Чтобы подвести итоги года, мы попросили экспертов МГИМО назвать самые значимые события-2010, оценить их влияние на Россию и сделать прогноз по развитию ситуации в будущем. Старший научный сотрудник Центра евро-атлантической безопасности ИМИ МГИМО Андрей Казанцев — о «продолжении изменения баланса сил в мире и обострении необходимости пересмотра внешних политик ключевыми мировыми игроками».
В 2010 году произошла целая серия важных событий, которые обусловили необходимость продолжения серьезных, имеющих концептуальную природу перемен в политике не только России, но и других ключевых мировых держав (прежде всего, США, ЕС и Китая).
Обратимся, прежде всего, к глобальному контексту этих событий. Не только академические специалисты, но и эксперты в области прикладного анализа (см., например, доклады Национального совета по разведке США) давно отмечают стремительное изменение глобального баланса сил между «старыми» ключевыми игроками и «новыми» (к числу последних относятся, прежде всего, Китай и Индия). Эта тенденция особенно обострилась в связи с глобальным экономическим кризисом, разразившимся во второй половине 2009 года. Хотя в 2010 году острая фаза кризиса оказалась позади и для наиболее развитых экономик мира (США и большинства стран Европы), Китай и другие «развивающиеся рынки» лишь слегка замедлили темпы роста. В результате изменение глобального экономического баланса (а в современном мире это означает и изменение баланса технологического и, впоследствии, военного) резко ускорилось. Это проявляется, в частности, в политике Обамы: он, как жалуются многие эксперты в Европе, все меньше влияния уделяет контактам со старыми евро-атлантическими союзниками США и все больше — отношениям с такими странами, как Китай.
В контексте этого усиленного интереса к новым игрокам находится и политика Обамы по «перезагрузке» отношений с Россией. Хотя, разумеется, Россию не рассматривают ни как «нового» игрока (это
все-таки бывшая сверхдержава), ни как потенциально ключевого экономического игрока (как Китай и Индия), поэтому метафора БРИК здесь несколько дезориентирует. Значение взаимодействия с Россией (в отличие от Китая, Индии и Бразилии) находится для США, прежде всего, в области безопасности.Эта политика удачно наложилась на новые ориентиры в области модернизации России, провозглашенные после избрания президента Дмитрия Медведева в качестве программных. Эти ориентиры неизбежно требуют и определенных изменений в области внешней политики. Заключение нового соглашение с США по стратегическим вооружениям, отказ от полемики по поводу размещения систем ПРО в Европе, усиление сотрудничества по афганскому транзиту, дистанцирование России от Ирана и начало нового сближения с НАТО (в частности, в области противоракетной обороны), — все эти события говорят о том, что «перезагрузка» может потенциально превратиться в концептуальный пересмотр российско-американских отношений. Хотя и здесь выявилась сильная противотенденция, связанная как с искренними опасениями, что в жертву улучшенным отношениям будут принесены какие-то существенные национальные интересы, так и с циничными внутриполитическими соображениями. В частности, республиканцы в Конгрессе США не желают утверждать соглашение о стратегических вооружениях. В России также начинает постепенно выявляться экспертное лобби, публично выступающее против ряда элементов «перезагрузки», особенно на постсоветском пространстве («перезагрузку» при этом сравнивают с «перестройкой» второй половины 1980-х или с российско-американской «дружбой» начала 1990-х гг.).
Определенное потепление отношений с США и рядом стран ЕС (например, Польшей) не сможет превратиться в значимое улучшение отношений с Западом в целом без решения ключевой проблемы — нахождения способа эффективного взаимодействия на постсоветском пространстве. Здесь, как отмечают С. Шарап и А. Петерсен в статье, опубликованной в августе 2010 г. в журнале «Форин Аффэрс», необходимо «новое воображение Евразии» (Reimagining Eurasia). Парадоксально, но, как отмечается в этой статье, толчок к этому «новому воображению» могут дать два события, которые первоначально, напротив, вызвали рост конфронтационной риторики как на Западе, так и в России. В Москве начинают понимать, что победа «пророссийского» Виктора Януковича на Украине 7 февраля 2010 г., как и победа другого «пророссийского» кандидата Леонида Кучмы в 1990-е гг., принесла в российско-украинские отношения мало принципиально нового, кроме более дружественной риторики. Соответственно, не сбылись и соответствующие опасения о принципиальной смене украинской политики на Западе.
Революция в Кыргызстане 7 апреля 2010 года, в подготовке которой многие эксперты сначала напрямую обвинили Россию, затем стала рассматриваться как куда более стихийное событие. Подчеркнутое отстранение России от прямого вмешательства в события пост-революционного Кыргызстана, которое совпало с ужасными антиузбекскими погромами на юге республики, показало Западу (как это уже было в случае Таджикистана периода гражданской войны 1990-х гг.), что отсутствие российского влияния не есть благо само по себе. Оно порождает, выражаясь словами З. Бжезинского, «геополитическую пустоту», которую заполняют деструктивные силы вроде криминальных и террористических сетей. Незначительные результаты американской операции в Афганистане и определенное обострение в 2010 г. ситуации в соседнем Таджикистане создали потенциальную катастрофическую возможность образования цепочки из трех «несостоявшихся» государств, правительства которых слабо контролируют свою территорию (Афганистан — Таджикистан — Кыргызстан).
Для России ряд событий конца 2009–2010 годов в области энергетической геополитики также показывает необходимость переосмысления (или, если угодно, «нового воображения») постсоветского пространства.
Во-первых, определенная острота кризисных явлений в поставках газа в Европу, возникшая в 2009 г., уменьшилась. Однако основные проблемы — например, конкуренция сжиженного газа из Персидского залива; развитие новых технологий добычи газа в США; направленная против Газпрома политика по обеспечению энергобезопасности в Европе, вызванная отсутствием доверия к России — не преодолены. На них накладывается серьезное изменение энергетической конъюнктуры на постсоветском пространстве, связанное с утратой Россией и Газпромом стратегического контроля над экспортом центральноазиатского газа — из-за завершения строительства газопровода из Туркменистана в Китай и второго (дополнительно к уже имеющемуся) газопровода из Туркменистана в Иран. Эти процессы напрямую связаны с глобальным изменением баланса сил, прежде всего, с ростом могущества Китая. В связи с этим сложилась острая необходимость выработки новых концептуальных подходов в области российской энергетической геополитики.
Итак, события 2010 года показали, что глобальное изменение соотношения сил имеет очень серьезные проявления, в том числе, и в Центральной Евразии. Это требует серьезных интеллектуальных усилий со стороны всего российского экспертного сообщества, вовлеченного в процесс осмысления и выработки внешней политики. Большую роль в этом процессе может сыграть формирование принципиально новых экспертно-дискуссионных площадок, в частности, в Институте международных исследований МГИМО.
Эксперт МГИМО: Андрей Казанцев
Текст подготовил к публикации Андрей ЗАВАДСКИЙ,
Управление интернет-политики МГИМО
Комментарии