Ашхабад пустил с молотка газовый шельф

Независимая: Крупнейшие мировые энергетические компании готовятся вступить в борьбу за месторождения Каспия. Marathon Oil Corporation и Chevron в ходе инвестиционного форума, который состоится 15–17 октября в Ашхабаде, представят президенту Туркмении Гурбангулы Бердымухамедову пакет предложений по реализации в стране проектов в нефтегазовой сфере.Как ранее писала «НГ», Гурбангулы Бердымухамедов пригласил американских инвесторов разрабатывать углеводородные месторождения Каспия. В ходе упомянутого инвестиционного форума в октябре будет проведен международный тендер на 32 лицензионных туркменских блока каспийского шельфа. На предложение туркменского главы уже отозвались ведущие компании Exxon Mobil, International SA, Chevron, Marathon, KBR & Parker Drilling и другие.

Согласно оценкам американской геофизической компании Western Geco, запасы туркменского сектора шельфа Каспия составляют 11 млрд. тонн нефти и 5,5 трлн. куб. м газа. И это без учета уже ранее законтрактованных блоков компаниями Малайзии и Южной Кореи. Не так давно лицензию получили еще две компании – на разработку 21-го блока российская ИТЕРА и 23-го – немецкая компания RWE, которая, кстати, является одним из участников проекта Nabucco. По словам пресс-секретаря немецкой компании Уве-Штефана Лагиса, если предположения об имеющихся на блоке запасах газа или нефти подтвердятся, то концерн RWE получит лицензию на промышленную эксплуатацию месторождения сроком от 20 лет, а добытый газ будет использован для трубопровода Nabucco. По мнению экспертов, примеру RWE могут последовать американские компании и поставлять добытый на шельфе газ в трубопровод Nabucco.

«Такая политика отвечает сегодня интересам Евросоюза и США. Делается все, чтобы мировые энергетические компании активнее начали действовать в туркменском направлении. Впрочем, это отвечает интересам Ашхабада, который никак не возобновит поставки газа в Россию», – сказал «НГ» директор программ по России и СНГ германского совета по внешней политике Александр Рар. Президента Бердымухамедова в ноябре ждут с визитом в Италии и Франции, где, не исключает политолог, ему будут сделаны интересные предложения. Как известно, для наполнения трубопровода Nabucco недостаточно только азербайджанского газа. В этой связи Евросоюз главную роль поставщика энергоресурсов отводит Ашхабаду и обещает при этом «связать Туркмению и Азербайджан» – то есть не исключено, что ЕС предложит свой вариант решения вопроса урегулирования спорных месторождений с Баку.

«США на каспийском поле работают в связке с Европейским союзом, с тем чтобы снизить монопольную транспортную зависимость от России и продавать газ на Запад, даже несмотря на экономические издержки», – сказал «НГ» Александр Рар.

Ашхабад, понимая свое энергетическое значение, начинает играть по-крупному. Выступая на 64-й Генеральной Ассамблее ООН, Бердымухамедов заявил о целесообразности создания под эгидой ООН экспертной группы для выработки международно-правовых норм, регулирующих отношения в энергетической сфере. В первую очередь в сфере урегулирования спорных вопросов на Каспии. Госсекретарь США Хиллари Клинтон поддержала туркменского президента и предложила проводить в Ашхабаде и Вашингтоне регулярные консультации по актуальным вопросам политики и энергетики.

Кроме энергетического сотрудничества Америка пытается вовлечь Туркмению в реализацию своей политики на афганском направлении. США готовятся к расширению операции в Афганистане. По сообщению EurasiaNet, Пентагон разрабатывает планы по возможной дислокации элитных частей специального назначения в центральноазиатских государствах. Туркмения, несмотря на ее нейтральный статус, не исключение. «Американцы сейчас рассматривают возможности размещения запасных аэродромов. Расположенная между Ираном и Афганистаном Туркмения является идеальным форпостом для американского влияния в Центрально-Азиатском регионе», – сказал «НГ» Александр Рар.  Виктория Панфилова

Транскаспийскому газопроводу наметили путь

Netftegaz: «Проект прокладки газопровода по дну Каспия, с восточного берега в Азербайджан – Транскаспийский газопровод, наиболее реальный путь транспортировки среднеазиатского газа на западные рынки». Об этом заявил на встрече с журналистами старший научный сотрудник Карлтонского университета, известный эксперт по евразийской политике профессор Роберт Катлер.
Он отметил, что два других маршрута прокладки газопровода от среднеазиатских месторождений в Азербайджан и далее в «Набукко» по разным причинам не осуществимы. «Западные страны не поддерживают вариант прокладки трубопровода через территорию Ирана. А через территорию России не хочет Туркменистан, который намерен диверсифицировать свои маршруты экспорта газа», сказал эксперт.
Остается Транскапийский газопровод, который может получить политическую и экономическую поддержку.

Казахстан на пути к большой нефти. Транскаспийский проект станет одним из сегментов Казахстанской каспийской системы транспортировки

Казахстан на пути к большой нефти

Независимая: Казахстан и Азербайджан создают совместную нефтетранспортную систему в обход России. Соглашение о сотрудничестве будет подписано в ходе визита президента Нурсултана Назарбаева в Баку 2 октября.Казахстанская нефтяная компания «КазМунайГаз» и Государственная нефтяная компания Азербайджана (ГКАР) создадут совместное предприятие, которое займется строительством Транскаспийской нефтетранспортной системы. Об этом сообщил журналистам в пятницу глава «КазМунайГаза» Каиргельды Кабылдин. По новому трубопроводу нефть будет поставляться из Казахстана в Азербайджан для дальнейшего экспорта в Турцию. Россия в этом проекте участвовать не будет. Он уточнил, что соглашение станет очередным этапом реализации договора, который был подписан двумя компаниями в 2006 году. Ранее исполнительный директор по транспортировке «КазМунайГаз» Арман Дарбаев сообщил, что компания уже создала специальную «дочку», которая войдет в состав СП с ГНКАР по Транскаспийскому проекту.Казахстанская нефть с Кашаганского месторождения будет поставляться танкерами в нефтеналивной порт в Азербайджане, откуда по нефтепроводу Баку–Тбилиси–Джейхан в Турцию. Для этого потребуется строительство дополнительного нефтепровода на территории Казахстана Ескене–Курык протяженностью 730 км. Кроме того, будет создана Транскаспийская система транспортировки, включающая нефтяной терминал в казахстанском Курыке и терминал в Баку, а также соединительный трубопровод до нефтепровода Баку–Тбилиси–Джейхан. Рассматриваются два варианта – реконструкция имеющегося трубопровода Баку–Супса или строительство нового. «Мы изучаем возможности старого трубопровода Баку–Супс, и, если надо будет, нового трубопровода до Черного моря», – пояснил на пресс-конференции в Астане президент ГНКАР Ровнаг Абдуллаев.Глава ассоциации KazEnergy Тимур Кулибаев заявил, что Транскаспийский проект станет одним из сегментов Казахстанской каспийской системы транспортировки (ККСТ), которая позволит Казахстану диверсифицировать маршруты поставки нефти, направляя ее в зависимости от конъюнктуры в Баку, российские или иранские порты. По его словам, Казахстан будет поэтапно выходить на экспорт «большой нефти». «Первая фаза составит до 50 миллионов тонн в год. Для этого нужен надежный маршрут», – сказал Кулибаев в ходе проведения IV Евразийского энергетического форума. О стоимости проекта Кулибаев предпочел не распространяться. «О мощности и инвестициях пока рано говорить. Эксперты должны прийти к точным цифрам», – сказал он. Однако ранее уже называлась стартовая цена строительства Транскаспийской системы – 3 млрд. долл. Примечательно, что при планировании рассматривались два варианта экспорта казахстанской нефти – по трубе по дну Каспия и танкерами по морю. Остановились на втором. Поскольку неурегулированность правового статуса Каспия не позволяет проводить строительные работы без согласия всех пяти прикаспийских государств. Кроме того, Иран и Россия выступают категорически против строительства новой трубы.

Эксперты называют этот проект политическим. Как известно, Нурсултан Назарбаев не раз заявлял, что он против любых политических проектов в энергетике. По мнению азербайджанского политолога Ильгара Велизаде, «Европейский союз стремится принудить Казахстан, который в будущем году становится председателем ОБСЕ, к диверсификации энергетических маршрутов в целях ослабления своей зависимости от России, которая в настоящее время контролирует магистральные трубопроводы в регионе экспорта». «Если и состоится подписание соглашения, то оно будет политическим, поскольку экономическая составляющая менее ощутима», – сказал «НГ» Велизаде.

Директор казахстанской Группы оценки рисков Досым Сатпаев также полагает, что проект с Азербайджаном не станет серьезной альтернативой Каспийскому трубопроводному консорциуму (КТК) или нефтепроводу Западный Казахстан – Западный Китай. «Объемы поставок нефти по этим двум трубопроводам не идут ни в какое сравнение. По КТК ожидается расширение экспорта нефти до 67 миллионов тонн в год, в Китай – до 40 миллионов тонн нефти, тогда как в Азербайджан танкерами смогут доставить около 7 миллионов тонн в год», – сказал «НГ» Сатпаев. Казахстан, по его мнению, привлекают на перспективу. Он также отметил и существующие экономические риски, связанные с нестабильностью в Кавказском регионе. «США и Европа убеждают Астану подключиться к этому проекту. Казахстан сделал реверанс, показав что он в какой-то степени сторонник альтернативных проектов. Но не намерен направить свои энергетические потоки в обход России», – сказал казахстанский эксперт. Панфилова Виктория

Приглашение на Каспий. США главную роль поставщика энергоресурсов отводят Туркмении

Приглашение на Каспий

Независимая: Госсекретарь США Хиллари Клинтон признала Туркмению региональным лидером в вопросах международных поставок энергоносителей и сохранения безопасности на Каспии. В Нью-Йорке во вторник в ходе встречи с туркменским президентом Гурбангулы Бердымухамедовым она предложила помощь в строительстве новых трубопроводов и последующей продаже газа. В ответ он призвал американские компании не ограничиваться газом и приступить к разработке нефтяных месторождений Туркмении.Президент Туркмении Гурбангулы Бердымухамедов отметил, что его страна, обладающая огромными запасами углеводородов, выступает за диверсификацию поставок и за создание многовариантной инфраструктуры трубопроводов. Тем более что, согласно заявленным амбициозным планам, Туркмения намерена к 2030 году довести годовую добычу природного газа до 250 млрд. куб. м, нефти – до 110 млн. т.Для реализации такого количества углеводородного сырья Туркмении потребуются новые трубопроводы. Реально действующих, которые обеспечивают прокачку голубого топлива, у республики пока два: Средняя Азия – Центр (САЦ-4) в Россию мощностью 40 млрд. куб. и на Иран – 8 млрд. куб. При этом российское направление после аварии 9 апреля на трубопроводе САЦ-4 остается замороженным. Поставки топлива по этой нитке, как сообщил 18 сентября в ходе заседания кабинета министров глава государства, будут возобновлены в ближайшее время. «Россия является для нас давним стратегическим партнером. Мы и в дальнейшем будем укреплять и развивать наше сотрудничество»,– заявил Бердымухамедов. С другой стороны, он постоянно заявляет о многовекторной энергетической политике, предпочитая не складывать все яйца в одну корзину.

К пуску готовятся еще два строящихся трубопровода. На 15 декабря намечено открытие китайской ветки. Вчера в Нью-Йорке Бердымухамедов пригласил китайского лидера Ху Цзиньтао на торжественную церемонию. Ранее аналогичное приглашение получил президент Ирана Махмуд Ахмадинежад. Еще один трубопровод – Довлетабат–Серахс–Хангрен – мощностью 12 млрд. куб. м планируется ввести в строй 20 декабря.

В плане разработки новые месторождения Яшлар-Йолотаньской зоны, в Центральных Каракумах, Гараджаовлакской группы, на правобережье Амударьи, а также месторождение Гуррукбиль. Одновременно ведутся консультации по строительству трубы Туркмения–Афганистан–Пакистан–Индия и Nabucco. Именно эти два направления лоббируют США. Однако их реализация сопряжена с рядом трудностей. На афганском направлении ситуация далека от стабильной. Что же касается проекта Nabucco, то до сих пор не удалось определить его ресурсную базу.

В концерне говорят в общем о странах Каспийского бассейна и Среднего Востока, не конкретизируя имена партнеров. США главную роль поставщика энергоресурсов отводят Туркмении. Но для этого необходима прокладка другого трубопровода – Транскаспийского – по дну Каспия, статус которого до сих пор не определен. Иран настаивает на разделе Каспия на пять равных частей, что противоречит интересам остальных прикаспийских стран. Но основные разногласия – между Ашхабадом и Баку. Они оспаривают ряд месторождений: Сердар, Осман и Хазар (Кяпаз, Чираг и Азери – в азербайджанской топонимике соответственно). Вялотекущий спор между ними длится около 10 лет. Однако в последнее время отношения обострились. В августе нынешнего года Туркмения обвинила Азербайджан в посягательстве на спорные месторождения, заявив, что Баку в одностороннем порядке ведет их разработку, и подала иск в Международный арбитражный суд. Как сказал «НГ» источник в туркменском дипломатическом ведомстве, «пока мы будем спорить, Азербайджан успеет выкачать из месторождения углеводородное сырье».

Случайно или нет, но в это же время Бердымухамедов заявил о создании на Каспии национальной военно-морской базы и танкерного флота. Нефтяной экспорт страны хотя и не является основным, но, по оценке Bloomberg, составляет до 32% экспортных ее доходов. На встрече с Клинтон Бердымухамедов отметил, что «Туркмения готова активно сотрудничать с американскими компаниями на туркменском шельфе Каспия, по нефтедобыче и нефтепереработке и по другим направлениям».

По мнению эксперта российского Института стратегических исследований Аждара Куртова, туркменский шельф Каспия недостаточно изучен. «Прежде чем говорить о серьезных проектах на шельфе, нужно произвести геологоразведку. Сегодня там ведут работу малайзийская и корейские компании. Не исключено, что нефти там немного», – сказал «НГ» Куртов. Он напомнил, что в российском, казахстанском и азербайджанских секторах были случаи, когда крупнейшие национальные компании разрывали контракты из-за отсутствия сырья.

Что же касается закупки танкеров, то, как заметил Куртов, «понять экономическую целесообразность этого трудно». Поскольку всю добываемую в Туркмении нефть можно перерабатывать на местных заводах. «Но, возможно, что по условиям договора с зарубежными компаниями, которые разрабатывают шельф, иностранная компания вольна распоряжаться добытой сырой нефтью сама. Это означает, что компания может задействовать своповские операции. То есть поставлять нефть танкерами в Иран. Поскольку строить трубу, с одной стороны, нецелесообразно, с другой – невозможно по политическим соображениям».

В целом, по мнению российского эксперта, сейчас главная задача США – вовлечение Туркмении в реализацию своей политики на афганском направлении, а вовсе не защита ее интересов на Каспии. Американцам пока не удается получить согласие Бердымухамедова на создание полноценной военной базы, способной перебрасывать в Афганистан наряду с гуманитарными и военные грузы – мешает нейтральный статус Туркмении.  Панфилова Виктория

Насколько реалистична американская перекройка границ в Азии?

 Геополитика: Американцы любят, время от времени, удивить обывателей и консервативных политиков в различных регионах мира, какими-либо радикальными предложениями по перекройке государственных границ, по созданию новых государств и прочими геополитическими кроссвордами Вместе с тем, данный геополитический радикализм характерен для США, которые сыграли известную роль в разрушении колониальных империй Британии и Франции, а также, советского государства. Для растущей экономики США нужны были более обширные рынки, а имперская организация пространства, которое сложилось в 19 и 20 веках, никак не устраивала американцев. Замыслы и планы по перекройке границ и по созданию новых государств не являются самоцелью в политике США. Когда имеющиеся границы соответствуют американским интересам, они охотно защищают статус-кво. Но они не спешат с приложением усилий, когда существующие границы тормозят развертывание их стратегии, когда, все еще, не созрели условия для радикального вмешательства и ревизии сложившихся реалий. 
Такие задачи, как изменение геополитической конфигурация весьма опасная и проблемная задача, даже для супер-державы. Вместе с тем, после событий последнего десятилетия на Балканах и в Ираке, невозможно отрицать, что в США не ведутся разработки по кардинальной ревизии государственных границ в ряде стран. Дело не в тех провокационных публикациях, которые возникают, в связи с различными событиями, и представляют собой, скорее разведывательные способы изучения обстановки и популярности тех или иных идей, а в формировании нового «поля» геополитического сознания. Данные тиражированные тезисы, преподнесенные ненарочито, как бы отстраненно от актуальных событий, создают впечатление глубокой проработанности данных проектов, готовности США осуществить эти планы, и тем самым, становятся рычагами сильного шантажа отдельных государств и целых регионов. 
Так или иначе, в результате небольших публикаций, приводятся в движение страны, народы, общества и политические группировки. Американские политологи и политические проектировщики, независимо от идеологических предпочтений, в значительной мере, воспринимают современный мир, как все еще продолжающуюся разваливаться колониальную систему, которая подлежит дальнейшей фрагментации. 
Данные взгляды всячески продвигают, так называемые, неоконсерваторы, что поддерживается теми или иными группами аналитиками и политологами либерального, и в особенности лево-либерального толка. В стенах таких непохожих друг на друга «Американского Института Предпринимательства» и «Карнеги», а также Фонда «Наследия» и Фонда «Новая Америка», можно услышать, по существу, одни и те же высказывания, — «Почему европейские колониальные империи развалились, и это считается положительным в политической истории, а средние и малые империи Азии продолжают существовать, тогда, как они представляют собой тирании, подавляющие свободу, унижающие достоинство различных дискриминированных народов».
Данным различным, по взглядам и предпочтениям, политологам и проектантам, весьма импонирует одно из выражений, принадлежащих правым националистическим деятелям Центральной и Восточной Европы – «Человек не может быть свободным, если его нация не свободна». То есть, для достижения целей и успешного осуществления задач, американцы готовы воспользоваться, практически, любыми идеологическими выкладками, конечно там, где это необходимо, тем более, что планы геополитической ревизии индифферентны к политической идеологии. 
Данные планы сопряжены с весьма существенными и значимыми процессами в Азии, где Британская империя провела совершенно не адекватные государственные границы, что привело к жесткой дискриминации многих народов, этнических и религиозных групп. В настоящее время, при последовательном выстраиванию различных моделей решения этнических и региональных проблем Европейским Союзом, в Азии десятки народов и этносов продолжают находиться в состоянии угнетения, религиозной, социальной, лингвистической дискриминации. В отдельных случаях, это многомиллионные народы, занимающие обширные территории, проживая довольно компактно и контролирующие стратегически важные территории, геополитические точки и сырьевые источники мирового значения. 
Конечно же, эти народы объективно становятся союзниками США и их партнеров, которые, также, заинтересованы в перекройке границ. Три крупнейших проекта США – Югославия, Ирак и Афганистан, связаны не только с решением сырьевых и коммуникационных задач, но и непосредственно связаны с концептуальными планами перекройки границ, и созданием новых государств. Более того, видимо, любой аналогичный проект, связанный с масштабным военным вмешательством, имеет отношение к данным задачам. Постепенно, не акцентируя внимание на данной геополитической идеологии, США подводят данные страны и регионы, а также, мировые элиты, к мысли, что решение данных проблем, утверждение стабильности и безопасности, успешное развитие и установлении более-менее демократических режимов, возможно, только при ревизии государственных границ и создании новых государств.
«Классическими» примерами таких решений являются Косово и Курдистан. Это и разные и, одновременно, схожие проблемы, и американцы, проведя эксперименты, накопили немалый опыт. США не в состоянии завести данный процесс не только в мировом, но даже и в региональном формате, тем более, что большинство данных проблем и кандидатов на создание новых государств, расположено в глубине континента, где действия американцев и британцев затруднительны, что, кстати, и обусловлено намерениями создать новых и надежных партнеров. 
Война в Ираке и последующие события показали, что создание курдского государства стало реальностью, что приведет к новым линиям поведения большинства государств Ближнего Востока. Курдский проект уже более 20 лет находится в фокусе американской политической аналитики, при подаче этого проекта со стороны Израиля. Уже давно Израиль из страны, которая обеспечивает определенные задачи США в регионе, стал страной, нуждающийся в обеспечении безопасности. США нужен новый «Израиль» в регионе, и Курдистан призван обеспечить решение этой задачи. 
Крупные государства, которые после длительного периода тесного партнерства с США, изменили свои приоритеты, став либо откровенными противниками, либо ненадежными партнерами для них, должны быть фрагментированы и принципиально ослаблены. Это, прежде всего, Ирак, Турция и Иран, хотя эти три страны очень различны и американские подходы к ним выглядят, иногда, парадоксально. Осуществить силовые действия против столь крупных государств проблематично, связано с высокими рисками и непредсказуемыми процессами. Кроме того, после истории с Ираком, США все труднее будет доказывать легитимность силовых действий.

Поэтому, ожидается осуществление стратегической задачи – фрагментации этих государств. Как ни странно, США, пока не решаются усилить политику геополитической ревизии в отношении своего злейшего врага Ирана, так, как американский истеблишмент, все еще надеется на возможность урегулирования отношений с этой страной. Кроме того, проведение политики перекройки границ, одновременно, в отношении Ирана и Турции, практически, невозможно. В Вашингтоне очень хорошо понимают, что какая бы страна из этих двух не стала объектом данной политики территориального раскола, другая – непременно поддержит этот процесс, учитывая историческое соперничество между ними. Но, так, как, по мнению американцев, Турция более созрела для раскола страны, целесообразно начать с нее. Турция перестала быть надежным партнером США, она становится весьма опасной и бесполезной для американской стратегии, и, соответственно, обречена на трудные времена. 
В отличие от Турции, Иран не имеет масштабных региональных экспансионистских амбиций, и его возможности, в сравнении с турецкими, в регионах, несравненно более скромные. Если отбросить такой миф, как ядерная угроза, то Иран не представляет собой существенную угрозу для интересов США в среднесрочной перспективе. Кроме того, Иран, является надежным поставщиком нефти и газа на мировой рынок, может в будущем стать партнером США и их партнера Великобритании в регионах Ближнего Востока и Центральной Азии. В этом и заключается некоторая парадоксальность в отношении США к Турции и Ирану на данном этапе. Являясь членом НАТО и давним подчиненным партнером США, Турция в последнее время, демонстрирует способность входить в некие обозначенные альянсы с Россией, а также, склона выполнять желания Европейского Союза, что не всегда устраивает США. Вместе с тем, несомненно, будет активизирована политика геополитического блокирования Ирана, что должно быть совмещено с ограничениями позиций России. 
Находясь в исследовательских институтах и центрах США, в соответствующих отделах, занимающихся региональной политикой, можно обнаружить немало довольно любопытных политических карт, которые выполнены своеобразным способом. Особенно оригинальны данные карты в Аналитической службе Конгресса США и в Центре стратегических и международных исследований, Вашингтонского института стратегических исследований, то есть исследовательских учреждения, интегрированных в американскую администрацию. На данных картах обозначены значительные изменения границ многих государств Передней Азии и других регионов. Видимо, имеется обширная программа ревизии госграниц. Можно привести немало примеров таких политико-географических импровизаций, которые, могут показаться странными, если придерживаться «классических канонов» американской внешней политики, и стереотипному восприятию интересов США.  
 

Турция представляется разделенной на три части – Курдистан (на большей части территории Восточной Анатолии), Эгейскую республику, включающую в себя пятую часть нынешней территории Турции, а также, Анатолийскую республику, которая будет устроена, как федерация различных этно-религиозных образований, где большое место занимают шиитские общины.  
 

Наиболее длительную историю имеют карты Грузии, где давно нет двух ее бывших провинций – Абхазии и Южной Осетии. Имеются некоторые тексты, которые уже много лет задействованы в американской администрации, относительно «компактного грузинского государства». Территория Грузии выглядит заметно урезанной, при этом, Батуми находится под неким международным контролем, а Абхазия входит в конфедерацию черкесских народов, то есть народов Западного Кавказа. 
На Востоке Кавказа существует Вайнахско-Аварская республика, и все эти государственные образования ассоциированы с Грузией. Границы Армении охватывают довольно значительную территорию, но совершенно неестественным образом, никак не соответствующим представлениям армян об их исторической родине. Иран представлен, как федерация различных образований, куда входит и нынешняя Азербайджанская республика, урезанная с трех сторон. 
Представления данных проектировщиков о будущих государственных границах в Центральной Азии объясняют интересы и намерения США в этом регионе. Видимо, США опасаются создания объединенного таджикского государства, находящегося под сильным влиянием Ирана. Вообще, американцы, заметно обеспокоены возможным усилением влияния таджиков в Афганистане, при помощи Ирана. Скорее всего, именно этим, вызваны их представления о создании объединенного узбекско-таджикского государства, где таджики не будут в состоянии проводить самостоятельную политику. В целом, в Центральной Азии делается ставка на Узбекистан, как государство, способное, при внешней поддержке, противостоять влиянию России, Китая и Ирана. По одной из версии, в унии с данным Узбекско-Таджикским государством находится Киргизстан, что, видимо, обеспечивало бы исключение сильного влияния России на эту страну. Как ни странно, предполагается отделение от Казахстана северных областей и передача их России, что, опять же, приводило бы к уменьшению влияния России на регион. Вместе с тем, предполагается, что со временем, влияние России в Центральной Азии будет спадать, и главной стратегической задачей станет сдерживание экспансии Китая. 
Представляется, что Афганистан не рассматривается, как страна Центральной Азии, а ему скорее отводится роль страны Южной Азии, геоэкономически и геополитически интегрированной в Индостанские реалии. Афганистан мыслиться, как сильно децентрализованная федерация, состоящая из большого пуштунского государства, включающего обширные территории нынешнего Пакистана, населенного пуштунами, а также, южного Афганистана, играющего роль маргинального массива между Южной Азией, Ираном, Китаем и Центральной Азии. Вообще, идея федерализации нынешних унитарных государств привлекает американских проектантов. 
 

Становится понятным, что США никак не устраивают нынешние границы Украины, которые охватывают многомиллионные области, населенные русскими и украинским суб-этносом. США совершенно не заинтересованы в нахождении в составе Украины ее Юго-Восточных областей. Американцы крайне заинтересованы в сохранении контроля Украины над Крымом и Черноморским побережьем, но не этих индустриальных областей. В Вашингтоне понимают, что надежным партнером и союзником США может быть только сильно «украинизированная» Украина, которая проводила бы политику, независимую от своей «Вандеи». Данное геополитическое проектирование дошло до того, что высокопоставленный чиновник украинского происхождения, из администрации Дж.Буша, Пола Добрянски, возмущалась «этими возмутительными фантазиями», называя эти проекты «авантюрами». 
 

Возможно, что все это проектирование, действительно, авантюры, которые не стоит воспринимать серьезным образом, и учитывать, как ориентиры американской политики. Возможно, авантюрами являются какие-то определенные выкладки и схемы. Но, невозможно, не видеть, что геополитическая ревизия стала частью актуальной политики США в отношении регионов. «Британские» границы, установленные несколько десятилетий назад по всей Передней и Южной Азии, уже не удовлетворяют в части реализации актуальных стратегий и подлежат изменению, тем более, что сама Великобритания пытается, в какой-то мере, участвовать в этой масштабной ревизии. Данная политика актуализирована и наиболее выпукло представлена на Ближнем Востоке и в Восточной Европе, так, как в этих регионах осуществляется наиболее активная политика, направленная на закрепление новых позиций, решении энергетических и коммуникационных проблем. Но, уже проявляются аналогичные намерения США в Латинской Америке, прежде всего, в Боливии. В этом регионе имеется подзабытый, но классический пример – создание республики Панамы на территории, отторгнутой от Колумбии, при непосредственном участии США. Принимая во внимание, что уже сейчас начинается новая геополитическая и геоэкономическая борьба между США и Китаем в Африке и в Юго-Восточной Азии, возможны геополитические ревизии и в этих регионах.  
Конечно, идеология перекройки границ, непосредственно связана со взглядами неоконсерваторов. Но нельзя не отметить и усиливающиеся скептические настроения в аналитическом сообществе США, по поводу способности США проводить эффективную политику в некоторых регионах. Переосмысление внешней политики США, которое произошло в процессе формирования новой администрации после президентских выборов уже 2004 года, заключается в отказе от неоконсервативной доктрины, как самоцели во внешней политике и подчинение задач, разработанных неоконсерваторов новой стратегической доктрине США, заключающейся в создании глобального контроля, что включает создание нового мирового порядка. 
Создание американских баз в государствах с крайними авторитарными режимами, использование любых, даже радикальных политических сил в организации государственных переворотов, говорит об усилении принципов «реальной политики». Президент «Совета по внешней политике» Ричард Хаасс считает, что США встали перед перспективой полного ухода из Ближнего Востока, где складываются могучие региональные макродержавы, в том числе Иран, которые заинтересованы в уходе Западного мира из региона, в утверждении новых правил использования энерго-ресурсов. Важным обстоятельством, по Р.Хаасу, является то, что нынешние правящие режимы в арабских государствах более не способны управлять прежними методами, все более уступают политическое «поле» исламским элитам. Причем, так называемые арабские социалистические идеологии, практически, сошли на нет и, также, уступили место исламистам. По мнению Р.Хааса, попытки перекроить карту региона, может быть и удастся осуществить, но это не приведет к сохранению военно-политического присутствия США, а только еще более усложнит ситуацию. 
По его мнению, уже сейчас выявляются перспективы сокращения присутствия США и ничего не может предотвратить эту тенденцию. (Новый Ближний Восток («Foreign Affairs», США) Ричард Н. Хаасс ( Richard N. Haass), 08 ноября 2006).

К этому добавим, что американские эксперты по вопросам Ближнего Востока, например, Джуди Киппер, Джон Чарбенкс, Этнони Кордесман, Денис Росс и Ричард Хаас (в приватных беседах) нисколько не отрицали то, что именно политика США, во многом способствовала, заметному ослаблению тех авторитарных режимов в арабских государствах, которые десятилетия успешно сотрудничали с США. Имеется в виду, в том числе, доктрина демократизации Ближнего Востока. Игорь Мурадян

Платя десятину у алтаря сырой нефти.

Майкл Т. Клэр, “National Interest”:  Президент Барак Обама часто заявлял, что одним из его высочайших приоритетов является покорение «тирании нефти» посредством разработки альтернативных источников энергии и значительное уменьшение зависимости Америки от импорта нефти. Но мы не станем энергетически независимыми в течение ещё тридцати-сорока лет, даже если будет существовать сильная решимость увеличить рациональное использование энергии и ускорения разработки альтернатив нефти. В этот период Америка останется зависимой от нефти, получаемой от авторитарных режимов, слабых государств и стран, находящихся в гуще гражданской войны.

Всё меньше и меньше сырой нефти будет поступать от надёжных поставщиков в Западном полушарии. Учитывая нашу продолжающуюся зависимость от импортной нефти, иметь возможность выбирать наших поставщиков было бы, безусловно, идеальным. Но такой возможности нет. Нефтяной рынок является вполне международным. Основные торговцы используют многочисленные источники нефти-сырца, чтобы удовлетворить нужды нефтепереработчиков и розничных компаний. Но самое главное, большая часть остающейся в мире нефти контролируется странами, которые не являются демократиями, которые не уважают верховенство права и определённо не замечены в идеальном поведении в области прав человека. Как бы то ни было, наша зависимость от этих производителей, вероятно, увеличится, так как количество добываемой нефти в более старых регионах Западного полушария сокращается, и всё больше и больше мировой нефтедобычи сконцентрировано в Африке, на Ближнем Востоке и в бывшем Советском Союзе.

В прошлом Соединённые Штаты заключили молчаливую договорённость с нашими иностранными поставщиками: мы защищаем ваше правительство, снабжаем вашу армию оружием и смотрим сквозь пальцы на ваши нарушения прав человека в обмен на приоритетный доступ к вашим объёмам добычи нефти. Эти соглашения снижают наше политическое влияние, наш моральный авторитет и нашу способность вести переговоры с этими государствами по другим вопросам. Мы должны признать реальность нашей продолжающейся нефтяной зависимости и заново сформулировать наши отношения, чтобы торговлю нефтью регулировал рынок, а не оружие, кровопролитие и диктатуры. Вопреки общепринятому мнению, Соединённые Штаты нужны больше этим нефтережимам, чем они Соединённым Штатам. Тиранию нефти можно остановить.

Энергетическая зависимость – это наша реальность. В начале 2009 года почти три четверти всех потребностей Соединённых Штатов в нефти приходились на импорт. Чтобы снизить этот высокий уровень зависимости, большинство принимающих решения людей выступают за сочетание мер, нацеленных на поощрение сбережения и увеличения поставок топлива, произведённого внутри страны. Эти меры могли бы включать в себя более высокие налоги на бензин, стимулы для приобретения гибридных или полностью электрических автомобилей, ускоренное производство альтернативного топлива (такого, как жидкие топлива, полученные из сланцев, биомассы и угля), расширение общественного транспорта и увеличение бурения на охраняемых природных территориях, например, в Арктическом национальном заповеднике дикой природы и на отдалённом континентальном шельфе. У всех эти предложений есть достаточно своих сторонников и противников. И все эти предложения будут, несомненно, тщательно изучены этой и будущими администрациями. Но даже если они получат серьёзную поддержку Конгресса и Белого дома, каждое из них создаёт то или иное препятствие, независимо от того, какой набор вариантов будет утверждён в конце концов, наибольший эффект от них будет достигнут через несколько десятилетий.

К сожалению, никакое количество самообмана не поможет нам уйти от фактов. Большие надежды, например, возлагались на разработку перспективного биотоплива, которое можно получать из таких непищевых растительных материалов как просо и солома, и которое можно производить химическим способом, а не энергетически неэффективным способом тепловой обработки. Но таких работающих заводов сейчас нет, и пройдёт десятилетие или больше, прежде чем топливо такого рода станет доступным в больших количествах. Полноценная разработка других альтернатив нефти, таких как перегонка угля в жидкое топливо и биодизельное топливо, произведённое из определённых видов водорослей, как ожидается, займёт даже больше времени. Активная поддержка ветряной, солнечной и ядерной энергетики для производства большего количества электричества для подключаемых гибридных и электрических автомобилей и скоростных поездов также потребует триллионов долларов новых инвестиций и нескольких десятилетий, чтобы достичь этого. Таким образом, как прогнозирует министерство энергетики, даже к 2030 году биотопливо и жидкое топливо из угля будут обеспечивать всего лишь 14% потребностей страны в жидком топливе, а нефть будет обеспечивать 86%. И в связи с долговременным спадом внутренней нефтедобычи на импорт будет приходиться около половины всей этой нефти.

Этот кризис назревал давно. Нефтедобыча в самих США достигла своего пика и начала долгосрочное снижение почти сорок лет назад. В 1972 году Америка добывала приблизительно 12,5 миллионов баррелей нефти в день и импортировала только 4,5 миллионов баррелей, так что иностранная сырая нефть составляла около одной четверти всех поставок. С тех пор наше потребление нефти продолжало расти, в то время как внутренняя добыча снижалась, так что разницу должно было покрывать всё большее количество импортной нефти. Мы перешли порог в 50 процентов зависимости от иностранной нефти в 1998 году и с тех пор подошли к 60 процентам. Объявленные президентом Обамой планы стимулирования разработки альтернатив нефти развернут эту тенденцию в обратную сторону и, возможно, снизят зависимость США снова до менее 50% через десять лет или около того; но так как внутреннее потребление продолжит расти, уменьшения реального объёма нефти, который мы должны получать от иностранных поставщиков, не будет.

Откуда же тогда возьмётся эта нефть? Она не будет поставляться союзниками; сырая нефть будет поступать от почти невыносимых и всё более ненадёжных деспотий.

До сих пор нам очень везло, так как большая часть нашей импортной нефти обеспечивается более или менее дружественными поставщиками в Западном полушарии – но эти счастливые деньки подходят к концу. В четвёртом квартале 2008 года Соединённые Штаты получили приблизительно 45% импортной нефти от источников в Западном полушарии, в основном из Канады, Мексики и Венесуэлы. Однако, чем больше мы смотрим в будущее, тем меньше мы можем ожидать зависимости от этих стран в отношении удовлетворения нашей потребности в импорте. Обычный уровень нефтедобычи в Канаде, как ожидается, снизится наполовину в период с сегодняшнего дня и по 2030 год, с 2,1 миллиона до 1,1 миллиона баррелей в день, и хотя получение необычного топлива — из нефтеносных песков (битума) могло бы более чем компенсировать падение добычи, высокая стоимость производства этого топлива и связанные с этим различные экологические опасности могут ограничить производство лишь несколькими миллионами баррелей в день, снижая потенциальную пользу для Америки. Мексика представляет собой более зловещую картину. Её чистая нефтедобыча, как ожидают, снизится к 2030 году до уровня ниже собственных потребностей, не оставив нефти для экспорта в Соединённые Штаты. Венесуэла всё ещё будет добывать в 2030 году нефть с избытком, но её нефтяным месторождениям и производственной инфраструктуре был нанесён Уго Чавесом такой ущерб, что имеющихся объёмов для экспорта будет недостаточно, чтобы заменить потерю поставок нефти из Мексики. Бразилия является одним светлым пятном на этой карте. Она разрабатывает новые глубоководные месторождения рядом с Рио-де-Жанейро, которые обещают стать существенным дополнением к мировым поставкам; однако, Бразилия является быстро развивающейся страной со своими собственными огромными потребностями в энергоресурсах, так что будет ли какая-то часть этой нефти доступна для экспорта в Соединённые Штаты, пока неясно. В конечном итоге доля Западного полушария в импорте нефти в США значительно уменьшится в течение следующих двадцати лет.

Это означает, что всё большее количество импортной нефти будет поступать от производителей Центральной Азии, Ближнего Востока и Африки. И среди этих поставщиков мы окажемся всё более зависимыми от небольшой группы добывающих стран с уникальной способностью удовлетворять растущий мировой спрос в следующие десятилетия. Только дюжина или около того стран могут обеспечить значительное количество избыточной нефти для экспортных рынков: Алжир, Ангола, Ливия, Нигерия и Судан в Африке; Иран, Ирак, Кувейт, Катар, Саудовская Аравия и Объединённые Арабские Эмираты (ОАЭ) в Персидском заливе; и Азербайджан, Казахстан и Россия в бывшем Советском Союзе. Как ожидается, к 2030 году только государства Персидского залива будут обеспечивать 31% поставок обычной нефти, в то время как бывшие советские государства будут обеспечивать около 18%, а африканские государства – 16% поставок. Все остальные поставщики либо снижают добычу (например, Индонезия и страны Северного моря – Дания, Норвегия и Британия), и им необходима вся их нефть для внутреннего потребления (например, Китай), либо слишком незначительны, чтобы влиять на ситуацию. Иран, который, несомненно, имеет объёмы для поставок нефти, даже не фигурирует в этом ужасном балансе, так как долгосрочные санкции отрезают его от американского рынка – не то чтобы Тегеран мог быть желательным поставщиком в любом случае. Так что, какими бы ни были наши предпочтения, мы будем всё больше полагаться на этих 14 ключевых производителей.

И вот здесь начинаются наши проблемы. Хотя Соединённые Штаты поддерживают дружественные отношения с большинством этих стран, ни одна из них не является на самом деле союзником в том смысле, в каком Канада, Британия или Норвегия являются друзьями США. Некоторые на самом деле враждебны – вспомните о Судане и России, в то время как другие поддерживают «надлежащие» отношения с Вашингтоном, но всё же позволяют полуофициальным голосам на своей территории выражать одержимые ненавистью антиамериканские взгляды; финансируемое правительством ваххабитское духовенство в Саудовской Аравии является отличным примером этого. Группировки внутри саудовской правящей элиты и элиты других арабских нефтяных стран направляли финансовые средства исламским благотворительным организациям, связанным с «Аль-Каидой». Более того, немногие из этих стран обеспечивают адекватную защиту базовых прав человека, а большинство остаются опасной территорией для тех, кто громко выступает в интересах женщин или меньшинств. Хотя в большинстве этих стран время от времени проводятся всеобщие выборы, ни одна из них не может считаться настоящей демократией. Коррупция, кумовство и цензура прессы являются почти повсеместными.

Но намного более серьёзным, с нашей точки зрения, является склонность к насилию в этих ключевых странах-производителях нефти, откуда будет поступать всё больше и больше нашей нефти. Некоторые, включая Ирак и Нигерию, находятся в состоянии войны или страдают от этнических и религиозных распрей. Это не случайность: хотя многие эти страны страдают от длительных социальных и экономических расколов, производство нефти неизбежно усиливает напряжённость тем, что обеспечивает некоторые части общества огромным богатством, оставляя огромные массы бедных за пределами дворцовых ворот – и чувствующих ещё большую обездоленность (и возмущение), чем до обнаружения нефти. В некоторых случаях это ведёт к восстанию и военному перевороту, как это случилось в Алжире, Иране, Ираке, Ливии, Нигерии и Саудовской Аравии; в некоторых случаях к сепаратистской борьбе, целью которой является создание этнического государства, финансируемого нефтью, как в провинции Кабинда в Анголе и иракском Курдистане. Эти перевороты часто влияют на американскую внешнюю политику, так как на Вашингтон давят с одной или другой стороны, чтобы он обеспечил оружие, войска или дипломатическую поддержку – сходное давление можно ожидать и в будущем.

В сущности, именно этим аспектом проблемы зависимости, а не абсолютным объёмом импорта нефти в США, по-видимому, наиболее одержим Обама, чтобы ускорить разработку альтернатив нефти. Через несколько дней после вступления в должность президент сообщил о своих опасениях и приоритетах: «Зависимость Америки от нефти является одной из наиболее серьёзных угроз, с которыми сталкивается наша страна. Она спонсирует диктаторов, оплачивает распространение ядерного оружия и финансирует обе стороны нашей борьбы с терроризмом». Есть другие важные причины для того, чтобы взяться за решение проблемы нефти, отметил он, включая угрозу изменения климата и постоянно меняющиеся цены на бензин, однако вызовы для нашей внешней политики остаются главным фактором для движения в новом направлении.

В то время как свидетельства о нашей растущей зависимости от нестабильных, коррумпированных режимов становятся всё более бесспорными, а взаимоотношения Америки с этими правительствами всё более несостоятельными день ото дня, то теперь наступил момент заново сформулировать наши отношения. Для наших политиков и политических обозревателей является обычным делом представлять нашу сегодняшнюю ситуацию как ситуацию, в которой мы подчиняемся могущественному господину. Мы считаем, что мы должны предоставлять военную и дипломатическую поддержку поставщикам нефти, чтобы гарантировать себе сырую нефть. Но это ложное утверждение и опасное.

Да, наша потребность в импортной нефти постоянно росла из-за отсутствия воли ввести ограничения или достаточно активно разрабатывать альтернативы, но решение, принимавшееся снова и снова, использовать военные и дипломатические инструменты, а не полагаться на рыночные силы, чтобы обеспечить себе иностранную нефть, было политическим решением, а не только лишь результатом нужды. Американские лидеры энергично работали над тем, чтобы установить дипломатические и военные связи с ключевыми иностранными нефтепроизводителями; нефтедобывающие страны не просили такой поддержки. Это показывает, что у нас вряд ли роль вассалов в этих отношениях. И из-за этой склонности относиться к нефти как к уникальному товару мы лишили себя рынка сырой нефти, проводя одновременно нефтяную внешнюю политику.

Теперь мы должны позволить говорить рынку. Нам не обязательно полагаться на затратные и вредные нерыночыне соглашения, чтобы получить доступ к нефти.

Для тех, кто сомневается в эффективности политики, которая зависит от рынка, пара примечаний. Америка занимает первое место по потреблению нефти, и это положение сохранится и в обозримом будущем. Как мы не можем позволить себе потерять доступ к иностранной нефти, так и эти производители не могут рисковать потерей доступа к рынку США. Что наиболее важно, если мы позволим силам рынка возобладать, то нам будет только лучше. Вместо того, чтобы полагаться на привилегированные отношения с горсткой стран с присущей им склонностью к интригам и кумовству, такой подход будет поддерживать участие многочисленных поставщиков, усиливая конкуренцию среди добывающих стран и увеличивая возможность выбора для таких стран-потребителей как Соединённые Штаты. Даже если некоторые из наших традиционных поставщиков воспротивятся этому новому порядку и не будут поставлять нефть на рынок, временно подняв цены, это только усилит искушение других производителей увеличить свой экспорт, поставив новые объёмы нефти на рынок. Некоторая часть этой новой нефти будет дорогой – новые скважины у побережья Бразилии находятся очень глубоко и потребуют дорогостоящих технологий, чтобы ввести их в эксплуатацию, но чем больше число поставщиков, тем сильнее будет конкуренция между ними, и тем меньше будет риск, что перебои с поставками из одной или двух стран причинят нам серьёзные экономические трудности.

Сила рынка, работающая таким образом, на самом деле никогда не рассматривалась, когда речь заходила о получении нефти, из-за нашего предположения, что отношения Америки с её иностранными поставщиками нефти являются отношениями вассала с сеньором. И хотя это, возможно, обеспечивает нам нашу сырую нефть, это стоило слишком дорого. Сопротивление связям США с местными режимами или лидерами привело к антиамериканской протестной деятельности, террористическим ударам и беспорядкам. Из-за американской поддержки ближневосточных авторитарных лидеров мы нуждаемся в потенциально стабильных государствах и надёжных партнёрах. Мы больше не можем позволить себе защищать тиранов.

Сила рынка предоставляет нам другие, более лучшие возможности получения сырой нефти. Рассматривая то, как нефтегосударства стоили нам нашей безопасности, становятся понятными необходимость вырваться из этой зависимости и средства, как это сделать.

Ещё со времён Фрэнклина Д. Рузвельта американские чиновники стремились установить тесные связи с избранной группой якобы надёжных режимов в основных нефтедобывающих регионах, чтобы восполнить сокращающиеся внутренние запасы нефти. Чтобы прочно закрепить эти связи, руководство США помимо этого постепенно создало плотную сеть дипломатических и военных соглашений с такими режимами, в некоторых случаях согласившись гарантировать их выживание против множества угроз. Именно эти отношения – а не сами режимы – оказались трудными для Соединённых Штатов в последние годы.

Саудовская Аравия остаётся нашим наиболее важным и извращённым из всех нефтяных соглашений и самым совершенным примером того, почему корректировка курса является величайшей необходимостью. Если текущие тенденции продолжатся, королевство станет нашим главным источником сырой нефти в ближайшем будущем. По этой причине, если не по другой, наши проблемные отношения, отношения выплаты дани должны прекратиться.

Ещё в феврале 1945 года, когда президент Рузвельт встретился с королём Абдул-Азизом ибн Саудом, основателем современной саудовской страны, на борту корабля ВМС США «Куинси», который был пришвартован у входа в Суэцкий канал, был заключён негласный союз. Большинство историков сходятся во мнении, что оба лидера решили, что Соединённые Штаты получат эксклюзивный доступ к саудовской нефти в обмен на обещание защищать саудовский режим от всех врагов, иностранных и внутренних. Последующие американские и саудовские лидеры интерпретировали это соглашение различным образом, но все они подтверждали, что оно остаётся в силе.

Америка, очевидно, связала себе руки. Отношения вассала и сеньора не являлись предрешённым делом. Это Соединённые Штаты помогли организовать и обучить вооружённые силы Саудовской Аравии (включая её силы внутренней безопасности – саудовскую национальную гвардию), обеспечили эти силы современным военным снаряжением стоимостью в миллиарды долларов, построили и заняли базы в стране и неоднократно посылали войска и самолёты, чтобы помочь защитить это государство. В октябре 1981 года было совершенно ясно выражено, что поддержка США распространяется не только на оборону против внешней атаки, но и на защиту королевской семьи против восстания внутри страны. После Исламской революции в Иране и смутно подражательного мятежа саудовских экстремистов в Мекке восстание было подавлено с американской помощью. «Мы не позволим [Саудовской Аравии] стать Ираном», — заявил президент Рональд Рейган на пресс-конференции в Белом доме.

И всё же, если кто-то находится под впечатлением, что эти отношения зависимости каким-то образом идут нам на пользу, подумайте ещё раз. Как бы феодальные правители Саудовской Аравии не приветствовали такие отношения, не все саудовцы относятся к этому союзу с США с одобрением. Даже в самой династии Саудов есть некоторые потомки Абдул-Азиза, смотрящие на Америку сквозь линзы воинственного Ислама и финансирующие благотворительные организации, имеющие связи с джихадистскими группами того или иного рода. Что намного более важно, так это то, что обычные саудовские граждане считают королевскую семью коррумпированным инструментом (как они это расценивают) антимусульманского, произраильского американского империализма – и именно из этого кипящего котла отвернувшихся и джихадистски настроенных саудовских диссидентов Усама бен Ладен вербовал солдат для своей террористической кампании против Соединённых Штатов.

Пожалуй, самой большой проблемой в саудовско-американских отношениях является этот «особый» статус отношений США с саудовской королевской семьёй. Трудно представить себе какие-то ещё подобные отношения в американской внешней политике: когда наши обязательства о военной помощи распространяются на наследников мужского пола абсолютного монарха. Хотя это соглашение всё-таки даёт нам привилегированный доступ к саудовской нефти, это одновременно подвергает нас многим опасностям. Это подвергает риску саму королевскую семью, так как она слишком полагается на Соединённые Штаты для своей защиты и недостаточно — на поддержку своего собственного населения. И хотя это помогло саудовской королевской династии оставаться у власти в течение полувека, это не является рецептом долговременной стабильности и поэтому его следует заменить чем-то более надёжным и привлекательным.

Хотя руководителям придётся сформулировать чёткое содержание нового партнёрства США с Саудовской Аравией, окончательной целью должна стать нормализация наших двусторонних отношений. Фактически, это означает отказ от этого негласного союза, заключённого президентом Рузвельтом и королём Абдул-Азизом полвека назад. Как только королевской семье станет понятно, что они больше не смогут воспользоваться автоматическим обещанием защиты со стороны американских войск против внутреннего мятежа, они будут вынуждены заключить новый социальный контракт со своим населением – который, предположительно, включает в себя большую степень подотчётности перед каким-то видом представительного органа. Этот процесс, предположительно, может включать в себя определённое количество внутренней несбалансированности, но конечным результатом должна стать форма правления, намного более способная противостоять жёстким вызовам современной эпохи.

И тогда Америка станет свободной: вместо пресмыкательства перед саудовскими королями и принцами, как это было в последние шестьдесят с чем-то лет, американские президенты и госсекретари смогут обращаться с членами королевской семьи с соответствующим формальным этикетом, который они демонстрируют другим таким иностранным номинальным руководителям, как королеве Елизавете, одновременно оставляя серьёзные дела для дискуссий с действительными правительственными чиновниками. Да, мы так же будем стремиться получить доступ к огромным нефтяным запасам Саудовской Аравии на наилучших коммерческих условиях – но не за счёт некрасивого политического покровительства. Пусть саудовцы ищут такое покровительство в другом месте, если хотят, но как хорошие бизнесмены они знают, что беспрепятственный доступ к американскому рынку является их главной целью; и если это означает, что надо работать на чисто рыночных условиях, то они подчинятся неизбежному.

Со временем такой же подход должен управлять энергетическими связями США с Ираком. Эта страна уже является нашим шестым поставщиком по объёмам сырой нефти, и прогнозы указывают на то, что американская зависимость от иракской нефти будет только расти в следующие несколько десятилетий. В качестве завоевателей, оккупирующей силы и сообщников правительства мы собираемся пуститься в ещё одну коррумпированную авантюру в длинном списке ошибочных политических решений.

У отношений США с Ираком есть своя истерзанная история, все перипетии которой не обязательно пересказывать здесь полностью. Но общие её очертания показывают, что и здесь мы снова заключили сделку с дьяволом. После того, как разрушающая экономическая блокада не смогла свергнуть Саддама Хусейна, второй президент Буш начал свою бесславную войну. Когда встал вопрос о доступе к чёрному золоту, многие в Вашингтоне (и в правлениях американских нефтяных компаний) надеялись, что результатом устранения Саддама также станет приватизация иракских нефтяных месторождений.

Однако, действия сил сопротивления и борьба между различными политическими группировками из-за распределения нефтяных доходов в значительной степени помешали американским компаниям работать в Ираке. (Несколько независимых компаний подписали контракты с курдским региональным правительством, чтобы работать в регионах под их контролем, но эти соглашения не получили полного одобрения со стороны центрального правительства в Багдаде). Только когда условия безопасности улучшатся даже ещё больше, чем это есть сейчас, и различные группировки урегулируют свои разногласия по поводу предложенного законодательства об углеводородах, для иностранных компаний станет возможным снова со значительным размахом придти в страну и помочь восстановить её повреждённые, но потенциально богатые месторождения. Государство, спровоцировавшее одну из наших величайших военных и политических операций, предложило один из наименее жизнеспособных нефтережимов – или так это кажется.

В настоящее время, когда страна всё ещё оккупирована большим количеством американских войск, любой контракт на нефтедобычу в Ираке, подписанный американской компанией и сегодняшним правительством в Багдаде, будет рассматриваться многими, если не большинством иракцев, как незаконный результат американского господства. Только после того, как будет выведена основная часть американских войск, а иракский парламент примет всеобъемлющий закон о нефти, который получит широкую общественную поддержку, американским компаниям можно будет начать работать в Ираке, не вызывая гнева. В такой обстановке американские официальные лица могут – как и в других странах – содействовать национальным компаниям в проведении переговоров о заключении контрактов с иракским министерством нефти. Но содержание любых таких контрактов и условия торговли должны определяться самими иракцами в соответствии с действующей рыночной конъюнктурой. Нельзя упустить шанс начать всё сначала.

Конечно, многие считают, что наши коррумпированные отношения заканчиваются на границах Ближнего Востока. Однако медленно, но верно американские руководители заключают неправильные сделки с каждым растущим нефтегосударством. Это верно не только в отношении завсегдатаев – Кувейта, Бахрейна, Катара и ОАЭ. Это также верно в отношении Анголы, Азербайджана, Казахстана и Нигерии.

Список кажется таким бесконечным оттого, что американское руководство стремилось диверсифицировать источники нашей иностранной нефти, особенно стремясь получить сырую нефть из Африки и бассейна Каспийского моря. Как раз, когда мы пытаемся освободиться от оков зависимости от Ближнего Востока, мы продолжаем заключать те же самые рискованные, зависимые соглашения с нашими новыми партнёрами, в соответствии с которыми Соединённые Штаты предлагают военное содействие и дипломатическую поддержку в обмен на доступ к сырой нефти, которую они бы получили в любом случае. Кажется, очевидные уроки так и не были усвоены.

Билл Клинтон был первым чиновником высшего ранга, который прилагал скоординированные усилия по установлению тесных связей со ставшими недавно независимыми нефтяными государствами бывшего Советского Союза. Задолго до того, как другие видные лидеры стали заявлять о преимуществах получения нефти и природного газа из Каспийского бассейна, Клинтон поощрял отношения с новыми руководителями региона. В августе 1997 года, например, он пригласил бывшего тогда правителя Азербайджана Гейдара Алиева в Вашингтон на приём в Белый дом. Помогая Азербайджану разрабатывать энергетический потенциал Каспия, как сказал он Алиеву в то время, «мы не только помогаем Азербайджану процветать, мы также помогаем диверсифицировать наши энергетические поставки и усилить безопасность нашей страны».

Клинтон добивался расположения лидеров не только Азербайджана, но и Казахстана, Кыргызстана, Туркменистана, Узбекистана и Грузии – последняя являлась важным транзитным государством для транспортировки нефти и газа по новым трубопроводам, которые должны были быть проложены через Кавказ из Каспийского региона в Турцию и на Запад. И здесь более чем где-либо ещё, Вашингтон взял на себя инициативу установления связей с развивающимися нефтегосударствами. Некоторый смысл этого можно понять из выступления заместителя госсекретаря Стюарта Айзенстата перед сенатским комитетом по иностранным делам в октябре 1997 года по поводу усилий, предпринимаемых администрацией Клинтона, чтобы укрепить связи с этими странами: «Грузинский президент Шеварднадзе, азербайджанский президент Алиев и киргизский президент Акаев посетили Вашингтон этим летом, [а] казахстанский президент Назарбаев посетит Вашингтон в ноябре. … Первая леди посетит Казахстан, Кыргызстан и Узбекистан в ноябре». Судя по всему, такого рода прямое взаимодействие Белого дома продолжалось и в последующие годы, когда нефтяные компании США стали более интенсивно участвовать в добыче и транспортировке каспийских энергоресурсов. Но Соединённые Штаты снова оказались в ситуации, когда они дают потенциально дорогостоящие гарантии. Эти усилия сопровождались предоставлением значительного количества экономической и военной помощи каспийским государствам – и были активизированы после 11/09, когда администрация Буша обратилась к ряду этих стран за помощью в проведении глобальной войны с террором.

Сходный процесс можно увидеть в связях США с африканскими нефтедобывающими странами. И здесь также американское руководство предприняло скоординированные усилия, чтобы установить тесные отношения с ведущими поставщиками, особенно, с Анголой и Нигерией, и чтобы поддержать эти отношения посредством экономической и военной помощи. Как правило, такая помощь предназначена для того, чтобы помочь этим странам бороться с местными беспорядками и сепаратистскими движениями, гарантируя таким образом бесперебойную добычу и экспорт нефти. Обосновывая помощь США Нигерии, Госдепартамент указал в 2006 году, что эта страна является «пятым крупнейшим источником американского импорта нефти, и перебои с поставками из Нигерии стали бы серьёзным ударом по американской стратегии нефтяной безопасности». Американское беспокойство по поводу надёжности поставок нефти из Африки также привело к растущему военному сотрудничеству с Анголой. В то время как эти связи растут, также растёт и необходимость расширенного контроля за многими программами помощи и обучения, которые сейчас действуют в Африке, и это, как кажется, стало фактором при решении Пентагона установить новое региональное командование – Африканское командование США или АФРИКОМ – в 2007 году.

Как и раньше, американские посланники могли бы и должны были оказывать давление по поводу свободного, прозрачного рынка экспорта углеводородов и содействовать заключению договоров, когда это является законным и уместным, между американскими фирмами и местными энергетическими компаниями. Но упор должен быть на том, чтобы позволить рыночным силам управлять торговлей нефтью, а не политическим и военным связям между Соединёнными Штатами и действующим режимом.

Заупрямится ли кто-то из наших заокеанских поставщиков в отношении такой перемены? Конечно, да. Некоторые нефтережимы, привыкшие к привилегированным отношениям с Вашингтоном, могут начать искать другого покровителя – возможно, это будет Китай – чтобы заменить в этой роли Соединённые Штаты. Но учитывая то, что Соединённые Штаты являются крупнейшим потребителем нефти в мире, трудно представить, чтобы кто-то из крупных производителей рискнул разгневать Америку, предприняв шаги, которые бы поставили под угрозу его долгосрочный доступ к американским потребителям. И хотя Пекин может поддаться искушению извлечь пользу из любой благоприятной возможности, появившейся в результате таких действий, китайцы также зависят от открытого мирового рынка нефти для удовлетворения своих внутренних энергетических потребностей, и поэтому они вряд ли предпримут какие-то резкие шаги, которые подвергнут опасности их доступ к этой торговле. В конечном счёте, необходимость нефтедобывающих стран продавать нам свою нефть больше, чем потребность в нашем покровительстве, и поэтому любые изменения в наших отношениях с ними, поддерживающих поток нефти, видимо, будут приняты в конце концов.

Поэтому очевидно, что любые усилия, чтобы избавиться от «тирании нефти», должны быть направлены не столько на уменьшение зависимости Америки от импорта из какой-то конкретной страны или региона, сколько на изменение содержания отношений Америки с поставщиками. Отныне целью заокеанской энергетической политики Америки должна быть деполитизация и демилитаризация отношений США с ключевыми производителями и, по мере возможности, позволить рыночным силам восторжествовать. Это означает трансформацию большей части политики, которая определяла отношения США с ключевыми нефтедобывающими государствами на Ближнем Востоке, в Африке и в регионе Каспийского моря – лишив их «особого» статуса, которым они долгое время пользовались в Вашингтоне, и обращаться с ними, как с другими странами в их регионах. Это может оказаться поначалу трудным для официальных лиц с обеих сторон, но долгосрочные результаты должны оказаться полезными для всех заинтересованных.

Сокращение американской военной поддержки иностранным нефтережимам должно, в конечном итоге, ослабить силу антиамериканизма во многих из этих стран и уменьшить риск насилия со стороны экстремистов. Конечно, возможно, что сам процесс перехода будет сопровождаться некоторой степенью нестабильности и конъюнктурного насилия. Это требует, чтобы любые действия США по изменению их отношений с этими режимами происходили постепенно, дав соответствующим правителям достаточно времени, чтобы договориться о новом образе действий с политическими группами, которые ранее были исключены из участия в делах правительства.

В конечном итоге, единственной бесспорной стратегией избавления от «тирании нефти» является уменьшение нашего потребления нефти, точка. Это потребует намного более амбициозного плана по охране природы и разработке альтернативных видов топлива, чем те, которые обсуждаются теперь в Вашингтоне. Со временем необходимость намного уменьшить наши выбросы углекислого газа и приспособиться к миру падающих объёмов нефтедобычи заставит нас принять такой радикальный план. Тем временем мы продолжим зависеть от импортной нефти и потому не сможем избежать тактики шантажа со стороны нефтегосударств. Мы должны изменить наше энергетическое поведение за океаном. Если мы этого не сделаем, мы станем жертвами собственного поведения.

Майкл Т. Клэр является профессором пяти колледжей по исследованиям мира и мировой безопасности в Хэмпширском колледже и автором недавно вышедшей книги «Восходящие державы, сжимающаяся планета: новая энергетическая геополитика» (Holt, 2009).

“Tithing at the Crude Altar”

Источник: Переводика

Юрий Набиев: Ближний Восток накануне перемен

REGNUM: В настоящее время, Ближний Восток оказался перед важными событиями. Вывод американских войск создает силовой вакуум в Иракском Курдистане, с другой стороны лишая «мягкой прокладки» линию фактического противостояния между курдскими пешмарга и иракско-арабской армией. Начало осуществление проекта Набукко придает Ираку вообще, а Курдистану в особенности особое гео-политико-экономическое значение. Все это должно повернуть ход событий в ту или иную сторону, но в какую — пока неизвестно. Каждая страна готовится к грядущим пертурбациям по-своему. Иракское правительство, верное традициям всех иракских правительств и заветом покойного Саддама, пытается централизовать все, что только возможно — к счастью, возможностей пока что не слишком много. В Турции объявлена «курдская инициатива», наносящая смертельный удар по такой священной корове, как кемалистское наследие. Вообще происходящие в стране процессы возможно не менее значительны, чем кемалистские реформы, но с обратным знаком. Турция словно возвращается в предкемалевскую эпоху, когда у власти в Стамбуле стояли османские либералы, точнее либеральные консерваторы, проведшие, между прочим, судебный процесс над организаторами геноцида армян. Происходящий ныне постепенный, достаточно осторожный по темпам, но решительный по сути отказ от кемалистского наследства, парадоксальным образом ведет не к отказу от европеизации, а наоборот, к более полному и реальному приобщению к современной Европе, далеко уже ушедшей от Европы Муссолини и Пилсудского, которую усердно копировал Кемаль. Отказ во внутренней политики от кемалистской концепции сильного, относительно милитаризованного этнонационального государства сопряжен во внешней политике с переходом от «классического» понимания борьбы за национальные интересы, при котором государство рассматривается как «волк среди волков», к интегризму и мягкому неоимпериализму, известному под именем «неоосманизма» — доктрины, глашатаем которой является нынешний министр иностранных дел Ахмет Давидоглу. Действительно, Турция пытается интегрировать страны бывшей Османской империи в единое пространство, на основе идеи общих интересов, общих ценностей (прежде всего исламско-суннитских), общей истории и судьбы — пространство, на котором Турция по экономическим причинам играла бы доминирующую роль. При таком подходе отметается свойственная кемализму грубая, конфликтная силовая политика, которая становится просто невыгодной — и вот уже Анкара предпринимает смелые шаги по нормализации отношений с Арменией. Укрепляя свой статус ведущей региональной державы, Турция активно посредничает между арабами и Израилем, между Сирией и Ираком, отношения между которыми испортились после багдадских терактов, и даже между Ираном и западными странами (в Анкаре должна состояться встреча шестерки стран с Ираном по ядерной программе). Политика Турции в отношении Армении явно ведет к тому, что Турция в какой-то форме признает армянский геноцид (возможно, в обмен на отказ Армении от всякого рода претензий и встречное признание убийств мусульман армянскими отрядами) — после чего войдет в число посредников и по Карабаху.

Еще более разительны изменения во внутренней политике, сказывающиеся прежде всего в курдском вопросе. Эрдоган и его единомышленники свободны от кемалистских националистических предрассудков, которыми пропитаны все старые лаицистские партии, даже относительно левой ориентации (как Народно-Республиканская партия Дениза Байкала). Более того, курды являются их объективными союзниками в борьбе против традиционного «теневого правительства» Турции — кемалистской военной верхушки. Кроме того, патриархальные восточные районы Турции гораздо более религиозны, чем более развитой и вестернизированный Запад. Наконец, в самой АКП большое количество курдов, которые со своей стороны оказывают давление на руководство. На выборах курды голосовали за АКП, включая многих курдов, ранее поддерживавших Народно-Республиканскую партию Байкала; показательно, в числе прочего, что этническим курдом является и один из крупнейших спонсоров АКП — миллионер Абдулла Гюлен. В общем, именно курдам Эрдоган обязан своей блестящей победе, оставившей за порогом парламента почти все старые кемалистские партии.

По-видимому, АКП пришла к власти с приблизительным пониманием того, что желательно сделать в курдском вопросе; проблема была в объективных возможностях, а также в расстановке приоритетов (мы можем не сомневаться, что лично Эрдогану право женщин носить косынку ближе и важнее, чем все курдские права вместе взятые). Историки будущего предметно покажут подробности подспудной борьбы между военными и исламистами, составлявшей наполнение первых лет ее власти, где дело Эргенекона накладывалось на процесс о запрете АКП, и т.д.; в этой ситуации хрупкого равновесия, Эрдогану было не до курдских дел. Наконец, окончание процесса о запрете и избрание Гюля президентом укрепило позиции Эрдогана и до некоторой степени развязало ему руки. Правда, он и тогда не решался пойти на определенные шаги в курдском вопросе. К счастью для курдов, военные сами подтолкнули АКП, избрав Курдистан полем для «матча-реванша» и явно переоценив силу шовинистических чувств в турецком обществе, которое, полагали они, всегда можно довести до состояния истерики.

Более чем странное кровавое нападение на пост в Шамдинли (на иракской границе) вечером 25 июля 2008 года, от которого РПК немедленно отреклась; последовавшие вслед за этим требования предоставить армии чрезвычайные полномочия показали правительству, что оно оказалось перед угрозой фактически тихого военного переворота. Результаты были прямо противоположными тому, на какие рассчитывали военные — правительство повернулось лицом к курдам, сначала иракским. Сенсационной была встреча Гюля с премьер-министром Иракского Курдистана Нечирваном Барзани во время визита турецкой делегации в Багдад. Введение с 1 января 2009 года круглосуточного телевещания на курдском языке — и это в стране, где еще 20 лет назад разговор по-курдски был запрещен! — явилось поистине революционным актом, разом разрушившим множество застарелых табу. В марте последовали муниципальные выборы, на которых курдская Партия демократического общества (ДТП) получила 89 городов, решительно обойдя АКП в ее электоральном заповеднике — Курдистане (при том, заметим, что и мэры от АКП в Курдистане в основном курды). Это показало людям в Анкаре всю степень разочарования курдов нерешительной политикой АКП и необходимость реального разрешения курдского вопроса. В итоге, последовало провозглашение того, то именуется «курдской инициативой» или «курдским открытием». При том, что до конкретных шагов еще не дошло — их только предстоит сформулировать — самый факт публичного, с участием и под эгидой МВД, обсуждения курдского вопроса рушит все табу и показывает, что в психологическом отношении Турция прошла точку невозврата.

К моментам, поднимающим значение курдского фактора в Турции, следует приплюсовать также демографию (доля курдов в турецком обществе неуклонно увеличивается), рост самосознания курдов благодаря новым средствам связи (Интернет, спутниковое ТВ), и разумеется соседству и примеру Иракского Курдистана. Экономические связи с Курдистаном все более и более развиваются, а с ними развиваются и связи человеческие, множество жителей Турецкого Курдистана ежедневно пересекает пограничный пункт Ибрагим Халиль в качестве шоферов, рабочих и т.п. В этом смысле характерен инцидент, произошедший недавно в Диярбакыре. Двое курдов, работавших в Иракском Курдистане, а затем вернувшиеся в Турцию, были арестованы и осуждены на 10 месяцев тюрьмы за найденные в их багаже футболки с курдским национальным флагом. При этом, заметим, суд первой инстанции отказал в возбуждении дела по этому эпизоду, но прокуратура добилась своего. Со стороны властей, такие судорожные акции похожи то ли на попытки загнать пасту обратно в тюбик, то ли на беготню цыпленка с отрубленной головой: государственное телевидение уже вещает на курдском языке, в обсуждениях в здании полицейской академии МВД представители общественности говорят речи, за которые еще недавно можно было схлопотать годы тюрьмы — но мускулы кемалистского цыпленка продолжают рефлексивно сокращаться, выдавай на-гора подобного рода приговоры.

Тем временем восточный сосед Турции — Иран идет по противоположному пути, пути эскалации силы и агрессии. В пику Западу, он спешно разрабатывает ядерное оружие, надеясь, что после того, как вступит в клуб ядерных держав, его положение коренным образом изменится и его ведущая роль в регионе будет признана безоговорочно. Если Турция, фирменным дипломатическим стилем которой была до сих пор известная воинственность и агрессивность, на глазах превращается в кроткого и цивилизованного дипломата, то наоборот Иран, веками славившийся прежде всего, своей хитроумной (или коварной, по выражению злопыхателей) дипломатией и с ее помощью выкручивавшийся из, казалось бы, безвыходных исторических ситуаций — теперь бряцает оружием, поддерживает экстремистов и активно раздувает напряженность. Однако, эта внешняя агрессивность скрывает внутреннюю слабость. И хотя волнения в связи с выборами показались многим неожиданными, фактически они были вполне закономерны. Личина официального благочестия скрывает самое антиисламское общество в мире. Женщины под хиджабами ходят в вызывающих нарядах, мужчины пьют с сознанием, что этим они сопротивляются режиму, и все с наслаждением слушают и смотрят эмигрантские передачи с довольно грубыми нападками на религию. В этой ситуации все более авторитета приобретает чистый персидский национализм, выражающийся, в частности, в интересе к зороастризму. Идолы исламской революции стоят на первый взгляд незыблемо, им по-прежнему кадят и иногда приносят человеческие жертвы — но внутри они насквозь прогнили. Что касается конкретно до Курдистана, то в такой ситуации, Курдистанский регион представляет для иранских курдов собой двойной соблазн — как курдское государственное образование и как образец развеселой светской жизни. При этом следует иметь в виду, что курдов в Иране от 10 до 14 миллионов, и они вооружены и традиционно организованы лучше всех остальных меньшинств. Основная курдская партия — Демократическая партия иранского Курдистана, основанная еще в 1945 году. Ее контроль над населением вполне проявился в 20-ю годовщину убийства в Вене генсека партии д-ра Абдул-Рахмана Касемлу (в 1989 г.; примечательно, что в этом убийстве подозревается нынешний президент Ирана). Партия призвала жителей в знак протеста объявить всеобщую забастовку — и действительно, в эти дни по всему иранскому Курдистану не открылось ни одной лавки. В последнее время ДПК Ирана составляет все большую конкуренцию достаточно радикальная ПЖAK (Партия свободной жизни Курдистана), представляющая собой собственно ответвление РПК. В отличие от ДПК, ПЖАК предпринимает постоянные и, в общем, достаточно бесперспективные вооруженные вылазки; иранцы в ответ обстреливают из орудий пограничные территории Иракского Курдистана, где по их предположениям, базируются отряды ПЖАК. При этом иранцы достаточно охотно налаживают отношения с КРГ и одними из первых открыли в Курдистанском регионе два консульства — в Эрбиле и Сулеймание. Это сочетание кнута и пряника, силы, даже произвола, и сотрудничества вообще характерно для иранской политики в отношении курдов. С одной стороны, курд-суннит назначается первым вице-президентом — с другой, в Курдистане проводятся аресты и процессы, а неизвестные террористы один за другим убивают ряд высокопоставленных суннитских деятелей (официально обвиняется ПЖАК, но она своей причастности не признает, более того население подозревает в этих убийствах сам иранский режим). Такова в общих чертах ситуация в современном Иране вообще и Иранском Курдистане в частности — ситуация шаткая и чреватая неожиданностями и без внешнего вмешательства. Вмешательство же более чем возможно…

Возможность вмешательства обусловлена ядерной программой. Ситуация близится к кульминации, и здесь возможны два варианта: укрепление режима, либо израильские атаки, при молчаливой поддержке всего суннитского мира, с последующим распадом Ирана, возможно превращением его в федерацию или даже конфедерацию. Парадокс последнего варианта заключается в том, что от него в равной степени выиграют партнеры-противники:и курды и турки (благодаря отделению Южного Азербайджана).. Можно с несомненностью считать, что с распадом Ирана придет конец не только ему, но и Ираку; так как среди прочего исчезнет фактор, удерживавший курдов в составе Ирака, а арабов Хузистана — в составе Ирана. Оптимальным вариантом, на наш взгляд, была бы в таком случае некая паниранско-тюркская конфедерация с участием персов, белуджей, азербайджанцев и курдов — конфедерация, которая территориально восстановила бы древнюю Мидийскую империю. Альтернативой такой ситуации может быть длительная межэтническая усобица, в частности, между курдами и азербайджанцами за земли Западного Азербайджана. На наш взгляд, неизбежной может сделать усобицу лишь характерное для современных политиков и дипломатов маниакальное стремление игнорировать фактические положение дел во имя догм «нерушимости границ» и сохранения статус-кво (как это происходило в Ираке) вместо того, чтобы, играя на опережение, организовать и возглавить процесс «развода» или полуразвода». Такой процесс сам по себе не был бы опасен, так как сопровождался бы форсированием общерегиональныхт интеграционных процессов (вспомним известный тезис: «для того, чтобы объединиться, надо хорошенько размежеваться», полностью воплотившийся в судьбе Чехословакии). Действительно, тюрки и курды, при всей их разнице, достаточно близки культурно и при том перемешаны территориально, чтобы они не смогли ужиться в границах нового союзного государства (какие бы формы союза ни были бы избраны). Более того, при подобном раскладе роль курдов может лишь резко увеличиться, как связующего звена между двумя крупными суперэтносами — тюрками (турки+азербайджанцы) и иранцами (курды+персы+белуджи). Разумеется, в случае, если Иран обзаведется атомной бомбой, этот сценарий будет отложен на неопределенное время, зато вступит в действие другой — гораздо более активное вмешательство Тегерана в иракские дела, с попыткой де-факто присоединить шиитский юг Ирака с главными общешиитскими святынями — Кербелой и Наджафом, и как ответ — не менее активное контрвмешательство Турции на Севере. В результате, бывший Мосульский вилайет не только с курдами, но и арабами-суннитами и со всей своей нефтью окажется барьером на пути иранской экспансии и опять-таки фактически попадет под протекторат Турции, с другой же стороны будет еще более активно спонсироваться суннитскими режимами Залива, прежде всего Кувейтом,Саудовской Аравией и ОАЭ. Таким образом мы можем сказать, что будущее Ирака во многом зависит от Ирана, тогда как будущее Ирана — от США (косвенно) и Израиля (непосредственно). Следует впрочем отметить, что мы упустили третьего игрока в этом уравнении — Сирию. Скажем немного и о ней.

«Самое ужасное, когда ты все понимаешь и ничего не можешь поделать» — говорит у Геродота один перс прежде, чем вступить в обреченную битву с греками. Видимо, младший Асад (вот уж кого не заподозришь в догматизме!) и его окружение находятся именно в этом положении: они понимают, что баасистский режим исчерпал себя, но боятся хотя бы минимально ослабить гайки, зная по историческому опыту, к чему это приведет. Отсюда репрессии, отсюда же заигрывание с террористами и попытки себе на пользу дестабилизировать Ирак. В отличие от Ирака и Ирана, отчасти Турции, курдский вопрос в Сирии — пока что вопрос чистой демократии, т.е. более вопрос общих прав и свобод для курдов, чем автономии. Однако недавний опыт показал, что политическая демократия в недемократическом обществе может давать самые удивительные результаты, так что итогом борьбы за права человека может стать… образование исламистского в Сирии государства наподобие Ирана или сектора Газы. И здесь опять-таки необходим курдско-турецкий тандем, который в случае падения баасистского режима (а то, что он когда-то падет, сомнений нет: ведь не только ближневосточные диктатуры, но сама Римская империя в конце концов оказалась не вечной!) — смог бы взять ситуацию в Сирии под свой контроль и вернуть Сирии тот статус полуевропейской страны, которым она время от времени пользовалась. Таким образом, если Большой Ближний Восток (в пандан объединенной Европе) осуществим в обозримое время — курды силой вещей займут в этой комбинации центральную роль.

И здесь мы вновь подходим к проблеме Киркука. Как мы указывали в предыдущих статьях, у этой проблемы очень сильная внешнеполитическая составляющая и совершенно отсутствует гуманитарная (хотя пропаганда представляет ситуацию ровно наоборот) Вопрос о возможности угнетения курдами меньшинств муссируется и арабами, и туркменами, но реально не стоит, потому что курды готовы дать меньшинствам любые гарантии — лишь бы получить Киркук и прочие спорные территории. До сих пор осуществление статьи 140 срывалось во многом из-за позиции Турции, Турция же, напомним, занимала непримиримую позицию из-за страха перед своими курдами. Но если успех действий Эрдогана вылечит турецкое общество от такого рода комплексов — турки увидят, что воссоединение Киркука с Курдистаном выгодно им самим. Фактически вопрос стоит так: либо Киркук присоединяется к Курдистану и тем самым, опосредованно, к Турции (которая уже сейчас могла бы, если бы захотела, превратить Курдистан в де-факто турецкий протекторат). Либо Киркук с нефтью отходит к Багдаду, а значит к (дергающим за ниточки в Багдаде) иранским аятоллам — без пяти минут атомным диктаторам. Характерно,что в последнее время лидеры протурецкого Туркменского фронта значительно смягчили свою позицию в отношении курдов и стали делать заявления о вековом безпроблемном совместном проживании курдов и туркмен, и о общей трудной судьбе во время правления Саддама Хусейна. Выбор для Турции, может быть, не очень приятен, но иного история туркам не припасла* <*Здесь намеренно не говорится о запутанной проблеме РПК в Ираке, по отношению к которой Эрбиль придерживается двусмысленного правила: «изгнать нельзя оставить». Проблема эта, в ее нынешнем виде, это не проблема терроризма и не проблема борьбы с терроризмом, еще менее это проблема борьбы за национальное освобождение, каковой она, при всех искажениях, несомненно была еще 10 лет назад. Ныне это целиком проблема турецкого генштаба, и спасение от партизанских вылазок правительство Эрдогана должно искать именно там, а не в горах Кандиль. Тот день, когда Генштаб не сможет противиться реальной амнистии «апочистам» — будет последним днем армии РПК.

Альтернатива описанному мной в высшей степени печальна. Это — искусственное замораживание существующей ситуации, дополненное нескончаемой игрой в «перетягивание каната» между курдами и Багдадом, причем стороны могут доходить до грани фола, т.е. боевых столкновений (до сих пор стороны разводили американцы, но что будет, если американцы уйдут?). Таким образом, возникает парадоксальная на первый взгляд ситуация, когда коренные перемены на Ближнем Востоке дают шанс на установление стабильности, тогда как попытка сохранения статус-кво дает лишь относительно управляемый (до поры до времени?) хаос. Интересно отметить, что в стабильности в регионе жизненно заинтересованный страны Европы, так как для безпрепятственной транспортировки огромных запасов энергоресурсов из Ближнего Востока в Европу, здесь необходима мирная атмосфера. Несомненно, для того, чтобы преодолеть инерцию, нужен решительный, даже революционный политик — уровня Садата или де Голля. Политик, который умеет играть на опережение и хорошо понимает, что история не кончилась, история творится ныне и под луной нет ничего вечного, границ же в особенности.

Постоянный адрес новости: www.regnum.ru/news/1208689.html

Н.Кузьмин: О чем молчали в Актау

Н.Кузьмин: О чем молчали в Актау

Эксперт-Казахстан: Среднеазиатские президенты в очередной раз поддержали своего молодого российского коллегу Дмитрия Медведева

Президенты – люди занятые, поэтому график их международных встреч и визитов расписан на месяцы вперед. На этих встречах они обычно не обсуждают вопросы, заявленные в повестке дня, а лишь фиксируют договоренности, которые были ранее достигнуты рабочими группами. Они подписывают соглашения, тексты которых были давным-давно согласованы и приберегались как раз для того, чтобы внести в протокольную встречу глав государств созидательные мотивы расширения правовой базы двустороннего сотрудничества.

Если встреча проходит срочно, без предварительной экспертной проработки и протокольной подготовки, значит, на то есть серьезные причины. Если одну из прикаспийских стран на внезапный саммит не приглашают, это значит, что она на нем лишняя. Но необязательно потому, что от нее что-то скрывают или пытаются что-то решить за ее спиной. Если содержанием саммита является осмотр нового пассажирского терминала в аэропорту, а также беседа на такую отвлеченную тему, как предстоящая встреча G20 в Питтсбурге, следует предположить, что саммит этот был предназначен для чего-то иного.

Статус – вечная тема Каспия

Встречи казахстанского и российского президентов в Оренбурге, Актау и Туркменбаши 11–13 сентября были подготовлены и проведены в рамках операции по восстановлению российского контроля над центральноазиатским газом.

Но встреча в Актау была объявлена неформальным саммитом четырех прикаспийских государств – Казахстана, Азербайджана, России и Туркменистана. Пятую прикаспийскую страну – Иран на встречу не позвали. Поэтому тема правового статуса Каспия сопровождала и недолгую подготовку, и скомканное проведение встречи в Актау. Правда, глаголы употреблялись исключительно в отрицательной форме. За несколько дней до саммита официальный представитель казахстанского МИДа Ержан Ашикбаев заявил, что тема статуса Каспийского моря на саммите подниматься не будет. С этих же слов начал свое выступление и хозяин саммита Нурсултан Назарбаев, добавив, что такой вопрос можно обсуждать лишь с участием Ирана.

Но то, что встреча «без галстуков» проходит в необычно суженном формате, не осталось без внимания страны, где и президент, и все граждане галстуки не носят в принципе. Министр иностранных дел Ирана Манучехр Моттаки на встрече с недавно назначенным послом Казахстана в Тегеране Нурбахом Рустемовым заявил, что саммит «противоречит предыдущим договоренностям, согласно которым пять прикаспийских государств договорились, что любое решение по водным путям должно приниматься с участием всех соседних стран». Данная встреча, по словам министра, «противоречит национальным интересам Ирана».

Реакция Ирана была неоправданно жесткой и почти агрессивной, но основания для подозрений своих соседей в сепаратных переговорах у Тегерана были. До сих пор единственным переговорным механизмом является специальная рабочая группа по разработке Конвенции о правовом статусе Каспийского моря на уровне заместителей министров иностранных дел прикаспийских государств. Фактически решается вопрос о разделе моря между прикаспийскими странами. Вопрос этот оказался крайне сложным, причем на концептуальном уровне позиция Ирана радикально расходится с подходами постсоветских стран. Иран считает возможным лишь два варианта раздела моря – поровну, то есть по 20% каждой из пяти прикаспийских стран, или пополам (половина – Ирану, половина – всем остальным, рожденным в СССР).

Член комитета по безопасности и внешней политике парламента Ирана Хишматулла Фалахатпише заявил: «Иран серьезно отреагирует на какое-либо решение, принятое этими четырьмя государствами в отношении Каспийского моря, потому что в настоящий момент все ресурсы Каспийского моря принадлежат всем пяти странам, включая Иран, поэтому любое решение относительно Каспия должно приниматься совместно». Поскольку Иран не приглашен на встречу четырех прикаспийских государств, он имеет право подать жалобу в международные организации. Это следует из советско-иранских договоров 1920 и 1941 годов, а только они одни определяют сегодня правовой статус Каспия, считают в Тегеране.

Трудно сказать, планировалось ли изначально обсуждать в Актау каспийские вопросы, но то, что правовой статус Каспия Казахстан и Россию интересует сегодня мало, это бесспорно. Можно даже предположить, что отсутствие Ирана на встрече в Актау было вызвано как раз тем, что обсуждать на ней ничего не собирались, а присутствие Ирана неизбежно наполнило бы ее определенным содержанием. Ведь вписаться в хорошо знакомый и понятный постсоветской элите политический дискурс иранцы не способны. Обязательно выступили бы с заявлением о своем праве на мирный атом, чем привлекли бы к актауским неформалам ненужное внимание Вашингтона. А встреча эта была затеяна для того, чтобы создать у ее участников ощущение партнерства и даже дружбы, как минимум. Азербайджану обсуждать на ней было нечего, но все прекрасно понимающий Ильхам Алиев не счел за труд прилететь на часок в Актау.

Плечо друга

Нельзя сказать, чтобы у Актау, тем более у Оренбурга не было своих самостоятельных целей и задач, но с точки зрения конечного пункта поездки Дмитрия Медведева – порт Туркменбаши – они выполняли важную подготовительную и вспомогательную работу. Сначала – запланированный успех встречи в Оренбурге, на которой в числе прочих обсуждаются и энергетические вопросы. Затем казахстанский и российский президенты перевозят атмосферу и ауру партнерства и взаимной поддержки в Актау, где втягивают в нее туркменского президента (азербайджанский президент прилетает на часок для поддержки, а иранский в такой ситуации просто лишний). А затем наступает главный этап – попытка восстановить нарушенную (отчасти взрывом на газопроводе, отчасти – жадностью и эгоизмом «Газпрома») поставку туркменского газа в Россию.

Казахстанская поддержка российского президента началась еще в Оренбурге, где 11 сентября прошел шестой казахстанско-российский форум межрегионального сотрудничества. Министр энергетики и минеральных ресурсов Сауат Мынбаев сообщил, что идея Прикаспийского трубопровода жива и даже демонстрирует намерение материализоваться. Во-первых, напомнил министр, в мае этого года казахстанский парламент ратифицировал соглашение о строительстве Прикаспийского газопровода, подписанное Казахстаном, Россией и Туркменией в декабре 2007 года в Москве. А к концу этого года будет завершено технико-экономическое обоснование проекта.

Напомним, что строительство Прикаспийского газопровода планировалось начать в 2009 году, а транспортировку по нему – с 2012 года. Мировой экономический кризис внес свои коррективы в сроки реализации проекта. Но неизменной останется протяженность – около 1700 км, из них около 500 км пройдет по туркменской, а около 1200 км – по казахстанской территории. Ожидается, что по этой системе будет поставляться в Россию до 30 млрд кубометров газа в год из Туркменистана и до 10 млрд кубометров в год – из Казахстана.

Словно памятник надежде

Визиты российского президента в страны Каспийского региона, дополняемые при необходимости визитами главы российского правительства, в последнее время были главным инструментом Кремля для защиты своих интересов – преимущественно энергетических. Последние визиты Дмитрия Медведева в Актау и Туркменбаши заставляют задуматься над тем, не является ли этот инструмент единственным оставшимся в распоряжении Кремля.

Российскому президенту пришлось в очередной раз выступить защитником интересов «Газпрома». Он обсудил с Гурбангулы Бердымухамедовым возможность и условия возобновления поставок туркменского газа в Россию. Они были прекращены в апреле после взрыва на газопроводе Средняя Азия – Центр (САЦ). Выявить виновника взрыва не удалось, однако с тех пор подача газа в Россию не возобновлялась. Все это выглядело как давление со стороны «Газпрома», добивавшегося изменения столь любимого им когда-то долгосрочного соглашения, по которому цена на туркменский газ была 300 долларов за тысячу кубометров.

По итогам встречи туркменский президент сообщил, что ценообразование на туркменский газ для «Газпрома» будет осуществляться по соответствующей формуле. Это можно интерпретировать как готовность обсуждать с Россией эту формулу. По словам помощника президента по внешним связям Сергея Приходько, «в ближайшие недели состоятся контакты по линии «Газпрома» с компетентными организациями Туркменистана для согласования параметров продолжения сотрудничества».

Чтобы оставить у гостя приятные воспоминания о туркменской земле, Гурбангулы Бердымухамедов сделал своему российскому коллеге по-восточному щедрый и многозначительный подарок. В придачу к неизбежному ахалтекинцу Дмитрий Медведев получил соглашение о разделе продукции на одном из туркменских нефтяных месторождений, подписанное между российской компанией «Итера» и Государственным агентством по управлению и использованию углеводородных ресурсов при президенте Туркменистана. В Кремле этот подарок с готовностью восприняли как символ надежды на торжество взаимопонимания и возобновление сотрудничества.

Николай Кузьмин, автор «Эксперт Online», «Эксперт», «Эксперт Сибирь», «Эксперт Казахстан»

На смену нефти идут синтетические углеводороды

EnergyLand: Сенсационные результаты обнародовали ученые из Стокгольма и Москвы. По мнению исследователей, при образовании метана и этана главную роль играют не ископаемые животные, а давление и высокая температура.Как утверждает группа шведских ученых, закат эпохи ископаемого топлива не так близок, как кажется, поскольку для образования нефти-сырца и природного газа вовсе не требуются залежи вымерших ископаемых животных, пишет итальянское издание «La Voce d’Italia» (перевод публикует inosmi.ru).
К такому выводу пришли профессор Владимир Кучеров и его ассистенты Антон Колесников и Александр Гончаров. Исследование проведено совместно отделом энергетических технологий Королевского технологического института в Стокгольме и российским МГУ.
По мнению Кучерова, процесс, в результате которого образуются углеводороды (основной компонент так называемого ископаемого топлива), стартует автоматически под действием давления и тепла в глубинных слоях нашей планеты. До сих пор было известно, что залежи нефти и природного газа образовались в доисторические времена на основе ископаемых животных. Открытие же гласит, что главным ингредиентом служат не сами по себе ископаемые, а тепло и давление.
Кучеров, смоделировав этот процесс в лаборатории, сумел добыть углеводороды из неорганических молекул, что свидетельствует о возможности производить синтетические метан и этан. Значит, заключает ученый, запасы углеводородов далеко не исчерпаны. Более того: зная требуемые величины температуры и давления, можно вычислять расположение под земной корой новых месторождений. Метод Кучерова повышает успешность таких прогнозов с сегодняшних 20% до 70%, открывая миру, а особенно нефтяным компаниям, совершенно новые перспективы: падение цен на поиск, добычу и производство нефти.

ПРО и Иран — Вашингтон и Москва выводят Баку из игры

ИА REGNUM : США пока продолжают заявлять, что новая система ПРО ориентирована на создание более мобильной и технологичной защиты от угроз Ирана. Для этого они намерены использовать корабли с баллистическими ракетами морского базирования. Предполагается, что в Средиземном и Северном морях будут постоянно нести службу три военных корабля ВМС США. Что же касается размещения наземных комплексов, то оно отложено до 2015 года.

Однако именно в географии размещения этих наземных комплексов, объединении возможностей радарных систем нескольких видов и нескольких стран, включая и Россию, — сейчас главная интрига. Не случайно на решение Барака Обамы остро отреагировали в Азербайджане.

Еще летом 2007 года на саммите большой восьмерки Москва предлагала Вашингтону совместное использование Габалинской РЛС в Азербайджане, а также строящейся на юге России, в Армавире, станции по предупреждению ракетных пусков….Глава Пентагона Роберт Гейтс: «У русских есть радар в южной части России, РЛС под Армавиром. Вовлечение этой РЛС позволит заполнить пробелы в охвате территории Ирана». При этом Гейтс понимает, что в случае создания совместной с Россией ПРО неизбежен процесс интеграции НАТО и ОДКБ — куда входит Армения и не входит Азербайджан — по определенным направлениям, что неизбежно изменит и характер сотрудничества между Брюсселем и Баку по линии НАТО. Похоже, что такая формула сотрудничества НАТО-ОДКБ застала врасплох Азербайджан.

…Габалинская РЛС в ее нынешнем статусе это — иностранная военная база на территории Азербайджана. Русских могут попросить оттуда после истечения срока аренды в 2012 году. С 2006 года Баку почти в два раза поднял стоимость аренды этого объекта. Однако ситуация, при которой Баку разыгрывал «габалинскую карту» с Россией, канула в прошлое. Габала для всех создает сразу несколько проблем. В первую очередь для США.

Во-первых, вряд ли иранская проблема будет долго оставаться доминирующей при формировании новых структур ПРО. Судя по всему, процесс нормализации отношений Запада с Ираном примет — не сразу — все же устойчивый характер.

Во-вторых, нельзя исключать, что и Россия в случае своего участия в создании глобального ПРО, откажется от продления сроков аренды РЛС. Поэтому Вашингтон и Москва в будущем будут все же постепенно выводить из игры Баку. И признаки такой политики уже налицо.

На состоявшейся в Джорджтаунском университете специальной конференции, посвященной американо-азербайджанским отношениям, заместитель госсекретаря США по политическим вопросам Уильям Бернс уже намекнул Азербайджану на то, «что ему необходимо продолжать переговоры с Туркменией, Казахстаном и Турцией для поисков надежных и прозрачных путей доставки энергоресурсов на европейский и другие рынки». Он также предложил задуматься «над проблемами диверсификации экономики, осуществлением программы экономических и демократических реформ». И наконец, Бернс назвал историческими шаги, предпринимаемые Турцией и Арменией по нормализации отношений друг с другом.

В переводе на обычный язык это означает следующее: президент Барак Обама более реально, нежели администрация Джорджа Буша, оценивает статус Азербайджана в Закавказье. Для Вашингтона очевидно снижение не только транзитных возможностей Азербайджана по доставке энергоресурсов из Средней Азии на мировой рынок, но и ограниченность вариантов для участия в таком амбициозном проекте, каким считается NABUCCO. Теперь США, заявляя Азербайджану о сохранении «уровня стратегического партнерства», выводят на первые позиции проблемы демократии и создания несырьевой модели экономики, с которыми они очень нелицеприятно и требовательно начинают связывать условия появления «новых уровней сотрудничества, доверия и коммерческого развития в региональном масштабе», для которых, получается, сейчас нет никаких оснований.

Соответственно меняются и принципы подходов к карабахскому урегулированию. Если верить заместителю госсекретаря США Уильяму Бернсу, на этом пути «осталось согласовать только некоторые детали», которые могут быть урегулированы на предстоящей встречи лидеров Армении и Азербайджана. Речь, конечно, идет о выполнении обновленных «Мадридских принципов»: освобождение некоторых азербайджанских оккупированных районов и плебисцит в Карабахе.

Так что в последовательности шагов американской дипломатии, не перегруженной комплексами «общего исторического прошлого», в деле практического урегулирования карабахской проблемы не откажешь. И, как всегда, в сложной ситуации оказывается азербайджанская дипломатия. Она все время ожидала «удара с Севера» и готовила к этому общественное мнение страны. Но главный сюрприз она получила с Запада, на сотрудничество с которым и ориентировала главные векторы своей внешней политики.

Полный текст: http://www.imperiya.by/news.html?id=39220