К вопросу о нефтегазовой отрасли Ирана

Доказанные запасы нефти в Иране составляют порядка 134 млрд барр. (включая недавно открытые месторождения Хушк и Хоссейнейх в провинции Хузестан). Доля Ирана в мировых запасах оценивается в 10%.

В общей сложности в Иране разведано 40 действующих месторождений, из них 27 расположены на суше и 13 на шельфе. Перспективные залежи углеводородов сосредоточены на шельфе Каспийского моря.

Следует особо подчеркнуть, что большая часть 6 нефтегазовых бассейнов все еще до конца не исследована. Сроки окончательной разведки будут зависеть от цен на нефть в ближайшее десятилетие.

Добыча, помимо прочего, осложняется напряженной геополитической обстановкой и многочисленным количеством споров относительно прав собственности на месторождения и делимитации границ.

В последние годы Иран активно претендует на расширения своей сферы влияния в Каспийском море. Нефтегазовые месторождения сильно изношены и требуют скорейшей модернизации и внедрения новых технологий, таких как добыча нефти с искусственным поддержанием энергии пласта и добыча с изменением физико-химических свойств нефти. К примеру, в Иране продолжается использование некоторых месторождений, которые были открыты еще в начале XX века.

Суточная нефтедобыча в Иране составляет порядка 4,5 млн барр. Однако при достаточном инвестировании Тегеран, обладающий отличной ресурсно-сырьевой базой, способен в будущем значительно увеличить данный показатель. Так, министерство нефтяной промышленности планирует к 2015 г. — до 8 млн барр.

Нефтегазовая отрасль Ирана находится под полным контролем государства. Национальная иранская нефтяная компания (NIOC) ведет разведку и разработку нефтяных и газовых месторождений. Для увеличения уровня нефтедобычи NIOC в последнее время стала активно использовать конденсат с месторождения Южный Парс. Эта смесь поставляется на Бандер-Аббаский нефтеочистительный завод для внутреннего потребления.

В перспективе NIOC планирует разработку 5 нефтегазовых месторождений, расположенных в районе Хормуз: Хенджам, месторождение на острове Лаван, Эсфандир на острове Харг и две системы рядом с газовым месторождением Южный Парс.

Не исключена возможность совместной разработки месторождения Хенджам двумя странами: Ираном и Оманом. По заявлению NIOC, это месторождение содержит 400 млн барр. нефти и предполагаемая добыча составляет 80 тыс. барр. в сутки.

Национальная иранская газовая компания (NIGC) занимается добычей, переработкой, транспортировкой и экспортом газа.

Также существует ряд дочерних государственных компаний. К примеру, Национальная нефтехимическая компания (NPC), Национальная компания по переработке нефти и распределению (NIORDC) и Национальная иранская буровая компания (NIDC).

По словам главы Компании по разработке нефтяных месторождений (PEDEC) М. Базаржана, в перспективе планируется проведение тендера на разработку 10 дополнительных нефтяных месторождений в богатых углеводородами южных провинциях, включая Парси, Шадган, Пазенан, Гячсаран, Каранж, Северный Азадежан, Жофаир, Марун и Мансури. Глава компании заявил, что для осуществления разработки проектов потребуется ориентировочно 7 млрд долларов инвестиционных средств.

В настоящее время Иран экспортирует порядка 2,5 млн барр. нефти в сутки, из которых 1,6 млн приходится на страны Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР). Основные сорта нефти, которые поставляет Тегеран, – это Iranian Light, Iranian Heavy, Lavan Blend, Foroozan Blend/Sirri.

Около 50% экспорта приходится на Азию (Япония, Китай, Южная Корея). Явным лидером по импорту иранской нефти в Европе является Италия. Кроме того, интенсивно наращивается экспорт во Францию.

Желание Ирана стать основным игроком на Каспийском рынке нефти подтолкнуло его к использованию поставок нефти по схеме, включающей в себя поставку каспийской нефти на НПЗ через порт Нека в северном Иране для местного потребления.

В докладе компании Oil Export Terminals отмечается расширение использования такого рода схем. Это расширение объясняется ростом предложения нефти стран Каспийского региона в виде прямой продажи. Основные объемы каспийского экспорта в Иран приходится на Казахстан и Туркменистан.

Несмотря на то, что Иран, имея 27,16 трлн куб. м. природного газа, занимает второе место после России по запасам, эти ресурсы используются в меньшей степени, чем нефтяные.

Справедливости ради стоит заметить, что правительство страны планирует увеличить долю газа в энергопотреблении Ирана с тем, чтобы высвободить как можно больше «черного золота» для экспорта.

Около 62% природного газа Ирана залегает в неассоциированных месторождениях (газовые или газоконденсатные месторождения, в которых углеводородное сырье добывается «без нефти», а лишь в газообразном виде), основные из которых: Южный Парс (12 трлн куб. м.), Северный Парс (1,4 трлн куб. м.) и Канган-Нар (663 млрд куб. м.).

Большие запасы газа сосредоточены на шельфе Персидского залива. Однако разработка этих месторождений осложняется пограничными спорами Ирана, Кувейта и Саудовской Аравии. Месторождение Дорра в Персидском заливе содержит от 19,6 до 36,4 млрд куб. м. газа. В 2000 г. между Ираном и Кувейтом было подписано двустороннее соглашение о совместной разработке данного месторождения.

Разработка месторождения Южный Парс, состоящая из 28 фаз, является одним из самых крупных энергетических проектов страны. В проект уже было вложено порядка 15 млрд долл. инвестиций, но его окончательная разработка откладывается по ряду причин: технологических, инженерных, политических.

Имея столь значительные запасы природного газа, Иран всеми силами стремится найти возможные рынки его сбыта.

Помимо Турции, потенциальными импортерами могут быть Украина, Индия, Пакистан, Армения, Азербайджан, Грузия, Тайвань, Южная Корея и Китай.

И предпосылки для этого есть: после многочисленных переносов в 2002 г. между Турцией и Ираном был подписан договор о строительстве газопровода, соединяющего две страны. Объемы экспорта газа в Турцию будут зависеть от состояния спроса в стране: справится ли он с объемами газа, экспортируемого также из России, Нигерии, и Алжира.

Иран рассматривает вариант экспорта газа в Европу через Турцию. Так, в 2002 г. между Грецией и Турцией было подписано соглашение о строительстве газопровода для экспорта газа в северную Грецию на сумму 300 млн долларов.

Китай, в свою очередь, заинтересован в импорте сжиженного природного газа (СПГ) из Ирана. В конце 2007 г. Иран подписал с китайской компанией «Sinopec» контракт на разработку иранского нефтяного месторождения Ядаваран (общие запасы месторождения оцениваются в 12-18 млрд барр., мощность – около 300 тыс. барр. в сутки).

Напомним, что первичные договоренности были достигнуты сторонами в октябре 2004 г., когда «Sinopec» согласилась принять участие в поставках в страну нефти и СПГ из Ирана на протяжении 25 лет.

Стоит отметить, что, несмотря на якобы наметившиеся положительные для Ирана тенденции, на самом деле развитие производства СПГ в стране по ряду причин видится крайне проблематичным.

Во-первых, такие страны как Оман, Катар и ОАЭ захватили большую часть азиатских рынков. Во-вторых, экономические санкции со стороны США, фактически «отрезавшие» Иран от технологий по сжижению газа.

В сложившейся ситуации «спасательным кругом» для нефтегазовой отрасли иранской экономики могут выступить иностранные капиталовложения. Для более четкого и глубокого осознания острой необходимости и значимости привлечения зарубежных инвестиций в энергетический сектор Ирана, стоит, прежде всего, проанализировать предыдущий опыт использования инвестиционных поступлений.

В начале 70-х годов в шахский период правления наблюдалось широкое привлечение иностранного капитала, с помощью которого правительство пыталось ускорить модернизацию экономики страны. Происходило это на фоне изменения форм и методов привлечения иностранного капитала в мире, а также все возрастающей роли ТНК. Транснациональным нефтяным компаниям в Иране создавался благоприятный инвестиционный режим, а после повышения цен на нефть интерес к Ирану как к потенциальному покупателю высоких и дорогостоящих технологий еще более возрос.

Рейтинг государства на мировых рынках с точки зрения его потенциальных возможностей закупки и освоения технологий стремительно повышался. ТНК стали завоевывать все более сильные позиции на иранском рынке, открывая совместные предприятия чаще всего с государственными компаниями, имевшими доступ к госкредитам. Иранская национальная нефтяная компания заключала соглашения с крупными мировыми нефтяными компаниями и определяла стратегию нефтяной политики страны. Основным каналом использования зарубежных средств явились банки.

Большинство крупных иранских компаний, как правило, участвовало либо в работе ТНК, либо в крупных компаниях зарубежных стран. Именно приток инвестиций стал основным фактором ускоренной монополизации производства и рынка в Иране.

Первые компании, созданные с участием иностранного капитала в новых для страны отраслях, при ограниченности иранского внутреннего рынка сразу же завоевали монопольные позиции. Иранское правительство пыталось изменить сложившуюся ситуацию, стараясь по мере укрепления национального капитала, уменьшить долевое участие иностранных участников в смешанных компаниях. В обществе возросло недоверие к иностранным денежным вливаниям, которые ассоциировались с монополизацией рынка и ростом цен.

Таким образом, отсутствие должного контроля над деятельностью иностранного капитала и разрыв между мелкими формами хозяйства и крупными, а также «вымывание» из экономической жизни мелкого, особенно традиционного производства, что не компенсировалось расширением среднего предпринимательства, накалили обстановку в стране. В итоге в Иране произошла революция, которая разрушила шахскую модель развития общества.

В стране был введен конституционный запрет на использование не только иностранного капитала, но и иностранных специалистов. Еще недавно имевшая привлекательный для зарубежных компаний инвестиционный климат страна до минимума ограничила контакты с мировым финансовым рынком, сведя их к расчетам по импортно-экспортным операциям, контролируемым государством.

Законодательная основа для использования и деятельности иностранного капитала была несовершенной и заключалась в использовании кредитов на условиях «buy-back», предусматривающих, что расчеты иранской стороны с инвестором будут осуществляться либо прямыми поставками продукции, либо путем сбыта продукции иностранному покупателю, который берет на себя обязательство произвести гарантированные платежи инвестору.

Такое условие могло представлять интерес только для крупных компаний, обладающих значительными финансовыми возможностями и заинтересованных в реализации той продукции иранских предприятий, которая пользуется спросом на мировом рынке. Подобная форма, надо сказать, остается основной и по сей день.

Указанные сделки позволяют Ирану развивать свою нефтегазовую промышленность, не затрачивая своих собственных средств. Расплата происходит продукцией после начала функционирования объекта. Даже при таком высоком, по мнению некоторых экспертов, вознаграждении (18-20%) инвесторам, они очень неохотно идут на подписание контрактов, поскольку после возврата затраченных средств и получения положенных процентов, они полностью уходят с объекта, который затем начинает работать только на Иран.

Западные компании стремятся убедить иранское руководство пойти на более выгодные для них сделки на условиях соглашения о разделе продукции (СРП), когда инвестор получает долю добываемого углеводородного сырья вплоть до исчерпания месторождения.

В последние годы иностранный капитал в экономике Ирана используется на условиях «файнанс», при которых инвестор после ввода в эксплуатацию объекта получает платежи в валюте.

Таким образом, можно сказать, что опасения иранского правительства по поводу активного влияния инвестиций на экономику и политику страны сохраняются.

В настоящее время привлечение иностранного капитала сталкивается с рядом трудностей. Одной из них являются санкции США против Ирана. В августе 1996 г. США ввели эмбарго на торговлю с Ираном, а затем и санкции против компаний, инвестирующих более 20 млн долларов ежегодно в нефтегазовую отрасль Ирана.

В результате многие из ранее заключенных соглашений об организации совместных производств были расторгнуты. Тот потенциал экономического роста, который был достигнут в результате либерализации внутреннего и внешнего рынка, а также проведения приватизации, в значительной степени ограничился снижением заинтересованности иностранных компаний в иранском рынке. Для Ирана с его новыми экономическими приоритетами, в частности, целью создания ориентированной на экспорт промышленности, привлечение иностранного капитала требовалось, прежде всего, для получения необходимых технологий, особенно в нефтепереработке и нефтехимии. С помощью одного лишь отечественного капитала оказалось невозможным добиться быстрого расширения промышленного производства.

Помимо санкций, деятельность иностранных нефтегазовых компаний ограничивалась рядом условий, главным из которых считался максимум долевого участия в смешанных компаниях до 50%. Сохранялась неопределенность в правовой защите иностранных капиталовложений, что и объясняло чрезвычайно низкий уровень чистого притока прямых иностранных инвестиций в иранскую экономику.

В 2002 г. был принят закон о привлечении иностранных инвестиций. Появление нового нормативного акта не отменило действие закона 1975 г. о создании Организации по инвестиционному, экономическому и технологическому содействию (ОИТЭС), а также положений закона 1931 г., запрещающего иностранному инвестору иметь в собственности землю.

Как и ранее действующий, новый закон оставил довольно сложным для иностранных компаний порядок инвестирования в иранскую экономику. Главным органом, занимающимся вопросами привлечения и использования иностранного капитала, является министерство экономики и финансов. Разработка инвестиционной политики в Иране возложена на Высший совет по инвестициям.

ОИТЭС считает приоритетными инвестиции, направляемые в экспортные производства. Она оказывает поддержку только тем инвесторам, проекты которых будут приносить доход в валюте. Для иностранных компаний поддержка ОИТЭС является определенной гарантией сохранности инвестиций, предусмотренных законом о привлечении и защите иностранных инвестиций в Иране.

Зарубежный партнер, готовый инвестировать в иранскую экономику, сначала должен найти себе потенциального иранского партнера. Затем обе стороны получают в соответствующем министерстве «установочную» лицензию и заключают «базовое соглашение».

Сохранилось достаточно много ограничений на ввоз капитала. К примеру, иностранный капитал не может привлекаться в те отрасли народного хозяйства, в которых запрещена деятельность частных национальных компаний, поскольку иностранные инвестиции не должны стать препятствием национальному производству.

Более того, использование иностранного капитала не должно повлечь предоставление концессии, то есть оно запрещено, если может привести к возникновению монопольного положения, получению особых прав и привилегий. Запрещены прямые инвестиции иностранного правительства, иначе капитал подлежит выводу из экономической системы Ирана.

Стоит особо подчеркнуть, что анализируемое законодательство об иностранных инвестициях распространялось лишь на компании тех стран, в которых иранские компании имеют условия одинаковые с национальными фирмами.

Процентное соотношение продукции, производимой с привлечением иностранного капитала, не должно превышать 25% от общей продукции отрасли и 35% в каждой подотрасли. Не разрешается создание предприятий со 100% иностранным капиталом.

Под правовую норму введены новые формы привлечения иностранных инвестиций в том числе «buy-back» и BOT («build-operate-transfer»). Условия BOT предполагают постепенную передачу объекта в собственность иранского заказчика по мере возмещения затрат инвестора.

Разрешение споров, возникающих в связи с осуществлением иностранных инвестиций на территории Ирана, должно осуществляться в иранских судах, хотя сейчас таким правом наделены и арбитражные суды, но лишь в том случае, если между Ираном и государством, которое представляет инвестор, подписано двустороннее соглашение об иностранных инвестициях.

Несмотря на то, что новый закон внес правовую определенность в процесс привлечения иностранного капитала, облегчил его использование, но многие ограничения на деятельность капитала он все-таки не снял. Громоздким и сложным остался процесс получения разрешений. Неопределенным остался вопрос об отраслевом долевом участии иностранного капитала.

Следует особо подчеркнуть, что острая на сегодня проблема притока иностранного капитала в Иран имеет две плоскости.

С одной стороны, очевидно, что широкомасштабное увеличение добычи и внедрение современных технологий в ближайшее время невозможно без значительных иностранных инвестиций.

С другой — иранское правительство опасается усиления влияния зарубежных средств на экономическую и политическую ситуацию в стране. В этой связи стоит предположить, что в ближайшее время Иран будет с недоверием относится к попыткам иностранных компаний существенно влиять на его внутренний рынок нефти. Однако в долгосрочной перспективе Ирану, возможно, придется открыть рынки, и те компании, которым удастся заручиться поддержкой местного правительства, будут иметь неоспоримые преимущества перед другими.

В результате можно прийти к следующим выводам.

1. Нефтегазовая отрасль Ирана имеет огромный потенциал для развития. Тегеран предпринимает меры для модернизации нефтяной промышленности и освоения новых месторождений с целью увеличения мощностей. Однако проблему трудно решить без использования иностранных инвестиций, освоения новых технологий и закупки современного оборудования взамен устаревшего, что тормозится экономическими санкциями США в отношении иностранных компаний, действующих в нефтегазовом комплексе Ирана.

2. Освоение иранской ресурсно-сырьевой базы будет во многом зависеть как от политической ситуации в стране, так и от геологических условий и конъюнктуры на мировом рынке нефти.

3. Потенциальному инвестору следует принимать во внимание, что Иран не только по вышеназванным экономическим причинам, но и по ряду политических обстоятельств заинтересован в привлечении как можно большего числа иностранных компаний. Это помогает ему противостоять санкционным мерам Вашингтона и укреплять свои позиции в региональном измерении.  Э.О. Касаев

Источник — Институт Ближнего Востока

Завладев «Нафтогазом», «Газпром» отправится в Европу(«Львiвська газета», Украина)

Завладев Окрыленная небывалым успехом в новейшем сотрудничестве с Украиной Россия сделала нам новый сюрприз. Вместо того, чтобы ходить кругами, Владимир Путин прямо заявил о том, что НАК «Нафтогаз» и ОАО «Газпром» следует объединить. Откровенно говоря, такое «предложение» стало абсолютной неожиданностью для украинского правительства, посему и реакция на него была очень вялой и невыразительной. Сейчас неизвестно, пересекли ли россияне на этот раз «красную линию», или же украинская власть пойдет навстречу соседям.

Пока же руководители нашего государства молчат, неуверенно заявляя, что инициативы В. Путина еще даже не рассматривали, россияне активно тиражируют информацию о том, какое же всеобщее благо, для Украины, прежде всего, произойдет от такого объединения. Сильнее всего постарался глава правления «Газпрома» Алексей Миллер, который заявил, что вопрос объединения будут обсуждать после майских праздников. «Мы будем обсуждать возможный обмен активами, а по сути, речь идет об объединении компаний», — сказал А. Миллер, сделав ударение на том, что «Газпром» имеет большой опыт в обмене активами с немецкими и итальянскими партнерами.

Он также сказал, что у Украины есть значительные активы в добыче, транспортировке и подземном хранении газа. «Газпром» тоже имеет очень значительные активы», — прибавил господин Миллер, заметив, что Украина получит доступ к российским запасам, а их «в XXІ веке хватит на всех». Россия со своей стороны обещает инвестировать и в добычу, и в газотранспортную систему Украины.

Вместе с тем украинская оппозиция уже назвала такую идею «возвращением в советские времена», а экс-президент Виктор Ющенко призвал все патриотические силы противиться такому сценарию, поскольку он угрожает государственности Украины. А вот Европейский Союз отреагировал на инициативу довольно невыразительно — по словам представителя Еврокомиссии по энергетическим вопросам Марлена Холзнера, это внутренний вопрос обоих правительств, главное — чтобы внутренний газовый рынок стал прозрачнее и надежнее.

О том, насколько вероятным является воплощение такой идеи в жизнь, насколько она выгодна для Украины, что значит такое объединение и какие будет иметь последствия, «Газета» разговаривала с директором энергетических программ центра «Номос» Михаилом Гончаром.
Это — не объединение, а поглощение

— Каковы шансы на то, что эта идея будет воплощена в жизнь? Какие последствия объединения «Нафтогаза» и «Газпрома» получит Украина?

— Если позиция нынешней украинской власти и дальше будет такой капитулянтской, то идея имеет очень большие шансы на жизнь. Другое дело, что она является абсолютно невыгодной нашему государству, поскольку ни о каком объединении не может идти речи в принципе. Практически этим красивым словом маскируют операцию по поглощению «Нафтогаза». Не надо быть специалистом, чтобы понять, что это именно так — весьма разные весовые категории у двух субъектов, и, конечно, не в пользу «Нафтогаза».

— Как будет выглядеть это объединение на практике?

— Если вести речь в том контексте, который задал В. Путин, то это, в сущности, реинтеграция энерготранспортной инфраструктуры, которая находится в ведении «Нафтогаза», в систему «Газпрома» — так, как это было в советские времена. Тогда не существовало «Газпрома», «Нафтогаза», «Белтрансгаза» и т.п., вместе с тем существовала единая система энергоснабжения бывшего СССР. После распада Союза Россия не раз официально на уровне СНГ декларировала свое желание восстановить технологическое и организационное единство нефтегазового комплекса. Вполне понятно, что это не входило в планы независимых стран, в том числе и Украины. Но нынешняя украинская власть предлагает России все возможные и невозможные варианты. Поэтому Россия, которая продолжала мечтать о том, что идея реинтеграции постсоветского энергетического пространства когда-то осуществится, увидела, что теперь все можно реализовать целиком и сразу. Ведь такие предложения, как консорциум по управлению газотранспортной системой Украины или общее предприятие, или аренда подземных хранилищ газа — это все должно было быть элементами или этапами достижения той стратегической цели, о которой я сказал. И когда они увидели, с каким упорством украинская власть сдает «вся и все», то решили — зачем какие-то этапы, когда можно сделать все одномоментно. Поэтому пока что, конечно, рано о чем-то говорить, но поскольку это озвучено, то свидетельствует о том, в каком направлении идут процессы.

Арифметика от лукавого

— В случае такого объединения Украина финансово выиграет или проиграет?

— Ну, не знаю,  угрожают ли нам прибыли… Разве Владимир Путин похож на благодетеля? Бесспорно, как бы там россияне не старались доказать, что в случае объединения «Газпрома» и «Нафтогаза» будет эффект синергии и что 2 плюс 2 будет даже не 5, а 6, но никак не 4, — все это арифметика от лукавого. Прежде всего, возникает вопрос: где будет офис компании? Так как от того, где будет размещаться центральный офис, будет зависеть, куда будут платить налоги. Понятно, что офис центральной компании не будет в Киеве. Его расположат в Москве — там, где ныне офис «Газпрома». Или же другой вариант — в кантоне Цуг в Швейцарии по схеме «РосУкрЭнерго», дескать, не вашим и не нашим. Вообще в финансовом плане, не имея данных о параметрах такого поглощения, сложно говорить о его результатах. Но можно быть уверенным: если не сразу, то со временем это объединение безусловно обернется финансовыми потерями для Украины.

Ведь в чем смысл такого поглощения? Для «Газпрома», финансовое состояние которого оставляет желать лучшего, важно минимизировать все сопутствующие затраты по пути к европейскому потребителю. То есть, установить минимальные тарифы на прокачку нефти и газа через украинскую газовую и нефтетранспортную системы, установить минимальные тарифы на хранение газа, хотя они и без того были смешными, и т.п.. А это то, на чем зарабатывает украинская сторона. Сейчас это ярко проявляется в нефтетранспортной сфере — российская сторона предлагает, чтобы «Укртранснафта» согласовывала свои тарифы на транспортировку и транзит с «Транснефтью», российским монополистом. Можете себе вообразить, что будет, когда состоится поглощение «Нафтогаза» «Газпромом»? Там никто ничего не будет согласовывать, директивно будет определено, что в рамках новой корпоративной структуры установлены такие-то тарифы.

Другие потери произойдут в сфере налогообложения. «Нафтогаз» — крупнейший налогоплательщик на Украине. Бесспорно, если возникает какая-то другая структура на его месте, да еще и транснациональная, она, в сущности, реализует схемы минимизации налогообложения. И, в сущности говоря, любое слияние или поглощение всегда делают с прицелом на минимизацию затрат. «Газпром» свои затраты минимизировать не может, поэтому будет минимизировать их за счет слабого партнера, т.е. нас. При этом если сейчас мы говорим, что система налогообложения является недостаточно прозрачной, то можно себе вообразить, насколько более проблемной она станет.

Марионетки с обрезанными нитями

— А хоть какая-то выгода для Украины есть от такого слияния?

— Это зависит от того, какую Украину мы имеем в виду. Если мы имеем в виду Украину-государство, Украину и народ, то никаких удобств от такого слияния не может быть в принципе.

— Тогда какой Украине это удобно? Украине-власти или Украине-олигарху?

— Действительно, здесь важна позиция политической власти. И хоть ее ответ еще не озвучен, но учитывая то, что украинский премьер вместо того, чтобы сказать четкое «нет», не сказал ничего, очевидно: есть другие варианты. Поэтому для власти, которая находится в плену концепции «дешевый газ в обмен на что хотите» такая идея может быть приемлемой. Тем не менее, здесь следует предостеречь: если из экономики твоей страны выводить хоть и проблемные, но наилучшие активы, то результатом станет то, что это будет власть без страны, а власть предержащие станут марионетками, которым после выполнения их миссии просто обрежут нити, и они станут ничтожеством.

Конечно, определенная категория людей тоже может заинтересоваться транснациональными масштабами такого объединения… Просто многие забыли судьбу Ходорковского, которую надо напомнить. Да, они могут сказать, что Ходорковский действовал неразумно, а они вполне лояльны. Логика российской власти не такая, как кто-то надеется: даже максимальная политическая лояльность не гарантирует отдачи.

— Но такое объединение должно быть не удобно и Европе. Почему она молчит? Более того, заявляет, что это внутреннее дело обеих сторон?

— После 29 марта 2009 года, когда была подписана Брюссельская декларация, ни предыдущее правительство Украины, ни нынешнее ничего не сделали для ее реализации, поэтому ЕС махнул рукой на нас. А во-вторых, реакция Евросоюза была довольно стандартной: поскольку это, в самом деле, двустороннее украинско-российское дело…

Другое дело, насколько эта реакция является адекватной. На мой взгляд, такая реакция ЕС является скорее проявлением непонимания того, какие процессы происходят, и что это, в конце концов, угрожает самой Европе. Так как если кто-то в Брюсселе тешит себя иллюзией (а таких много), что, сдав Украину россиянам, тем паче, что украинская власть идет Москве в этом навстречу, они получат ситуацию без газовых кризисов и под контролем «Газпрома», то это на самом деле является большой ошибкой.

В сущности, после установления контроля над «Белтрансгазом» и над украинской ГТС в лице НАК «Нафтогаз» «Газпром» практически выйдет на плацдармы дальнейшей экспансии уже в Евросоюз. И дальше начнутся проблемы у Польши, Словакии, Венгрии и Румынии. Но в Брюсселе этого сейчас не понимают.

Перевод: Антон Ефремов

Оригинал публикации: Львiвська газeта

Адрес в ИноСМИ: http://www.inosmi.ru/ukraine/20100511/159851360.html

Нефть и газ Казахстана. Качество и количество. Правительство Казахстана стремится повысить вклад нефтегазовой отрасли в экономику страны

Когда Президент Украины Виктор Янукович в ходе недавнего визита в Казахстан говорил о намерении активизировать двустороннее сотрудничество в нефтегазовой сфере, многие украинские СМИ отнеслись к этим планам с вежливым скепсисом. Действительно, свободного газа в Казахстане в настоящее время нет, крупнейшие месторождения уже разрабатывают крупные западные компании, да и Россия в последние годы стремится расширить свое присутствие в нефтегазовом комплексе страны. Но, возможно, через несколько лет ситуация изменится – Казахстан находится накануне крупного прорыва в нефтегазовой отрасли, а правительство страны активизируется в этом направлении.

Для других, но не для себя

В марте 2010 г. в Казахстане было создано новое Министерство нефти и газа, которое возглавил бывший министр энергетики и минеральных ресурсов Сауат Мынбаев, курировавший, помимо всего прочего, и добычу энергоносителей. Как заявил Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев, новое ведомство создано с целью реализации государственной политики развития нефтегазовой отрасли. Кроме того, министерство призвано «разгрузить» национального нефтегазового монополиста «КазМунайГаз» от функций уполномоченного органа государства, чтобы компания могла сконцентрироваться на коммерческой деятельности.

Вообще-то странно, что Казахстан ранее не имел специализированного нефтегазового министерства. Эта страна входит в первую десятку глобального рейтинга по запасам углеводородного сырья. По данным на 2008 г., прогнозные запасы нефти в Казахстане (включая территориальные воды Каспийского моря) оценивались в 17 млрд т, а газа — в 8 трлн куб м. В 2009 г. в стране добыто около 75 млн т нефти, из которых около 60 млн т (или около 1.2 млн бар/сут) направлены на экспорт.

По объему добычи природного газа (почти 36 млрд куб м в 2009 г.) Казахстан занимает третье место в СНГ, уступая РФ и Туркменистану. Значительный прогресс в этой области появился только в последние годы, а до недавнего времени правительство Казахстана даже не оказывало существенного влияния на национальную нефтегазодобывающую отрасль.

Крупнейшие нефтегазовые месторождения Казахстана — Тенгизское, Кашаганское и Карачаганакское — сосредоточены на крайнем северо-западе страны и в прилегающей части Каспийского моря. Они были открыты в конце 70-х годов, а их ввод в эксплуатацию начался в середине 80-х, как раз незадолго до распада СССР. К 1991 г. удалось завершить только начальные стадии проектов.

Независимому Казахстану было не под силу продолжать работу советских нефтяников. Все три месторождения отличаются крайне сложными геологическими условиями. Нефть и газ приходится добывать в полупустынной местности с резко континентальным климатом, с огромными температурными перепадами, либо в мелководном заливе, который пять месяцев в году покрыт движущимися льдами. При этом, в казахстанском газе очень велика доля сероводорода. Его переработка осуществляется на Оренбургском ГПЗ.

В обстановке тяжелейшего экономического кризиса начала 90-х годов правительство Казахстана приняло решение о широком допуске в национальную нефтегазовую отрасль иностранного капитала. По всем трем гигантским месторождениям на северо-западе страны в середине 90-х годов были заключены СРП.

Ведущим оператором по разработке Тенгиза стала американская компания Chevron, тендер по Карачаганаку выиграли итальянская Agip (позднее вошла в состав ENI) и британская British Gas. А Кашаганом, где условия добычи наиболее сложные, занялся международный консорциум в составе Agip, британских BP, British Gas и Shell, норвежской Statoil, американской Mobil и французской Total. Позднее к разработке присоединились и некоторые другие компании, в частности, российская «ЛУКОЙЛ».

Казахстан в начале вообще не участвовал в налаживании добычи нефти и газа на крупнейших месторождениях, в основном, по причине отсутствия денег на приобретение долей в проектах и инвестиций в их реализацию. В Тенгизе «КазМунайГазу», которому была передана подконтрольная государству часть нефтегазовой отрасли страны, все же принадлежало 20%, но в двух других крупнейших месторождениях Казахстан своей доли не имел.

Очень скоро стали видны преимущества и недостатки СРП. Да, иностранные компании выполнили свои обязательства по налаживанию добычи на месторождениях. С начала нынешнего десятилетия добыча нефти и газа стала быстро увеличиваться.

Но казахскую сторону все меньше устраивало то, что иностранные операторы постоянно завышали затраты на разработку (по условиям СРП, казахи могли рассчитывать на прибыль только после того, как разработчики компенсируют свои расходы), нарушались согласованные сроки, не выполнялись планы по объему добычи. Итогом стал ряд конфликтов между правительством Казахстана и иностранными компаниями, в ходе которых власти неоднократно прибегали к административному прессингу.

В последние годы правительство Казахстана уделяет все больше внимания нефтегазовой отрасли. Теперь уже можно говорить о разработке долгосрочной государственной стратегии в области развития нефтегазового комплекса. Она подразумевает, прежде всего, значительное расширение добычи нефти и газа в течение ближайших 3-6 лет, направлена на улучшение снабжения внутреннего рынка природным газом и нефтепродуктами собственного производства, а также предполагает усиление госконтроля над отраслью.

Часть 2-я

Правительство Казахстана стремится повысить вклад нефтегазовой отрасли в экономику страны

Качество и количество

Инвестиции западных компаний в добычу нефти и газа в Казахстане принесли свои плоды. На Тенгизском месторождении в прошлом году добыто 22.5 млн т нефти (или свыше 500 тыс бар/сут). В Chevron считают, что в течение десяти лет его продуктивность можно увеличить вдвое. Карачаганакский проект находится на второй стадии. За счет обратной закачки попутного газа в пласты продуктивность месторождения достигла около 12 млн т нефти и 15 млрд куб м газа в год. Первая нефть Кашагана ожидается в 2013 г., а к концу следующего десятилетия объем добычи, по оценкам ENI, может быть доведен до 75 млн т в год (около 1.5 млн бар/сут).

Кроме того, ведется интенсивная работа по разработке менее крупных месторождений, в том числе расположенных на шельфе Каспия. В апреле этого года появилась информация о возможном наличии на северо-западе Казахстана еще одного гигантского нефтяного месторождения, к разведке которого в ближайшее время собирается приступить «КазМунайГаз». По прогнозам правительства страны, к 2015 г. объем добычи нефти в Казахстане может достичь 150 млн т в год, а природного газа — 60-70 млрд куб м.

Власти Казахстана стремятся усилить свое влияние на нефтегазодобывающую отрасль. Воспользовавшись затягиванием освоения Кашаганского месторождения, поставки с которого изначально предполагалось начать уже в 2005 г., и резким увеличением затрат на реализацию проекта, правительство потребовало доли для «КазМунайГаза». В 2008 г. казахская государственная компания стала одним из ведущих участников консорциума с 16.81% акций (столько же — у ENI, Total, Exxon Mobil и Shell).

В настоящее время ведутся переговоры о вхождении казахской стороны и в Карачаганакский проект. Разработка других новых месторождений часто осуществляется с привлечением иностранных участников, но проводится посредством создания СП. И необязательно, чтобы контрольный пакет в них принадлежал именно казахской компании. Сейчас, после создания Министерства нефти и газа, именно этот орган будет представлять интересы государства в Кашаганском и Карачаганакском проектах.

В прошлом году, в разгар кризиса, Казахстан получил кредит от Китая в размере $10 млрд, из которых половина была предоставлена «КазМунайГазу». Часть этой суммы была использована на покупку 50% + 2 акции компании «МангистауМунайГаз» — крупного производителя нефти и газа, владеющего рядом перспективных месторождений.

Компания, созданная в конце 90-х, принадлежала довольно «мутной» индонезийской фирме Central Asia Petroleum, впоследствии получившей прописку на Британских Виргинских островах. По условиям соглашения, добывающие мощности «МангистауМунайГаз» перешли под контроль СП «КазМунайГаза» и одной из «дочек» China National Petroleum Company (CNPC), а Павлодарский НПЗ, ранее принадлежавший «индонезийцам», стал собственностью казахского госхолдинга.

В целом «китайский кредит» стал поворотной точкой для всей нефтегазовой отрасли Казахстана. Ранее государство смогло запустить только два крупных проекта, построив вместе с Китаем нефтепровод Атасу–Алашанькоу и начав в 2006 г. совместно с Россией расширение и модернизацию Оренбургского ГПЗ. Благодаря китайскому кредиту, страна наконец-то получила возможность реализовать сразу несколько новых крупных проектов, крайняя необходимость которых подчеркивалась еще несколько лет тому назад.

Во-первых, во II половине 2010 г. должно начаться строительство трансказахского газопровода Бейнеу–Бозой–Акбулак мощностью 10 млрд куб м газа в год и стоимостью около $3.9 млрд. Он соединит основные районы добычи газа на северо-западе Казахстана с юго-востоком страны. Предполагается, что за счет этих поставок Казахстан сможет полностью отказаться от закупок узбекского газа, а также поставлять до 5 млрд куб м в год в Китай по газопроводу, построенному в конце 2009 г.

Во-вторых, в Казахстане разработаны проекты широкомасштабной модернизации всех трех НПЗ. В октябре прошлого года китайская Sinopec Engineering получила контракт на строительство комплекса по производству ароматических углеводородов на Атырауском НПЗ. До 2013 г. на этом предприятии за счет китайских кредитов планируется реализовать ряд проектов совокупной стоимостью свыше $1 млрд.

В марте 2010 г. подписан договор относительно модернизации Павлодарского НПЗ итальянской ENI. Вложения в проект в 2010-2014 гг. оцениваются в $865 млн.

Также до 2014 г. CNPC и «КазМунайГаз» планируют инвестировать $1.2 млрд в реконструкцию принадлежащего им Шымкентского НПЗ. По словам Нурсултана Назарбаева, к 2014 г. модернизированная нефтеперерабатывающая промышленность Казахстана сможет обеспечить потребности страны в высококачественных нефтепродуктах.

По всем направлениям

Некоторые казахские СМИ высказывают беспокойство по поводу того, что Китай приобретает все большее влияние в национальном нефтегазовом комплексе. Китайские капиталовложения осуществляются на всех этапах производственно-сбытовой цепочки, начиная от геологоразведки (в прошлом году China Investment Company приобрела миноритарный пакет АО «Разведка Добыча «КазМунайГаз», а разработка перспективного «четвертого гиганта» в Атырауской области связывается казахскими источниками именно с привлечением китайского капитала) до розничной продажи нефтепродуктов.

Но большинство специалистов пока не видят в этом значительной проблемы — Казахстан придерживается многовекторной политики, в рамках которой ни один из иностранных партнеров не имеет однозначно доминирующего положения.

Безусловно, большая часть поставок казахской нефти и газа осуществляется через территорию России. Около 15-17 млн т в год может поставляться по нефтепроводу Узень–Атырау–Самара, однако основные поставки идут по трубопроводу КТК (Каспийский трубопроводный консорциум) в Новороссийск. Стоимость первой очереди, реализованной в 2004 г., составила $2.6 млрд — крупнейший проект с участием иностранного капитала (Chevron, ExxonMobil, ENI и др.), реализованный в России.

Плановая пропускная способность первой очереди КТК составляет 28.2 млн т в год, но реально объемы прокачки в 2009 г. превысили 33 млн т (из низ 26 млн т — из Казахстана). Предполагалось к 2010 г. проложить вторую нитку с увеличением мощности до 67 млн т в год, но этот проект не был реализован из-за противоречий между российской стороной и иностранными партнерами.

Между тем добыча нефти на северо-западе Казахстана превысила возможности действующего нефтепровода, в результате часть продукции перевозилась танкерами в Баку, где поступала в нефтепровод Баку–Тбилиси–Джейхан. В 2009 г. объем поставок составил около 9 млн т. В будущем этот показатель может достигнуть 25 млн т в год, что позволит полностью загрузить нефтепровод, который в настоящее время работает немногим более чем на 60% от пропускной способности, достигающей 50 млн т нефти в год.

Наконец, казахская нефть может направляться на экспорт и в восточном направлении. В 2006 г. в строй вступил 962-километровый нефтепровод Атасу–Алашанькоу мощностью до 10 млн т в год, соединивший Казахстан с Китаем. В 2008 г. по нему было прокачано более 6 млн т нефти (правда, часть была российской), в перспективе рассматривается вариант продления трубопровода в западном направлении, до основных районов нефтедобычи в Казахстане, с расширением его пропускной способности до 20 млн и даже до 40 млн т в год.

Таким образом, в настоящее время совокупная пропускная способность казахских экспортных нефтепроводов составляет около 60 млн т в год и используется практически полностью. Это вступает в противоречие с планируемым увеличением экспорта нефти, который должен резко возрасти после старта Кашагана.

Часть дополнительных поставок, вероятно, пойдет по БТД. Есть планы доведения объема перекачки казахской нефти по нему до 38 млн т в год, хотя для этого необходимо построить подводный трубопровод, соединяющий восточное и западное побережья Каспия. Вероятно, будет реализована и вторая очередь китайского проекта. Наконец, в конце 2009 г. акционеры КТК все-таки согласились инвестировать $4.5 млрд в увеличение в 2 раза пропускной способности нефтепровода. Завершить строительство второй очереди планируется в 2014 г.

Увеличение поставок нефти из Новороссийска вряд ли понравится Турции, опасающейся дальнейшего расширения танкерных перевозок через перегруженный Босфор. Поэтому Казахстан поддерживает все планы альтернативных трубопроводов, способных соединить Черноморское побережье с Европой в обход проливов.

В частности, в марте этого года Нурсултан Назарбаев высказал поддержку строительству нефтепровода Констанца–Триест мощностью до 80-90 млн т в год. Возможно участие Казахстана и в альтернативных проектах Бургас-Александруполис и Самсун–Джейхан, которые продвигают соответственно Россия и Турция.

В принципе, для экспорта казахской нефти в Европу может использоваться и нефтепровод Одесса–Броды. По крайней мере, украинский трубопровод уже построен. Но договариваться о поставках нужно сейчас.

Менее сложная ситуация с природным газом. Во времена СССР через территорию Казахстана проходили магистральные газопроводы Средняя Азия – Центр и Бухара–Урал (через них в 1990 г. прокачано 65 млрд куб м среднеазиатского газа). В середине нынешнего десятилетия эта транспортная система была реконструирована с расчетом на расширение поставок газа из Туркменистана. Однако туркменский газ в итоге пошел в Китай и Иран. Так что трубопровод в перспективе может быть заполнен узбекским и казахским газом, при условии, что будет соединен с основными добывающими районами на северо-западе.

Поставки планируется увеличить и по действующему трубопроводу, соединяющему Карачаганакское месторождение с Оренбургом, и даже по магистрали Оренбург–Новопсков. В 2008 г. Оренбургский ГПЗ переработал около 8 млрд куб м казахского газа, но к 2012 г. поставки планируется нарастить до 16-17 млрд куб м в год. Наконец, газ из Казахстана после завершения строительства газопровода Бейнеу–Бозой–Акбулак может поставляться и в Китай, на первых порах — в объеме до 5 млрд куб м в год.

В 2007 г. «Газпром» предлагал Туркменистану и Казахстану строительство Прикаспийского газопровода мощностью 20-40 млрд куб м в год. Но из-за кризиса, падения объемов потребления газа в Европе и конфликта между РФ и Туркменистаном этот проект, похоже, снят с повестки дня. Его реанимация в обозримом будущем представляется маловероятной.

Тем не менее, даже с учетом планируемого расширения добычи газа в Казахстане проблема нехватки экспортных газотранспортных мощностей в ближайшем будущем пока не слишком актуальна, и значительная часть поставок будет осуществляться через Россию. У «Газпрома», насколько известно, нет долгосрочных контрактов с Казахстаном о приобретении большей части добываемого в стране газа. В этом отношении Астана предпочитает проводить многовекторную политику.

Таким образом, Украина имеет неплохие шансы на заключение соглашений о покупке казахского газа. Поставки могут начаться уже в 2012-2013 гг., когда объем добычи на Карачаганакском месторождении будет доведен до 25 млрд куб м в год.

На первых порах, как отмечают некоторые украинские эксперты, закупки могут составить 3-5 млрд куб м в год, но в дальнейшем возможно их увеличение в несколько раз. До 2005 г. Казахстан уже поставлял газ в Украину, причем в 2004 г. объем закупок достиг 5 млрд куб м, и это сотрудничество вполне может возобновиться.

Виктор ТАРНАВСКИЙ 5 и 11 мая 2010

Источник — uaenergy.com.ua

Сланцевый газ потрясет мир(«The Wall Street Journal», США). Обнаружение огромных запасов природного газа обещает потрясти энергетические рынки и геополитику. И это только начало.

Буквально у нас под ногами назревает энергетическая революция.

За последнее десятилетие по всему миру в сланцевых породах были разведаны гигантские запасы природного газа. По некоторым оценкам, только в Северной Америке можно добыть 1000 триллионов кубических футов газа – достаточно, чтобы обеспечить потребности страны на 45 лет вперед. Европа может также обладать собственными запасами, доходящими до 200 триллионов кубических футов.

Мы всегда знали о потенциале сланцев, однако у нас не было технологий, которые позволяли бы добывать из них газ достаточно дешево. Однако сейчас технические достижения меняют цены и открывают путь для сланцевого газа, который станет ресурсом десятилетия и изменит правила игры в отрасли.

Я уже тридцать лет изучаю энергетические рынки, и я убеждена, что в ближайшие десятилетия сланцевый газ произведет революцию в энергетике и изменит мир. Он предотвратит возникновение новых картелей. Он изменит геополитику. Кроме того, он замедлит переход на энергию из возобновляемых источников.

Чтобы понять, с чем это связано, необходимо принять во внимание, что еще до последних открытий было ясно, что природному газу суждено в будущем играть большую роль. Экологические соображения заставляют страны мира переходить на это топливо, вдвое уступающее углю по уровню выбросов двуокиси углерода. Однако рост потребления газа, казалось, должен был обречь мировых потребителей на второе издание ОПЕК – картель таких поставщиков газа, как Россия, Иран и Венесуэла, диктующий условия остальному миру.

Однако появление на рынке в избытке дешевого газа покончит с этой перспективой—если, конечно, авария на буровой платформе не приведет к сворачиванию разведки на шельфе и не подтолкнет вверх цены на нефть и – опосредованно – на прочие энергоносители. Сланцевый газ не только не позволит возникнуть картелю, но и лишит нефтяные государства изрядной части влияния, которым они пользуются в мире в настоящий момент – с течением времени покупатели от них отвернуться и перейдут на более дешевое топливо, которое не нужно везти издалека.

Сланцевый бум также, вероятно, ударит по экономическому значению возобновляемых источников энергии. Хотя газ не столь политически популярен, как ветряная и солнечная энергия, будет явно труднее убедить людей переходить на «зеленую» энергетику, требующую огромных субсидий, при наличии дешевого и обильного топлива, намного менее вредного для экологии, чем уголь.

Впрочем, это еще не конец: я верю, что в длительной перспективе такая ситуация создает новые потрясающие возможности для альтернативных источников энергии. Так как благодаря газу исчезнет насущная необходимость делать их конкурентоспособными прямо сейчас с помощью субсидий, мы сможем потратить эти деньги на исследования, чтобы в дальнейшем, десятки лет спустя, когда запасы сланцевого газа истощатся, возобновляемые источники энергии смогли бы конкурировать с традиционными без дополнительной поддержки.

Отметим, что многие (включая российского премьер-министра Владимира Путина и множество энергетических аналитиков с Уолл-стрит) не считают, что сланцевый газ настолько радикально изменит ситуацию. Их аргументы вращаются вокруг двух основных положений – что добывать газ из сланцев слишком дорого, и что это связано с рисками для экологии.

Я утверждаю, что и в том, и в другом эти люди неправы.

Начнем со стоимости. За последние десять лет были разработаны новые технологии, кардинально снижающие стоимость добычи. Газ из месторождения «Хейнсвилл», протянувшегося от Техаса вглубь территории Луизианы, сейчас стоит всего 3 доллара за миллион британских тепловых единиц, по сравнению с 5 долларами и более на месторождении «Барнетт» в девяностые. По мере того, как в игру будут вступать крупные нефтяные компании, цены будут понижаться. Я бы хотела думать, что в ближайшие пять лет у них, если это будет необходимо, получится довести цену до 2 долларов.

Что же касается рисков в области экологии, в этом критики отчасти правы. По их словам, бурение на сланцевый газ несет опасность для грунтовых вод, хотя сланцы обычно залегают на тысячи футов ниже их уровня. В случае неудачной обсадки скважины, считают они, буровой раствор может просочиться в водоносный слой.

Однако опасность этого сильно преувеличена. На суше, где находятся большинство месторождений сланцевого газа, обсадка проводится десятилетиями — причем с хорошими результатами. Впрочем, загрязнение воды действительно может произойти, если неаккуратно обходиться с буровым раствором. Таким образом, чтобы обеспечить безопасность, необходимо ужесточить меры контроля и регулирования. Это увеличит издержки, но, с учетом изобилия газа, компаниям они будут вполне по силам. Уже сейчас, без всяких санкций, многие переходят на нетоксичные буровые растворы.

Скептики не только преувеличивают трудности, но и упускают из виду два важных фактора. Во-первых, они игнорируют исторический опыт: резервы и объемы добычи новых энергоресурсов со временем имеют тенденцию расти, а не сокращаться. Во-вторых, они не принимают во внимание то, как быстро может меняться общественное мнение. Страна вполне способна развернуться на 180 градусов и принять дешевый источник энергии, отбросив сомнения, связанные как с политикой, так и с экологией. Так уже бывало в прошлом, и примером этого стали, например, быстро распространившиеся за последние годы терминалы для сжиженного природного газа.

Короче говоря, скептики забывают об общей картине происходящего, которая, на мой взгляд, важнее. Ниже я попробую прояснить, о чем я говорю, и подробнее рассказать, каким образом бум, связанный со сланцевым газом, изменит мир.

Одним из главных последствий этого бума станет то, что западные и китайские потребители получат источники газа на своей территории, что губит на корню любые планы по созданию газового картеля. Отметим, что незадолго до обнаружения запасов газа, ожидалось, что добыча газа в США, Канаде и на Северном море серьезно сократится. Это означало рост зависимости от поставок из-за рубежа, причем как раз в то время, когда важность природного газа как источника энергии начала расти.

Ухудшало ситуацию и то, что большая часть поставок газа шла из нестабильных регионов. Особенно важную роль играли две страны – Россия и Иран. До сланцевого бума считалось, что на их долю приходится больше половины разведанных мировых запасов газа.

Россия не скрывала своей решимости воспользоваться этим обстоятельством и создать картель поставщиков газа — нечто вроде новой версии ОПЕК. Это могло привести к повторению проблем вокруг нефти, которые тревожат мир последние 40 лет.

Я полагаю, что обо всем этом сейчас можно забыть. Сланцевый газ породит конкуренцию между энергетическими компаниями и странами-экспортерами, которая в свою очередь будет способствовать экономической стабильности в индустриальных странах и препятствовать поставщикам нефти, пытающимся усилить свои позиции за наш счет. Рыночная конкуренция – лучшее средство от картелей.

В качестве показателя, свидетельствующего о масштабе грядущих перемен, возьмем перспективы торговли сжиженным природным газом – газом, который превращают в жидкость, чтобы перевозить его танкерами, как нефть. Это самый простой способ транспортировки природного газа на большие расстояния, так что мы получим хорошую картину того, насколько страны мира полагаются на поставки из-за рубежа.

Пока на сцене не появился сланцевый газ, эксперты ожидали, что к 2025 году на долю сжиженного природного газа (СПГ) будет приходиться половина газового рынка (по сравнению с 5 процентами в девяностых годах). Благодаря сланцам, речь, скорее, пойдет об одной трети.

В США последствия глубоководного бурения и добычи сланцевого газа уже заметны. Терминалы для импорта СПГ практически пустуют, и вероятность того, что Соединенные Штаты станут еще больше зависеть от импорта, продолжает падать. Кроме этого, рост добычи сланцевого газа в США означает, что СПГ из Катара и так далее отправляется европейским покупателям, что снижает их зависимость от России. В итоге России пришлось смириться с тем, что не имевшие в прошлом выбора покупатели будут платить меньше – скажем, Украине она снизила цены на 30 процентов.

Однако политические последствия сланцевого бума не ограничатся крахом газовых картелей. Он перевернет всю мировую политику, поставит на место некоторых давних возмутителей спокойствия и, возможно, заставит ряд противников Запада принять его сторону.

Опять же вспомним, что именно рост влияния таких стран, как Россия, Венесуэла и Иран, в энергетической сфере давал им возможность с большим успехом противостоять вмешательству Запада в их дела, а также экспортировать свои идеологии и осуществлять стратегические планы с помощью сделок в области энергетики и угроз прекратить поставки.

В 2006 и 2007 годах в результате споров с Украиной Россия прерывала поставки, оставляя потребителей в Киеве и в Западной Европе без топлива в разгар зимы. Это привело к сдвигам во внутренней политике Украины, и в результате страна отвергла кандидата, выступавшего за НАТО и против Москвы, в пользу коалиции, которая больше устраивает Кремль.

Казалось, что США и Европа, пресмыкаясь перед поставщиками энергоносителей, теряют свое положение в мире. Однако сланцевый газ обезвредит энергетическую дипломатию нефтяных стран. Страны-импортеры Европы и Азии смогут теперь покупать дешевый природный у ведущих американских нефтяных компаний или самостоятельно добывать его из сланцев. Это позволит им сказать чавесам и путиным всего мира, что те могут засунуть свои ресурсы обратно в землю.

Например, Европа получает 25 процентов своего газа по трубопроводам из России, и часть европейских стран полностью зависит от этих поставок. С тех пор, как Россия принялась давить на Украину, Европа активно пытается диверсифицировать поставки. Со сланцевым газом ей будет проще и дешевле этого добиться.

Считается, что запасы сланцевого газа есть в таких странах, как Польша, Румыния, Швеция, Австрия, Германия – и Украина. Если они начнут его добывать, Кремлю станет сложнее использовать экспорт энергоносителей как политический рычаг.

Я бы также предположила, что, если добыча сланцевого газа в Европе возрастет, Ирану будет сложнее извлекать прибыль из экспорта газа. В настоящий момент, ему препятствуют в этом западные санкции, направленные против инвестиций в его энергетический сектор, а к тому моменту, когда он будет готов экспортировать свой природный газ, окно на европейские рынки закроется благодаря доступности дешевого сланцевого газа.

Это может заставить его притормозить ядерную программу, ведь если Иран не сможет продавать свой газ в Европе, что еще ему останется? Отправлять его по трубопроводу на Индийский субконтинент невыгодно, а рынки СПГ будут переполнены дешевым сырьем.

Разумеется, это только догадка, но если режим будет действовать рационально, он поймет, что у него есть шанс приобрести расположение мира, отказавшись от ядерной энергетики и используя свой дешевый природный газ, чтобы производить электроэнергию для внутренних нужд.

В итоге, Ближний Восток может слегка обеднеть, когда газ отнимет долю рынка у нефти. Если прибыли достаточно сильно упадут, это может привести к нестабильности.

Развитие добычи сланцевого газа может также многое изменить для Китая. Необходимость импортировать энергию заставляет Китай иметь дело с проблемными странами, такими как Иран, Судан или Бирма, и это мешает Западу выработать глобальную политику, позволяющую решить проблемы, которые создают эти страны. Однако Китай вполне способен отвернуться от импорта – и от очагов напряженности, которые служат его источником, — если он сможет добывать газ на своей территории.

Чем меньше Китай будет нуждаться в импорте нефти и газа, тем с большей вероятностью он поддержит санкции или другие меры, направленные против нефтяных государств, не соблюдающих права человека или ведущих агрессивную политику. Более того, чем меньше Пекин будет беспокоить контроль Америки над морскими путями, тем проще им с Соединенными Штатами будет достичь взаимного доверия. Таким образом, добыча сланцевого газа в Китае может помочь интегрировать Пекин в мировую систему Pax Americana.

Появление на рынке избытка дешевого природного газа столь же радикально изменит и перспективы возобновляемых источников энергии. Еще недавно я искренне верила, что настало их время. Перед сланцевой революцией, я думала, что рост цен на углеводороды вытолкнет – с небольшой помощью налогов и квот на выбросы углекислого газа — на рынок ядерную энергию и альтернативные источники.

Однако сланцевый газ спутал все карты. Ветряной и солнечной энергии, а также энергии, получаемой из биомассы, и ядерной энергии будет трудно с ним экономически конкурировать. Субсидии, которые позволяли возобновляемым источникам конкурировать со сланцевым газом станут дороже, также как и кредитные гарантии и стимулы для строительства новых атомных электростанций. Кроме того, сланцевый газ наносит удар и по аргументам в защиту альтернативных источников, связанным с энергетической независимостью. Его добывают на нашей территории, как и ветряную или солнечную энергию, а значит, потраченные на него доллары не утекут на Ближний Восток.

Но это совсем не означает, что нам следует прекратить инвестиции в возобновляемые источники энергии. Сколь бы ни были велики наши запасы сланцевого газа, они все равно конечны, и в итоге нам в любом случае понадобится переходить на более экологически чистую и доступную энергию. Итак, что же нам имеет смысл делать?

Во-первых, нам следует, не пытаясь защитить угледобывающие штаты, позволить дешевому природному газу вытеснить уголь, на долю которого приходится примерно половина всей добываемой в США энергии. Изобилие природного газа для производства электроэнергии также облегчит переход на электрический транспорт—что будет одновременно полезно для экологии и уменьшит нашу зависимость от Ближнего Востока.

Затем, я считаю, что нам надо продолжать вкладывать средства в возобновляемые источники энергии, но разумным образом. Штаты с большим потенциалом в этой сфере – такие как ветреный Техас или солнечная Калифорния – должны сохранить квоты в виде фиксированной доли электроэнергии, которую следует получать из альтернативных источников. Это даст компаниям стимулы и возможности присутствовать на рынке с возобновляемыми источниками энергии. Со временем опыт и инновации должны будут снизить их издержки. Да, когда на рынке появится сланцевый газ, получать энергию из возобновляемых источников даже в этих штатах может показаться дороговато. И да, это может означать увеличение правительственных субсидий. Но я не думаю, что расходы окажутся чрезмерными, и в любом случае долговременные преимущества должны это компенсировать.

Тем не менее, на мой взгляд, устанавливать такие квоты в национальном масштабе мы не должны, потому что в тех штатах, в которых с возобновляемыми ресурсами хуже, издержки будут чересчур велики. Вместо того, чтобы тратить средства на субсидии, без которых этот план работать не будет, федеральному правительству следует вкладывать их в исследования, чтобы позднее возобновляемые источники могли стать конкурентоспособными без крупных субсидий.

***

В конечном счете, важно понять, что сланцевый газ может стать ключом к разрешению некоторых из наиболее насущных в настоящий момент кризисов и путем к энергетической безопасности и экономическим перспективам.

Дефицит торгового баланса калечит нашу экономику, и, пока мы привязаны к импортируемой энергии, он не ослабнет. Зачем отправлять доллары за рубеж, чтобы они дестабилизировали мировые финансовые рынки, что потом бумерангом бьет по нашим рабочим местам и сбережениям, если мы можем добывать ресурсы здесь, в нашей собственной стране? И кому нам лучше платить за природный газ — Владимиру Путину и Махмуду Ахмадинежаду или жителям Пенсильвании и Луизианы?

Г-жа Джеффи – специалист по энергетической политике, научный сотрудник Института государственной политики им. Джеймса А. Бейкера III при Университете Райса, соавтор книги «Нефть, доллары, долг и кризис: глобальное проклятие черного золота» («Oil, Dollars, Debt and Crises: The Global Curse of Black Gold»).

Оригинал публикации: Shale Gas Will Rock the World

Адрес в ИноСМИ: http://www.inosmi.ru/usa/20100511/159837002.html

Борьба за каспийский газ — ОАЭ бросают вызов России

Объединенные Арабские Эмираты собираются использовать свой государственный инвестиционный фонд объемом 328 миллиардов долларов для инвестиций в Туркменистан с его богатыми газовыми месторождениями, с целью получения доступа к энергоносителю для собственных нужд; потенциально это может, кроме того, ослабить господство России в роли поставщика для Европы.

«Мы хотим инвестировать, и переговоры ведутся уже давно, — заявил министр нефти ОАЭ Мохаммед аль-Хамли в своем интервью в столице Туркмении, Ашхабаде. – У нас особые отношения с Туркменистаном. Наши страны по-настоящему заинтересованы в этой возможности и полны решимости ее реализовать».

Доступ к туркменскому газовому месторождению, четвертому в мире по величине, поможет ОАЭ контролировать свой импорт топлива, поскольку растущие потребности электростанций в стране опережают его поступление. В то же время арабское государство имеет свой пакет акций в запланированном газопроводе в Европу, которая получает четвертую часть всего импорта газа из России и в прошлом году пострадала от его нехватки, когда предприятие-экспортер ОАО «Газпром» и страна-транзитер Украина рассорились из-за цен.

Деньги у ОАЭ есть: на продажах нефти стране удалось сформировать фонд на 328 миллиардов долларов, по данным Совета по международным отношениям США на конец 2008 года. После десяти лет добычи в Туркменистане сырой нефти через компанию ООО Dragon Oil Plc. со штаб-квартирой в Дубаи Эмираты хотят теперь получить доступ к туркменскому газу, воспользовавшись тем, что эта центральноазиатская страна сейчас готова к дополнительным зарубежным инвестициям. ОАЭ имеют все шансы выиграть права на оффшорные разработки в Туркменистане, отметил аль-Хамли, после того, как государственная компания Mubadala Development Co. в эмирате Абу-Даби в прошлом месяце заявила, что она «интересуется возможностями в каспийском регионе».

Толчок к диверсификации

«Для Эмиратов стимулом в этой ситуации является возможности диверсификации: их энергетические щупальца стремятся освоить новые области, помимо чистой нефти, как в плане продуктов, так и с точки зрения маршрутов экспорта, — комментирует Крис Уифер (Chris Weafer), главный стратег финансовой корпорации UralSib Financial Corp. – А так как Эмираты обладают значительными финансовыми ресурсами, это повысит значение Центральной Азии как поставщика энергоносителей в Европу».

В 2008 году добыча газа в Туркменистане, по данным BP Plc, составляла около 68 миллиардов кубометров, что примерно равно объему добычи в Великобритании, имеющей в 12 раз большее население. Стремление Туркменистана к 2030 году увеличить добычу до 250 миллиардов кубометров газа в год может сделать страну крупным экспортером по мере роста спроса на этот продукт.

Один вариант экспорта – использование газопровода Nabucco, строительство которого уже запланировано. По Nabucco газ будет доставляться из Каспийского региона в Европу через Турцию, начиная с 2014 года. ОАЭ, имеющие 20 процентов акций в ведущей компании этого проекта, OMV AG, обеспечивает строительство звена, позволяющего провести газопровод в обход России.

Трубопроводы-соперники

Nabucco – соперник газпромовского проекта, газопровода South Stream, который, по планам, начнет доставлять газ из России в Европу к концу 2015 года. Некоторые страны-получатели подстраховываются, поддерживая оба предприятия: венская OMV 24 апреля заключила договор на исследование возможности проведения трубопровода South Stream через Австрию; Венгрия тоже поддержала оба проекта.

Европа заботится о диверсификации своих источников газа, ведь потребление энергоносителей, по данным ноябрьского прогноза Международного Энергетического агентства (International Energy Agency), будет расти со скоростью около 0,8 процента в год до 2030 года. Такой уровень спроса достаточен, оправдать осуществление обоих проектов газопроводов, считает OMV.

Туркменистан начал более усердно привлекать инвесторов после того, как в конце 2006 года после скоропостижной смерти Сапармурата Ниязова президентом страны стал Гурбангулы Бердымухаммедов. С того времени правительства стран от Евросоюза до Восточной Азии соперничают за доступ к запасам газа, которые, по оценкам BP, ВР составляют 7,94 триллиона кубических метров.

Компании Mubadala и Conoco

Компания Mubadala в Абу-Даби принимает участие в торгах за туркменские промыслы с ConocoPhillips, сообщил в прошлом месяце источник, близкий к альянсу. Планируется, что отдельное совместное предприятие, образованное этими компаниям, в будущем квартале начнет буровые работы в казахской части Каспийского моря.

«У нас хорошие шансы» выиграть тендер на разработку блока шельфового месторождения в Туркменистане, заявил аль-Хамли. «Ресурсами мы располагаем, у нас есть финансовый стимул к инвестированию, и у нас есть немало опытных партнеров, которые рады присоединиться к нам; так что мы настроены весьма оптимистично».

В конце прошлого года Туркменистан начал поставлять газ в Китай и увеличил мощность трубопровода, экспортирующего газ в Иран. По заявлению правительства страны, оно исследует также возможность поставок газа в Европу после того как основное звено, связывающее Туркменистан с Западом — трубопровод советской эпохи в Россию – был в прошлом году закрыт после взрыва и падения спроса среди европейских стран.

«Газпром» собирается к 2020 году поставлять в Европу 32 процента всего объема газа. Российская государственная компания выразила желание использовать центральноазиатские энергоносители, возможно, для газопровода South Stream, что может нарушить планы Nabucco на поставку газа из этого региона.

Спор вокруг Каспийского моря

Nabucco наткнулся на препятствие при транспортировке туркменского газа через Каспийское море: прибрежные государства никак не договорятся о морских границах. Предприятие сначала будет добиваться поставок из Азербайджана и Ирака, где в прошлом году акционеры OMV и Mol Nyrt. организовали совместное газовое предприятие компаниями ОАЭ Crescent Petroleum Co. и Dana Gas PJSC.

«Видимо, мы имеем дело с чисто коммерческим интересом на уровне компаний ОАЭ, а не с общей политической заинтересованностью правительства Объединенных Эмиратов», — считает Алекс Мантон (Alex Munton), аналитик консалтингового агентства Wood Mackenzie Consultants Ltd.

Собственные газовые месторождения стран Персидского залива, занимающие седьмое место в мире по величине, содержат высокий процент серы, что делает добычу газа здесь слишком дорогой. Отсутствие подходящих поставок вынудило правительство инвестировать средства в строительство новых атомных электростанций с целью обеспечить потребность в электроэнергии, которая, по прогнозам, к 2020 году удвоится и составит 40 тысяч мегаватт.

Стивен Бирман (Stephen Bierman) и Айша Дайя (Ayesha Daya), («Bloomberg Businessweek», США)

Источник: Armenia Today

Кому выгодно объединение «Газпрома» и «Нафтогаза Украины»?

Теоретически при самом удачном для «Газпрома» исходе переговоров российский газовый монополист может получить в собственность газотранспортную систему Украины. Это наконец избавит Москву от проблем с транзитом газа в Европу.

Идея прозвучала накануне выходных. Рынки закрыты, эксперты разъехались, звучат только эмоции. Условий пока нет, это лишь идея. Но нужно попробовать разобраться. Теоретически при самом удачном для «Газпрома» исходе переговоров российский газовый монополист может получить в собственность газотранспортную систему Украины. Это наконец избавит Москву от проблем с транзитом газа в Европу. И тогда (почему нет?) исчезнет необходимость в «Южном потоке», задуманном ради снижения транзитных рисков. Если «Газпром» найдет в себе силы отказаться от дорогостоящей и выгодной подрядчикам стройки, а также от строительства газопроводов для поставки газа от Бованенковского месторождения до Черного моря, то объединение с «Нафтогазом» сэкономит компании 25 млрд евро инвестиций. А отказ от строительства «Северного потока», который также призван снизить транзитные риски при перекачке газа в Европу, мог бы сохранить «Газпрому» еще $7,4 млрд.

В случае объединения двух компаний может быть скорректирована плата за транзит газа по территории Украины (сейчас «Газпром» тратит на это $3-4 млрд в год). А если стороны решат обменяться активами, то «Газпром» в обмен на долю в каком-нибудь из своих газовых месторождений мог бы получить украинские подземные газохранилища (ПХГ). Как и украинская транзитная труба, это стратегический актив «Нафтогаза». ПХГ были важной частью советской газотранспортной системы — они позволяют доставлять большие объемы газа к границе ЕС летом, когда газопроводы «Газпрома» мало загружены, и направлять газ в Европу в период повышенного зимнего спроса.

Затраты «Газпрома» на финансовую помощь «Нафтогазу» по сравнению с этими приобретениями выглядят скромно, хотя это компания-банкрот, долги которой оцениваются в $4 млрд. Компания уже вынуждена была объявлять дефолт. Только на ремонт труб ей нужно $2,5 млрд, и найти их негде. А если «Газпром» станет совладельцем «Нафтогаза», украинская транзитная труба будет не только модернизирована, но и гарантированно загружена. По этой причине сделка выгодна «Нафтогазу». Есть еще и бонус в виде дивидендов: если «Нафтогаз» получит 7% акций «Газпрома», ему будет причитаться по несколько миллиардов рублей дивидендов в год.

Украинская экономика выиграет от сделки благодаря снижению цены на газ — перед праздниками Путин уже пообещал Украине $40-миллиардную скидку, а в ходе дальнейших переговоров ничто не мешает украинцам еще сбить цену. Вероятно, вслед за объединением газовых компаний на Украину пойдут инвестиции российского окологосударственного бизнеса из других отраслей.

Выигрывает и российская экономика: от развития торговли, от роста спроса на российские ресурсы со стороны Украины, от будущей реализации крупных совместных проектов. А российская политика, конечно же, одержит большую победу в борьбе за влияние на постсоветском пространстве.

Вероятное объединение «Нафтогаза» и «Газпрома» выгодно и президенту Виктору Януковичу как главе страны — он укрепит бюджет Украины и обеспечит дешевый газ для потребителей. Выгодно и как предпринимателю — с украинской стороны к сделке будут причастны близкие ему структуры, тем более если речь зайдет о модернизации газотранспортной сети.

Теперь о проигравших. В обмен на экономические выгоды Украина потеряет былую самостоятельность — это и будет главным препятствием для сделки. Станут активно сопротивляться объединению с «Нафтогазом» посредники и подрядчики «Газпрома», которые потеряют десятки миллиардов долларов из-за отказа от строительства ненужных газопроводов.

А главным проигравшим теоретически может оказаться российский потребитель, которому придется оплачивать не только дешевый украинский газ, но и потери «Газпрома» на внутреннем украинском рынке. Ведь он будет продавать газ не только прибыльным промышленным потребителям, но и населению с ЖКХ. И столкнется с долгами, неплатежами и низкими социальными тарифами, — передает vlasti.net.

Источник: «Нефть России»

Российские проекты в нефтегазовой отрасли Казахстана и Туркменистана

Со второй половины 90-х годов ХХ столетия российские нефтегазовые компании, реализуя стратегические планы по расширению своих возможностей, стали обращать большее внимание на Казахстан, где еще в бытность Советского Союза были обнаружены крупные запасы углеводородного сырья, значительная часть которых в силу ряда причин ранее была не востребована. В настоящее время Россия и российские компании (в основном «ЛУКОЙЛ», а также «Роснефть» и «Газпром») принимают участие или декларируют свою готовность к участию в добычных проектах в Казахстане не менее чем на 18 крупных месторождениях нефти и газа.

К числу стратегически важных относятся совместная с другими иностранными компаниями разработка таких месторождений, как «Тенгиз» и «Карачаганак», которые входят в разряд наиболее крупных в мире (доказанные запасы – около 3,1 млрд. и 1,2 млрд. тонн нефти/1,35 трлн. кубических метров природного газа соответственно), а также проведение геологоразведочных работ на перспективных участках «Курмангазы» и «Жамбай» (геологические запасы оцениваются примерно в 1, 8 млрд. и 6,5 млрд. тонн жидких углеводородов соответственно). Кроме того, в планах «Газпрома» и «ЛУКОЙЛа» также освоение перспективных месторождений «Хвалынское», «Центральное» и «Имашевское» (общий оценочный объем – более 450 млрд. кубических метров природного газа и около 230 млн. тонн жидких углеводородов).

Объемы российских финансовых ресурсов, так или иначе вложенных в добычные проекты на территории Казахстана, предположительно составляют около 4,5 млрд. долларов, включая примерно 3,1-3,2 млрд. долларов приобретенных активов и не менее 1,3-1,4 млрд. долларов прямых инвестиций. Однако в целом российская доля в проектах по добыче нефти и газа на территории Казахстана все еще не столь значительна. Сегодня российские компании (в основном «ЛУКОЙЛ») добывают в Казахстане всего лишь около 8% от общего объема добытой нефти и порядка 15% от общего объема добытого газа.

Перспективы развития проектов с российским участием во многом зависят от того, оправдаются ли надежды на «большую нефть» на ряде каспийских шельфовых месторождений с высокими оценочными запасами углеводородов, где сегодня закрепились российские компании. В первую очередь, это касается месторождений «Курмангазы», «Хвалынское», «Центральное», а также «Тюб-Караган» и «Аташская». Так, при реализации уже осуществляемых нефтегазовых проектов Россия и российский бизнес способны выйти на следующий уровень добычи углеводородов в Казахстане:

— объемы добычи нефти в 2010 году – порядка 6-7 млн. тонн, к 2015 году – порядка 8-10 млн. тонн, а к 2020 году – от 14 до 36 млн. тонн в год;

— объемы добычи газа в 2010 году – около 3 млрд. кубических метров, к 2015 году – от 3 до 4,5 млрд. кубических метров, а к 2020 году – от 9 до 24 млрд. кубических метров газа в год.

Резкое и существенное увеличение объемов добычи нефти между 2015 и 2020 годами возможно лишь в случае, если оправдаются надежды на «большую нефть» из месторождения «Курмангазы», коммерческую эксплуатацию которого планируется начать с 2016 года. При этом даже если предположить, что ожидания от проекта по освоению «Курмангазы» оправдаются, то доля нефти, добываемой российскими компаниями в Казахстане, может составить от 9 до 25% от того объема, который Казахстан планирует добывать к 2020 году (свыше 150 млн. тонн). Если же ожидания «большой нефти» с «Курмангазы», а также с других шельфовых месторождений, где работают российские компании, не оправдаются, то доля России в казахстанской нефтедобыче может быть еще меньше. 

Что касается добычи газа, то прогнозные оценки основаны как на анализе динамики последних лет, так и на оптимистичном предположении, что объемы добычи компаниями из России будут увеличиваться пропорционально росту объемов добычи нефти, так как основная часть добываемого в Казахстане газа – попутный газ, выделяющийся в процессе нефтедобычи. Поэтому резкое увеличение объемов добычи газа российскими компаниями между 2015 и 2020 годами может прогнозироваться лишь в увязке с «большой нефтью» на каспийском шельфе.

Оценить примерные объемы добычи газа невозможно: поэтому к 2020 году доля российских компаний в казахстанской добыче газа может варьироваться в широких пределах – от 20 до 50% общих объемов добычи газа (планы Казахстана на 2020 год – свыше 47 млрд. кубических метров). При этом наиболее реалистичным представляется все же сценарий добычи на уровне около 9 млрд. кубических метров, что может составить порядка 20% добычи газа в Казахстане.

Однако все же нет никаких гарантий того, что изложенный выше прогноз сбудется в полной мере. В частности, в связи с последствиями мирового финансово-экономического кризиса возможен срыв планов освоения ряда стратегически важных месторождений, в первую очередь на шельфе Каспийского моря («Кашаган», «Курмангазы», «Тюб-Караган», «Аташская», «Центральное», «Хвалынское»), на которые Казахстан возлагает особые надежды. Из-за снижения мировых цен на нефть, а также наличия финансовых проблем у крупных российских нефтегазовых компаний последние вынуждены сокращать свои зарубежные инвестиционные программы, в том числе и в Казахстане.

Более того, проведенное в 2008 и 2009 годах российскими компаниями безрезультатное бурение скважин на целом ряде шельфовых месторождений объективно снижает оптимизм в отношении «большой каспийской нефти» и, соответственно, инвестиционную привлекательность данных проектов. Многие российские эксперты уже стали высказываться о том, что запасы каспийского шельфа ранее были сильно переоценены.

Кроме того, необходимо принимать во внимание и тот факт, что на основании вступившего в силу 1 января 2010 года нового налогового кодекса Республики Казахстан Астана намерена пересмотреть отдельные СРП. До сих пор иностранные компании платили налоги по законодательству, которое действовало на момент подписания контракта. Как представляется, пересмотр СРП коснется, в первую очередь, участников проектов разработки месторождений «Карачаганак», «Кашаган» и «Тенгиз», с которых зарубежные консорциумы получают наибольшую прибыль. Очевидно, что это также отразится и на интересах России и российских компаний, причем вовсе не факт, что в сторону укрепления их позиций.

***

Благодаря значительным запасам природного газа и наличию трубопроводной инфраструктуры в российском направлении, Туркменистан еще в советский период времени тесно взаимодействовал с Россией в рамках единого нефтегазового комплекса, обеспечивая поставки крупных объемов «голубого топлива». После распада СССР масштабы и интенсивность отраслевой кооперации резко снизились, а нефтегазовое взаимодействие между двумя странами приобрело принципиально новые формы и содержание.

В 90-х годах поставки туркменского природного газа в Россию осуществлялись в незначительных объемах и не на системной основе. Достижение договоренностей осложнялось отсутствием эффективной схемы взаиморасчетов и недальновидной политикой ельцинского руководства. Это вело к регулярным осложнениям в двусторонних отношениях, а также негативным образом сказывалось на состоянии нефтегазовой отрасли Туркменистана, толкая Ашхабад к поиску новых, альтернативных России партнеров.

Некоторые позитивные тенденции в российско-туркменском взаимодействии в нефтегазовой сфере стали очевидны лишь после прихода к власти в Кремле нового руководства во главе с В.Путиным. Именно тогда двухсторонним отношениям был придан динамизм, сформированы предпосылки для поиска более устойчивых схем и форматов сотрудничества. До начала мирового финансово-экономического кризиса объемы поставок туркменского газа в российском направлении устойчиво росли. С 2009 года ситуация в корне изменилась, началось резкое снижение объемов поставок, что, однако, обусловлено факторами явно выходящими за рамки двусторонних отношений.
Советский период

В советское время нефтегазовое взаимодействие между Россией (РСФСР) и Туркменистаном (Туркменской ССР) касалось в основном поставок газа с туркменских месторождений в Россию/российском направлении и координации действий по обеспечению функционирования системы магистральных трубопроводов «Средняя Азия – Центр» (САЦ). После распада Советского Союза вышеуказанная схема в целом сохранилась, однако, как мы уже сказали, значительно снизились масштабы и интенсивность самого сотрудничества (особенно в 90-х годах ХХ века).
Постсоветский период

Поставки газа. Начиная с 1993 года российский концерн «Газпром» стал регулярно блокировать транзит туркменского «голубого топлива» через систему трубопроводов САЦ. Основной причиной тому была неурегулированность контрактных соглашений между Туркменистаном и Россией по поводу поставок газа на Украину. С одной стороны, это было связано с тем, что «Газпром», выступая торговым посредником между Туркменистаном и Украиной и пользуясь своим монопольным доступом к российским газотранспортным коммуникациям, закупал туркменский газ по цене в 3-5 раз ниже, чем на европейском рынке, и затем перепродавал туркменское «голубое топливо» по более высокой цене.

С другой стороны, «Газпром» еще в начале 90-х годов столкнулся с такой сложной проблемой, как получение оплаты за газ от украинских потребителей, что мешало ему выполнять обязательства перед Туркменистаном. Украина зачастую не могла платить за газ даже низкую цену, во многих случаях предлагая бартерные схемы расчетов. Это, в свою очередь, нарушало весь алгоритм работы «Газпрома» по поставкам туркменского газа на Украину.

В этой связи у российского газового монополиста при операциях на украинском рынке возникла необходимость в посреднике, который мог бы брать на себя функции финансового и организационного обеспечения бартерных операций. Поэтому с 1994 года «Газпром» стал работать в Туркменистане в партнерстве с частной международной группой компаний (МГК) «ИТЕРА», которая долгое время и осуществляла посреднические функции финансового и организационного обеспечения поставок в Туркменистан различных видов товаров и услуг в обмен на газ. При этом «ИТЕРА» разработала многочисленные и достаточно гибкие схемы, с помощью которых доля оплаты валютой за поставленный Туркменистаном газ достигала 30%, а остальные 70% погашались поставками различного рода материально-технических ресурсов и услуг по заказам министерств и ведомств Туркменистана. Например, широкую практику получили поставки туркменского газа в обмен на продовольствие.

Однако, поскольку между Москвой и Ашхабадом не существовало межгосударственного соглашения, непосредственно касающегося взаимодействия по вопросам поставок/транзита газа, закупочная цена туркменского газа, а также имевшие место задержки платежей за газ были предметом крайне трудных переговоров и зачастую приводили к осложнению российско-туркменских отношений в целом.

Российско-туркменские «газовые споры» 90-х годов обусловили резкое снижение экспортного потока «голубого топлива» из Туркменистана и, как следствие, привели к кардинальному сокращению объемов добычи газа в республике. Многие скважины были законсервированы. По сравнению с советским периодом ежегодная добыча газа упала почти в 8 раз. Если к концу 80-х годов ХХ века в Туркменской ССР добывали почти 90 млрд. кубических метров газа ежегодно, то уже в 1998 году этот показатель составил всего лишь 12,4 млрд. кубических метров.

Положительные тенденции в российско-туркменском взаимодействии в нефтегазовой отрасли стали очевидны только лишь после прихода к власти в Кремле Владимира Путина и его команды. Договоренности, достигнутые в ходе визита президента В.Путина в Туркменистан в 2000 году (один из первых визитов нового российского руководителя в страны СНГ) и туркменского президента С.Ниязова в Россию в 2002 году, придали двухстороннему взаимодействию больший динамизм и сформировали предпосылки для подписания в 2003 году в Москве межправительственного соглашения о сотрудничестве в газовой отрасли на период до 2028 года.

Согласно данному соглашению, Туркменистан взял на себя обязательства на поставку в Россию около 1,7 трлн. кубических метров природного газа в течение 25 лет. В рамках соглашения «Газпром» (в лице своего дочернего предприятия «Газэкспорт») и «Туркменнефтегаз» заключили на тот же период долгосрочный контракт купли-продажи туркменского природного газа.

Согласно контракту, в 2004 году Туркменистан поставил в Россию 5,2 млрд. кубических метров газа, в 2005 году объем экспорта увеличился до 7 млрд., в 2006 году – до 10 млрд., в 2007 году – около 40 млрд., в 2008 году – более 47 млрд. кубических метров газа. В 2009 году «Газпром» планировал закупить в Туркменистане уже около 50 млрд. кубических метров газа (хотя эти планы реализовать не удалось в связи с последствиями мирового финансового кризиса и возникшими проблемами в российско-туркменском нефтегазовом сотрудничестве).

Новые направления сотрудничества. По мере увеличения объемов добычи газа в Туркменистане и, соответственно, роста объемов экспорта туркменского «голубого топлива» в Россию/российском направлении «Газпром» и в целом РФ стали проявлять заинтересованность в модернизации и увеличении пропускной способности имеющейся газотранспортной инфраструктуры, а также строительстве новых трубопроводов. Причем строительные проекты тесно увязывались Москвой с задачей не допустить появления альтернативных путей транспортировки углеводородов из Центральной Азии.

Кроме того, компании из России (в первую очередь, «Газпром», «ИТЕРА», ЛУКОЙЛ», «Стройтрансгаз») пытались получить возможность участия в добычных проектах в Туркменистане. Однако пока только лишь «ИТЕРА» допущена к разработке туркменских углеводородных месторождений. Данная коммерческая структура имеет в Туркменистане очевидные преимущества, так как успешно работает в стране еще с 1994 года и владеет активами в самых различных секторах экономики Туркменистана (не только в нефтегазовой сфере).
* * *

В целом реальные масштабы проектно-инвестиционной деятельности России и российских компаний в нефтегазовой отрасли Туркменистана пока крайне малы. По имеющимся данным, объем российских инвестиций составляет максимум всего лишь несколько десятков миллионов долларов. В соответствии с соглашением от 2003 года основные финансовые ресурсы направлены на поставку из России технологического оборудования для газовой отрасли Туркменистана, реабилитацию и модернизацию газопроводов, компрессорных и газораспределительных станций и т.п.

Столь низкая финансовая активность РФ и российских компаний во многом объясняется тем, что добыча углеводородов в Туркменистане и в первую очередь на суше контролируется государством. Для иностранных инвесторов в основном доступно освоение шельфовых месторождений на туркменском участке Каспийского моря на условиях СРП. Готовность же российских компаний принимать участие в проектах на морском шельфе пока крайне невысока. Одной из причин этого является то, что интересующие Россию и российский бизнес шельфовые месторождения углеводородов расположены вблизи туркмено-иранской морской границы. Статус Каспийского моря пока не определен, а Иран настаивает на увеличении своего сектора. Более того, освоение морских месторождений технологически более сложно, чем на суше, и требует дополнительных инвестиций.

В итоге, несмотря на достаточно высокий интерес Москвы к углеводородным ресурсам Туркменистана, а также тот очевидный факт, что российское направление в силу ряда инфраструктурных факторов остается ключевым в плане экспорта/транзита туркменского газа, все это пока так и не привело к укреплению российских позиций в туркменской нефтегазовой отрасли. В условиях обострения международной конкуренции за нефтегазовые ресурсы и маршруты их транспортировки, усложнения баланса сил и интересов в Центральной Азии России нужно искать новые стратегические решения в рамках как двусторонних, так и многосторонних схем. Только такие решения придадут прочность отношениям России с Туркменистаном и сделают устойчивыми российские позиции в туркменской нефтегазовой отрасли.

_______________________________

Статья подготовлена в рамках реализуемого под руководством Владимира Парамонова проекта по тематике «Российские нефтегазовые проекты в Центральной Азии». В каждой из статей данного цикла излагаются лишь краткие результаты отдельных частей исследования. Авторы выражают заинтересованность в публикации итоговых материалов всего исследования в виде самостоятельных информационно-аналитических докладов, а затем – книги (Postsoviet-analytics@yandex.ru).

Авторы: Владимир ПАРАМОНОВ, Олег СТОЛПОВСКИЙ, Алексей СТРОКОВ (все — Узбекистан)

Источник: Фонд стратегической культуры

Российское присутствие в нефтегазовой отрасли Туркменистана

Благодаря значительным запасам природного газа и наличию трубопроводной инфраструктуры в российском направлении, Туркменистан еще в советский период времени тесно взаимодействовал с Россией в рамках единого нефтегазового комплекса, обеспечивая поставки крупных объемов «голубого топлива». После распада СССР масштабы и интенсивность отраслевой кооперации резко снизились, а нефтегазовое взаимодействие между двумя странами приобрело принципиально новые формы и содержание.

В 90-х годах поставки туркменского природного газа в Россию осуществлялись в незначительных объемах и не на системной основе. Достижение договоренностей осложнялось отсутствием эффективной схемы взаиморасчетов и недальновидной политикой ельцинского руководства. Это вело к регулярным осложнениям в двусторонних отношениях, а также негативным образом сказывалось на состоянии нефтегазовой отрасли Туркменистана, толкая Ашхабад к поиску новых, альтернативных России партнеров.

Некоторые позитивные тенденции в российско-туркменском взаимодействии в нефтегазовой сфере стали очевидны лишь после прихода к власти в Кремле нового руководства во главе с В.Путиным. Именно тогда двухсторонним отношениям был придан динамизм, сформированы предпосылки для поиска более устойчивых схем и форматов сотрудничества. До начала мирового финансово-экономического кризиса объемы поставок туркменского газа в российском направлении устойчиво росли. С 2009 года ситуация в корне изменилась, началось резкое снижение объемов поставок, что, однако, обусловлено факторами явно выходящими за рамки двусторонних отношений.

Советский период

В советское время нефтегазовое взаимодействие между Россией (РСФСР) и Туркменистаном (Туркменской ССР) касалось в основном поставок газа с туркменских месторождений в Россию/российском направлении и координации действий по обеспечению функционирования системы магистральных трубопроводов «Средняя Азия – Центр» (САЦ). После распада Советского Союза вышеуказанная схема в целом сохранилась, однако, как мы уже сказали, значительно снизились масштабы и интенсивность самого сотрудничества (особенно в 90-х годах ХХ века).

Постсоветский период

Поставки газа. Начиная с 1993 года российский концерн «Газпром» стал регулярно блокировать транзит туркменского «голубого топлива» через систему трубопроводов САЦ. Основной причиной тому была неурегулированность контрактных соглашений между Туркменистаном и Россией по поводу поставок газа на Украину. С одной стороны, это было связано с тем, что «Газпром», выступая торговым посредником между Туркменистаном и Украиной и пользуясь своим монопольным доступом к российским газотранспортным коммуникациям, закупал туркменский газ по цене в 3-5 раз ниже, чем на европейском рынке, и затем перепродавал туркменское «голубое топливо» по более высокой цене.

С другой стороны, «Газпром» еще в начале 90-х годов столкнулся с такой сложной проблемой, как получение оплаты за газ от украинских потребителей, что мешало ему выполнять обязательства перед Туркменистаном. Украина зачастую не могла платить за газ даже низкую цену, во многих случаях предлагая бартерные схемы расчетов. Это, в свою очередь, нарушало весь алгоритм работы «Газпрома» по поставкам туркменского газа на Украину.

В этой связи у российского газового монополиста при операциях на украинском рынке возникла необходимость в посреднике, который мог бы брать на себя функции финансового и организационного обеспечения бартерных операций. Поэтому с 1994 года «Газпром» стал работать в Туркменистане в партнерстве с частной международной группой компаний (МГК) «ИТЕРА», которая долгое время и осуществляла посреднические функции финансового и организационного обеспечения поставок в Туркменистан различных видов товаров и услуг в обмен на газ. При этом «ИТЕРА» разработала многочисленные и достаточно гибкие схемы, с помощью которых доля оплаты валютой за поставленный Туркменистаном газ достигала 30%, а остальные 70% погашались поставками различного рода материально-технических ресурсов и услуг по заказам министерств и ведомств Туркменистана. Например, широкую практику получили поставки туркменского газа в обмен на продовольствие.

Однако, поскольку между Москвой и Ашхабадом не существовало межгосударственного соглашения, непосредственно касающегося взаимодействия по вопросам поставок/транзита газа, закупочная цена туркменского газа, а также имевшие место задержки платежей за газ были предметом крайне трудных переговоров и зачастую приводили к осложнению российско-туркменских отношений в целом.

Российско-туркменские «газовые споры» 90-х годов обусловили резкое снижение экспортного потока «голубого топлива» из Туркменистана и, как следствие, привели к кардинальному сокращению объемов добычи газа в республике. Многие скважины были законсервированы. По сравнению с советским периодом ежегодная добыча газа упала почти в 8 раз. Если к концу 80-х годов ХХ века в Туркменской ССР добывали почти 90 млрд. кубических метров газа ежегодно, то уже в 1998 году этот показатель составил всего лишь 12,4 млрд. кубических метров.

Положительные тенденции в российско-туркменском взаимодействии в нефтегазовой отрасли стали очевидны только лишь после прихода к власти в Кремле Владимира Путина и его команды. Договоренности, достигнутые в ходе визита президента В.Путина в Туркменистан в 2000 году (один из первых визитов нового российского руководителя в страны СНГ) и туркменского президента С.Ниязова в Россию в 2002 году, придали двухстороннему взаимодействию больший динамизм и сформировали предпосылки для подписания в 2003 году в Москве межправительственного соглашения о сотрудничестве в газовой отрасли на период до 2028 года.

Согласно данному соглашению, Туркменистан взял на себя обязательства на поставку в Россию около 1,7 трлн. кубических метров природного газа в течение 25 лет. В рамках соглашения «Газпром» (в лице своего дочернего предприятия «Газэкспорт») и «Туркменнефтегаз» заключили на тот же период долгосрочный контракт купли-продажи туркменского природного газа.

Согласно контракту, в 2004 году Туркменистан поставил в Россию 5,2 млрд. кубических метров газа, в 2005 году объем экспорта увеличился до 7 млрд., в 2006 году – до 10 млрд., в 2007 году – около 40 млрд., в 2008 году – более 47 млрд. кубических метров газа. В 2009 году «Газпром» планировал закупить в Туркменистане уже около 50 млрд. кубических метров газа (хотя эти планы реализовать не удалось в связи с последствиями мирового финансового кризиса и возникшими проблемами в российско-туркменском нефтегазовом сотрудничестве).

Новые направления сотрудничества. По мере увеличения объемов добычи газа в Туркменистане и, соответственно, роста объемов экспорта туркменского «голубого топлива» в Россию/российском направлении «Газпром» и в целом РФ стали проявлять заинтересованность в модернизации и увеличении пропускной способности имеющейся газотранспортной инфраструктуры, а также строительстве новых трубопроводов. Причем строительные проекты тесно увязывались Москвой с задачей не допустить появления альтернативных путей транспортировки углеводородов из Центральной Азии.

Кроме того, компании из России (в первую очередь, «Газпром», «ИТЕРА», ЛУКОЙЛ», «Стройтрансгаз») пытались получить возможность участия в добычных проектах в Туркменистане. Однако пока только лишь «ИТЕРА» допущена к разработке туркменских углеводородных месторождений. Данная коммерческая структура имеет в Туркменистане очевидные преимущества, так как успешно работает в стране еще с 1994 года и владеет активами в самых различных секторах экономики Туркменистана (не только в нефтегазовой сфере).

* * *

В целом реальные масштабы проектно-инвестиционной деятельности России и российских компаний в нефтегазовой отрасли Туркменистана пока крайне малы. По имеющимся данным, объем российских инвестиций составляет максимум всего лишь несколько десятков миллионов долларов. В соответствии с соглашением от 2003 года основные финансовые ресурсы направлены на поставку из России технологического оборудования для газовой отрасли Туркменистана, реабилитацию и модернизацию газопроводов, компрессорных и газораспределительных станций и т.п.

Столь низкая финансовая активность РФ и российских компаний во многом объясняется тем, что добыча углеводородов в Туркменистане и в первую очередь на суше контролируется государством. Для иностранных инвесторов в основном доступно освоение шельфовых месторождений на туркменском участке Каспийского моря на условиях СРП. Готовность же российских компаний принимать участие в проектах на морском шельфе пока крайне невысока. Одной из причин этого является то, что интересующие Россию и российский бизнес шельфовые месторождения углеводородов расположены вблизи туркмено-иранской морской границы. Статус Каспийского моря пока не определен, а Иран настаивает на увеличении своего сектора. Более того, освоение морских месторождений технологически более сложно, чем на суше, и требует дополнительных инвестиций.

В итоге, несмотря на достаточно высокий интерес Москвы к углеводородным ресурсам Туркменистана, а также тот очевидный факт, что российское направление в силу ряда инфраструктурных факторов остается ключевым в плане экспорта/транзита туркменского газа, все это пока так и не привело к укреплению российских позиций в туркменской нефтегазовой отрасли. В условиях обострения международной конкуренции за нефтегазовые ресурсы и маршруты их транспортировки, усложнения баланса сил и интересов в Центральной Азии России нужно искать новые стратегические решения в рамках как двусторонних, так и многосторонних схем. Только такие решения придадут прочность отношениям России с Туркменистаном и сделают устойчивыми российские позиции в туркменской нефтегазовой отрасли.

Владимир ПАРАМОНОВ (Узбекистан), Олег СТОЛПОВСКИЙ (Узбекистан), Алексей СТРОКОВ (Узбекистан)

Источник: Фонд стратегической культуры

Европа накрепко привязывает к себе «Газпром», лишая его возможности маневра в выборе путей доставки

В ходе церемонии сварки первого стыка морского газопровода «Северный поток», состоявшейся 9 апреля, российский президент Дмитрий Медведев сделал любопытное признание. «Если честно, — сказал он, — мне казалось, что экологические согласования никогда не закончатся». Ранее никто из официальный лиц ни в политическом руководстве, ни в «Газпроме» не выражал сомнений в том, что «Северный поток» будет реализован.

На иных уровнях скептиков было немало. В поддержку точки зрения о том, что ЕС никогда не разрешит «Газпрому» строить «Северный поток», приводилось множество аргументов: Европа и так страдает от избыточной зависимости от российского газа; Германия не захочет портить отношения с Польшей; Швеция не потерпит угрозы для своей национальной безопасности, и т.д.

В действительности, базовый аргумент при рассмотрении судьбы трубопроводов очень прост: если производитель товара намерен построить новый канал для доставки своей продукции на рынок за собственный счет, потребителю от этого всегда выигрывает. Вопрос лишь в том, как создать у производителя ощущение, что получение разрешения на прокладку трубопровода является для него большой удачей, чтобы получить наиболее привлекательные условия поставки.

Европе это в целом удалось. «Газпром» согласился оплачивать пользование «Северным потоком» на условиях take or pay на общую сумму в $24 млрд евро. Это значит, что как бы ни сложилась конъюнктура на газовом рынке, отказаться от полной загрузки «Северного потока» «Газпром» не сможет. Даже если Белоруссия и Украина предложат ему полностью выкупить свои ГТС и пользоваться ими в свое удовольствие.

Не удивительно, что число желающих участвовать в проекте на таких привлекательных условиях множится: кроме E.ON, Wintershall и Gasunie, акционером «Северного потока» хочет стать GDF Suez. Можно предположить, что если «Газпром» даст такие же гарантии «Южному потоку», то и с согласованием этого проекта все будет хорошо, а число его акционеров будет расти, несмотря на проблемы в отношениях с ENI.

Но нужны ли такие гарантии самому «Газпрому»? Обходные проекты задумывались для диверсификации путей доставки газа на европейские рынки. А сейчас Европа накрепко привязывает к себе «Газпром», лишая его возможности маневра в выборе путей доставки газа и тем самым усиливая позиции потребителей в конечных точках трубопроводов. Как говорится, за что боролись…

Источник: RusEnergy

Альтернатива Nabucco: Румыния станет перевалочной базой для поставок каспийского газа в Европу

В Бухаресте во вторник между Азербайджаном, Грузией и Румынией подписано соглашение о сотрудничестве в сфере газовых поставок. Согласно документу, Азербайджан начнет поставлять в Румынию сжиженный газ через территорию Грузии. Подписи под документом поставили главы Министерства экономики, торговли и бизнес-среды Румынии, Министерства промышленности и энергетики Азербайджана и Министерства энергетики Грузии.

В рамках проекта планируется построить завод по сжижению природного газа, а также терминал в Грузии и румынском порту на Черном море Констанца. Общая стоимость проекта оценивается в 2–4 млрд. евро. За период реализации соглашения Румыния должна получить 7 млрд. куб. м газа. В будущем возможно увеличение поставок до 20 млрд. куб. м.

Как заявил журналистам министр экономики Румынии Адриан Видеану, этот проект может быть реализован быстрее, чем проект газопровода Nabucco. Переговоры между Румынией и Азербайджаном о сотрудничестве в газовой сфере ведутся давно. Как уже писала «НГ», в конце 2009 года президент Госнефтекомпании Азербайджана (ГНКАР) Ровнаг Абдуллаев заявил о возможности строительства СПГ-терминала (терминал по перевалке природного газа. – «НГ») в грузинском порту Кулеви, собственником которого является ГНКАР. Тогда же он отметил, что в Кулеви достаточно места для сооружения как завода по сжижению газа, так и терминала. А в начале текущего года министр промышленности и энергетики Азербайджана Натик Алиев заявил, что Баку получил от Румынии предложение о поставке газа в эту страну транзитом через Грузию.

Напомним, что подписанное в Бухаресте соглашение – не единственный проект, по которому идут обсуждения. Сегодня в повестку дня включены также проекты «Белый поток» (White Stream) и Nabucco. Как уже писала «НГ», «Белый поток» был предложен два года назад Украиной Евросоюзу. Для реализации этого проекта даже создан международный консорциум «Грузия–Украина–Европейский союз» – GUEU, White Stream Pipeline Company. Согласно проекту, предусматривающему диверсификацию поставок энергоносителей в Украину и ЕС, азербайджанский, туркменский и казахстанский газ должен поступать из Каспийского региона в Европу по маршруту через Азербайджан в грузинский порт Супса, а затем по дну Черного моря в Центральную и Восточную Европу.

«Белый поток» сразу вызвал оживленную дискуссию в Европе, потребности которой в природном газе, по прогнозам экспертов, через 20 лет возрастут примерно на 250 млрд. куб. м. По задумке инициаторов проекта, мощность трубопровода «Белый поток» должна составить 32 млрд. куб. м газа в год.

Что же касается Nabucco, то он хоть и считается приоритетным для Европы проектом, тем не менее на пути его реализации постоянно возникают какие-то преграды.

«Все эти проекты нужны Европе для диверсификации маршрутов поставок газа с целью обеспечения своей энергетической безопасности», – заявил «НГ» руководитель Центра нефтяных исследований Азербайджана Ильхам Шабан. По его словам, Азербайджан также имеет виды на европейский рынок и потому оказывает политическую поддержку этим проектам.

Об этом пишет «Независимая газета», как передает www.centrasia.ru.