, особенно связанным с поставками энергии через национальные границы и тем самым подверженным различным политическим неопределенностям. Поставщики опасаются, что спрос может не оправдать инвестиций, особенно сейчас, когда растущая озабоченность в связи с изменением климата поставила под сомнение будущее ископаемого топлива, не предложив взамен ясной альтернативы.

Эффективное стимулирование поставок нефти и газа требует наступления одновременно на нескольких фронтах. Но сфера, в которой управление наиболее ослаблено и которая в то же время привлекает к себе особое внимание, касается отношений Китая, самого быстро растущего потребителя энергии в мире, с его основными поставщиками в Африке, Центральной Азии, Латинской Америке и на Ближнем Востоке. Гранты, льготные займы и проекты по развитию инфраструктуры, которые китайское правительство постоянно предлагает своим богатыми ресурсами деловым партнерам, вызвали критику на Западе. Эта критика в свою очередь раздула страхи в КНР относительно трудностей, которые могут возникнуть с поставками энергии, жизненно необходимой для поддержания китайского экономического чуда. Пока Китай и Запад будут ломать копья по этому вопросу, трудно убедить Пекин в том, что его энергетическую безопасность, как и безопасность крупных западных потребителей энергии, надежнее всего можно обеспечить за счет прозрачных, исправно функционирующих рынков под управлением эффективных международных институтов, а не за счет непрозрачных льготных сделок.

Правительства ведущих западных стран, прежде чем они смогут привлечь Китай, должны осознать, что сегодняшние китайские сделки не являются чем-то исключительным, они даже не обязательно представляют собой неизбежное зло. Исторически сложилось так, что многие крупнейшие международные проекты поставок энергии выросли из льготных соглашений, которые привязывали финансирование к конкретному клиенту, способному гарантировать спрос на заранее установленный период. Когда китайцы выделяют средства на новые источники энергии (зачастую в гораздо большем объеме, чем другие), они выводят на мировой рынок новых поставщиков энергии, что выгодно всем потребителям.

С мировым энергетическим рынком дело обстоит так же, как и с банковским сектором: КНР, как и другие страны, заинтересована в существовании общепринятых практических норм; когда рынки функционируют нормально, энергетическая безопасность Китая укрепляется. И Китай на собственном опыте убеждается в том, что потоки новых поставок становятся надежнее, если идут из стран с хорошо функционирующими правительствами. Борьба Пекина за ресурсы с конца 1990-х гг. рикошетом ударила по нему в ряде стран, например в Судане, который превратился для КНР не столько в надежного долгосрочного поставщика, сколько в политическую трясину. Главная задача, которая стоит перед Китаем, его основными поставщиками энергии и другими крупными игроками на мировом энергетическом рынке, заключается в том, чтобы они выработали стандарты инвестиций, сочетающие заинтересованность Пекина в обеспечении устойчивых поставок энергии и западные нормы исправно работающих рынков и надлежащего управления. Усилия в данном направлении могли бы быть предприняты, начиная с создания новых стандартов для очередной волны китайских инвестиций в страны, где обеспечен высокий уровень управления нефтяным сектором (одна из них – Ангола); это послужило бы примером для аналогичной деятельности в других государствах.

Поддержка новых экологичных технологий – это еще одна область деятельности, где на пути достижения правительствами общих целей стоит вакуум управления. Энергетический сектор сегодня – передовой край технологического развития. Причина состоит отчасти в том, что изменение климата влияет на ожидания, которые общество связывает с поставщиками энергии. Более непосредственной причиной являются надежды правительств на роль, которую инвестиции в энергетическую инфраструктуру способны сыграть в восстановлении экономики. В прошедшем году правительства много говорили о координации усилий по оживлению экономической активности во всем мире. Однако каждое государство принимает решения преимущественно в одиночку. Если бы усилия координировались лучше, считают специалисты Международного валютного фонда и других международных институтов, отдельные правительства могли бы эффективнее содействовать стимулированию глобальной экономики.

Проблема становится более очевидной, если посмотреть на «зеленую» часть тех 2,5 трлн долларов, которые были потрачены на стимулирование глобальной экономики. Одни только Соединенные Штаты и Китай тратят 1,5 трлн долларов, большая доля которых идет на энергетические проекты. Южная Корея выделила 85 % своего пакета стимулирующих мер на зеленые инвестиции, содействующие эффективному потреблению энергии и снижению выбросов в атмосферу. Британское правительство зарезервировало сотни миллионов фунтов стерлингов на поддержку НИОКР в зеленых отраслях. Однако необходима координация, поскольку рынок для экологичных энергетических технологий является глобальным; идеи, выдвигаемые в одной из стран, могут быстро распространиться во всем остальном мире посредством рынка. Например, расходы США на возобновляемые источники энергии способны воодушевить американские, китайские и европейские фирмы, поставляющие солнечные батареи и ветродвигатели, стимулировав одновременно все три экономики. А расходы КНР на новые сети электропередач могут принести выгоду как западным, так и китайским компаниям, которые разрабатывают соответствующие технологии.

Координация программ по введению зеленых технологий открывает перспективу новой жизнеспособной глобальной индустрии в сфере экологически чистых технологий, по крайней мере в теории. На практике, однако, такие планы по стимулированию ориентированы на экономический национализм. Программа Соединенных Штатов, например, включает в себя льготы поставщикам из США, и одним из результатов будет то, что, если китайская компания попытается поставлять китайскую технологию на ветроэлектрическую станцию в Техасе, она столкнется с враждебным инвестиционным климатом. Подлинная энергетическая революция не произойдет, если национализировать технологии. Все лучшие и наиболее конкурентоспособные энергетические технологии совершенствовались за счет мировой конкуренции. Одним из способов начать координацию могло бы стать требование к ведущим по объему затрат на зеленые технологии субъектам (в порядке убывания – Соединенным Штатам, Европейскому союзу, Японии и Китаю) периодически оценивать, как действуют их собственные программы, и определять, где необходимы новые усилия, в том числе и совместные. С учреждением соответствующего форума, координирующего усилия, такие изначальные действия получили бы в конечном счете более широкое распространение.

С ОТКРЫТЫМИ КАРТАМИ

Существующие институты не в состоянии заполнить вакуум. Требуется негромоздкая и легкая на подъем организация – Совет по энергетической стабильности по модели Совета по финансовой стабильности в банковском секторе. Такая организация могла бы объединить дюжину крупнейших производителей и пользователей энергии. По части администрирования она координировала бы свои действия с секретариатом Международного энергетического агентства (в настоящее время, несомненно, наиболее компетентный энергетический институт) по аналогии с тем, как Совет по финансовой стабильности пользовался помощью БМР, стимулирующего сотрудничество на мировых финансовых рынках. Поначалу деятельность СЭС должна быть ситуативной, чтобы другие институты (к примеру, ОПЕК), а также те или иные азиатские организации по безопасности смогли без труда подключиться к его работе. Особым расположением СЭС должны пользоваться КНР, Индия и другие значимые страны, на которые системы управления энергетикой до сих не обращали внимания. Среди длинного перечня вопросов, к решению которых следует приложить усилия, особое место занимает необходимость привлечения Китая (и других новых крупных потребителей энергии) к участию в разработке стандартов зарубежных инвестиций и координации капиталовложений в «зеленую энергетику», которые составляют большую долю многих государственных пакетов мер по стимулированию экономики. В обоих случаях инициативы небольшого числа стран, опирающиеся на собственные национальные интересы, могли бы привести к значительному практическому успеху.

Критерием эффективности Совета по экономической стабильности могла бы стать его способность привлечь к работе структуры бизнеса. Компании отнюдь не готовы выложить триллионы долларов, необходимые в ближайшие десятилетия для развития энергетической инфраструктуры, без достоверных признаков того, что правительства всерьез нацелены на проведение политики, позволяющей частному сектору заработать на таких инвестициях. Среди прочего достаточно убедительным способом вовлечения частных компаний было бы разрешение им сотрудничать с правительствами при выполнении задач, входящих в компетенцию СЭС. Например, ведущие компании могли бы производить формальную оценку правительственных программ по стимулированию зеленых технологий и выявлять те области, где необходима более эффективная межправительственная координация. (Правительства сами по себе, как правило, не слишком эффективно координируют развитие новейших передовых технологий, поскольку не обладают необходимыми знаниями и не осуществляют должного контроля над инвестициями.) СЭС мог бы также стать форумом совместной работы частных фирм с государственными компаниями, контролирующими доступ к большей части мировых нефтяных и газовых ресурсов, а также мировой сети электропередач, особенно в развивающихся странах. Эти национальные предприятия играют важнейшую роль в мировой энергетической системе, но пока плохо интегрированы в международные энергетические институты.

Успех на данном направлении способствовал бы созданию необходимых условий для начала сотрудничества в других важных областях. Правительства уже неоднократно пытались заключить многостороннее соглашение об управлении иностранными инвестициями всех типов. Не удавалось им это сделать главным образом ввиду слишком большого разнообразия и противоречивости рассматриваемых тем. Успех более вероятен, если заострить внимание только на энергетической инфраструктуре. Еще одним разочарованием стало то, что ведущим мировым правительствам не удалось адекватно инвестировать в НИОКР в области энергетики. (Несмотря на растущие энергетические проблемы во всем мире, доля глобального объема производства, выделяемого на НИОКР в области энергетики, сегодня ниже, чем в начале 1980-х гг.) В свое время Совет по финансовой стабильности доказал свою эффективность, возложив на себя новые задачи, например разработку международно приемлемых правил компенсации для банков в свете глобального финансового кризиса. Точно так же и Совету по энергетической стабильности можно было бы предложить разработать руководство по НИОКР и другим вопросам, которые представляют определенную сложность для повестки дня существующих институтов, но которые при этом жизненно необходимы в свете долгосрочного развития энергетической системы. СЭС мог бы также организовать поддержку таких важных инициатив, как новые усилия, предпринимаемые США и Китаем, по созданию более безопасной системы хранения ядерного топлива.

Чтобы начать, требуются лидеры. Сыграть эту роль под силу только Соединенным Штатам и Китаю, учитывая их доминирующую роль как крупнейших мировых потребителей энергии. Обе страны давно заявляют об обоюдном желании сотрудничать по проблемам энергетики, но им с трудом удается сделать что-то на практике. Более того, исключительно двусторонние отношения не решат наиболее неотложные проблемы мировой энергетики; Соединенные Штаты и Китай в одиночку не могут задавать повестку дня. Однако работа в тандеме при посредстве Совета по энергетической стабильности повысила бы доверие к их двусторонним усилиям со стороны других важных игроков и международных институтов. США и КНР знают, что подобное сотрудничество послужит их интересам.

Нынешняя стратегия Пекина по фиксации энергетических поставок была бы неустойчива без опоры на твердые нормы, делающие эти инвестиции политически безукоризненными для других стран, особенно для ключевых стран Запада. Работа при посредстве СЭС послужила бы и интересам Соединенных Штатов: Вашингтон сможет добиться очень немногого из того, что хочет сделать в области энергетики (например, более эффективной схемы сокращения выбросов парниковых газов во всем мире), если не отведет видную роль другим крупным потребителям энергии и потенциальным поставщикам технологий. Эффективный механизм вовлечения Китая также обеспечил бы администрацию Обамы необходимой политической поддержкой при принятии национального законодательства по проблемам глобального потепления. Одним из важнейших препятствий на этом пути явилась бы неспособность администрации убедить скептичное американское общество, что Китай, Индия и другие крупнейшие развивающиеся страны тоже готовы сыграть в этом полезную роль.

Хотя торговля энергоносителями и энергетическими технологиями идет на мировом уровне, система управления рынками этих важнейших товаров становится фрагментированной и все более слабой. Как показывает опыт глобального регулирования финансов и торговли, это не проблема. Не обязательно и создавать новые грандиозные институты, чтобы решить ее. Этот пробел может восполнить динамичное энергетическое агентство, нацеленное на практические подходы к новым реалиям мирового энергетического рынка.

Дэвид Виктор – преподаватель Школы международных отношений и изучения Тихоокеанского региона в Калифорнийском университете (г. Сан-Диего), где возглавляет лабораторию по международному законодательству и регулированию. Линда Юэ – экономист, научный сотрудник колледжа Святого Эдмунда (Оксфордский университет), где руководит Центром по изучению роста Китая. Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 6 (ноябрь – декабрь) за 2009 г. © Council on Foreign Relations, Inc.

Нефтегосударство: Маршалл Голдман о России как энергетической сверхдержаве

Опубликовано от wpmrРубрики:Политика

Аналитические записки — Приложение к журналу «Международная жизнь»:

В своей книге “Нефтегосударство.  Путин, власть и новая Россия»* Маршалл Голдман вполне в духе политологической конъюнктуры на Западе старается показать, что нынешний рывок России к статусу энергетической сверхдержавы исторически предопределен, что растущее энергетическое влияние России, представляющее угрозу, прежде всего, впавшей в «газовую зависимость» Европе, – это следствие развития мировой и российской нефтяной промышленности на всем протяжении XX века.
На основе анализа взлетов и падений российской «нефтянки» автор выделяет ее влияние на экономику и положение страны в целом, пытается понять некоторые российские парадоксы. «Учитывая, что в конце 70-х – начале 80-х гг. Россия (тогда часть СССР) была крупнейшим мировым производителем нефти, почему в 1991 г., при всем своем сырьевом изобилии, Советский Союз распался? Какую роль, если таковая имела место, сыграло в этом распаде ЦРУ? Почему тогда Россия не была энергетической сверхдержавой, а сегодня ею является? Каково значение этого обстоятельства для США и Европы? Какова доля в этой трансформации России ресурсного богатства страны и какую роль сыграла тщательно продуманная политика властей? Кто является основными бенефициарами нового богатства и новой мощи России?» (с.15).

***
Первые три главы книги посвящены анализу развития российской (советской) нефтяной индустрии, начиная с XIX века вплоть до прихода к власти В. Путина. «Хотя это и не слишком известный факт, но  Россия была ведущим мировым производителем нефти  несколько раз. В период 1898-1901 гг. Россия опережала США – до этого крупнейшего мирового производителя – по объему добычи нефти. После чего США вернули себе лидерство и сохраняли его до 1975 г. К 1975 г. добыча нефти в СССР, возраставшая на 5-6% в год снова превысила американские объемы. И только в 1992 г. Саудовская Аравия вырвалась на первую позицию. После развала СССР  рост добычи в России восстановился только к 1999 г., но уже в 2007 г. Россия снова становится крупнейшим производителем нефти в мире».
Уделив значительное внимание вопросу о том, является ли наличие значительных сырьевых ресурсов благом или наказанием для той или иной страны, Маршалл Голдман пытается понять роль углеводородных резервов в развитии России. «Роль нефти и газа в России – это история открытий, интриг, коррупции, богатства, обмана, жадности, патронирования, непотизма и власти…  При всей общности с другими нефтедобывающими странами проявляется российская уникальность. Но самое главное, после длительного периода провалившихся попыток быть военной сверхдержавой Россия восстала из пепла в качестве нового вида сверхдержавы – той, чья мощь опирается на экономику и энергетику» (с.16).
Экстраполируя «голландскую болезнь» на условия России, Голдман довольно неубедительно приходит к выводу о наличии «российской болезни» – вызванной ростом нефтяных цен, ростом нефтедобычи и подъемом курса рубля. «Не только взрывной рост экспортных рынков оказывает влияние на производителей, но и наличие растущего нефтяного сектора становится спусковым механизмом ожесточенной борьбы за контроль над месторождениями. Нефтегазовый сектор начинает доминировать в экономике, а демократические институты – приходить в упадок. В случае с Россией доля энергетики составляет 30% в ВВП и 65% в экспорте. Очевиден негативный эффект для развития и без того слабо конкурентоспособной на внешних рынках в основе своей еще советской промышленности» (с.13).
На всем протяжении истории политическое влияние нефтегазового сектора в советскую и постсоветскую эпоху всегда определяло геополитическое позиционирование России, став, наряду с военной мощью, основой влияния СССР в «третьем мире». В то же время, как это было в середине 80-х и повторилось в 90-е гг., когда нефтяные цены упали, страна оказалась неспособной «оплачивать свои счета», оказавшись на грани банкротства.
«Как только мировой рынок начинал расти, российский нефтегазовый сектор быстро восстанавливался и начинал играть еще большую экономическую и политическую роль. Рост мирового потребления нефти, на 40% обеспеченный российской добычей, привел в начале XXI века к появлению таких политических рычагов влияния, о котором не могли мечтать ни в царский период, ни даже в советскую эпоху.
«Россия сегодня – снова сверхдержава. Однако теперь это – энергетическая сверхдержава» (с. 14).По мнению автора,  это результат сознательной политики В. Путина и его окружения. Основа политики – восстановление государственного контроля и, главное, государственной собственности (50%+1 акция) над основными сырьевыми, металлургическими и производственными компаниями. Сюда же прибавляется стратегия создания «национальных чемпионов» – Газпром и Роснефть в энергетике и т.д.
В результате, «опутавшая Европу, словно пуповиной, своими нефте- и газопроводами Россия получила неконтролируемую власть и влияние, превосходящие те, какими она обладала в годы «холодной войны». Если тогда угроза взаимного гарантированного уничтожения не позволяла странам использовать ядерное оружие, то «сегодня не существует никакой «взаимно гарантированной сдержанности», которая позволила бы сдержать Россию в случае решения ограничить или прервать поставки газа в Украину и/или в Европу» (с.15).
Фактически, основная цель публикации книги Маршалла Голдмана – в очередной раз внушить западному общественному мнению представление об опасности возросшей энергетической и вслед за этим – финансовой, экономической и политической мощи России. Европа оказывается в привязке к политике Москвы и перестает быть надежным союзником США. У России больше рычагов влияния на Европу, чем у Европы – на Россию, поэтому в целом ряде случаев европейцы отказываются идти следом за США в вопросах, затрагивающих интересы России.

***
Значительную часть книги «Нефтегосударство» занимает исторический экскурс в историю российской (советской) нефтегазовой отрасли с момента ее появления в XIX веке до приватизации в 90-х гг. XX века. Изложение представляет собой смесь данных из книги Д. Ергина «Добыча» и мемуаров бывших чиновников «Союзнефтеэкспорта» и предшествовавших ему советских структур. Судя по сноскам, версия автора строится почти исключительно на англоязычных источниках. Отсюда – явно преувеличенная роль иностранных концессионеров – Нобеля, Ротшильдов, Рокфеллера и пр. При этом фактически затенена деятельность российских (включая азербайджанских) промышленников предреволюционной эпохи, заложивших основу нефтяной индустрии страны.
Верно подмечена негативная роль революционных событий 1905-1906 гг., серьезно разрушивших производственную базу нефтедобычи в Баку и Грозном, что привело к снижению российского влияния на мировом рынке нефти. При всей любви М. Голдмана к историческим параллелям он опускает тот факт, что уже в конце XIX века основная борьба за контроль над этим рынком велась между США и Россией. Из чего следует естественный вывод о том, что сегодняшний прорыв России на позицию энергетической сверхдержавы – лишь исторически отсроченная неизбежность.
Красной нитью в повествовании проходит мысль о постоянном технологическом отставании российской (советской) нефтяной промышленности и особой роли западного капитала и технологий в ее развитии. Иностранцы, по Голдману, приходили со своими технологиями и «поднимали» российскую нефтянку из пепла. При этом, правда, статистика добычи по предприятиям разных форм собственности в книге отсутствует. Этот цикл восстановления индустрии иностранцами с последующим их изгнанием повторяется по сей день, четко коррелируя с уровнем мировых цен на нефть. В период высоких цен русские предпочитают добывать сами, а в период низких – отрасль приходит в упадок в ожидании иностранцев-спасителей.
«Обычно, когда русские чувствуют себя не в силах справиться с разработкой особо технологически сложных месторождений, таких как Сахалин и Штокман в Баренцевом море, они с готовностью соглашаются предоставить иностранцам право на самостоятельную их разработку. Но так же, как в прошлом, как только их национальная казна начинает переполняться и вырастает новая уверенность, русские тотчас начинают ограничивать  иностранное участие и вновь берут развитие процесса в свои руки» (с.83).
«Если сегодня вы окажетесь там, где идет бурение перспективных, но сложных скважин, вы обнаружите, что работы ведутся западными компаниями. Это Холлибёртон или Шлюмберже…. Некомпетентность управления энергетическими ресурсами жива и поныне. Жадность и близорукие технологические практики, применявшиеся в прошлом, практически погубили многие российские нефтяные месторождения: стандартной практикой было закачивание воды в скважину, чтобы добыть из нее нефть, невзирая на последствия».
Из частного, и, в общем, технического вопроса – роста обводненности скважин – у Маршалла Голдмана вырисовывается серьезная политическая проблема: значение усилий ЦРУ в подрыве нефтяной мощи СССР и падении Советского Союза.
В 1977 г. ЦРУ публикует прогноз о том, что к 1985 г. СССР и его сателлиты будут вынуждены импортировать до 225 млн. т нефти вследствие истощения советских месторождений. Прогноз, естественно, не оправдался. Однако нефтяной экспорт превратился в эффективное внешнеполитическое оружие СССР, угрожавшее интересам США в «третьем мире». Что побудило тогдашнего директора ЦРУ У. Кейси оказать колоссальное давление на Саудовскую Аравию и заставить ее существенно поднять добычу. Существует популярная на Западе версия о том, что последовавший рост саудовской добычи обвалил нефтяные цены, что привело к распаду СССР. Надо отметить, что М. Голдман объективно отрицает вероятность такого развития событий, отмечая, что «если саудовское увеличение добычи оказало такое влияние на цены, то почему они не падали в 1980-м, когда Саудовская Аравия качала в два и три раза больше, чем в середине 80-х? И почему Саудовская Аравия ждала до 1990 г., то есть 5 лет после вмешательства Кейси, чтобы добиться основного увеличения добычи?» (с.53).
Вполне объективно М. Голдман оценивает и расклад сил на нефтяном рынке в поздний советский период, когда «семь сестер» ввели фактическую блокаду на поставки нефти из СССР, что автор оценивает как использование энергетических рычагов в политических целях. «Их целью было создание картеля и ограничение сокращения производства и ценового демпинга. Они также использовали свой контроль над нефтяным рынком для наказания тех стран «третьего мира», которые национализировали собственность, принадлежавшую западным инвесторам, или каким-либо иным образом подрывали привилегии Запада» (с.44).
Особо М. Голдман выделяет отказ СССР присоединиться к политике ОПЕК, называя советские нефтяные экспортные поставки своеобразным «гарантом» (spoiler) равных возможностей на рынках. «Они не только препятствовали усилиям «семи сестер» контролировать цены, но также подрывали и попытки стран ОПЕК делать то же самое… Отказ присоединиться к ОПЕК усилил рычаги политического влияния Советов, а также их нефтедоходы. Напряженность на нефтяных рынках в связи с эмбарго ОПЕК более-менее покончила с образом СССР как «плохого парня». Советский Союз мог быть «мерзавцем», но члены ОПЕК были не лучше, а в 1973 – много хуже. Так после 1973 г. потребители нефти во всем мире столкнулись лицом к лицу с осознанием того факта, что опора на энергопоставки с Ближнего Востока влечет за собой огромные риски» (с.46).
Посвятив целую главу своей книги событиям начала 90-х годов, автор многословно описывает  последовавшие за этим экономические трудности, спешку и перегибы приватизации, формирование в новой России прослойки олигархов, их подноготную и дальнейшую роль в экономической истории страны.
Можно согласиться с Голдманом в оценке грабительской сути плана «Займы под залог акций» 1995 года. «Безусловно, учитывая сколь низкими были цены на нефть и металлы в середине 90-х,  собственность на такие компании выглядела не столь привлекательно, как если бы сырьевые цены пошли в рост и нефть стоила бы $30 и больше за баррель. Однако даже в середине 90-х, когда цены были низкими, появилась растущая уверенность, что схема «Займы под залог акций» проводится в интересах небольшой группы оппортунистов и жуликов в ущерб интересам государства. Более того, победители вступали в ссоры между собой, которые зачастую решались путем нанесения увечий и даже убийств» (с.69).
Неудивительно, что в подобной ситуации компании, чьи владельцы понятия не имели о том, что такое нефтяное или газовое месторождение (за исключением Алекперова и Богданова), серьезно снизили добычу. В 1998 г. страна добывала не более 60% того, что производилось в пиковый 1987 год. В этих условиях российское правительство согласилось на подписание трех Соглашений по разделу продукции (СРП). Автор признает, что «СРП является более привлекательным для нефтяных компаний, поскольку позволяет возместить все затраты до раздела прибыли с принимающим государством. По той же причине государственные органы не любят предоставлять концессии такого рода, поскольку считают, что раздел прибыли должен происходить от валовой выручки» (с.71).
Правительство пошло на СРП неохотно и только в условиях 40%-го падения добычи. Российские нефтяные компании, включая ЮКОС, возглавили оппозицию режиму СРП, считая его видом нечестной конкуренции. «Таким образом, Россия, как это было в истории после 1917 года, была вынуждена предоставлять концессии для получения помощи. Тем не менее, опять же по исторической традиции, как только страна почувствовала себя в состоянии действовать самостоятельно, эти немногочисленные концессии были лишены законной силы» (с.72).
Как только добыча стала снижаться вместе с ценами на нефть, правительство РФ согласилось на подписание СРП с Royal Dutch Shell и Total. В качестве примера СРП автор избрал проект разработки Харьягинского месторождения компанией Total. При этом он не упоминает, что результаты деятельности французской компании показывают СРП в исполнении иностранного инвестора «во всей красе». Фактические затраты на бурение одной скважины превышают российские в 3-4 раза, а себестоимость 1 тонны нефти выше среднероссийской в 2-3 раза. Совместное предприятие добывает 1 млн. т в год, что в 3.5 раза меньше проектного уровня в 3,5 млн. т. Таким  образом, через 13 лет после подписания соглашения и через 8 лет после начала деятельности объемы добычи на данном проекте никак не выглядят «спасением» стагнирующей российской нефтяной отрасли. И не случайно в книге процитировано мнение В. Путина, который «относился к СРП как к колониальному договору и выражал сожаление, что российские чиновники, допустившие подобные соглашения, не были посажены в тюрьму» (с.86).
Далее Маршалл Голдман пишет: «Справедливости ради стоит отметить, что то, как российское правительство реагирует на попытки скупить энергетические ресурсы, мало чем отличается от реакции в большинстве стран в подобной ситуации. Если уж на то пошло, то большинство стран ОПЕК настроены еще более протекционистски. В то же время, всячески сокращая свободу маневра для иностранных инвесторов внутри страны, российская власть не видит никаких проблем, если российские компании покупают производителей энергии в других странах» (с.87). И далее интересное замечание М. Голдмана по поводу заправок, которые ЛУКОЙЛ купил в США: «Русские скорее будут сами поставлять топливо к нам, чтобы избежать каких-либо остановок в снабжении. Иначе в случае какого-то стратегического спора или эмбарго эти мощности придется закрывать. В то же время, конечно, российская собственность в США может послужить залогом (в тексте – заложником/hostage), если когда-либо потребуется ответить на давление на американские компании в России» (с.88).
Заканчивая свой исторический экскурс, М. Голдман рассматривает этапы восстановления российской нефтегазовой отрасли после дефолта 1998 года. Мировая экономика начала восстанавливаться от кризиса быстрее, чем можно было ожидать. Растущий спрос на сырье привел к повышению цен. Голдман акцентирует внимание на рост спроса со стороны Китая и Индии, отмечая факт формирования двух крупных рынков сбыта для российских углеводородов, альтернативных европейскому. Автор вообще достаточно последовательно проводит мысль о том, что новой энергетической сверхдержаве есть куда продавать свое топливо, в то время как у европейцев мало надежд на диверсификацию источников поставок. Отсюда – угроза слишком сильной зависимости Европы от России. Оправдываются предостережения Р. Рейгана, который в бытность свою президентом США, так старался подорвать проект строительства газопровода Уренгой – Помары – Ужгород. Сегодня Европа получает от России четверть импортируемого газа. Голдман любит вспоминать в интервью и на пресс-конференциях об «ужасе», который он испытал, увидев 30-метровый экран с маршрутами трубопроводов в диспетчерской в штаб-квартире Газпрома: «Одним щелчком рубильника эти диспетчеры могут заморозить – и действительно замораживали – целые государства».
В условиях политических и военных турбуленций на Ближнем Востоке Россия становится крайне привлекательным источником топлива для Европы. Сухопутные пути доставки нефти и газа значительно надежнее морских, а в условиях сокращения предложения газа с месторождений Северного моря значение российского газа будет только возрастать.
«Конечно, всегда существует опасность, как и предупреждал президент Рейган, что Россия по образцу нефтепроизводителей ОПЕК может по той или иной причине угрожать прекращением поставок газа. Во всяком случае, СССР и Россия поступали так несколько раз со своими покупателями нефти. Тем не менее, за исключением нескольких случаев, связанных с погодой, Россия вела себя благородно с западноевропейскими клиентами. Так было даже в напряженные годы «холодной войны». К эмбарго, введенному ОПЕК в 1973 году, СССР отказался присоединиться и, наоборот, увеличил поставки нефти. По мере роста репутации страны как надежного партнера советские поставки стали надежной составной частью всей системы снабжения европейского региона» (с.83).
Нынешняя ситуация на энергетических рынках является двойным благословением для России. Со своими 79 млрд. барр. запасов, страна владеет 42% нефтяных запасов за пределами ОПЕК. «Более того, большая часть России остается геологически неисследованной. И хотя вряд ли будут обнаружены другие гигантские месторождения, при высоких ценах, наличии времени и соответствующей инфраструктуры, очевидно, будет найдено еще много нефти… И если даже не будут обнаружены новые крупные залежи, нынешних запасов хватит, чтобы обеспечить страну невиданным финансовым урожаем» (с.91). Далее, описывая финансовые достижения России к концу 2006 г., автор констатирует: «Неплохо, если учесть, что еще в 1998 г. закрома государства были абсолютно пусты».
Если экспорт нефти обеспечивает Россию финансовыми средствами, то природный газ обеспечивает ей беспрецедентное политическое влияние. В сумме нужда в этих двух сырьевых товарах – нефти и газе – делает Европу исключительно зависимой от России. Некоторые европейцы подчеркивают, правда, что Россия уязвима в не меньшей степени: как только газопровод построен, месторождение разрабатывается, Россия становится  зависимой от европейских потребителей, которые будут покупать газ и платить за него. Голдман согласен с таким рассуждением, но только тогда, когда, во-первых, вся Европа действует как единый переговорщик и никто не заключает сепаратных соглашений с Россией, а, во-вторых, Россия не может найти альтернативных потребителей своего газа.

***
Одна из глав озаглавлена весьма характерно: «Путин приходит к власти. Возвращение царя». Здесь Маршалл Голдман задумал показать переход от олигархического капитализма к системе государственного капитализма в ее современном российском варианте. Быстрое восстановление мировой экономики, рост сырьевых цен стали основным двигателем подъема российской экономики. К приходу к власти В. Путина и его команды (часто используется термин FOP – friends of Putin/друзья Путина) приличные темпы экономического роста привели к улучшению жизни людей, что во многом обеспечило быстрый рост популярности новой власти. Другие мероприятия, ставшие также весьма популярными в народе, – политика укрощения и подавления олигархов, (будь то бывшие аппаратчики – Черномырдин, Вяхирев или бывшие цеховики, торгаши и фарцовщики типа Березовского, Гусинского, Смоленского и иже с ними). Отдельно подробно и красочно описывается в книге разгром ЮКОСа. Тема даже смакуется, поскольку автор явно крайне негативно относится к ЮКОСу и его хозяевам. (М. Голдман вспоминает, как дал прочитать одному высшему руководителю компании первый вариант текста главы о ЮКОСе, на что тот пригрозил подать на него в суд за клевету).
По Голдману, Ходорковского погубила самоуверенность: без согласования с властями он планировал такие вещи, как строительство частного нефтепровода до Мурманска, продажу нефти Китаю и даже продажу части ЮКОСа американцам. Приговор себе олигарх подписал, выступив с обвинениями в адрес С. Богданчикова в преступном сговоре с А. Вавиловым (февраль 2003 г.).
Маршалл Голдман достаточно подробно перечисляет все мероприятия новой власти по переводу нефтегазовых активов под государственный контроль или в собственность. Не питая особой симпатии к «раскулаченным» олигархам, он, тем не менее, весьма критично настроен и к властям России.
В новой экономической ситуации российская власть, пишет Голдман, перестала быть просителем, что позволило Путину и окружению вернуть активы, уведенные в эпоху Ельцина, под контроль государства. «В ряде случаев это делалось путем эффективной денационализации собственности, в некоторых случаях – путем угроз начать судебное преследование или же организацией отнюдь не дружественных визитов из налоговых органов. Даже не угрозы, скорее, все, что требовалось, – просто дружеская беседа. Вне зависимости от способа, который избирал Путин, к 2008 г., к концу его президентского срока, ему удалось эффективно развернуть процесс приватизации в обратную сторону, во всяком случае в тех точках, которые Ленин называл «командными высотами» в российской индустрии» (с.133). Рекомендация М. Голдмана: «Ответом Запада на усилия Путина восстановить правительственный контроль над российскими командными высотами в промышленности должен быть не гнев по поводу того, что государство хочет взять контроль, но по поводу способов, которыми государство этого добивается. В случае с ЮКОСом государство и/или Путин вернули контроль над компанией, посадив Ходорковского и запугав пару дюжин его сподвижников… Одновременно, государство подобрало осколки ЮКОСа по смехотворно бросовой цене. Государство также применило жесткую тактику в отношении Shell на Сахалине, BP на Ковыкте, Total на Харьягинском месторождении. Естественно, каждый иностранец в России является объектом пристального, зачастую чересчур пристального внимания. Это не означает, что западные компании абсолютно ни в чем не виноваты или что надо отрицать тот факт, что в других странах также зачастую имеют место «наезды» на оперирующие в рамках их территорий энергетические компании. Однако в отсутствие независимого суда, куда можно было бы обратиться с жалобами и требовать справедливого рассмотрения, государственные органы будут без всякого опасения вести кампании угроз и давления, которые заставят ставшие мишенью иностранные компании передавать контрольные пакеты Газпрому либо даром, либо за бесценок» (с.135).

***
Целая глава посвящена у Маршалла Голдмана «новому русскому секретному оружию» – природному газу. Автор явно негативно относится к стратегии Газпрома перевести «ближнее зарубежье» на европейские цены. С 2009 г., пишет он, это уже не актуально – цены для Газпрома тоже будут европейского уровня. Что скажется и на программе экспорта газа в регион АТР, которой автор уделяет отдельное внимание. «Поставки газа в Китай также являются важной частью стратегии Газпрома. Как бы европейцы ни уговаривали себя, что не стоит бояться энергетического шантажа, поскольку России нужно, чтобы покупали ее газ, Путин ездит в Азию и обещает, что, несмотря на высокую цену, Россия будет поставлять газ с месторождений, которые европейцы считают предназначенными для них. И если Китай откажется платить российскую цену, Путин знает, что есть потребители в Японии и Корее, которые заплатят. Более того, как только Китай начнет принимать российский газ, он, скорее всего, со временем станет также зависим от него, а потому и потенциально подвержен, как и Европа, политическому давлению и периодическому шантажу» (с.163). Можно предположить, что автор, цитирующий немецкий журнал «Штерн», разделяет эту точку зрения. На самом же деле китайцы в переговорах по газу меньше всего думают об угрозе газового шантажа (при 3% газа в энергобалансе). А вот вопрос цены их беспокоит, тем более после того, как Газпром согласился на европейские цены для центрально-азиатских производителей. Какой смысл поставлять в Китай по $185, когда ожидаешь от Газпрома $300 и выше?
Стоит упомянуть еще о двух темах, затронутых Голдманом в связи с российским газом. Это перспективы «газовой ОПЕК», в которые автор не верит: «Пока дискуссии Путина с Алжиром, Ираном и Катаром вряд ли могут привести к созданию организации по типу ОПЕК». Тем не менее, стремление России захватить лидерство в «полумифической», по Голдману, «газовой ОПЕК» становятся очередным поводом предостеречь европейцев от чрезмерной газовой зависимости от России.
Что касается информационного обмена между газопроизводителями, то он уже сейчас направлен на повышение цены газа. Цены на природный газ должны равняться ценам на нефть. Такую позицию высказали в середине 2008 года министры энергетики Катара и Алжира. А глава Газпрома расшифровал: к концу 2008 года российский газ в Европе будет стоить $500 за 1 тыс. куб. м. Если же мировая цена на нефть превысит отметку $250, то стоимость 1 тыс. куб. м газа превысит $1 тыс. Вопрос: где кончается «информационный обмен» и начинается ценовой картель?
Заканчивает свое газовое повествование Маршалл Голдман параграфом «Русские идут», где кратко оценивает стремление Газпрома приобрести в собственность европейские газораспределительные и прочие энергетические активы (Centrica в Великобритании как пример). Противодействие европейцев вызывает раздражение российских чиновников и руководителей Газпрома, пишет он, отмечая, что, «по мнению западных наблюдателей, это как раз русские, гораздо в большей степени руководствуются политическими мотивами в ущерб коммерческим и экономическим соображениям» (с. 169).

***
В заключительной главе «Нефтегосударства», озаглавленной «Необузданная энергетическая сверхдержава. Энергетический гигант просыпается», Голдман пытается привести свои мысли к какому-то общему знаменателю, для чего вводит определение политики новых властей России как «экономического империализма».

Авторы — Группа экспертов «Аналитических записок»

Адрес публикации: http://analyticsmz.ru/?p=110

Новый энергетический порядок

Опубликовано Обновлено на от wpmrРубрики:Политика

Время новостей: В последнее десятилетие засвидетельствовано небывалое крушение надежд, возлагаемых на мировую энергетическую систему. После долгого периода изобилия начиная с 2001 года цены на нефть и большую часть энергоносителей резко выросли и стали более неустойчивыми. Легко добываемые местные запасы топлива иссякли, вынуждая крупнейших потребителей зависеть от более длинных и, кажется, слишком непрочных цепочек поставки.

Неприятности касаются далеко не только нефтяной отрасли. Правительства в таких регионах, как Европа, тревожатся по поводу ненадежности поставок природного газа. Индия и ряд других стран в ближайшие десятилетия предположительно будут сильно зависеть от импорта угля. Правительства почти всех крупных стран-потребителей сейчас, как никогда раньше со времен нефтяных кризисов 1970-х годов, испытывают сомнения относительно своей энергетической безопасности. Тем временем крупнейшие поставщики энергии не уверены, достаточно ли устойчив спрос, чтобы оправдать крупные инвестиции в развитие новых мощностей. Производители и потребители не могут положиться друг на друга, договорившись о том, как лучше финансировать более безопасную энергетическую систему и управлять ею.

На горизонте маячит кризис, и его будет трудно разрешить, поскольку он совпадет с двумя радикальными переменами, которые помешают правительствам управлять мировой энергетической системой. Первая — это смена источников потребления. Эра растущего спроса на нефть и другое ископаемое топливо в индустриально развитых странах миновала; в будущем спрос будет в основном расти на новых рынках, в первую очередь в Китае и в Индии. Международное энергетическое агентство (МЭА) прогнозирует, что к 2030 году Китай будет зависеть от импорта потребляемой нефти по меньшей мере на две трети, а Индия — и того больше. Эти страны, особенно Китай, предпочитают обеспечивать безопасность своих поставок энергии, полагаясь не столько на коммерческие интересы — стандартный подход всех крупнейших индустриальных пользователей энергии в последние двадцать лет, сколько на заключение прямых двусторонних сделок о поставках со странами-производителями. Например, энергичный прорыв Китая в Африку, Центральную Азию и другие богатые энергоносителями регионы, который сопровождается льготными межправительственными сделками, является отказом от господствующего рыночного подхода к энергетической безопасности. И поскольку нефть, газ и уголь — глобальные товары, подобные эксклюзивные, непрозрачные отношения затрудняют стабильное функционирование рынков, ставя тем самым под угрозу энергетическую безопасность всех стран.

Другое крупное изменение в мировой энергетической системе — растущая озабоченность относительно влияния, которое использование энергии оказывает на окружающую среду, особенно выбросы двуокиси углерода как побочного продукта сжигания ископаемого топлива при обычных технологиях и главной техногенной причины глобального потепления. Беспокойство в связи с изменением климата — одна из причин, из-за которой основные пакеты мер по стимулированию экономики, принятые с начала глобального финансового кризиса в 2007 году, включают объемную часть, касающуюся «зеленой» энергетики. По некоторым данным, на ее долю приходится до 15% всех мировых финансовых затрат на стимулирование экономики. Есть мнение, что такие меры стимулирования с зеленым оттенком вызовут революцию во имя более экологически чистой и безопасной энергетики.

Перед лицом этих новых реалий международные и национальные институты, созданные в последние три десятилетия, чтобы содействовать укреплению энергетической безопасности, с трудом сохраняют актуальность. Самый важный из них — МЭА — мало продвинулся в том, чтобы привлечь новых больших потребителей энергии к процессу принятия решений. Это значит, что агентство едва справляется даже с одной из своих важнейших функций — быть готовым координировать реакцию государств на энергетические шоки, — поскольку крупная и растущая фракция потребителей нефти остается за его периметром и остерегается рыночных подходов к энергетической безопасности.

Другие институты не в лучшем положении. Европейские страны, зависящие от поставок газа из России, подписали договор и создали организацию, задача которой — укрепить безопасность этих поставок, но практический эффект этих шагов оказался ничтожным. «Большая двадцатка» действовала правильно, заявив на саммите в Питсбурге о сокращении энергетических субсидий. Они поощряют излишнее потребление, что вредит и энергетической безопасности, и окружающей среде, но G20 не имеет плана по реальному осуществлению данной политики, а на повестке дня у нее слишком много вопросов, один важнее другого. Крупные производители нефти из ОПЕК мобилизовались с целью содействия тому, что они называют безопасностью спроса, но картель не имеет рычагов, чтобы повлиять на это.

Точно так же практически неэффективны институты, на которые возложена ответственность за борьбу с новыми экологическими вызовами: Киотский протокол почти не способствовал сокращению выбросов, а споры, которые возникли в Копенгагене на международной конференции по проблеме изменения климата (декабрь 2009-го) вокруг содержания будущего договора, затрудняют инвесторам задачу оправдания крупных капиталовложений, необходимых для более чистых энергетических систем. Несмотря на множество международных институтов, занимающихся проблемами энергетики, в их управлении возникли опасные пробелы.

Традиционное решение — создание очередного большого института, что-то вроде всемирной энергетической организации взамен более эксклюзивной МЭА — не принесет результатов. Вместо этого нужен механизм координации жестких инициатив, направленных на реальное обеспечение энергетической безопасности и защиты окружающей среды. Чтобы быть эффективными, такие меры должны отвечать интересам наиболее важных стран-импортеров и стран-экспортеров, а также совпадать с нуждами частных и государственных компаний, на долю которых приходятся основные инвестиции в энергетическую сферу.

Модель подобных действий зафиксирована в международном экономическом праве. Обремененная слишком большим числом институтов и слишком слабым управлением, мировая экономическая система за последние десятилетия разработала серию ситуативных договоренностей, из которых выросла эффективная система менеджмента. И пусть она пока несовершенна, под ее управлением находится большая часть международной торговли и растущая доля финансов и банковской деятельности. Совет по финансовой стабильности (СФС), занимающийся публикацией оценок адекватности капитализации банков, наиболее яркий пример успеха данной модели. Его так называемые базельские принципы, созданные после азиатского финансового кризиса в конце 1990-х годов, оказались весьма эффективными: многие страны и банки приняли их, исходя из собственных интересов, а именно иметь хорошо управляемые финансовые сектора, которые соответствуют широко признанным критериям.

Было бы целесообразно создать аналогичный совет по энергетической стабильности (СЭС). Таковой поможет правительствам и международным институтам лучше справляться с сегодняшними энергетическими проблемами. Кроме того в его компетенцию вошли бы основные новые потребители энергии, такие как Китай. Совместно с ними совет сосредоточился бы на разработке стандартов для инвестиций, которые отвечали бы их интересам и соответствовали рыночным правилам, уже достаточно давно зарекомендовавшим себя и регулирующим большую часть торговли энергоносителями. Такой совет мог бы также помочь координировать усилия стран с наиболее затратной «зеленой энергетикой». Существует риск, что в отсутствие совершенствования управления, эти «зеленые» программы стимулирующих мер спровоцируют торговые войны и приведут к неоправданной трате огромных денежных средств. Следуя модели экономического права, успех подобных инициатив, несомненно, поможет существующим энергетическим институтам лучше работать, а также содействовать появлению более общих норм управления энергетической безопасностью.

Экономические модели

Последние тридцать лет складывались для процесса создания международных институтов неблагоприятно. На этом фоне светлым пятном выглядит лишь международное экономическое право, ныне представляющее собой свод полезных общих принципов, сложившихся на основе практического, низового опыта. Его наиболее успешные аспекты базировались на национальных интересах: если правительства считают более практичным соблюдать свои обязательства, а не наоборот, в обеспечение таких действий получают развитие более широкие наборы правовых принципов и институтов.

Самым известным из таких институтов является Всемирная торговая организация (ВТО). ВТО предусматривает не только правила, стимулирующие международную торговлю, но также механизмы их разъяснения и мотивацию к созданию новых. Члены ВТО, как сильные, так и слабые, обычно стараются соблюдать даже неудобные установления, поскольку их, как правило, больше интересует стабильное функционирование всемирной торговой системы, нежели защита своих узких интересов.

Правительствами созданы также международные институты по управлению финансами и инвестициями. Азиатский финансовый кризис 1997—1998 годов способствовал появлению Форума по финансовой стабильности в рамках Банка международных расчетов (БМР) с целью восстановления порядка в международной банковской деятельности. Несмотря на изобилие глобальных форумов с претензией на полезность, таких, например, как «большая восьмерка», нет организаций, которые объединяли бы всех основных игроков. Важно отметить, что за их рамками оставались страны Азии — именно те, которые, несмотря на прочные экономические основы, утратили стабильность вследствие притока спекулятивного, краткосрочного портфельного капитала. Последний оказался для них помехой при попытке установить надежные курсы обмена или управлять платежными балансами и даже поставил под угрозу банкротства важнейшие банки и предприятия в этих странах. Инфекция быстро распространилась на Россию, Турцию и Латинскую Америку, что вызвало необходимость применения срочных мер финансовой помощи различным государствам и даже крупнейшему хедж-фонду США Long-Term Capital Management (LTCM). Создание Форума по финансовой стабильности стало мерой срочного реагирования на кризис 1997—1998 годов. Для участия в нем недвусмысленно привлечены страны, не входящие в «большую восьмерку», и он стал действовать в опоре на БМР, объединяющий представителей центробанков при координации все более тесно связанных между собой мировых рынков. Успешная деятельность Форума по финансовой стабильности способствовала его расширению и преобразованию в Совет по финансовой стабильности — теперь в него входят все члены «большой двадцатки».

Самым большим достижением СФС стала разработка базельских принципов банковского надзора. Эти принципы были повсеместно приняты в странах с переходной экономикой. Их применение, например, в Китае помогло успокоить как иностранных инвесторов, встревоженных неэффективным управлением в местных банках, так и правительство КНР, которое опасалось за свой суверенитет. А преимущества соблюдения прозрачных глобальных принципов более чем очевидны: Китай провел серию успешных первичных размещений акций, что привлекло обширные инвестиции иностранных банков в китайскую банковскую систему. Сегодня этим принципам следует большая часть мировой банковской системы. Конечно, глобальный финансовый кризис выявил застарелые проблемы в области управления. Однако кризис был бы куда острее, если бы не были укреплены капитальные принципы банковской деятельности и уже не существовали механизмы координации финансовой политики.

Одним из уроков, извлеченных из этого опыта, является то, что к усилиям по координации мировой энергетической политики должны подключаться все наиболее мощные игроки. Однако сегодня все сколько-нибудь видные институты по управлению энергетикой игнорируют этот опыт. Усилиям по расширению МЭА препятствует требование, чтобы члены агентства являлись также членами Организации по экономическому сотрудничеству и развитию (ОЭСР). В результате среди 28 стран МЭА многие отличаются весьма умеренными запросами энергии либо сокращают их, тогда как агентство не включает в себя формирующиеся гиганты по потреблению энергии — такие, как Китай и Индия. Принятые паллиативные меры — предоставление различным странам статуса наблюдателей, проведение исследований совместно с высоко квалифицированным секретариатом МЭА — не разрешили фундаментальную проблему: когда агентство пытается ответить на энергетический кризис, наиболее полезные игроки с большими запасами нефти не имеют права голоса. Единственным комплексным решением стал бы пересмотр правил приема в члены МЭА. Но эта идея не получила распространения отчасти из-за того, что в результате организация разбухла бы как на дрожжах. Соответственно влияние ее нынешних членов сократилось бы, как это произошло с G8 после громкого дебюта G20.

Еще один урок, который можно извлечь из успеха глобального экономического управления, состоит в том, что кооперация должна быть привлекательной для более широкого круга игроков, нежели самые важные из них. На глобальных торговых переговорах наиболее ощутимые сдвиги произошли по таким направлениям, как, например, снижение тарифов, что является хорошим стимулом для торговли, лежит в основе взаимных интересов и легко реализуемо. Успех глобального экономического управления позволял правительствам распространять существующие правила торговли на многие другие страны и приниматься за более трудные задачи, такие как построение системы разрешения споров в рамках ВТО. Аналогичным образом нормы «большой двадцатки» по борьбе с «налоговыми оазисами» стали распространяться более широко в таких странах, как Лихтенштейн и Швейцария. После того как разразился финансовый кризис, многим правительствам стали очевидны преимущества закрытия «налоговых оазисов» не в последнюю очередь и потому, что именно они поддерживали теневую банковскую экономику, с трудом поддающуюся управлению. Это объясняет, почему в последние два года во всем мире значительно повысилась эффективность налогового контроля.

Уроки, извлеченные в области энергетики, способствовали осознанию, что ни одна система не будет эффективной, пока ее построение не начнется в тех странах, которые имеют наибольшее значение, — крупнейших потребителях и крупнейших производителях, и не будет служить их интересам.

Беспомощная толпа

На сегодняшних энергетических рынках нет недостатка в институтах; не хватает другого — практической стратегии для введения эффективных норм управления мировой энергетической экономикой. Важнейшую роль играет МЭА, но ему не удается обрести собственный голос. ОПЕК, играющий особую роль для производителей нефти, не способен взять на себя более широкие функции. На учрежденном Международном энергетическом форуме ведется многообещающий диалог между ОПЕК и МЭА, направленный отчасти на повышение прозрачности нефтяных рынков за счет предоставления данных о нефтяной добыче и торговле. Однако на сегодняшний день здесь предпринято крайне мало конкретных шагов. Международное агентство по атомной энергии (МАГАТЭ) с апломбом занимается сложной проблемой ядерного нераспространения. Однако успехи на этом фронте не приводят к более широкому сотрудничеству по специфическим проблемам энергетики.

Помимо перечисленных специализированных институтов мы видим одни руины. Европейский Договор к Энергетической хартии (ДЭХ) не имеет практического влияния на энергетические рынки, хотя содержит смелую концепцию объединения энергетических систем Восточной и Западной Европы. Проблема помимо прочего в том, что данное соглашение нарушает первое правило эффективного построения институтов: оно отчуждает наиболее важного игрока. Россия, основной поставщик энергии в Европу, не видит выгод в подчинении надзору незваного западного института и потому позаботилась о том, чтобы сделать это соглашение нерелевантным.

Хорошо, если институты, занимающиеся изменением климата, включая Рамочную конвенцию ООН по изменению климата, выживут после саммита в Копенгагене в декабре прошлого года. Проблемы климата и энергетики почти ежегодно возглавляли повестку дня «большой восьмерки» в течение последнего десятилетия, но мало было сделано, помимо громких и часто бессодержательных заявлений. Так, объявлялось о необходимости ограничить глобальное потепление повышением не более чем на два градуса в предстоящее столетие, несмотря на нынешние тенденции, которые почти гарантируют, что планета намного превысит этот показатель. Хотя усилия по расширению «большой восьмерки» и вхождению в ее состав основных развивающихся стран (Бразилия, Китай, Индия, Мексика и ЮАР), включая создание «большой восьмерки плюс пятерка», основаны на благих намерениях, они реализовывались исключительно на условиях «восьмерки», которой не удалось серьезно вовлечь эти важнейшие страны. «Двадцатка», которая после азиатского финансового кризиса сыграла основную роль в выработке новых финансовых правил, представлялась многообещающим форумом и для решения вопросов энергии и климата. Но такие темы, как глобальный экономический обвал 2008 года, заняли верхние строчки повестки дня. Специальный форум крупнейших эмитентов парниковых газов, собравшийся в Лондоне в октябре прошлого года, дал надежду на гибкую структуру для проведения переговоров о лимитах выбросов, но этот форум тоже забуксовал: его последняя встреча завершилась без принятия новых соглашений и каких-либо сдвигов.

Инвестор боится пустоты

Решение всех этих проблем следует начинать не с непомерного увеличения числа институтов, а с концентрации усилий на заполнении наиболее очевидных пустот в управлении мировой энергетической системой. Прежде всего — на поиске способов стимулирования инвестиций в безотлагательно необходимые поставки основных энергоносителей — нефти и газа, а также способов поддержания экологичных технологий, которые в ближайшие десятилетия смогут преобразовать энергетическую систему.

Безопасность поставок нефти и газа оказалась под вопросом не только в связи с быстрым истощением запасов, но и потому, что инвесторы проявляют осторожность при финансировании разведки новых ресурсов. И геология тут не при чем: технологические инновации с лихвой компенсируют истощение обычного ископаемого топлива. Проблему составляют огромные политические и экономические риски, свойственные новым проектам, особенно связанным с поставками энергии через национальные границы и тем самым подверженным различным политическим неопределенностям. Поставщики опасаются, что спрос может не оправдать инвестиций, особенно сейчас, когда растущая озабоченность в связи с изменением климата поставила под сомнение будущее ископаемого топлива, не предложив взамен ясной альтернативы.

Эффективное стимулирование поставок нефти и газа требует наступления сразу на нескольких фронтах. Но сфера, в которой управление наиболее ослаблено и в то же самое время привлекает к себе особое внимание, касается отношений Китая — самого быстро растущего потребителя энергии в мире — с его основными поставщиками в Африке, Центральной Азии, Латинской Америке и на Ближнем Востоке. Гранты, льготные займы и проекты по развитию инфраструктуры, которые китайское правительство постоянно предлагает своим богатым ресурсами деловым партнерам, вызвали критику на Западе. Эта критика в свою очередь раздула страхи в КНР относительно трудностей, которые могут возникнуть с поставками энергии, жизненно необходимой для поддержания китайского экономического чуда. Пока Китай и Запад будут ломать копья по этому вопросу, трудно убедить Пекин, что его энергетическую безопасность, как и безопасность крупных западных потребителей энергии, надежнее всего можно обеспечить за счет прозрачных, исправно функционирующих рынков под управлением эффективных международных институтов, а не за счет непрозрачных льготных сделок.

Правительства ведущих западных стран, прежде чем смогут привлечь Китай, должны осознать, что сегодняшние китайские сделки не являются исключением, они даже не обязательно представляют собой необходимое зло. Исторически сложилось так, что многие крупнейшие международные проекты поставок энергии выросли из льготных соглашений, которые привязывали финансирование к конкретному клиенту, способному гарантировать спрос на заранее установленный период. Когда китайцы выделяют средства на новые источники энергии (часто в объеме, на который другие не желают идти), они выводят на мировой рынок новых поставщиков энергии, что выгодно всем потребителям.

С мировым энергетическим рынком дело обстоит так же, как и с банковским сектором: КНР, как и другие страны, заинтересована в существовании общепринятых практических норм; когда рынки функционируют нормально, энергетическая безопасность Китая укрепляется. И Китай на опыте постигает тот факт, что притоки новых поставок становятся надежнее, если идут из стран с хорошо функционирующими правительствами. Главная задача, которая стоит перед Китаем, его основными поставщиками энергии и другими крупными игроками на мировом энергетическом рынке, состоит в том, чтобы они выработали стандарты инвестиций, сочетающие интерес Пекина в обеспечении устойчивых поставок энергии и западные нормы исправно работающих рынков и надлежащего управления. Усилия в этом направлении могли бы быть предприняты, начиная с создания новых стандартов для следующей волны китайских инвестиций в страны, где нефтяной сектор хорошо управляется, такие как Ангола; это послужило бы примером для аналогичной деятельности в других местах.

Поддержка новых экологичных технологий — еще одна область деятельности, где на пути достижения правительствами общих интересов стоит вакуум управления. Энергетический сектор сегодня — передовой край технологического развития. Причина отчасти в том, что изменение климата влияет на ожидания, которые общество возлагает на поставщиков энергии. Еще более непосредственной причиной являются надежды правительств на роль, которую инвестиции в энергетическую инфраструктуру способны сыграть в восстановлении экономики. За последний год правительства много говорили о координации усилий по оживлению экономической активности во всем мире. Однако каждое государство принимает решения преимущественно в одиночку. Если бы усилия больше координировались, считают специалисты МВФ и других международных институтов, отдельные правительства могли бы лучше содействовать стимулированию глобальной экономики.

Проблема становится более очевидной, если посмотреть на «зеленую» часть тех 2,5 трлн долл., которые были потрачены на стимулирование глобальной экономики. Только Соединенные Штаты и Китай тратят 1,5 трлн долл., большая доля которых идет на энергетические проекты. Южная Корея выделила 85% своего пакета стимулирующих мер на «зеленые» инвестиции, содействующие эффективному потреблению энергии и понижению выбросов в атмосферу. Британское правительство зарезервировало сотни миллионов фунтов стерлингов на поддержку НИОКР в «зеленых» отраслях. Однако необходима координация, поскольку рынок для экологичных энергетических технологий является глобальным; идеи, выдвигаемые в одной из стран, могут быстро распространиться во всем остальном мире посредством рынка.

Координация программ по введению «зеленых» технологий открывает перспективу новой жизнеспособной глобальной индустрии в сфере экологически чистых технологий, по крайней мере в теории. На практике, однако, такие планы по стимулированию ориентированы на экономический национализм. Программа Соединенных Штатов, например, включает льготы поставщикам из США, и одним из результатов будет то, что если китайская компания попытается поставлять китайскую технологию на ветроэлектрическую станцию в Техасе, она столкнется с враждебным инвестиционным климатом. Подлинная энергетическая революция не состоится, если национализировать технологии. Все лучшие и наиболее конкурентоспособные энергетические технологии совершенствовались за счет мировой конкуренции. Одним из способов начать координацию могло бы стать требование к ведущим по объему затрат на «зеленые» технологии субъектам (в порядке убывания — Соединенные Штаты, Европейский союз, Япония и Китай) периодически оценивать, как действуют их собственные программы и где необходимы новые усилия, в том числе и совместные. С учреждением соответствующего форума, координирующего усилия, такие изначальные действия в конечном счете распространились бы шире.

С открытыми картами

Существующие институты не в состоянии заполнить вакуум. Требуется негромоздкая и легкая на подъем организация — совет по энергетической стабильности (СЭС) по модели Совета по финансовой стабильности в банковском секторе. Такая организация могла бы объединить дюжину крупнейших производителей и пользователей энергии. По части администрирования она функционировала бы в опоре на секретариат МЭА — в настоящее время, несомненно, наиболее компетентный энергетический институт — по аналогии с тем, как Совет по финансовой стабильности пользовался помощью БМР, стимулирующего сотрудничество на мировых финансовых рынках. Поначалу деятельность совета по энергетической стабильности должна быть ситуативной, чтобы другие институты, такие как ОПЕК и те или иные азиатские организации по безопасности, смогли без труда подключиться к его работе. Особым расположением совета должны пользоваться КНР, Индия и другие значимые страны, которые до сих не пользовались вниманием систем управления энергетикой.

Критерием эффективности СЭС могла бы стать его способность привлечь к работе структуры бизнеса. Компании отнюдь не готовы выложить триллионы долларов, необходимые в ближайшие десятилетия для развития энергетической инфраструктуры, без достоверных признаков того, что правительства всерьез нацелены на политику, позволяющую частному сектору заработать на таких инвестициях. Среди прочего достаточно убедительным способом вовлечения частных компаний было бы позволить им сотрудничать с правительствами при выполнении некоторых задач СЭС. Например, ведущие компании могли бы проводить формальную оценку правительственных программ по стимулированию «зеленых» технологий и выявлять те области, где необходима более эффективная межправительственная координация. СЭС мог бы также стать форумом совместной работы частных фирм с государственными компаниями, контролирующими доступ к большей части мировых нефтяных и газовых ресурсов, а также мировой сети электропередачи, особенно в развивающихся странах. Эти национальные предприятия играют важнейшую роль в мировой энергетической системе, но пока плохо интегрированы в международные энергетические институты.

Успех на данном направлении способствовал бы созданию необходимых условий для начала сотрудничества в других важных областях. Правительства уже неоднократно пытались заключить многостороннее соглашение об управлении иностранными инвестициями всех типов. Не удавалось им это сделать главным образом ввиду слишком большого разнообразия и противоречивости рассматриваемых тем. Успех более вероятен, если заострить внимание только на энергетической инфраструктуре. Еще одним разочарованием стало то, что ведущим мировым правительствам не удалось адекватно инвестировать в НИОКР в области энергетики. В свое время Совет по финансовой стабильности доказал эффективность, возложив на себя новые задачи, например разработку международно приемлемых правил компенсации для банков в свете глобального финансового кризиса. Точно так же и совету по энергетической стабильности можно было бы предложить разработать руководство по НИОКР и другим вопросам, которые представляют определенную сложность для повестки дня существующих институтов, но которые при этом жизненно необходимы в свете долгосрочного развития энергетической системы. СЭС мог бы также организовать поддержку таких важных инициатив, как новые усилия, возглавляемые США и Китаем, по созданию более безопасной системы хранения ядерного топлива.

Чтобы начать, требуются лидеры. Сделать это под силу только Соединенным Штатам и Китаю, учитывая их доминирующую роль крупнейших мировых потребителей энергии. Обе страны давно заявляют об обоюдном желании сотрудничать по проблемам энергетики, но им с трудом удается сделать что-то на практике. Более того, исключительно двусторонние отношения не решат наиболее неотложные проблемы мировой энергетики; Соединенные Штаты и Китай в одиночку не могут задавать повестку дня. Однако работа в тандеме при посредстве совета по энергетической стабильности повысила бы доверие к их двусторонним усилиям со стороны других важных игроков и международных институтов. США и КНР знают, что подобное сотрудничество послужит их интересам.

Нынешняя стратегия Пекина по фиксации энергетических поставок была бы неустойчива без опоры на твердые нормы, делающие эти инвестиции политически безукоризненными для других стран, особенно для ключевых стран Запада. Работа при посредстве СЭС послужила бы и интересам Соединенных Штатов: Вашингтон сможет добиться очень немногого из того, что хочет сделать в мире энергетики, например более эффективной схемы сокращения выбросов парниковых газов во всем мире, если не предоставит видную роль другим крупным потребителям энергии и потенциальным поставщикам технологий. Эффективный механизм вовлечения Китая также обеспечил бы администрацию Обамы необходимой политической поддержкой при принятии национального законодательства по проблемам глобального потепления. Одним из важнейших препятствий на этом пути явилась бы неспособность администрации убедить скептичное американское общество, что Китай, Индия и другие крупнейшие развивающиеся страны тоже готовы сыграть в этом полезную роль.

Хотя торговля энергоносителями и энергетическими технологиями идет на мировом уровне, система управления рынками этих важнейших товаров становится фрагментированной и все более слабой. Как показывает опыт глобального регулирования финансами и торговлей, это не проблема. Не обязательно и создавать грандиозные новые институты, чтобы решить ее. Этот пробел может восполнить динамичное энергетическое агентство, нацеленное на практические подходы к новым реалиям мирового энергетического рынка.

Дэвид ВИКТОР — преподаватель Школы международных отношений и изучения Тихоокеанского региона в Калифорнийском университете (Сан-Диего),

Линда ЮЭ — экономист, научный сотрудник, руководитель центра по изучению роста Китая колледжа святого Эдмунда (Оксфордский университет)

Также читайте на эту тему:

Ю.К.Шафраник. Глобальная энергетика и Россия.

Стоимость нефти снизится до 40 долларов, — прогнозирует Forbes

Опубликовано Обновлено на от wpmrРубрики:Бизнес, Политика

Стоимость нефти снизится до 40 долларов
C таким прогнозом выступает журнал Forbes, с чем не согласны отечественные эксперты

Эхо: В первом полугодии этого года стоимость нефти будет лавировать в районе 70 долларов. С таким прогнозом в беседе с «Эхо» выступил председатель Центра социального и экономического развития Вугар Байрамов. По его мнению, повышения цен на нефть необходимо ожидать после июня. При этом, как считает В.Байрамов, к концу года ценовой показатель установится в районе 80 долларов.

Тем временем журнал Forbes прогнозирует, что мировые цены на нефть в этом году снизится до 40 долларов за баррель. Хотя следует отметить, что многие аналитики не согласились с версией авторитетного журнала, предсказав заметное движение цен вверх. Ближневосточные нефтяные страны открутят вентили трубопроводов под напором внешних кредиторов, чтобы возвратить долги, срок выплаты которых пришелся именно на 2010 год, считает эксперт Forbes Кристофер Хелман. Избыток предложения наряду с ожидающимся укреплением доллара к корзине валют станут главными причинами снижения нефтяных цен, пишет он в редакционном прогнозе на год. Далее ведущий экономист аналитической компании Conference Board Кен Голдштейн допускает спекулятивную минимальную цену падения барреля нефти до 60 долларов в очень коротких отрезках времени. «Поскольку объективных экономических причин для значительных колебаний не существует», — отмечает экономист. Вместе с тем он предсказывает, что к середине лета цена на баррель закрепится на отметке 80-85 долларов за баррель. Пул экспертов агентства Reuters, представляющий точку зрения 29 аналитиков, в понедельник объявил, что ожидает среднегодовую цену на уровне 77,5 доллара за баррель. Нынешняя неопределенность положения дел в глобальной экономике будет сопровождаться крайней волотильностью рынка энергоресурсов, полагает пул Reuters. С другой стороны, по данным департамента энергетики США, среднегодовая цена за баррель вырастет в 2010 году до 80 долларов.

Байрамов не разделяет прогнозы по поводу обрушения цен на «черное золото» до отметки 40 долларов за баррель. Как отмечает эксперт, политика ОПЕК направлена на снижение добычи нефти. «Саудовская Аравия, которая является одним из передовых членов нефтяного картеля, однозначно заявила, что не будет увеличивать объем добычи в этом году». В целом, по мнению председателя, страны-экспортеры не намерены повышать экспорт нефти в этом году. «Вместе с тем не прогнозируется значительное снижение объема добычи». Вероятнее всего, как считает В.Байрамов, ОПЕК будет стремиться сохранить объемы добычи на нынешнем уровне. При таком раскладе, по мнению председателя, резкого сокращения стоимости нефти ожидать не стоит.

«Нынешняя стоимость нефти является приемлемой как для ОПЕК, так и для стран-импортеров». Вместе с тем, как считает В.Байрамов, нынешняя ценовая ситуация приемлема и для стран-импортеров по той причине, что их расходы резко не повысятся. В частности, по мнению эксперта, сегодняшние цены позволяют нефтяному картелю получать необходимые объемы дохода. «Для ведущих компаний мира добыча нефти считается рентабельной, если стоимость «черного золота» находится выше отметки 20 долларов». Сегодняшние цены, как отмечает В.Байрамов, примерно в 4 раза превышают так называемую «красную линию» рентабельности. ОПЕК, по мнению эксперта, не заинтересован в искусственном повышении стоимости «черного золота». «В частности, такая ситуация побудит развитые страны мира искать альтернативы для нефти». Главные опасения нефтяного картеля, как считает В.Байрамов, заключаются именно в возможном обнаружении альтернативных энергоносителей.

А.ХАЛИЛОВ

Также читайте на эту тему:

Ю.К.Шафраник: “О мировых ценанх на нефть”

Российский трубопровод вызвал сенсацию в Азии («The Wall Street Journal», США)

Опубликовано от wpmrРубрики:IEA, Политика

ИноСМИ: Крупнейший мировой производитель нефти Россия собирается вторгнуться на азиатские энергетические рынки за счет своих ближневосточных соперников, благодаря новому трубопроводу, качающему сырую нефть с нефтяных месторождений Сибири до нового терминала на побережье Тихого океана.

Трубопровод, любимый проект премьер-министра Владимира Путина, является ключом к усилиям России по диверсификации своих экспортных маршрутов в сторону от Европы, чтобы воспользоваться ростом спроса на энергоресурсы в Азии. Этот трубопровод также важен для таких стран, как Китай, желающий снизить свою зависимость от ближневосточной нефти.

Г-н Путин официально открыл первый перегон трубопровода Восточная Сибирь-Тихий Океан (ВСТО), стоимостью в 12 миллиардов долларов, в прошлом месяце. Сырая нефть, качаемая по этому трубопроводу, также получившая название ВСТО, уже стала хитом на азиатских рынках. В ежемесячном отчете, выпущенном в пятницу, Международное энергетическое агентство (IEA) написало, что ВСТО “наверняка заместит собой какие-нибудь сорта ближневосточной нефти схожего качества”.

Нефтяной аналитик банка JP Morgan Лоуренс Иглс (Lawrence Eagles) написал в своей аналитической записке в пятницу, что ВСТО возвещает о “важной перемене на мировых рынках сырой нефти”, так как “у России появилась инфраструктура, необходимая для роли [своего рода] ОПЕК для западных и восточных рынков”.

В последние годы, по мере того, как отношения между Россией и Европой ухудшались, Россия многократно угрожала перенаправить экспорт своих энергоресурсов в Азию. Но так как почти все ее нефте- и газопроводы шли с востока на запад, это угроза отдавала фальшью. Теперь ситуация меняется.

“Теперь Европе придется соперничать с Азией за российскую нефть”, — говорит Дайан Манро (Dianne Munro), старший аналитик по нефтяным рынкам Международного энергетического агентства.

Преимущество сырой нефти ВСТО над соперничающими сортами состоит в ее близости к нефтеперерабатывающим заводам северо-восточной Азии. Новый нефтеналивной терминал в Козьмино, стоимостью в 2 миллиарда долларов, находится в пяти днях плавания от рынков в Китае, Южной Корее и Японии. Срок поставок с Ближнего Востока, из Африки и Латинской Америки составляет как минимум две недели.

Запуск трубопровода ВСТО, нефть в который будет поставляться с новых нефтяных месторождений Восточной Сибири, совпал по времени с китайским ростом спроса на нефть. В прошлом месяце импорт сырой нефти в Китай превысил 5 миллионов баррелей в день, что стало рекордом. По контрасту, за последние три года спрос в Европе упал на 1 миллион баррелей в день.

Аналитики говорят, что ВСТО может значительно изменить динамику российского экспорта нефти. IEA говорит, что российские графики погрузки уже показывают, что экспорт сырой нефти перенаправляется из портов на Балтийском и Черном морях в восточном направлении. Снижение российских поставок на европейские рынки может привести к росту цен на сорт Urals, являющийся основной российской экспортной смесью и продающейся со скидкой по отношению к другим эталонным сортам вроде нефти марки Brent. Это может означать, что у европейских нефтеперерабатывающих заводов впереди тяжелые времена.

Российское правительство попыталось поспособствовать переключению на восток, субсидируя экспорт по ВСТО. Правительство временно приостановило сбор экспортного налога на сырую нефть, идущую по новому трубопроводу с месторождений в Восточной Сибири, и установило предпочтительный тариф на прокачку сырой нефти марка ВСТО, который ниже даже, чем реальная стоимость транспортировки. Государственная трубопроводная монополия “Транснефть” покроет эту субсидию, повысив тариф на прокачку для нефтяных компаний, отправляющих свою нефть в западном направлении.

ВСТО имеет пропускную способность в 600 тысяч баррелей в день и построен между Тайшетом в Сибири и поселком Сковородино возле российской границы с северным Китаем. Оттуда нефть везут по железной дороге в Козьмино, где ее загружают на танкеры. В следующем году будет завершено строительство ветки от Сковородино до китайского Дацина. Пропускная способность этой ветки составит 300 тысяч баррелей в день. Ожидается, что к 2014 году ВСТО будет достроен до Козьмино, при дополнительной стоимости в 10 миллиардов долларов.  Ги Шазан (Guy Chazan)

Оригинал публикации: Russian Oil Pipeline Makes Splash in Asia

Глобальная энергетика и Россия

Опубликовано Обновлено на от wpmrРубрики:Бизнес, Персоналии, Политика

Юрий ШАФРАНИК

Председатель Высшего горного совета, председатель Совета Союза нефтегазопромышленников России.
 

Нынешний, так называемый, мировой кризис довольно ярко высветил главные экономические проблемы планетарного масштаба, причем не только текущие, но и грядущие. Он недвусмысленно намекнул нам, что выход из действительно острокризисной ситуации может быть осуществлен лишь на основе серьезных качественных сдвигов во многих сферах нашей жизнедеятельности. И если мы этого добьемся, то сможем решить и задачи инновационного обновления глобальной энергетики с учетом требований, которые предъявляются к ней мировым сообществом и, разумеется, Россией как его частью.

Генеральная репетиция кризиса

Здесь надо учитывать три принципиально важных момента.
Во-первых, новые отношения, которые складываются между странами-производителями, потребителями и транзитерами энергетических ресурсов; а в более широком смысле — это проблема развития мировой энергетической инфраструктуры, формирования и трансформации нефтегазового рынка в условиях финансового кризиса.
Во-вторых, это роль России в развитии мировой энергетической инфраструктуры.
В-третьих, это будущая — посткризисная -расстановка сил и игроков на мировом энергетическом рынке.
Кроме того, на мой взгляд, заслуживают определенного переосмысления некоторые понятия. Прежде всего — понятие «Глобальный экономический кризис», ежедневно культивируемое средствами массовой информации. На самом деле то, с чем мы столкнулись, — это еще не кризис, а генеральная репетиция экономического упадка, который ждет нас всех не в столь отдаленном будущем. Истинным кризисом в условиях современной цивилизации следует считать ситуацию, выход из которой требует революционного финансового и технологического обновления мировых экономических отношений, если хотите, обновления миропорядка. Ничего подобного завтра не предвидится, но «послезавтра» подобная ситуация станет неизбежной и естественной.
Поэтому происходящее сегодня я рассматриваю просто как закономерный спад в финансовой, экономической и, следовательно, производственной сфере. Спад, сменяющийся подъемом с определенной периодичностью. Но если мы опять будем лечить наши экономические недуги с помощью рецептов монетарной системы, с помощью «традиционных» финансовых технологий (только накачивая рынок деньгами), то ни о каком качественном обновлении рынка — в том числе энергетического — не может быть и речи.
Намеренно повторюсь: нам всем нужно серьезнее отнестись к тому, что нас ожидает впереди настоящий кризис, провозвестником которого является сегодняшнее состояние мировой экономики. Не менее важно расчетливо прогнозировать наше будущее на фоне финансовой, технологической, структурной и, вероятно, политической трансформации, связанной с обостряющимися проблемами мирового энергетического -в первую очередь нефтегазового-рынка.

Себестоимость добычи новых ресурсов является постоянно растущей величиной, а значит, эпоха «дешевой нефти» действительно закончилась.
Поскольку физическое истощение ресурсов нам не грозит, важно воспринимать мировой нефтегазовый рынок в связи именно с финансовыми проблемами, включая перспективную стоимость ресурсов.

Эпоха дешевой нефти закончилась

Другое понятие, над которым следует задуматься, — «Соотношение спроса и предложения». Точнее, задуматься надо над тем, как это соотношение будет развиваться… Весьма распространенным является мнение о наличии так называемой пиковой нефти, о том, что вскоре основные нефтегазовые ресурсы будут исчерпаны, и мир окажется на пороге всеобщего жесточайшего нефтегазового дефицита.
На мой взгляд, это в корне ошибочное мнение. Замечу, что в последние годы, даже десятилетия, объем разведанных запасов углеводородного сырья (особенно нефти и газа) рос быстрее темпов добычи. Физические запасы этого сырья на планете практически неисчерпаемы за счет «углубленного» освоения недр. Я уже не говорю о качественно новых видах нефтегазового сырья, таких, как тяжелая нефть, газогидраты или недавно открытая российскими специалистами матричная нефть, запасы которой на порядки превышают содержание кладовых обычной нефти.
Иное дело, что себестоимость добычи новых ресурсов является постоянно растущей величиной, а значит, эпоха «дешевой нефти» действительно кончилась. И эпоха сверхприбыльного нефтяного бизнеса, по моему мнению, тоже близка к завершению. Поэтому он, бизнес, настойчиво расширяет — и правильно делает — сферу своего применения, стремится более комплексно использовать сырье (и не только углеводородное), интегрируется с предприятиями машиностроения и компаниями, производящими другую продукцию (и сырьевую, и глубоко переработанную). Примером тому служат вертикально интегрированные нефтяные компании России, действующие в диапазоне не только «от скважины до бензоколонки», но и до производства новых нефтехимических продуктов.

Структуру ТЭБа определит изменение структуры экономики

Поскольку физическое истощение ресурсов нам не грозит, важно воспринимать мировой нефтегазовый рынок в связи именно с финансовыми проблемами, включая перспективную стоимость ресурсов. И здесь представляется необходимым высказать точку зрения на ожидаемые структуры мирового топливно-энергетического баланса (ТЭБ).
Как на взгляд Международного энергетического агентства и ряда других консалтинговых структур, так и по оценкам российского Института энергетической стратегии, тенденция на увеличение энергетического спроса будет усиливаться. И этот спрос на 50% обеспечит, все-таки, традиционное углеводородное сырье. Не потому, что другие источники энергии в этот период окажутся аутсайдерами (наоборот, они будут развиваться чрезвычайно интенсивно), но потому, что у этих-других- источников имеется совершенно иной потребитель.
Итак, растущий спрос на углеводороды способны обеспечить имеющиеся запасы этого сырья. Однако нам придется решать сложные проблемы извлечения ресурсов с более глубоких горизонтов или на новых площадках (количество последних, к сожалению, невелико: это Восточная Сибирь России, арктический шельф и давно задействованные нефтегазодобытчиками регионы — Ближний Восток, Канада, юг Латинской Америки, Африка и т.д.).
Как уже было сказано, в перспективном энергетическом балансе очевидны более высокие темпы развития нетопливных отраслей, включая атомную и возобновляемую энергетику. Однако, возвращаясь к уточнению понятий, хотел бы выступить против необоснованного использования словосочетания «альтернативная энергетика». Ведь никогда ни ветер, ни сила приливной волны, ни даже мощь атома не заменят углеводородное сырье, потому что у всех этих источников энергии разный потребитель.Да, экспансия нетопливной энергетики может идти опережающими темпами благодаря современным требованиям экологии, повышению энергетической безопасности (точнее, понижению энергетической зависимости) отдельных стран, благодаря изменению структуры экономики в пользу неиндустриального и, частично, постиндустриального развития. Имеется в виду и мелкомоторное производство, обеспечивающее бытовой комфорт, техническое оснащение малого бизнеса, фермерского хозяйства и т.д. Но было бы нелепо пытаться обеспечить энергетические потребности металлургического комбината с помощью ветряков, как и строить атомные электростанции ради процветания фермерства. Все зависит от особенностей структуры будущей экономики. Именно она определит адекватные себе источники энергии.

Подтверждается жизнеспособность и эффективность крупных нефтегазовых компаний. «Зачатки» этого продуктивного слияния уже наблюдаются и в России, когда нефтяные компании начинают заниматься газодобычей, а газовые — добычей нефти.
Нельзя жить только за счет освоения собственных топливно-энергетических ресурсов.

Будущий энергетический рынок

Не менее важно при этом усвоить очевидную истину: если до 2000 года состояние мирового энергетического рынка определялось диктатом производителя, поставщика энергоресурсов, то в XXI веке (по крайней мере, в первой его половине) «диктатором» в определении структуры спроса-предложения и цены будет потребитель.
Если эпоха «дешевой нефти» и сверхприбыли нефтяных компаний заканчивается, следовательно, мы находимся на пороге существенной трансформации всего нефтяного бизнеса.
С одной стороны, он становится более диверсифицированным в сфере добычи и переработки сырья, активнее вовлекает в свою орбиту различные сервисные компании, так или иначе связанные с добычей, переработкой и доставкой «черного золота». Кстати, все это относится и к традиционному газовому бизнесу. Его трансформация возможна уже к 30-м годам (или несколько позже).Подтверждается жизнеспособность и эффективность крупных нефтегазовых компаний.
«Зачатки» этого продуктивного слияния уже наблюдаются и в России, когда нефтяные компании начинают заниматься газодобычей, а газовые — добычей нефти (я говорю, прежде всего, о стратегии Газпрома). Будет меняться и сам ресурсно-энергетический рынок, уходя от привычного деления на нефтяной и газовый. Вдобавок он будет стремиться к универсализации, к предложению комплексного энергетического продукта.
С другой стороны, не исключена территориальная сегментация этого рынка, допустим, на североамериканский, европейский и азиатский, поскольку излишне протяженные транспортные маршруты (казалось бы, отвечающие тенденции экономической глобализации) снижают уро-вень собственной безопасности и ведут к удорожанию продукции. Поэтому поставки сырья целесообразно осуществлять из близлежащих регионов, как это делают Соединенные Штаты Америки, ориентируясь на Мексику и Канаду, а не на Ближний Восток. Европа, в свою очередь, ориентируется именно на Ближний Восток и Россию, а азиатские страны — на Центральную Азию, Ближний Восток, Австралию и других поставщиков из Тихоокеанского региона.
Пространственный аспект характерен усилением дифференциации между регионами-производителями и регионами-потребителями. Напомню, что 75-процентная доля Ближнего Востока в поставках нефти на мировой рынок будет активно использоваться странами Азиатско-Тихоокеанского региона, в первую очередь, Индией и Китаем. И газовый поток обернется преимущественно в эту сторону. Следовательно, очень значительно увеличится роль энерготранспортных коммуникаций.
В целом становится очевидным, что процессы глобализации и сегментации рынка нельзя считать несовместимо разнонаправленными. Скорее, их динамику можно назвать и параллельной, и встречной, и интегрированной. В этом обстоятельстве видится одна из главных основ успешного развития мирового энергетического рынка. Он будет единым и в тоже время исключительно разнообразным.

Цены нефтегазового рынка определяют финансовые структуры

Настало время признать, что нефтегазовый рынок все в меньшей степени является товарно-сырьевым и во все большей степени становится частью единого финансово-экономического рынка. Постоянная волатильность, резкие скачки цен на нефть показывают, что рынок сегодня находится целиком в руках финансовых структур.
Если до 2000 года динамику цен на нефть определяла ОПЕК как сообщество производителей и экспортеров продукта, то после 2000 года влияние этой организации на рынке резко падает. По всем нашим прогнозам, совпадающим с выводом Международного энергетического агентства и аналитиков самого картеля, доля физических поставок нефти из стран, входящих в ОПЕК, увеличится с нынешних 40 до 70%, но при этом участие ОПЕК в формировании структуры цен уменьшится. Почему?
Потому что конъюнктура цен в данном случае — это не только фактор спроса и предложения, но и фактор самой цены. А цена определяется не только разностью между спросом и предложением, но и переливом капитала из одного сегмента финансового рынка в другой (с валютного на фьючерсный и т.д.}.
Чтобы доказать реальность этой картины, в чем до последнего времени сомневались и сомневаются многие аналитики и эксперты, достаточно оценить особенности товарно-сырьевых сделок. Если к 1990 году их объем составлял 50% (и почти столько же составляли объемы контрактов, заключенных на финансовом рынке), то в 2000 году объем товарно-сырьевых сделок был в 4 раза ниже фьючерсных и прочих финансовых комбинаций. Наконец, в 2007 году «команда фьючерсов» победила «товарную команду» с 1000-кратным перевесом по объему сделок.
Этому, в значительной степени, способствовала тенденция постоянно растущего спроса на энергоносители со стороны экономик Китая и других развивающихся стран. Она провоцировала игроков финансового рынка вкладывать деньги — надежно и долгосрочно — в нефтяной фьючерсный рынок. Для этого было дано разрешение использовать свободные деньги богатых пенсионных фондов США, ряда крупных европейских фондов. Их не пугала текущая волатильность. И поскольку деньги — ресурс весьма динамичный по сравнению с движением товарного потока, количество фьючерсных сделок невероятно возросло. Именно этот перелив капитала создал ситуацию, когда цена на нефть зависит не от спроса и предложения, не от природных катаклизмов или от ведущейся подготовки к военным действиям (вспомним, например, события в Ираке и Венесуэле). Данные факторы, конечно, влияли на цену, но незначительно. А вот маржа от разницы между ценой и реальной стоимостью продукта, получаемая на фьючерсном рынке, заметно прибавила в весе. Если в начале 2000-х годов она составляла 30-40%, то в 2007-2008 годах достигла 75% благодаря, подчеркну, переливам свободного капитала.
Мировой финансовый кризис, обусловленный перепроизводством денег, естественно, вызвал переток капитала (не обеспеченного реальным товарным производством) из «фьючерсной зоны» в более устойчивые ниши — казначейские облигации, инвестиционно привлекательный бизнес и даже — на всякий случай — в кэш. Но сегодня, когда паника на финансовых рынках несколько поутихла, эти деньги (которые никуда не делись, а только приросли, причем их поток становится невообразимым и неконтролируемым — особенно с появлением электронных денег) снова идут на нефтяной фьючерсный рынок. Ведь спрос на нефть был, есть и будет. Конкретная экономическая ситуация в мире способна на него повлиять, но неспособна его отменить.
По нашим оценкам, уже к концу 2009 года цена может подняться до 100 долларов за баррель. Правда, и Международное энергетическое агентство ожидает всплеска цен, но, в отличие от нас, по причине дефицита инвестиций и, как следствие, снижения объемов добычи в странах-членах ОПЕК. То есть, опять делается попытка опереться на фундаментальный фактор спроса-предложения. Мы видим причину в другом — в том, что свободный капитал при смягчении кризисной ситуации, в первую очередь, возвращается на долгосрочные, надежные сырьевые рынки. 

Тенденция на увеличение энергетического спроса будет усиливаться, И этот спрос на 50% обеспечит традиционное углеводородное сырье. Подтверждается жизнеспособность и эффективность крупных нефтегазовых компаний. Настало время признать, что нефтегазовый рынок все в меньшей степени является товарно-сырьевым и во все большей степени становится частью единого финансово-экономического рынка. Постоянная волатильность, резкие скачки цен на нефть показывают, что рынок сегодня находится целиком в руках финансовых структур.

Между Востоком и Западом

Какой, с учетом всего сказанного, представляется роль России?
Во-первых, обладая богатейшими топливно-энергетическими ресурсами, она останется их основным поставщиком в европейские страны. Кроме того, думая — как и все производители и потребители продукта — о пользе диверсифи-кационной стратегии, следует направить транспортные потоки энергоресурсов в Китай и, возможно, другие страны и регионы. Речь идет не только о трубе. При наличии солидных объемов сжиженного природного газа и достаточных танкерных мощностях это вполне реально.
Однако нельзя жить только за счет освоения собственных топливно-энергетических ресурсов и их сугубо физической поставки. Таким способом Россия как суверенное государство недолго протянет в условиях стремительно меняющегося мира, экономика которого жестко сориентирована на конечную продукцию, на высокую добавленную стоимость. Поэтому не менее важная роль России видится в качестве транспортного энергетического моста между Востоком и Западом. Охватывая огромную часть Евразийского континента и практически соседствуя с Южной Азией, Россия может стать прочным логистическим звеном между странами и регионами, насыщенными энергетическими ресурсами. Территориально я имею в виду и Ближний Восток, и Центральную Азию, равно как и Западную Сибирь, и шельф Северного Ледовитого океана. Все они составляют своего рода главную ресурсную базу континента, простирающуюся вдоль его «срединного хребта». Поэтому именно отсюда целесообразно направлять транспортные потоки как на запад — в Европу, так и на восток — в Азию и Тихоокеанский регион.

Россия с ее инициативами в формировании будущей мировой энергетической структуры и культуры, будет играть важнейшую роль в судьбе глобальной энергетики.

Освоение шельфа Северного Ледовитого океана представляется особо значимым и потому, что в России можно создать чрезвычайно перспективный транспортный узел для вывоза либо сжиженного природного газа, либо нефти и нефтепродуктов во многие регионы планеты,
Относительно Центральной Азии представляется, что нет необходимости затаскивать ее ресурсы на территорию России для последующей транспортировки в Китай и другие страны. А вот участие российских нефтяных компаний в освоении месторождений в других странах и, в первую очередь, в Центральной Азии для нас важно. Конечно, российские компании будут стремиться работать и в других регионах, включая, например, Северную Африку.Зачем нам это нужно? Чтобы через бизнес (но никак не политическими методами) влиять на возможно большее число маршрутов транспортировки энергоресурсов. И когда говорят, допустим, об участии российского Газпрома в освоении иранского месторождения Южный Парс с предполагаемой транспортировкой газа в Индию, разве кто-то рассчитывает гнать туда же газ с Ямала? Да, мы стараемся тесно сотрудничать со странами Ближнего Востока и Южной Азии, чтобы осваивать месторождения там, где более благоприятная инфраструктура для восточного и западного транзита углеводородов. Таков же подход и к работе в Центральной Азии, откуда нефть и газ поставляются в Европу.
Безусловно, хорошо, когда действует Каспийский трубопроводный консорциум и когда есть Прикаспийский трубопровод, идущий по территории России. Транспортный маршрут может быть любым, включая Nabucco или иные потоки. Важно, чтобы была обеспечена диверсификация транспортной зависимости между регионами-производителями и регионами-потребителями.
Россия видит себя в обоих этих качествах, поэтому стремится к интеграции с другими странами в освоении их ресурсов. Так она не только поддерживает свой нефтегазовый бизнес, но и реально содействует развитию мировой энергетической системы.
И последнее, о чем необходимо сказать. Россия в силу своего географического положения и ресурсного состояния не стремится примкнуть к какому-либо экономическому блоку — ОПЕК или к «газовой ОПЕК», блоку стран-потребителей или стран-транзитеров. Мы в равной степени открыты для сотрудничества как с членами ОЭСР и ЕС или ШОС, так и со всеми странами, входящими в другие экономические объединения типа БРИК, и выстраиваем отношения с ними только на деловой конструктивной основе.
Главное, в чем я абсолютно убежден: Россия с ее инициативами в формировании будущей мировой энергетической структуры и культуры, будет играть важнейшую роль в судьбе глобальной энергетики. Поэтому ее нельзя рассматривать как антипода или непримиримого оппонента потребителей или производителей энергоресурсов.

Возглавляемая Россией газовая группа не исключает создания картеля(«The Wall Street Journal», США)

Опубликовано от wpmrРубрики:Политика

ИНОСМИ: Глава руководимой Россией новой группы производителей природного газа заявил во вторник, что в настоящее время у организации нет планов по введению координации объемов добычи и регулирования цен. Однако он не исключил возможность того, что в будущем эта группа может стать картелем по типу Организации стран-экспортеров нефти (ОПЕК).
«Вопрос о превращении форума в газовый картель пока не стоит на повестке дня», подчеркнул недавно избранный генеральный секретарь Форума стран-экспортеров газа (ФСЭГ) Леонид Бохановский на пресс-конференции в Москве. Однако он не исключил возможность проведения скоординированных действий стран-членов форума в будущем.
Состоящий из одиннадцати членов ФСЭГ, в состав которого входят Катар (Qatar), Россия, Алжир (Algeria), Боливия (Bolivia), Венесуэла (Venesuela), Египет (Egypt), Иран (Iran), Ливия (Libya), Нигерия (Nigeria), Тринидад и Тобаго (Trinidad & Tobago) и Экваториальная Гвинея (Equatorial Guinea), был официально учрежден в декабре для анализа современного состояния газового рынка, а также его будущего, подчеркнул Бохановский.
США и европейские страны-импортеры природного газа выступают против шагов стран-производителей, направленных на создание картеля. Страны-потребители природного газа выражают опасения по поводу возможного установления фиксированных цен, с также в связи с надежностью поставок.
Некоторые члены газовой группы настаивают на том, что кооперация между членами форума, в число которых входят Россия, Иран и Катар — три крупнейших производителя природного газа, окажет позитивное влияние на глобальные рынки.
По мнению министра нефти Алжира Шакиба Хелиля (Chakib Khelil), ФСЭГ должен также влиять на цены, как это делает картель ОПЕК. «Мы хотим, чтобы этот форум стал экономической организацией, которая могла бы действовать как ОПЕК», заявил господин Хелиль в прошлом месяце.
Однако координация добычи природного газа может оказаться сложным вопросом, поскольку как правило, он транспортируется по трубопроводам и поэтому не так гибок, как нефть. Кроме того, большая часть стран-экспортеров газа уже имеют обязательства по поставкам на основании долгосрочных договоров.
Цены на природный газ значительно понизились в этом году, поскольку потребность в нем во всем мире резко снизилась из-за экономического спада. В то же время,  поставки природного газа возросли, так как США увеличили добычу голубого топлива и, помимо этого, увеличилось производство сжиженного природного газа (СПГ) в Катаре.
Аналитики предсказывают обострение конкуренции между теми производителями, кто торгует СПГ, и теми, кто полагается на трубопроводы для транспортировки природного газа. Все это свидетельствует о наличии существенных разногласий внутри самой группы. Сжиженный природный газ из Катара уже составляет конкуренцию российскому ОАО Газпром на европейском газовом рынке.
ФСЭГ намерен играть ключевую роль на рынке СПГ, подчеркнул на брифинге российский министр энергетики Сергей Шматко.
Господин Бохановский , являющийся вице-президентом инженерно-строительной компании Стройтрансгаз, был избран первым генеральным секретарем этой группы на встрече в Дохе (Doha) на прошлой неделе. Господин Бохановский также отметил, что членами ФСЭГ могут стать такие газодобывающие страны как Норвегия, Казахстан, Австралия и Канада.

Оригинал публикации: Russia-Led Gas Group Doesn’t Rule Out Cartel

Россия 2,5 года будет регулировать мировые цены на газ

Опубликовано от wpmrРубрики:Политика

NewsInfo: Первым генеральным секретарем Форума стран экспортеров газа (ФСЭГ) стал представитель России. Представитель стран экспортеров газа в столице Катара Дохе единогласно поддержали кандидатуру вице-президента «Стройтрансгаза» Леонида Бохановского, передает РИА Новости.

Перед голосованием среди участников так называемого газового ОПЕК шли консультации для выработки позиции по выбору руководителя Форума стран-экспортеров газа. 10 ноября в Дохе прошел исполнительный комитет ФСЭГ, где Бохановский представил свою презентацию.  Согласно уставу ФСЭГ, глава Форума должен быть не младше 45 лет, иметь 15-летний опыт работы в газовой отрасли и свободно владеть английским. Генсек ФСЭГ избирается сроком на два с половиной года.

В случае если бы генсек ФСЭГ был утвержден не единогласно, то согласно уставу, если консенсус не будет достигнут, » руководить организацией станет страна в алфавитном порядке. В этом случае Форум возглавил был представитель Алжира. Ранее Алжир заявил, что готов поддержать российского кандидата на пост главы Форума стран-экспортеров газа (ФСЭГ), сообщил министр энергетики Алжира Шакиб Хелиль. Помимо России, свои кандидатуры представили Иран, а также Тринидад и Тобаго.

В середине ноября Россия выдвинула кандидатуру на пост генсека ФСЕГ вице-президента «Стройтрансгаза» Леонида Бохановского. Ранее глава Российского газового общества (РГО) Валерий Язев сказал, что «Россия — один из инициаторов создания ФСЭГ, столицу форума в РФ не сделали, к сожалению, и у России есть моральное право претендовать на должность генсека».

Вице-президент «Стройтрансгаза» Леонид Бохановский родился в 1958 году, окончил МГИМО, до «Стройтрансгаза» работал в Торибанке, Национальном банке развития и коммерческом банке «Экспо», в которых отвечал за международные проекты.

Сейчас обязанности председателя ФСЭГ исполняет министр промышленности и энергетики Катара Абдулла Бин Хамад Аль-Аттыя. Он был избран в конце июня на министерской встрече Форума в Дохе. ФСЭГ должен был возглавить представитель России, но РФ к тому заседанию не определилась с кандидатурой.

Всего в работе ФСЭГ участвуют 16 стран: Алжир, Боливия, Бруней, Венесуэла, Египет, Индонезия, Иран, Катар, Ливия, Малайзия, Нигерия, Норвегия (в статусе наблюдателя), Объединенные Арабские Эмираты, Россия, Тринидад и Тобаго, Экваториальная Гвинея (в статусе наблюдателя). Штаб-квартира Форума разместится в Дохе.

Штаб-квартира ФСЭГ находится в Дохе в соответствии с решением проходившей в Москве в конце прошлого года седьмой конференции форума. Одной из главных задач, которые должен отстаивать газовый ОПЕК, это независимое ценообразование газа от нефти. Традиционными противниками инициатив ведущих экспортёров топлива, являются главные потребители газа — страны Запада, которые, судя по всему, будут вынуждены смириться с появлением новой влиятельной организации. Однако эксперты считают, что «запад ещё повоюет».

Должность генерального секретаря является ключевой. ФСЭГ имеет трехступенчатую структуру управления: ежегодную встречу министров, полугодичные заседания исполнительного совета (ИС), а также постоянно действующий секретариат форума. В уставе ФСЭГ записано, что «основную роль при формировании повестки дня встречи министров будет играть генеральный секретарь форума, который должен назначаться на два года единогласным решением министров с возможностью продления полномочий еще на два года».

В декабре 2008 года участники ФСЭГ определили, что местом постоянного пребывания исполкома станет Доха. Москва, по неофициальным данным, согласилась на это при одном условии — что генсеком будет представитель России.

Напомним, что Россия сейчас планирует осуществить строительство двух амбициозных трубопроводов. Проект «Набукко», стоимостью 7.9 млрд евро предполагает поставку газа из Каспийского региона в страны ЕС. Участниками проекта являются австрийская OMV, венгерская MOL, болгарская Bulgargaz, румынская Transgaz, турецкая Botas и немецкая RWE. Каждый из участников обладает равными долями — по 16,67%. Начало строительства газопровода намечено на 2011 год, первые поставки начнутся в 2014 году.

Газопровод «Южный поток» — совместный проект Газпрома и итальянского нефтегазового концерна Eni. Проект предусматривает поставки российского и, возможно, среднеазиатского газа в Европу по дну Черного моря. Соответствующий меморандум был подписан в июне 2007 года. Данный проект для России важен как возможность диверсифицировать маршруты поставок газа и снизить зависимость от транзита через Украину.

О планах США по ослаблению энергетических позиций России в ЕС

Опубликовано от wpmrРубрики:Политика

www.6buro.ru:  Объективно американцев не может не беспокоить рост самостоятельности Евросоюза, активность России в разработке и сооружении новых трубопроводов в обход Украины, Белоруссии и Польши.    Не случайно, Р.Морнингстар акцентировал внимание на важности для Европы проекта «Набукко». [На самом деле проект является составной частью стратегических планов США, имеющих целью ослабление влияния Москвы и увеличение собственного уровня контроля над Европой]. 

   Вашингтон пытается создать максимально благоприятные условия для реализации «Набукко», с чем дела обстоят не блестяще. В частности, американцы предложили посредничество Азербайджану и Туркмении в споре о разделе Каспия. Старший советник специального посла Госдепа по вопросам евразийской энергетики Д.Стейн заявил недавно в Ашхабаде: «Мы, в первую очередь, конечно же, надеемся, что Азербайджан и Туркменистан все-таки разрешат спор по разделению территории Каспия, который возник между ними. США и страны ЕС убеждают Азербайджан и Туркменистан разрешить этот вопрос, чтобы были реальные возможности осуществить как проект «Набукко», так и другие… Мы также думаем, что можно проложить газопровод через Каспий, не увязывая это с разрешением спорного вопроса по разделению территории Каспия». 

Из этого заявления понятно, что США в действительности интересуют не азербайджано-туркменские проблемы, а обеспечение поставок газа для наполнения «Набукко». 

Белый дом настоятельно «рекомендует» Евросоюзу готовиться к новому газовому кризису, убеждая европейцев, со ссылкой на квалифицированных экспертов, что нынешней зимой от России следует вновь ожидать неприятных газовых сюрпризов. 

   Похоже, настойчивость американцев начинает приносить определенные плоды: Венгрия приступила к закольцовыванию своей газотранспортной системы, чтобы в случае сбоев или прекращения российских поставок не остаться без топлива, Чехия активно переориентируется на атомную энергетику. 

   Как сказал на IV энергетическом форуме в Будапеште экс-премьера Чехии М.Тополанек, «мы получили предупреждение от специалистов США, что кризис повторится: Россия может оставить трубопроводы пустыми. И мы не должны винить в этом Россию, а, как правильно советуют американские эксперты, ЕС просто должен сделать выбор между ОПЕК и Россией». 

   Однако представитель Украины, чрезвычайный и полномочный посол А.Чалый убеждал участников форума, что со стороны его страны предпосылок к кризису не имеется. По словам посла, Киев, которому в расчетах за газ помогает МВФ, впервые за много лет имеет в хранилищах большой запас газа – 2,75 млрд. куб. м. и «только внешняя провокация способна стать причиной нового газового конфликта». 

В то же время, по мнению А.Чалого, избежать кризиса можно только с помощью США: «Мы все, включая Вашингтон, убеждены: транзитные проблемы с газом из России в ЕС следует решать в законодательном порядке». 

Российская сторона на форуме пыталась убедить собравшихся, что у РФ и ЕС общие задачи. По словам зам.гендиректора Госинститута энергостратегии А.Громова, необходимо различать принципиальные подходы правительства и «Газпрома»: «Россия и ЕС заинтересованы в одном и том же – уйти от газопроводной зависимости». По его словам, «РФ не в меньшей степени зависит от той трубы, от которой зависит ЕС, и придерживается той же стратегии диверсификации, которую выбрал ЕС».***

   Газовая тема — «дамочка» тонкая и весьма коварная, чем пользуются США при решении собственных стратегических задач в отношениях с Россией, Европой и постсоветскими государствами. 

   Спровоцировать кризис поставок не составляет труда, стоит хотя бы приостановить финансирование Украины со стороны МВФ, где Вашингтон имеет неоспоримое влияние. 

России следует быть готовой к тому, что, несмотря на появившиеся признаки нормализации отношений, национальные стратегические интересы остаются для США «священной коровой», жертвовать которой они не станут ни в каком случае. 

И если без жертв не обойтись, ею станет обамовская «перезагрузка».

Двойное дно прогнозов Международного энергетического агентства

Опубликовано от wpmrРубрики:Бизнес, Политика

Фонд стратегической культуры: В Лондоне прошла презентация ежегодного доклада Международного энергетического агентства (МЭА) World Energy Outlook 2009 — «Прогноз мировой энергетики на 2009 год». Доклад, вышедший в свет 10 ноября, содержит уточнённые прогнозы, учитывающие влияние мирового финансового кризиса, снижения темпов экономического развития и недавнего падения цен на нефть и другие виды энергоносителей.

Наибольший интерес накануне презентации привлёк раздел доклада, посвящённый состоянию и перспективам мирового рынка природного газа. Британская «The Financial Times» опубликовала статью с недвусмысленным заголовком «Прогнозы по поводу затоваривания газом ставят под сомнение власть России над Европой» (Forecast of gas glut challenges Russia’s hold on Europe’s supply). Автор статьи произвольно выделяет некоторые аспекты доклада МЭА. Так, по мнению Агентства, мировой рынок перенасыщен природным газом, что ведёт к снижению цен и спроса на этот энергоноситель: «Мировые газовые рынки постепенно превращаются из площадок, где командует продавец, где налицо дефицит предложения и высокий спрос, в площадки, где доминирует покупатель. Вызвано это снижением спроса и увеличением предложения». Главный вывод британской газеты (но не доклада МЭА, естественно) в том, что рыночная ситуация объективно подрывает позиции Газпрома на европейском газовом рынке.

Потребуется время, чтобы проанализировать такой достаточно сложный и пространный документ, как World Energy Outlook. Но предварительно можно выделить некоторые существенные моменты, которые как минимум ставят под сомнение категорические прогнозы перспектив газовых рынков и судьбы Газпрома.

Стоит начать с источника прогноза. По данным самого агентства, «Международное Энергетическое Агентство (МЭА) является независимой организацией, образованной в ноябре 1974 года в рамках Организации экономического развития и сотрудничества (ОЭСР) для выполнения международной энергетической программы». Более популярно роль МЭА обозначена в статье «The Financial Times»: «Международное энергетическое агентство, следящее за состоянием энергетики в богатых странах».

Иными словами, созданная сразу после первого нефтяного кризиса 1974 г. как противовес ОПЕК энергетическая организация стран-потребителей энергоресурсов, МЭА всегда отражает именно точку зрения потребителей. Начиная с прошлогоднего обзора мировой энергетики World Energy Outlook 2008, Агентство упорно «прокачивает» центральную идею о формировании устойчивого (то есть надолго) рынка газа с доминированием потребителя. Безусловно, основания для этого в период кризиса есть. Базовая до последнего времени стратегия производителей топлива, основанная на идее постоянного роста потребления, в период кризиса сменилась противоположной тенденцией на большинстве рынков. А именно — с масштабным сокращением спроса на топливо и энергию.

Свою роль в этом процессе, безусловно, сыграли усилия развитых стран в сфере энергосбережения и нетрадиционных (альтернативных) источников энергии. В странах ОЭСР новые стандарты энергоэффективности вводятся на уровне нормативов. При всей противоречивости и зачастую надуманности этой политики даже частичное выполнение задач, поставленных в рамках энергетического плана Барака Обамы и европейской программы «20-20-20», приведет к стагнации спроса на нефть и газ в США и Европе уже в среднесрочной перспективе. И очередной доклад МЭА в своей «экологической» части явно направлен на поддержку данной стратегии. Сегодня, накануне конференции по «глобальному потеплению» под эгидой ООН в Копенгагене, запланированной на декабрь 2009 г., МЭА выступает с «научным» обоснованием наиболее спорных прогнозов сторонников ограничения выбросов в атмосферу. Инерционный сценарий МЭА предполагает резкий рост выбросов углекислого газа: с уровня в 20,9 гигатонны в 1990 до 40,2 гигатонны в 2020 году. «Рост выбросов углекислого газа приведет к резкой концентрации парниковых газов в атмосфере, что грозит повышением средней глобальной температуры на 6 градусов. Это может привести к серьезным изменениям климата и непоправимым повреждением планеты», — бьет тревогу МЭА. Чтобы сократить рост температуры до уровня 2 градусов Цельсия и избежать «глобальной катастрофы» хотя бы на отрезке до 2030 года, потребуются $10,5 трлн. дополнительных инвестиций в «низкоуглеродную» энергетику.

В своем новом докладе МЭА отмечает, что избыточная мощность газопроводов и терминалов сжиженного природного газа (СПГ) к 2015 году составит как минимум 200 млрд. куб. м. Это в четыре с лишним раза больше резерва мощностей в 2007 году. Всего же в период 2009-2013 гг. предстоит беспрецедентный 50-процентный рост газификационных мощностей. Избыточные мощности по регазификации почти в два раза превышают объемы мощностей по сжижению. Несмотря на неудачную конъюнктуру, избыточные мощности запускаются на рынок. Появление избыточного предложения на рынке с падающим спросом, естественно, вызвало серьёзное снижение цен. Перенасыщение американского рынка привело к тому, что продавцы начали переориентироваться на рынок Европы, быстро создав аналогичную ситуацию перенасыщения и падение спотовых цен и здесь.

Кризис, таким образом, оказался на руку странам-потребителям, обеспечив условия для формирования «рынка покупателя» в глобальном масштабе. Именно эту тенденцию отмечает Международное Энергетическое Агентство, при этом, правда, возводя её в абсолют. Однако доминирование потребителей не бывает долгосрочным. Вся история рынков углеводородов доказывает его циклический характер: периоды избытка предложения и низких цен ведут к сокращению инвестиционной активности производителей и рано или поздно приводят к дефициту мощностей. Это прекрасно понимают и в Агентстве, поскольку именно эта идея содержалась в майском (2009 г.) докладе МЭА «Влияние глобального финансового и экономического кризиса на инвестиции в мировую энергетику» (The impact of the financial and economic crisis on global energy investments). Центральный вывод: кризис вызвал волну сокращений и переносов крупных инвестиционных проектов в сфере добычи и переработки. Инвестиционные бюджеты только в области добычи нефти и газа на 2009 г. были сокращены где-то на 21% , что в абсолютных цифрах составляет $100 млрд. Вполне понятно, что такие масштабные сокращения уже в среднесрочной перспективе окажут влияние на предложение топлива.

В нынешнем обзоре МЭА отмечается, что экономический кризис привёл к резкому сокращению инвестиций в энергетику. В 2009 году инвестиции сократились на $90 млрд., или на 19% к 2008 году. С октября 2008 г. в мире было приостановлено около 20 проектов c суммарной добычей 2 млн. барр. нефти в день; еще 29 проектов с добычей 3,8 млн. барр./день отложены минимум на 18 месяцев. Объём необходимых до 2030 года вложений оценивается Агентством в $28 трлн., или $1,1 трлн. ежегодно (в ценах 2008 года).

Об ангажированности выкладок МЭА говорит и появившаяся одновременно с презентацией ежегодного доклада информация о сомнительной надёжности прогнозов Агентства, в которых намеренно завышаются оценки перспектив добычи нефти, чтобы избежать паники на рынках. К 2030 году спрос на энергоносители должен вырасти на 40%: в период с 2010 по 2015 год спрос будет прибавлять по 2,5% ежегодно, а затем темпы роста несколько снизятся. Спрос на нефть, по мнению экспертов МЭА, должен увеличиваться примерно на 1% ежегодно. В 2008 году он составлял 85 млн. баррелей в день, а к 2030 году достигнет 105 млн. баррелей в день.

Британская Guardian цитирует неназванный источник в Международном энергетическом агентстве, согласно которому нефть в мире кончится значительно раньше, чем предполагается в официальных оценках. Источник якобы заявил газете, что США в значительной степени подтолкнули МЭА к занижению истинных темпов уменьшения запасов разрабатываемых нефтяных месторождений и преувеличению шансов найти новые резервы. В Агентстве действует правило «не рассердить американцев», сказал газете бывший высокопоставленный сотрудник МЭА. Фактически же в мире не так много нефти, как сообщается, говорит он: «Мы уже вошли в период, когда нефтедобыча достигла пика. Думаю, ситуация по-настоящему плохая». «В 2005 году МЭА прогнозировало возможный рост поставок нефти до 120 миллионов баррелей в день к 2030 году, хотя постепенно пришлось снизить прогноз до 116 миллионов и далее до 105 миллионов баррелей в день, – цитирует Guardian своего собеседника в агентстве. – Цифра 120 миллионов всегда была глупостью, но и сегодняшняя цифра значительно выше оправданной, и МЭА это знает». Источник в МЭА сообщил, что многие в Агентстве считают невозможным поддерживать поставки даже на уровне 90–95 млн. баррелей в день. Однако есть опасения, что дальнейшее снижение прогноза вызовет панику на рынках.

Кризисное развитие мировой энергетики постепенно порождает структурные изменения на газовом рынке. Сюда можно отнести характерные для «рынка продавца» изменения условий поставки. Избыток дешёвого газа на спотовом рынке приводит к тому, что потребители начинают настаивать на пересмотре формулы цены и условий «бери или плати» в долгосрочных контрактах в сторону понижения обязательного минимального уровня оплаты. С чем и столкнулся российский Газпром в отношениях с основными контрагентами. Итальянский газовый гигант ENI, немецкая E.ON, турецкая Botas и несколько других компаний, в соответствии с условиями контрактов, попадают под неустойку, размер которой на конец сентября оценивался $2,8 млрд. Сейчас эта проблема понемногу обостряется. Причём за ней стоит другая, более масштабная – страны-потребители активно стремятся подорвать практику долгосрочных контрактов на импорт газа и заменить их краткосрочными (спотовыми).

Очередной доклад Международного энергетического агентства является своеобразной формой PR-поддержки борьбы стран-потребителей газа за доминирование на газовых рынках. Безусловно, продвинутая система сбора и анализа информации делает ежегодные отчеты МЭА одним из важнейших источников в энергетической сфере. Однако ангажированность выводов и оценок требует осторожного и критичного отношения. И делает ещё более актуальной высказанную президентом РФ Д. Медведевым идею о необходимости создания собственной российской службы мониторинга, аналитики и прогноза в сфере энергетики. Президент подчеркнул тогда, что основными заказчиками аналитических материалов, которые являются основой для дискуссий мирового уровня, выступают в основном страны — потребители энергоресурсов. «Нам необходимо иметь нашу собственную информационную базу», — указал он и добавил, что у России отсутствуют полноценные прогнозы и единая аналитическая система. По словам президента, все оценки и рассуждения на эту тему носят фрагментарный характер. «Нужно формировать общественное мнение и учиться опосредованно влиять на мнение партнеров», — заключил президент РФ.
_______________

Игорь ТОМБЕРГ — Руководитель Центра энергетических и транспортных исследований Института востоковедения РАН, профессор МГИМО МИД России