Мир как шахматная доска

«Junge Welt», Германия:    Политические циклы развития западного мира тесно связаны с периодами нахождения у власти американских президентов. С каждым новым президентом США мир немного меняет свой характер. Так, например, президентство Уильяма Клинтона (William Clinton) оптимистично связывалось с курсом на глобализацию, что породило на родине империализма огромный финансовый пузырь, который привел к целой серии трагических экономических кризисов, правда, на пространстве от Южной Азии и России до Аргентины. Президентство Джорджа Буша было тесно связано с ‘войной против террора’. Назначивший сам себя ‘президентом войны’, Буш приучил мир к возвращению пыток и секретных тюрем. После семи лет его президентства международный авторитет Соединенных Штатов серьезно пострадал и значительно ограничил свободу действий американской внешней политики.

Теперь Соединенные Штаты вновь готовятся к смене правительства. Напрашивается вопрос, какое крыло политической элиты страны теперь придет к власти, и с чем миру на этот раз придется считаться. Все указывает на то, что самые лучшие перспективы у Барака Обамы. И тем важнее задаться вопросом, как будут выглядеть разрекламированные им ‘изменения’.

Обаму поддерживают мультимиллиардер Джордж Сорос (George Soros) и бывший советник по вопросам безопасности при президенте Джеймсе Картере Збигнев Бжезинский. Бжезинский одновременно выступает и в роле советника Обамы по вопросам внешней политики. Будучи ‘серым кардиналом’ среди американских геополитических стратегов он воплощает в себе мнения и интересы всех крыльев американской элиты. А с учетом его положения среди интеллектуалов влияние Бжезинского можно оценить как очень высокое.

К тому же дочь Збигнева Бжезинского, телеведущая Мика Бжезинский также поддерживает Обаму, а ее брат Марк Бжезинский входит в число советников Обамы. Поэтому многое говорит в пользу того, что в период президентства Обамы геополитические представления ‘фракции Бжезинского’ займут лидирующие позиции.

Збигнев Бжезинский наряду с Генри Киссинджером считается ведущим стратегом американской внешней политики XX века. В своей вышедшей летом 2007 года книге ‘Второй шанс’ (Second Chance) он подвергает фундаментальной критике правительства Буша-старшего, Клинтона и Буша-младшего. По его мнению, после распада СССР они недостаточно использовали шансы для создания системы прочного американского господства. Поэтому он предлагает ограничить однополярную политику и сделать усиленную ставку на кооперацию и поиск договоренностей с Европой и Китаем. Следует также начать переговоры с Сирией, Ираном и Венесуэлой — об этом уже объявил Барак Обама. Но одновременно нужно изолировать и, пожалуй, даже дестабилизировать Россию.

Существенное разногласие между Бжезинским и неоконсерваторами состоит в их отношении к исламу и Израилю. Бжезинский выступает за конструктивное решение израильско-палестинского конфликта. Ему, как геополитику классической школы, в отличие от Буша-младшего чужды религиозные мотивы. К тому же он недавно выступил в роли критика политики, в основу которой положена борьба культур. Однако эти разногласия не могут скрыть того, что Бжезинский солидарен с консерваторами в отношении целей американского господства.

Если неоконсерваторы верят в то, что гегемонии США можно добиться благодаря прямому военному контролю над нефтяными запасами на Ближнем Востоке, то в период президентства Обамы, находящегося под влиянием Бжезинского, центр тяжести американской внешней политики мог бы перенестись на зарождающихся конкурентов — Россию и Китай. Первостепенная цель политики Обамы под влиянием Бжезинского состояла бы в том, чтобы воспрепятствовать дальнейшему углублению союзнических отношений между этими двумя государствами, как это происходит сейчас в рамках Шанхайской организации сотрудничества (ШОС). Цель выглядела бы следующим образом: с помощью специальных предложений вывести Китай из ШОС и изолировать Россию. […]

‘Второй шанс’

Изданная в 1997 году книга ‘Великая шахматная доска’ (The Grand Chessboard), главное произведения Бжезинского, подробно знакомит с долгосрочными интересами американской силовой политики. В книге содержится аналитически разработанный план геополитической установки Соединенных Штатов на 30-летний период.

В немецком переводе книга называется ‘Единственная мировая держава’ (Die einzige Weltmacht). Это название обозначает первый принцип, а именно объявленное желание быть ‘единственной’ и, как называет Бжезинский, даже ‘последней’ мировой державой. Но решающим является второй посыл, в соответствии с которым Евразия ‘представляет собой шахматную доску, на которой продолжается борьба за глобальное господство’ (стр. 57).

В основе этого второго принципа лежит оценка того, что держава, получившая господство в Евразии, тем самым получает господство над всем остальным миром. ‘Эта огромная, причудливых очертаний евразийская шахматная доска, простирающаяся от Лиссабона до Владивостока, является ареной глобальной игры’ (стр. 54), причем ‘доминирование на всем Евразийском континенте уже сегодня является предпосылкой для глобального господствующего положения’ (стр. 64). И происходит это лишь потому, что Евразия, бесспорно, является самым большим континентом, на котором проживает 75% населения мира, и на котором располагаются 3/4 всех мировых энергетических запасов. […]

Бжезинский приходит […] к заключению, что первоочередная цель американской внешней политики должна состоять в том, чтобы ‘ни одно государство или группа государств не обладали потенциалом, необходимым для того, чтобы изгнать Соединенные Штаты из Евразии или даже в значительной степени снизить их решающую роль в качестве мирового арбитра’ (стр. 283). Это означает — успешно отсрочить ‘опасность внезапного подъема новой силы’ (стр. 304). США преследуют цель ‘сохранить господствующее положение Америки, по крайней мере, на период жизни одного поколения, но предпочтительнее на еще больший срок’. Они должны ‘не допустить восхождение соперника к власти’ (стр. 306).

Эти высказывания спустя десять лет с момента появления книги и провала правительства Буша звучат очень даже сомнительно. Однако в своей самой последней книге Бжезинский видит ‘второй шанс’ для реализации усилий по достижению прочного господства Америки. Это особенно заметно проявляется в той роли, которую Бжезинский — как и Обама — тогда и сегодня обещает Европе. Ориентированная на трансатлантизм Европа выполняет для Соединенных Штатов функцию плацдарма на Евразийском континенте (стр. 91). Согласно этой логике расширение ЕС на Восток неизбежно влечет за собой и расширение НАТО. Что, со своей стороны, (такова идея) должно расширить американское влияние дальше на Среднюю Азию и гарантировать преимущество перед конкурентами: ‘Главную геостратегическую цель Америки в Европе можно легко резюмировать: благодаря заслуживающему доверия трансатлантическому партнерству плацдарм США на Евразийском континенте укрепится так, что увеличивающаяся в размерах Европа может стать пригодным трамплином, с которого на Евразию можно будет распространять международный порядок и сотрудничество’ (стр. 129).

Однако Бжезинский еще в 1997 году осознал, что при успешной реализации этого плана позиция США в качестве мировой сверхдержавы может быть закреплена лишь на непродолжительный период. В другой части своей книги он предупредительно пишет: ‘Америка в качестве ведущей мировой державы имеет лишь непродолжительный исторический шанс. Относительный мир, царящий сейчас на планете, может стать недолговечным’ (стр. 303). Поэтому в качестве долгосрочной цели обретения власти он определяет возможность ‘создания долгосрочного рамочного механизма глобального геополитического сотрудничества’ (стр. 305). Он говорит в этой связи также и о ‘трансевразийской системе безопасности’ (стр. 297), которая за пределами расширяющейся в направлении Средней Азии НАТО предусматривает кооперацию с Россией, Китаем и Японией. Европе при этом отводилась бы роль ‘опорного столба большой евразийской структуры безопасности и сотрудничества, находящейся под патронажем США’ (стр. 91).

Но что же конкретно имеется в виду под этой трансевразийской системой безопасности? Напрямую об этом можно было бы говорить с учетом позиций других стратегов и государственных мужей. В действительности интересный свет проливается на цели Бжезинского, если сравнить их с высказываниями Президента России Владимира Путина, сделанными во время Мюнхенской конференции по вопросам безопасности 10 февраля 2007 года. Путин выступает против геополитики, которой после окончания ‘холодной войны’ отдают предпочтение США. По его мнению, она направлена на создание ‘однополярного мира’. ‘Как бы не украшали этот термин (однополярный мир), в конечном итоге он означает на практике только одно — это один центр власти, один центр силы, один центр принятия решений. Это мир одного хозяина, одного суверена’.

И далее: ‘то, что сегодня происходит в мире, является следствием попыток привнести в международные отношения именно эту концепцию, концепцию однополярного мира… В настоящее время мы переживаем почти безграничное, чрезмерное использование силы — военной силы — в международных отношений, силы, которая ввергает мир в пропасть непрерывных конфликтов… Найти политическое решение также невозможно… Государство, и при этом я, естественно, говорю в первую очередь о Соединенных Штатах — перешло свои национальные границы во всех отношениях’.

По мнению России, долгосрочная стратегия американской внешней политики ясна именно с геополитической точки зрения: как было предложено Бжезинским, США продолжают распространять свое влияние на азиатском континенте, так как любое расширение Европейского Союза на Восток с учетом данных обстоятельств одновременно расширяет и американское влияние. При помощи комбинации из расширения ЕС на Восток и экспансии НАТО интегрированными в западную зону влияния должны стать многие из бывших республик Советского Союза, например, Грузия, Азербайджан, Украина и Узбекистан.

Решающим фактором для этой интеграции является то, что страна открывается для зарубежного капитала и приспосабливается к западным правовым нормам. Если это происходит, то тогда западные концерны могут гарантировать для себя доступ к запасам сырья и через СМИ получить влияние на общественность страны.

Центральное значение при этом отводится региону вокруг Каспийского моря. Поскольку этот регион располагает вторыми по величине запасами нефти и газа и к тому же имеет особое военно-стратегическое значение, господствующее положение Запада в этом регионе существенно усилило бы позиции США на евразийском континенте. Совместно с контролем союзников США государств ОПЕК: Кувейта, Саудовской Аравии, Объединенных Арабских Эмиратов, Катара — и с завоеванными государствами Ираком и Афганистаном — этот регион придал бы необходимый авторитет господству США над Средней Азией, чтобы в конечном итоге интегрировать в спроектированную США надгосударственную структуру безопасности всю Евразию, включая Китай и Россию.

Исходящее от Европы расширение НАТО на Восток и начатые правительством Буша на Юге Евразии (Ирак, Афганистан) военные интервенции вместе образуют своеобразный клин, с помощью которого США продвигаются в сердце евразийской ‘массы стран’. Если Соединенным Штатам действительно удастся добиться поставленной цели в Евразии, то установленный порядок, учитывая размер и значение Евразийского континента, был бы распространен на весь оставшийся мир. Латинская Америка, Африка, Австралия и все островные страны, в соответствии с планом Бжезинского, были бы вынуждены присоединиться к подобному порядку.

И тогда США стали бы не только ‘единственной’, но — как формулирует Бжезинский — также и ‘последней настоящей супердержавой’ (с. 307). […]

Политика ограничения

С того момента как Бжезинский сформулировал эту цель, США пережили существенную потерю геополической власти. В своей недавней книге ‘Второй шанс’ Бжезинский открыто признает, что план прямой военной оккупации некоторых стран Ближнего Востока, как ее представляли себе неоконсерваторы, провалился. Однако Бжезинский не считает это поражение таким уж масштабным, чтобы принципиально отказаться от сформулированных им планов господства США в Евразии. Провал прямого распространения влияния на Юге Евразии с помощью военной силы означает для него лишь то, что теперь больший приоритет получает проводимое Европой расширение НАТО на Восток. Но это означает и массированное вторжение в сферу влияния России. Таким образом, в перекрестье американской геополитики теперь после Ирана попадает и Россия.

Следовательно, однополярный мир, о котором год назад на Мюнхенской конференции по вопросам безопасности предупреждал Путин, больше не является химерой, а реальным геополитическим проектом США. Этот проект со всей очевидностью проявляется в том, что, проводя экспансию НАТО на Восток, Соединенные Штаты не планируют приобщать Россию и Китай к этому процессу и, соответственно, не воспринимают всерьез их интересы в сфере безопасности.

В последние годы, прежде всего, после 11 сентября 2001 года на наших глазах происходит существенный рост силовых действий в международных отношениях. Особенно это касается США, которые не придают большого значения международным договоренностям и формированию консенсуса. Из-за односторонних действий США значительно выхолащивалось международное право, а такая структура как ООН была ослаблена. Ее место заняли так называемые миротворческие миссии под руководством США, ЕС или НАТО, например, на территории бывшей Югославии. При этом, как само собой разумеющееся, была создана предпосылка для того, чтобы западный оборонительный союз или западные государства могли представлять все международное сообщество.

Из-за односторонних действий США увеличивается число конфликтов, при урегулировании которых используется сила. Достаточно только подумать об американской доктрине первого удара и ее применении во время войны в Ираке. Или об использовании урановых боеприпасов во время войн в Ираке и Афганистане, которые в этих зонах боевых действий — средства массовой информации во всем мире об этом умолчали — во много раз увеличили число детей, рождающихся с серьезными патологиями. К тому же стоит назвать и запущенный процесс расширение НАТО на Восток до Каспийского моря, что неизбежно должно обеспокоить Россию.

Аналогично обстоят дела с ‘противоракетным щитом’, который размещается не только на территории Чехии и Польши, но также и в других граничащих с Россией регионах, и, наконец, форсированная США гонка вооружений в космосе, о стратегической логике которой еще можно будет поговорить.

Все это отчетливо показывает, что мировой порядок, к которому стремятся США, не будет основан на консенсусе и демократических договоренностях. Вместо этого политика правительства Буша, да и не только его правительства, позволяет распознать геополитические стратегии, нацеленные на получение преимущества в силе перед Европой, Китаем и Россией. Благодаря резкому увеличению расходов на вооружения после 11 сентября, которые уже давно побили все рекорды ‘холодной войны’, США пытаются добиться безоговорочного преимущества над своими конкурентами. Эта политика — весьма опасна, так как она вызывает вынужденную ответную реакцию, и уже сейчас привела в движение новый виток гонки вооружений. И пока неизвестно, может ли эта политика стать еще более опасной, если будущий президент Обама договорится с Китаем и Европой и одновременно продолжит подвергать Россию усиленной военной угрозе.

Особенно отчетливо политика ограничения России прослеживается на примере стратегической функции запланированного ‘противоракетного щита’, размещение которого в Польше и Чехии отнюдь не задумано для того, чтобы, как утверждают, перехватывать иранские ракеты. Во-первых, у Ирана вообще нет ракет радиусом действия от 5000 до 8000 километров. Во-вторых, разработка подобной категории управляемого оружия является долгосрочным процессом, так как с момента первого испытательного полета, который вряд ли мог бы быть проведен незаметно, до окончательного создания ракеты пройдут годы. И, в-третьих, если противоракетный щит действительно служит для отражения иранских ракет, то для этого куда больше подошло бы компромиссное предложение, сделанное Россией — создать совместную противоракетную систему в Азербайджане. Поскольку размещенные там противоракеты могли бы поразить и разрушить иранские ракеты уже в самом начале полета. […]

Тот факт, что США отвергли это компромиссное предложение, позволяет сделать лишь один единственный вывод: в первую очередь ‘противоракетный щит’ направлен не против Ирана, а против России. Это также подчеркивается тем, что другие базы ‘противоракетного щита’ будут размещены в приграничных с Россией регионах, например на Аляске. […]

Новая ‘холодная война’

Во время ‘холодной войны’ обе стороны постоянно заботились о том, чтобы обеспечить себе возможность нанесения превентивного ядерного удара. Это означает — каждая сторона в состоянии ‘обезглавить’ другую сторону в ходе внезапного нападения, и тем самым лишить ее способности нанести ответный удар. Например: или во время внезапного нападения вывести из строя все ядерное оружие противника и полностью парализовать его командные структуры, или настолько ограничить возможность нанесения ответного удара, чтобы его можно было успешно отразить.

Здесь в игру вступает ‘противоракетный щит’. Его стратегическое значение состоит в том, чтобы отражать ту самую пару десятков ракет, которыми после внезапного нападения США еще бы располагала Москва для нанесения ответного удара. Следовательно, ‘противоракетный щит’ является решающим фактором в усилиях по созданию возможности для нанесения превентивного ядерного удара против России. Правда, в начале было запланировано разместить в Польше только десять противоракет, но как только система будет создана, их число легко можно увеличить.

Статья, опубликованная в ведущем внешнеполитическом журнале Foreign Affairs в номере за апрель-май 2006 года, показывает, что при нынешних американских усилиях по наращиванию вооружений действительно играет роль стратегическое превосходство. Эссе носит название ‘Рост ядерного господства США’ (The rise of U.S. nuclear primacy). Оба автора, Кейр Либер (Keir A. Lieber) и Дэрил Пресс (Darley G. Press), задаются вопросом, в состоянии ли Китай или Россия отреагировать ответным ударом в случае превентивного ядерного нападения США. Чтобы выяснить, насколько за годы после окончания ‘холодной войны’ сместилось ядерное равновесие, авторы проводят компьютерную симуляцию превентивного нападения США на Россию. При этом они используют методы министерства обороны. Результат получился следующий: у России отсутствует полноценная система раннего предупреждения, и нападение, произведенное даже с подводных лодок в Тихом океане, вероятнее всего будет замечено только тогда, когда первые ракеты долетят до Москвы. Даже если превентивный удар не был бы нацелен на то, чтобы в первую очередь вывести из строя радарные установки и центры командования, то, по утверждению Либера и Пресса, США в результате первого удара были бы в состоянии уничтожить 99% российских ядерных ракет. Оставшийся один процент российского ядерного арсенала, которым Москва могла бы еще воспользоваться, по мнению авторов, был бы нейтрализован ‘противоракетным щитом’.

Эта статья наглядно показывает, в чем состоит истинная функция ‘противоракетного щита’: он должен гарантировать США способность вести ядерную войну, не становясь при этом уязвимыми для ответных ударов. Если эта способность когда-нибудь будет реализована, то ее можно использовать как геополитическое средство давления для продвижения национальных интересов. Таким образом, абсолютное превосходство в ядерной сфере могло бы компенсировать потерю влияния в экономической или финансово-политической областях.

Ядерное оружие сверхмалой мощности и оружие для уничтожения бункеров

Другие аспекты усилий США по подготовке к войне демонстрируют, что речь при этом идет о чем-то большем, нежели просто о пессимистических опасениях. В настоящее время США разрабатывают ядерное оружие с ограниченной силой взрыва. Эти так называемые Mini Nukes, со своей стороны, будут усовершенствованы для превращения в специальное оружие для уничтожения бункеров, так называемые Bunker Busters. Особенность этого оружия в том, что оно попадает в цель на очень высокой скорости и может на несколько метров ‘закапываться’ в землю, и таким образом в идеальном случае взрыв произойдет под землей.

Официально разработка этого ядерного оружия нового поколения была обоснована целью — только подобным образом в результате взрывной ударной волны можно разрушить находящиеся глубоко под землей бункерные сооружения, существующие, например, в Иране. Однако это обоснование — обоюдоострое. Во-первых, тем самым косвенно признается, что стоит всерьез воспринимать планы использования в возможной будущей войне против Ирана ядерного оружия (эти планы уже были раскрыты некоторыми журналистами) . Во-вторых, подобными бункерами располагает не только Иран, в подземных бункерах размещаются также командные структуры ракетных войск стратегического назначения России. […]

Почему вопреки победе капитализма сейчас начинается новый виток ‘холодной войны’

В книге ставится вопрос, почему вопреки победе капитализма сейчас начинается новый виток ‘холодной войны’. Или же, если следовать американским рецептам, старая ‘холодная война’ никогда не прекращалась?

Ответ на этот вопрос также можно найти у Бжезинского. В главном труде его жизни ‘Великая шахматная доска’ (The Grand Chessboard) первое, что бросается в глаза — это глава о России с ее полемическим названием. Бжезинский называет Россию ‘черной дырой’. После самороспуска Советского Союза Бжезинский едва ли признает за Россией право на собственные геополитические зоны влияния. Бжезинский упрекает Россию за ее усилия по сохранению своего влияния в некоторых бывших республиках Советского Союза с помощью экономической кооперации и военного сотрудничества, называя эти усилия лишь ‘желаемыми геостратегическими представлениями’ (стр. 142). Взамен он рисует образ будущей России, которая полностью отказалась от своих устремлений к самостоятельным геополитическим действиям, и которая в вопросах политики безопасности находится в полном подчинении у НАТО, а в вопросах экономической политики — у Международного валютного фонда (IWF) и Всемирного банка. Тот факт, что российские политики рассматривают Белоруссию, Украину и другие бывшие республики Советского Союза как естественную зону своих интересов, Бжезинский оценивает как желание ‘империалистической реставрации’ (стр. 168) или как ‘империалистическую пропаганду’ (стр. 288). Попытки России вернуть себе в будущем значимую позицию в вопросах геополитики он называет ‘бессмысленными усилиями’ (стр. 288). В одном из разделов своей книги Бжезинский даже предлагает расколоть Россию на три или даже четыре части: ‘России в непрочно закрепленных конфедеративных структурах, состоящей из европейской части, Сибирской республики и Дальневосточной республики, было бы куда легче развивать экономические отношения с Европой и с вновь возникшими государствами Средней Азии и Востока’ (стр. 288). Нескрываемая надменность, с которой Бжезинский в 1997 году высказывался о России, показывает, что для бывшего противника в ‘холодной войне’ он отводит роль колонии, стало быть, роль страны ‘третьего мира’.

Но с другой стороны, эти высказывания отражают и реальное положение России после целой серии экономических рецессий. Они напоминают о том, что в 1998 году обесцененный рубль достиг кульминационного пункта своего падения. На России висели большие долговые обязательства, и она, точно также как любая из стран ‘третьего мира’, должна была передать Международному валютному фонду и Всемирному банку часть своего политического и экономического суверенитета. Бжезинский закончил свою главу о России словами: ‘В действительность для России больше не существует дилеммы принятия геополитического выбора, поскольку, в сущности, речь идет о выживании’ (стр. 180).

‘Политика ослабления’

Между тем, время показало, что Россия — вопреки прогнозам американских геополитиков — выжила и в состоянии сохранить свои географические размеры. Россия больше не та ‘черная дыра’, где западные державы могут хозяйничать по собственному усмотрению.

Подобное развитие Бжезинский едва ли принимает в расчет в своей новой вышедшей в 2007 году книге ‘Второй шанс’ (Second Chance). Как и прежде он выступает за членство в НАТО Украины. И, как и прежде, он оценивает усилия России сохранить свое влияние на Украине как империализм. При этом Украина более 200 лет связана с Россией. Примерно 20% украинцев — русские, к тому же большое число украинских граждан — наполовину русские. И, наконец, в большей части страны говорят по-русски.

Однако политика Соединенных Штатов с самого начала была направлена на ослабление бывшего соперника. Как написала в своей недавно вышедшей книге Наоми Кляйн (Naomi Klein), смысл экономической ‘шоковой терапии’, навязанной России Западом, прежде всего, состоял в том, чтобы превратить страну в дешевого и зависимого от иностранного капитала экспортера сырья.

Особо отчетливо эта ‘политика ослабления’, проводимая Вашингтоном, отразилась в идее Бжезинского разделить страну на три или четыре части. Причину для подобной политики, наверное, нужно искать в геостратегическом положении России.

В книге ‘Великая шахматная доска’ есть карта, на которой Бжезинский показывает ‘евразийскую шахматную доску’. На ней евразийский континент разделен на четыре региона или, если придерживаться шахматных терминов, на четыре фигуры. Первая фигура на евразийской шахматной доске охватывает примерно территорию нынешнего Европейского Союза; вторая — Китай, включай Ближний и Средней Восток, а также части Средней Азии. Но бесспорно самая большая фигура, которую Бжезинский называет средним регионом, представляет Россию.

Похожее деление еще в начале XX века провел теоретик в вопросах геополитики Гарольд Макиндер (Harold Mackinder). […] Спустя почти сто лет Бжезинский — точно также как это делал Макиндер применительно к Британской империи — считает борьбу за власть и господство в Евразии судьбоносным вопросом для любой господствующей империи. Поскольку США, как и Британская империя, географически расположены в стороне от Евразии, Соединенные Штаты, не будучи евразийской нацией, должны реализовывать и защищать на континенте, который не является их домом, свои великодержавные позиции. Следовательно, США можно легче, чем другие государства, вытеснить из Евразии. Все это в совокупности вынуждает политику США к еще большему, а в некоторой степени даже к превентивному распространению своего влияния на азиатском и европейском континентах.

Таким образом, Россия в глазах американских геополитиков превращается решающую фигуру на евразийской шахматной доске. Преодоление идеологической конкуренции не означает, что также было преодолено и географическое соперничество. С точки зрения американских геополитиков, географически Россия находится в таком привилегированном положении, что, возможно, именно поэтому в расчет принимается необходимость превентивного ослабления России.

Борьба за Европу

США — самая большая держава вне Евразии. Если она хочет доминировать на евразийском континенте, то автоматически ее интересы будут вступать в противоречие с интересами России. При этом Россия слишком далека до того, чтобы быть сильнейшей державой на евразийском континенте. Экономически Россия никогда не сможет конкурировать с Китаем и Европой. Правда, благодаря своему географическому положению в центре евразийской ‘массы государств’ и своему сырьевому богатству, страна в долгосрочной перспективе будет в состоянии создавать механизмы для кооперации в Евразии.

Таким образом, углубленные экономические отношения между Россией и ЕС могли бы дать возможность Евросоюзу дополнить трансатлантическую ориентацию ориентацией континентальной. Это, со своей стороны, означало бы получение существенной независимости Европы от США. В пользу растущей ориентации ЕС на Восток говорит также то, что российские и европейские интересы в долгосрочной перспективе дополняют друг друга. В России большой спрос на европейские технологии, а Европе в средне- и долгосрочной перспективе вряд ли удастся гарантировать свое энергообеспечение без использования российских запасов.

Союз между Россией и Китаем, который уже вырисовывается в рамках Шанхайской организации сотрудничества, в долгосрочной перспективе также мог бы превратиться во второй мировой экономический центр в Азии, что создавало бы сложности для сохранения влияние США на Ближнем Востоке и в Средней Азии. […]

Географически обоснованные противоречия в интересах между Россией и США объясняют американскую политику в отношении России, которая проводится с момента падения Берлинской стены (ноябрь 1989 года). Новая ‘холодная война’ является продолжением ‘старой’, так как ‘старая’ в действительности никогда не прекращалась. ‘Холодная война’ продолжалась, поскольку США с падением Берлинской стены достигли только одной из двух своих геополитических целей. Первой целью без сомнения была победа капитализма над социализмом. Но вторая цель — она становится понятной только при рассмотрении нынешней политики США — никем не оспариваемое господствующее положение США в Евразии, чтобы перевести мир на постнационально-государственный порядок под американской гегемонией.

Новые конкуренты США

Но мечта о достижении американского всемогущества, которую Бжезинский, как само собой разумеющееся, в 1997 году считал вполне законной, в последние годы утратила реалистичность. Благодаря стремительному взлету не только России, но также Китая и Индии эта мечта становится все более призрачной. […] Спустя десять лет после выхода в свет внешнеполитического анализа Бжезинского, США столкнулись с истощением своих империалистических сил. Как страна может доминировать на чужом континенте, противопоставляя себя самоуверенной России и сильному Китаю? Наполеоновские войны и Вторая мировая война к тому же являются примерами того, что и в прошлом все попытке продвинуться с окраин Евразии в ее — российский — центр, постоянно проваливались. Как будут вести себя США, если и их ждет подобная участь?

Это зависит от того, идет ли речь в сформулированной Бжезинским в 1997 году целевой установке о таких целях, от которых можно отказаться в силу прагматичных соображений, если эти цели окажутся нереалистичными. Или же речь идет о целях, которые настолько сильно срослись с идентичностью страны, ее институтами и ее руководящей политической элитой, что их нельзя ограничить, и от них нельзя отказаться.

Если исходить из самого благоприятного сценария, то это будет означать, что американские геополитики признают, что сформулированные Бжезинским в 1997 году цели оказались недостижимыми, а европейские политики осознают, что новая интерпретация этих планов в форме трансатлантического сотрудничества в конечном итоге не в интересах европейцев.

В ближайшие пять лет американский доллар мог бы лишиться своего господствующего положения в качестве мировой валюты. Тем самым, США также потеряли бы значительную часть имеющихся у них преимуществ (прибыль от выпуска денежных знаков, что означает получаемые от государства или от эмиссионного банка доходы — прим. ред.), которые, в свою очередь, образуют финансовый базис для их непомерных расходов на вооружения. Многие военные базы вне территории США не могли бы больше финансироваться. Впредь США должны были бы разделить свои позиции мировой державы с евразийскими конкурентами такими, как Китай, Россия и Европа. Вполне возможно, что вследствие своей политики в этом регионе в прошлые годы, США совершенно потеряют свое влияние в Средней Азии. Тем абсурднее кажется, что именно сейчас, когда так называемые государства группы BRIC (Бразилия, Россия, Индия и Китай) генерируют огромный экономический рост, НАТО впервые требует для себя всеобъемлющую монополию на использование силы.

Соединенные Штаты, по всей видимости, больше не будут оказывать влияние на мир XXI века в той мере, как это было во второй половине прошлого столетия. В зависимости от той меры, в которой различные континенты и культурные общности должны будут прийти к единству для создания надрегионального рамочного механизма геополитического порядка будущего, возникнет также пространство для альтернативных проектов.

На место глобализации, которой сегодня дирижируют США, мог бы прийти процесс открытого, построенного на совмещении различных интересов диалога между примерно равными по силе державами. Вследствие этого, Запад в большей степени, чем это наблюдается сегодня, столкнулся бы с противоречиями, связанными с его собственным восприятием мира. Признанное сегодня повсюду представление о ‘хорошем Западе’ может существенно пошатнуться, если однажды предметом исторической памяти, даже судебного анализа, стали бы следующие темы: эксплуатация стран ‘третьего мира’, практика долгового империализма и поддержка диктаторов.

Новое довоенное время

Но, возможно, именно это является прогнозом на будущее, направленным в конечном итоге против плана Бжезинского — американского господства в Евразии. И, возможно, это относится не только к Бжезинскому, но и к широкому слою американской элиты. Кое-что говорит в пользу того, что вера в легитимное господство США так тесно переплетена с чувством идентичности американской элиты, что даже явный провал американской политики в период президентства Буша не приведет к новой ориентации. Об этом свидетельствует план достижения господства над Евразией при помощи углубленного американо-европейского сотрудничества, представленный Бжезинским в его недавно вышедшей книге ‘Второй шанс’ (Second Chance).

Это, кажется, является последней соломинкой, за которую США (вне зависимости от того, кто станет президентом Барак Обама или Джон Маккейн) могли бы ухватиться, отказываясь понимать, что невозможно добиться господства Запада над всей Евразией ни в политическом, ни в экономическом, ни даже в военном отношении.

Какой оборот примет истории, если американские и европейские геополитики, не обращая внимания на новое перераспределение силы, действительно будут придерживаться плана господства над Евразией? Это могло бы привести к столкновению интересов различных великих держав, в форме ли ‘холодной’ или ‘горячей’ войны.

Поскольку новая ‘холодная война’ протекала бы не в равновесии страха, а в военной и технологической асимметрии, гораздо выше становилась бы опасность возникновения ‘горячей’ войны. Таким образом, ‘хозяин’ противоракетного щита мог бы питать иллюзии, пребывая в обманчивом ощущении безопасности, а война могла бы разразиться вследствие дипломатического кризиса. И, наоборот, ‘побежденная’ сторона, которая не располагает противоракетным щитом, могла бы начать превентивную войну, поскольку она была бы уверена в том, что противоположная сторона и без того уже давно планирует это. Превентивное начало войны становилось бы асимметричным уравновешиванием отсутствия противоракетного щита.

Однако столкновение различных евразийских акторов могло бы произойти и в форме ‘замещающей’ войны. Местом подобного столкновения с большой вероятностью являлись бы богатые нефтью регионы Ближнего Востока и Средней Азии. Если бы вдруг начался энергетический кризис, вызванный нехваткой нефти, эти регионы могли бы окончательно попасть в перекрестье интересов всех держав. […]

Если между Ираком, Ираном, Афганистаном, Пакистаном и бывшими республиками Советского Союза геополитическая конкуренция в регионе стала бы решаться по аналогии с тем, как это было в прошлом веке на европейских Балканах, то вряд ли можно будет оценить человеческие потери. На евразийских Балканах между собой конкурируют гораздо больше государств, чем это было когда-то на европейских Балканах. Важнейшие акторы — Россия, США, Турция и Иран. В последние годы к тому же все более ощутимым становится влияние Китая, Индии, Пакистана и ЕС. В общей сложности, евразийские Балканы простираются по территории, на которой проживают несколько сотен миллионов людей. Американский историк Найал Фергюсон (Niall Ferguson) даже представлял тезис о том, что подобная трансграничная гражданская война на евразийских Балканах вероятна и в конечном итоге представляла бы собой новую мировую войну. Фергюсон приходит к выводу, что в случае конфликта ожидаемое число жертв может превысить масштабы Второй мировой войны. Публикация статьи Фергюсона в журнале Foreign Affairs, издаваемом Советом по международным отношениям (Council on Foreign Relations), показывает, что самые известные ‘мозговые центры’ США рассматривают трансграничную гражданскую войну на евразийских Балканах как возможный сценарий развития событий.

Если в конечном итоге роль миротворческой силы взяла бы на себя могущественная коалиция из различных государства (по аналогии с той, которую образовала НАТО в 1999 году в Югославии), то эта коалиция не только смогла бы определять новые границы Ближнего Востока и Средней Азии, но она была бы в состоянии установить прямой военный контроль над значительной частью мировых запасов нефти и газа. Подобная ‘миротворческая коалиция’ была бы подлинным победителем в этой войне, поскольку контроль над этими энергетическими резервами представляет собой значительный геополитический рычаг власти. А тому, кто этим рычагом обладает, будет принадлежать решающая роль гегемона в XXI столетии.

Решающая роль Европы

Однако ни США и ни Россия не будут принимать решения в том, какой будет история XXI века. Интересы обоих государств можно определить как слишком ясные и прагматичные, чтобы они всерьез могли бы выбрать между принципиально разными возможностями.

Россия, по всей вероятности, никогда не откажется от того, чтобы рассматривать бывшие республики Советского Союза как свою ‘естественную’ зону влияния. А США, в свою очередь, кажется, мало заинтересованы в том, чтобы без борьбы отказаться от своего господства на евразийском континенте. Поэтому возможность принятия решения в этой ‘большой игре’ (great game) должно быть в руках геополитических акторов, которые могли бы выигрывать от различных возможностей развития ситуации, и которые действительно стоят перед выбором. Единственная геополитическая сила, соответствующая этому описания, Европа.

В любом случае, представленная Бжезинским геополитическая концепция американского господства в XXI веке оказывается зависимой от кооперации с Европой. Без поддержки расширения НАТО на Восток со стороны Евросоюза план по созданию трансевразийской системы безопасности с доминирующей ролью США выглядит нереалистичным.

Таким образом, Европа для Соединенных Штатов является партнером, от которого нельзя отказаться. Однако интересы Европы по важнейшим позициям существенно отличаются от интересов США. Учитывая свое геополитическое положение, Европа может пойти как на атлантическую, так и на евразийскую кооперацию. При этом европейским интересам отвечала бы политика, ориентированная как на Запад, так и на Восток. Однако ориентацию Евросоюза на Восток Соединенные Штаты пытаются предотвратить не в последнюю очередь с помощью новой ‘холодной войны’, используя в качестве инструментов восточноевропейские государства. Если Брюсселю не удастся отговорить правительства Польши и Чехии от размещения на их территории американского радара и противоракет, то возникает вопрос, какой вообще политический смысл в существовании Европейского Союза, и какая у него политическая цель.

Геополитический анализ Бжезинского, правда, не лишен своей логики и обладает высокой силой убеждения. Однако это не может скрыть и его неверные посылы. Рассматривать Евразию в качестве шахматной доски на первый взгляд идея оригинальная. Но, как и многие другие претендующие на историческое могущество идеи, при внимательном рассмотрении идеи Бжезинского оказываются бездуховными и политически разрушительными. Мир XXI века тесно переплетен своей многополярностью и поэтому становится маленьким и хрупким. Силовые игры в геополитике, которые переносят на континенты логику шахматной игры, не соответствуют новой ситуации. Поэтому необходимо ограничить геополитическую логику, и даже поставить ее под сомнение.

Не доводя силовую игру в геополитике до самого худшего сценария, сегодня важно противопоставить геополитической логике такой способ мышления, который рассматривает цивилизацию как единое целое. Гораздо важнее вопроса, будет ли XXI век американским, европейским или китайским веком, является вопрос, на каких посылах мы собираемся строить жизнь рода человеческого. Соединенные Штаты в период президентства Буша уже озвучили свои предложения с помощью Гуантанамо и ‘зеленой зоны’ в Багдаде. Правда, осталось совсем немного подождать, чтобы понять, в состоянии ли США, когда президентом станет преемник Буша (без разницы, кто бы это ни был), пойти на цивилизационные корректировки своего курса. Но если США и дальше будут стремиться к глобальному господству, Европа должна отреагировать. В качестве неотъемлемого партнера США только ‘старый свет’ может отказать в поддержке американским планам. И в интересах цивилизации Европе следовало бы это сделать.

Источник: Хауке Ритц (Hauke Ritz), «Junge Welt», Германия
 

М.Иманалиев: Может ли ЦА стать посредником между Европой и Исламским миром?

М.Иманалиев: Может ли ЦА стать посредником между Европой и Исламским миром?

Бишкек Пресс Клаб: «Прежде чем предложить мировому сообществу свои услуги в качестве геополитического и религиозно-культурного посредника между мировым Исламом и Европой необходимо понять, каким потенциалом располагают центральноазиатские государства в совокупности и индивидуально для выполнения такой весьма сложной миссии», — об этом говорится в статье президента Института общественной политики Муратбека Иманалиева, которую ВРС сегодня предлагает вашему вниманию. Следует признать, что на сегодняшний день возможности центральноазиатских государств ограничены настолько, насколько они дееспособны как независимые государства и насколько адекватно и полноценно понимание элитами Центральной Азии значимости региона как реально сконструированного международного политического пространства, в том числе, имеющего и глобальное измерение. Очевидно, что от этого во многом зависит проектирование и реализация политических, экономических и культурно-гуманитарных «акций влияния» на внешний мир с последующим формированием и развитием позитивных представлений о Центральной Азии у внерегиональных лидеров и народов, о ее потенциале в том или ином качестве субъекта международной жизни.Разумеется, что центральноазиатские страны, в свою очередь, испытывают влияние, прежде всего, ведущих держав и некоторых межстрановых объединений на функционирование и развитие тех или иных политических систем в государствах региона, социально-экономических контентов, общественных отношений, внешнеполитических стратегий и многого другого.Однако представляется, что влияние сильных мира сего на формирование институционального развития государств региона было и остается не более чем фрагментарным. Например, попытки Запада «демократизировать» Центральную Азию не имели всеобъемлющего и программного подхода, в частности, право и нравственность как ценностные емкости и «ограничители», без которых демократия не более чем анархия и охлократия, были представлены в процессах демократического «всеобуча» секторально либо вообще отсутствовали. При этом, конечно, я разделяю мнение ряда отечественных и зарубежных экспертов в том, что упомянутые проблемы все-таки больше относятся к категории проектных решений внутренними усилиями элит и народов региона, разумеется, при условии, что они не только проявляют интерес, но и в определенной степени готовы к их реализации.

Насколько велико, с другой стороны, влияние на центральноазиатские государства Ислама? Действительно ли в случае со странами региона следует серьезно говорить об исламизации, но при этом хотелось бы до конца понять, какие местные и зарубежные институты и миссии вовлечены в этот процесс. Это возврат и реставрация или это нечто новое? Можно ли понимать этот процесс как движение навстречу друг другу исламского мира и центральноазиатских государств и народов или это все-таки одностороннее движение? И вообще следует разобраться, кого и что имеют в виду политики, ученые и общественные деятели, когда говорят об «исламизации» центральноазиатского региона? Представляется, что серьезная исследовательская работа по этой проблематике только начинается.

И, наконец, могут ли центральноазиатские государства использовать свою некую фрагментарную инкорпорированность в Европу и мозаику Ислама для собственного становления в качестве реальных субъектов современной международной жизни, с одной стороны, и формирования диалоговых коммуникаций между теми же Европой и Исламом, с другой стороны? Насколько противоречивы либо вообще антагонистичны ценностные ориентиры Запада и исламского мира, и каков компонент влияния и доминирования эгоистичных интересов стран обоих миров, на основе которых выстраиваются их позиции?

Как мне представляется, историко-культурные и иные необходимые обоснования, в принципе, наличествуют. Например, Центральная Азия всегда была местом схождения цивилизационно-культурных потоков и мировых религий, при этом, играя роль внутриконтинентального связующего коридора, правда без ярко выраженного в смыслах прогресса, как это понималось в Европе, но с функцией интеграционного начала с экстенсивной механикой развития. Последнее в большей степени относится к культуре кочевнической мобильности, в контексте политических, экономических и иных потребностей отражавших мировосприятие евразийских номадов, историческая миссия которых, на мой взгляд, заключалась в перемещении неких, порой виртуализированных ценностных емкостей из одного культурно-цивилизационного пространства в другое, но которыми они сами практически не пользовались.

Геополитика, в данном случае как применение географии в качестве политико-пространственного инструментария, также способствовала в общих чертах формированию Центральной Азии как «посреднического» региона. Однако смыкание в Х1Х столетии именно в Центральной Азии российского и цинского военно-организационных и политико-социальных пространств, в практике межгосударственных отношений нашедшего закрепление в российско-китайском пограничном размежевании, разрушило эту «посредническую» ипостась геополитической характеристики региона. В последующем была демонтирована и интеграторско-посредническая идеологема, которая всегда присутствовала при создании и жизни кочевых и оседлых государств и иных сообществ на этом географическом пространстве.

В настоящее время новые государства в Центральной Азии, стремящиеся к построению собственных моделей национальной государственности, одновременно пытаются возродить и реконструировать смыслы (пока в контурах) посредническо-интеграционных традиций, существовавших ранее. Правда следует признать, что унаследованы лишь некие фантомные явления этих самых традиций: собственно сами смыслы стерты из памяти.

Но сегодня, во всяком случае, некоторые интересные инициативы, которые с некоторой натяжкой можно категориально отнести к формулам подобных традиций и импульсирующие из Центральной Азии, находят понимание и поддержку других государств. Например, казахское СВМДА, узбекская безъядерная зона, кыргызский «Шелковый Путь» и т.д. Даже туркменский «нейтралитет» в определенном смысле можно рассматривать как стихийно возрожденный внутренний позыв к возрождению этих политических конструкций, хотя большинство политиков и экспертов склонно рассматривать нейтральный статус Ашхабада как некое подражание кому-то. Хочу при этом напомнить, обсуждения о нейтральности имели место быть и в других центральноазиатских странах на заре их независимости.

Эти инициативы поддержаны многими европейскими и исламскими государствами. Однако требуется их развитие в сторону не организационных трендов и сиюминутного улучшения имиджа, а распространения их в качестве устойчиво и позитивно воспринимаемых другими странами идей.

В частности, с моей точки зрения, вполне можно было бы использовать создание безъядерной зоны в Центральной Азии для укрепления идей нераспространения и отказа от использования Атома в военных целях. И в этом контексте следовало бы более масштабно и полноценно использовать, например, решение евразийского и мусульманского Казахстана, который добровольно отказался от статуса ядерной державы. Полагаю возможным, что согласованные и активные действия стран центральноазиатского региона при поддержке ООН и других глобальных и региональных организаций, отдельных государств, таких, например, как Германия и Япония, были бы способны привлечь к такому процессу широкий круг исламских и европейских стран, включая при определенных условиях Иран. Почему бы не подумать о присоединении Афганистана к центральноазиатской «безъядерной» зоне?

В данном контексте было бы весьма актуально и полезно для стран региона вынести в повестку дня центральноазиатского сотрудничества проблему нераспространения в ее более насыщенном, динамичном и конструктивном виде, а не ограничиваться только подписанием договора о создании безъядерной зоны: необходима верстка региональной «безъядерной» политики и ее инструментов. Добавлю лишь то, что Центральная Азия, окруженная ядерными державами, а также странами, намеревающимися стать таковыми, должна быть более активной в укреплении и развитии этих идей.

Нефть и газ всегда имели отраженное либо косвенное политическое измерение, но сегодня они – часть большой международной политики. И ее важным сегментом стали некоторые центральноазиатские государства. «Трубопроводная» дипломатия становится определяющим направлением внешней политики этих стран: становится очевидным, что формирование «многовекторности» зачастую зависит от разветвленности нефтегазопроводов. Предвижу возражения, но, тем не менее, выскажусь в том смысле, что существующий подход к пониманию и использованию энергетики в коридоре внешнеполитических усилий представляется весьма пассивной формой развития взаимоотношений с другими странами и регионами. Естественная конкуренция государств и их эгоистические интересы не должны доминировать над общечеловеческими ценностями. «Энергетические» отношения должны носить не только деловой, торговый характер, но и гуманитарно-цивилизационный.

Другим солидным ресурсом формирования интеграционно-посреднических международных конструкций для центральноазиатских государств является вода, о которой много лет в алармистских тонах говорят и пишут многие ученые, государственные мужи и дипломаты. Однако много и бесплодно обсуждаемая тема воды, превратившаяся в нечто вроде политологической моды, не привела к появлению серьезных региональных и глобальных проектов, способных решить эту проблему хотя бы в превентивном порядке. Совершенно очевидно, что вода, имея колоссальную экономическую и социальную значимость, вместе с тем располагает своим международно-политическим измерением. Вода не должна стать предметом и поводом конфликтов и войн, более того она должна стать, по моему разумению, инструментом интеграции и совместного развития. Убежден, что настала пора формирования «водной» политики и дипломатии стран Центральной Азии. Поддержка Евросоюзом «водных» инициатив государств региона для нас должна быть сигналом к выработке общих позиций, в том числе и по внерегиональным азимутам, предполагающих полноценное привлечение к сотрудничеству других стран, в том числе, и исламских. Понимание того, что вода может рассматриваться как общечеловеческое достояние и непревзойденная ценность и, что разумное и совместное использование воды в интересах всех живущих на Земле, — это еще одна возможность проявления центральноазиатскими странами своей способности быть «посредниками», а не только выражать политическую и иную солидарность.

Очевидно, что важнейшей и ведущей компонентой диалоговых коммуникаций должны быть проблемы безопасности. Трансграничная преступность, выражаемая в перманентной эскалации терроризма, наркотизма, торговли людьми, оружием и т.п. требует большей активности и результативности совместной деятельности глобальных и региональных международных организаций, неправительственных и общественных объединений, отдельных государств.

Нельзя сказать, что какие-то усилия не предпринимаются. Но мне кажется, что все потуги приводят, как ни странно, к обратному результату, если таковой искомый итог не предусматривался: к отчуждению. Наверное, нужна принципиально иная база и концепция диалога.

В этой связи полагал бы возможным изучить проблему создания конференциального канала контактов, в пределах которых роль некоего «связующего» звена на себя взяли бы страны являющиеся одновременно членами Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе и Организации Исламская Конференция. В число таких стран входят центральноазиатские государства, Турция, Азербайджан, Босния и Герцеговина, Албания и другие. В свое время в начале 2000 гг. эта идея была предложена Кыргызстаном, однако, к сожалению, не получила необходимого развития. Главная задача такой постоянной действующей конференции заключается не в «усаживании» за общий переговорный стол страны, входящие в ОБСЕ И ОИК, а в двусторонней ретрансляции ценностных емкостей и ориентаций и их последующей возможной совместимости. Речь в данном случае может о широком наборе направлении, включая вопросы безопасности, экономики, межконфессиональных и межкультурных отношений. Функционирование такой конференции, вероятно, предполагает ее определенную самостоятельность, но не обособленность. Важен компонент «второго и третьего эшелонов» предварительного внутреннего диалога, т.е. деятелей культуры, науки, религиозных, общественных и неправительственных организаций, разумеется, с участием представителей Европы и мусульманских стран, если на это будет их добрая воля.

Представить себе, что центральноазиатские и другие страны-участницы такой конференции были бы в состоянии влиять на конкретный исламский или европейский регион весьма сложно, но в будущем общеполитические и межконфессиональные диалоги, ориентированные на поиск пути решения общих проблем, вполне вероятны.

Европа будет воспринимать США по-новому

Г.Кремп, Die Welt:   Финансовый кризис грозит тем, что Европа может еще дальше дистанцироваться от США. Растет соблазн последовать за потоками нефти и газа – вместо того, чтобы стремиться к свободе и благосостоянию в евроатлантическом альянсе. Ситуация удивительным образом напоминает начало 1930-х годов, когда президент США Рузвельт провозгласил программу реформ New Deal 

Небоскребы Манхэттена несут в себе нечто трагикомичное: «Они похожи на костюм, который стал велик своему обладателю. Они словно призраки устремляются ввысь, напоминая замки свергнутых правителей». 

Это описание, в котором чувствуется и скорбь, и ирония, было взято не из какого-нибудь актуального репортажа, а принадлежит перу берлинского экономического обозревателя Рихарда Левинсона, который под псевдонимом «Морус» написал в 1932 году книгу о Великой депрессии в США под названием «Расшатанный мир». В то время, когда Морус писал свою книгу, международная сеть финансовых и товарных рынков была расколота, Америка была свергнута с постамента крупнейшего мирового производителя, потянув за собой в бездну и Европу, Германия оказалась при этом на самом ее дне. 

Крушение либеральной экономической системы с признаками перепроизводства и спекуляций на бирже вызвало в 1925 году в мире шок, сравнимый по своей силе с землетрясением в Лиссабоне, произошедшим 1 ноября 1755 года. Он подорвал оптимизм, связанный с просвещением, и после него люди стали задавать вопросы в связи со смыслом промысла божьего. Катастрофа имела начало и конец – в отличие от сегодняшней, когда весь мир живет надеждой, одновременно с этим дрожа от мысли о цепной реакции. 

Но есть и общее: сегодняшний кризис достаточно силен для того, чтобы опрокинуть престиж американской финансовой экономики. Обе катастрофы возникли на фоне рисков неконтролируемого бума: сегодняшний – в результате вмешательства сомнительных цен по ипотеке в спекулятивные финансовые продукты, начиная с экономического роста 1990-х годов; тогдашний – с наводнения рынка продукцией в Первую мировую войну, перенасыщения рынка при снижавшемся спросе, в то время как промышленное и сельскохозяйственное перепроизводство в США продолжалось, что привело к стремительному росту биржевого индекса под лозунгом «get rich quick» («разбогатей по-быстрому»). В 1928 году начали действовать негативные факторы – снижение покупательской активности, рост налогов, безработица, обвал бирж, крах банковской системы. В 1930 году это привело к экономической стагнации. На этот раз все складывалось неудачно еще с 2006 года. 

Сегодня в наличие имеются инструменты для борьбы с кризисом, которых не было во времена Великой депрессии. Правительство президента Герберта Гувера верило в то, что экономика излечит себя сама, ошибочно полагая, что очередной подъем уже не за горами, и повысило налоги, что оказалось смертельным ядом для экономики. Либеральная теория сгинула не только из-за этого – на тот момент существовали Центробанки, которые, правда, друг с другом не сотрудничали, кроме того, не существовало международной взаимопомощи, государства действовали противоречиво, проводя националистическую протекционистскую политику. Объем мировой торговли сократился на 66%, мировая политика распалась на части. 

На этот раз рука государства ощутимо вмешивается в происходящее, пытаясь сохранить обеспечение экономики при помощи кредитов и инвестиционных средств. Суть в том, что государство скупает затронутые кризисом имущественные ценности финансовых институтов с налоговыми средствами. На сумму от 700 млрд до 1 трлн долларов (то есть по меньшей мере размер двух оборонных бюджетов) с непредсказуемыми последствиями для ядра экономики – для потребления. Является ли государство лучшим управляющим в этом гигантском процессе? Или же США считают, что должны завести циклотрон задолженности до предела, чтобы спасти политическую позицию мировой державы? 

В эпоху тотальной экономической зараженности Великой депрессии в прошлом столетии Франклин Рузвельт после своего вступления в должность в 1933 году предпринял попытку интервенции. Согласно некоторым представлениям, New Deal было не чем иным, как успехом. Однако доверие американцев и всего мира вернуть не удалось. Радикальные меры квазивоенно-экономического государственного дирижизма закончились после переизбрания президента в 1936 году новой депрессией, так называемой депрессией Рузвельта, которая ознаменовалась падением промышленного производства на 33%, национального дохода на 12% и ростом уровня безработицы, который составил 25 млн человек – практически как в 1933 году. И только бум вооружений 1941 года через полтора десятилетия после начала кризиса снова вдохнул жизнь в американскую экономику. 

Даже если финансовый кризис не обернется Великой депрессией и продлится только половину срока, то есть 7 лет – пока финансовая система не избавится от негативных последствий – потеря политического доверия, скепсис прежде всего в отношении полномочий Америки по решению мировых проблем будут утрачены безвозвратно. Суждения о США перестали основываться на реальности (которую теперь мало кто понимает), а больше напоминает смешение мнений из ток-шоу, сплетен, страхов и длительных избирательных кампаний. Рузвельт и другие «устранители проблем» (Troubleshooter) сверху манипулировали общественным мнением. Сегодня это мнение манипулирует самим собой – в глобальных масштабах. 

Отражаясь в кривом зеркале, США предстают в образе государства, которое переживает свой закат и к тому же после войны в Ираке выглядит сомнительно и в моральном плане. Без тени иронии можно утверждать, что все громче доносится критика по поводу того, какой вред нанесла Америка всему миру событиями 11 сентября. 

Критика в адрес Америки из Европы доносилась всегда, как, впрочем, и безграничное восхищение. Это касалось техники и промышленности, доходов населения и потребительского бума, демократии, автомобилей и строительства государств, эмансипации американок и роли чернокожего населения, с одной стороны, в модернизации, с другой – в «цивилизации» в отличие от европейской культуры (Томас Манн). 

После Первой мировой войны и перед началом Второй мировой картина приобрела политические вариации. Вильсон как в Германии, так и во Франции заслужил по противоположным причинам плохие оценки. Здесь без тени сочувствия следили за выводом американских войск в 1920-м. В своих воинственных творениях Гитлер предстает почитателем технической Америки, успехи которой, по мнению фюрера, были связаны с постоянным потоком «настоящих арийских сил», приходящим в страну. В 1933 году он даже какое-то время приветствовал политику реформ Рузвельта – по примеру Муссолини. 

Однако мировой экономический кризис сгустил краски в образе Америки. Критика в адрес капитализма доносилась со стороны социалистов, консерваторов, фашистов и национал-социалистов и привела вместе с политикой Open-Door, которая объединила политику Рузвельта в результате несостоятельности американского «самоисцеления» с глобальной политикой интервенции, к шовинистическому вагенбургу и политико-экономическим теориям господства одной нации сначала в Японии и Италии, а затем и в Германии. На этом фоне готовилась Вторая мировая война, окрыленная бешеной агрессией и мотивированная экзистенциональной враждой. 

Новой стадии осмысления удалось достичь лишь тогда, когда к 1945 году утихла жажда крови и опустился железный занавес холодной войны, отделивший могущественный Советский Союз. Сталин стал тем темным фоном, на котором американская философия свободы, рыночной экономики, альтруистического компонента власти засияли новым светом и впервые (в том числе и в Германии) сгруппировались в трансатлантическую картину надежды. Антиамериканизм вышел из моды, идеологический антикапитализм улетучился – началась новая эра, которая продолжалась, как мы знаем, тоже до определенного момента. 

Вопрос в том, как тяжелый финансовый кризис в своем неизвестном течении суммируется с другими «ощущаемыми» недостатками действий США и приводит к континентализации весьма своенравной национальной политики в Европе, а особенно в Германии. Растет соблазн последовать за потоками нефти и газа вместо того, чтобы следовать долгосрочной геополитике, в которой объединены свобода и процветание. Финансовые турбулентности с последующими экономическими кризисами приводят к выходу эмоций. Раньше это называлось «контролировать контролеров»; сегодня задаются вопросом: кто обуздает эмоции?

Инопресса

The Economist: Мировая экономика расплачивается за дорогую нефть

Портал «Нефть России»:  Цены на нефть падают и приближаются к отметке в $100 за баррель, и многими воспринимается с облегчением, пишет The Economist сегодня, 12 сентября. Но еще совсем недавно, 11 июля, они превышали $147 за баррель, что привело к серьезным негативным последствиям для мировой экономики, которой, возможно, еще долго придется расплачиваться за дорогую нефть.

Как утверждает британское издание The Economist, высокие цены на нефть нанесли богатым развитым странам не меньший ущерб, чем крушение кредитных рынков. И даже такие страны, как Германия и Япония, которые не так зависимы от заемных средств, пострадали не меньше, чем США и Великобритания.

В этих условиях недавнее падение цен на нефть (и продовольствие) должно быть благом для потребителей. Однако эти цены упали далеко не достаточно для того, чтобы сильно порадовать центробанки. Инфляция должна ослабевать вместе со снижением цен на сырьевые товары, но, как указывает Economist, некоторые из тех, кто определяют монетарную политику, опасаются, что инфляция не сможет быстро опуститься до терпимого уровня. Они боятся, что высокие цены на нефть могли ослабить потенциальный темп роста экономики, и увеличив при этом инфляцию. И если это так, то ослабление темпа увеличения ВВП может не создать достаточной слабины экономики, чтобы вызвать снижение инфляции.

По мнению журнала, на такую возможность указывал член Управляющего совета Европейского центробанка (ЕЦБ) Атанасиос Орфанидес (Athanasios Orphanides) на конференции «ЕЦБ и его наблюдатели», которая состоялась во Франкфурте 5 сентября. По его словам, увеличение относительной цены на нефть повышает стоимость энергоемкого производства, делая отдельные предприятия бесприбыльными. Нефтяной шок может даже привести к уменьшению минимального запаса резервных мощностей, если он производство из-за него упадет больше, чем капиталовложения. По этой причине тем, кто устанавливает фискальную политику, следует быть острожными, и не допускать чрезмерного стимулирования экономики. По мнению Орфанидеса, одной из ошибок этой политики, которая привела к стагфляции в 1970-е г., было не обратить внимания на тот эффект, который оказывает дорожающая нефть на жизнеспособное производство.

Согласно последним исследованиям Организации экономического сотрудничества и развития, цены на нефть на уровне $120 за баррель могут за несколько лет снизить потенциально возможный объем производства на 4% в Америке, и на 2% — в еврозоне, где меньше нефти приходится на каждую статью ВВП). Но, поскольку модернизация в машиностроении происходит не быстро, это влияние, по мнению издания, скорее всего, будет распространяться постепенно, начиная со снижения потенциального роста ВВП США на 0,2 процентных пункта в год.

При этом, как отмечает журнал, многое будет зависеть от того, как корректируются другие расходы. Если компания может компенсировать часть возросших счетов за нефть за счет понижения реальной заработной платы (либо через повышение цен, либо через снижение выплат), большая часть ее основного капитала может остаться жизнеспособной. Так может произойти в Америке, где рост почасовой оплаты труда ниже уровня инфляции, и основной удар от нефтяного шок пришелся на рабочих. В еврозоне, напротив, отмечается больше признаков того, что заработная плата быстрее растет вслед за инфляцией. И глава ЕЦБ Жан-Клод Трише (Jean-Claude Trichet) уже предупредил, что влияние дорогой нефти на потенциальный рост экономики «нельзя считать незначительным». «А это беспокойство банка может создать барьер для быстрого сокращения процентных ставок», — заключает The Economist, как передает «РосФинКом».
 

картинка  с сайта http://pics.rbc.ru/

Германия и США разошлись во взглядах на «Северный поток»

NEWSru.com:  Федеральное правительство Германии направило официальный протест в адрес американского посольства в этой стране в связи со статьей американского дипломата, призывающей Швецию воспрепятствовать строительству газопровода «Северный поток», сообщает в пятницу интернет-издание германской газеты Handelsblatt.

«Министр иностранных дел Франк-Вальтер Штайнмайер поручил руководителю отдела министерства разъяснить американскому представительству, что федеральное правительство весьма возмущено этой попыткой», — приводит Handelsblatt слова неназванного источника в немецком правительстве.

Такую реакцию вызвала статья, опубликованная в шведской ежедневной газете Svenska Dagbladet. 10 сентября. В этой статье посол США в Швеции Майкл Вуд заявил, что Европа и США не должны увеличивать зависимость от России, которую он назвал «ненадежным поставщиком энергии».

Проект газопровода, идущего в обход Польши, подвергся критике со стороны большинства польских политических партий как слишком дорогой по сравнению с наземной альтернативой. Государства Балтии и Швеция выступили противниками «Северного потока» по экологическим мотивам.

Посол Вуд утверждает, что Швеция должна переосмыслить проект газопровода и его трассу, приняв во внимание, что проект явился результатом «специального соглашения между Россией и Германией», тогда как Европейский Союз должен иметь общую позицию по данному вопросу.

Почему Запад терпит поражение в холодной войне за энергоносители

Влиятельная лондонская газета деловых кругов. Политика, экономика, аналитика, наука, культура, спорт.

ИноПресса:  Российская победа в Грузии возымела далеко идущие последствия: соседние государства задумываются над тем, разумно ли продавать нефть и газ Европе

Вообразите себя на месте лидера-автократа какой-нибудь небольшой бывшей республики СССР, которая имеет огромные запасы нефти и газа и жаждет их сбыть. Но кому сбывать? Есть старый, дешевый и простой путь. Он ведет на север, в Россию. Но воспоминания об имперских объятиях Кремля еще свежи. Есть другой путь – новый, дорогостоящий, изобилующий «подводными камнями». Он ведет на запад, в обоих смыслах этого слова, – по территории соседней Грузии и к прямым поставкам вашим западным потребителям.

Азербайджан, страна с 8-миллионным населением, имеющая выход к Каспийскому морю, склонялся к западному пути. Как-никак Америка была самой могущественной страной в мире, а Россия – я говорю о 1990-х годах – была слаба. Итак, Азербайджан поддержал прокладку нефтепровода стоимостью 4 млрд долларов и протяженностью в тысячу миль, который ежедневно способен доставлять миллион баррелей из Баку, столицы Азербайджана, через Тбилиси (Грузия) в порт Джейхан на южном побережье Турции. БТД, как его называют, – единственный не контролируемый Кремлем нефтепровод, который доставляет сырье из бывших республик СССР.

Азербайджан также поддержал строительство газопровода Баку-Тбилиси-Эрзурум, который связал его с востоком Турции. Европа при поддержке США хочет продлить этот трубопровод до самой Австрии. Этот проект называется Nabucco – красивое имя, заимствованное из оперы, подчеркивает важность нефтепровода для спасения Европы от энергетического рабства.

Теперь перечеркнут не только этот план, но и многое другое. По региону катится эхо от взрывных волн, вызванных действиями России по расчленению Грузии, и интересы Запада рушатся один за другим – этакий «эффект домино». В Великобритании почти никто не заметил, что визит вице-президента США Дика Чейни в Азербайджан на прошлой неделе был почти провальным. Президент Азербайджана Ильхам Алиев несколько раз публично продемонстрировал свое пренебрежение – в том числе позвонил российскому президенту Дмитрию Медведеву сразу после завершения своей встречи с Чейни. Чейни обиделся и, по некоторым сведениям, не явился на официальный банкет. По-видимому, Азербайджан полностью раздумал поставлять газ для Nabucco.

Причина проста: Алиев не хочет, чтобы его страна повторила участь Грузии. А это легко может случиться. Как и Грузия, Азербайджан не огражден членством в НАТО. Переговоры о присутствии военного контингента США зашли в тупик. Отношения Азербайджана с ЕС находятся в летаргическом сне – их оживлению не способствуют фальсифицированные результаты выборов и притеснения оппозиции. Россия подзуживает этническое меньшинство – лезгинов, родина которых находится на пограничье между Россией и Азербайджаном. Алиев, инстинктивно склонный балансировать между двумя силами, любезно беседует с российским энергетическим гигантом «Газпром». Тот вызвался скупать весь газ, экспортируемый Азербайджаном, – причем по рыночным ценам.

Прямо на том берегу Каспия Казахстан и Узбекистан заключили соглашение о строительстве нового газопровода для экспорта на север, в Россию. Это новый удар по надеждам Запада найти в Центральной Азии газ для наполнения Nabucco, которому угрожает конкурирующий проект «Южный поток» по дну Черного моря, продвигаемый Россией.

Но это только цветочки. Заколебалась даже Турция – основная опора западной стратегии безопасности в регионе. Большую часть потребляемого ею газа Турция получает по российскому трубопроводу из-за Черного моря. Кремль рьяно обхаживает Анкару, тогда как ЕС держится с ней отчужденно. Отношения еще больше охладились, когда в результате американского вторжения в Ирак возник частично независимый Курдистан.

Поражение Грузии также на руку Ирану. Если западный маршрут будет заблокирован, Центральной Азии и Кавказу придется выбирать между двумя партнерами: либо тегеранские муллы, либо московские бывшие кагэбэшники. Ни тот, ни другой вариант не пророчат Западу ничего успокоительного. Иран уже заявлял, что заблокирует прокладку газопровода по дну Каспийского моря – одного из ключевых звеньев Nabucco.

Возможно, в Великобритании трудно принять все вышеперечисленное близко к сердцу. Но если под каблуком России окажутся поставки энергоносителей в остальную Европу, безопасность Великобритании будет под большой угрозой. Вообще-то ситуация абсурдная: на самом деле это Европа должна диктовать условия России. Мало того, что ЕС – крупнейший покупатель кремлевского экспорта, но и Европа более чем в 10 раз превышает Россию по величине экономики и в три с лишним раза – по численности населения. Интеграция в Европу – вот заманчивая цель, которая умиротворила Западные Балканы: выбирая между крылышком России и движением к вступлению в ЕС, такие страны, как Сербия, предпочитают Запад Востоку. То же самое, что весьма соблазнительно, происходит в Белоруссии: ее авторитарный лидер Александр Лукашенко в отчаянии флиртует с Европой, надеясь избегнуть перспективы растворения своей страны в новом сверхгосударстве под властью России. Белоруссия освободила всех своих политзаключенных и надеется, что теперь ЕС ослабит санкции.

Когда-то Запад обманывался, глядя на режим бывших кагэбэшников в России. Теперь он запоздало отбросил иллюзии. Но все же Запад до сих пор роковым образом разобщен и отвлечен другими вопросами. Германия и Италия ценят свои экономические связи с Россией гораздо выше, чем интересы номинальных союзников в Восточной Европе и бывшем СССР. Британские евроскептики хватаются за чеснок и ружья с серебряными пулями, когда заходит речь о едином внешнеполитическом курсе Европы. Америка далеко, да и увязла в двух других войнах. Она не будет драться за Европу более рьяно, чем сама Европа за себя. Россия это знает и полагает, что ей дан «зеленый свет» на дальнейшее продвижение. Прикрутите регулятор нагревателя: зима затянется надолго.

Эдвард Лукас – автор книги «Новая холодная война»

«Бизнес and Балтия»: Албанское харакири Европы – агрессивный национализм, исламский экстремизм и кланово-мафиозная структура общества

…Стратегический план

После распада СССР и Варшавского пакта в брюссельской штаб-квартире Евросоюза был принят стратегический план движения на восток, который предусматривал: 1) создание новых рынков сбыта продукции для крупных западных корпораций; 2) перенос производственных мощностей на восток Европы с тем, чтобы, используя местную и привлеченную из Азии и Африки дешевую рабочую силу, наладить производство конкурентоспособных на мировом рынке товаров и обеспечить на перспективу извлечение сверхприбылей; 3) прокладку магистральных транспортно-энергетических коридоров для доставки грузов и энергоносителей из Азии.

План предусматривал строительство на востоке и юго-востоке Европы 18 тыс. километров автомобильных и 20 тыс. километров железных дорог, 38 аэропортов, 13 морских и 49 речных портов, крупных газо- и нефтепроводов. А так как главной обязанностью НАТО после распада СССР стало «обеспечение вовлечения новых регионов в западное экономическое и политическое сообщество», то вслед за Евросоюзом пошло и НАТО. Особая роль в этом плане отводилась Балканам.

География дешевизны

В сентябре 1992 года на греческом острове Родос состоялась конференция НАТО под названием «Европейская безопасность в 90-е годы – проблема Юго-Восточной Европы». В ее итоговом документе было сказано: «Балканский полуостров, турецкие и греческие проливы – это регион, имеющий большое стратегическое значение. Турецкие проливы и примыкающие к ним греческие острова в Эгейском море занимают положение, позволяющее контролировать выход бывшего советского флота из Черного моря. Данная территория может также быть базой для ведения боевых действий против стран Северной Африки, Балканских стран или Турции».

«Югославия, – говорилось далее, – представляет собой единственный путь, соединяющий Западную и Восточную Европу, а через Грецию и Турцию ведущий в Северную Африку и на Средний Восток. Албания могла бы стать базой, действуя с которой, можно было бы блокировать морскую торговлю в Адриатическом и Ионическом морях, а также проводить военные операции против Греции и Югославии. Стратегия НАТО с учетом опасностей, исходящих от региона Северной Африки и Среднего Востока, заключается в том, чтобы контролировать названные страны».

Кроме того, в документе отмечалось, что «на Балканах имеется большое количество портов и заливов, которые могут быть использованы как военно-морские базы для ведения боевых действий на суше и на море», 930 мест размещения аэродромов. Также «Балканы располагают 9 из 13 видов стратегически важного рудного сырья и развитой горнодобывающей промышленностью».

И наконец, здесь протекает Дунай – самая протяженная (2850 км), обширная (площадь бассейна 800 тыс. кв. км) и обильная река Европы. Но главное – это самый короткий и самый дешевый путь к энергоресурсам Ближнего (по терминологии НАТО Среднего) Востока, Каспийского моря и Центральной Азии. Поэтому через Балканы решили провести сеть важнейших транспортных и энергетических коридоров (см. план).

 

Энергетические коридоры

Это энергетический коридор № 4 – старый немецкий маршрут, соединяющий румынский порт Констанца через Бухарест и Будапешт с Австрией и Германией, идущий по руслу Дуная через Белград.

Энергетический коридор № 5 – советский нефтепровод «Дружба», по которому с 1960 г. нефть поставлялась европейским союзникам СССР. Он был протянут до столицы Словении Любляны. Планом ЕС предусматривалось доведение нефтепровода до города Триест на севере Италии.

Энергетический коридор № 8. Тянется от болгарского порта Бургас через столицу Македонии Скопье и албанский порт Дуррес к итальянским портам Бари и Бриндизи, откуда нефть легко транспортировать в Испанию, а затем в Великобританию, Нидерланды и на север Европы. Он конкурирует с 4-м «немецким» коридором, но эксперты считают его более перспективным.

Энергетический коридор № 10. Ответвляется от коридора № 8 на границе северной Македонии и Косово, проходит через Белград, Загреб и пока заканчивается в Любляне, откуда нефть можно транспортировать в Германию, Францию, страны Бенилюкса. Как и коридор № 8, считается стратегически наиболее важным.

До 2015 года в этот план намечалось инвестировать 90 млрд евро с гарантированной высокой отдачей и широкими перспективами. Здесь корень многих процессов, которые уже произошли и еще будут происходить в Западной и Восточной Европе, на Кавказе, Ближнем Востоке, отчасти – в Центральной Азии. Здесь разгадки альянсов «старой» и «новой» Европы с Вашингтоном и политики Запада в отношениях с Россией.

И в центре грандиозного предприятия оказались Балканы. Причем жизненно важные транспортно-энергетические магистрали проходили через территорию нестабильной Албании и мощной во времена Иосипа Броз Тито коммунистической Югославии. То есть контроль над важнейшими коммуникациями оказывался в руках албанского и югославского руководства, где в лидеры выбился сербский националист Слободан Милошевич.

Допустить этого Запад не мог. Надо было раздробить Югославию на удельные княжества, управляемые «своими людьми», разместить там базы НАТО, а также взять под контроль Албанию и край Косово, где сочленяются важнейшие 8-й и 10-й энергетические коридоры. Поэтому Запад принял план поэтапного развала Югославской Федерации, о котором сообщила газета «Борба» и свидетелями которого все мы стали. Однако главные режиссеры и исполнители исторического спектакля, как и их роли, со временем менялись.

«Немецкая партия»

Поначалу США, в принципе одобрявшие затею, от нее отстранились. Вашингтон опасался непредсказуемого хода событий в «пороховом погребе Европы» и поручил это дело европейским союзникам. Проводником закулисной балканской политики ЕС и НАТО стала объединенная Германия, которую союзники настойчиво призывали играть более важную роль на мировой политической сцене. И на встрече «большой европейской тройки» в Маастрихте в 1991 году президент Франции Франсуа Миттеран и премьер-министр Великобритании Джон Мейджор сдали Югославию канцлеру Гельмуту Колю…

[Одако] после того как в 1995 году Уоррена Кристофера на посту госсекретаря США сменила Мадлен Олбрайт, изменились вектор и содержание американской геополитики. Засветив тайные связи ФРГ с албанцами, Вашингтон решил занять место Берлина в балканской игре с тем, чтобы, опираясь на косовских албанцев, окончательно развалить Югославию, максимально ослабить Сербию и, в пику интересам Германии и ЕС, поставить Балканы под свой контроль…

Смена приоритетов

В середине 1990-х в американских правящих кругах возник проект «Евразийского транспортного коридора», предусматривавший прокладку системы нефтепроводов из региона Каспийского моря и Центральной Азии к Средиземному морю с целью снабжения Запада энергоресурсами. Идеологом предприятия был всем известный политик и политолог Збигнев Бжезинский, входивший тогда в совет директоров американской нефтяной компании «Amoco». Он решил воскресить старинный «шелковый путь», шедший из глубин Азии и юга Каспия через Грузию и Турцию на Балканы, минуя Россию.

Пока на Южном Кавказе и Балканах пылали гражданские войны, сей замысел был неосуществим. Но после того как в 1992-1993 годах у власти в Грузии и Азербайджане были реанимированы Эдуард Шеварднадзе и Гейдар Алиев, план стал обретать реальную почву. Был создан Каспийский нефтяной консорциум, куда вошли 12 крупнейших нефтяных компаний США, Великобритании, Италии, Франции, Германии, Норвегии и Турции. Возник и план транскавказского нефтепровода, по которому каспийская нефть должна была поступать через Турцию в Европу и на мировой рынок.

Но для успеха проекта нужно было решить две задачи. Во-первых, нейтрализовать уже действовавший российский нефтепровод Баку – Грозный – Новороссийск, с чем связана подоплека конфликтов на Северном Кавказе. А во-вторых, надо было загасить пожар войны на Балканах и взять под контроль балканские транспортные коридоры и правящие там режимы.

Соглашения Холбрука

В регион был срочно направлен представитель президента США Ричард Холбрук по кличке Бульдозер. Он начал тушить пожары в Хорватии и Боснии, и с помощью Милошевича их потушил. Наивно поверив американцам, сербский вождь отстранился от судеб хорватских сербов, благодаря чему сербов изгнали из Сербской Краины, а также восстановили Хорватию в «исторических границах». А после подписания в конце 1995 года в американском городе Дейтон мирных соглашений от Сербии отломилась Босния с Герцеговиной.

Параллельно американцы стали гасить бунт в Албании, где вместо дискредитированного ставленника Берлина Сали Бериши привели к власти его конкурента из Социалистической партии Фатоса Нано. А затем взялись за лидеров косовских албанцев. Немцы видели в АОК криминальную группировку, с которой они заключили временный союз по нужде. Американцы решили превратить АОК в политическую организацию по примеру Африканского национального конгресса в Южной Африке и стали готовить из албанских боевиков политических лидеров Косово, которые станут проводниками политики США.

Администрация тогдашнего президента Америки Билла Клинтона долго скрывала это. Ведь в отчете сенатской комиссии Конгресса США по внешней политике отмечалось, что Армия освобождения Косова «связана с террористическими организациями, опирающимися на радикальную исламскую идеологию». Включая организацию Усамы бен Ладена, который объявил глобальную террористическую войну Америке и ее интересам. Но потом тайна была раскрыта. «США хотят помочь АОК стать политической организацией, если они будут на политической сцене играть ту роль, которая нравится нам», – заявил однажды заместитель представителя Госдепартамента на Балканах Джеймс Фоли.

И лидеры АОК согласились на это. В итоге к весне 1997 года Вашингтон занял главенствующие позиции на Балканах, оттеснив Берлин, Рим и Париж на политическую обочину. Но неожиданно столкнулся с проблемой: Милошевич из союзника в подковерной борьбе с Европой превратился в соперника.

Опасный конкурент

Клан Милошевича имел крупные интересы в нефтяном бизнесе Югославии и был связан, с одной стороны, с российскими нефтяными компаниями (например, «Сибнефтью»), а с другой – с крупнейшим итальянским энергетическим концерном ENI. В делах с российскими нефтяными королями и их украинскими партнерами клан Милошевича хотел использовать протянутый до Любляны нефтепровод «Дружба». Цель – подавать нефть на крупнейший в регионе нефтеперерабатывающий комбинат в Панчево под Белградом и затем продавать готовую продукцию в Европе. С другой стороны, режим Милошевича заключил договор с концерном ENI о строительстве еще одного нефтепровода от румынского города Питешти к Панчево. Эти проекты подрывали стратегические планы Запада на Балканах.

И вот с 1997 года по наводкам американских спецслужб итальянские правоохранительные органы начали расследование против лиц в руководстве «Сибнефти» и концерна ENI. Задача заключалась в выявлении связей с организованной преступностью и получении информации об отмывании денег в «Bank of New York» через фирмы эмигрировавшего из СССР американского гражданина Петра Берлина – владельца фирм «Benex», «Becs» и «Torfinex».

Расследование показало: преступные группы, состоявшие из бывших советских граждан, провели через нью-йоркский банк миллионы долларов, пользуясь незаконной легализацией доходов. По этому делу в Италии, Англии и США были арестованы несколько человек и десятки объявлены в международный розыск. Целью скандала был не только кремлевский «царь Борис» и его «нефтяники», но и Слободан Милошевич.

Данному делу в США придавали большое значение, надеясь одним ударом выбить из балканской игры концерн ENI, Милошевича и их российских коллег. На Милошевича оказывалось давление. Но он не сдавался, а следствие нужных результатов не принесло. Устранить Милошевича демократическим путем было невозможно, так как правящий режим был силен, а оппозиция раздроблена и слаба. И тогда строптивца решили устранить силой. В этой схватке за нефть режима Милошевича, Запада и кремлевских «нефтяников» кроются причины балканской войны. Поэтому «друг» Билл не предупредил «друга» Бориса о ее начале, а когда она началась, американцы первым делом разбомбили комбинат в Панчево.

Александр МОСЯКИН

Адрес полного текста публикации: http://www.i-r-p.ru/page/stream-trends/index-5597.html

Эксперт: Баррель может и не стоить 140 долл., но он уже не опустится ниже 100 долл., ибо это будет означать, что мировая экономика впала в коллапс

Портал «Нефть России»: На вопросы РИА «Новости» ответил известный американский «советолог», а позже «кремленолог», заместитель директора Дейвис-центра российских и евразийских исследований при Гарвардском университете доктор философии Маршалл Голдман. Его последняя книга «Нефтедержава (Petrostate): Путин, власть и новая Россия» предсказала все более доминирующую роль России в мире при увеличивающейся зависимости Запада. Беседовала обозреватель РИА «Новости» Лариса Саенко (Нью-Йорк).

— На фоне жесткого политического противостояния между Западом и Россией из-за признания суверенитета двух республик, де-юре являвшихся частью территории Грузии, все громче звучат призывы «наказать» Россию. Сенаторы Грэхм и Либерман со страниц Wall Street Journal призвали создать некий «северо-атлантический энергетический альянс», чтобы сократить зависимость от российский ресурсов. Глава МИД Велкобритании Дэвид Милибэнд предлагает сократить покупки российских нефти и газа, таким образом подорвав российский бюджет. Это реальные угрозы?

— Политики имеют обыкновение выдвигать громкие «суперидеи», которые невозможно реализовать. Если они призывают резко сократить потребление российского газа, то могут призвать и к тому, чтобы реже дышать.

Несмотря на все предостережения европейцам от стороны США со времен Рональда Рейгана, Европа увеличивала свою сырьевую зависимость от России. Германия некогда зарекалась ограничить долю российского газа в своем потреблении 25% от общего объема. Сейчас это уже 42%! Сценарий «финляндизации», или стопроцентной газовой заивисимости, вполне реален для Европы, которая начинает нервничать. Кстати, хочу обратить внимание, что Китай намного более осторожен Европы и не привязался к российской трубе.

Ни для кого не секрет, что самым мощным оружием России в переговорах с Западом являются ее газопроводы. Нефть может быть заменима, и она не столь привязана к нефтепроводам — ее можно доставлять и танкерами. Но монополия России на газопроводы, ведущие с востока на запад, вполне может использоваться как инструмент для отстаивания политических интересов и жесткого отпора, если ей бросают вызов.

— Западные политики сейчас активно обсуждают, как уменьшить экономическое влияние Москвы через попытки ценового манипулирования. В своей книге вы допускаете, что обвал цен на нефть на мировом рынке в 80-е годы, который во многом и привел к смене режима в СССР, был спровоцирован ЦРУ. А возможно ли повторение подобного сценария сегодня?

— Идея об участии ЦРУ, которое подтолкнуло Саудовскую Аравию резко поднять добычу нефти и выбросить ее на рынок, чтобы подкосить экономику СССР, была выдвинута не мной первым и мне кажется любопытной, особенно если проанализировать динамику нефтяного рынка тех лет и параллельный политический процесс. И ведь действительно, оставшись без нефтедолларов, закрытая советская экономика оказалась на грани краха. Я всерьез занимался изучением этой версии, встречался с людьми, но собрать реальные доказательства в пользу «заговора» не смог.

Я считаю, что в нынешнем глобальном мире подобные операции спецслужб уже невозможны — рынок стал намного шире, появление таких потребителей как Индия и Китай изменили тот расклад, который существовал на момент существования СССР. Идеологические доводы больше не правят миром. В случае сокращения потребления углеводородов в странах ЕС и США, Россия сможет продать их в другом месте, причем, за те же деньги.

Причин для обвала цен на нефть в современном мире я не вижу. Баррель сырой нефти может и не стоить $140, но он уже не опустится ниже $100, ибо падение ниже этой черты означает только одно -мировая экономика впала в коллапс. Да, сейчас Запад задумался о том, как изменить структуру потребления, снизить зависимость от углеводородов, но для ощутимого результата уйдут десятилетия.

— В своей книге вы предсказали возможность вооруженного конфликта между Россией и Грузией из-за статуса самопровозглашенных республик, увидев нефтяную подоплеку в будущем противостоянии.

— Да, я действительно полагаю, что России может не нравиться нефтепровод «Баку-Тбилиси-Джейхан», подрывающий ее монополию на доставку азиатской нефти. Я предупреждал, что политическая нерешенность по статусу Абхазии и Южной Осетии может стать поводом для военного разрешения и определенной экономической дестабилизации в этом регионе. Моя «нефтяная версия» конфликта — безусловно, не единственная, но одна из других в ряду побудительных мотивов России.

Мне кажется, Запад, пугающий мир возвращением «холодной войны», так и не понял, что же произошло за эти годы. Россия сейчас находится на своем историческом пике -никогда в прошлом, ни во времена царей, ни генсеков, страна не была столь мощной исключительно благодаря своим ресурсам.

Во времена «холодной войны», когда миром правили ядерные арсеналы, Запад имел паритет с СССР. Сейчас, когда миром правят нефть и газ, нам нечего противопоставить Москве. Рычаги давления довольно слабы — исключить из G8, не пустить в ВТО. Но откровенно говоря, российскую экономику это не подорвет, ибо ее основные товарные группы — это все те же нефть, газ да вооружение.

Трансформация мира после «холодной войны» и передел влияния , мне кажется, пока не осознается и в самой России, которая нередко ведет себя как обиженная обхождением Запада. Это позиция того, кто еще не понял свою силу и ответственность.

Адрес публикации: http://www.oilru.com/news/81065/

«Газета»: Трубные пятна, оставленные войной

Портал «Нефть России»: В Тбилиси говорят о территориальной целостности Грузии. В Цхинвали говорят о третьем геноциде осетинского народа, сотворенного грузинами. После войны шансы самоопределения Южной Осетии и Абхазии многократно выросли, — пишет «Газета».

В конце XX века таких конфликтов было много прежде всего в связи с распадами многонациональных СССР и СФРЮ. Но в этих государствах территориально-этнические конфликты были только заморожены. Их природа уходит куда-то в ранний капитализм, сопровождавшийся национальными революциями.

На этом эпически-трагическом фоне как-то неловко говорить о таких коммерческих и прозаических вещах, как баррель и нефте- или газопровод. Но ведь не удержаться!

Дело в том, что одним из главных победителей в российско-грузинской войне в Южной Осетии стал «Газпром». И не только экономическим, но и геополитическим. Я не хочу, чтобы меня поняли так, что якобы крупнейшая российская госкомпания участвовала в развязывании войны или вообще как-то в ней участвовала. Ни сном, ни духом. Но факт состоит в том, что война оказалась мощным ударом по конкурентам «Газпрома», а точнее по конкурирующим инфраструктурным проектам доставки газа в Европу.

Именно через Грузию, как справедливо отмечает английская ВВС, пролегает так называемый «четвертый коридор», по которому углеводороды и прежде всего природный газ поступают в страны Евросоюза. Первый — из России, второй — из Норвегии, третий — из Алжира.

Самый крупный газопровод проходит через Грузию: Баку — Тбилиси — Эрзурум (Турция), откуда газ идет дальше в Южную Европу. С ростом объемов добычи в Азербайджане мощность трубы может с сегодняшних 6 млрд кубометров в год увеличиться до 20 млрд к 2014 году. Война если не остановила поставки, то, во-первых, подтолкнула газовые цены вверх, во-вторых, она не могла не оказать влияния на планы расширения «четвертого коридора».

Правда, выводы из войны могут быть двоякими. ВВС ставит на то, что российско-грузинская война может быть истолкована странами-добытчицами газа и нефти как демонстрация силового давления со стороны Москвы, которое может развернуться и против них. Что может заставить их отказаться от планов поддержки нероссийских, а по существу, антироссийских проектов доставки углеводородов в Европу. Но возможен и прямо противоположный вывод. Для Евросоюза главная ценность трубы Баку — Тбилиси — Эрзурум в том, что она не имеет отношения к России и, соответственно, «Газпрому». При поддержке европейцев может произойти бум нероссийских проектов. Германия, например, уже нащупала трубную тему как один из приоритетов в послевоенных переговорах. Берлин угрожает Москве тем, что «без содействия Евросоюза России будет тяжело модернизировать газовую инфраструктуру». Те же аргументы применимы и к транзитным грузинским нефтепроводам, как, например, Баку — Тбилиси — Джейхан.

Одна война закончилась, впереди другая. Так всегда бывает. На этот раз территориально-этническую сменит трубно-углеводородная.

Адрес публикации: http://www.oilru.com/news/80957/

Электричество из моря. Сможет заменить дюжину АЭС

Морские воды таят в себе большой энергетический потенциал, однако до сих пор этот недорогой и экологически чистый источник энергии практически не использовался. Энергетические концерны, создавая приливные и волновые, то есть использующие энергию морской волны, электростанции, намерены исправить эту ситуацию. В настоящее время во всем мире идет работа примерно более чем над сотней различных проектов получения электричества за счет преобразования энергии моря.

Сегодня вслед за E.ON серьезное внимание новым технологиям выработки электроэнергии с помощью могучей силы океанских вод начал уделять и германский концерн RWE, планирующий в течение четырех лет построить силами своей дочерней компании Innogy на побережье Северного Уэльса электростанцию, которая будет использовать энергию водных потоков. «Она станет одной из первых в мире коммерческих электростанций данного типа», — говорит член совета директоров RWE Innogy Кевин Маккаллаф. Планируемая мощность этой электростанции — 10,5 МВт.

«В принципе, ее турбины функ­ционируют подобно подводным ветряным мельницам, которые приводит в действие не ветер, а морской поток», — поясняет собеседник. Впрочем, применить эту технологию можно не везде, а только там, где приливы и отливы создают достаточно быстрое движение водных потоков. Преимуществом данного источника энергии является то, что эти водные потоки предсказуемы в той же мере, в какой и приливы с отливами, их создающие. «И поэтому он более надежен по сравнению с энергией ветра или же морской волны», — утверждает Кевин Маккаллаф.

Несмотря на это, RWE Innogy намечает возведение у берегов Шотландии еще и волновой электростанции, использующей энергию морской волны. Если все пойдет по плану, то эта элект­ростанция мощностью 4 МВт будет построена уже в будущем году. Подобная установка способна обеспечить электричеством 1,5 тыс. домохозяйств.

В отличие от приливных электростанций принцип их действия основывается не на разнице в высоте между приливом и отливом, а на энергии движения морских волн. RWE намерен использовать здесь волнорез нового типа. «Заряженная энергией прибоя вода сначала попадает в расположенное ниже уровня моря отверстие, а затем снова возвращается в океан», — поясняет Кевин Маккаллаф. Таким образом, в движение приводится заключенный внутри многочисленных вертикально расположенных цилиндрических камер столб воды. В результате находящийся над водой воздух поочередно сжимается или всасывается, что и приводит турбину в движение.

Эта разработанная в Wavegen, дочерней компании Voith Siemens, технология используется и на волновой электростанции, которая сейчас строится для испан­ского энергоконцерна Ente Vasco de la Energia у атлантического побережья этой страны. «Кстати, там турбины интегрированы в портовые волнозащитные сооружения, и уже весной будущего года они обеспечат электроэнергией 250 домохозяйств», — рассказывает руководитель подразделения использования энергии моря в Voith Siemens Йохен Вайлепп.

По словам Йохена Барда из ISET, в настоящее время во всем мире ведутся работы более чем по 100 проектам, связанным с использованием энергии моря, примерно 10—15 из них уже находятся на пути к коммерческому внедрению. Сюда же можно отнести и прилагаемые немецким концерном E.ON усилия по созданию приливной электростанции. В данном случае речь идет о расположенных на морском дне турбинах, которые используют энергию водных потоков, возникающих в результате приливов и отливов. «Мощность планируемой концерном E.ON приливной электростанции составит до 8 МВт, что сделает ее одной из самых крупных приливных станций в мире. Она будет в состоянии обеспечить электроэнергией примерно 5 тыс. домохозяйств», — сообщила официальный представитель E.ON.

По мнению Йохена Барда, несмотря на то что современные технологии пока не в состоянии гарантировать выработку очень больших объемов электроэнергии, перспективы у них есть. «С их помощью Германия могла бы обеспечить от 3 до 5% своего нынешнего электропотребления, а Великобритания, протяженность побережья которой из расчета на душу населения больше, чем в ФРГ, — даже 20—25%». Благодаря благоприятной морской геологии потенциал Ирландии даже превышает по­требность этой страны в электроэнергии, считает собеседник.

Крис Левер (Handelsblatt)

ПЕРЕВОД АЛЕКСАНДРА ПОЛОЦКОГО

http://www.rbcdaily.ru/2008/08/07/tek/367702